Зашла к младшей сестре  – Иришке. Смотрю, она волосы обстригла коротко, «под  мальчика», и три зуба золотых вставила. На кухне у нее баба Зина управляется, которая месяц назад умерла.

– Ты что! – шепчу я. – Она же покойница.

– Зато пироги удаются на славу. Вот, возьми кусочек, попробуй, – предлагает  Ирка, а сама протягивает войлочную стельку.

       Я разобиделась, свистнула у нее из сумки паспорт потихоньку и смылась.

      Иду себе, иду, смотрю, в нашем парке парень на скамеечке сидит и плачет. Жалко стало. Села рядом, спрашиваю:

– Ты чего?

      Он отвечает:

– В армию не взяли.

– Вот глупый! Это же здорово! Радоваться надо. А если не секрет, почему? Ссышься, наверное?

– Нет, – отвечает, – у меня посерьезнее: две правые ноги и две левые руки. Вот, смотрите.

       Оглядела я его, и правда – руки левые, а ноги правые.

– И чего им не понравилось? Очень интересно, между прочим, смотрится.

       Парняга разнервничался, вскочил.

– Говорят, что когда маршировать будем, я команду «Левой! Левой!» выполнить не смогу. Даже писарем не взяли, сказали, что наклон не тот.

– Да, – решила я посочувствовать, – конечно, вот если бы у тебя по одной левой и по одной правой было, тогда бы,  наверняка,  забрили.

      Что тут с ним сделалось!

– Ну уж дудки! – кричит. – Не хочу одноногим или одноруким быть, лучше так, как есть!

      «Как угодно», – думаю и дальше направилась.

       Пригляделась. Точно! Возле магазина квас продают, встала в очередь.

– Два литра, – и паспорт Иринкин протягиваю.

       Продавец посмотрела на меня и говорит:

– С такой рожей квас не положен. Хошь, кишок отмерю, метров пять?

– Ладно, – соглашаюсь, – мерь.

       Приволокла я их домой, поставила вариться, сама встала у зеркала и, давай, гнид давить. Явился муж с работы, заявляет, что есть, мол, желает. Я бегом на кухню, к кастрюле. Крышку «Ап!», а оттуда кто-то маленький, черноглазенький выглядывает. Муж посмотрел и отчитал:

– Ну и дура ты у меня! Кто ж так готовит!? Глянь, как пригорело. Дай-ка, выкину.

       Взял кастрюлю и ахнул с балкона, и телевизор заодно.

       Слышим, сосед снизу кричит:

– Вы не могли бы электробритву выбросить, а то у меня усы отросли?

       Выглянули с балкона – действительно отросли. До пояса.

       Вечером муж спрашивает:

– Ты ребенка забрала?

       Я как побежала! Примчалась, а садик уж догорает, пожарные на углях картошку пекут.

– Мальчика, – спрашиваю, – не видели? В голубенькой рубашечке.

       Один из них подходит ко мне и сверток протягивает.

       Взяла, отошла в сторонку. Уголок одеяльца приподнимаю, а там котище рыжий урчит и молоко из блюдца потягивает.

        Вернулась домой сама не своя, реву, что мужу сказать не знаю. Собралась с силами, выдала новость.  А он:

– Тань, я ведь так с голода умру. Хоть глазунью пожарь.

 

                                            *  *  *

       Проснулась. Рядом муж – действительно есть просит. Встала, халат накинула и к сынишке. Спит Ванюшка крепко-крепко. Яйца вбила на сковороду, чай свежий заварила, сижу и думаю: «К чему такое привиделось?!».