«А «скорая» меня не довезла…»
- * * *
А «скорая» меня не довезла,
напрасно била об асфальт колёса.
В единый миг я стала
безголоса
среди руин и битого стекла.
Подумайте: молчать! А что осталось?!
Не видеть мир, не трогать и не слышать,
как бисер-дождь рассыпался
по крышам…
Опять не повезло — какая жалость.
«Нашивки шпал на полотне…»
- * * *
Нашивки шпал на полотне,
Драконов стаи ходят в рейсы.
Мелькают крыши, люди, кейсы
В багряно-золотом огне.
Сбежала в тающий закат
Из дома прочь да без оглядки.
Лишь поезда босые пятки
По рельсам весело стучат.
Пока вы снитесь по ночам,
Пока не меркнет впечатленье,
Отбросив всякое сомненье,
Я вновь на полдороги к вам.
Так, разрушая приговор,
Я обретаю неделимость.
Сердечная необходимость –
Идти на красный светофор.
Огонь решающий меня
Бросает вверх, вперёд без страха.
Он – взгляд буддийского монаха,
Он – кошка чёрная моя.
И без запинок и падений
По краю лезвия, без льгот.
Туда, где будущее ждёт.
Спешу в закат без сожалений.
«Содрав покрывало с небес напоказ…»
* * *
Содрав покрывало с небес напоказ,
мне рыжий осколок прицелился в глаз,
мигать заставляет и нос воротить
и даже в кленовую тень отступить.
Здесь воздух мешается с шумом листвы
на жёстко-бордюрном изломе канвы,
в асфальте подержанном врезан в бетон,
застывший в пластмассовых проймах окон,
к дороге прибит светофорным гвоздём,
как будто огромный цветной махаон.
Я вижу, как в яростном солнечном блике
вздохнул и проснулся квартал многоликий.
«Добрый тигр ушёл в тайгу…»
- * * *
Добрый тигр ушёл в тайгу,
съел медведя на лугу,
спинку о бревно чесал –
все деревья посшибал,
как за бабочкой погнался,
в красных маках затерялся.
В небе ласточка летит,
в поле тигра крепко спит,
разложил свои полоски
в тени от большой берёзки.
Ветерок в листве шумит.
Тихо, ветер, тигра спит!..
«Снежинки в фиолетовом пространстве…»
- * * *
Снежинки в фиолетовом пространстве
Кружатся в танце над моим окном.
И город в белом праздничном убранстве
Уснул глубоким, безмятежным сном.
Мы ждём чудес, порой не веря в сказки,
И ожидания всю жизнь полны,
Но каждый день меняя лицам маски,
Друг к другу остаёмся холодны.
Такими же холодными, как льдинки,
Что замерзают ночью на ветвях.
Кружатся в небе белые снежинки
И тают, оставаясь на щеках.
«Давно за полночь. Я ни строчки…»
- * * *
Давно за полночь. Я ни строчки
Не в состояньи написать.
Мне просто нечего сказать
И не над чем расставить точки.
Ноябрь, бряцающий льдом,
Наверно, не жалеет сада.
Куда в конце концов придём,
Узнать боюсь, но знаю – надо,
Чтоб подле пропасти стоять
Или идти сердечным зовом…
И чашу мне не расплескать
Ни мыслью, ни случайным словом.
«Скажи мне, мама, что живёшь…»
- * * *
Скажи мне, мама, что живёшь
На неизвестной мне планете,
Где, как у нас, бывает дождь
И так же нежно солнце светит.
Ответь мне, мама, где же ты?
И неужели нет спасенья
От этой чёрной пустоты,
Разлитой в прожитых мгновеньях.
Смотрю сквозь слёзы на звезду,
Что вышита в холсте небесном.
Позволь мне, я тебя найду
Среди друзей твоих чудесных.
Ах, только бы успеть пройти
Свой путь среди путей ненужных.
Мне память сможет осветить
Дорогу к маме в Крестик Южный.
«Тяжела моя давняя ноша…»
- * * *
Тяжела моя давняя ноша:
Соткан плащ из ушедших событий,
Что решают назавтра открытий
Вереницы – плохих и хороших.
Вышью горькой истории правду
На полях тёмно-синего шёлка
И уйду на рассвете просёлком
Жизнь искать, не страшны мне преграды.
Хмурым лесом пойду и пригорком,
По речным берегам и равнинам.
Пусть дорогой нелёгкой и длинной.
Буду помнить слова: «Сердце зорко».
«Луны приветливый овал…»
- * * *
Луны приветливый овал
Сквозь темноту лучи бросает,
Но до меня не долетает
Далёкой Веги сонатал.
Поют ветра сюиты зим,
Весной звенят в ручьях капели,
Но что бы нам они не пели,
Не слышен Веги клавесин.
Ночь упадёт в цветок зари,
Рождающей в прохладе утро.
Возможно, это даже мудро,
Что мы сегодня дикари.
«Вот здесь прибежище моё…»
- * * *
Вот здесь прибежище моё:
Старинный домик, два оконца.
Сквозь них проходит утром солнце…
Но это истое враньё!
Я след веду свой от калитки,
Но он исчезнет до заката…
А, впрочем, ничего не надо,
Шаги мои – одни ошибки.
Вечерний свет – от фонарей…
Я жду небесного посланца.
В сияньи или оборванцем…
Но лишь бы он пришёл скорей.
На мне печать от разрушенья,
И всё застыло в мёртвой точке.
Я знаю – это всё цветочки,
Нет для меня ни в чём спасенья.
Я пью разбавленный огонь,
Смотрю в чужие откровенья,
И мне не нужно вдохновенье,
Чтоб вовремя подать ладонь.
«Проснись, великий господин…»
- * * *
Проснись, великий господин!
Смотри – грядёт над миром буря,
Уже вулканы гневно курят
Над островами чёрный дым.
Уже сошли громады льда
На обречённые равнины,
И разлетелись исполины:
Мосты, заводы, города.
На розовеющем востоке
Сияет песня и звенит,
Она зовёт и говорит:
«Ещё не поздно, одинокий».
«Родится заря на Востоке…»
- * * *
Родится заря на Востоке,
Исчезнет туманная мгла.
Она победить не смогла,
Собой укрывая истоки.
Последняя туча сошла
С небесного синего свода.
Для всех засияла свобода
В лучах благодатных тепла.
Восстанет один из немногих
Убитых в бою королей,
Пройдя через сотни ролей,
Вернётся тернистой дорогой.
По травам весенним ступая,
Он снова пройдёт через строй.
«Да здравствует новый король!» —
Приветствуют жизнь глашатаи.
«Она близка и набирает силы…»
- * * *
Она близка и набирает силы,
Нещадно рушит семьи и дома.
Она копает свежие могилы,
Землёю засыпает их сама.
Имён ей много на планете дали.
Невежество моё прошу простить,
Одно я имя чётко знаю – Кали.
Его навряд ли можно позабыть.
Но как её вы там ни назовёте,
Страшна была в любые времена
В своей простой чудовищной работе,
Безжалостная женщина – Война.
«То не гром прогремел в небесах…»
- * * *
То не гром прогремел в небесах:
королю не по вкусу до боли,
что он значим не более соли…
Опрокинута снедь на столах.
На рассвете удар под ребро –
перебиты прозрачные крылья.
Прошипела вослед Гонерилья:
«Почернеет твоё серебро».
Прогоняли из города прочь,
для забавы бросали каменья.
И ни жалости нет, ни сомненья –
пропади неразумная дочь!
Пропади?! Отчего же – изволь.
Мне не больно и больше не страшно.
Равнодушно взирает король
На изгнанницу с Северной Башни.
Лишь на миг побелело лицо
Да безумная мысль удивила:
«Назвала напоследок отцом…
Неужели и вправду любила?..»
«Очарована осенью странница…»
- * * *
Очарована осенью странница,
перепутала тропы узорами,
но унижена чуждыми взорами,
да, похоже, уже не избранница.
Не сбылось, потерялось пророчество,
а хотелось всего лишь уютного,
и мечталось быть верной кому-то
обречённой прожить одиночество.
И душа замирает: не встретится…
Под июльские грозы так плачется.
В «Отче наш» недоступное прячется
и с надеждой последнею крестится.
«Снова Золушка в слезах…»
- * * *
Снова Золушка в слезах.
Нет конца печали.
Не танцует на балах
И на чай не звали.
Если б вспомнили о ней,
Все равно напрасно:
Не бывает вечных фей,
С принцем – тоже ясно.
Нет у бедной ни любви,
Ни родного крова.
Так что Золушка сидит
И ревёт коровой.
«Краешком слышала, видела…»
- * * *
Краешком слышала, видела
в солнечном свете, листве,
в чёрных глазах, синеве…
Чем-то, наверно, обидела.
Чертятся молнии, линии,
гром, пелена, горизонт,
лавочка, старенький зонт,
сорваны брошены синие…
Сердца изломаны клапаны.
Шелест. Слова. Тишина.
Кончена третья война.
Дверь навсегда опечатана.
«Мне всё казалось, вечность не придёт…»
- * * *
Мне всё казалось, вечность не придёт –
она блуждает в переулках света
по ниточке, с планеты на планету
опасный совершая переход.
Я думала, что, наконец, везёт,
что впереди умеренные годы.
Но, то ли под влияньем непогоды,
вдруг осознала: всё наоборот.
Что все слова невыжженных страниц
подобраны заботливой рукою,
а вечность за соседнею стеною
зовёт меня в примерочную лиц.
«Назначьте встречу мне на Патриарших…»
- * * *
Назначьте встречу мне на Патриарших,
в безумный день невиданного мая,
когда обшивку чёрных туч взрывая,
вода прольётся к мостовым, пропавшим
в свирепой пляске грозовых теней,
в слепящих бликах мечущихся линий,
исполнит фугу разъярённый ливень
на до смерти испуганном окне.
И в дикий час, когда другой дороги нет,
и мир проявится забытый и незримый,
навстречу выйдут те же пилигримы…
Знакомый профиль, чёрный силуэт…
«Осеннее утро разорвано в клочья…»
- * * *
«2 ноября 2007года в городе Тольятти взорвалось маршрутное такси, в котором основную массу пассажиров составляли студенты, которые ехали на занятия. За водительским сиденьем обнаружили подложенную взрывчатку…»
Осеннее утро разорвано в клочья,
ни тверди земной, ни небес…
Прости меня, мама… В моих
многоточьях
судьбы остановлен экспресс.
Поездки и встречи, прекрасные дали,
решенье недетских проблем…
Так резко и просто…Вы маме сказали,
что я ухожу?… насовсем?…
Потоками люди, и слёзы, и листья –
прощальный кленовый салют.
Так больно и просто, нелепо и быстро…
А розы несут и несут…
«Ты в далёком живёшь занебесье…»
- * * *
Ты в далёком живёшь занебесье.
Ни дойти, ни доехать – доплакать.
Не укажешь мне тайного знака,
даже если Христос и воскресе.
Красит солнце окрестности шири,
рассыпаются прахом надежды.
Оставляешь меня, как и прежде,
в перевёрнутом маленьком мире.
Появляешься раз в многолетье
очертаньем немых сновидений.
Пред Тобой преклоняю колени,
в запланетье готова лететь я.
«Серебряный север откроет ладонь…»
- * * *
Серебряный север откроет ладонь
и спрячет неверность
в серебряный снег, колыбельную – в сон,
а жест – в соразмерность.
И чай – по стаканам, и берег – к воде,
а к станции – поезд.
Я прячусь от вас в недоступном нигде.
Окончена повесть.
Разорваны письма, заброшен сюжет,
и линии стёрты.
Для вас в этот мир приглашения нет,
и взорваны порты.
Закрыты вокзалы, на трассах – запрет,
маршруток не будет.
И вас по прошествии множества лет
никто не осудит.
Согласно кивает заснеженный лес:
оправданы строчки.
Я ставлю на всём приготовленный крест
и жирную точку.
«Торопись, уважаемый зритель…»
- * * *
Торопись, уважаемый зритель:
я надену колпак и штиблеты.
Раздавая прохожим билеты,
зазываю на шоу – смотрите!
Я смешно балансирую в тучах
на подвешенном кем-то канате
без страховки, в гороховом платье,
ухватившись за солнечный лучик.
И справляюсь с нелёгкой задачей…
Добежать до привычного края…
Говорят, что блестяще играю.
Подойдите поближе: я плачу…
«Продлевается тёмная ночь…»
- * * *
Продлевается темная ночь,
И грустится, наверное, зря
Ностальгия, родная моя,
Мне стараешься что-то втолочь.
Смотришь мило и тихо грустишь,
И вздыхаешь, и просишь страстей,
Позабытых и новых гостей,
И весенней капелью стишишь.
Просыпается первый цветок
Там, где стаял израненный лед,
Там реки бесконечный исток,
И беспечно алеет восток…
«Нераспустившихся цветов…»
- * * *
Нераспустившихся цветов
Блуждают стайки с облаками
И смотрят сны, и плачут с нами,
Когда закрыта на засов.
Когда волшебные слова
Не воплотились и пропали,
Придавлены плитой печали,
И губит злобная молва.
Бессмертным вечным небесам
Доверю жизнь свою смиренно.
Пред ними преклоню колена –
Для сердца лекарский бальзам.
«Терпок осени вкус напоследок…»
- * * *
Терпок осени вкус напоследок,
Мёд застыл на деревьях усталых.
То оранжевым вспыхнет, то алым
И срывается медленно с веток.
Подала, улыбаясь, колдунья
Мне янтарного сладкого зелья,
Обещала любовь и веселье…
Обманула прекрасная лгунья.
Тяжело расставание с другом,
Бурю мы переждали в долине,
Он остаться решил, и отныне
Ни к чему ему меч и кольчуга.
Ничего не беру из поклажи.
По извилистым тропам петляю.
И когда мой привал, я не знаю,
Пусть дорогу мне сердце укажет.