Это был чудесный день, и облачком ничего не предвещавший…
Лишь дюжина шагов в сторону, и будничный уличный шум запутался совершенно в ярких сонмах кленовых листьев, распылился и бесследно растворился в золоте и покое индейского лета… а они, прямо по цепочке блестящих лужиц, как по волшебной стежке-дорожке, проложенной ночью захожим великаном, – попали в окружение красочно-деревянных великанов и гномов, ковбоев и индейцев, в сладковатый запах попкорна и липкие облака сладкой ваты, в детские несдержанные крики и в нарочитый надрыв соперничающих за детишек репродукторов – Парк Чудес!
Как же там русские величают сию пору: “золотая осень”, “бабье лето”? Мэтт пожалел, что забыл-таки новенькую камеру – стоило бы запечатлеть этот, в золотистом лиственном кокошнике, женственно-мягкий денек на века! Ах, был бы он режиссером (то есть немножко богом), – то вот что за сцену воплотил бы в жизнь: Джейн, горделиво-стройна, с пышными локонами, ярко выкрашенными солнцем и подвитыми на кончиках нежным ветерком – просто королева! – вскидывает руки к ближнему клену, и немедля целая стайка листьев срывается и скользит, толчась ревниво, прямо к ней. Нет-нет – дубль два: когда она простирает руки к трепещущей кроне, ее губы должны еще неслышно выражать некую мольбу или заговор. А визажисту надо бы расстараться, чтобы оттенок помады по-родному совпал с багряным отцветом каймы на спелых листах. Вот так!.. А что – вполне кинематографично (тут смайлик).
Увы, на деле Джейн давно (впору отмечать юбилей!) растратила былую нереальную стройность на всякие коврижки, хотя, окунувшись в сегодняшнюю радостность, этого совершенно не хотелось помнить. Ведь и сам Мэтт, увы, не стал режиссером-оскароносцем, а лишь преподавал (разжевывал в мякоть!) русскую литературу в городском колледже… Толстой, Бунин. Вот это, да! И если сынишка уже умчал, взметая из луж сияющие брызги, к маячащей сквозь кусты аляповатой карусели и гордо оседлал там славного солового жеребца “в яблочках” (почти всамделишного, осталось только кличку угадать!), а они-то все еще идут-бредут себе, нога за ногу, почитай старики, хотя и позлащенные осенним солнцем, то вот об этом надо писать. Хотя – Мэтт, прищурившись со счастливой слезой, поогляделся – ведь совершенно не за что зацепиться взглядом: все радостны одинаково! Он мог бы (ах, если бы только камера была с ним!) “закадрить” солнце с облачными разводами макияжа на негасимом лике или караваны муравьев, снующих по багровым прожилкам на опавших кленовых листах, но все это были бы лишь технические трюки и уловки – светофильтры, макросъемка… Он видел теперь, что главное – людскую безмятежность – ему толком не выразить ни через кино, ни словесно. Все возможные зарисовки – про детей ли, про взрослых ли – выходили совершенно равноценно безакцентными.
И все же, ему это понравилось: да, так и должно быть! Все и должны быть счастливы точно так банально, как он сейчас. И если бы он все же был Господь, то немедля запретил бы императивным декретом любые исключения из такого хорошего обычая. Ах, вот если бы был такой измеритель счастья, чтобы увериться, все ли вкругорядь счастливы одинаково!
……………………………………………………………………………………………………
– Мэтти! Мэтти! Смотри! – щебетала Джейн, настырно подергивая его за локоть. – Там новенькое что-то! Где все толпятся – вон за клумбой с гербом, вдали, видишь? Ну-у, пошли…
Ах, как навязчиво реалистичны иногда всякие мелочи: бестолковое вожение туфелькой по скрипучему песку, бранчливый шепоток электричества, сонно прячущегося в складках шелковой блузки, пронырливо-проникновенные пары чужого дыхания прямо в ухе! Мэтт, так бесцеремонно выдернутый из собственной идиллической дали, сердито выдернул руку:
– А где наш-то?
Ну что за блажь звать его этим, пусть нежным, но откровенно “постельным” именем на людях! Какая глупая стадная тяга к любым тусовкам и сборищам! И почему именно ему всегда выпадает следить за наследником! Что за…
– Да вон он, давно уже там, глупый! – Джейн, гортанно смеясь (ах, как безотказно это всегда его возбуждало!), вновь ухватила мужа под руку, опять окутала его всеми своими звуками и запахами – едва ощутимыми, только ему предназначенными! – и исподтишка щекотнула пальчиком подмышку. – Ну-у, пошли туда, Мэтти…
Мэтта сладко передернуло от щекотки (это тоже его заводило, о чем она распрекрасно ведала), он аж как-то несолидно прихихикнул и мирно позволил утянуть себя туда, где у загончика с жужжащими электромобилями мелькала красная футболка сына. Так он и шел за нею – полу… загипнотизированный, что ли, ее телом, которое она (пусть исподтишка!) только что вновь ему наобещала, – и опять был абсолютно доволен, и с радостным удивлением наслаждался вновь вспыхнувшими вокруг деталями всеобщего счастья. Ибо на все-все окрестности, чудесным образом, тоже пал розовый эротический флер. О, это действительно было забавно! Прямо сказать, анекдот…
Там, на центральной площадке парка, где еще в прошлый уик-энд стояли неровным полукругом лотки с пестрыми раскидаями, калейдоскопами и прочими заморскими “les mistrals gagnants”, где, презревая очередность, толклась вокруг ряженых продавцов радостная мелкотня, нынче был воздвигнут странный помост с двумя стеклянными кабинками. По мере приближения разгляделась (вся в розовых бутоньетках) престранная надпись на рекламном щите: “Термометр любви – проверьтесь ДО, голубчики!”. Под этим призывом, пылая всей страстью ярких красок, весьма натурально целовалась взасос парочка модно “прикинутых” недорослей (разнополых, слава богу!) – художник явно был свой парень реалист. Действо сие имело место быть на фоне городской мэрии: часы на башенке многозначительно показывали без пяти полдень, чугунные двойные двери уже приоткрывались и разнаряженные гости нетерпеливо и конфузливо косились в сторону тискающейся пары. Во-вторых, разгляделся и собственно термометр – без каких-то внятных цифр возле рисок, зато с “прикольными”, небось рассчитанными на аудиторию из сплошных “голубчиков”, подписями. Ах, да то и были не подписи, а подколотые сбоку бумажные листочки – вроде тех записочек с детскими наивными желаниями, что вешают на рождественские елки: “Че-то жгется!”, “Во кузяво!” и “Wow! Super!”. Люди в скопившейся очереди, всё в основном взрослые пары, веселились, похоже, от души и подтрунивали над соседями… Обычные балаганные шуточки!
– Странно! – съехидничал и Мэтт, легко влаживаясь в общий настрой. – Все вроде половозрелые, стыжусь даже предположить, чем они там меряются! – Ах, вот что всегда влекло его в актерском ремесле – импровизация! Все-таки как ежедневное общение с острыми на язык студентами отточило его интонации! Реприза удалась на славу: не просто пустая пошлость, а самоснисходительность и самопревосходство в одном флаконе!
– Фу-у! – деланно наморщилась Джейн. – Это не смешно и “не кузяво”! Подумать только, на что “виги” тратят НДС! – И тут же игриво подмигнула, как искоркой прошибла! Прекрасная партнерша!
– Думаешь, это “Центр семейных ценностей” так осваивает бюджет? – хихикнул и Мэтт, не очень даже вдумываясь, что говорит, но торопясь, пока она одобряет это шаловливое настроение. – Ну нет, тогда бы это было в рекламе, причем, клянусь, аршинными буквами!.. Нет уж, – окончательно войдя в роль, он упрямо потянул ближе и ближе к эстраде зардевшуюся женку, – давай-давай, без “отмазок”! Ты хотела – ты и получи! Вот и проверим, правду ли ты мне ночью ворковала!
– Да ну отстань! – шипела Джейн и краснела все ярче и как бы беспомощнее, краска убегала даже под блузку (ей-ей, как девочка! как же давно это было!). – Это же для малолеток! – Но по ее непротивлению ясно было, что подростковая реклама завела ее до неприличия, что ей именно приятно поиграть в малолетку, к которой настойчиво привязались, и… черт, может… дать? Все подружки давно дают – будет хоть не стыдно перед ними!
– А! Какие наши годы! – развеселился Мэтт. Притянул ее к себе, облапал у толпы на виду, долго тоже целовал взасос… – Дженни, ну расслабься! Смотри, сколько вышло желающих!.. – Ах, да она давно расслабилась, податливо глядя глаза в глаза, теперь она точно его! А секрет длинной очереди разъяснился просто: организаторы социального эксперимента, не довольствуясь убогой “целевой” рекламой, бросали в толпу уже совсем грубую наживку:
– Все желающие! И стар, и млад! И натуралы, и даже нет! Супер-чемпионат любви – только сегодня! Испытайте себя! Супер-приз – новейший настенный телевизор! Все режимы! Widescreen для мелодрам и anamorphic для эротики! Все интерактивные функции: PIP и даже некоторые Интернет-порталы! Чемпион определится сего-о-одня!!!
– Что он молотит!? Что за интерактивные PEEP порталы!? – вслух изумился Мэтт, все еще ведший себя, правду сказать, как “авторитетный” петух на курятнике, только что всласть потоптавший перед всеми самую белую курочку. Но актеришка с мегафоном (вполне балаганно-шарлатанный типаж: черный цилиндр, седые баки и румянец на щеках) тут же вполне адекватно поцыкал зубом, подмигнул не по чину задорно и продолжил “раскачивать” толпу… И вот Джейн уже неистово, настойчиво и совершенно бесстыдно задергала благоверного за рукав:
– Мэтти! Мэтти! Смотри, миленький, это правда! – она чуть не подпрыгивала, словно вовсю работая маленькими невидимыми крылышками, силясь воспарить над мешающими смотреть “кочанами”. – Точно как я мечтала! – она все подпрыгивала и подпрыгивала, с риском переломать каблучки-шпильки. Ведь там, куда как заведенный Ванька-Встанька кивал и кивал зазывала (цилиндр его при этом смешно поерзывал, словно смущаясь обмана… а не скрывал ли он банальную лысину?), там и впрямь к неказистой дощатой стеночке пришпилен был некий чудовизор, техника “послезавтрашнего дня”. Теперь и у Мэтта на секундочку загорелись глаза: он и впрямь узнал ровно ту модель, о которой они с Джейн давеча читали за чаем. Как обычно – в брошюре, выуженной из почтового ящика. “Фишка” была в том, что пресловутый PIP (“кадр в кадре”) стало возможно программировать на ходу: не просто отслеживать закончилась ли реклама, а, скажем, в футбольном матче стоит лишь выделить “десятку” – и магический ящик тут же отзывчиво покажет твоего любимца крупным планом!.. Увы – приходилось огорчить Дженни:
– Ах, малышка… – Мэтт даже сочувственно приобнял женушку. Поневоле хотелось поквохтать сочувственно и бестолково (самая правильная и полезная реакция в подобной ситуации!) – конечно, хоть и бесстыдно так явно выпрашивать дорогие подарки, но разве его цыпочка их не заслужила!? Но, конечно, она сама знала прекрасно, что вдруг разгоревшееся желание нерационально, ведь уже набегалась тем вечером с рулеткой, вымеряя дюймы между книжным шкафом и шифоньером – нет, не влез бы!
– Ну, Мэтти! Ну давай хоть попробуем! У нас же генетические анализы просто тип-топ! Они тогда сказали – идеальная совместимость! Мы будем лучше всех, я знаю! Пли-и-из! – положительно, красавица Джейн окончательно сдалась ему и превратилась в его красотку Дженни! Опять шаловливо щекотнула и игриво скользнула щекой по его плечу, уже совершенно откровенно. И прилюдно, и по собственной инициативе! Что за сладкая умница и безумница! Ах, и как тут отказать!.. Ему вдруг страсть как захотелось пообщаться с этой необузданной чертовкой накоротке и выставить еще парочку условий ее безоговорочной капитуляции! Ах, оставить бы Лео на автодроме до конца дня или даже дней под присмотром скаутов, а самим…
– Действительно, затихариться бы сладко в какой-нибудь кабинке на двоих. Только, чур, не на Колесе Всеобщего Обозрения!.. Ты ведь это имела в виду? – притворился он дурачком. И, крепко-накрепко обняв ее левой рукой (что доказывало, что он вовсе не дурачок, ибо “лучшую” свою руку оставил свободной намеренно), влюбленно глядя ей в глаза, правой с упоением пощипывал ее возбужденный сосок под смущенно шелестящей (электричество!) блузкой.
– Мэтью! Я краснею… – да она и впрямь порозовела, причем вовсе не от смущения, не от одобрительных смешков соседей по толпе, а от невольно привидевшейся (небось, уже в новом чудовизоре!) живописной картины с нею самою в главной женской роли! И шейку-то так вытянула, как всегда делала при просмотре фильмов анаморфного содержания (тут смайлик)… И тут она так ущипнула его в ответ и состроила ему такие глазки, что все золото этой осени он готов был бы тотчас самолично собрать с деревьев (исцарапав, как водится у мальчишек, все руки и хорошо, если брюки уцелеют!) и вручить ей на совершенно безответственное хранение. – Ну пошли, пошли…
Сидр местного разлива – надо же догадаться окрестить свое пойло этим благородным словом! – был на редкость гадким: и кислил, и жег желудок… но дело свое делал. Понемногу жизнь становилась краше…
А что еще ему оставалось делать!? Джейн, с глазами на мокром месте, и Лео, с глазами горящими как мультяшные звезды (наконец-то позволили!), отбыли на какую-то “крутую” карусель, где одному никак нельзя. Что-то, где все крутится-вертится во всех направлениях сразу, и где Лео будет взвизгивать от счастья невесомости, а Джейн… хорошо, если ее не протошнит. “Кто-то же должен заниматься этим ребенком!” – бросила она через плечо, а ведь только что сама категорически забраковала “Русские Горки”, куда обоим мужчинам действительно до смерти хотелось сходить!
Разрази ее гром в этот солнечный денек! Мэтт, морщась, сделал еще глоток… Дело, конечно, было в чертовом “термометре любви”, недотянувшим у них даже до пристойного “Че-то жгется!”. Дженни, регулярно внушавшая ему по ночам совсем другое (пусть лишь отвечая на его же нескромности!), была почти шокирована. На щеках запунцовели неровные пятна, будто ее милые коллеги по работе (которым ради него вечно отказывала) все как один добились бы с нею лучшего результата на данном лохотроне! Или – вот! – как будто именно он, Мэтт, проявил в этом деле полную мужскую несостоятельность! Не мог он что ли хотя бы притвориться – из-за него, амебоподобной тли (Мэтт-студент не настолько зубрил латынь, – даже ради Вергилия, Овидия и иже с ними! – чтобы сейчас на 100% понять ее беглую аттестацию его особи, но “бесполое, склонное к самоудовлетворению” – это-то он расшифровал)… в общем, из-за него теперь и Приз безнадежно упущен! В собственной великой любви Джейн, похоже, не сомневалась, и, по случаю, щедро осыпала его вечным списком девичьих претензий: разве не в него она влюбилась еще маленькой девочкой? разве не ради него она бросила театральную студию? и всерьез занялась по его указке этими букашонками? и родила ему вот этого чудо-ребенка, потеряв всю фигуру, как раз когда ей опять предлагали наизаманчивую карьеру? Ах, могла бы быть на месте Мелины – не Меркури, а той… ну, другой гречанки! Хотя – все равно ты сериалы не смотришь!.. И теперь ей, связанной обетом, остается только вечно сдерживать горькие женские слезы под набухшими веками!.. Гребаный Приз!
Так или иначе, а Мэтт неожиданно остался один на чужом празднике – так что ему, по вашему, оставалось? Чтобы успокоиться, он и взял еще пинту, и, устроившись за грязноватым столиком, в компании явно хмельных мух (Musca domestica), брачующихся прямо в пенных зеленоватых лужицах, откуда только что налакались, принялся приводить молчаливой кружке обстоятельные контраргументы… А в кого тебе еще было влюбляться, если среди окрестных парней ты уже тогда слыла распротивной задавакой? Конечно, ты была очень умненькой, и у тебя в шкафчике стояло полное издание иллюстрированной “Энциклопедии Насекомых”, но ты же не давала нам мусолить ее нашими “грязными лапами”? И разве не один только Мэтти был готов за просто так – за просто так! – копать для тебя этих вонючих навозных жуков (Aphodius fimetarius), изображение которых ты только издали ему показала? О, конечно, когда этот нахал Мэтти принес тебе в спичечном коробке живого жука-оленя и потребовал поцелуй – вот тогда ты влюбилась, да! А что до театральной студии – этой оранжереи нимфеток, супер-пупер кузницы порнодив на шпильках! – вот, кстати, откуда ноги всей твоей эротики растут! – разве ты сама не сочла себя слегка шокированной, когда мэтр режиссер попытался… гм, лишить тебя твоей девичьей застенчивости? Даже не предложив взамен хоть блестящую бронзовку (Cetonia aurata или Netocia speciosa или Potosia cuprea – любая сгодилась бы!). Ха-ха-ха-ха! Дурачина не знал, что стоило ему назначить свидание в Биологическом Музее, и там, у витрины с роскошными заморскими павлиноглазками (Attacus atlas – какие усики для чутья феромонов!), он мог бы рассчитывать на гораздо большее! И какую другую карьеру – зная твою страсть к отрыванию крылышек у всего живого! – можно было бы тебе присоветовать? Там теперь ты ценный ассистент профессора (слава богу, почетного седого импо…) и вволю можешь третировать наглоглазых лаборантов (Homo sapiens)! А что до Лео – дорогая! – а не был ли то, признайся, просто биологический эксперимент на себе – с целью уточнения сопутствующих процессов в женском организме? Оба мы помним, сколько лишних исследований было проведено и сколь тщательно протоколировались их совершенно здоровые результаты!..
Э-эх! Словом, in sicer veritas! Ну и бормотуха!..
……………………………………………………………………………………………………
Гребаный Приз!.. Припечатав кружкой зазевавшуюся муху, Мэтт бодро вскочил, чувствуя себя на редкость здоровым – на редкость здоровым самцом, если хотите! – и целенаправленно зашагал обратно к “термометру”. Да к черту, что скрывать! Он и сам был задет и заведен, и охотно посмотрел бы в глаза любовников-чемпионов: правда ли, что “любовников счастливых узнают по их глазам”? Очень интересно с научной точки зрения… является ли их союз менее зыблемым, чем союз цилиндра с абсолютной лысиной? Клобукастого цилиндра! Ха-ха!
– Дамы и господа! – все еще бодро вещал “бакенбардный” зазывала, но уже с хрипотцой и поминутно отпивая из абсолютно современного пластикового стакана с колой. – Пока у нас нет победителя, а неумолимое время движется к закрытию! Дерзайте! Пробуйтесь! Пробуйтесь все со всеми! Мужчины – будьте настоящими мужиками! Не колебайтесь и не ломайтесь! Будьте джентльменами – приглашайте наших робких дам! Покажите мне “Wow! Super!” – и сей супервизор ваш!
“Боже правый! – Мэтт не мог сдержать ехидного сарказма (как всегда бывало, когда ему доводилось наблюдать “психологию толпы” в действии). – Еще немного, и он организует тут свингер-клуб”. Хотя… Дженни может дуться сколько хочет, а он-то пришел в парк развлекаться! Самый час возглавить безобразие!
– Дружище! – протолкавшись к помосту, он панибратски подергал бедолагу в цилиндре за фалды фрака. Тут-то стало отчетливо видно, что и румянец у зазывалы рисованный, и “породоносные” баки – накладные, а цилиндр из папье-маше (тут Мэтт болезненно поморщился) держится на изрядном количестве заколок. Что за ересь?! “Хоть и не лысый, а все же жулик! – Мэтт буквально корчился от внутреннего смеха. – Какого черта этот актеришка-гей обращается к нам как к настоящим мужикам?”.
– Коллега! – это нахальное “коллега” пришло Мэтту в голову только что (вообще-то, он чуть не обратился к незнакомцу “Коллега жулик!”, но вовремя вспомнил об окружающих недотепах, все еще доверчиво мнущихся в очереди). – Позвольте представиться: Мэтт Дженкинс из городского колледжа. Сказать по правде, так вам никогда не добиться статистически достоверной выборки!
– А? Что? – немного ошеломленно обернулся тот, и Мэтт с упоением и убедительностью (не раз отмечено в литературе – блестящим лекторам в состоянии легкого подпития присущ особый апломб!) принялся ковать золото из меди:
– Видите ли, вам же надо получить качественный срез, по всем социальным группам, правильно? Но сейчас вашими призывами вы провоцируете только самых (“Как же они там в социологии называются?” – запнулся он)… пассионарных, понимаете? А многие всегда предпочтут быть пассивны (“Надеюсь, он не воспримет это как личное оскорбление!” – снова прыснул Мэтт про себя). Эти лузеры никогда не отважатся пригласить прекрасную незнакомку поучаствовать в вашем э-э… несколько беспутном эксперименте! Понимаете?.. Но Вы же тут маленький бог! И в вашей власти дать вашим подопечным отпущение этого маленького грешка фривольности, а им больше и не надо! Действуйте как сутенер! Лишите их этого стыда сознательного “съема” приличной женщины, с которой они подсознательно (ой-ей-ей как!) хотели бы побаловаться. Перетасуйте их как колоду и пусть “deus ex machina” решает, какой валет кроет какую даму!..
Надо было воздать этому перцу-голубчику должное – хваткий черт! – и вот над площадкой вновь разнесся его вдохновенный, да еще усиленный мегафоном голос:
– Дамы и господа! Призовая игра! Прошу всех желающих получить у меня номерки. Это не просто номерки – поскольку большинство из вас уже участвовало в нашем замечательном тесте, теперь компьютер, проанализировав ваши энцефалограммы, попробует сам подобрать вам идеального партнера! Смелее! Приз будет разыгран сего-о-одня!!!
“Что он несет, шельмец!” – восхитился Мэтт, с удивлением обнаруживая в своей руке еще один – теперь бумажный – стаканчик с зеленой шипучкой. Вкус и был немного картонный, ну да ладно! В толпе при упоминании таинственных “энцефалограмм” тоже раздались одобрительные смешки – смешки людей, которые признают, что их дурачат, но дурачат весело. А разве не за этим они все собрались сегодня в Парке Чудес? Тем более, что с “энцефалограммами” или нет, но “Приз будет разыгран сего-о-одня!!!”. Мэтт и сам одобрительно усмехнулся и даже огляделся в поисках Дженни – она бы точно не удержалась и потребовала циферку из первых! Черт, ну и где ее носит, когда не надо? Пришлось брать номерок самому – только ради того, конечно, чтобы Джейн потом не куксилась, надув губки, что он и самый распоследний шанс упустил!
……………………………………………………………………………………………………
Аттракционист, видимо, решил идти до конца, а, может, просто сам вошел в азарт, без передышки выкрикивая номер за номером, – как совершенный оглашенный. Половина публики, махнув рукой, уже разошлась, зато к некоторым подтянулись друзья и родные и теперь шумно болели за своих. Обстановка царила раскованная, но удивительно дружеская: “Зацелуй ее сначала! Полапай!” – кричала смазливая девчонка своему парню, шедшему “меряться любовью” cо строго одетой “office-woman” в летах, и это абсолютно никого не шокировало… “Боже, – Мэтт, прихлебнув из стаканчика, аж пособолезновал. – Ну и импо народились!”. У девчонки-то той были до того на диво изящные рученьки с каким-то модным (толком было не углядеть, далеко!) “объемным” маникюром на розовых ноготках, – что лично Мэтту одних тактильных ощущений с избытком хватило бы выдать с ней “Wow!” три раза. И больше никого не надо! Но Джейн и Лео уже давно крутились рядом… Джейн, лишенная невинной радости быть обжатой каким-нибудь молодым жеребчиком на глазах у мужа, разрывалась теперь между ревнивой слежкой за Мэттом (он, понятно, на ее глазах и не думал озоровать, даже наоборот – охотно пустился комментировать все прыщи следующей претендентки) и жгучим желанием Приза, – так что казалось минутами, сейчас сама выкрикнет Мэтту: “Затискай же ее, затискай их всех, что ж ты еле телишься!”. К тому же, ее постоянно донимал совершенно ошалевший Лео, таская и таская за собой на автодром, – сколько кругов, интересно, он нынче накатал, сколько выиграл заездов? Всяко – эти счастливые выходные он запомнит надолго, то-то будет россказней в садике! Кто-кто – а Лео свой сегодняшний Приз уже получил!..
Возбуждение овладело всеми, эмоции кипели, все уже были друг в друга безоглядно влюблены, результаты лидеров потихоньку подрастали, заветный “Wow! Super!” уже не казался невозможным. Развязка же произошла самая неожиданная…
Позвали Мэтта и еще какой-то номер – он даже не уследил. Под возглас Лео “Давай, папа!”, очень одобрительно встреченный участниками, и под шик опять запунцовевшей Дженни, он – уже как на работу – поднялся в “мужскую” кабинку. На нынешнюю партнершу свою он толком даже не смотрел – все оборачиваясь: как там, не шпыняет ли Дженни его отважного отпрыска за излишнюю солидарность с отцом? И еще – сквозь разнобой репродукторов ветерок вдруг донес вечное “La chanson des vieux amants”… Брель? или современный кто-то?.. и он машинально принялся подпевать, сам легко вспоминая мелодию (а ведь не слышал чертову дюжину лет!) там, где ветер уносил ее ноты прочь; да-да – даже в тетрадку тогда записал слова, когда учил французский. Из-за этого ли все стряслось? Но только изумленный гул толпы и странный стеклянный шелест вернули его к месту действия: как при телеповторе, стекла обеих кабинок (значит парень не врал? что-то эти стеклышки действительно измерили?) медленно распадались, лениво падали на дощатый настил помоста, открывая взору осиротевший “термометр”, бегунок которого, сорвавшись с полоза, тоже медленно, лениво улетал ввысь, куда-то в недостижимые для смертных райские кущи. Кажется, выглядел Мэтт при этом довольно-таки дурацки: рот, во всяком случае, точно был слабоумно приоткрыт. Но и безвестная партнерша была ошеломлена не меньше, потому что когда он опомнился оглянуться, с кем же его свела судьба, то увидел лишь спину пальто. “Какая-то коротышка!” – растерянно пробормотал Мэтт. Вот и все, что он смог промямлить в этот миг.
