marat. крик

Крик – Почему так долго не открывал? Я руки в кровь разбил, дубася по двери – впору мертвому проснуться. Прочь с дороги. Да ты в своем уме? Руки по швам, смирно! – и застыл с разинутым ртом – за спиной сержанта из-под груды ватников в кабине машины выскользнула маленькая стопа. – В нужнике сгною, в штрафбат мерзавца! – вытирая пот со лба, пятился из гаража. «Кто? В гарнизоне пять женщин. Вот с Тоней посмеемся – детектив какой-то». – Как дежурство, Мариша? Соедини-ка с поварихой – чем удивит на ужин. И бегом к офицерскому дому. Покружил по кухне, потрогал острие ножа. Щелкнул замок входной двери. Взвыв, полоснул по запястью – и сразу полегчало, черная боль вытекала струею. – Не стягивай сильно, ты же испачкаешься. – Тоня, родная, наконец-то. Демобилизовался, вчистую. Не посмели суки, я про них такое знаю. Почему плачешь? Как ты могла обо мне так подумать, сдал я билет, а завтра заберешь сынишку и вместе. К черту вещи, у меня такой дом – своего барахла невпроворот. Да, старик строг, тот еще старик, может и посохом приласкать – вот уже испугалась, шучу я – поворчит, конечно, но самую малость, для вида, но справедлив старик – присмотрится и поймет, что лучше тебя не сыскать на этом свете. А какую свадьбу закатим! – Славный мой мальчик, с первого взгляда угадала в тебе ангельскую чистоту и не ошиблась. Обязательно приеду, как можно от счастья своего отказаться, не создана я для подвига, жизни кочевой – мне бы клочок земли, где сад разбить, очаг с постоянной тягой. На крыльях прилечу, на крыльях любви, но не завтра, скоро, невозможно его в таком состоянии оставить. Горячий ты какой, ненасытный. Не хочу впопыхах, скрытно. Так море рядом, пойди охладись. И представил, море – зев разверстый; Тоня, бросающаяся в волны – Андромеда, а сам – Персей, обязанный вырвать ее у чудовища. И кричали громко, боролись, не замечая изумленных лиц, и были правы, ибо имеет молодость такую прерогативу – не замечать других. – Женщина с ребенком, старше на несколько лет – Аллах, за какие погрешения? Ведь не воровали, не убивали, все собственным горбом. Или правда, больше всего страданий насылает Аллах на того, кого любит. – Нет, не любовь к сыну сделала вас слепыми. Любовь проницательна, всепрощающа. Если бы любили сына, как говорите, то восстали вместе с ним против мира, стены разрушили – ветхие сии стены, пальцем возможно проткнуть. – Скатертью дорога! Нет тебе родительского благословения. – Алик возмужал, красавчик, дай расцелую. К чему церемонии, близкий сосед лучше дальнего брата, милости просим прямо к столу, слава богу – всего понемногу. – Да какой же это дичок? яблочко наливное, совсем невеста. – О подобных глупостях и думать пусть не смеет, вот через три года окончит медтехникум, с дипломом, а там. Разве я не прав, Алик? Автомобильный институт – молодец, Алик. Только не на дневное, заочное, потому что днем определим тебя водителем в Совмин. Не надо меня благодарить – не чужие. Арзу, доченька, принеси всем сладкий чай. Весело и согласно звенькают о грушевидные стаканчики серебряные ложки. Небеса присоединились к свадьбе или свою праздновали – ловко подброшенная вверх фата струится мягким светом, драгоценными капельками повисли звезды, лунный барабан ходит по кругу, раздувают щеки зурначи, опрокидываются винные кубки, и гаснут, шипя, свечи. И нагая богиня с маленькими, как гранат, грудками – каждый раз новая и неузнаваемая – явилась из пены морской. – Аида ханум, Ульви Эюбович прислал баллоны с родниковой водой. В дом занести? – Алик, почему прячешься? как не позвоню в гараж – в отъезде. Полюбуйся на эти хищные коготки – не вырваться. Послушай, что ты о себе возомнил – да я тебя в порошок сотру. Скажу Ульви, что ты пытался меня изнасиловать или кольцо золотое украл. Ну вот, так лучше. Ступай в душевую. Женщина, пахнущая солью, как море; глубокая, как море, и чувствовать себя ребенком в объятии волны. – Не так сильно, синяки останутся. Хорошо-то как, час секса заменяет тренажер. Ульви, да все в порядке, уже уехал, я потом перезвоню, и я люблю. – Автобаза междугородних централизованных перевозок объединения Азмежавтотрансэкспедиция – с непривычки сразу не выговорить. Но не это главное. Что такое рефрижератор? Нет, я не как в учебнике спрашиваю. Оставим в стороне судно, вагон, нас в данном случае интересует автомобиль, много автомобилей, снабженных холодильными установками. Положение, сам знаешь, аховое – война, блокада. А рефрижератор – это все, золотоносная жила, деньги, как у фокусника, из воздуха. Но не наглеть, умей с ними легко расставаться. Верю, что не ошибся. Спасибо Аиде, напомнила твою кандидатуру. С деньгами легко расставался. И по мелочам – похороны ли, строительный материал привезти, детишек из школы на экскурсию – без транспорта никак не обойтись – не отказывал. А потому на любом меджлисе почетное место – возле муллы и хозяина. – Из деревни мы, никого здесь не знаем. Сказали, если Алиага не поможет, никто не поможет. Даже не знаю, как начать. Бес попутал, выдали дочь за наркомана. А тот, чтобы позор бессилия своего скрыть, пытался лишить ее девственности ножкой свадебной куклы. В одном нижнем белье сбежала бедная девочка. Прошу вас, господин, взять ее на работу. Закуток в общежитии. В деревне теперь ей невозможно. Двухкомнатную квартиру мебелью, хрусталем обставил. С именем таким и работать? Зухра – планета любви, на древних персидских миниатюрах изображается в виде пляшущей женщины, украшенной браслетами и бьющей в бубен. Душа, разорвав рубаху тела, жаждет приобщиться твоей невинности. И вывел ее из круга неистово пляшущих. – Арзу, нельзя в твоем положении. – Не хочу больше землю утруждать, двоих младенцев уже похоронили. Вытравим плод, пока не поздно. – Заткнись, греховодница. Человек, не видящий сновидений, утратил связь со своей душой. Душа во сне проникает в сферы недоступного и выносит при пробуждении пророчества. Приснилось мне – выживет наш мальчик. – Шесть лет Курбану. Грудью моей вскормленный, но не воспринимаю частицей своей, богу принадлежит душа его. – Ас-саламу-аллейкум ве рехметуллахи ве берекатуху! – И преклонили колени перед шейхом – конец чалмы выпущен на правое плечо – в хырке – плаще из лоскутков с широкими рукавами. – Не надо ничего говорить. Сердце его – чистое зеркало, и если замутилось желанием, то это отражение желания другого. Обязуюсь обучить мальчика шариату и арабской грамматике. Но даже прошедший искус ариф вправе ли утверждать, что он человек совершенный? Ибо признался пророк: «Сердце мое покрывается ржавчиной, и по семидесяти раз в день я каюсь перед господом моим»! – Что ты, Зухра, с собственной квартирой в два счета жениха найдешь. – Терпи, сынок, учись, когда-нибудь спасешь своего грешного отца, поручившись перед Аллахом. И не хватало мужества приподнять его наголо остриженную голову и заглянуть в большие печальные глаза. И родилась дочь – ликом подобная Луне – Диана. Заблудился в узком лабиринте Крепости. – Вы кого-нибудь ищите? – холсты сушит, краской перепачканная. – Эй, здесь я, на крыше. Смешной, застыл, как вкопанный. – Тебя, – и голос свой не узнал. – Возможно ли с луной запанибрата? – Думать не смей, пока не закончишь художественное. Разве враг я собственной дочери; дискотеки, платьица, побрякушки – запрета не ведала, пока жив отец – наслаждайся молодостью, дыши свободой. – От времени любовь не киснет, к разуму прислушаться – да разве остался разум у влюбленного? Любовью томима, стала прозрачнее дыма, невесомее тени – и травы не гнутся под ногами. Какой я веры? – спросите меня. Огнепоклонница – очи льнут к огневым глазам любимого, но попробуй, окажись возле Солнца – воском растает жизнь; запри, запрети – все равно гибель со всех сторон: живая – плачу, от слез в глазу пророс ячмень, а умру – мой прах заплачет. Дочь – отрезанный ломоть, как серп луны; уйдя в чужую семью, сменит родовую фамилию, и ее свет – холодный – не согреет в старости. Если, конечно, дотянешь до старости. Странно, никогда не болея, пожаловаться на слабость в ногах – опухоль мозга и направление на операцию в течение пяти дней. Как вы знали покойного? Хорошо. Добром ли помяните? Добром. Жил не лучше, но и не хуже многих и не нуждается в их лицемерном прощении. Последнее своеволие – пять дней не двинуться с места. Только перед самим собой ответит. А вот как раз в самом себе и нет покоя. И глядя из окна, всюду видеть приметы несостоявшейся жизни: мальчик катит обруч, девушка опаздывает на свидание, свадьба перебегает дорогу похоронной процессии, жертвенная кровь стекает в канализацию, мусорки цветут, голуби целуются, нищенка поет оперным голосом. Как же раньше не замечал хода времени. Крепко схватить жизнь за руку, развернуть к себе лицом и больше не отпускать. А ведь в молодости она сама терпеливо ждала на перекрестках, окликала по имени, а он, гордец, проходил мимо, снисходительно фыркая. Мир не создан один раз и навсегда, а заново творится каждый миг. Вечность реализуется в беспрерывной череде мгновений, подобно тому, как искорки рождают пламя. И потрясенный мужеством людей, находящих в себе силы жить, заплакал. И вынырнув из мутного сна, вынести белую жемчужину. Как же мог забыть скорчившееся в судороге детское тельце между двумя стихиями – морем и небом; крик, от которого саднит в горле и выворачивает внутренности? Вот суть, разгадка – не лучше ли было ему тогда утонуть, не выдав страха. Неужели такой бывает плата за единственный крик, услышанный Богом?! Взгляд также повержен земному притяжению, но, запуская голубей, мы вслед за ними поднимаем голову к небу. И взявшись за руки, бегут они с Тоней по камушкам пляжа. Солнце шумит, и сверкает море, и волосы треплются по ветру. Таким он мечтал быть в жизни. И таким ему стать не довелось. 9 июня 2002

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.