В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
(А.Блок)
Теплый летний вечер. Пряный, одурманивающий запах трав. Солнечный диск давно скрылся за горизонтом. Сумерки с каждой минутой все более сгущались. А друзья и не думали расходиться. Шумная и громкая компания сидела в летнем кафе под открытым воздухом и наслаждалась дарами молодости. Они пили, курили, смеялись, шептались, кричали. Для них вечер только начался.
Работники кафе недовольно поглядывали на балагуров, в любую минуту ожидая от них аморальных поступков. Но пока никто не начал в пьяном угаре танцевать на столе, заниматься сексом прилюдно, прожигатели жизни просто веселились.
От тротуара, по которому ходили редкие в этот час прохожие, их отделяла всего лишь невысокая бамбуковая стена. И балагуры пользовались этим, как могли – кричали что-то симпатичным девушкам, кидали банановую кожуру под ноги пешеходам, спрашивали у всех, сколько времени. Их издевательства плавно перенеслись на сгорбленного дворника, который собирал мусор в мешок.
– Эй, горбунок! Сколько времени не подскажешь?
– Самое время вам заткнуться, господа.
«Горбунок» выпрямился и все замолчали. Это был старец преклонных лет с аккуратной седой бородкой, одетый в обноски. От него отвратительно воняло водкой. И в то же время было что-то в его глазах такое, отчего компания резко замолчала. В воздухе повисла тишина. Друзья смотрели на дворника. Он смотрел на них. Оглядев компанию, он произнес:
– Никогда не обижайте Богом обиженных… – и развернулся, чтобы уйти.
– Старик, постой! Не ты ли тот самый бездомный, который читает прохожим стихи и сам их сочиняет?
– Да, я самый, – он улыбнулся складками губ, глаза его просветлели.
Говоривший немного помедлил в нерешительности, и все же закончил свою мысль:
– Прочитай нам что-нибудь!
– Хорошо, только угостите меня водкой.
В миг заказали 100 грамм водки. Старик с жадностью осушил ее. Он пошатнулся, раскраснелся, открыл зажмуренные глаза, поставил стопку на стол и начал читать, широко растягивая слова и периодически икая:
– Александр Сергеевич Блок. «Незнакомка».
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
– А сами вы что-нибудь пишете?
– Нет, я все больше по прозе, – глаза его стали масляными. Показалось даже, что вот сейчас из них появятся две градинки слезинок и упадут, разбившись об асфальт.
– Удивительно. Вы такой злобный и страшный, но с вами интересно. Не хочется вас прогонять. Расскажите – кем вы были раньше? До того, как стали… этим… бомжом.
– Какая разница, кем я был? Главное то, кем ты стал!
– А почему вы стали таким?
– Седьмая степень самосозерцания… Это все она, – вопросительный взгляд молодежи. – Вы не знаете, что это? Ну и молодежь пошла. Неужели никогда не читали Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца»? Это удивительное произведение. Я еще в институте штудировал его. Там есть такой герой – капитан Шотовер. Сумасшедший старик, который все время ищет эту седьмую степень самосозерцания. И, в конце концов, спивается… И делает вывод, что истина – она в вине. Я долго хотел открыть эту загадку, постигнуть седьмую степень самосозерцания – величайшую тайну. Но – увы – достиг лишь четвертой. И тогда с горя я начал пить. Вся моя теория рушилась на четвертой ступени! И теперь я уж не знаю, достиг ли той самой степени.
– То есть, вы считаете, что истина все же в вине? Вы понимаете, что сейчас говорите мысль, обратную мнению медицины?
– К черту медицину! Посмотрите на меня – я старый и дряхлый, ни один врач не вылечит меня. И это неизбежно. Даже если у меня будет здоровая печень, я все равно когда-нибудь погибну. Конец всему один – выхода нет. Но… – он сделал жест указательным пальцем, привлекая внимание слушателей. – Важно не то, как и когда это все закончится. А то, как ты эту жизнь провел. Вы думаете, скучный бухгалтер и киноактер испытывают одинаковые чувства на смертном одре? Перед обоими проносится вся их жизнь, но у каждого она – разная. И то, какой она будет, зависит, разумеется, только от вас. Да! И алкоголь здесь вам слабый помощник. Это я осознал слишком поздно. Уже будучи внесенным в список заправских алкоголиков… Кстати, не мешало бы повторить.
Молодежь тут же заказала новому знакомому еще 100 грамм водки. Принесли. Бомж выпил. Но сесть за стол не решался, а продолжал стоять за бамбуковым заборчиком как оратор за трибуной.
– Алкоголь – это наркотик. Он высасывает из вас всю душу, и вы становитесь его рабом. Вы готовы отдать все, лишь бы вновь вкусить его сладкий вкус. И вам кажется, что перед вами открывается некоторая иная сторона жизни. В общем, каждому открывается свое. Но лучше этого не знать. Я отчаялся. Уж оставался бы на своей четвертой степени, и сейчас был бы почетным человеком.
– А в чем заключается четвертая степень самосозерцания?
– В моей шкале это бунт против общества. Существуют две яркие культуры: поп-культура и альтернатива. И еще много разновидностей культур. Альтернативщики считают, что противостоят массовости… сами создавая новую массовость. Все, что бы ни делал человек, всегда будет массовым. Смысл четвертой степени в том, чтобы иметь на все свое мнение, не принадлежать ни к одной из культур, быть бобылем, белой вороной, третьим лишним… Судя по вашим удивленным взглядам, до такого вы пока не дошли?
– Нн…ет. А сопротивление массовому – это какая ступень?
– Вторая.
– Это наша степень. Но это же не правильно. Мы зациклились на ней и не движемся дальше! Четвертая степень куда прогрессивней.
– Это нельзя делать так быстро. Вы должны созреть до нее. Когда вы начнете понимать сущность степеней, вы подниметесь на третью ступень, и затем на четвертую. Но это произойдет через несколько лет – не раньше.
– Скажите, – начала таинственным голосом девочками с большими удивленными от услышанного голубыми глазами. – А какой все же была ваша седьмая степень самосозерцания?
– Это может травмировать ваше сознание. Но я скажу вам часть того, что довелось познать мне. Вырваться из пут этой системы. Взбунтоваться. Жить не как все. Анархия в душе.
– О! – девочка в ужасе зажала рот рукой. – Получается, по-настоящему мудрые люди живут в подвалах и трущобах?
– Нет, дорогая, по-настоящему мудрых людей не бывает. Все в этом мире относительно. Мудрость тоже. Для вас я умный старец, для моих сожителей по подвалу – чокнутый. Вы понимаете, о чем я? У каждого человека в голове его субъективный мир. Комплекс наших ощущений. В вашей голове, в вашей внутренней империи Вася Петров с 4 курса может быть очень привлекательным, хотя другие считают, что он просто отвратителен, облезлый кот может быть самым чудесным созданием на планете, вы можете с радостью воспринять весть об урагане, в то время, как ваши сокурсники придут в ужас. Все в этой маленькой черепной коробке. Знаете, как у Тютчева? «Есть целый мир в душе твоей…», – с этими словами он ткнул трясущимся от алкоголя пальцем девушку в нос.
Администратор, заметив разбуянившегося бомжа, оттолкнул его подальше от ограды и велел убираться восвояси. Бродяга взял свою метлу, сделал друзьям прощальный жест, как бы снимая с головы невидимую шляпу, крикнул «Помните! Истина в вине! Но лучше жить без этой истины» и скрылся за углом.
Друзья долго сидели молча, не решаясь произнести и слова. Наконец, один из них посмотрел на всех испытующе и произнес:
– Ну? И что вы об этом думаете?
– Чокнутый какой-то, – и крикнул, обращаясь к официанту. – Еще пива, пожалуйста.
