Фанданго
(По мотивам одноименной новеллы А. Грина)
В ночном порту в разгар путины
дремали бриги и фрегаты,
развесив фалов паутины
на фоне зарева заката.
Катили плавно волны темные,
скрипели снасти корабельные,
и колыхались монотонные
над молом песни колыбельные…
Береговой вечерний бриз
был регентом у музыкантов –
слуга восходов и закатов,
король рефренов и реприз…
Янтарно-серая полоска
полурасплавленного воска,
светло и плоско, вроде плана,
панно рассветного пиано.
Костры кустов, соцветий зонтики
нектаром наполняли берег
среди тропической экзотики
и бурных птичьих «фанаберий».
Заря текла ручьями с горок
под звуки лютни из таверны,
благодаря чему весь город
стал пробуждаться достоверно.
Гетеры, робкие с рассвета,
аллегро ловкие творили,
гитары их и кастаньеты
в сердца вонзали бандерильи.
Взлетали пестрые мантильи,
как веера в восточном стиле,
и брови пышные, как крылья,
слегка припудренные пылью.
Медведя гризли в шарабане
везли на ярмарку цыгане,
медведь гудел, цыганки пели,
гужи с оглоблями скрипели.
И в пекло солнечной «мадеры»
из карнавального угара
текла, теряя чувство меры,
текила за портьеру бара,
где город праздничный коверкало
густой тоски кривое зеркало,
ломая старые дома его,
словами непередаваемо…
Но где-то лютня колдовала,
и всё томилось в ожидании
потоков шквала, карнавала,
потопа, краха мироздания…
Вдали пылал пожар заката,
и скрежетали колыбельную
железа ржавого раскаты
о стену колокольни белую.
Скрипели изгороди черные
в морях бурьяна рядом с избами,
и эти срубы обреченные
казались кораблями издали.
И, как маяк на голых скалах,
сверкала медь церковных маковок,
заря искрилась и ласкала
живых и мертвых – одинаково…
— ª — § — ¨ — © —
«Гороскоп»
(кантилена)
Любимой жене
В царстве праха и тлена,
и старинного хлама
отворяю врата
первобытного храма.
Старый шкаф весь изъеден,
– небольшая букаха,
но какой себе памятник
сотворила из шкафа!
Так и время морщинами
застывает на ликах,
а судьба человечества –
в фолиантах и книгах.
Книгу я достаю,
тенето разрываю,
«Гороскоп» называется,
гороскоп раскрываю…
Гороскоп раскрываю,
и на первой странице
поле, степь и дорога,
небольшая станица,
звонкий щебет синиц.
Санитарка бранится,
подметая больницу,
и цветет медуница.
Запустив свои корни
в горстку праха с золою,
тополиные ветви
густо пахнут смолою…
Но сначала капеллу
в ослепительных ризах
капельмейстер развесил
на ветвях и карнизах,
и в лучах дирижера
зазвенела кантата
величального хора
уходящего марта,
и веселой капели
соловьиные трели
возвестили мое
появленье в апреле.
Их токкату по долу
ручейки раскатили,
всё живое водою
ледяной окрестили,
нарядив наши рощи
листьев капором гордым,
благовещенье общим
завершилось аккордом.
Первый вздох, первый шаг,
Азы, Буки и Веди,
мои кудри ласкает
Ненаглядная Леди.
Ненаглядная Леди
разбирает страницы…
Над раскисшей дорогой,
вьются перья синицы,
или это снежинки
вьются в воздухе ватой,
опадая на землю
сединой суховатой…
Слякоть, грязь и дожди,
где с лицом обречённым
ходит по миру осень
в мокром саване черном, –
нет коварству предела!
Я кричу, что есть мочи…
Я рождён в сентябре
под покровами ночи!
Под покровами ночи
тёплый ветер из сада
над постелью восхода
раздувает лампаду.
Тонут звёзды в тумане,
пряча полночи тайны –
след луны серебристый,
соловья причитанья…
В полутьме оживают
письмена на тетради,
и прозрачной берёзы
золотистые пряди,
и сугробы тумана
над протокой и падью,
и цветущего сада
белоснежное платье,
и обрывистый берег,
изб комолые брёвна,
белостенная церковь
с колокольней безмолвной,
где на всенощной служат
сизари да вороны…
Там, под сводами храма,
в грех любви первородный
посвящается
коронованьем священным
Ненаглядная Леди –
в этом таинстве щедром
восходящего солнца,
торжества и цветения.
Тихо хоры поют
и колышутся тени…
И колышутся тени
над осенней дубравой,
в храме возле ограды
богохульствуют черти!
Или я заболел,
надышавшись отравой
смрада трав и опада,
увяданья и смерти.
Ненаглядная Леди
в этом храме весною
не со мною венчается,
– нет, не со мною.
Дождь ведёт литургию
с листопадом и ветром,
наполняя стихию
изумительным бредом:
над фронтонами крыш
свет померк, на бульваре
шорох полчища крыс,
мерзопакостных тварей,
наши долы и степи
наводнил до предела,
стало душно, как в склепе,
и душа поседела…
И тогда я услышал
(иль почудилось где-то?),
как по льду застучали
каблуков кастаньеты,
отдаленное эхо
прозвучавшего слова,
силуэт уводящего
крыс Крысолова…
Так, я встал – и ушёл,
и луч солнца закатный
всё вокруг превратил
в ярко-красные пятна,
сжег за мною мосты,
переправы и броды,
острова, континенты,
племена и народы.
И пылающий Шар
канул в шумном потоке
из полярных широт…
А я шёл по дороге,
где сгорели все страны,
затонули границы,
всё сравнялось ветрами
на последней странице.
На последней странице
моего гороскопа
разливается море
городского потопа.
От напрасной надежды,
оказавшейся тщетной,
воротился к родному
причалу ковчег мой,
деревенская сага,
пастораль городская,
Ненаглядная Леди
мои кудри ласкает…
Сотворение жизни –
это тайна иная,
и Любовь неземная,
как сиянье Синая,
и звенит у порога
бубенцов кантилена,
и другая дорога
в царстве праха и тлена…
— ª — § — ¨ — © —
ДЫМКОВО
Моим детям и внукам
…Ничего не осталось
от той деревушки,
где вода в половодье
стоит над забором.
В старину там лепили
свистульки-игрушки
и курился дымок
над реликтовым бором…
Утонула слободка,
но не в Вятке, а в Лете,
и всплыла в городке
в первой трети столетья
в форме Дымковских пестрых,
контрастных поделок
– индюков и пижонов,
боярынь и девок…
…Городок двухэтажный,
в купеческом стиле,
здесь из дерева строили,
тротуары мостили,
а в трескучий мороз
печь топили дровами,
смоляной аромат
до сих пор над дворами.
Все вокруг заколдовано
– люди и здания,
U-образные улочки
словно аллеи,
и природа, и город,
и Божьи создания
утонули в дурмане
сон-травы и елея…
городской стадион,
где играло Динамо,
деревянный огромный
балкон под навесом,
сад Степана Халтурина,
православные храмы,
темный лес вдалеке
и река перед лесом…
…В королевском лесу,
среди света и блеска
между мачтовых сосен
с корой из слюды,
кроме ягеля, нет
никакого подлеска,
на котором мои
остаются следы.
По утрам великаны
по самые веки
утопают в тумане,
уползающем в реки.
Эти реки, в пейзаже
вырезая узоры,
образуют низины,
холмы и озера,
каменистые кряжи
и песчаные пляжи
(где стоит мать-и-мачеха
ростом по пояс),
величавые стражи
эти долы от кражи
охраняют, как идолы
мирно покоясь.
Лента черных озер
возле старой слободки
протянулась вдоль правого
берега Вятки,
здесь бывали мы с братом,
катались на лодке
и однажды боролись
с потопом в палатке.
…Вниз по Вятке,
в районе горы Соколиной,
где для Вятских игрушек
добывается глина,
в тридцать третьем году
обнаружили летом
на обрыве реки
сотни целых скелетов –
знаменитое кладбище
древних рептилий.
Здесь бродили когда-то
зверозавры и гады,
истребили которых
и слегка прокоптили
взрыв кометы
и огненный ливень из ада.
Череда катастроф –
«лед и пламень с грозою»
погубили Пангею
на заре Мезозоя.
…Всё погибло, но выжили
чьи-то споры и кладки,
это – Жизнь! Словно Дым–
–ковский промысел в Вятке,
возродилась, пройдя
через все злоключения,
снова мчится куда-то,
укрываясь в распадке
и дробясь на порогах,
ускоряет течение,
а без нас или с нами –
не имеет значения.
…Ничего не осталось
от прародины древней,
от «купеческой» Вятки,
от забытой деревни,
кроме ветхих строений
и дымка над долиной
да фигурок из глины
из горы Соколиной.
Обмелела река,
только пни да колоды
от сосновых лесов
нам достались в наследство,
терриконы пустой
материнской породы,
заградившие свет
несказанный из детства, –
уголёк на полене,
огонёк благодати,
деревянный олень,
оловянный солдатик…
— ª — § — ¨ — © —
Расплата
(Быль)
На распутье Миров и Дорог –
полумрак мёртвородных морок,
разъедающих душу и плоть, –
да простит и спасет нас Господь!
Кто-то там, на распутье, живет,
тянет за душу в рот и жует,
гнет суставы и ломит виски…
выпьем, брат, наливай, – от тоски!..
Пока жив еще был, я проспал,
как он камень в меня закопал
на развилке Судеб и Аллей!
Наливай, брат, давай, не пролей!..
Это, брат, не святой, не пророк
в перекрестии Дней и Дорог,
где родился и жил я, и рос, –
это, брат, не Господь, не Христос!
Это – Ирод, урод-иудей,
царь евреев, убийца детей!
Кровь из сердца и жил он сосет, –
и ничто, брат, уже не спасет.
Нет проклятья ужасней и злей –
этот Ирод – Иуда и Змей,
в душу вбил не то кол, не то рог,
и убил – на распутье Дорог.
Разливай, брат, скорей свой елей!..
На скрещении Дней и Аллей,
в перекрестье Судеб – поворот:
это сам я – тот Ирод-урод!
Заплутал я там между темниц
в отражениях Зорь и Зарниц,
оступился, увяз и прирос…
Тяжкий грех не простил мне Христос.
— ª — § — ¨ — © —
Предположительно, субъект совершил (или увидел) нечто такое страшное, что лишился рассудка.
Свадебная сказка
Любимой жене к 35-летию со дня свадьбы
Эта тихая песня – молитва в ночи,
Мы с любимой молчим у печи
При мерцающем блеске ночных облаков, –
Это – славная Ночь Светляков.
Мы не станем бранить неудачные дни,
Благодарные звукам ночным,
А проложим дорогу туда, где огни,
Словно южные звезды, сочны.
А подымем крылатого чудо-коня,
Эта славная Ночь Светляков
Увлекает в дорогу тебя и меня
Далеко-далеко, далеко…
В этой сказке ночной светляки, гомоня,
Освещают заоблачный край,
Или в песне любви на пути у коня
Ослепительно светит искра,
Или нимбы Апостолов в небе ночном
В темноте осветляют окно
И Спаситель по нотам читает с листа,
Хор светильников, скрип креста…
Оплывает свеча, догорает мечта,
Но покуда огонь не погас,
Не остыл на подковах чудесный металл,
Не уснул златогривый Пегас, –
Через славную ночь мы при свете таком
И при пении тихом Христа
Улетаем вдвоем, златогривый наш конь
Бьет копытом в Небесный Хрусталь
У безжалостных врат перед входом туда,
Где Любви подчиняется все,
И не зная преграды, нас конь без труда
Вместе с песней с собой унесет!..
Вот и все. Светляки убегут в уголок,
Станет тихо, тревожно в ночи,
Загорит и погаснет в печи уголек
И смычок у сверчка замолчит…
— ª — § — ¨ — © —
«Трубач»
(Притча о романтике)
Виктору Смирнову, трубачу и тестю
Великих замыслов зола
вскормила поросль у корней
и стук копыт воссоздала
потоком топота коней.
Пробили явь насквозь и сон
трубы твоей то плач, то боль,
Развенчан, но превознесен
тот бой, трубач, тобой.
Ты в небеса трубу поднял,
и солнце стало медь ласкать,
помчалась конница по дням,
до нас стараясь доскакать,
сметая вспять теченье дней,
чтоб в нашу жизнь ворваться вскачь,
святая музыка над ней,
и выше всех – трубач!
Штурмует ад пороховой
набат копыт, сгущая мрак,
оркестр рокочет роковой,
верша по нотам шторм атак.
Но, отрезвев, трубит отбой
трубач, от копоти рябой,
трещит по швам кошмарный стяг
с тавром, похожим на костяк, –
И мчит поток через века
подков, сапог, штыков и кляч,
венчая росчерком клинка
твою судьбу, трубач…
— ª — § — ¨ — © —
Памяти князя Голицына
(18.04.1951 – 21.10.2000)
Портрет его, офорт,
гравюра на бумаге –
идальго Дон Кихот.
На старой колымаге
туда, где за комфорт
мечтам ломают мачты,
отправился в поход
князь Дон Кихот Ламанчский.
Он был красив, как бог
или Титан античный,
и чересчур убог
ему театр статичный,
где нудный монолог
с подсказками суфлера
читают в потолок
в сопровожденье хора:
сатрапы и купцы,
мещане и милорды,
сановные скопцы –
начальственные морды…
Его «Большой Полет» § –
полет души и страсти –
в пыли бюро полег.
В господствующей касте,
как одинокий волк
в потраве прагматизма,
попал на экивок
чиновного цинизма.
Князь сдался.
Он устал
с бездарностью бороться,
звезда —
и пустота
бездонного колодца…
- Едва не реализовавшийся проект Володи Голицына – фильм обо всей России с высоты птичьего полета.
— ª — § — ¨ — © —
Песня неизвестно про что
Угрюмо плелся я, ворча,
проветривая хмель,
напоминал птенца грача,
гудящего, как шмель.
А по сугробам ветер мчал
и в голове шумел,
и на струне души бренчал
тихонько, как сумел…
Дуэтом с ветром, на семь бед,
мы выдували вальс,
стремясь быть верными себе
и не обидеть вас, –
и вальс струился до небес!..
Но если без прикрас –
удался реквием судьбе-с,
а жизнь – не удалась.
Но всеми струнами души
стараясь верный тон
спасти, да где там! Не тужи,
прохожий, дело в том,
что нужных нет в душе пружин,
лишь пустота да стон,
а мы напрасно здесь кружим
и дуем вальс «Бостон».
Луна мерцала, как свеча
сквозь прорезь на холсте,
темнела тень в ее лучах,
как ворон на кресте…
А снег в ногах и на плечах
скрипел, как коростель.
Я замерзал… мороз крепчал
и ветками хрустел…
— ª — § — ¨ — © —
Ода Свободе и Любви
(СТЭМ «Юбилей»)
В заброшенном саду прохлада и покой,
И воздух серебрист, луна сияет ярко,
Угадывается пространство за рекой
И Млечного Пути полуночная арка,
И в сполохах зарниц мерцает старый сад,
Далекий дым костра и облако седое,
В ольшанике густом кряхтенье козодоя
Сливается с чудесным пением цикад…
Внезапно – тишина… лишь комары-звонцы
Тревожат немоту открытого простора,
И восстают из рун владычицы престола –
Свобода и Любовь, – созвездья-близнецы§.
Ход времени уже значенья не имеет,
И воздух, напоенный ароматом роз,
Застигнутый врасплох, от влаги онемеет, –
Рассыплется в траве дождем жемчужных рос.
Хрустальный небосвод, как шапка-невидимка,
Укроет звезд шатер завесой синевы,
И обветшалый мир утонет в сизой дымке
Из шороха ветвей и шелеста листвы.
—————————————————
- Свобода и Любовь здесь – состояния души.
— ª — § — ¨ — © —
К празднику
Все покупают колбасу –
великий Праздник на носу!
А я ярмо свое несу,
как смерть несет косу.
А я ярмо свое тащу,
слегка суставами хрущу,
и Вам, прыщавому хлыщу,
я это – не прощу!
Все в этом мире – прах и тлен,
а мы сюда попали в плен,
и, ниспадая до колен,
гнетет ярмо к земле.
Все попадут на страшный суд –
слащавый хлыщ, прыщавый плут,
и жизнь проскочит в пять минут,
но путы – не спадут.
Когда кругом одна труха –
как уберечься от греха?
Но поздравляю Вас! Ха-ха
(соха Вам в потроха)!
— ª — § — ¨ — © —
Гимн России
(Дню Независимости)
Россия несравненная!
Красою незакатною,
добром и милосердием
щедра твоя земля!
И пусть не будет в тягость нам
всю нашу жизнь недолгую
богатства несказанные
как дар святой хранить!
Пусть дети наши до веку
пребудут в добром здравии,
пусть выбирают по сердцу
дорогу, веру, власть.
Пусть все народы Родины
всегда живут в согласии,
пусть нам достанет разума
от смерти мир спасти.
Пусть сердце россиянина
наполнит светлой радостью
и к дальнему, и к ближнему
великая любовь!
Восславим нашу Родину!
Поклон Земле-кормилице
прими, Россия-матушка,
благословенна будь!
— ª — § — ¨ — © —
Хорошо!
(Все хорошо, что хорошо кончается!)
Все, что могло бы, – да не случилось,
И уж, наверное, не случится –
Ни в нашем веке и ни в минувшем
Не получилось – а ведь могло!
Какие встречи не состоялись
И уж, конечно, не состоятся,
Ушли навеки такие люди!
Куда уж дальше? Ответа нет…
Какие планы не воплотились
И предсказанья не оправдались!
Какие чаянья обманулись –
Ах, как хотелось – да не судьба.
Купив в палатке кондомов пачку,
Напали греки на водокачку §,
Напали греки на водокачку, –
Могло быть хуже, но повезло.
- Это – поговорка: грандиозное действие, не имеющее смысла; возвеличенная напыщенность; существует (возможно – анекдот) такое батальное полотно: «Нападение греков на водокачку».
— ª — § — ¨ — © —
Плохо…
Дурачина один, простофиля
Очутился однажды в сортире,
Огляделся вокруг, удивился –
И на ручке бачка удавился.
От плеча отлучилась ключица,
А вода из бачка как помчится!
Даже просто пойти помочиться
Не всегда суждено получиться.
— ª — § — ¨ — © —
РАДУЙТЕСЬ!
(сокращенный вольный перевод
студенческого гимна «Gaudeamus Igitur»)
Здравы будем, братие!
Да пребудут с нами
Молодость и счастие
Добрыми друзьями!
И разлуки тяжкий груз
Не разрушит наш союз!
Выше наше знамя,
Выше наше знамя!
Пусть сияет нам всегда,
Как заря рассвета,
Путеводная звезда
Университета!
Пусть жесток печальный век,
Будь же стойким, Человек!
Многая лета,
Многая лета!
Славься, наша Родина!
И года, и грады
Прожиты и пройдены
Родине в награду!
Славьтесь солнечные своды
Храма света и свободы!
Радостей и радуг,
Радостей и радуг!
— ª — § — ¨ — © —
День Победы
Броня крепка и танки быстры,
от содроганий наст просел,
в окопе курят особисты
и ловят робких на прицел.
Сивухой накачавшись вволю,
рев боя матом перекрыв,
по перепаханному полю
штрафбат уходит на прорыв.
Бой длится пять минут едва ли –
через сплошное поле мин
пехотным тралом создавали
проход для танков и машин.
Как призрак женщина в окошке
напрасно ждет родного сына…
а сытый немец «Августина»
играет на губной гармошке.
Бойцы прошли огонь и воду –
от вшей до грязи ледяной,
их отпускают на свободу
такой немереной ценой.
И клятва верности Стратегу
застыла в горле у бойцов,
которых, волоча по снегу,
как падаль, сбрасывают в ров.
— ª — § — ¨ — © —
=Эдем=
Уедем, уедем, милый…
О, если б Господь дал силы
Свершить небольшое чудо –
Уйти навсегда отсюда.
Туда, где, дробясь о скалы,
Волна бы в лицо плескала,
Рождая из брызг канцону
В забытом у нас ладу,
Где шумный каскад прибоя
Рокочет про нас с тобою,
А камни дрожат и стонут, –
Как души, томясь в аду.
Уедем, родной, уедем…
Для нас этот воздух вреден,
Обиды, упреки, счеты, –
Уедем отсюда, к черту!
Пусть буря, как дьявол, свищет,
Рвет парус, ломает реи,
О скалы корежит днище,
И в щепы крошит борта!
В безжалостной круговерти
Чем яростней, тем острее
Божественный танец смерти
– Зловещая Красота!..
=Уедем=…
— ª — § — ¨ — © —
Четверть века назад
Достану лист бумаги под гуашь
И в сказочные краски изукрашу,
Поверх него наброшу черный плащ
И вскользь прошью сиреневой гуашью…
Изобрету таинственную синь,
Наполню все заманчивой лазурью,
Из двух несовершенных половин
Изящное единство образую,
И только свет подам издалека,
Как сам собою плащ спадет с картины,
Пробьются сквозь шагреневый закат
Сиреневые дни гуашью дивной,
Отворятся забитого окна
От старости заржавленные створки,
И солнечные блики на задворке
Проглянут из-под ветхого сукна.
— ª — § — ¨ — © —
Март – 2000
(В. Голицыну)
– Хорошо, если дома не холодно, но и не жарко,
Дожидаться до этого – долго, и времени жалко,
Беспощадно уходят друзья и года, и коллеги,
Да и мы – перехожие калики или калеки…
– Если дома, в душе и на улице – всюду тепло, –
Хорошо, только редко такое стеченье возможно,
Очень хрупкое душу и дом окружает стекло,
Очень тонкое, чтоб не разбить его неосторожно.
– И от стужи дрожа, на совок заметая осколки,
Сознаю: мы с тобой – одинокие старые волки.
Шерсть свалялась, клыки затупились, глаза помутнели,
Лишь следы на снегу по метели, ни дома, ни цели…
— ª — § — ¨ — © —
Князь Голицын скончался в октябре 2000 г.
05.05
Май две тыщи
пятого года.
Тополиный пух,
мошкара,
соловьи поют
в центре города,
всюду – ландыши
и – жара!..
Через сеть ресниц –
кавардак в пыли,
чехарда стрижей
в поднебесье,
комары гудят,
птеродактили,
даже днем грызут,
злые бестии!
Саданут то в шею,
то за руку,
нет покоя
в реке блаженства!
день – божественный,
только жарко,
да тепла не хватает
женского…
— ª — § — ¨ — © —
Мортомат
Там, где мрамор, покой и гранит,
Среди поля могил безымянных
Зарывали пустующий гроб
(Эбонит, твою мать, эфиоп).
Гул литавр, перестук кастаньет,
Бой курантов и треск маракас –
Плач гобоя в безмолвье полей
(Кондуит, Бастурма, Гондурас).
Берегите здоровье, друзья,
Дай вам Бог не болеть, не хворать,
Больше спать, никогда не хандрить
(Киль манда §, эбонит вашу мать).
————————————————————
- Киль манда – приветствие на марийском языке
— ª — § — ¨ — © —
Кони, летающие в грозу
Татьяне Шман, 15.06.12
Гроза и ливень с градом
С доставкой прямо на дом!
Прохожие по луже
И по ручьям снуют.
Поток несет вдоль склона,
А я слежу с балкона,
Как эта грязь снаружи
Ломает весь уют.
От мрази, гроз и дряни
Уеду я к Татьяне,
Где даже дождик дружен
И для души – приют,
А кони с бубенцами
Летят по небу сами,
И кучер нам не нужен,
и Ангелы поют!
— ª — § — ¨ — © —
Когда меня не стало…
Когда меня не стало,
Из тьмы густой восстала
Худая и пархатая
Уродина с косой,
Слегка хрустя костями,
И грязными когтями
Вцепилась прямо в душу мне
И говорит, смердя:
«Ты все пропил, мудила,
Ту, что тебя родила,
Ты предал всех друзей своих,
И веру, и мечту!
Ты у меня поплачешь!
Ты мне за все заплатишь!
За жизнь свою поганую
И даже за любовь!»
Тогда, дрожа от страха,
Я со всего размаха
Ударил по рогам ее
И череп проломил:
«Ну что ты тут хлопочешь?
За жизнь – бери что хочешь,
Но светлую Любовь свою
Тебе я не отдам!»
— ª — § — ¨ — © —
Романс теней
по мотивам поэзии
Марины Планутиене (Андреевой)
Июльский дождь, прозрачных струй слияние,
Фракталы брызг и графика стволов,
Сияние зарниц – и глаз сияние…,
Ах, что слова, мой друг! Не надо слов…
Осенний воздух тих, как откровение,
И неподвижна пестрая листва…
Аллеи сумрак, взгляд, прикосновение,
И слов не нужно, друг мой, что слова?..
Ноябрь… атласный плащ дождя над садом,
Мы в старенькую печь подбросим дров,
Откроем дверцу и присядем рядом
У камелька, лицом к огню, без слов…
Романс теней, колоратура света,
Под треск поленьев в пламени печи
Повалит первый снег!.. И до рассвета,
Как в «Песни Песней», друг мой, помолчим…
— ª — § — ¨ — © —
