Дул ветер. Взбесившиеся вертолеты пальм качали листьями вдоль дороги. Они прилетели в Адлер дневным рейсом. Впервые за четыре года они были вместе, предоставлены друг другу 24 часа в сутки. Высокий одноэтажный дом, словно жилище великанов, стоял в углу умощенного маленькими мазанками и хозяйственными постройками участка. Хозяйка, толстая женщина с короткими руками, мимоходом указала на уличный туалет.

Перед выходом в город они раскладывали вещи по шкафам съемного дома. Он достал из чемодана летние брюки, побрился, положил в сумку бумажник. Она вышла из душа в сарафане. Они собирались пройтись, но оба, по непонятной причине, оттягивали момент. Они привезли с собой на отдых раздражение, которое и теперь еще не до конца выветрилось из них.

Поездка была для них последней попыткой отвлечься от ненавистной жизни. Но теперь они были друг для друга напоминанием об этой жизни. Каждый в мыслях поймал себя на том, что главным якорем, который не дает ему поддаться очарованию южного края, теперь друг для друга являются они. Они – те, с кого и началась эта безрадостная жизнь. Не ребенок, не быт, не работа были причиной усталости. А они сами, люди не созданные, чтобы быть вместе. Есть ли те, кто создан для этого, – подумали они оба, каждый будучи уверенным, что только он одолеваем этими подлыми мыслями в прекрасный адлерский вечер.

Сентябрь был нежаркий. Они шли по серому пляжу. Из песка всюду торчали маленькие бесцветные палочки и волокна древесины – свидетельства недавнего шторма. Теперь море было спокойно.

Город с левой стороны пляжа резко пропал. Остались только низкорослые пальмы, торчащие из-за парапета, огораживающего часть серпантина, с равными промежутками. Серпантин переходил вдали в эстакаду. Мерцали огни автомобилей, белые и красные.

Они шли по пляжу, вдоль линии прибоя. Вдалеке показался и стал быстро приближаться к ним силуэт странного здания. То была широкая, низкая, как конюшня, постройка. Самой удивительной частью здания была крыша. Она была словно срезана сверху и держалась огромным козырьком только над стенами.

Все пространство беленых стен занимали – одно к другому – окна без стекол. Громадные деревянные ставни с неподвижными жалюзи из толстых реек, за которыми виднелись огоньки, мерцающие внутри постройки. За пределы конюшни вместо фундамента выступали деревянные лаги.

Они обошли здание и увидели широкие распахнутые ворота. Массивные и выкрашенные темным лаком, как и все деревянные детали дома. Они шагнули на возвышенную площадку. Внутри двора на лаги были постелены длинные доски – пол.

Открытая площадка посредине внутреннего двора, очевидно, служила танцполом кафе. По стенам, возле каждого громадного окна, под навесом крыши-козырька – стояли тяжелые деревянные столы. Темные и грубые столешницы. Под столы были задвинуты стулья с высокими спинками. Каждый – напоминал трон. Над танцполом хмурился кусок неба. У дальней стены бармен в белой рубашке протирал тряпкой музыкальный центр. На барной стойке были свалены коричневые папки меню. В распахнутое окно, поодаль, было видно, как мелкая рваная рябь подергивает гладь моря. По серому песку пляжа шатались бестолковые птицы.

Они прошли к окну. Доски запружинили у них под ногами. Он с трудом отодвинул стул, она села и придвинула к себе пепельницу из обрезанной пивной банки. Он сел напротив, облокотился на стол, потом откинулся на спинку трона. Борозды столешницы резали ему локти.

Бармен направился в их сторону. Они молча наблюдали, как чуть поседевший, жилистый армянин вытер их стол грязной тряпкой и положил две папки меню, не раскрыв их. Она закатила глаза и щелкнула языком.

В год, когда они познакомились и сразу же стали жить вместе, в ее гардеробе преобладали брючные костюмы. Он перевозил ее вещи в больших пакетах из родительского дома на своих старых Жигулях.

Он увидел ее впервые, поехав собирать грибы с партнером по рыбалке. Жена партнера пригласила на воскресную прогулку по лесу свою старшую сестру. Он даже не понял, что смотрины были организованы неслучайно.

Он жил холостяцкой жизнью, и очаровать его было нетрудно. Свобода казалась ему чем-то, что следует не очень дорого продать первой приличной женщине. В это воскресное утро он отвечал за дорогу. Он поднялся рано, побрился, позавтракал, забрал машину со стоянки у ночного магазинчика. Было прохладно. Он не мог знать, что воздух рассветной улицы холодит его гладкое лицо по-особенному. Это было последнее утро, когда он принадлежал только себе самому.

Он заехал за компаньонами в восемь утра. Все были готовы. Женщины шутили. Партнер уселся на переднее сиденье и отхлебнул из металлической фляжки. Всю дорогу, с удовольствием борясь с похмельем, партнер без позы рассуждал, грибная ли погода стояла в последние дни.

Он без труда проехал больше сотни километров. Ветхие постройки придорожных деревень палило солнце. Оно уже почти не грело, и пыталось искупить свою вину иллюминацией, делающей красивым все вокруг, даже уродливые остовы и каркасы колхозных зданий. На въезде в деревню они увидели стадо коров. Маленький мальчик шел за животными и разгонял ногами дорожную пыль. Он проехал по деревенской дороге и свернул к реке, вдоль которой недалеко от того места начинали расти деревья. После легкого ночного дождя лес пахнул травами.

Они ходили по лесу и кричали друг другу. Настроения глядеть себе под ноги не было ни у кого. После тяжелой рабочей недели всем хотелось общения. После двух рейдов вглубь желтеющего осеннего леса вся компания перешла через ставшую в том месте узкой речку и, зацепив край степи, вернулась к машине, которую оставила в перелеске, у шершавых стволов псориазных башкирских сосен. Поднимался ветер. Корзины с грибами на донышках стояли у колеса старых Жигулей, ярко светило солнце. На капоте – девушки расстелили одеяло, организовали что-то вроде стола: бутерброды с колбасой и рыбой, термос. Горячий сладкий чай дымился в стальных рыбацких кружках. Осенняя прохлада быстро остужала чай. Она наполняла его кружку и передавала бутерброды.

Партнер по рыбалке курил, отправляя дым высоко, к верхушкам сосен, где ветки покрывали узором высокое небо.

То оранжевое осеннее утро он помнил очень хорошо. Небольшая заводь собрала еще зеленые, но уже мертвые листья. Вдали – по воде проходила то и дело мелкая рябь. Отражалась в озере кромка дальнего леса и высокое небо. Вдруг они увидели в отражении небольшую стаю кипенно-белых птиц. По искрящейся воде, наперерез отражениям, летели дрожащие тени. Он приписал прелесть этого момента ее очарованию. Этими самыми секундами в будущем ему сотни раз предстояло оправдывать долговечность невыносимых отношений. Невыносимые отношения всегда оправдывают прошлым, и никогда будущим.

Спустя несколько месяцев он упрекал ее в доступности. Она ведь могла поддерживать приятную беседу не с ним, а с любым знакомым мужчиной. Ведь тогда она еще совсем не знала его. Не понимала, что он лучший мужчина в мире. Он злился, представляя ее, бесхарактерную и ведомую, в компании других мужчин. Забывая, что в тот сентябрьский день о постели заговорил с ней сам.

– А секс?

– А что “секс”? Я считаю, что любые ссоры должны оставаться за дверью спальни. Глупо лишать себя главной радости в жизни. Тем более, что серьезные конфликты в семье начинаются, именно когда появляются проблемы в постели.

Она взяла из пакета бутерброд, чтобы не выдать смущения. Он не знал, как выразить восхищения ее мудростью.

На обратной дороге он думал о ней. Недалеко от деревни он съехал на обочину, открыл багажник, включил музыку из фильма про гангстеров, и они начали танцевать. Девушки пили вино, купленное в деревенском магазине, пьяный партнер по рыбалке размахивал руками. Что-то необычное связало их навсегда с этой башкирской деревней.

Когда через неделю они встретились на первом свидании, она была совершенно другой и понравилась ему еще больше.  Он приступил к расспросам. Она работала в компьютерном магазине и сама переустанавливала дома антивирус, подражая коллегам-программистам, предварительно записывая программу на диск без рисунка и подписывая черным маркером.

Она очаровала его своей принадлежностью к миру, о котором он не знал абсолютно ничего. Раньше он думал, что любить – значит брать. Но теперь он пытался невпопад “давать”, хотя этого никто от него не требовал. Он мог взять ее, навсегда сделать своей, взять в вечное пользование, но он, неожиданно, решил сделать ей сына, чтобы она не могла от него убежать.

Его план сработал. Его идея была прагматической, но мудрой. С сыном нужно было находиться рядом. Он не доверял своего ребенка детсадовским теткам. Он сделал детсадовской теткой её, принес ее в жертву семье. Он упивался своей местью. Он ревновал ее к собственным мыслям, к рассказам о программистах, с некоторыми из которых она, естественно, спала, будучи свободной. Теперь она была обнажена и беззащитна. Он ликовал и съедал ее изнутри. С каждым днем она интересовала его все меньше.

В самой скучной семейной жизни есть маленькие придуманные радости, о которых мечтают все холостяки мира. По выходным они оставляли ребенка у родителей. Они смотрели сериалы и ели бургеры из соседней забегаловки. Он делал вид, что сериалы нравятся ему, потому что чувствовал угрызения совести, размышляя о ее глупости.

Когда они вместе смотрели советские комедии, она смеялась в неподходящих местах. Он, естественно, знал заранее, где будет самый смешной момент. Она эти фильмы наизусть почему-то не знала. Она все время шатала нагой, думала о чем-то, смотрела, вдруг, на него. Ей было скучно.

Последний брючный костюм пропал из ее шкафа через три года. На смену коротким пиджакам и узким брюкам пришли разлетистые сарафаны и платья с широкими лямками. Он не бросал ее лишь из жалости, зная, что она не переживет разрыва. Ему казалось, что она стара. И никогда не найдет ему замены.

 

Небо в раме необычной крыши переливалось последними закатными лучами.

– Давай пойдем в номер, и ты возьмешь меня, как раньше. – Неожиданно сказала она, и он вернулся за секунду в адлерский вечер.

– Ты мыслишь гораздо тоньше, чем я думал, – сказал он и положил подбородок на руку.

Он посмотрел на бармена и приготовил наличные, не зная, что на курортах пьяных посетителей обслуживают издевательски долго. Он налил остатки водки в свою рюмку. Она отказалась, будто ей предстояло сегодня еще какое-то важное дело.

– Пойдем купаться, – проверил он ее решимость сделать ему приятно.

– Что за глупости? Я без купальника.

– Все равно. Будем купаться голыми.

– Нет, я не собираюсь делать этого! Я хочу сделать это в номере.

– А почему десять лет назад ты делала это в реке?

– Тогда было светло и жарко.

– А обрадую тебя, море и ночью теплое. Оно кажется еще теплее, потому что на улице прохладно.

На полпути к городу он разделся, сложил вещи на песок и шагнул в черную бездну. Вода была ледяная. Он пошел вперед, не показывая смятения, нырнул дважды, и, весь в мурашках, поспешил на берег. Он лег на песок, совершенно трезвый. Она сидела рядом с ним и думала о чем-то. Потом провела рукой по его спине и почувствовала соль, застывшую на коже.

– Пойдем, – сказала она. И за это единственное слово он возненавидел ее. Или осознал ненависть, копившуюся годами. Он лежал на животе и смотрел в темноту, а она сидела рядом, спрятав свои мысли очень глубоко. О них не мог догадаться никто. Она думала о том, как лучше сообщить, что она бросает его. Сейчас? Или позже.