Март 2014
ПРОБОЙ пера я обязан В. В. Путину. Он объявил 2007 годом русского языка и литературы за рубежом. Главные события были в Москве и Лондоне под патронажем двух министерств иностранных дел. Русское посольство в Лондоне нас приветило. Как ходили в посольство и что видели, расскажу позже.
Исполнителем празднества стал почтенный лондонский Пушкинский Дом. В его трехэтажной тесноте Международный литературный фестиваль русского зарубежья «Пушкин в Британии» проходит ежегодно. В 2007 он случился ярок и разноречив. Полярность: Норвегия – Австралия, Киргизия – США, Северная Ирландия – Узбекистан. Всего стран четырнадцать.
Пока что я жду ответа в даче на рижском взморье. Дождит и по стене комнаты стекает вода. Грустно.
Вдруг «нет»?
Почему бы не «да»?
Прозаиков к открытию, после конкурсного отбора сохранилось десять.
Сентябрьским днем конверт из Лондона. Письмо веет достоинством. Шикарным, крупным и старинным английским шрифтом, официально на конкурс. Без виз. Трудно переводим со словарем « На территории королевства вы под эгидой британского министерства иностранных дел». Приятно, но все расходы за свой счет.
Прошла неделя. Мобилизуемся, читая русско – английский разговорник. Открываю сайт фестиваля, «висит» мой рассказ «Перфекционист». До начала конкурса? В дружественном тоне записка председателя жюри. «К чему привело легкомыслие и кое – какость. Автор взял девиз прошлогоднего конкурса! Кроме того, превысил оговоренный объем текста».
В литературных конкурсах иногда назначается девиз. Нужно привести его к месту, как-то откликнуться, выдержать тон. По бестолковщине взял я девиз прошлого фестиваля »Гости приходили на дачу». Случайная строка на полях пушкинских черновиков. Пушкинисты знают его поэзию до последней не опубликованной строки. До росчерка пера под рисунком женского профиля.
Итак, «Гости приходили на дачу. Из тех, кто не забыл его и захотел увидеться в Риге через семь лет. Из близких сохранился высоколобый гуманитарий, ныне трамвайный кондуктор со странной и объяснимой привычкой пересчитывать в руке, не глядя, желтые медные сантимы. Другой, в жениной кофте, продает цветы у еврейского кладбища Шмерли. Вот странно: на еврейские могилы приносят не цветы, но камушки. Сказано: «Из каменистой пустыни вышли». Был и давнишний диссидент, яркий художник – абстракционист. Приятели перешли в разряд знакомых, бывшие знакомые, к счастью, не узнавали.
Учительница русского языка, закосневшая на классиках, накрыла цветную скатерть…
ДЕВИЗ фестиваля -2007 – пушкинская строка: « Лондон ему нравился, потому что в нем богатые люди одеваются просто». Из черновика Пушкина к чему-то ненаписанному. Поэт был «невыездной», не далее Молдавии. Может быть, своим колдовским пером он хотел отправить в Лондон Евгения Онегина.
… Автор рвет волосы с досады. Встает ночью. В окне полная луна, с желтизной. Видны тени ее гор. В одну ночь переписал под новый девиз, значительно сократив. Резал по живому. От чего текст не выиграл. Успел ещё раз дать на конкурс, новое название скромно, ОН и ОНА.
ПЕРЕПИСАЛ, азартно скрипя пером школьной авторучки, рассказ «Перфекционист». Он – лучший, деловит, удачлив. Карьерный. Голосует за консерваторов. Знает, жизнь конечна. Но торопить её не надо.
…Эмигрант навещает Ригу после семи лет жизни в Америке. Встречает давнюю любовницу.
– – Прости, – сказал он через семь лет. – ЕЙ хватило чутья на простое будничное платье, без косметики. ОН смотрел, невольно изучая: погрузнела, и жемчужные зубы стали матовыми. Вера поняла: семь лет для женщины суровый срок. (А х, не надо об этом – подумала.) О муже не заговаривала. Без ребенка.
– Прости, – повторил он. – Позже, вдали я понял, как ты была тонка, изящна и романтична.
Лгал. Он редко вспоминал о ней. Её то задумчивою, то искрящуюся весельем поэтизацию жизни ОН полагал тогда ребяческой. Отстранялся. Сопротивлялся шумным летним поездкам на озеро Усмас. Вера сидела вечерами у костра и потом купалась голая при луне. – Нимфоманка, – думал ОН тоскливо. Не знал, о чем говорить с дружелюбными обитателями соседних палаток, поедая их уксусные шашлыки.
На острове посреди озера липла паутина меж высокой травы. Приходил за морковкой грустный дичавший кролик. Взял бы в лодку, но в лагере собаки. Было жарко и небо высоко.
– Я другой человек сейчас, иного ума, интересов. Да и ты… Увидел в вырезе летнего платья худые, беззащитные детские ключицы и не смог продолжить. Волшебно все пережитое с ней предстало крупно, судьбоносно и делало ЕЙ честь. Не ему же.
Горний воздух и миг белого прозрения: я мог бы прожить жизнь с тобой.
Через год он приехал с ясной мыслью склонить Её к разрыву с мужем. Уехать вместе, в Дании, например, брак оформляют в три дня. Позвонил из кафе за Домским собором, где когда – то подавали конопляное масло на горячих черных гренках. Вера настояла встретиться в ИХ парке, сидела в перемежающейся тени старого дерева. Черты лица размылись.
– Это мой сын? – выдавил он сухим горлом, заглянув в детскую коляску.
Вера не смотрела на него.
– Скажи хотя бы сын, дочь?
Взгляд повис над его головой, отчего он окончательно растерялся. Цветение лип пахло дешёвым парфюмом. Предчувствие огромной, незнакомой радости охватило. ОНА молчала. Смотрела на свежие кроны городских деревьев, улыбаясь медленно, надменно и снисходительно из новой своей жизни.
(Позже «Перфекцонист» вошел в небольшую книжку повестей и рассказов).
ЛОНДОН. По английски уютные комнаты Пушкинского дома. Мебель начала прошлого века. Когда-то здесь обрезали и зажигали сигары, слабый запах разлит. Уединение небольшой комнаты – читального зала. Будто нет чужого города за окном. Дух Британии. Так было и так будет. Хочется снять цилиндр, блеснув алмазными запонками крахмальной рубашки. Впрочем, алмазных запонок у автора нет.
Фестиваль открывался 18 октября. Поселились в гостинице «Александра», так и улица называется. Замощена булыжником, безлюдна. Это в Паддингтоне, сравнительно недалеко от центра. Город огромный, чувствуется его напряжение, не столь резкое, как в мегаполисах Берлина, Москвы. Левостороннее автодвижение доводит до оцепенения. Трудно ориентироваться: Бенджамен- стрит, Бенджамен –корнер в разных частях города.
Уличка Александра сходит уклоном к Гайд Парку. Все дома двухэтажные. По путеводителю, в первых этажах были конюшни, мастерские. До сих пор в каждом доме высокие ворота. Сегодня здесь не живут. Во вторых этажах ателье художников, студии. По левой стороне почти у входа в Гайд Парк сохранилась небольшая конюшня. Видели, как меняют подковы лошадям. Они относятся к процессу с пониманием. Джентльмены гарцуют по дальним парковым дорожкам.
За десять лондонских дней хорошо бы увидеть площадь Трафальгар, колонну адмирала Нельсона, улицы центра. Побывать в Букингемском дворце. (Только когда королевы нет дома. Летом она отдыхает в Шотландии). Несколько парадных залов, высокая терраса с видом на сад. Прохаживаются самоуверенные молодые люди, изящные девушки.
Замок принцессы Дианы прост, низкие потолки, темновато. «Не лучшие жилищные условия».
Если повезет, попадете в парламент и к башне Биг Бен. Нескончаемая очередь. Еще Тауер, девятисотлетняя крепость, дворец, и наконец тюрьма. Зловеще каркают и перелетают по дворам черные вороны. Они живут здесь всегда. В последние семьсот лет в Тауэре каждую ночь проходит церемония передачи ключей караулу. Здесь хранятся сокровища династии Виндзоров. Из веков упорный английский характер.
АРАБЕСКА. Едем в красном двухэтажном автобусе. Постепенно исчезают английские вывески, надписи. Их вытесняет арабская вязь. Исчезают пабы, газетные киоски, такси. На улицах много медлительных мужчин в белых просторных рубахах до пят. Пять раз в день пакистанцы молятся. Мечеть небольшая, расстилают коврики в соседних скверах. Муэдзинов пока не слышно.
Из Корана. Сура называется Наср. «Когда подоспеет помощь Господня и наступит победа и когда увидишь ты, что люди станут толпами принимать Веру Бога, то воздай хвалу Господу твоему и проси у него прощения, ибо прощающий он».
О ВЕКОВОМ наследии Лондона масса глянцевых журнальных страниц, книг. Почитав путеводители, откройте «Сагу о Форсайтах» Голсуорси. Нашим обжитым местом стал Гайд Парк. С борьбой рыжих европейских белочек с серыми канадскими, большими, как Собака Баскервилей.
Видели в парке поле дискуссий. Каждый может призывать, убеждать, критиковать, упражнять красноречие, стоя на ящике. По традиции нельзя без почтения упоминать короля, королеву и первого лорда адмиралтейства. Прохладный ключ европейской демократии. Вокруг ящика обычно десять – пятнадцать случайных слушателей.
…Когда въехали в Германию я, естественно, перевел часовую стрелку на час. Получилось европейское континентальное время. За Ламаншем время по Гринвичу, меньше еще на час. Забыл об этом. На фестивальные семинары и посиделки приходил на час раньше. Ждал полчаса, пожимал плечами, уходил.
«Пушкинский Дом» готовит книгу о фестивале. Предлагают написать вступление к своему тексту. Почетный гость фестивалей «Пушкин в Британии» поэтесса Римма Казакова. «Тяга человечества к созданию единого пространства сигнал того, что люди разных стран, такие непохожие и такие в сущности одинаковые, становятся все ближе друг другу». Последние публичные ее строки. Вскоре она скончалась в Москве.
Написал: «Я так стар, что помню войну Алой и Белой розы. Стреляли из арбалетов. Литература – выдуманный мир, зато все происходит по желанию автора. Будьте снисходительны к страстям и ошибкам авторов. А также живых людей. По слухам, жизнь бывает лишь раз».
Русское посольство занимает внушительный квартал домов и садов. Пустынно. Вышла из дома посольская женщина. Сделала каменное лицо. – Паспорт потеряли? Или денег на обратный билет просить? – Услышав, что на прием, смягчилась. Показала дорогу.
Пока брели по периметру посольского квартала, следовала за нами машина. Останавливалась, ждала. Навязчиво. Жена говорит: – КГБ, или Скотланд Ярд? Окликнули телевизионщики из Москвы. Ждали, пока мы пешком ворота отыщем. У ворот молодцы посматривают на гостей. Охрана, логично. В очень большом зале гостей человек сто. Местная русская интеллигенция и интересующиеся Россией англичане. Бориса Березовского и Романа Абрамовича не видно.
Я полагал увидеть атташе по культуре. Вышел посол. Импозантный, в темно – синем блейзере и брюках цвета маренго, несмотря на жаркий лондонский октябрь.
Посол говорил кратко о культурном сотрудничестве, об инициативе президента в год русского языка за рубежом. О значимости русской культуры.
– Объявляю фестиваль открытым! Выпьем. Как – то по родственному прозвучало.
Познакомились с приятным англичанином, отличная русская речь. Делает новый перевод пушкинских «Повестей Белкина».
– Давно?
– Года три.
Окна в зале открыты, но жарко. Жена просит у бармена стакан воды.
– Обойдетесь.
Вот почувствовали себя на родине. Присмотрелся, те же ребята, что в воротах стояли. Переодеты официантами. Экономия на персонале.
Нет лучшего места для первого дня фестиваля, чем Ковент Гарден. На фоне здания старейшего театра. Престижно. Но для нас места просто нет. Скромная англиканская церковь выходит фасадом на площадь. За церковью сад. Здесь поместили две высокие брезентовые палатки. Под деревьями книжные стенды и живые авторы. Вышел фестивальный сборник – 2007. О нем ещё пойдет речь. Необязывающие знакомства в саду. Есть, оказывается, и литературные анекдоты.
«Встречаются Автор и Издатель.
Издатель: – Потрясающий рассказ ты написал. Из других редакций прочесть приходили. Машинистки домой копии унесли.
Автор: – Значит, пойдет?
Издатель: – Нет. У нас таких рассказов 676».
Смелые поэты читают стихи на Ковент Гарден. Без перевода.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ будни. Ради чего мы собрались. Каждый читает свое, вымученное. Обсуждение, осуждение. Всеобщее голосование.
В прозе первое место для Валентины Коркоран. Приятную блондинку венчают короной. Телевизионщики ловят момент. Корона съезжает набок. Венчают второй раз, наконец снято. Она русская жена англичанина, склонного к абстрактной неприязни к иностранцам. К беседам с ним она готовится, переводя мысли на английский. Лондонские пабы, английские гости, русские в Лондоне. Отличный рассказ.
Самый короткий текст Ивана Совкова. Так он представился. Средних лет, в фанатской майке и шарфе футболистов «Челси». Постоялец футбольных трибун читает девиз: « Лондон ему нравился, потому что здесь богатые люди одеваются просто». « В стираной майке и выцветших джинсах Он сидит на скамье своего стадиона и смотрит игру своей команды. Его здесь любят, но за деньги». В зале смех, прозрачно о Романе Абрамовиче.
Победители награждены, речи произнесены. Встает некто из Латвии. – Уважаемое жюри, говорит он скрипуче, – рушится закон свободной печати: не править без автора, или отвергать текст. И показывает фестивальную книгу с двенадцатью правками к своему оригиналу. Председатель жюри с криком «Ах, Марья Федоровна!« хватается за голову. В зале выясняется, у израильтянки Галины Таск пропал целый абзац. У американца текст изуродован наивными исправлениями. Вскипели авторские страсти. Суть проблемы – жюри отбирало тексты…по Марье Федоровне. Учитывалось и голосование масс. Но они тоже читали «тексты».
Это был первый, насколько знаю, и последний сбор прозаиков в лоне «Пушкинского Дома». Сейчас это поэтический фестиваль.
Приближалась поездка по Темзе. Речным пароходом до Гринвича чуть больше часа. Под пиво «Стар» и в предвкушении заранее готовых эпиграмм на членов жюри.
Гринвичский меридиан можно увидеть дважды. В длинном павильоне над головами зрителей зеленый лазерный луч. Это нулевая долгота. Условность, географический ноль, фантом.
Отсюда исчисляется время.
Во дворе обсерватории эта линия проложена белой полосой на каменном полу. «Восточная долгота есть долгота положительная, а западная отрицательная» – записано для мореплавателей в 1675 году. Можно стоять одной ногой в западном полушарии, а другой в восточном.
