Мой коллега по КБ, с кем мне предстояло пасти коров в той деревне, где так «прославился» Ефимыч, был довольно колоритной фигурой. Он был известным у нас изобретателем и рационализатором, по КБ ходил с очень серьёзным и важным видом. Но, так как опыта в работе пастухом у него не было, пришлось ему идти ко мне помощником, подпаском. Поэтому мне, молодому специалисту, предстояло научить ему всему тому, чему научился я за три года после окончания ВУЗа, на ниве шефской помощи селу. Звали его Петр Петрович. Звать его по имени-отчеству на такой «благородной работе», было не с руки, и я обращался к нему просто Петрович. Петрович был представителем одной из малочисленных народностей севера, соответственно знаний о жизни деревни в средней полосе России у него не было. Это в дальнейшем чуть не сыграло с ним злую шутку. Для начала, я научил его пользоваться кнутом, некоторым не совсем литературным словесным командам, к которым были приучены коровы, и другим премудростям пастушьего ремесла. Летом световой и, соответственно, рабочий день у пастухов длинный, и времени поговорить обо всём на свете достаточно. Я рассказал ему, как стал пастухом.
В свой первый летний приезд в колхоз, через год после окончания вуза, мне, как самому молодому в этой смене, предложили попробовать себя в качестве пастуха. Определённый резон в этом был. Я был молод, здоров, а главное, в детстве на лето уезжал к дедушке с бабушкой в деревню, соответственно, должен был иметь хоть какое-то представление о такой работе. Те детские, сейчас уже далёкие годы, особенно запомнились тем, как ранним летним утром сквозь сон сначала слышишь щёлканье кнутов, потом глухой гул от сотен копыт и мычанье коров, когда стадо проходит мимо твоего дома, потом всё затихает, и ты ещё долго спишь, пока тебя не разбудит бабушка на завтрак. Вечером уже с крыльца дома смотришь, как стадо возвращается обратно. Вначале стада идут коровы, где-то в его конце прошествуют неторопливо, степенно, два быка, и чуть поодаль от них, в завершение, идут два или три пастуха в резиновых сапогах и брезентовых дождевиках. Кнуты у них были перекинуты через плечо. Обычно одной рукой они держались за его рукоятку, висевшую где-то на уровне груди, а сам верёвочный хлыст волочился за ними по земле. Те пастухи казались мне суровыми, серьёзными людьми, почти былинными богатырями. Они вызывали какой-то подсознательный страх, объяснимый, видимо, той жёсткостью и решительностью, с какой они пускали кнут в дело, если какая-нибудь корова вдруг замешкается и отстанет от стада. Я тогда с интересом рассматривал их кнуты, они были искусно и добротно сделаны самими пастухами. Деревянные ручки у них были покрыты резьбой, а в конце верёвочного хлыста был заплетён конский волос с гривы лошади. Мы и сами, мальчишками, для игр что-то подобное пытались сделать, конечно, гораздо меньше размером. Учились бить кнутом, так, чтобы был слышен громкий щелчок, пробовали сбивать ударом кнута разные мишени. Эти детские навыки потом спустя много лет мне неожиданно пригодились. Но вернёмся к Петровичу. Получая допуск к некоторой служебной информации, в «секретной», как у нас говорили комнате, часто его там заставал за разными бумагами. Мне всегда было интересно узнать, что он там всё изобретает. И вот, пользуясь случаем, когда стадо спокойно паслось на лугу, я задал ему этот вопрос. Петрович после минутного раздумья поведал, что изобрёл чудо-вездеход, которому не страшны ни реки, ни бездорожье. Но расскажет мне он об этом только под большим секретом. Я пообещал хранить тайну и даже под пытками никому её не выдавать. Но так как за прошедшие три десятка лет срок хранения всех тайн истёк, я всё же рискну рассказать о ней.
– Это будет универсальный вездеход, с холодильной машиной внутри – Начал он свой рассказ.
– Он будет всё замораживать под собой.
– Болото будет – заморозит болото, река – заморозит под собой реку, и по льду проедет – не моргнув глазом, продолжал Петрович.
Я опешил, честно сказать не ожидал такого. В голове всплыли формулы по физике ещё десятого класса, немного прикинув в уме, я спросил у Петровича.
– Петрович, а линию высоковольтной ЛЭП к твоему вездеходу кто потянет, чтобы обеспечить его необходимой энергией, чтобы быстро всё замораживать?
На круглом, плоском лице изобретателя пробежала волна растерянности. Он задумался и, наконец, улыбнувшись, ответил:
– На вездеходе будет стоять атомный реактор. – Я попытался представить это сооружение, но моей фантазии явно не хватало. В голове появилось ещё больше вопросов к изобретателю, но, поглядев в его бесхитростные глаза, задавать их я передумал. Пора было «возвращаться к нашим баранам», то есть коровам. Кстати, о баранах. Начальником научно-исследовательского отдела, в котором я на тот момент работал, был отставник, бывший работник одного военного НИИ. Звали его Иван Иванович. Этот Иваныч тоже, бывало, фонтанировал подобными идеями. Дисциплину в отделе он поддерживал военную: в туалет выйти с его разрешения, покурить пойти тоже. Все молча сидели и корпели над работой, и только он, как учитель в школе, медленно прохаживался между столов. Иногда в тишине он вдруг начинал излагать свои мысли, а сотрудники отрывались от работы и с выражением полного счастья на лицах сидели и слушали. В отделе работала, в основном, молодёжь после института или университета, поэтому его никто не останавливал и не перебивал: себе будет дороже. В тот день Иваныч был после очередной однодневной поездки в близлежащий совхоз, где ему, бывшему подполковнику, пришлось заниматься прополкой сорняков в капусте и свёкле. Это ему очень не понравилось. Он молча ходил, как всегда, между столов, чувствовалось, что в голове его зреет мысль. И когда она окончательно созрела, засвербив, его мозг, он изрёк:
– На прополку надо отправлять не сотрудников, а возить козлов и баранов с животноводческих совхозов, пускай они сорняки едят. Двойная экономия будет: ещё и на корм их тратиться не надо будет. – Мы переглянулись. Шутит или в серьёз, но по выражению его лица было видно, что говорит он на полном серьёзе.
– А как же быть с народной мудростью «пустить козла в огород»- осторожно спросил я его.
– Они же не сорняки, а капусту съедят.
Иваныч задумался. Но через минуту хитро заулыбался, весь его вид говорил, что голыми руками его не возьмёшь.
– Так это будут не обычные козлы и бараны – отвечал он, – а учёные и дрессированные.
«Ну и флаг тебе и твоим баранам в руки» – подумал я. Спорить было бесполезно, у нас, как известно, начальник всегда прав.
Теперь о случае, чуть не погубившем Петровича.
В тот день я в полдень пошёл в деревню пообедать. Петрович, как всегда, остался в поле приглядывать за пасущемся стадом. Когда через полтора часа я вернулся, то застал его мертвенно бледным, лежащим на земле и держащимся за живот.
– Помираю, – только и смог он сказать.
«Трактор сюда дотащит скорую помощь часов через пять, не раньше» – подумал я. Этот вариант не годился – надо самому спасать Петровича. Но вот от чего? Стал я его расспрашивать, что произошло, за время моего отсутствия. В результате расспросов выяснил, что он заглянул в лес, в поисках грибов, и поел каких – то красивых красных ягод.
– Ну, теперь всё понятно, Петрович, ты наелся волчьей ягоды, даже дети знают, что она ядовита. А ты как маленький ребёнок, всё в рот себе тащишь. Хорошо хоть поганок и мухоморов не наелся, они тоже красивыми бывают. – Воспитывал я его.
– Я не знал, у нас таких ягод в тундре нет, – виновато ответил изобретатель.
– Дуй, Петрович в деревню на ферму и пей парное молоко, сколько сможешь выпить, но сначала запихни два пальца в рот и вызови рвоту. – На этом мои познания о первичной медицинской помощи закончились. Петрович, держась за живот, поплёлся в деревню, которая была за пригорком. Через два часа он вернулся оттуда уже весёлым и счастливым. Во-первых, потому что, остался живым и здоровым, а во- вторых на ферме познакомился с хорошенькой незамужней дояркой, которая и отпоила его молоком.
