Приятное тепло исходило от потрескивающих  поленьев в камине, и еще, какой-то источник, источающий  ласковость, она почувствовала над собой. Наташа слегка приподняла голову, и взглядом встретились с Владленом Германовичем… Он пытался рассмотреть в полумраке, проснулась  уже или нет, и его дыхание – было тем самым вторым источником тепла. Увидев, что Наташа просыпается, раздвинул портьеры и полумрак рассеялся, уступив место солнечному весеннему свету. Владлен открыл дверь в сад, и пение птиц ворвалось на солнечных лучах в комнату.  Она снова закрыла глаза, пытаясь постигнуть, что происходит?!

Где она и как сюда попал Владлен Германович?! Постепенно из подсознания стала вырисовываться картина всего происходящего, и предчувствие будущих событий полностью разрушало радость  весеннего пробуждения…  В комнату вошла мадам Сезанна – мама Жана. Милая женщина с мягкой и светлой улыбкой несла на маленьком подносе большой бокал с напитком. Она ворковала по-французски возле Наташи и поправляла постель, потом присела на краешек софы и стала уговаривать выпить горячий грог, – по ее словам,  должен придать ей силы.

Владлен спросил, как себя чувствует, и получил в ответ кивок головой, означающий – благодарность за помощь. После грога, действительно, по всему телу потекло теплое блаженство и в голове что-то стало проясняться… Наташа встала на ноги, смущенно прикрылась пледом, извиняясь за свой помятый вид, но этого никто не заметил. Вошел Жан пригласить всех к столу, но она умоляюще просила ее извинить:
– Если можно, я бы хотела немедленно ехать в госпиталь, быть может, есть уже какие-нибудь результаты, – робко просила Наташа. Владлен мягко обнял ее за плечи и усадил в кресло:
– Наташа! Мы все держим под контролем.  Нам  позвонили из госпиталя…
Вы же, сейчас примите душ, восстановите немного  силы, и мы будем говорить о дальнейших делах. Хорошо?

– У-у меня здесь ничего нет из одежды.  Я бы хотела переодеться.
– Конечно, возможно! В наших силах, но для этого не требуется куда-то ехать – ваши вещи уже  здесь: вы больше не живете в отеле. Тут она действительно заметила свой чемодан в углу комнаты, и в глаза бросился букетик фиалок в той же вазочке, которая стояла в номере…  Удивление промчалось по ее лицу, но  ни о чем не стала спрашивать. Внутри все кипело, как в жерле вулкана, но импульсами – одновременно утихало, создавая заторможенность, и еще непонятное ощущение… Наташа не знала, что вместе с напитками дают очень хорошее французское успокаивающее и вместе с тем восстанавливающее силу – гомеопатическое средство.

На некоторое время оставили в покое, чтобы она могла привести себя в порядок. Все пошли в столовую. За столом царила непривычная тишина, ещё и потому что в этом доме всегда раздавались постоянные шутки и смех, особенно когда приезжал Владлен.
Мадам Сезанна  любила его еще с тех самых времен, когда их вместе с Майей привозили родители. Помнится,  даже мечтала женить его на своей племяннице, но Владлен при их знакомстве не проявил никакой инициативы, а даже, напротив — полное, правда, вежливое равнодушие.

В комнату вошла Наташа. На ней был черный классический костюм, а волосы гладко зачесаны назад, полностью открывая ее лицо, отчего оно казалось совсем маленьким, утонченным. И, хотя была видна непомерная усталость и надорванность, во всем ее облике звучало достоинство и нежность.
– Какая непростая все-таки женщина! – подумал  Владлен.  Наташа, пожалуйста, садитесь скорее с нами. Вам необходимо немного поесть, – засуетился Жан. Она села за стол, ласково поблагодарив мадам Сезанну за грог:
– Мне действительно стало намного легче. После обеда все вышли в палисад.

Вокруг уютного небольшого дома располагался удивительный пар, но сейчас было бы нелепо знакомить Наташу с его прелестями, понимая ее нетерпение начать разговор о деле. Деле, неприятном, и не терпящем задержки с принятием решения. Владлен ходил туда-сюда по аллее, нервно раскуривая  любимую трубку, которая постоянно  жила в этом доме и всегда ждала его, любовно хранимая  Сезанной. Он думал…
-Наталья Сергеевна! – начал  официальным тоном, присаживаясь рядом.   Мы были в госпитале. Нам рассказали, что сестра  ночью застала Вадима, пишущего письмо. Вокруг кровати валялось несколько листков смятых… Это говорит о том, что он пытался это делать множество раз. Видимо, не подчинялась рука… Ему нельзя было волноваться…  Но он за эту ночь прожил заново целую жизнь, о чем, собственно сообщил вам в письме…

Когда он потянулся к розетке,  его настиг второй,  убивший  инфаркт… Он сам  в очередной раз загнал себя. И как бы немного подумав про себя, вслух со значением сказал:
-Мы все  загоняем себя, так или иначе. Нам срочно необходимо определиться с похоронами. Время не терпит, поэтому сегодня уже надо договориться о транспортировке Вадима в Питер, что…
– Нет!   Н-е-ет! – истошным голосом вдруг закричала Наташа, потом, сама испугавшись собственно крика, добавила уже упавшим:
– Я, я не могу…  Все были просто ошарашены такой реакцией. Она лихорадочно заходила вокруг беседки, но потом, остановившись, стала говорить горячо и возбужденно:
– Он предал нас! Он совершил предательство  дважды… Я…я не могу и не хочу разрушать праздник своей дочери.  Школу заканчивают один раз в жизни. Мне стоило невероятных усилий сохранить все втайне от детей и его матери.

Я пыталась разобраться прежде сама во всем и дать ему шанс объясниться, чтобы он мог сохранить свою порядочность, но потом это горе… Но он избрал  такой путь решения  проблем, которые сам же и образовал…  Я, я все понимаю, но не могу его везти домой. Все молчали. Да, горе этой женщины намного страшней, чем можно было предполагать в таких обстоятельствах. Владлен Германович, дорогой! Не знаю, что делать?! Помогите мне, пожалуйста… – взмолилась Наташа, опустившись перед ним на колени.

Он стремительно попытался встать, одновременно поднимая ее, но бедная женщина ухватилась за его руки… Как мне поступить, чтобы и не обидеть его маму, но и не разрушить покой Вики, пока она сдает экзамены?! Я понимаю, что не имею права лишать мать возможности ходить к сыну на кладбище…
– Наташенька! Успокойтесь, – поднявшись, и увлекая за собой Наташу, уговаривал Владлен, усаживая ее в плетеное кресло. Жан переводил матери то, что заявила Наташа и она, с пониманием кивала. Я вас очень хорошо понимаю, и считаю, что  имеете полное право поступать так, как находите нужным.

Есть еще вариант: кремировать и урну с прахом привезти домой, но хватит ли у вас сил, чтобы все это удерживать втайне, пока Виктория закончит сдавать экзамены? Ведь существует правила: девять дней, сорок. И, действительно, мать должна иметь возможность попрощаться с сыном…
– Владлен Германович! Я ведь не смогу никогда с вами рассчитаться, – заволновалась Наташа. Извините, что взвалила на вас свои проблемы. Конечно, вы делайте так, как считаете нужным, а я приму любое ваше решение. Не имею права так себя вести… О, мой бог!  Простите, простите, пожалуйста, – совсем уж упавшим голосом сдалась Наташа на волю Владлена.

– Вот и замечательно, что вы мне полностью доверяете. Постараюсь решить так, как будет лучше всем, тем более что в  случившемся, пусть косвенно, но я виновен.   Она  серьезно посмотрела на этого человека. Во взгляде был немой вопрос: ” Совершенно чужой, далекий, да к тому, же еще и брат разлучницы, или как там ее называть” – с горечью думала она, а вслух спросила:
– Не понимаю?!  А вам, зачем все это?!  Почему  так помогаете мне?! – недоумевала.
-А вы, что же, хотите, чтобы я не волновался?! – но ответа  не ждал. Таким образом, как бы немного огрызнулся, но тут,  же поторопился сгладить свою мимолетную грубость. Наташа! Позже будем разбирать, кто кому должен, но  в данный момент  мы обязаны прийти к согласию и действовать. Я предлагаю следующее…

Санкт-Петербург

-Ба-а-а! К нам сейчас должен приехать водитель Владлена Германовича, – предупредила Вика бабушку, дожевывая на бегу пирожок,  торопилась в школу на консультацию перед своим последним экзаменом.
– А, кто это – Валерий!? – не поняла она.
– Да, не Валерий, а Владлен – папин шеф, а его водителя зовут Виктор, это он сейчас звонил и сказал, что хочет с нами поговорить по просьбе босса.
– А о чем это он собирается сообщать?! – заволновалась ни с того ни  сего Анна Васильевна, присев на самый краешек стула.
– Я не знаю, но что ты так заволновалась?! Если бы, что-нибудь случилось, мама  позвонила,  уже на бегу успокаивала Вика бабушку.

– Да-д-д-а… – проговорила в никуда Анна Васильевна. Ей почему-то вдруг пришло на ум, что Наташа не звонит уже второй день… Раньше  названивала каждый день…  Почувствовав себя нехорошо, Анна Васильевна накапала в ложечку  валерианы и хотела уже выпить, но тут позвонили в дверь. Бросила ложку вместе с лекарством в мойку и заторопилась в прихожую.
– Здравствуйте! – улыбаясь, приветствовал ее веселый мужчина с  располагающим лицом.
– Здравствуйте?!
– А что же вы открываете, даже не спросив, кто пришел?!- пожурил  ласково Анну Васильевну.
– Да, действительно, что-то я не подумала, но Вика  предупредила, что  должны приехать. Правда,  не ожидала, что  так быстро…
– А я же позвонил, уже подъезжая к  дому. Мы с вашей внучкой встретились у входа.

Она даже успела похвастаться, что сдает экзамены на отлично. Веселая непринужденность Виктора расположила Анну Васильевну, и она почувствовала некоторое расслабление.
– Пожалуйста! Проходите в комнату, – пригласила  гостя.  Может,  пообедаете? У меня очень вкусный борщ.
– Я вам верю, и хочу есть, но  мало времени, поэтому спешу сразу приступить к делу. Как-нибудь потом непременно пообедаю. Еще предстоит к вам приехать.
Она присела на краешек стула. Виктор продолжал стоять, не зная, с чего приступить.

Анна Васильевна! Я не ошибаюсь, вас же так величают? — спросил он.
– Да! Так, – ответила настороженно. Виктор совсем растерялся. Ему стало жаль  несчастную женщину. Чувствовалось, что  всем своим сердцем она ощущает неладное, а он стоит тут с булыжником за пазухой…
– Я сейчас позвоню в Париж, и вы сами поговорите с Владленом Германовичем, – нашелся Виктор. Достал свой телефон и стал набирать номер.
– Чт… что-ни… нибудь случилось?! – еще больше разволновалась Анна Васильевна.
– Нет, нет! Все в порядке – сейчас вам объяснят, прислушиваясь к зуммеру, – торопился успокоить Виктор.

– Алло! Владлен Германович! Я  нахожусь у Анны Васильевны…  Да, да я понял.
– Возьмите, пожалуйста, – протянул трубку.  Она дрожащей рукой,  все еще пребывая в  полном смятении, взяла трубку:
-Я слушаю.
– Здравствуйте, Анна Васильевна! – доброжелательным голосом говорил Владлен.
– Здравствуйте! – очень сдержанно и напряженно ответила она.
– Анна Васильевна, тут вот какое дело.  Я сейчас нахожусь в командировке в Париже.  Наташа очень волнуется за дочь и стремится быть рядом с ней в такое ответственное  время…  Вы понимаете?

– Да, конечно, понимаю, но ей нечего волноваться. Я же здесь, рядом с Викой, – еще больше напрягаясь от непонимания, проговорила Анна Васильевна…
-Ее можно понять, она ведь мать, – продолжал Владлен.  Она хочет приехать в Петербург, но здесь тоже должен быть кто-то, поэтому мы решили привезти вас сюда вместо Наташи. Можете ехать вместе с внуком. Вы не должны волноваться. Жить будете в очень славной семье у моих друзей. Вадим их  хорошо знает, да и Наташа уже успела  подружиться.
– Но, а п…по…чему Наташа сама мне об этом не говорит?!

– Мама! Вы не волнуйтесь, пожалуйста! Просто Владлен Германович любезно согласился помочь нам, и я воспользовалась его предложением, – еле собирая себя в руки и сдерживая рыдания, подкатившиеся прямо к горлу, – тихо сказала Наташа, тут же передав трубку Владлену. Анна Васильевна была совершенно обескуражена внезапностью такого предложения, да и в голосе Наташи она уловила неясную тревогу…  Вернула трубку Виктору. Сама прошла на кухню, налила еще раз валериану и выпила.  Виктор поплелся за ней  и присел на стул.

– Анна Васильевна, вы сейчас должны мне дать свой паспорт и свидетельство о рождении внука…
– А зачем это вам? – спросила, и тут же сразу извинилась.  А, ну да! Понимаю:  надо делать заграничный паспорт, да?
– Да, конечно.
– А внук ведь сейчас в спортивном лагере. Когда это мы должны будем ехать? А как же Вика?
– Наташа сказала, что с ней может побыть один день ее подруга Лариса, а потом она приедет сразу, как только вас встретит в Париже.  Мгновенно усохшая маленькая женщина,  ссутулившись, пошла за документами.  У Виктора от жалости – защемило  сердце.

Получив паспорт,  попрощался и сказал, что завтра или позвонит, или заедет сам, а ее попросил съездить и сфотографироваться.
– Но у меня нет денег на такую дорогу, – взволнованно заговорила женщина, все еще надеясь, что можно обойтись без этой поездки, хотя невыносимо хотелось видеть сына.
– Вы, пожалуйста, не волнуйтесь! Вадим сам потом рассчитается с шефом, – брякнул Виктор. И даже запнулся от этой чудовищной неправды.  На следующий день он познакомился с Дениской, которого только что привезли из лагеря. Вика, совершенно сбитая с толку таким известием, с завистью поддевала брата:
– Ух ты, какой хитрюга! Будешь там носиться по Диснейленду, а сеструха тут должна пахать, сдавая экзамены…
– Ну, давай я сдам за тебя, а ты можешь ехать с бабушкой, – мудро, по-мужски, парировал брат.
– Ну, да, так я тебе и доверила. Обломишь мне всю гонку за золотой медалью.

Париж

В аэропорту их встретили Жан и его мама. Наташа не могла себе даже представить, как  скажет обо всем Дениске и Анне Васильевне?!
– А, где же Наташа?! — взволнованно спросила  Жана.
– Она там, с Вадимом. Ждет вас.  Жан как мог, улыбался, пытался все время шутить, спрашивать Дениску о впечатлениях полета. У Дениса было одно определение – это полное восхищение и от самолета, и от аэропорта, и от предстоящей поездки в Диснейленд. Глаза сияли как два солнечных зайчика. Лицо выражало  лучезарную улыбку…

– Как же он похож на Вадима, – подумал про себя Жан. Сердце этого замечательного француза обливалось слезами, а глаза излучали грустный свет улыбки. Он старался  отвлекать гостей, рассказывая о памятниках, встречающихся на пути их следования, а мадам Сезанна все время гладила Дениску по голове и улыбалась. На Анну Васильевну  старалась не смотреть.  Понимала, что не сможет обвести мать…
Как не в силах были  бы обмануть и ее в такой ситуации.

Машина подъехала к  дому, окруженному пышным, густым садом.
-Как на картинке, – подумала про себя Анна Васильевна, но тут же все ее мысли были там, где сын и Наташа.  Из дома им навстречу вышел мужчина – высокий, благородного вида, о таких принято говорить – представительный. Радушно приветствовал Анну Васильевну, а Дениске отвесил мужской комплимент:
– О, молодой человек! Да вы, батенька, спортсмен. Вы похожи на атлета.

Для мальчика похвала благородного мужчины, да еще и в подобной форме – казалась верхом удовольствия. Весь сиял  юной и чистой красотой, что смотреть на него без улыбки  просто невозможно. Сезанна пригласила всех в дом. На веранде накрыт стол как для высокого приема.
-Да, богатые здесь живут люди! –  подумала она, не догадываясь, что такой стол накрыт в память о ее сыне…  И что  эти люди довольно скромно живут, хотя могут себе позволить и излишества, но не испытывают потребности. Так, воспитаны. Из соседней комнаты  вышла  Наташа. Анна Васильевна не узнавала ее. Это была тень вместо любимой снохи-дочери.

– Мамочка! – закричал Денис и бросился к ней навстречу. Мамочка! Представляешь, как  Вика завидует, что я побываю в Диснейленде! Мама, а когда мы поедем к папе?   Он буквально засыпал вопросами несчастную мать, которая обнимала сына, а сама впилась в  свекровь большими глазами, наполненными отчаянием. Анна Васильевна стала медленно оседать по дверному проему…  Покрывшись красными пятнами, пытаясь что-то сказать охрипшим голосом…  Мадам Сезанна плохо понимала русский язык,  но сейчас  поняла, скорее  сердцем. Тут же взяла со стола какую-то бутылочку и стакан.

Она подошла к бедной матери: возле нее уже все возились, пытаясь перенести ее на софу. Сезанна дала ей воды, а потом буквально заставила выпить что-то, приготовленное загодя. Знала мудрая французская мать, что это пригодится. Анна Васильевна понемногу приходила в себя. Дениску вывел в сад Жан, а Наташа сидела рядом с ней и обняв, плакала. Потом тихо сказала:
– Сегодня девять дней. Повисла звенящая тишина… Мать сидела, как каменное изваяние. Не реагировала ни на сноху, ни на других. Только  часто повторяла, как бы сама в себе:
– Зачем?!  К чему  мне ваш Париж?!  И вдруг жестко так сказала…  Вы бы за эти деньги дали мне возможность похоронить  на Родине.
– Нет, нет! Не могли, – защищая Наташу, сказал Владлен.  Потом вы все узнаете.
Я выражаю  соболезнование и смею  заверить: все, что предпринимается, делается с учетом  материнской участи.

– Простите,- внезапно придя в себя, тихо сказала женщина. Извините! Вы так помогаете, а я… – с мольбой смотрела  на Владлена…  Потом, вся сжавшись в комочек, как ребенок, заплакала, прижавшись к Наташе. Их оставили на время одних,  и вышли в сад к мальчику.  Через некоторое время в комнату ворвался Денис и бросился со слезами к маме с бабушкой. Мать и бабушка обняли его.  Вот так выглядело сейчас – ГОРЕ! Все вместе: человек со всеми, вытекающими отсюда красками, короткой, как пролетевшая по небу комета, жизнью.

Трудно не согласиться с мнением, что жизнь – это театр. Но я бы сказала, что, скорее всего, одна мизансцена в одном, но бесконечном спектакле. Человек рождается в середине бурного действия и умирает, также в потоке, продолжающегося деяния. Для каждого из нас в этом спектакле выделено: у кого маленькая мизансцена, у кого и целый акт, а у кого и единственная фраза “кушать подано!”  Трудно, почти невыносимо смириться, что и до нас жили себе припеваючи и  продолжение следует…

У каждого из нас имеются близкие люди, которым еще можем быть очень даже нужны, а своим уходом  причиняем невероятную боль… И когда человек решает САМ прервать  акт в общей пьесе жизни, конечно же, поступает как отпетый эгоист…
Получается – предает. Пусть он нужен только одному человеку. Тем более… Должен играть свою роль до конца. Наша жизнь – это искрометный дивертисмент в нескончаемой пьесе. Радость всегда соседствует рядом с горем и печалью. Между ними путь так мал, что его можно величать мгновением…  Не следует свысока смотреть на горе и ругать почем зря, а также не стоит и легкомысленно радоваться счастью. Надо просто уважать свой акт жизни в себе и считаться с ним.  Умирают все. Наши любимые люди, сердечные  друзья,  ненаглядные животные и мы когда-нибудь умрем. Но все-таки играть свой дивертисмент обязаны до конца.

Сезанна не стала предлагать, что-то перекусить после дороги – понимала, что все мысли матери там, где  сын нашел свое последнее пристанище. Только Дениска не отказался от сэндвича. Когда сели в машину, мадам Сезанна, спохватившись, выскочила  обратно и побежала в дом, оттуда вернулась  с корзиной в руках.
Явно, там было что-то,  приготовленное заранее. Ах, эти наши  мудрые старики.   Да и старцами  не назовешь: сколько в них прыти, жизнелюбия, понимания.
Нам бы так. А мы?! Мы-то часто ли думаем о них?! Только когда теряем: невыносимо начинает щемить сердце от недосказанных слов любви… Не дает спать по ночам жгучая боль, что не успели сделать для них – то, опоздали сказать – это, а когда  еще были живы – не торопились. Эх, мы!

Вадима  похоронили на русском кладбище. Анна Васильевна, упав, на холодную плиту – замерла… Дениска подошел к бабушке, пытаясь поднять, но Наташа мягко его отстранила:
– Бабуле надо побыть с папой, как ей хочется. Все молчали, скорбно опустив голову. По лицу Наташи текли слезы. Дениска еще никак не мог понять.
– Как это нет его любимого папы?! Юное сердце еще не научилось принимать реальность горя так быстро и остро, как мы, но и дай бог, чтобы его, это горя, было  как можно меньше в жизни этого милого мальчика.

Анна Васильевна поднялась, по-хозяйски, поправив венки и цветы, хотя они и так лежали безупречно. Кладбище имело очень ухоженный вид: чувствовалась забота службы, отвечающей за него. Мать долго гладила рукой лицо сына на фотографии, тихо шептала:
– Помилуй  сын! Никто не понял, за что она просила простить, но Наташа, кажется, понимала. Она подошла к свекрови и обняла. Всем сердцем почувствовала, что Анна Васильевна теперь считает себя одинокой и уже никому не нужной.
– Мама, тебе не  следует  себя винить. У каждого своя судьба. Сейчас необходимо сохранить себя для внуков  – ты нам нужна, очень. Я не представляю своей жизни без тебя. После этих слов стойкая, уравновешенная женщина-мать не сдержалась и разразилась бурными, горькими слезами

Плакали вместе с невесткой, обнявшись, и к ним присоединился Дениска. До него, наконец, стало доходить, что случилось что-то страшное, непоправимое… Мадам Сезанна утирала платочком слезы: неоднократно плакала по этому поводу, а для матери – это и первое свидание с сыном, после долгого расставания, но и одновременно прощание перед вечной разлукой. Владлен подошел к плачущим женщинам, и обратился к ней:
– Анна Васильевна! Дорогая! Позвольте мне еще раз сказать несколько слов о вашем сыне,  для вас и  внука.

Дениска!  Твой отец и ваш сын – был замечательным человеком. Говорю так не потому, что это принято. Я так думаю и уверен, что ко мне присоединились бы все, кто с ним трудился и знал. Вадим недолго работал в моей фирме, но очень быстро обратил на себя внимание порядочностью и профессионализмом. Когда потребовался проверенный и преданный человек в Париже, я остановил свой выбор на нем.
Случилось горе. Непоправимое, но вы должны знать, я никогда не оставлю вас без своего внимания. Вы сможете навещать сына гораздо чаще, чем могли бы предполагать. Но об этом  поговорим позже.

Еще должен сказать, что у вас замечательная невестка. Необыкновенная… Мы обязательно вас отвезем в госпиталь, чтобы могли поговорить с врачами. Они боролись за жизнь вашего сына. Там  вам в один голос скажут, что, если бы не уход Наташи за ним – это могло наступить  намного раньше. Владлену было трудно говорить неправду.  Ему просто хотелось закричать:
-Она  спасала вашего сына, а он  решил покончить с собой, но Наташа умоляла их с Жаном никому об этом не говорить, даже Сезанне. Это осталось только их тайной…

Владлен замолчал. Сезанна  подошла к Анне Васильевне, обняла  и сказала на французском языке, что  может считать  Францию вторым домом, где ей всегда рады и ждут. Бедная женщина, вообще, растерялась от такой доброты и внимания к ее горю…  Признательно посмотрела на Владлена Германовича,  поблагодарив его и милую пожилую француженку. По русскому обычаю, развернув скатерть на столике, Сезанна пригласила всех помянуть Вадима. Дома  уже ждали коллеги  по филиалу. Они его знали очень мало, но Жан просил их прийти и помянуть.

Сад уже окутывали сумерки: две женщины еще долго сидели на плетеном диванчике, обнявшись, и молчали. Сезанна заботливо их укрыла большим пушистым пледом.
Мужчины сидели неподалеку — на веранде. Владлен, как всегда, с  трубкой.
Все молчали и думали о своем… У каждого ещё  продолжалась  собственная мизансцена  спектакля – Жизнь.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

Наташа не находила себе места…  Всеми помыслами  тянулась домой, к детям…   каждый день звонила…  Вика,  уже сдала один экзамен на отлично и успокаивала маму, что бы она ни волновалась за них.

-Буля ездила к Дениске в лагерь, – торопливо докладывала дочь, — он там делает сумасшедшие успехи. Говорит, что тренер им очень доволен. Но в этом случае наша Булька может и приукрасить немного, хотя, Дениска — молодчина.  За меня не волнуйся. Откармливают как поросенка на вырост. И даже в школу норовят напихать пирожков. Я, правда, и не сопротивляюсь. Бабулькины шанежки любят все мои друзья в школе. Да! Еще и тетя Лариса постоянно с Ленкой передает мне всякие вкусности – она такая замечательная женщина. Знаешь, мам! – с удивленными интонациями в голосе докладывала Вика, — тетя Лариса стала какая-то непривычно молчаливая, но по-прежнему,  такая же ласковая. Все время передает тебе привет.

Мы очень ждем тебя с папой домой. Я не представляю  выпускного вечера без вас. Чем больше задумывалась Наташа о возвращении  домой, тем острее испытывала невероятную тревогу, а что будет дальше?! Потом?! Внутри начинала ощущать отторжение… Как будто что-то важное  отслаивалось от нее…  Вместе с кожей… Делило  на ту, которая была ДО, и ту, чем  является  ТЕПЕРЬ…   Да, именно ЧЕМ, а не КЕМ.  Непривычно странно прикасаться  к Вадиму.  С одной стороны, это был до боли родной человек, но с другой…

Возвращаясь из госпиталя в отель, Наташа каждый вечер прогуливалась по городу и непременно подходила к дому моделей,  рассматривала афишу прощального аукциона – показа.  Образцы в витрине привлекали  своей романтической  нежностью — никакого авангарда. Это тот стиль,  к чему она всегда  тяготела.  По возвращении в номер, ложилась на кровать и тихо-тихо плакала о чем-то своем, несбыточном, эфемерном и, как  казалось, навсегда для нее утерянном.  Утром  разбудило веселое чириканье птичек в сквере.

Она подошла к окну и долго с улыбкой наблюдала за суетнёй милых пичужек.
— Как же им  необходимо суматошиться, чтобы выжить! — вздохнув, подумала Наташа.
— А нам?!  Разве не надо также суетиться?! — внезапно промелькнуло в голове  забавное  сравнение. Хотя, почему потешное? Им даже проще – они хотя бы свободны от всяких обязательств перед  миром, – размышляя таким необычным образом, быстро привела себя в порядок и спустилась к завтраку в гостиную. Это была очень уютная комната, где по утрам гостей кормила  опрятная женщина.  Звали ее  Энн.  Здесь уже собрались все постояльцы, и комнату  заполнил аромат, щекочущий ноздри запахом свежеиспеченных  круассанов  и горячего шоколада.  Сегодня,  все пребывало как прежде.

Правда,  есть совсем не хотелось, хотя вроде всё, как обычно, но  внутреннее волнение — убивало аппетит. Наташа вышла из отеля и направилась в сторону госпиталя. Тут вдруг она увидела машину Жана — он суетливо парковался возле соседнего кафе. Этот факт не очень  удивил, если бы он вчера не говорил, что должен завтра утром с компаньонами Владлена Германовича ехать в долину реки Луары.

Приглашал ее с собой, завлекая рассказом о красивых старинных замках и дегустационных залах. Скорее всего, приглашал из вежливости, не надеясь, что Наташа согласится. Жан уже быстрой походкой направлялся в ее сторону. Совершенно взъерошенный облик, делал его еще более уморительным,  хотя сейчас не заметила его обаятельной извечной улыбки, красноречиво дополняющий этот  образ.
-Наташа, Наташа! Давайте, давайте мы с вами где-нибудь выпьем по чашечке кофе! — даже не поздоровавшись, со странным натиском повел себя Жан.

Знаете, я голодный, — торжественно – торопливым голосом докладывал, и одновременно просил ее об этом, не дождавшись ответа, мягко подталкивал к столикам прямо на улице,  рядом с бистро.
-Жан, доброе утро?! Что это с вами такое?! Почему  не уехали?! Вы же должны были сегодня уезжать?! – с улыбкой спрашивала Наташа, ожидая услышать очередную уморительную историю его  вечных злоключений, мешающих осуществлению планов. В это время к столику подошел официант, и Жан стал заказывать кофе. Просил Наташу то же заказать себе, но она отрицательно покачала головой.
— Я ведь только сейчас завтракала, — удивившись, что он забыл об этом…

Сам ведь каждый день спрашивал, завтракала ли она в отеле?! И съедает ли все фрукты, которые каждое утро в номер приносит горничная?! Да, действительно, Наташа была поражена тем фактом, что каждый день появляются фрукты и маленький букетик фиалок, но из осторожности, чтобы не платить за них лишние деньги, не притрагивалась даже к ним. А вот фиалки всегда ставила рядом со своей кроватью.

Это были ее любимые цветы. И только после того, как горничная пожаловалась Жану, что их гостья совершенно не ест фрукты, он ей объяснил, что это сервис, за который оплачено. И она просто обязана  все съедать, тем более что сейчас весна, а у нее большой стресс. Ей просто необходимы витамины. Нужны силы, чтобы поддержать мужа, ведь предстоит серьёзная операция, а потом  очень долгий реабилитационный период.

-Нужны силы вам. Все ложится на такие хрупкие плечи, – Наташа тогда даже рассмеялась, слушая бурную агитацию Жана. Хотя она смутно  представляла их дальнейшую жизнь с Вадимом. Но сейчас гнала от себя эту мысль и пыталась, как могла, поддержать: неважно бывшего или настоящего, но пока мужа…  Жан был  необычайно взволнован и убедителен тогда. Пришлось сдаваться. Она стала поедать фрукты, про себя думая, — очень жаль, что ими сейчас нельзя кормить Вадима. Пока он под аппаратом, поддерживающим  жизнь. Вдруг он внезапно схватил ее за руки и повел куда-то, оставив официанта стоять с совершенно обескураженным выражением  лица. Как, оказалось, тащил  к самой дальней скамейке в сквере…

 Усадил и крепко сжал ей руки…  Ладони были совершенно мокрыми от волнения. Смотрел в упор  растерянным, детским взглядом…  И еле слышно проговорил:
-Наташа! Сегодня утром, в четыре часа, скончался Вадим… Сказав это, еще крепче сжал ее руки, не давая  вырваться. Она забилась в его крепких лапах, как птица,  попавшаяся в силки. Жан, сдерживал ее,  как мог, но потом схватил всю дрожащую фигурку в охапку и прижал к себе.

Наташа обмякла. Тело сотрясали слабые стоны… Так, они просидели довольно долго…  Потом  она стала высвобождаться из объятий Жана и  лихорадочно пыталась достать носовой платок, но, не заметила, что выронила его на траву. Стащила с шеи шарф и буквально зарылась в него, разразившись бурными рыданиями. Жан, совсем раздавленный, ничего не произносил.

Давал  выплакаться. Потом начал тихо сообщать:
— Сегодня в половине пятого утра мне позвонили из госпиталя и попросили срочно приехать. Я сразу понял, что случилось что-то очень важное.
— Но, как же?! – вскочила Наташа на ноги. Глаза ее были наполнены ужасом и негодованием. Как же это так?! Ведь они говорили, что успеют сделать операцию?!  Что же?! Обманывали?! Я не верю…  Иду в госпиталь.

— Наташа, погодите, — Жан едва успел схватить ее за плащ. Вы должны выслушать меня. Поверьте, мне морально очень трудно сдерживать вас, но так надо. Все это говорил он, пытаясь остановить мечущуюся женщину. Наташа рвалась в госпиталь, но интонация Жана ее застопорила. Вся хрупкая фигурка, ещё и потому что она за эти дни очень похудела и осунулась невероятно, все еще была в движении…   В стремлении,  куда-то бежать…   Что-то делать…  Жану все-таки удалось ее усадить на скамеечку. Наташа смотрела своим красивыми глазами, и было видно, что ждет еще более жестокое сообщение, хотя, что уж страшней еще может быть, но была недалека от истины. Оказывается, и смерть способна создавать чудовищную, своей извращенностью – палитру чувств…

Он полез в карман своей куртки и достал лист бумаги, свернутый вдвое. Подняв голову, пристально посмотрел Наташе  в глаза, кладя листок  ей на колени. Дрожащими руками, все еще, не отрывая от него взгляда,  медленно развернула письмо и  резко впилась в него, надеясь  найти там, что-то такое, что полностью опровергнет все сказанное Жаном. Другой, положительный ответ на ее  немой вопрос:

— ЧТО ТАМ?! Она  несколько раз перечитывала  письмо. По щекам скатывались крупные слезинки, но Наташа уже не дрожала так сильно. Теперь вся нахохлилась и зрительно стала больше, от заполнившего ее существо огромного и нелепого горя. Очередной, уродливый удар судьбы  был подтвержден словами и рукой самого Вадима. Надежды уже не могло быть никакой. Женщина окаменела и на мгновение, кажется, даже забыла о присутствии Жана…  Так,  долго просидела, глядя в никуда, а потом повернулась к нему и с устало — отрешенной интонацией спросила:
— Как это произошло?
– Он отключил аппарат жизнеобеспечения, — односложно ответил. Потом оба, не сговариваясь, поднялись со скамейки и тихо пошли по направлению к госпиталю. Врачи, казались, совершенно обескураженными. Их можно было понять, потому что Вадим буквально воспрянул духом, когда приехала эта женщина, что вселило уверенность в благоприятном исходе  операции. Целыми днями находилась с ним,  держа  за руки, но, правда, когда она уходила, он становился  необычайно задумчивым  и грустным.

Врачи  не знали, что произошло между Вадимом и Наташей… разве что в общих чертах…   А что творилось в душе их пациента, теперь  оказалось возможным  понять только из письма. Наташу отвели  к мужу и оставили  попрощаться. Через некоторое  время она медленно вышла из бокса  и попросила воды. Ее  сильно стало тошнить, а потом открылась страшная рвота. Вся побелела и опустилась на пол…

Очнулась уже в палате. Перед ней с тревогой в глазах стоял Жан.
-Что со мной?! — спросила Наташа.
— Все уже  хорошо, — поторопился успокоить, – это реакция вашего ослабленного организма на мощный стресс.
— Наташенька, дорогая, мы сейчас поедем к моей  маме. Вам следует перевести дух немного, собраться   с силами.  Предстоят довольно неприятные хлопоты, и  вы просто обязаны отдохнуть, – уговаривал ее этот милый человек.

— Спасибо, Жан, но я не могу ехать к вам.  Хочу побыть с  Вадимом одна… Позже пойду в отель.
— Но, я  не брошу одну, — запротестовал Жан.  Тем более что врачи  не разрешат сейчас здесь оставаться.  Предстоит вскрытие, возник  очень важный вопрос, который им требуется разрешить. Вы ведь не будете возражать против этой процедуры?  Они просят вас дать  разрешение. В воздухе повисла напряженная пауза.

— Да, конечно. Я все понимаю. Мне тоже необходима ясность. Наташа спокойно поблагодарила Жана и совершенно твердым голосом сказала, что будет в гостинице, а завтра они встретятся, чтобы обо всем поговорить.  Извинилась  и тихо пошла к выходу. В номере, задвинув портьеры, медленно разделась и поплелась в душ, волоча  за собой халат. Сплошная, упругая струя воды неистово избивала ее безвольное тело.   Не помнила, сколько прошло времени, пока, наконец, качаясь, почти выползла из душа и рухнула на  постель, едва прикрывшись халатом.

Кто-то  сильно закричал…   Она резко вскочила – часы показывали три часа ночи. Из сквера доносились веселые голоса и прекрасная музыка…  Тихая и очень красивая.
— Что это был за крик?! — подумала сквозь туман в голове  Наташа.  Взгляд выхватил письмо Вадима – оно лежало на столике, рядом с  фиалками…   Стало невыносимо жутко. Так, чудовищно, что по телу пробежали мурашки и зубы выбивали мелкую дрожь.  На воздух!  К людям… – стучало  в висках.

Какой воздух?! — сопротивлялся разум. Уже три часа ночи, но это уже не удерживало. Ей никогда раньше не приходилось бродить в такое позднее время, тем более в чужой стране. Здесь не имеет значения, когда тебе хочется слиться с природой, потоком людей. Город ждет  и всегда открыт всеми  скверами, створками и всевозможными кафе. Готов принять  тебя: страждущую общения, участия,  спасения от  одиночества. Только найди сил в себе  довериться и поверь ему. Не замыкайся в своем горе. Иди к людям.  Наташа торопливо накинула на себя платье и плащ, проверила — в сумочке ли телефон?  Хотя, зачем теперь он, — мимоходом подумала, но  все равно положила в сумочку и быстро вышла из номера. Тут же, вернулась  взять письмо Вадима.

Это был не самый  оживленный район Парижа, тем не менее – жизнь кипела,  и многочисленные вывески предлагали вам свое ночное  покровительство. Наташа шла вперед и вперед по улице. Наконец,  решилась подойти к какому-нибудь кафе и села за столик у дерева под навесом – прямо на улице. Ветви каштана спускались на стол, нашептывая слова соболезнования.

Листья не мешали, а, наоборот, создавали неповторимый уют — слияния с природой.  К ней уже шел официант, улыбаясь всем своим видом.  Ночная гостья была не в состоянии заметить и удивиться этому факту.
— Что я делаю, — подумала бедная  женщина?!  Ведь здесь все дорого, а мне сейчас так нужны деньги.  Лихорадочно достала кошелек и стала пересчитывать все, что  там осталось. Официант  терпеливо стоял перед ней и  смотрел,  доброжелательно  улыбаясь. В его облике отражалась  масса терпения без малейшей суеты. Женщине сделалось неудобно, и она, сконфузившись, попросила принести чашечку чая.

Он любезно закивал головой и вполне доброжелательно, как будто получил заказ на тысячу долларов, из, которых как минимум триста перепадают ему в виде чаевых, помчался выполнять заказ…   Эти злосчастные подсчеты совершенно, не то чтобы отрезвили ее, скорее, вывели из состояния заторможенности.  Наконец, начинала понимать, какие сейчас предстоит решить  невыносимые проблемы: похороны,  деньги,  деньги,  деньги…  Мозг  разрывался от напора… Сколько это будет стоить?!

Где предавать земле?!
Как везти?!
Боже мой!
Дети!  Вика!  Денис!
А мама, его матушка!
Как же?!

Дрожали руки, и сильно стучало в висках.  Голова стал  раскалываться на две части.  Лихорадочно копалась в сумочке, пытаясь найти визитку Владлена Германовича- тогда в Питере сказал, что она может звонить в любое время, если возникнут проблемы. Визитки в сумочке не оказалось, и тогда Наташа, почти, не понимая, что делает, позвонила Жану.  У него, как ни странно, был совсем несонный голос, и  ответил так быстро, как будто ждал ее звонка.

— Жан, извините, пожалуйста, но я… — вся дрожала и не могла говорить.  Я должна позвонить Владлену Германовичу, но у меня нет его номера. Сейчас, конечно, очень поздно, вы мне, пожалуйста, скажите, когда  ему можно позвонить.  И-и-и-и удобно ли это? Понимаете?! Мне необходимо. Очень нужно… — уже в полном  изнеможении договаривала Наташа. Она дрожала, и вся покрылась испариной.
-Наташа, не волнуйтесь, пожалуйста! Где вы находитесь? Но она не знала, как называется это место, тогда позвала официанта – он объяснил Жану.
-Наташа, не уходите. Я сейчас вам позвоню. Хорошо?  Подождите несколько минут.

Попыталась пить чай, но не могла держать чашку, и кипяток выплескивался на стол.  За ней пристально наблюдал официант. Она этого не замечала. Только сейчас обрушилось, как водопад — горе, начиная с отъезда Вадима, и теперь вот…  Принималась несколько раз читать письмо, но строчки дрожали перед глазами и расплывались… В руке завибрировал телефон,  слабо наигрывая  смешную  французскую мелодию, которую Жан специально поставил ей, чтобы поднимала настроение.

-Алло!- еле-еле произнесла Наташа.
-Наташенька, здравствуйте! На ее лице выразилось недоумение и растерянность…
Не ломайте голову – это Владлен… через люфт паузу — Германович.  Примите мое соболезнование,  дорогая!  Она не мгла вымолвить ни слова.  Тело  будто бы парализовано.
– Что это?! Где это?! Откуда?! – стала извиняться, что так поздно звонит ему, но он ее перебил ответив:
-Это я вам названиваю, Наташа, а не вы мне. Пожалуйста, не волнуйтесь. Она крепче схватила трубку, словно очнулась, боясь, что  пропадет и связь…  Прижалась к ней и не своим голосом закричала…  О! Это ей казалось, что… кричала… На самом деле – это был беспомощный  стон.

— Владлен Германович!  Пожалуйста,  не кладите трубку.  Я… я…  я не знаю, что мне делать!? Я не могу звонить домой! Не имею права убивать  праздник моей дочери. Совершенно одна в этом городе, стране. Кроме вас, мне некому говорить все это, — постепенно затихая и, обмякнув, упавшим голосом договаривала Наташа…  И уже совсем еле слышно добавила извиняясь…  У меня осталось всего пятьсот долларов из тех,  что вы  одолжили в Питере… Я, я не знаю, хватит ли их на…   Но ей не дали договорить.

— Наташенька, а я и не собираюсь бросать трубку. А насчет денег – вы чудовищно расточительны… От этих слов женщина буквально вся сжалась… И голоса, голоса, который стал звучать так близко и странно, что ее охватила паника. Наташа затихла, и сразу почувствовал, как на ее вздрагивающие плечи легли большие и теплые руки… Она с ужасом прикрыла глаза и тут же  распахнула… Перед ней за столиком сидел Владлен Германович, а в стороне стоял Жан.  Наташа смотрела на него широко раскрытыми глазами, которые казались еще больше на  осунувшемся лице.
-Наташа, ну разве можно так тратить деньги?! – не к месту пошутил Владлен.   И, увидев, что его каламбурчик  повергает  просто в ужас и не понимается, быстро схватил  за руки  и ласково стал успокаивать.

Да любая другая женщина растратила бы эти деньги за два дня, а вы переживаете, что остается всего пятьсот долларов… Вы же, вообще, ничего не потратили. На что же питались?! Он строго посмотрел на Жана, но тот опустил взгляд и, что-то сказал  по-французски, а потом добавил:
-Ты бы сам ее попробовал уговорить.

— Как?! Как вы меня отыскали?! Откуда вы?! — дрожа всем телом, спрашивала Наташа. Она никак не могла прийти в себя от шока, вызванного появлением Владлена.
-Наташ, вы вся дрожите. Совершенно продрогли. Мы сейчас немедленно едем в теплое место;  постарайтесь полностью довериться мне и ни о чем не думайте. Попытайтесь расслабиться хоть немного. Таких слов от мужчины она никогда не слышала за всю свою жизнь, а тем более в страшной ситуации – казались ей нереальным и почти что сном. Совершенно безропотно поднялась и даже не заметила, как её практически несет на своих руках Владлен. В машине положил подушку и укрыл пледом, а потом, немного  приподняв голову, стал поить горячим грогом, который сварила мама  Жана   специально для нее. В него добавили дозу снотворного,  рекомендованную врачом.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
сайт novlit – Эхо наших поступков
samlib – sherillanna

Майя, как ребенок обрадовалась, увидев в аэропорту брата, но одновременно напряглась… Меньше всего сейчас хотелось что-либо объяснять, рассказывать. Владлен обнял сестру и, задержав взгляд, почувствовал, что приехал совершенно другой человек. И как будто услышал ее внутреннюю мольбу…

-Не проси меня ничего объяснять, пожалуйста!  Внял молчаливому заклинанию.  Молча  обнял  сестру и повел за собой.

— Майка! А не забуриться ли нам в какой-нибудь уютный ресторанчик?!  А?! Майя посмотрела на брата глазами полными слез благодарности. Вздрагивая от еле сдерживаемых рыданий — прижалась к его плечу и тихо-тихо стала по-детски поскуливать. Владлен только на похоронах родителей видел слезы сестры. Мягко обнял ее и повел к выходу.  Усадил в Машину.

Совсем как в детстве,  сморкаясь и хлюпая носом, Майя заулыбалась и попросила свозить ее в «Русскую избу». Этот лесной ресторанчик они еще вместе с родителями любили иногда посещать.
— Я очень хочу вареников с гусиными шкварками.
— А-а-а! Ну, значит, выздоравливаем, раз уже требуем вареников, — шутливо заметил Владлен. Витек!  Шпарь в «Избушку», тем более что наверняка уже и у тебя потекли слюнки.
-Да, уж! — с удовольствием протянул Витек. В Избушке их встретили как добрых старых друзей и усадили на любимые места: в уголочке на диванчик с резьбой и самоваром на столе. Настоящим, взаправдашним, не электрическим. Это я вам скажу ой-ей-ей, какой аппетит нагоняет. Пузатенький медный богатырь, до блеска начищенный по распоряжению радивого хозяина. Стоит и пыхтит от настоящих углей, кои своими глазками, как бы подтверждают, что все это «прямой эфир».

Не знаю как у вас, а у меня лично эта самоварная эпопея — вызывает вот такую ассоциацию… Это, как женщина:денно и нощно следит за собой, ухаживает за своей внешностью, занимается упражнениями там всякими, укрепляющими мышцы  тела.  Словом, уважает себя, прежде всего, и того, с кем живет.  Держит и тело, и душу в форме. Такой женщине небезразлично, как она выглядит даже в глазах собственных детей. Предположим ей пятьдесят пять, но она свежа, подтянута и моложава своей естественной красотой, помноженной на силу воли и спорт. Это вам  не сто тысяч зелененьких отвалить и одним росчерком скальпеля вечную молодость обрести, а потом пойти в ресторан и, как всегда, усугубить, чтобы эти зелененькие опять коту под хвост улизнули. Ну, и так вот по кругу…

И вот сидит такая Фря того же возраста, но она не может ни улыбнуться тебе, ни вздохнуть, ни извините — пукнуть. А что, собственно?! Нормальный процесс жизнедеятельности. Да и, как она это самое может сделать, если из нее откачали при помощи липосакции: пятьдесят тонн жирка, через  лицо протянуто два километра золотых нитей, сделанопять круговых подтяжек?!  Ну, прямо тебе — мумия с глазами…  Смотришь на лик этой шестидесятилетней — Дюймовочка, да и только! А загляни в анализы…  У-У-У!   Б-р-р-р-р!  Не будем о грустном. А главное: все стремления направлены на то, чтобы как можно больше высосать из себя дряни, не приложив никаких усилий. И то, правда. А на хрена тогда мужик?! Зарабатывает для чего?!  А вот, то, что с этой дрянью выходят частично и мозги — ей об этом никто не говорит.

Вот так они эти бедные женщины и превращаются в жертву вечных иллюзий псевдомолодости без жизненной внутренней энергии, которую можно закалить в себе только усилиями воли, интеллекта. Эка меня понесло, но читатель простит: за наших женщин обидно. Ладно б, по медицинским показаниям…  Для сохранения жизни…  А так? Сколько их гибнет в погоне за  глупыми ценностями. Да и за самовары тоже обидно. Незаслуженно забыты! Настоящие, возбуждающие аппетит и фантазию, пышущие жаром. Вместо них, красуются пустобрюхие лакированные электрические красавчики без всякой пищи для ума. Как говорит наш незабвенный сатирик: «И сами мы не искренние, и самовары у нас электрические». Но это у нас, а вот в этом уютном ресторанчике, нате ж, вам —  настоящий медный русский богатырь!

Аппетитные закусочки: огурчики, а там смотришь, улыбаются малепусенькие грибочки в кокетливых шляпках. Буквально с ног сбивают своим притягивающим ароматом вареники, выложенные на большое блюдо и посыпанные зеленью с гусиными шкварками.
Горячий сбитень, моченые яблоки и арбузы!  Водочка из холодно погреба в деревянных чарках, а в завершение всего – чай из того самого богатыря пузатенького со свежеиспеченными фирменными рогаликами с клюквой  — повергли нашу честную компанию в глубочайшую нирвану. Не заметили, как за окнами совсем уже сгустились сумерки и тихую идиллию разрушил гомон шумного банкета, доносившийся из соседнего зала. Настраивались перед работой музыканты. Владлен подвез Майю домой.  Поцеловал  на прощание.
— Захочешь, сама мне все расскажешь потом, что посчитаешь нужным сообщить. Завтра поговорим о делах. Майя с благодарностью посмотрела на брата.

Домой Владлен вернулся уже в десять часов. В прихожей, задержавшись перед зеркалом, — спросил себя:
-Что с тобой происходит, братец?! Но ответа не последовало, ибо этот внутренний диалог был прерван возбужденным вопросом жены.
-Владлен Германович! Что же ты не позвонил?! Я испереживалась вся. Мне ведь сегодня надо было к пластическому хирургу. Никак не могла до тебя дозвониться! – слезно негодовала супруга.
-А что, собственно, требовалось от меня для твоей очередной операции?! – спросил Владлен с нескрываемым сарказмом, поймав себя на мысли, что эта тема его попросту уже раздражает.

— Что случилось?! Дорогой?! У тебя неприятности?! – и, не дожидаясь, как обычно, ответа, Лилия сообщила, что у них в гостях ее новая подруга — жена какого-то олигарха.
— Если можно, я бы хотел немного поработать в  кабинете, — возразил Владлен, поцеловав жену в щеку. Вы там, пожалуйста, без меня как-нибудь пообщайтесь…
— Ну, ты хотя бы представься – это очень влиятельные люди. Я с ней познакомилась в СПА-салоне.  Представляешь, — заговорщицким шепотом обратилась, плотно прижавшись к мужу. Ей сделали косметическую операцию, но неудачно и она…
Но Владлен не дал договорить о страшной тайне злополучного перевоплощения. Приподнял жену немного перед собой, сказал, глядя  прямо в глаза:
— На-до-е-ло! Ни слова больше, ни о каких косметологах, операциях, липосакциях… Резко опустил и пошел к себе, оставив Лилию стоять с открытым ртом и сильно округленными глазами.

В кабинете Владлен в замешательстве остановился перед письменным столом.
Давно он не помнил себя в подобном состоянии.  Еще сегодня, перед тем как ехать встречать сестру, он почувствовал, что изнутри рвется наружу долго копившейся протест. Работа, бизнес всецело владели им,  но постепенно накапливалась внутренняя тоска,  желание минимального морального комфорта…
Он никогда не тяготел к образу жизни, каким любили себя окружать так называемые новые русские, — новоиспеченные господа с сомнительным менталитетом. От их нашествия стали шарахаться даже престижные европейские курорты. Но приходилось принимать правила игры, диктуемые новым положением, статусом, хотя не испытывал от этого ни удовольствия. Сопротивлялась  и культура, вошедшая в него с молоком матери.

Стал замечать, что все чаще  хочется быстрее уйти с очередной светской тусовки, но при этом его жене – Люсьене, последнее время  предпочитала это имя, – все больше и дольше хочется на них бывать. Если  дали волю, так она бы и жила там…  Просто была без ума от этих глупых, напыщенных дамочек — светских львиц, как они сами  любили себя величать. Там редко можно было услышать грамотную русскую речь, а уж о темах разговора не приходилось мечтать. Справедливости ради стоит сказать, что иногда там встречались интересные, содержательные люди, но по ним можно было сразу определить, что их тяготит это общество, а находятся там либо под натиском своей жены или спутника, либо исключительно дела — привели их сюда.

Люсьене никогда не хватало времени, чтобы перезнакомиться со всеми нужными и ненужными людьми. Владлен не успел заметить, когда она так сильно стала меняться?! Возможно, это сидело в ней всегда, только не было подходящей земли для произрастания, а его положение, деньги: стали той самой почвой. У нее появилось любимое выражение:
-В жизни всякие люди могут пригодиться, но олигархи — всех нужнее и милее. А ведь действительно, раньше он за ней такого не наблюдал… Хотя по уши загружен научными изысканиями, что и времени не было на эти наблюдения. Он вышел на веранду, раскуривая  любимую трубку.

-Владушка! — донесся голос жены,  Ты где? А-а-а, На веранде-е. Я тебя потеряла. Пожалуйста, выйди хотя бы попрощайся, а то как-то неудобно. Ну, очень прошу…
Владлену захотелось уйти, ничего не разъясняя, видимо, все равно надо было, наконец, объясниться с женой… Да и внутренняя культура заставляла взять себя в руки. Он вышел в прихожую,  и как могло показаться, нарочито извинился перед гостьей.
-Прошу меня простить сударыня, но срочные дела одолели. Владлен Германович, — представился он кланяясь.
— Мари! —  жеманно поджав губки и картинно подавая руку с чудоковиными ногтями.
-Мария?! А?! – с иронией повторил  Владлен.
— Ну, если вам так больше нравится… пусть будет Мария, — согласилась она,  кокетливо обижаясь.
-И  по нраву, да и вам больше подходит.

-Владлен?!  Ну, что ты донимаешь человека?! — вмешалась жена. Хотя было видно со стороны, что вся эта игра очень даже по душе самой Мари. Она была уверена в своей неотразимости, усовершенствованной липосакцией, правда, в каком именно месте, он, так и не дал тогда объяснить  жене.  Ну, да ладно. Сейчас, так же резко, как начал свое общение, — закончил:
— Ну, не стану вас задерживать. Было приятно познакомиться. Гостье, которая уже наповал сражена этим – благородного вида мужчиной, так непохожего на всех других, с которыми ей приходилось общаться, включая супруга, — явно хотелось продолжить  легкий треп. Пожалуй, даже не заметила его беглой иронии, а приняла все это за  привычный для её понимания-флирт. Его мгновенное расставание оборвало пленку на самом интересном месте. Гостье ничего не оставалось, как быстро попрощаться и уйти.

-Владлен! — едва закрыв за подругой дверь, обратила свой настороженно-возмущенный взгляд на мужа Люсьена.
— Лилек!- вдруг ласково, извиняющимся тоном перебил ее праведный гнев супруг…
Я знаю, что ты хочешь  сказать, и будешь права. Действительно, веду себя, как отъявленный хам, но давай поговорим. Пойми, не хочу, и не люблю холодной войны…
— О какой борьбе ты говоришь?! — недоумевая, напряглась Лилия.
— Знаешь, давай нальем по рюмашечке хорошего винца и обсудим. Ничего не понимающая женщина как сомнамбула прошла за ним в кабинет. Правда, на этот раз, видимо, разговаривать буду я, а ты уж, пожалуйста, наберись терпения и послушай. Владлен открыл бар… О-о-о!  Тут зазвучала симфония! Его гордость и вполне обоснованная. Помимо того, что дизайн  бара был выше всяких похвал: изобрел  его друг Бум-буля из Африки. Но это особенная, отдельная история.

В экзотическом баре находились экземпляры почти со всего света. Друзья и знакомые, а также сослуживцы, имея сведения об  увлечении Владлена, еще с юношеских лет привитое родителями, считали за долг и честь пополнять эту коллекцию. Отовсюду, где им приходилось бывать, привозили бутылочку, а то и две  фирменного вина, достойного тех мест. Правда, редкие экземпляры разрешалось только нюхать, а дорогим гостям —  слизывать со специальных маленьких “наперсточков», как их называл хозяин. Имелись в наличии такие сорта вин, которые даже можно было откушать и с полной серьезностью. Для него не составляло большого труда получать их из Франции, — непосредственно из погребов своего друга Жана, а, точнее, из старых запасов его родителей. Владлен достал бутылочку и подсел к столу, на котором всегда стояла свеча и фрукты в вазе. В кресле рядом уже сидела его жена. Она была непривычно молчалива, а  лицо выражало один большой вопрос?

— Лилек! Помнишь девушку, с которой я познакомился двадцать лет назад?  Она была возлюбленная моего лучшего друга, Игоря?  Лилия нетерпеливо заерзала…
— Владушка?! Тебя что, потянуло на воспоминания?!  Но, может  быть в другой раз?!  А?! Я срочно должна сделать несколько важных звонков. Владлен,  молча опустил голову, но потом так посмотрел на жену, что та глубоко осела в кресле, что даже ягодицами почувствовала пружины. И, наконец, до нее стало доходить, нечто, отчего по телу забегали мурашки.
— Важных звонков?!  Ха! Ха! Ха! — саркастически  хохоча, иронизировал муж. Ты и важные звонки…

Так вот, я познакомился с девушкой Лилей.  Два года мы втроем не расставались почти никогда в жизни, ну, разве что только на ночь, когда вы оставались с Игорьком вдвоем.  Лилька не надоедала нам, не была для нас помехой: ни в походах, ни на рыбалке, ни в домашних полемиках… Ты, наверное, помнишь, что дискутировали мы с ним постоянно до хрипоты?  Но не задумывались над тем, когда только эта девушка успевала нам приготовить что-то вкусненькое, а главное из чего — денег ведь постоянно не хватало?!  Ее реплики всегда были к месту и, по существу, поэтому, когда она исчезала на часик из дома, — нам ее просто даже не хватало. Всегда ощущали ее отсутствие и радовались  возвращению. А когда родился Сашок?!  Он стал  почти и моим сыном. Я не ощущал себя уютно вне вашей дружной семьи.

Помнишь, когда Игорь тяжело заболел, эта самая Лиля,  ни единого раза не сказала вслух о  проблеме  с деньгами, бытом.  Всегда была мила, улыбчива и терпелива.  А, помнишь, как вы  меня  пытались оженить.  Знакомили с разными девушками… Но, во-первых, я был настолько увлечен своей научной работой, а во-вторых  – этот вопрос  особенно не волновал, хотя позже  понял, в чем тут дело. Инстинктивно старался во всех увидеть такую девушку, как ты, но не случилось. Внезапно замолчав, Владлен залпом выпил вино  и стремительно подошел к окну…  Долго вглядывался в ночное небо, потом продолжил.

Когда умер Игорь, я ни на миг не колебался, что теперь обязан заботиться о вас с Сашкой. Вспомни, между нами не существовало разговоров о любви. Жизнь просто продолжалась. И  должен признаться, что это были счастливые годы моей молодости, смею надеяться — нашей. Думаю, ты согласишься, что я стал настоящим отцом Сашке и очень его любил, да и питаю нежные чувства, по сей день.  А также бесконечно благодарен за младшего сына, которого ты мне подарила. Это замечательный парень – наша гордость. А помнишь, как Сашок принял своего брата?! Такая умора была видеть, как пытался  поднимать на руки и зацеловывать…  Как же нежно он любил  братца.  Так не каждая мамаша может, — улыбался своим воспоминаниям Владлен, а затем,  лицо опять приняло печально-философскую окраску.

В дальнейшем начал заниматься бизнесом: совершенно не оставалось времени для семьи, но я был спокоен, что там все хорошо. Пытался создать такие условия, при которых, на мой взгляд, можно было немного обходиться и без меня. Время в стране началось очень противоречивое и запутанное — перестройка, которая ничего не перестроила, а только развалила, не успев научить жить по-новому людей…  Я вас оберегал от всех этих проблем и, наверное, делал неправильно. А?! Лилия напряженно вглядывалась в спину мужа. Она никак не могла понять, к чему он клонит. Владлен замолчал и только еще более нервно стал курить свою трубку. Обычно она его отправляла на веранду для этого таинства, но сейчас не решалась даже открыть рот.  Что-то такое исходило от его спины, что  буквально вжимало в кресло.

— Лиля! — после долгой паузы заговорил вновь Владлен, а выражение глаз и интонация — не оставляли не малейшего повода для оптимизма. Лиля!  Я не заметил, куда и когда исчезла эта девушка  из моей жизни, а вместо нее появилась некая – Люсьена?! С потешной  погоней за молодостью. Всевозможные коротенькие юбочки, платья, из-под которых выглядывают ноги, растущие уже не в длину, а в ширину… Смешно, право. Нет! Даже больше – грустно… А главное, непонятно для чего?! Тебя окружают нормальные люди, любящие сыновья, которые часто со смущением бросали недоуменные взгляды на свою маму и не узнавали. В конце концов, я  твой муж.
И ведь не дал же  ни единого повода усомниться в моей преданности тебе одной.
Лиля!
Лиля!
Лиля!

Теперь я  намерен изменить свою жизнь…  Возможно,  захочу расстаться с некоторыми сферами моего бизнеса и уехать. Пока не знаю, но то, что  хочу переиграть  жизнь — это не подлежит больше обсуждению. Он пристально посмотрел на жену, а потом присел перед ней на колени, взяв ее руки, спросив  ласково, как ребенка.
-Нас ведь уже давно ничего не связывает?!  Правда?!  Лиля хотела было подскочить, и заметалась в кресле, но Влад мягко ее осадил.
-Владушка, почему ты никогда не говорил, что недоволен моим поведением?! Я ведь все делала, чтобы быть всегда желанной тебе! – с ужасом в глазах кричала Лиля.   Мне казалось, что ты гордишься своим домом, тылом?! Она чувствовала, как пол закачался и стал куда-то стремительно проваливаться… Почему же ты не предоставил шанса, что-то исправить в себе?!

Но Влад не дал ей договорить:
— Дорогой мой человечек! Да ничего не надо  менять в себе. Ты живешь и поступаешь так, как тебе комфортно, и я не собираюсь мешать, но мне нужен  комфорт – душевный.  Я намерен менять СЕБЯ. Понимаешь?!  Себя!  Ибо недоволен тем, как я сам…  проживаю…
— Но, а как,  же буду существовать я?! Ведь уже ничего не умею?! — с ужасом спрашивала Лиля. Не работаю уже почти пятнадцать лет.
— Ты можешь не волноваться, — сказал Вадим. Разумеется, я об этом  подумаю. Прежде всего оставляю этот дом. Наши сыновья учатся в престижных вузах: один уже заканчивает и его ждет блестящее будущее, надеюсь, а  младший еще на распутье, но и он, думаю, не будет для нас проблемой.

Лиля! Я хочу купить для тебя бизнес.
— Какой бизнес?! — закричала она. Я ведь ничегошеньки в этом не смыслю!
— Во-о-т, моя милая! Во-о-т! это и есть твое большое упущение, которое нас и привело к данной развилке нашей жизни. Я много раз предлагал чем-нибудь заняться, обучиться, но ты настолько была погружена в опустошающую  светскую жизнь, что не заметила, как потеряла себя прежнюю. Лиля резко опустила голову. У нее дрожали плечи…
— Понимаешь, Лилек! – продолжал Влад, — не хочу больше вдаваться в подробности нашей жизни — это вынудит говорить тебе обидные вещи, а мне бы этого не хотелось, тем более что сама все про себя знаешь.

— У тебя кто-то есть?! — порывисто спросила она мужа.
— Нет!  Нет и еще раз нет!  Вот в том-то и все дело, что нет!  Ты так ничего и не поняла, — с досадой констатировал Влад.  Я жи-и-изнь хочу поменять, а не просто женщину.
-А, что, в этой твоей новой жизни для меня не может быть места?! – с горечью спросила Лиля.
— Лиля! Лиля! Подошел и ласково обнял ее. Я буду весь этот год рядом, пока не приступишь к самостоятельному управлению своим бизнесом. Помогу тебе, но  должна быть готова к тому, что я  не дам, ни малейшего спуску. Ты будешь заниматься денно и нощно, но освоишь и бухгалтерию, и все, что положено руководителю.  Уверен, что с твоим энергичным характером и связями, а главное, тщеславием, — блестяще справишься. Еще будешь благодарить за то, что я отправил тебя в самостоятельное плавание и дал шанс проявить самые лучшие твои качества.

Поверь мне, что только тогда ты и будешь чувствовать себя настоящей светской львицей, а не пытаться им подражать, как  делаешь это сейчас. Но я абсолютно уверен, когда ты войдешь во вкус работы, и она засосет — у тебя начисто пропадет интерес к этим пустым вечеринкам. А вот, какой бизнес  подберем — об этом поговорим позже, через несколько дней. У меня есть некоторые соображения, потом поделюсь ими с тобой. Пожалуйста, возьми себя в руки. Ведь ничего не теряешь из того, что  дорого тебе. А я?!  Признайся себе честно,  ведь уже и не помнишь, когда искренне желала меня как мужчину?!  Я не хочу больше притворства ни в чем, что окружает  невообразимо короткий миг жизни. И ни в ком, — грустно добавил он.  Извини, но я чертовски сегодня устал. Давай спать.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
сайт novlit – Эхо наших поступков
samlib – sherillanna

Париж зачарованно купался  в весне.

Вадим долго не хотел открывать глаза, пытаясь еще продлить это мгновение ощущения необыкновенной нежности и тепла, исходящего от неё…  Каждой клеточкой организма чувствовал…
— Это она. Хотя понимал, что  неоткуда здесь взяться… Не решался открыть глаза, чтобы, не потерять иллюзию  сладкого заблуждением. Вдруг почувствовал прикосновение к своей руке… Она! Это была жена.
— Наташа! — радостно воскликнул Вадим. Попытался приподняться, забыв, что он подключен к аппарату жизнеобеспечения. Сразу несколько рук мягко уложили  его в постель.
— Vous ne pouvez pas ne peut pas! Il est dangereux! — ласково пожурил  врач на французском языке…   Наташа  поняла, что так  поступать не следует.
-А не то, гостью больше не  пустим  в реанимацию, — с шутливой интонацией продолжал доктор. Я  буду делать  операцию, чтобы спасти  жизнь, и теперь за нее отвечаю.

Для всех присутствующих было понятно, что к больному из России приехала дорогая женщина. Глаза Вадима  наполнились мольбой и слезами, а сердце Наташи разрывалось  от любви и жалости к близкому человеку. Она подошла  ближе и, нагнувшись, поцеловала  в лоб. Погладила по голове, провела пальцем по носу, глазам, губам. Вадим хотел что-то сказать, опять возбуждаясь, но она, выполняя просьбу врача, закрыла ему рот двумя пальцами, нежно и ласково сказала, что все разговоры просто отменяются, а остаются только радость и огромное желание быстрее встать на ноги.
-Ты должен желать поправиться. Ты же, планируешь? — шутливо и ласково спрашивала она своего мужа.  Он кивнул и тихо произнес:
-Только в том случае, если у меня есть надежда на помилование.
— А за что тебя прощать?! Что так внезапно уехал в командировку, а потом загремел в больницу?! За неимением состава преступления – прокурор отменяет свои обвинения. И раз нас судьба забросила в Париж при таких обстоятельствах — будем наслаждаться его пьянящим воздухом, правда, пока через окно, а потом немного погуляем по городу. Ты ведь знаешь, как  я об этом всегда мечтала.

Вадим слушал Наташу и спрашивал бога, почему он так благосклонен к нему?!
— Как же я люблю ее! Внезапно заволновался. А, как же Майя?! Они же, наверное, встретились?! Что же могло произойти между ними?! Кто сообщил Наташе о болезни, а главное, что?! Мгновенно побелел и на миг закрыл глаза, а когда очнулся…  Наташу попросили покинуть палату и им занялись врачи. Она медленно подошла к открытому окну и  с наслаждением вдыхала  воздух  манящей Франции. Как много  читала о данной стране. С юности любила писателей-французов и, вообще, все, что связано, оказывалось со  страной: бурной истории, романтических приключений и законодательницей мировой моды.
-Как все-таки непредсказуема жизнь! — с грустным удивлением думалось  Наташе.  Сейчас почти ничего не испытывала кроме, конечно, жалости к Вадиму. Да, ей было его очень жаль.  До боли… Ощущала её в сердце, но это была не та боль, какую испытывала за него всю прошлую жизнь…

– Как странно, – подумала она, – уже – прошлая… Раньше охватывало нежное сочувствие и тревога даже за нечаянно порезанный палец  любимого мужа. Воочию представилось, как он в очередной раз, но уже в такой серьезной ситуации — не рассчитал свои силы. Да, но она-то здесь при чём?! Либо от всего слишком устала, либо действительно, что-то в ней сломалось окончательно. Но только в настоящий момент было спокойнее из-за почти ясного понимания, что стала другой.  Хотелось только одного — выпустить дочь во взрослую жизнь, забрать из лагеря сына и на ра-бо-о-оту. Перед отъездом в Париж, звонила в агентство — там очень обрадовались. Вот только руководит сейчас им не совсем приятная дама, хотя, Наташе она ничего плохого не сделала, но, на ее взгляд, у той маловато оснований для такой должности. Приятнее увидеть на этом месте было бы прежнюю начальницу…  Но это такая ерунда. — И это переживем, — подумала Наташа. В ней поселилась острая надорванность в том месте, где всегда жила любовь к мужу…

Майя и Наташа.

До вылета оставалось четыре часа. Майя, металась по номеру: никак не могла понять и решить, как ей поступить. С одной стороны, сердце рвалось попрощаться с Вадимом, но с другой — там уже была его жена. Нет! Майя не испытывала никакого страха от встречи с ней. Скорее, это было чувство боли, смешанное с досадой,  и, пожалуй, завистью. Да, да! Именно завидовала чему-то, ещё непонятному! Теперь Майя совершенно точно поняла, что в ней уверенно поселилось  чувство, до сей поры незнакомое. Ничего не могла с собой поделать, но это, непонятное ранее ощущение — всецело завладело ею после того, как Жан сказал, что едет встречать Наташу.
Майя вдруг резко почувствовала свою ненужность. Не возникало желание увидеть женщину, которую ей предпочли. Не интересовал внешний вид. Она понимала, что дело здесь не в облике.  Да и,  раньше старалась не думать о том, что у Вадима где-то есть семья.

Но как бы то ни было, а проститься надо. Майя вызвала такси. В больнице сначала решила поговорить с главным врачом: узнать, как обстоят дела и разрешить остальные финансовые вопросы. Ей объяснили, что состояние  подопечного вполне удовлетворительно, но еще очень слаб, чтобы говорить о сроках  отправки  в Россию и, вообще, может быть, всякое… Врачи надеются на приезд его жены. Майю эти слова кольнули в самое сердце, но взяла в руки себя и спросила о расходах. Доктор предупредительным движением остановил, ответив, что все вопросы уже решены Жаном,  и она ничего не должна. Майя была несколько удивлена, тем более что не знала о том, как отреагирует Владлен на все произошедшее здесь. По ее представлению: Жан не мог без ведома Владлена решить эти вопросы настолько уверенно.  Ничего не оставалось, как довериться врачу.

Жан — веселый француз – был компаньоном Владлена и старым другом уже много лет. Еще их родители дружили, занимаясь  виноделием. Он неплохо говорил по-русски. Майя попросила  встретить Наташу и оформить в отеле, но Жан замахал руками, сказав, что  мама не допустит, чтобы эта женщина жила в равнодушном номере – она хочет согреть ее своим теплом. Потом  пожаловался Майе, что Наташа все-таки выбрала гостиницу, объясняя  тем, что она находится рядом с госпиталем, а дом его мамы, конечно же, далековато. Майя робко открыла дверь в палату Вадима. Он, кажется, спал. На столике, рядом с кроватью, в маленькой изящной вазочке – стояли фиалки.
— Интересно,  его любимые?! — задала немой вопрос в никуда.

Эта неизвестная деталь, острее подчеркнула её ненужность здесь. И хотя  нестерпимо хотелось подойти и тихо, незаметно поцеловать его, но на полпути к  кровати  вдруг резко развернулась и торопливо пошла к выходу.
— Майя! Здравствуй! — тихо и беспомощно позвал Вадим. У нее дрогнуло в груди от слабого звука. Майя обернулась и, заикаясь, произнесла срывающимся от волнения голосом:
-З-з-здравствуй!  Я… я не могла уехать, не попрощавшись, — тихо произнесла она.
— И правильно сделала. Очень рад тебя видеть, — ответил Вадим, пытаясь потянуться  навстречу. Майя подошла к кровати и накрыла  его слабую руку своей ладонью.
— Поправляйся. Все вопросы будет решать Жан.
— Я уже знаю. Мне сказала Наташа, что ты обо всем позаботилась. Спасибо. Мы с Владленом Германовичем расплатимся.  Майя про себя ухмыльнулась с грустной иронией.

— Рассчитаемся?! — она понимала, что Вадим даже не догадывается, какие расчеты ему предстоят, но она надеялась, что фирма некоторую часть суммы возьмет на себя.
Ты не думай пока об этом. Надо поправиться, а остальное все решаемо. Не найдя больше подходящих слов, Майя наклонилась и поцеловала Вадима в лоб. Он ответил немощным пожатием руки. Оба слегка вздрогнули, услышав какой-то лёгкий стук. Майя оглянулась. Из палаты уже почти вышла Наташа, прикрывая за собой дверь.
— Наташа! — взволнованно закричал Вадим, и его голос сорвался от бессилия. Майя бросилась к двери и схватила супругу  Вадима за руку.
-Я только прощалась с ним…  Сейчас улетаю,  а здесь… здесь нужны вы…  Он вас очень ждет, и…  и… любит. Всегда любил… Одну вас. Извините, – торопливо проговорив, Майя  побежала к выходу.

Наташа некоторое время стояла в необычном смятении… Противоестественным ощущение могло быть ещё и потому,  что не испытывала ни ревности, ни злобы. Пожалуй, это была отстраненность от всего произошедшего. Вероятней всего таким необычным образом организм защищался от стресса.  Наконец, решившись, вошла в палату.
— Наташенька! Родная моя! Мы только попрощались. Прости меня, — взволнованно говорил Вадим, пытаясь приподняться. Наташа, испугавшись за него, уложила обратно в постель и ласково успокоила, что  все понимает.
— И, вообще! Сейчас  это не имеет никакого значения. Попросила больше не возвращаться к этой теме. В настоящий момент необходимо приложить  усилия, чтобы скорее поправиться и ехать к детям. Они сейчас им нужны как никогда.

Вадим с благодарностью прижал руку жены к лицу, и Наташа почувствовала, как на  руку упала слеза. Стала рассказывать о Дениске, каких он добился успехов в спортивном клубе. Тренер даже возлагает на него некоторые надежды. Еще четыре года назад об этом невозможно было даже мечтать.
— Это целиком  твоя заслуга, моя родная, – сказал Вадим.  Наташа отрицательно закачала головой.
— Без твоей поддержки я бы ничего не могла сделать. Знаешь, я поняла одну, на мой взгляд, довольно простую истину.  Можно ощущать влияние, поддержку человека от одного только его существования в тебе. Это может давать тебе силы и стремление к жизни… — задумчиво произнесла, как бы про себя Наташа. Вадим был поражен тем, как они одинаково сейчас  думали.

— Наташенька, родная моя! Как же ты справляешься здесь с французами?!  Ведь  не знаешь языка?!
— Ну, прежде всего мне в этом замечательно помогает Жан. А представь, оказывается, кое-что смогла собрать в кучку из своих скудных запасов французского языка: школьные, да и, если помнишь, мы с девочками готовились к выставке?
Обстоятельства заставили вспомнить кое-что. С трудом, но общаюсь довольно сносно, — улыбаясь, похвалилась Наташа.
— Ну, ты у меня умница! Еще в институте имела способности к языкам, – с гордостью за жену сказал Вадим.
-Ты преувеличиваешь. Просто добросовестно занималась. В палату вошла медсестра и попросила Наташу некоторое время погулять — предстояли процедуры.  Поцеловала мужа в щеку и вышла из палаты.

Весна, как хозяйка уже распоряжалась в Париже. Кажется, все сейчас переселились на улицы, скверы площади. Пели, играли, закусывали или и просто валялись на скамейках, насвистывая до боли знакомые мелодии. Рядом с госпиталем было очень уютное кафе, сразу же облюбованное Наташей, но сегодня она решила сесть на улице. Мимо мелькали туда-сюда парижане, такие эмоциональные, милые с неподражаемым шармом, свойственным только им. Напротив кафе находился небольшой скверик, всецело захваченный влюбленными. Да и надо сказать, это вполне обоснованная экспансия. Там было множество смешных и уютных скамеечек, а также, деревьев-этих вечных укрывателей любовных забав и шалостей; здесь их в большом количестве и очень смешно пострижены. Когда смотришь со стороны, кажется, что  воркующие парочки сидят прямо на деревьях и щебечут.

Наташа грустно улыбалась, думая о чем-то своем. В ней  было смешанное чувство: беспокойство за детей, тревога за здоровье мужа.  Да и супруга ли?! Теперь  же она  ничего  не испытывала.  Не могла понять…  Казалось, что заново знакомится с Вадимом, но только это уже другое, не такое близкое проникновение, которое у них произошло много лет назад.  А какое же?! Но на этот вопрос у нее еще не было ответа. Потягивая из чашечки ароматный шоколад, на  мгновение вызволила из  памяти лицо Майи и  поймала себя на том, что только немного удивилась: они совершенно не похожи с братом, и тут же увела  мысли в сторону. Жан все время приглашает ее погулять по Парижу, но Наташа пока никак не соглашается. Целый день  проводит в госпитале, или немного перед возвращением в отель, гуляем рядом с ним.

Ее внимание привлек один особнячок, в витрине которого висят красиво оформленные модели костюмов, судя по ценам, очевидно, известного кутюрье. Насколько смогла сама прочитать Наташа — этот особняк выставлен на продажу вместе с модельным агентством, хотя она могла и ошибаться. Простаивала каждый вечер  перед витриной и, с профессиональной точки зрения, оценивала модели — они казались совершенными.
О посещении не могло быть и речи, билеты…
– О-о! Эта астрономическая цифра не для нее. Наташа еще никак не могла ощутить, что находится в Париже. Город мечты. Много читала прекрасных романов, связанных с очаровательным, игривым, коварным, и таким романтичным городом. Всю юность зачитывалась Бальзаком,  Дюма,  Моруа… Сколько раз в грезах представляла себя прогуливающей по аллеям Булонского леса  под руку со щеголем, на котором непременно надеты брюки в крупную клетку.  Наташа улыбалась своим воспоминаниям и фантазиям.

Уже в зрелом возрасте ее увлекла мода, и всю информацию из журналов о домах моделей Франции, выставках, тенденциях — бережно собирала, изучала  пристально и жадно.  Мечтала посмотреть эту кухню, готовящую такую изысканную, вкусную продукцию, изнутри. Но и профессия, и мечты, связанные с ней были отодвинуты в сторону, поставив на первое место заботу о детях, особенно о больном сыне.
Да и поддержка мужа с вечными его проблемами была не на последнем месте и отнимала много сил и времени. И вот теперь она в Париже! Но почему-то ее никуда не тянет…  Возможно, оттого, что вся  душа и сердце там,- с детьми.
Наташа почувствовала на себе чей-то взгляд, повернувшись, увидела взволнованные глаза хозяина этого семейного кафе.

Это был очень приятный пожилой человек. Он уже давно заприметил милую женщину и, судя по реакции на, в некоторой степени был даже немного информирован о ее делах в Париже… Ох, этот разговорчивый Жан… Сейчас его смутили маленькие слезинки в красивых глазах  женщины, и он выказывал свое участие. Наташа смущенно промокнула глаза платком и подошла к кассе, протягивая деньги, но хозяин приблизился к юноше-кассиру и что-то сказал, потом, слегка обняв Наташу за плечи, на плохом русском обратился  к ней:
— Ви укрАш’ли май рестран свой лицо. Ми ждет ви еще.  Наташа поблагодарила взглядом и вышла из кафе.

Вернувшись в госпиталь, поймала себя на мысли, что лучше бы Вадим сейчас спал после процедур.  Было бы легче, когда не надо  ни о чем говорить…  ОН как будто бы почувствовал это и просто с закрытыми глазами протянул  руку. Села на краешек кровати, взяв его слабую руку.  Нежно гладила… Оба молчали. Вскоре в палату ворвался свежий ветер в лице Жана.  Порывисто, но негромко открыл дверь и почему-то на цыпочках пошел к ним.  Наташа улыбнулась. Действительно, уморительно было видеть, как этот славный человек пытался обуздать через край бурлящее жизнелюбие и энергию, чтобы соответствовать обстоятельствам. Вадим открыл глаза и поприветствовал Жана. Поблагодарил  за участие и помощь, но тот смущенно замахал руками:
— Нет! Нет! Я совсем ничего вам не помогаю. Ваша жена не использует меня. Даже не могу ей показать город, — с юмором пожаловался  Вадиму.

— Наташа, ты должна обязательно поехать с Жаном. Невозможно себе представить, какой он замечательный гид. Пожалуйста, прими его приглашение.  Ради меня,- с мольбой смотрел на жену.
— Хорошо, я обещаю, что завтра, если вы свободны, мы немного погуляем по городу,  улыбаясь, сдалась Наташа.
— Ну и замечательно. Я возьму с собой маму — она так хочет с вами познакомиться. Вы не смотрите, что она старенькая, но бегает по всяким выставкам быстрее меня. Жан предложил Наташе сегодня поехать к  маме, а завтра утром все вместе поедем путешествовать. Хотела было отказаться, но Вадим смотрел на нее умоляющим взглядом. Хотелось хоть что-то сделать  приятное. Видел, как осунулась и
Наташа согласилась, но только попросила на минутку заехать в отель, для того чтобы кое-что взять с собой. Попрощались с Вадимом, и пошли к выходу.
Неожиданно вернулась и поцеловала мужа в губы и глаза… По  щекам  катились: слезы счастья, вины, боли, благодарности.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
сайт novlit – Эхо наших поступков
samlib – sherillanna

Владлен устало потёр руками глаза: «Встал сегодня в семь утра и весь день, аки белка, — пожалел он самого себя. – Но зато конференция, кажется, проходит на должном международном уровне». Удовлетворение от проделанной работы омрачилось от брошенного взгляда на еженедельник… Там маячила встреча в двадцать часов с Натальей Александровной!
«Будь ты не ладна! — имелась в виду не сама Наталья, а встреча». Воспитание не позволяло, походя оскорблять людей, тем более незнакомых. Этот случай был, вообще, из ряда вон… Как, можно сказать, жене, муж, которой уехал с его сестрой?! Ка-а-ак?! Сказать о том, что её муж попал в больницу… И она же, покинутая жена, теперь должна к нему ехать, поддержать, что бы, не дай бог, ни умер. Нуждается теперь именно в ней сейчас…
– О, мой бог! – Владлен с ужасом схватился за голову. Подошёл к зеркалу и критически осмотрел себя со всех сторон. Не мешало бы побриться, но совсем не оставалось времени. Да, и чего это ты засуетился, дружок? — Ехидненько так спросил сам себя. -Ну, хлебом его не корми, дай тень на плетень навести! Это он про свою страсть, приводить женский пол в трепет… Хотя победами пользоваться не имел особенного желания. Дело увлекало наиболее, да и проблем не хотелось… Они, эти самые дела, имеют обыкновение отнимать много сил и времени. Да и ещё какой-нибудь каки-бяки можно подхватить. Брезгливость в этом списке за и против, стояла не на последнем месте.

Было решено, что флирта вполне хватало, и опять же, оставаться для всех неразгаданной тайной, подщикотывало слегка. Владлен обладал качествами, притягивающими женщин, но и одновременно, сохраняющими некоторую дистанцию. У него присутствовал вкус жизни во всем. Особенно женщинам нравилось, как он разбирается в винах, блюдах, домах, картинах, садах и автомобилях. Был достаточно богат… Богатство приводило в восхищение по понятной причине… Давало ему право уверенно судить обо всём на свете. Чувство уверенности, внушали: возраст, опыт и знание. Никто о нём не знал ничего конкретно, а тем более о его многочисленном бизнесе. Уважали за доброту и проявление сочувствия к бедам своих друзей и сотрудников — всегда с готовностью бросался на помощь и никогда не забывал тех, с кем, будучи бесштанным, начинал подъем по карьерной лестнице наверх. Ту-у-у-да… Не был подвержен смешным манерам, присущим, так называемым новым русским, только по одной причине: имел прекрасное происхождение из истинно интеллигентной семьи. Семьи, главным правилом которой, было исключительно пристойно относиться, прежде всего, к своим домочадцам, не обижая, и не оскорбляя, окутывать заботой и вниманием. А уж потом, ко всем остальным. Поэтому-то — это были интеллигенты высшего звена, а не те «вшивые», как их иногда величают в народе… На работе тише воды, ниже травы, подобострастно заглядывают начальству в глазоньки. Предупредительно себя ведут исключительно избрано, так сказать, формируют общественное мнение о себе, а дома являют собой пример хамства и истерии.

Бизнес свой, Владлен создавал исключительно мозгами и руками вместе с коллегами… Когда-то с ним учились, но судьба не была к ним так благосклонна, и теперь они с удовольствием работали у своего бывшего товарища. Между ними не было панибратства — все понимали, что ступени жизни сейчас несколько иные. Владлен хорошо усвоил уроки своего отца, часто повторявшего ему:
– Если ты хочешь, чтобы люди на тебя работали с полной отдачей, и, представь себе, удовольствием, будь всегда деликатен с теми, кто от тебя зависит. Ты должен понять, что и так звёзды на небе для них имели не такое судьбоносное расположение, как для тебя, и подчёркивать этого не следует. Постарайся создать им такие условия, при которых они будут ощущать себя твоими партнёрами. Это позволит им думать, что они работают, прежде всего, на себя. Не будет зависти, и меньше будет врагов, а значит, и спать будешь спокойнее. Оглядев себя со всех сторон, Владлен остался доволен своим видом и позвонил своему водителю-охраннику, попросил подготовить машину. Он имел обыкновение баловать своего Витька тем, что разрешал мотаться по своим делам, когда были долгие заседания, но и Витек никогда не подводил. Одному только богу известно, как он порой добирался на зов босса из одного конца Питера в другой за считаные минуты? Позвонив, домой, что он задерживается, Владлен вышел из кабинета. Попросил секретаршу подготовить симпатичный букет и коробочку дорогих конфет всё-таки надо было немного поддержать бедную женщину в тяжёлые для неё дни.

Витек уже бил копытами у подъезда и с умилением смотрел на своего босску, так он называл Владлена, уже даже иногда и при нём, но босс делал вид, что не обращает внимания, хотя самому это нравилось.
-Значит, любит, — совершенно справедливо думал он. Вообще, ему нравилось, когда атмосфера вокруг него была наполнена любовью и доброжелательностью. Он в ней просто купался. Правда, люди всякие попадались, но переучивать их у него не было, ни желания, ни времени, поэтому он тут же, от них избавлялся. Так, со временем, по каналам его бизнес-индустрии сформировались довольно устойчивые и благоприятные коллективы. Надо сказать, не ошибался босс, предполагая, что его водитель любит своего шефа. Витек голову готов был положить на плаху за босску. Тот однажды спас его сыну жизнь, оплатив очень дорогую операцию, которую делали только в Германии, и он теперь был его верным Санчо-Пансо.  Витек знал, где живёт Вадим — однажды подвозил и запомнил интересный садик под окном. Потом на фирме всем рассказывал, как хитро они придумали со своим садиком. Сам дом из себя ничего не представлял. Здание, каких большинство, но вот садик под окном — это, конечно, зрелище было достойно описания. Когда Вадима спросили, про дивный садик у них, он рассказал, как долго воевал с женой. Она настаивала и настояла-таки, купить квартиру на первом этаже. Выбирала такое место, чтобы окна выходили на какой-нибудь садик или газон и подальше от дорожек, где гуляли люди и собаки. И нашла.

Действительно, совершенно удобное расположение для того, чтобы можно было отгородить и создать шедевр, каким он и получился на самом деле. Кусты и деревья, посаженные всей семьёй, заменяли плотный и радующий глаза забор, которым они создали для себя иллюзию собственного дома, а окружающим подарили красоту возле помойки. Все озеленение Наташей было подстрижено в восточном стиле, а цветы радовали своим великолепием и нежностью. Витая невысокая, чисто символическая, решётка белого цвета придавала кружевное изящество всему ансамблю. И что было удивительно: ни у кого не поднялась рука, что-нибудь поломать или оторвать.
-Нашему народу только немного надо помочь, и он полюбит жить в чистоте и красоте, — любит говорить Наташа. Вадим с гордостью рассказывал об этом своим сотрудникам, но босс при этом не присутствовал.

Дверь открыла женщина с усталыми и ввалившимися глазами, но невероятно чистыми и добрыми. Хотя, старалась придать им грозное выражение — не получилось этого, но Владлен сохранил этот факт втайне. Она пригласила его пройти в гостиную, приняв, как ему показалось, подчёркнуто равнодушно, знак воспитанности-цветы и конфеты.
– У меня в доме принято разуваться, но вы можете пройти в обуви, — просто, но строго сказала Наташа.
-Ну, если только в такой форме будет выражаться её истерика, то это вполне можно будет вынести, — все ещё ожидая бурного излияния женских эмоций и негодований, подумал про себя Владлен.
-А что же, вы не следуете моде, какую у нас все перенимают, я имею в виду, не разуваться, как во всей Европе?
-Нет! Я следую моде, которая в Японии. Всю грязь оставлять за порогом, — отпарировала Наташа, и, надо сказать, Владлен с ней полностью был согласен. Да и, вообще, черт подери, ему нравилось, с каким достоинством и простотой держалась эта милая женщина.
-Вот, уже и милая, — с ехидцей подумал про себя гость. Наташа старалась держаться ровно и вежливо. Спросила, не хочет ли он чай или кофе? И совершенно обезоружил его ответ-просьба:
– Вы знаете, а я бы не отказался чего-нибудь даже перекусить, — заявил незваный гость с подкупающей непосредственностью, вспомнив, что он сегодня маковой росинки не держал во рту с самого утра, так был занят. Она попросила его немного подождать и посидеть в саду, пока накроет для него стол. Владлен, оказавшись предоставлен самому себе, стал осматривать окружающую его обстановку, и не без любопытства.

Гостиную украшали фотографии детей. На одной фотографии был снят мальчик лет девяти с теннисной ракеткой в руках, а на другой, видимо, вместе с матерью и сестрой в спортивном лагере во время занятиями дзюдо. У мальчика, как и у матери, был чистый лоб, отметил Владлен, и красивые задумчивые глаза. Да, он не отличался особенным умом судя по фотографии, но, очевидно — был очень добрым мальчиком. А на большой фотографии в очень оригинальной рамочке была девочка четырнадцати – пятнадцати лет. С красивыми темно-рыжими волосами.
-И наверное, густые, — подумал Владлен. Волосы девочки волнами спадали на её хрупкие плечи. Красивая и очень умная девушка — это было очевидно. На другой стене была общая семейная фотография, оформленная в стильную рамку. Красивая семья, — вздохнув глубоко, подумал, с непонятной для него грустью Владлен.
Да всё-таки фотографии близких людей делают дом более уютным и располагающим к отдыху, нежели всякие квадраты Малевича, так он называл все картины с выспренним смыслом, но без души, по которым тащится его благоверная. Бросилось в глаза… В квартире совершенно не было богатых вещей. Но то, с каким теплом и вкусом все было сделано и расставлено, приводило в восхищение и полностью расслабляло и располагало к отдыху.
Теплом напоминала ему родительский дом. Владлен подошёл к балконному окну и удивился ещё больше… Ну, надо же, какое оригинальное решение! С лоджии в садик спускался раскладной трапик с перилами, и можно было посидеть в кресле-качалке, не выезжая на дачу. Да-а! — вслух, с нескрываемым восхищением, произнёс гость. И без денег может жить достойно и со вкусом. А кому-то, сколько ни давай — все будем мало, — подумал он о своей жене.

Голос Наташи вывел его из размышления, она пригласила его на кухню. Владлен даже не удивился, что ему не накрыли в зале, спросил разрешения зайти в ванную комнату. Когда же вернулся в кухню, по нему было видно, что и в ванной он нашёл повод для восхищения.
-Да-а-а-а! Но, может, ещё она мне сейчас покажет «кузькину мать», — повторил возглас восхищения Владлен, пристально вглядываясь в Наташу, отчего та, засмущавшись, покрылась румянцем. А он ей очень даже идёт… Наташа извинилась, что ничего особенного нет, но вот пирожки свежие, приготовила свекровь, а солянку готовила она сама, так как её очень любят дети.
-Теперь ещё и я люблю, — уплетая за обе щеки, прошамкал Владлен, вызывая улыбку Наташи. Атмосфера бала неплохая, даже не хотелось её портить своим сообщением. Ну, да миссию надо было выполнять.   Спасибо, Наталья Сергеевна, вы меня спасли от жизни, — поблагодарил он милым каламбурчиком. Пока Наташа убирала посуду со стола, он успел отметить, что на кухне была красивая посуда и очень уютная обстановка. Для Владлена всегда была важна сервировка домашнего стола; так привык с детства. Наташа спросила, не желает ли чаю? Он попросил зелёный, если можно, извинившись, что раскомандовался тут. Чувствовалось, что хозяйке нравилось его простое поведение больше, нежели вёл бы себя с претензией. Это хороший знак.

Владлен попросил Наташу сесть к столу. Но она очень устала в душной обстановке, поэтому предложила пройти в садик и там поговорить. С удовольствием согласился, тем более что хотел закурить. Спустившись по трапу, умостился в кресле-качалке, а Наташа осталась на самой лоджии. Она присела на маленьком диванчике, рядом с чайным столиком. Ну, полная идиллия. Никому и в голову не придёт, что эти люди сейчас будут вести такую тяжёлую беседу. Вся эта суета её утомила, хотя надо сказать, понравилось, как вёл себя Владлен. Прост в общении, и чувствовалась доброта, а эти качества Наташа в людях ценила больше всего. Но ожидание неприятного разговора все время держало в напряжении.
«Уже скорее бы, — подумала она. — Должна вернуться Вика». Наташе не хотелось, чтоб дочь, что-нибудь услышала. Попросила об этом Владлена. Он с пониманием отнёсся, приятно отметив, что очень мудро поступает Наташа в отношении детей. Владлен сделал несколько затяжек. От его сигары шёл необыкновенно приятный и терпкий запах, отметила Наташа. Как бы предвосхищая вопрос, пояснил, что он предпочитает сигары не в угоду моде, а, скорее, по традиционным пристрастиям от отца, но, тут, резко отложив сигару в сторону вместе с пепельницей, поднялся и подсел к Наташе, взяв за руку.

-Наталья Сергеевна, а можно я буду вас называть просто по имени, вам это больше подходит? — заглядывая ей прямо в глаза, спросил он. Наташа, засмущавшись, немного отодвинулась и утвердительно кивнула. Получив разрешение, Владлен ещё крепче сжал её руку в своей большой ладони…
-Наташенька! С Вадимом случилась беда. Наташа вся дёрнулась вскрикнув:
-Он жив?
-Жив, жив! Не волнуйтесь, пожалуйста! У него обширный инфаркт и сейчас ему требуется операция. Ждут решения консилиума, – говорил, и не отпускал руку Наташи. Бедная женщина дрожала как осиновый лист, лицо стало мраморно-белым. Перед глазами всё стало расплываться… Ожидала всего что угодно, но только не такое сообщение. В ней все куда-то рвалось, что-то требовалось предпринять, но разум не мог собрать мысли. Наташа! Вы должны срочно лететь в Париж, — сказал Вадим тоном, не принимающим никаких раздумий и возражений, но при этом очень мягко и даже ласково. Такой поворот разговора вдруг сразу привёл в чувство.
-Как это нужно понимать?! Вы, вероятно, не знаете… — она не успела договорить, он перебил и сказал, что все знает, поэтому-то и говорит ей ещё раз:
-Вы должны ехать.
-А-а-а, разве он там?! – Наташа не могла никак выговорить вслух, но Владлен все понял и просто сказал ей:
-Наташа, я понимаю, о чём вы… Да! Он предательски поступил с вами. Уехал, ничего вам не объяснив. Уехал с моей сестрой… Сейчас с ним моя сестра, но ему нужны вы, чтобы он мог подняться на ноги. И, вообще, я понял про вас многое: вы умная и сильная женщина, поэтому вы примете единственно правильное решение. Ему нужны положительные эмоции, и если моя сестра позвонила мне и сказала, чтобы я поговорил с вами, то я абсолютно уверен, что она знает, о чём говорит. У Наташи все перемешалось в голове: и страх, и ужас, и боль.
-Но-о-о, ведь у меня дочь сдаёт выпускные экзамены и…
-Наташа, когда жизнь ставит перед нами серьёзные испытания, она, как правило, все валит в кучу, но потом, поверьте, наступает новое ясное утро. – По-товарищески тепло прижал её к себе. Она мягко отстранилась и вышла в зал, потом на кухню. Машинально налила в стакан воды и села на краешек стула перед кухонным столом, и тут услышала, как в прихожей Вика открывала входную дверь. Наташа подскочила, быстро выпила воду и постаралась придать своему лицу, как можно более обыденное выражение.

-Мамульчик! — ворвалась Вика на кухню и со всего маха схватила Наташу в свои хрупкие объятия. Мамчик! Радуйся! Твоя дочь сегодня, во-первых, сдала один экзамен экстерном нечаянно, а во-вторых, у меня был последний факультатив по французскому языку. Людмила Афанасьевна сказала, что с французским языком я нахожусь в большем родстве, чем с английским, — отбарабанила дочь. И только тут увидела, что у входа на кухню стоит незнакомый мужчина. Немного смутившись, поздоровалась и извинилась за то, что расшумелась.
-Ничего, ничего! — сказал мужчина и представился, — Владлен Германович.
-А! Так, это у вас работает папа? — с радостью спросила Вика.
-Д-а-а, у меня, — доброжелательно протянул гость. И я должен сказать, что очень хорошо работает. Я смотрю, и дома он успел наделать таких чудес, что не каждому дизайнеру, к тому же техническому, придут такие оригинальные и умные мысли в квартирном интерьере, — с нескрываемым уважением Владлен хотел поддержать Вадима в глазах семьи, подчёркивая его очевидные достоинства. При этом он разглядывал интересные решения интерьера на кухне.
-Да мы не сомневаемся в заслугах папы, но вот все, что вас удивило в нашем доме — это заслуга другого дизайнера и совсем даже не технического, а очень талантливого модельера и конструктора женской и детской одежды.     А вы знаете, мои одноклассники иногда своих родителей даже приводят, чтобы показать эту красоту, перебивая сама себя, с восторгом констатировала Вика. Ой, а с нашим садиком тут была такая война у папы с мамой! Он был категорически против первого этажа. Теперь это его любимое место и он всем с гордостью его показывает и хвалится своей женой, — с нескрываемой гордостью и любовью глядя на свою маму, доложила девочка, пытаясь этим сообщением поразить воображение гостя наповал. И это ей всецело удалось. На лице Владлена было написано неподдельное удивление.
-Это она вас, Наташа, имела в виду?! — не веря своим ушам, переспросил он.
-Ну, Вика, как всегда, несколько приукрашивает мои способности, — у неё совершенно не было больше сил вести эту светскую беседу и, желая скорее прекратить разговор, Наташа просто ответила… — действительно приложила к этому руку, но не вижу здесь ничего удивительного, я ведь тоже окончила этот институт, только у меня иное направление. Все, увиденное вами сейчас — это жалкие выжимки из того, что я бы хотела сделать, но требовались некоторые вложения… «Думаю, теперь Вадим сможет себе позволить всякие вложения, но не в этот дом, — с болью подумала про себя Наташа». Вслух ж, поблагодарила за внимание к её семье, пообещав завтра позвонить, давая тем самым понять, что разговор окончен. Владлен почувствовал, что этот разговор задел что-то уж совсем больное в её душе, поэтому она так резко переменилась, и чтобы, немного загладить свою оплошность, он переключил внимание на дочь.

– Виктория! Вы, видимо, тоже собираетесь продолжить семейную традицию? Где собирается учиться дальше эта юная леди? — спросил он про дочь, глядя на Наташу. Но вместо неё ответила сама Вика, что это будет решать семейный совет, потому как замыслов много, но придётся решать вопрос с деньгами. Хотя, конечно же, хотели на Российско-Американский факультет.
– О-о-о! У нас способность к языкам?!
-Да, есть немножко, — скромно потупив глаза, ответила Вика.
-Ну, что же, не буду вас больше отвлекать от ваших дел. Наталья Сергеевна, я думаю, что вы завтра до обеда сможете мне позвонить и сказать о своём решении. Мне очень приятно было с вами познакомиться. Хочется надеяться, что вас я тоже не разочаровал. И-и-и, уже держась за дверную ручку, оглянулся и, прямо в упор, глядя на Наташу, авторитетно заявил:
-При всём моем уважении к вам, я всё-таки не могу согласиться с тем, что любой, окончивший дизайнерский факультет, способен сделать подобное вашим творениям, – он мягко, как бы извиняясь, улыбнулся ей и закрыл за собой дверь.

Наташа и сама знала, что не каждый. Но не будет, же она бить себя в грудь и заявлять, что только она на это способна. Как и в любой другой профессии, есть те, кто попали сюда, не зря, а иным следовало бы как следует подумать. Но от этого ещё страшней переживать все то, что сейчас на неё свалилось. Она пока не знала, что женщина способна простить обиду, измену, но никогда не сможет простить жертвы, принесённые на алтарь своей любви. Едва Наташа закрыла дверь за гостем, как на неё налетела Вика с вопросами:
-Мамусь! Он что-то про папу тебе сказал? — и, видя, что мать не в себе, сменила свой натиск на немой вопрос.
-Н-е-е-т! Это ты мне вначале скажи, какой экзамен ты сегодня умудрилась сдать? Сегодня, кажется, не должно быть… И почему экстерном?
-Ой, мам! Это просто умора, — уплетая за обе щеки пирожки, рассказывала дочь. Ты же знаешь нашу бабу Маню? Наташа знала, что у них в школе работает очень милая старушка. Кажется, живёт в доме директора школы: очень милая, добрая и одинокая. На свои копеечки печёт пирожки и приглашает детвору к себе в гости — угощает. Людмила Георгиевна её очень жалела и решила пригласить в школу на работу, как она говорила:
– Дарить любовь детям и следить за порядком. Но при чём здесь экзамен, Наташе было непонятно.
-Ну, так вот, — продолжала Вика, — выхожу я из класса и смотрю, наша баба Маня воюет со шваброй и ру-га-а-а-ется! Ну, ты представляешь, как она может ругаться? Лицо доброе-доброе, а сама на швабру говорит:
-Расквадрат твою гипотенузу, узкоглазое отродье! – Это её так научил наш математик ругаться. Я спрашиваю, почему это она швабру обзывает узкоглазым отродьем? А она мне отвечает:
-А то, како же? Понаделали эти черти китайчата, а я тут маюсь уже поди час с ею. Никакочки не могу стащить, чеб отжать. И опять пытается стаскивать.
-А швабра, мама, такая, как мы бабушке подарили на Восьмое марта. Помнишь? Я ей говорю:
— баба Маня, да это не китайская, а немецкая, а она мне…
-Та-а-а один черт.
-Баба Мань, давай я тебе покажу, как выжимают её, и покрутила ручку, швабра вошла внутрь, а вода стекла в ведро. Так, у неё глаза на лоб залезли, когда она увидела, что так легко, не сгибаясь, можно отжимать. Тут Людмила Георгиевна идёт по коридору. Баба Маня её подзывает и говорит ей:
– Людмилочка Гиоргивна! Ты б, мила душа, энтой девчонке заранее поставила пятёрочку по труду.
-По какому труду?! — с удивлением спросила директриса. Ну, баба Маня ей стала рассказывать… Людмила Георгиевна засмеялась и стала, шутя, ругать:
-Баба Маня, я для чего тебя в школу пригласила, полы, что ли, мыть? Ты у нас кошкой должна работать.
-Это чё эт кошкой? — обиделась баба Маня. — Лоботрясничать, чё ли, и спать на окошке?!
-А твоя кошка дома, что, только спит?!
-Да нет. Моя муська щё меня облизыват и сердце мне лечит, — с лаской ответила баба Маня.
-Ну, так вот и ты лечишь сердце детям добрым отношением к ним. Они тебя все очень любят. И твоя задача наводить здесь порядок и ходить с леечкой цветочки поливать. Вон посмотри, сколько у нас цветов.

Если б моя воля, то я, вообще, всех пенсионеров, любящих деток, брала бы в школу на посильную работу. Для оздоровления психики детей. Ну а швабру — это я для тебя купила всё-таки, чтобы ты не наклонялась. С тобой же бесполезно воевать, все равно полезешь помогать уборщицам, — ласково пожурила её Людмила Георгиевна. Но вот только забыла научить, как ею пользоваться.
-Так, деучушка меня и научила! — Радостно сообщила баба Маня.
-Ну, ладно, уговорила, поставлю Виктории пятёрку по труду, — пообещала Людмила Георгиевна, и заговорщицки посмотрев на меня, шепнула:
– Только этой дисциплины, к сожалению, в выпускных экзаменах ещё нет. Наташа представила себе эту комичную сцену и в другой бы раз весело посмеялась вместе с дочерью, но сейчас на её лице было жалкое подобие улыбки. Вика осеклась и с тревогой спросила ещё раз:
– Что-нибудь случилось?!
– Вика, ты, пожалуйста, не волнуйся. Папа заболел, и его положили в больницу, — говорила Наташа, прокручивая все время в голове слова Владлена: «Когда жизнь перед нами ставит серьёзные испытания, она, как правило, все валит в кучу». Неужели это никогда не кончится?! Её вдруг охватил панический страх.
-Мама, что-нибудь серьёзное?! — с тревогой робким голосом спрашивала дочь.
-Нет, нет! Все уже хорошо, только мне надо будет к нему ехать, чтобы немного поддержать и… — она не могла подобрать слова… Гнев, злость, и ещё какие-то непонятные чувства, вспыхнули в ней мощной волной. Да, что же это такое?! Кто тебе дал право так обращаться с нами?! — вместе с рыданиями вырвалось у Наташи.
-Мамочка! Успокойся. Я тебя никогда такой не видела. Кто тебя так сильно обидел?! Ты мне, что-то не говоришь, а я уже взрослая, не бойся. Что случилось, моя милая мама? Наташа схватила её в охапку и разрыдалась по полной программе. Навзрыд, как будто выпуская из себя все накопившееся напряжение за все эти дни и ночи, и, вообще, за всю свою жизнь. Вика стояла, молчала и гладила маму по голове.

-Доченька, моя милая! Я ждала твоего выпуска, как большого семейного праздника, я так хотела создать тебе все условия, что бы ничто ни мешало тебе заниматься, а вместо этого получилось… — и она разрыдалась ещё больше.
– Мама! Я не знаю, что получилось, но ты и так мне создала все условия. Я очень тобой горжусь. Ты у меня необыкновенная и отличаешься от многих мам моих одноклассниц. Ты даже себе не представляешь, какие отношения у многих из них с их родителями. А тебя уважают даже все наши ребята. Если тебе надо ехать, значит, поезжай, и не волнуйся за меня. Бабушка будет мне готовить, а я буду стараться ещё больше, чем при тебе, чтобы ты не волновалась. Я поступлю, вот увидишь.
Слова дочери окончательно привели Наташу в чувство, и она увидела, какая у неё действительно уже взрослая и умная дочь. Наташе невыносимо хотелось быть рядом с ней и никуда не ехать, а ходить на работу в свой коллектив, где ей всегда было интересно находиться, ездить к сыну в лагерь на выходные, общаться со свекровью… Жить полной интересной жизнью. Она только сейчас по-настоящему поняла, что все время находилась в плену чужих проблем, пороков, а себя совсем растеряла. И теперь опять она должна, что-то понять, принять, разобраться.

Вспомнила, как не спала ночами, находясь у постели сына, а утром мчалась с ним по врачам, а потом к массажистам, которые восстанавливали ему позвоночник и пытались вернуть двигательные функции рук и ног. А однажды её предупредили, что он, возможно, никогда не сможет полноценно двигать руками. Наташа эту страшную боль переносила в сердце одна — никому об этом не рассказывала, чтобы не сломили волю, которую и так собирала по крупицам.  Вадим тогда менял работу за работой. И она чувствовала, что вместе с любовью и состраданием к сыну, в нём иногда проявлялось недоверие к врачам. Он не верил в их помощь так, как этого хотела и добивалась Наташа. Никто не видел, как она плакала тайком в ванной под шум воды и молила бога, чтобы он помог сыну и Вадиму. Тот постоянно в то, трудное для семьи, время — находился в затяжной депрессии. То ему кто-то что-то не так сказал, то он кому-то не так ответил… Как могла тогда пыталась его поддержать, забросила свой проект, а брала на дом работу с эскизами. Забросила подготовку своей коллекции, а ведь уже документы были готовы для поездки во Францию. Но зато теперь, когда у него все наладилось с работой… Перешагнул через неё, как… через половую тряпку… Оказывается, с сестрой шефа… И теперь я потребовалась снова. Протест, нежелание больше мириться с чем-то оскорбительным для её понятия, разрывали душу в клочья.
-Не хочу!
Не могу!
Не поеду!

Утром Наташа позвонила Владлену, сообщив, о готовности ехать, но у неё проблема — просрочен загранпаспорт. Он  успокоил, что это решаемо. После минутной паузы сказал, что через час к ним заедет его водитель за паспортом и фотографиями. Наташа быстро сбегала в срочную фотографию, благо она находилась почти рядом с их домом. Вечером позвонил Владлен и сказал, что она вылетает завтра утром. Паспорт и билеты будут у водителя, который заедет за ней. Наташа спросила, сколько она должна отдать денег за билеты, но Владлен сказал, что это Виктор ей передаст тысячу долларов на первое время.
-Когда поправится Вадим, разберёмся.
-Разберёмся, — с тревогой подумала Наташа, — а из чего мы будем отдавать?! Как же быть с университетом, да и вообще?! В голове была сплошная неразбериха, тревога и… неизвестность. Но сейчас надо было все, как следует разложить по своим местам. Через час должна приехать мама, а пока Наташа решила на несколько минут сбегать к Ларисе, чтобы попросить её помочь Виктории, если возникнут какие-нибудь проблемы в школе. Наташа была уверена, что Лариса отнесётся к её просьбе с ответственностью и будет заботиться не хуже матери.

2006г.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
сайт novlit – Эхо наших поступков
samlib – sherillanna

Прохожим, вероятно, казалось, что это у женщины были слезы счастья. Наташа шла вперед, плача и улыбаясь одновременно.   Ее взгляд наткнулся на красочное объявление:

«Школа семейной гармонии приглашает всех желающих на творческую встречу с известной писательницей Татьяной  Доренской.  Она расскажет о своей, недавно вышедшей из печати книге. Встреча обещает быть очень интересной. Вы можете узнать себя лучше. Возможно, сумеете найти нужную нить для распутывания собственных проблем».

— Интересно, — подумала Наташа, — неужели, на самом деле, там чему-то можно научиться?!  Немного прошла еще, но потом, взглянув  на ручные часы, решила, что у нее еще достаточно времени до встречи с Владленом. Почему бы не зайти и послушать, а вдруг действительно что-то  сможет навести на нужную мысль?!  Как бы она сама ни старалась вытащить себя за волосы, но всеми фибрами  чувствовала, что  просто необходимо какое-то вмешательство извне. Толчок, дельная мысль, или… – это было очень трудно сформулировать.

И она решительно направилась по адресу, указанному в объявлении. Школа гармонии оказалось возле парка, где она прогуливалась, а по времени Наташа опаздывала всего-то минут на пятнадцать. Кассирша ответила, что писательница еще не приехала.
-Но там,- продолжала она убеждать гостью, — сейчас идет какое-то шоу, так что вы не пожалеете, что пришли. Наташа и не собиралась ни о чем жалеть. Ей все больше хотелось смешаться с незнакомыми людьми, и раствориться в гомоне, от которого, впрочем, ничего особенного и не ждала. В зале стоял шум, каким обычно сопровождаются всевозможные ток-шоу на телевидении, где никто никого не слушает. Все одновременно говорят: торопятся обозначить свое участие в передаче.

Порой бывает непонятно, для чего поднимают такие серьезные проблемы, если ничего конкретного предпринять и решить у них нет ни возможности, ни времени?! И, что самое печальное, так это когда перед всей страной выставляют детей с их проблемами. Такое ощущение, что вскрывают нарыв, забыв его смазать мазью, приносящей облегчение. Перескакивают с одной жизни на другую,  оставив взбудораженную психику участника с самим собой наедине. Вот и сейчас в зале все говорили громче обычного, повинуясь инстинктивному желанию обратить на себя внимание.  От этого в зале стоял невообразимый шум. Общий разговор не клеился. Наташа ничего не хотела говорить: сидела, молча, стараясь выказывать интерес к разговору других. Никому до нее не было дела, и она стала разглядывать всех по отдельности.

Всмотревшись в окружающую обстановку, увидела на сцене сумбурное шоу «К барьеру». На середине сцены стояла, менеджер клуба с голосом, не принимающим никаких возражений. А по обеим сторонам от нее стояли жертвы ее амбиций.  Мужчина лет пятидесяти с животиком и кучерявой  полулысиной и Женщина, о таких обычно говорят — локтями очередь растолкает, но свой вес возьмет.  Атмосфера в зале была довольно странная, будто здесь собрались все те, кому абсолютно нечего делать.
Менеджер никак не могла призвать  к порядку, чтобы, наконец, объявить условия предстоящего то ли конкурса, то ли игры.  Вообще, если бы не было так грустно на душе,  то сейчас можно  просто немного похихикать,  наблюдая за поведением людей…  Непонятно что их сюда привело,  если совершенно не хотят слушать,  о чём им говорят.

— А когда будет встреча-то проходить?! — ворчливо спросил мужской голос.
— А вы разве не читали в холле в дополнительном объявлении?! Перед встречей будет проведено ток-шоу «Мужчина и Женщина — два противоположных берега». Писатель приедет позже, — ответила со сцены хозяйка программы.  Вы, пожалуйста, не волнуйтесь,  уверена, что вам понравится. Вероятно, раньше у нас не бывали, поэтому не знаете… У, какие тут баталии разворачиваются иногда между полами, — с гордостью закончила свою агитационную речь создательница семейной гармонии.  Итак, – продолжила она, – я пригласила желающих сразиться здесь на сцене.

Мы должны будем разделиться на тех, кто поддерживает точку зрения…  Как вас величают? – обратилась  к мужчине.
— Михаил Петрович.
— Позицию Михаила Петровича и? — она вопросительно посмотрела на женщину.
— Мария Владимировна.
— И Марии Владимировны, — повторила ведущая.  Итак! Приступили,– торжественно объявила о начале грандиозного события, сопроводив его музыкальной бравурной увертюрой. Наконец, музыка стихла,  и ведущей был задан провокационный вопрос, после которого должен начаться полемический поединок между мужчиной и женщиной.
— И здесь дуэль, — с грустью подумала Наташа.  Интересно, есть хоть одно место на земле, где все будет располагать к объединению и счастью этих людей, которыми являются мужчины и женщины?!  На земле-то, возможно, и есть,  а вот в моей родной стране, вряд ли, – ответила на свой же вопрос Наташа.

— Каким, на ваш взгляд, должен быть мужчина, чтобы в семье царила гармония? — обратилась с вопросом к женщине, вдохновитель семейного согласия «двух берегов». Какой, на ваш взгляд, должна быть жена, чтобы муж не захотел уйти из семьи? — повернулась «секундант-ведущая» к мужчине. Он, будто перед выстрелом на старте, находился в готовности «пли», пустился в бой, не дав  договорить ведущей.   В спортивных соревнованиях ему  вменили бы  фальшь-старт и не засчитать  эффектный выпад.
— Я, вообще, буду говорить за себя! — запальчиво начал свое выступление «один берег» мужского пола по имени Михаил Петрович.
– А тебя и не уполномочивали говорить за всех! — выкрикнул из зала мужской голос, а другой,  думая, что его реплика верх остроумия, добавил:
– Да, чего там!  Давай крой их, этих баб — житья уже от них нет никакого.

– Мужчина, что вы сюда пришли?! Выносить вердикт женщинам или стараться,  наоборот,  объединить, наконец-то всех нас?! Мое мнение, — говорила она, обращаясь к ведущей, — вам надо просить таких гостей покинуть зал, потому что от них будет только скандальная обстановка.
-А почему вы думаете,  что кого-то здесь интересует ваше мнение?! — продолжал свою хамскую миссию мужской голос из зала.  Наташе даже не хотелось оглянуться, чтобы посмотреть на этого оппонента. Откровенно говоря, она почувствовала здесь себя совершенно лишней. Хотела уже, было встать и уйти, но вдруг резко и напористо заговорил мужчина, стоящий на сцене:
— Я в любви не нуждаюсь.  Начало было многообещающим. Все замолчали на некоторое время.  Я мужчина.  Иногда хочу женщину, а удовлетворив свою страсть, я уже думаю совсем о другом.
— О мужике, что ли?! – скаламбурил  какой-то остряк.
— Нет, не о мужике, а других делах,- не замечая подвоха, — парировала  «полулысина».

Такая откровенность осадила Наташу, и  овладело простое любопытство:
-Что же дальше  узнает о мужчинах новенького?!
-Женщины существуют для моего удовольствия. И только – резюмировал докладчик.  Я не могу терпеть их претензии быть помощниками, друзьями. Он говорил с негодованием и даже некоторой брезгливостью в адрес женщин.  Лексикон  был не очень богат, скорее, наоборот, беден.  Мысли выражались междометиями, выражениями лица и жестами…
— Вам бы жить в эпоху рабовладельцев! — выкрикнул возмущенный дамский голос из зала.
— Да я просто нормальный мужик, — продолжал.  Баба слабое создание и поэтому неистово жаждет полновластия.  На меньшее она, видите ли,  не согласна.   Душа мужчины уносится в космос,  работу, в проблемы, связанные с политикой, социальной обстановкой, а она пытается его втиснуть в приходно-расходную книжку.  Атмосфера на сцене была наэлектризована до предела и уже сползала в зал в виде густого тумана.

— Кто это вам дал право так пренебрегать другими людьми?!– с возмущением начала свое ответное выступление «второй берег» женского пола по имени Мария Владимировна. Дама  с характером, и сейчас можно было только пожалеть ее оппонента, стоящего напротив. Разве станет со мной кто-то спорить, что женщина создана для любви, для брака, для материнства, наконец?! Нет ничего прекрасней, чем мать с ребенком на руках. А разве способна  она полноценно воспитывать своих чад,  вкалывая так, как трудятся наши русские женщины?! А?! Проглотили язык?!  Вот и продолжайте держать язык за зубами дальше, – властно осадила она пыл своего напарника по шоу.

Разве вы зарабатываете столько, чтобы содержать и жену и детей?! Но мы-то, бабы: не укоряем, а берем на себя всю тяжесть выживания. Поддерживаем вас и несем на себе еще и ваши проблемы, вместе с детскими. А вы тут заливаете про свою мужскую гордость, особенность душ-и-и-и…  А у женщины?! Что же, по-вашему, у них разве нет гордости?! Просто мы ее часто засовываем,  не буду говорить куда, чтобы не стать в один ряд с вашим хамством, — сверкая глазами, отрезала женщина. И, вообще, я не хочу больше участвовать в вашем дурацком шоу, — обратилась она к ведущей.  Что это  за  идея идея про два берега?! Вы хоть раз приведите нас к одному берегу, — договаривала гневно женщина, уже спускаясь со сцены. В зале воцарилась неловкая тишина. Мужчина, по имени…  Молча сошел со сцены, видимо, чем-то его все-таки зацепила Мария свет Владимировна…

-Да-а-а!  Сила духа — великая штука! — подумала про себя Наташа. Никто даже не решался что-нибудь брякнуть после этого выступления,  такого  простого по содержанию и мощному по духу. Без пафоса. По всему было видно, что ведущая еще никак не может привести свои мысли в порядок после лужи, в которой ее искупала своим праведным гневом Мария Владимировна. Вдруг тишину зала нарушил очень тихий голос женщины, сидевшей  рядом с Наташей. Она пришла после нее и робко присела на краешек,  скрючившись, и так просидела все это время. Наташа, взглянув на нее боковым зрением, подумала, что она  религиозная — они обычно так выглядят жалко и обреченно.

— Жаль! Ах, как жаль мне нас с вами, мои дорогие мужчины и женщины! — говорила Наташина соседка, медленно поднимаясь и направляясь к подиуму.  И по мере того как она приближалась к сцене – ее тело винтовым движением выпрямлялось из своей скрученной позы.  В конце концов,  перед залом предстала статная, и даже, можно сказать, красивая своим величием – женщина.  Казачка.
— Ой! Татьяна Павловна! Мы ведь ждем только через полчаса и отправили за вами машину! — встрепенулась от неожиданности и неловкости ведущая.
— Спасибо за заботу, но я освободилась раньше. Решила послушать и посмотреть ваше представление, а иначе его  назвать у меня просто не поворачивается язык.  Пробовала  проникнуться глубже атмосферой сегодняшнего мероприятия. Знаете, я просто утонула в его глубине, — с грустной иронией ответила ей Татьяна Павловна.

Что значит писатель! Достаточно правильной выстроенной интонации, а у вас пред глазами уже предстал образ, той самой «глубины», которой, понятно, неоткуда было взяться. Вы знаете, сочинитель робеет перед инстинктом, внушающим столь жгучий интерес к странностям человеческой натуры, — говорила пылко приглашенная. Она даже забыла представиться. До такой степени была шокирована.  Чувствовалось, что она необычайно удручена, тем, что  происходило на сцене. Писатель не в состоянии осуждать и отворачиваться от своих героев. И получает почти артистическое наслаждение от созерцания зла. Он не столько осуждает иные недостойные поступки, сколько жаждет доискаться их причин.

Очень часто подлецов, которых сам же и создает,  писатель наделяет более развитым умом и завершенным характером, по сравнению со своим положительным героем…  Иными словами, чувствуется, что ему доставляет большее наслаждение описывать подлость, чем благородство. Это не я придумала.  Вы можете почерпнуть великое множество примеров из литературы, и согласитесь с тем, о чем  сейчас говорю.
Но! Но, в настоящий момент,  после этого короткого шоу, вдруг расхотелось выступать как писатель.

Если позволите, я просто хочу поговорить, как женщина,  у которой есть свой определенный взгляд на эту жутчайшую проблему. Наташа заметила, что захотелось устроиться поудобнее, а то до сих пор она как бы полусидела, в надежде,что вот-вот подскочит и уйдет. Да и весь зал притих и застыл в ожидании. А отчего?!  Кажется, никто об этом и не задумывался. Просто от этой женщины исходила такая внутренняя сила человека, знающего, чего он хочет и о чём говорит. А в голосе  нет ни чуточки пафоса, гонора, но подкупающее  простосердечие. Все почувствовали, что их не только уважают, но и любят. Согласитесь, нечасто мы такое испытываем  в жизни, а тем более в общественном месте?!

— Я не являюсь мессией, пришедшей спасти вас… Не лекарь человеческих душ. Лишь человек, который поддерживает вас в своих книгах тем, что помогает открыть собственные ресурсы, потенциалы, разум и силы. Вместе с моими героями преодолеваю: барьеры, преграды и помогаю им любить самих себя, невзирая ни на какие обстоятельства. В моих книгах  можете увидеть  себя, узнать свои некоторые черты. Уверена, что, когда вы читаете о проблемах других людей и о том, какие пути решения они находят  —  можете понять, что вам следует сделать. Как поступить, чтобы изменить свою жизнь. Ваша дуэль на сцене сегодня мне показалась очередной ловушкой, которые для нас с вами повсюду расставляют, а мы наивно в них попадаем. Разрушаем тем самым то малое, что  еще остается одним из собственных ресурсов.

Ведь тот факт, что вы сегодня пришли сюда, говорит лишь об одном, что попали в беду и уже не получается справиться самому. Что-то  не можете определить, и нужна хотя бы малейшая зацепка: слово ли, поступок…  Пусть даже незнакомого  человека, но он вас может подтолкнуть к решению вопроса, важного именно для вас… Иными словами, придя сюда, вы говорите этим, что доверяете тем людям, которые приглашают, обещая  помощь. Но вас в очередной раз обманывают, делая из ваших бед шоу. Куда вы не кинетесь со своей бедой; везде пытаются поставить к барьеру. И на телевидении, и во всяких клубах — они открыты якобы для вас, а на самом деле это являет собой своеобразный бизнес, доходом которых являются ваши беды.

Представьте себе, что выступивший сегодня Владимир Петрович и Мария Владимировна одинаково имеют право желать помощи. Его, на первый взгляд, бестактное, выступление продиктовано большой проблемой, сидящей в нем. Он сам страдает от невозможности  решения этого вопроса и не знает, как на него ответить, решить, прикрывая свою боль, таким, не совсем достойным образом, чему оказались  сегодня свидетелями. Мария же Владимировна, ожидала, что нынче здесь будет все деликатно и пристойно. Не задето ничье самолюбие,  но, не увидев этого, совершенно достойно вышла из неприглядной ситуации. Но своим выходом из нее еще больше подчеркнула проблему Владимира Петровича. Ему сложнее, ибо он не имеет таких сил, как она. И я хочу, чтобы вы научились образному мышлению.

Поверьте, только так можно видеть ситуации воочию и себя в ней, а соответственно, и способ решения ее. Мы почти неизменно знаем, как НЕ НАДО поступать, но не всегда стремимся понять, КАК СЛЕДУЕТ поступить. На всей земле альянс мужчины и женщины — это  главный союз, руша который мы теряем все. Превращается в развалины жизнь вообще. Психологи призывают нас с вами научиться любить себя. Они рассказывают  о пагубных привычках, разъедающими  человека, как коррозией металла. Помимо наркотиков, алкоголя, лекарственных пристрастий, иные из нас привыкли во всех своих грехах обвинять других.

Иные, так полюбили лелеять свои болячки, что готовы вступить в борьбу с каждым, кто им мешает говорить про свои бесконечные болезни. Ни для кого из вас не секрет, что многие  просто испытают необходимость быть битыми или отвергаемыми всеми. Но много ли вы знаете  людей, которые хотели бы изменить себя и тем более заявить об этом так, же громко, как и о своих пороках?!  Нет, конечно.  Пристрастия именно потому и овладевают нами, что мы не знаем, КАК ПОЛЮБИТЬ СЕБЯ.  Боимся изучать себя, и вместо этого используем вредные привычки, чтобы уйти от понимания себя и забыться. Намного легче обвинять других, чем обратить все внимание к себе. И мы сами лишаем себя богатой и полноценной жизни. Настолько подвержены всевозможным фобиям:боимся постареть, а если  ушел муж или жена, считаем, что это мы недостойны… Что мы потеряли свою привлекательность…

А кто вам сказал, что молодость — это, главное, для чего стоит жить?! Любое беспокойство только усугубляет наши временные беды. Да, да именно проходящие. Найдите в себе силы, пожалуйста, хоть немного сосредоточиться на них и проанализировать свое участие в этой беде. Вы непременно увидите мерцающий свет в конце, некогда казавшегося страшным, тоннеля. Вы будете двигаться к нему — этому свету. Это станет вашим новым смыслом. И вы обнаружите в себе удивительные качества,  о которых даже и не подозревали ранее. Дорогие мои! Наберитесь немного терпения и постарайтесь выслушать меня внимательно. Ведь самой нашей главной проблемой является то, что мы совершенно не чувствуем друг друга. Даже если о чем-то и спрашиваем, то ответ уже не слышим, а думаем о чем-то своем…

Мы не слышим государства, а страна не прислушивается к нам. Сегодня очень яркий пример того, что все пришли почти с одной одинаковой проблемой, но говорили совершенно на разных языках. Не понимаем боли других, а только слушаем собственные обиды. Мы испытываем чувство озлобленности, одиночества, печали, страха. Делаем нашу жизнь полем битвы. Многие чувствуют себя совершенно необоснованно ущербными, и не имеют никакой надежды на улучшение. И, естественно, начинают копаться  в изъянах других. Мы бесцельно тратим жизнь на свои обиды и борьбу с чужими пороками.  Ненависть к себе и другим повышает уровень стресса  в  нас самих и ослабляет иммунную систему.

Загоняем себя в такой угол, из которого выбраться уже не можем, а за помощью обратиться не каждый способен. Так что же? Выхода нет?! Тупик?! Ничуть не бывало.  Есть еще и какой. Это вы.  Да, да!  Вы сами!
— Ну-у-у-у! — воскликните вы, — опять старая песня. Дескать, приходишь со своей бедой буквально на грани самоубийства к психологу, а он рассказывает тебе, что все твои проблемы от головы… Как будто мы сами не знаем. Помощь-то как раз и нужна, когда  своя голова уже нездоровая. А перед тобой раскладывает  какие-то кружочки,  проводит всякие там тестирования… В конце концов, выписывает успокаивающие пилюли. И ты выходишь с той же воспаленной головой. Не знаешь что делать дальше, не получив реальной, на твой взгляд, помощи.

Чтобы понять, что все беды от головы – для этого как минимум надо, чтобы она была здорова на этот момент и здравый смысл торжествовал. Тогда логично было бы ждать понимания, но  в этом случае уже и не требовался  психолог. Когда же тебя горе пригнуло к земле, то тут требуется конструктивная  помощь. Вот тут-то я и приступаю, как  кажется, к главной части  беседы с вами. Помните, вначале я говорила об образном мышлении? Сейчас я приведу примеры, а вы  делайте вывод, что и как.

Попробуем смотреть на  себя со стороны. Я захотела пробовать описывать события, произошедшие с близкими и друзьями. Разумеется, не называя имен и несколько видоизменяя ситуации. Стали получаться правдивые и поучительные, на мой взгляд, повести. Психологические зарисовки о многочисленных проблемах и о том, какие  люди предпринимали  поступки для их решения. Это одна из них. Из любой ситуации всегда есть несколько выходов, и для того, чтобы принять единственно правильное решение, бывает нужно самой мелочи. Чтобы хоть откуда-нибудь тебе, именно тебе засветил лучик надежды, веры, любви…  А иначе, как сказал наш известный писатель юморист:
— Ну, совсем стали невыносимыми те: у кого кто-то умер, угнали машину, ушла жена, и он остался без работы…  Просто не умеют разговаривать спокойно!
— Неправда, ли, знакомая ситуация, когда  кажется, что ты обложен со всех сторон, а  предстоит принимать решение? Сейчас на примере  этой грустной истории,  воочию увидим. И существовал же выход!  Имелся!  И все зависело от нас самих.

ОНИ были знакомы со школьной скамьи.
ИХ семьи дружили.
ОНИ оба были врачами и работали в одной больнице.
ОН продвигался по службе, а она выстилала ему ковровую дорожку по его пути следования.  Были прожиты тяжелые годы безденежья,  обучения, воспитания сына.  Если приезжали важные гости, то непременно ОН приводил их к себе в дом. В жилище всегда ждала приятная, умная женщина, его жена, и великолепный стол, неизвестно, когда и какими силами оформленный.
Работой ОНА была загружена до самых краев. Так же, как и ОН…  Гости оставались довольны встречей, и вопросы, соответственно, решались положительно.  ОН поднимался все выше, а ОНА все больше для него создавала благоприятные условия.
Сына отправили учиться за границу. Казалось бы, жизнь набрала высоту и можно расслабиться и, наконец, насладиться жизнью, пожиная плоды своих посевов…

Но тут появилось «небесное создание»…  Его студента — выпускница. А то, как же профессор, положение зарплата, да и не придется локтями проталкиваться долгие годы – он пообещал уже приличную должность. Это мгновенно стало доступной информацией для всего коллектива, в котором они вместе трудились с окончания института. Однажды, перед уходом на работу ОН поблагодарил Её за все хорошее в жизни… Но, ОН влюбился как мальчишка. Не в состоянии, дескать,  уже далее,  находиться с НЕЙ в одном доме… ОН должен уйти, тем более что там уже ждут ребенка. Для НЕЁ остановилась жизнь на всем ходу. ОН очень торопился на работу, а у НЕЁ совершенно не оставалось времени на свое финальное слово. Последнее слово предоставляют даже самому отъявленному правонарушителю в суде, а ОНА, оказывается, даже хуже этого страшного преступника?!

Загнанная в угол ОНА, когда ОН уже выходил за дверь, упала на колени, и, обняв его за ноги, умоляла дать время смириться с расставанием… ОНА просила ЕГО не уходить сразу к той, а поставить их в равное положение:
— Ведь все равно тебя ждет твое новое счастье, любовь, как ты говоришь, а мне будет невыносимо ходить на работу. Я не прошу тебя оставаться дома, но и не отправляйся к ней! Умоляю тебя! Не унижай меня в глазах сына и моих коллег.  Ты ведь знаешь, какой гордостью  всегда были наши отношения,  дом!
-Я не могу этого обещать, меня тянет к ней неуправляемая сила. Извини, — и ОН ушел.

ОНА еще долго лежала в холодной прихожей на полу.
ОНА не обнаружила в себе сил появляться на работе.
ОН торопился уже показывать свои нежные чувства к новой возлюбленной перед  коллективом.  Ей отовсюду звонили и пытались открыть глаза на это вопиющее безобразие.
ОНА перестала отвечать на звонки и не выходила на работу.
ОНА не хотела никого видеть и позволять им жалеть ее.
ОНА сдала  квартиру в аренду и уехала к  сыну в Англию.

Ей нужен был родной, понимающий человек, рядом с которым ОНА могла не стыдиться слёз и чувств. Но сын был студент и не имел квартиры и средств на существование.
ОНА оказалась в чужой стране  без всяких прав на жизнь и на работу.
ОНА не захотела, не смогла возвращаться домой. Вместе с мужем  потеряла и Родину.
ОНА стала подрабатывать домработницей, нянечкой, сиделкой в госпитале, будучи врачом высшей категории.
ОНА оказалась в чужой стране  без всяких прав на жизнь и на работу.
ОНА скиталась по квартирам в течение пяти лет, а когда сын окончил университет – они уехали в Америку.
ОНА, в конце концов, получила вид на жительство. Смогла купить на скопленные от аренды своей квартиры и заработанные тяжким трудом деньги — маленький домик.
ЕЁ положили в госпиталь с опухолью мозга на нервной почве. Ей провели три операции…
ОНА находится в больнице, где ЕЙ предоставлен соответствующий уход для тех, кто ждет своего конца, не приходя уже в нормальное состояние – ОНА умерла…

ОН стал совершенно белый, сморщенный, а его молодая жена покрикивает на него и называет такими словами, о существовании которых он и не подозревал. Разные поколения, воспитание, культура. Что ж, поделаешь?!
ОН не оставил себе время подумать, пожить отдельно ото всех и прочувствовать, — где его последнее пристанище. На ЕГО старом пиджаке-пиджаке профессора — стоит смешная равнодушная заплатка. Но, если бы вышестоящий начальник попросил его принести  жертву, то есть пожить пока врозь со своей новой пассией во имя долга или каких-либо соображений, связанных с работой…

Думаю, что ни у кого не возникло сомнений; ОН непременно пообещал бы поговорить с ней и убедить в том, что этого требует дело и им ничего не угрожает, ибо  все равно будут вместе. ОН бы нашел массу способов выйти из этого положения, не вступая в конфликт с начальством.  И, оказалось бы, что  есть-таки,  выход…    Возможен, но только тогда, когда тебе светит хоть малейшая угроза, а если перед тобой незащищенная мишень для твоего злодейства, то и нечего церемониться?!
В итоге: страна лишается хорошего специалиста, прекрасной женщины с нравственными устоями, вызывающими уважение. Сын теряет мать…  А если бы ОН сделал так,  как просила ОНА, его некогда самый близкий человек…  Ведь надо было только некоторое время подождать… Не перескакивать из одной постели сразу в другую, а пожить некоторое время на нейтральной территории…  Один выход, но их может быть целое множество.

Дать возможность смириться ей, самому со стороны подумать… Прочувствовать, то ли он делает?  Показать всем, что ОНА для него все-таки дорогой и глубокоуважаемый человек,  но они исчерпали свои отношения, и ОН ушел не потому, что предпочел иную женщину. ОНА поймет его, простит, поможет, и ОНИ останутся друзьями, как в принципе и должно быть. Вдруг поймет, что поторопился в своем стремлении к новой жизни — у НЕГО останется путь для отступления. ОНА его встретит, как немного заблудившегося, но не оскорбившего ее чувства.  Так поступают и мужчины, и женщины, не боясь оказываться КОСВЕННЫМИ УБИЙЦАМИ своих самых близких некогда людей.

Трепещут  лишь там, где их ждет хоть мало-мальское наказание.  Есть только один выход из страшного положения вещей – закон.  Да, да!  За-а-кон! Ибо, убивая, пусть даже косвенно, близкого человека — ты уничтожаешь личность, приносящую пользу государству. Ты сражаешь родителя, который уже не в состоянии воспитывать твоего же ребенка, члена нашего государства. Большинство подростков выходят из-под контроля родителей, становятся неуправляемыми: наркоманами, преступниками зачастую именно после расторжения брака. Причем разводов, оскорбляющих и самих родителей, и как бумеранг, — детей.

А там, где цивилизовано прерванные отношения, там сохраняется любовь к ребенку в обеих, образовавшихся семьях и между бывшими супругами.
Закон заставит задуматься: и хама, и труса, и богатого и наглого, и бедного и трусоватого, и умного и невежественного. Ведь иногда, достаточно просто знать, что придется отвечать, и человек поступает более осторожно.  Это должно существенно оздоровить общество,  а там,  где пышущее  психическим здоровьем общество, там будет не допущено многое из того, чем нас сейчас угощает наша страна. Создается впечатление, что над нами просто насмехаются, будучи уверенными, что мы, как несмышленые тельцы, проглотим и это.

Закона, выполнение, которого позволит вам, меняя свою жизнь, не разрушать жестоким образом другую и близкую вам.
Закона, дающего вам возможность посмотреть со стороны на свое решение и оценить его еще раз, но более хладнокровно.
Закона, дающего вам возможность оставаться человеком чести и достоинства.
Закона, предлагающего вам пожить полгода на нейтральной территории и лучше понять, где ваше настоящее место. Ведь, когда ты вдруг встречаешь новую любовь,  должен сделать все, чтобы не получить наказание за поспешное, разрушающее все на своем пути действие. Мы должны научиться понимать, что любовь в нашей жизни начинается с нас самих. Мы всегда ищем виноватых в собственных поступках или тех, кто поможет решать наши проблемы.

Но надо научиться честно, смотреть на свои недостатки, чтобы понять, наконец, что же, нас толкает на них?!  Много мы несем негативного в себе из детства,  но мы  же уже стали взрослыми и умеем различать теперь сами, что хорошо, что плохо.
Внутренне самоуважение и чувство собственного достоинства — важнейшие качества, которыми мы должны овладеть.  А если нам это пока недоступно и ещё умудряемся убивать в других людях это чувство, вот тут-то и должен вмешиваться закон.  Не имеет значения, как к нам относились в детстве, и кто мы по происхождению — мы обязаны научиться вырабатывать в себе чувство собственного достоинства.

Нам надлежит автоматически передавать это качество своим детям. Тогда дочери не будут позволять их обижать, а сыновья станут учиться уважать женщин.  Обвиняя кого-либо за все беды в  жизни, мы только истощаем свои силы, но не исправляем ситуацию. Нам нужно консолидировать  силы, пытаясь, понять друг друга и исходить только из любви. «ОСТОРОЖНО! ЧЕЛОВЕК! У которого  чувство собственного достоинства, и он вас любит! Будьте бдительны!»  Мы все вместе должны искать выход-выход, достойный цивилизованного человека. Я понимаю, что отняла у вас много времени, но если  возникли  какие-нибудь вопросы,  прошу, не стесняйтесь.

— Я хочу вас поблагодарить от имени  присутствующих. Думаю, все со мной согласны, что вы не только не заняли у нас много времени, но даже, наоборот, за такой короткий промежуток, умудрились внедрить в нас с мягким напором невероятное количество позитива и чистой полезной информации. Буквально ошеломлен тем, что говорили об истинных вещах, но в такой бесхитростный и доступной форме. У меня попросту нет слов, — закончил свою речь высокий благородный мужчина лет шестидесяти, с удивлением разводя руками в стороны.
Зал зааплодировал, поддерживая слова выступающего. Наташа только теперь смогла выдохнуть. Она все время думала:
— Это как же надо сопереживать людям, чтобы так страстно убеждать их, помочь самим же СЕБЕ?!  Размышляя, медленно вышла из зала.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

Наташа не находила себе места…  С одной стороны,  не хотела  волновать Анну Васильевну, мать Вадима, но с другой…  Должна же понять, знает ли она что-нибудь об отъезде Вадима?  Возможно,  что-то сможет прояснить. Раздался нетерпеливый звонок в прихожей.

-Так, трезвонит Денис, — теплая волна нежности охватила мать…   Свело зубы от тоски по сыну. А тут еще это событие, разрушившее их жизнь…  Дрожа от волнения, открыла входную дверь.

– Мамсик! — Дениска бросился  на шею, а Анна Васильевна испуганно пыталась приструнить внука, опасаясь за ногу.  Но она поспешила успокоить свекровь, сказав, что  уже в порядке – сильно прижала к себе сына.
– Как же я по тебе соскучилась! — сказала Наташа, нежно целуя  Дениску в обе щечки. Пока они выражали свои «телячьи восторги», как резюмировала Вика, сама же, наспех сполоснув руки, принялась за любимые блинчики…
– Вика! — шутливо возмущаясь, вскрикнула Наташа.
– Ты же только сейчас ела пирожное!
– Ну и что.  Ты же знаешь, что перед блинчиками с яблочками мой желудок никогда не устоит.  Мам! А ты отойти в сторону и не смотри, — процитировала известную реплику из рекламы с набитым  до отказа ртом дочь.

Наташа со всех сторон разглядывала сына, и глаза ее заволокло  слезным туманом…   Сердце сжималось от невероятной тоски:  дети, мои милые ребята! Они даже не догадываются, что  отец, их славный, добрый – теперь не с ними…   Какие-то странные эмоции испытывала сейчас…  Ни злости, ни других неприятных ощущений, кроме боли и грусти…
– Как же мне страшно за вас мои милые! — с горечью думала она, нежно обнимая сына.
– Мама! А что папа нам с бабушкой не звонил?! А вам? Бабуле сегодня сон приснился плохой – даже плакала.
– Денис! Ну, что ты там выдумал?! Когда это я лила слезы?! — мягко отчитывала внука Анна Васильевна, но по ней было понятно, что, в самом деле, не по себе.

– Плакала, плакала, — не унимался внук.Я заглянул на кухню, а ты… Бабушкин взгляд с укоризной, угомонил Дениса. Она все время, пока Наташа общалась с сыном,  незаметно наблюдала за ней. Показалось, что невестка избегает встречаться с ней взором. Чувствуется, что Наташа как не в своей тарелке.  Мечется, суетится и взгляд такой растерянный…
– Ну-ка, Дениска!  Иди, пообщайся чуть-чуть с сестренкой, соскучился, поди? Мне нужно с мамой немножко посекретничать, — сказала Анна Васильевна и посмотрела на невестку… У Наташи еще больше сжалось сердце…
– Оно теперь у меня, наверное, как маленький испуганный комочек… — подумала Наташа. По телу пробежала мелкая дрожь в предчувствии неприятного сообщения.  Анна Васильевна, вероятно, что-то знает, а, возможно,  Вадим попросил  поговорить с Наташей. Сам не решился…

– Как это на него похоже, — с горечью подумала она. Оставив детей на кухне, свекровь с невесткой зашли в спальню. Наташа рванулась назад и буквально бросилась в кресло, стоявшее  в зале. Испытывала досаду, что не смогла удержать себя в руках при свекрови, но, видимо, уже ее покинули все мыслимые и невыносимые силы.  Наташа понимала, что этот поступок совсем сбил с толку свекровь,  но уже было поздно что-то менять. Едва понимала, что случилось… Но когда вошла в спальню, взгляд упал на пиджак Вадима, который она любовно приготовила для ресторана…  Рассудок, казалось, помутился от сознания, что  родной до боли человек   не с ней… Что она больше не имеет никакого права даже на его вещи.

Эта нелепая мысль больно резанула по сознанию. Анна Васильевна смотрела на невестку  долгим пытливым взглядом… Потом подошла и взяла за руку: перевела из кресла на диван, усаживаясь рядом с ней.  Наташа, молча, повиновалась этому действию свекрови. Анна Васильевна обняла, мятущуюся невестку  за плечи, и некоторое время сидела,  ни о чем не спрашивая.
-Наташенька! — внезапно начала свой разговор свекровь. Я понимаю, что в жизни иногда случается такое, о чем не очень хочется говорить, во всяком случае, некоторое время, пока сам не разберешься…  От этих слов еще больше сжалось сердце.  Сейчас уже точно знала, что Аннушка скажет что-то страшное, и теперь подготавливает ее.  Вся ушла в свои плечи и стала совсем маленьким беспомощным ребенком…

Анна Васильевна почувствовала, что невестку пробивает мелкая дрожь.
– Ты не заболела ли серьезно?!  Ведь вся горишь, и  морозит, небось… — искренне забеспокоилась Аннушка.
– Нет-нет, — приходя немного в себя, торопливо сказала Наташа.  Но пожилую женщину провести было нелегко. Она мудро решила задать совершенно естественный для матери вопрос, надеясь в ответе Наташи уловить нечто такое, о чем   были некоторые подозрения.
– Наташенька! А что там за командировка у Вадима?! Он никогда раньше вроде не говорил, что может поехать во Францию?! Да и, кажется, планы-то у вас были совсем другие!?  Наташа некоторое время молчала, а потом, подняв глаза на свекровь, обреченно ответила, что сама не имеет сведения.

– Ничего я не знаю! — повторила Наташа, устав изворачиваться перед всеми.   Ей стало даже немного легче от этого.  Анна Васильевна долго молчала, а после спросила, не поссорились ли они?!
— Нет, — отрицательно покачала головой, но затем быстро ухватилась за эту мысль…    Ну, да!  Конечно же, поссорились!  Так легче будет объяснять детям, почему папа не звонит, а свекровь она попросит им пока ничего не сообщать, — лихорадочно соображала Наташа.
-Анна Васильевна, вы, пожалуйста, детям пока не говорите…   Мы п…потом помиримся, а у них останется неприятный осадок. Наташа не умела лгать и Анна Васильевна это видела и прекрасно понимала, но раз ей так нужно…  примет правила ее игры.   Тяжело вздохнув,  сказала:
— Да! Конечно, не скажу, тем более что и сама ничего не понимаю, но я хочу, чтобы ты знала… — она опять замолчала на некоторое время, проглатывая комок, застрявший у нее в горле…

— Моя дорогая!  Любимая доченька! — начала говорить тревожно — торжественным голосом Анна Васильевна.  Позволишь так тебя называть?  Я всю свою жизнь ощущала невыносимое одиночество из-за того, что судьба  не подарила мне дочь.  Не знаю, возможно, если  судьба была  благосклонна и подарила  мне дочь, то мое одиночество усугубилось бы еще больше из-за того, что мы с ней не стали  подругами…  Но в этом случае, я думаю, это была бы в большей степени, конечно, моя вина. Не могу сказать, что у меня бессердечный и невнимательный сын.
Нет! Но всю мою жизнь  прожила, съедая себя виной перед ним.  Это чувство не позволяло  общаться с ним, более открыто.

Много раз пыталась, но что-нибудь  всякий раз останавливало, и все продолжалось по-прежнему.  Вижу, что он меня любит, а он, в свою очередь, испытывает, что я  люблю бесконечно…  Оба также понимаем, что между нами всегда существует дистанция… — с болью признавалась  Аннушка, впервые в своей жизни.  Наташа чувствовала, что свекрови эти откровения даются с большим трудом, а в ней самой боролись между собой два противоположных состояния. Одно из них говорило, что это прелюдия к тому, что она должна сейчас приоткрыть завесу над тем, что произошло у них с Вадимом. Другое толкало к свекрови; обнять и согреть теплом, но она сидела, сжавшись, и отрешенно ждала приговора…    Но, что же, она натворила, почему у нее все время в голове крутится это ужасное по значению слово приговор?!

Может, что-то не так сделала?! Так, отчего же об этом нельзя было сказать, спросить или исправить, чтобы разрешить недоразумение?! Наташу поразило;  вдруг захотелось анализировать, что же произошло?! Засмущалась, что отвлеклась от разговора…
— Разумеется! Вадим в этом не виноват, но и я не могу больше жить с этим страшным чувством, потихоньку сходить с ума. Очень этого боюсь!  У меня не получилось открыться ему, поговорить… Возможно, что-то бы прояснилось в нашей жизни, но этого не случилось, — продолжала Аннушка, не заметив некоторого затмения невестки.  Сейчас Наташа смотрела на нее с участием и тревогой. Не узнавала свою, немного затурканную свекровь…
— Какая речь!  Глубокие мысли!

— Не знаю почему, но именно сейчас я хочу немного отнять у тебя времени и внимания, если… — она, не договорив, сжала Наташину руку еще крепче и вопросительно посмотрела в глаза. Вместо ответа, Наташа прижала ее руку к своему лицу и участливо посмотрела в глаза Анне Васильевне. Ощутила сердцем: разговор не касается их с Вадимом. Теперь ею полностью завладело ощущение сострадания к своей свекрови.
— Мы с отцом Вадима очень любили друг друга. Я была младше его на двенадцать лет. Он же – мужчина необузданных страстей, а я довольно хрупким созданием для такого как он, но тогда никто из нас не хотел ничего: не видеть,  не понимать.  Я полностью растворила себя в нем, считая, что всеобъемлющую любовь подарил бог только мне. Наверное, за этот эгоизм он и наказал меня, – как бы переживая заново эти мгновения, тихо ответила она сама себе. Все время называл малышкой, носил по квартире на руках.

После работы, едва ступив на порог, хватал,  ласково бросая, куда придется и… — покраснев от смущения, свекровь продолжала… Ну, в общем, где хотел, там и овладевал мной.  Неистово, жадно, но всегда бережно. Когда забеременела,  он  сначала  сильно обрадовался, но когда с каждым месяцем  все сложнее было удовлетворять его страсть… — тут она немного помолчала, собираясь с мыслями от нахлынувших горьких воспоминаний…   Стал, часто молчаливо разглядывать меня, когда приходил с работы и ничего не говорил.

Родился Вадим. Отец его, как тогда показалось,  встретил с удивлением и даже некоторым страхом. Однажды сказал:
— Слушай!  А я его боюсь… Мне кажется, что он  украл тебя.   Я тогда его мягко пожурила, но с годами стала понимать, что это чувство его уже не покидало.  В  наши  отношения вкралось нечто оскорбительное…    нечеловеческое… Тогда  думала, что только так,  кажется, а на самом деле чего-то не понимаю? Вадима он любил по-своему, но держал на некотором расстоянии, а сын его просто обожал. Я же начинала замечать,  что он все больше отстранялся от нас,  как бы стесняясь  смотреть в глаза, а ночью быстро получал, что  нужно и сразу отворачивался.

Не знаю, засыпал или нет, но теперь я могу предположить, что просто не хотел общаться. И если раньше меньше трех раз он не будил  за ночь, то теперь – это были редкие мгновения даже за неделю.   Я его так любила, что думала, может, у него со здоровьем что-нибудь, а тут со своими подозрениями, вместо того, чтобы помочь ему  пониманием. Только потом осознала, что выглядела, очень жалко с наивными попытками взять в толк.  Наташа  сердцем чувствовала все, что сейчас ощущала Аннушка, и как ей невыносимо тяжело это вспоминать, а уж тем более раскрывать  личную тайну,  которую она пронесла по всей своей жизни.

– Иногда грубо, неистово брал меня и тут же отворачивался, – продолжала свекровь вынимать из архива своей памяти эти ужасающее документы, хранившиеся  там под  грифом «СЕКРЕТНО».  Документы, содержащие уродливую тайну: униженной, хрупкой души молодой женщины. Когда я поняла, что у него кто-то появился, стала проявлять  жалкие усилия, пытаясь привязать  к себе. Окружала комфортом, хотя видела, что он ничего не значит для этого человека. Изощрялась, как могла, готовя, всякие лакомства, как бы ни замечая, его равнодушия к еде, да и к себе.  Боялась оставлять его одного, преследовала своим вниманием.

Умом понимала, что цепи, которыми я пыталась его опутать — будили в нем еще больший инстинкт разрушения… Где-то потом читала, что когда видишь зеркальное стекло в окне, руки чешутся кинуть в него камнем. Умом понимала, что мои унижения перешагнули все рамки дозволенного, но сердце не внимало голосу разума. Он совсем погрузился в себя и  часто не ночевал дома. Мое сердце съёживалось от боли за сына, когда Вадим пытался прижиматься к отцу, а тот его отстранял и делал всякие замечания по поводу разбросанных вещей или еще что-нибудь. Больше всего во мне убивало человека – это его нежелание что-либо разъяснять. Молча, выносил  приговор, не растолковывая, в чем же моя вина.  Ведь я была готова для него сделать все и стать всякой, даже вопреки своему воспитанию и натуре…

Формирование  меня, как личности, у меня, было,  считаю, благородное и достойное. Мои родители – простые, но честные люди.  Слово честь – в нашей семье имело свой первоначальный смысл.  Я готова была забыть об этой самой чести, чтобы только сохранить свою любовь, хотя меня об этом никто не просил. Однажды, когда Вадиму было семь лет, муж не приходил домой два дня, а утром пришел, ничего не говоря, стал собирать свои вещи. Передо мной на стол положил какой-то клочок бумаги, где были написаны страшные слова: «Тебя нет, ни в душе, ни в сердце»…

У Наташи всё внутри оборвалось и улетело дальше пола… Во всем теле образовалась такая пустота, будто ее выпотрошили и никаких органов  больше не осталось…  Я хотела закричать, – продолжала свою страшную исповедь свекровь,  но  перехватило горло,  и  только открывала рот, как рыба…  Наверное, в этот момент очень глупо выглядела, потому, что он посмотрел на меня с брезгливостью и вышел.  Уже вслед ему все-таки смогла сильно закричать:
-Неужели я не заслуживаю, чтобы мне что-то объяснили?! Ведь я же человек!  Разве я заработала такие слова: «Тебя нет, ни в душе, ни в сердце?!» Но этих слов он уже не услышал, но зато их слышал сын.

Вадим стоял в дверях своей комнаты и смотрел на меня широко открытыми глазами с ужасом и детским отвращением. Его поразили мои слова, и они для него тогда прозвучали, видимо, не в мою пользу. Говорила ведь одна я, а муж молчал, значит, и виноватой в глазах сына оставалась только я.  В этот момент  ощущала себя чем-то хлипким и размытым. Тогда еще подумала, что вот так, наверное,  чувствуют и так живут медузы…  Еще очень долго не могла избавиться от мерзкого ощущения.
Сын меня по-детски презирал, а от этого  не хотелось жить. Не смела никому об этом рассказать, поделиться. Я очень устала…

Но, теперь у меня есть вы.  Может быть,  чего-то не должна знать?  Я и не настаиваю, хочу только тебе сказать, что…  Тут Аннушка отпустила Наташину руку и закрыла  свои глаза, а через некоторое мгновение продолжила.  Ты должна  знать, что бы ни случилось, ты всегда была, есть и будешь моей любимой невесткой и единственной дочерью.  Я хочу умереть только рядом с тобой и детьми…  Наташа от этих слов подскочила и бросилась на колени перед свекровью, прижалась к ним и разрыдалась бурными детскими слезами: в них  были и отчаяние, и боль, и счастье обретения чего-то нового, и бесконечная благодарность…

– Мама! Я тебя очень люблю! После смерти моей мамы – ты у меня одна и мы никогда тебя с детьми не бросим. Анна Васильевна заплакала навзрыд, услышав, как Наташа первый раз ее назвала мама…  ОНИ обрели друг друга, а это, пожалуй, одно из самых дорогих приобретений, о которых можно мечтать. И не зря!  Надо и предаваться мечтам, и стремиться осуществлять эти прекрасные грёзы.
– Да, что же это такое?! Что это сегодня, день ревунов, что ли?! – взывала к небесам Вика, увидев потоп на диване, устроенный мамой и бабушкой. Подскочила к ним, но те уже вставали,  улыбаясь, оправдываясь, что,  дескать,  вспомнили одну историю, вот и разревелись.

Вика и не собиралась им верить, но  просто некогда было вести дознание, так как  убегала на занятия французским языком.  Поцеловав попеременно маму и бабушку,  побежала в прихожую, и вдруг ее слух уловил непривычное имя, каким  назвала бабушку.
— Мама!  Пойдемте,  я,  наконец, попробую ваши блинчики, – говорила она свекрови, обняв ее и направляясь в кухню.
— Ну и ну! – с недоумением подумала Вика. И умчалась по своим делам.  На столе, из тарелки, выглядывали два блинчика и виновато смотрели  на  вошедших.  Всем своим грешным видом они давали понять, что просят пощады для  отпрысков за остальных съеденных  собратьев,  надо сказать –  предостаточно.  Но Наташа с мамой и не думали гневаться, пожалуй,  даже и не обратили внимания на этот вопиющий факт: им было сейчас хорошо и тепло от внутренних ощущений и чувств, овладевших ими.   Увидев такое добродушие со стороны женщин, блинчики расслабленно вздохнули и стали дожидаться последней атаки того из детей,  кто еще успеет их слопать.

Наташа попросила свекровь остаться сегодня у них ночевать, чтобы вместе собрать Дениску в лагерь.
— Да! Кстати! Я же совсем забыла тебе сказать, мы ведь все-таки сходили к Валерию Петровичу, – вспомнила с радостью бабушка. Помнишь, я вам рассказывала? Он помог очень многим подросткам встать на ноги. Как раз занимается таким вопросом, как у нашего Дениски… Ну, так вот! – торжественно объявила Анна Васильевна. Проблемы-то никакой и нет! Но он рекомендовал нам иметь дело с опытными инструкторами, чтобы они учили правильно поднимать тяжести. Наташа мягко улыбнулась и сказала свекрови, обнимая ее за плечи:
— Мама! Проблемы потому уже и нет, что Денис занимается с  квалифицированным тренером. Он имеет большой опыт работы с детьми,  а главное, их уважает.  Но, все равно мне чрезвычайно приятно, что вы так обожаете своего внука и лишний раз проверяете наши действия.

Анна Васильевна сказала, что с радостью останется, тем более что хотела ему снарядить пирожков, его любименьких, с собой в лагерь.
-Д-а-а-а-а!  Буль-буль! ПирОжки  мИ очеННо любим, — завопил из своей комнаты Денис, услышав, что сказала бабушка.
-Дениска! Ну, что это за «буль-буль»?! Мама, не позволяйте ему так вас называть, пожалуйста.
-Ой! Уж так привыкла. Да мне и нравится, когда он так говорит, — довольно ответила бабушка, уже начав орудовать на кухне. Наташа прижалась к дверному косяку и с ласковой грустью смотрела на суету свекрови.

— Как с ней стало тепло и уютно! — подумала с нежностью. За эти дни совсем забросила дом, и даже начинала  потихоньку ненавидеть… Наташа, правда, казнила себя за эти крамольные мысли и чувства: тут живут еще и ее любимые дети. Пока она не могла еще справиться с чувством, что без Вадима дом не имеет для нее того значения и очарования, какое было прежде… Вот ведь! Потеряла мужа, но обрела мать, – тяжело вздохнув, Наташа, отправилась в детскую комнату, собирать вещи сына.

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

Шум водопада все усиливался… Он, то разрастался в ширину, то вдруг становился узеньким и пронзительным, а сейчас совсем был похож на журчание ручейка,преодолевающего коварные препятствия лесных дебрей на пути к свободе, рассвету… Глаза Наташи так ясно озарили все вокруг, а потом погасли и превратились в маленькие маячки и стали исчезать вместе с ручейком.  Вадим открыл глаза. Его ослепила перламутровая белизна…

Алебастровые стены в больничной палате отражали солнечный свет, и получался этот удивительный эффект.   Над ним суетились какие-то люди, а  речь  журчала, как ручеек. По лицам, которые становились все яснее, и интонации голосов понимал, что все радуются его пробуждению. Смутно пытался понять, где он и что  произошло…   В теле была такая невероятная слабость, не позволяя о чем-либо думать…  Беспомощно обмяк и закрыл глаза.

Вдруг услышал знакомые звуки:  говорили  на странном языке, но, немного прислушавшись, Вадим узнал Майин голос.  Она разговаривала с кем-то в палате, открыв глаза, сквозь пелену уже смог различить ее лицо, которое, несмотря на то, что разговаривала с другим человеком, неотрывно было приковано  к нему.
Все время, пока Вадим не приходил в себя, Майя сидела в коридоре госпиталя. Ею владели странные чувства.   Ведь, по сути, она получила отставку, но в исповеди Вадима это прозвучало довольно странно. Он сумел, отказываясь от нее, одновременно поднять на недосягаемую для ее понимания высоту. Совершенно не чувствовала себя униженной, растоптанной – это какое-то доселе незнакомое чувство…

Его можно было назвать состраданием к человеку, отвергнувшему тебя же, но  оставшегося  в твоих глазах еще лучше, благороднее,  чем ранее  себе представляла. Из размышлений вывел голос медсестры: обрадовано сообщила, что Вадим пришел в сознание,  и Майя рванулась к палате, но тут,  же осеклась.
-Да, но ведь ему, наверное, не её хочется сейчас видеть, — подумала Майя.  На мгновение от этой мысли появилась горечь на сердце, но тут вышел доктор Вадима, и она устремилась к нему,   чтобы услышать информацию о состоянии.   Врач слегка успокоил, сказав,  что сейчас  ему чуть-чуть лучше, но…   Тут он остановился и, задумавшись, произнёс, что такой обширный инфаркт не может иметь благополучный исход без аортокоронарного шунтирования…  Поэтому ему просто необходима операция.   Сегодня  будет созван консилиум,  и  ему предстоит решить дальнейшую судьбу больного.

Майя не знала, что это такое, но он объяснил, что только после этой операции можно будет говорить о возвращении Вадима к полноценной жизни и, вообще…  Речь шла о выживании. Попросила разрешения зайти к Вадиму, и, получив  согласие, на мгновение задумалась…  Причиной стали слова  доктора о том,  что Вадиму после операции будут нужны самые положительные эмоции. Предложил ей подумать, что для этого можно сделать…  Так как об отправке  на Родину пока еще не может быть и речи. Майя оказалась в довольно сложном положении. Дело, ради которого сюда приехали, не сделано; расходы предстоят серьезные, она не представляла, о чем будет докладывать Владлену…   Но сейчас было важнее, чтобы все обошлось благополучно. В полной задумчивости  вошла в палату.

Вадим лежал с закрытыми глазами, ей сказали, что  просто отдыхает. Майя пошла к кровати, и Вадим почувствовал её дрожащую руку, которая нежно гладила  по голове.  Ему не хотелось открывать глаза.  Медленно зашевелился, и, казалось, хотел подняться, как бы ища кого-то. Майя дотронулась до его руки и он, не открывая глаз, ответил на  прикосновение слабым сжатием  пальцев. Она держала   беспомощную ладонь; по щекам текли крупные, прозрачные слезинки от радости   его пробуждения.  Одновременно – прощания с человеком, который успел своими корнями глубоко прорасти в ее сердце.  И слезы  новых ощущений, принесшие с собой осознание того,   что прежняя Майя умерла, а сейчас рождается новый человек.

Она медленно вышла из палаты, поблагодарила врача и заказала такси, чтобы ехать в отель.  Предстоял серьезный разговор с братом.    Владлен любил очень свою сестру,  но его не устраивали ее бесконечные эксперименты с мужчинами.  Знала, что брату хотелось, и, видимо, совершенно справедливо, чтобы она, наконец, обрела семью и поддержку в лице своего мужа,   а вместо этого она сейчас ему преподнесет еще и такие большие проблемы. Майя курила очень редко, да и то, только когда держала в руке бокал шампанского,  а красивая сигарета была как бы дополнительным штрихом в этой элегантной комбинации.

Но сейчас почувствовала потребность закурить,   чтобы это помогло ей собраться с мыслями и решиться набрать номер телефона своего брата…  Там долго не отвечали, и Майя уже хотела звонить на мобильный телефон, но тут…
– Да, да, я слушаю, — запыхавшись, говорил Владлен.
-Привет, Волька! — так всегда ласково называла его сестра и мама,  потому что он был очень похож в юности на мальчика Вольку из книги «Старик Хоттабыч»  Ты что, нёсся, что ли?!  Задыхаешься так?!
-Привет, сестричка! Да нет, не мчался, а ползал под столом — искал зажигалку.
-О, господи!  Да у тебя же их целая коллекция на столе в шкатулке, которую я  подарила?!
-А-а! Так, то колле-е-е-кция, а эта действующая, люби-и-и-менькая, — шутливо,  как в детстве, парировал Влад.  Он не успел еще открыть рот, чтобы поинтересоваться, как там у них идут дела, — сестра опередила его.

-Влад! — сказала она уже серьезным и тревожным голосом, у нас проблемы.  Вадим с обширным инфарктом лежит в госпитале…  На другой стороне провода повисло тягостное молчание…  Майе стало просто жутко, но потом, прочищая голос от хрипотцы, Владлен спросил:
-Как он  чувствует?
-Только сейчас пришел в себя, но доктор говорит, что требуется операция… — она пыталась вспомнить, как ее называл врач, — аортокоронарное шунтирование.   Сказали, что только после него можно будет надеяться на положительный исход.  Ну, и как ты понимаешь, он пролежит там довольно долго.   Владлен молчал некоторое время, а потом спросил:
-Что-нибудь успели сделать по фирме?

-Я перевела документ о слиянии, он с ним познакомился,  и как  показалось, остался, не совсем удовлетворен. Собирался поговорить с тобой, но тут… — она не договорила… Опять повисла тишина, чувствовалось, что Владлен лихорадочно соображает,  как выходить из создавшегося положения.
-Помощь какая-нибудь  сейчас требуется? — спросил он.
-Владлен, я хочу  попросить, только ты, ради бога, выслушай,  как следует.  Не перебивай и, поверь, что так надо.  Пожалуйста, постарайся заехать как можно быстрее к жене Вадима. И-и-и, – заикаясь от волнения, говорила Майя, — и попроси приехать во Францию Париж. Да, да! В Париж!

Майя догадывалась, что у брата от этой просьбы брови залезли на лоб. Ну и, наверное, ей надо будет в этом помочь…  Я…  я…  я не знаю, как там обстоят дела с деньгами? Скорее всего…  никак… Ты должен мне поверить, что я знаю, о чем  прошу. Это может его спасти, а все остальное я объясню при встрече. Молю тебя!   Не говори мне сейчас ничего об этом! Мне и так очень тяжело, но только поверь…
И еще… — не зная, как об этом сказать, Майя замолчала, — ну, ты же знаешь, как себя часто ведут женщины в таких случаях? Поэтому должен быть готов, что на тебя может обрушиться все, что надлежало  получить нам  с Вадимом…   Еще раз прошу, заехать самому и никому не перепоручай.   Только ты, со своим обаянием, сможешь  убедить это сделать. Ты, т-т-ты  скажи, что она очень ему нужна… — совсем тихо добавила Майя.

-Майка! Ты, что там, с ума сошла?! — взволнованно спрашивал брат. Он тебя, что там, обидел?! Или ты чего-нибудь выкинула, как обычно?!   Что у вас там, черт подери, произошло?! — закипал Владлен.
-Ничего такого, о чем  можешь предполагать. Я должна возвращаться в Питер — меня ждут дела, но  нельзя  его оставлять здесь одного,  поэтому прошу  выполнить мою просьбу.  Все объясню, если потребуется, дома, —  говорила уже твердым и уставшим голосом Майя.

-Но ты должен знать, что я хотела завести себе, как домашнего  животного: мягкого, покладистого, и непременно умненького мужичка,  который бы не пытался оседлать мои амбиции, но промахнулась.  Вадим — сильный и порядочный человек.  Ты мне можешь дать обещание, что…
-Могу-могу! — перебил  с досадой брат.   И взяв обязательство позвонить ей, положил трубку.   Майя тяжело вздохнула и стала набирать номер телефона в госпитале,   чтобы уточнить — на какое число назначена операция?   Оттуда ответили, что еще не принято решение.
-Не решено! —  повторила вслух Майя и упала ничком на кровать,  закрыв руками лицо…

Audio – сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448