Любовно-эротическая,
трагикомическая,
социально-политическая история.

Беспощадный дождь исступлённо хлестал по булыжной мостовой, струями сшибая, опавшие жёлто-красные листья с пешеходных тротуаров на обочину. Порывистый, безжалостный ветер дирижировал всем тем, что оказывалось под силу его баллам поднять с земли. Всем этим, он и молотим по водосточным трубам, создавая дождливое, режущее слух, какофоническое звучание. Мокрый фактор прибавлял безумия, создавая оттенок неистовости в авангардистскую дьявольскую симфонию безостановочного дождя, безжалостного ветра и аспидно-синей ночи. Витиеватый старинный фонарь, извивался в ритмических резких изгибах страстной музыки дождя и багряной осени. Виртуозные па невольно напоминали причудливую пляску шамана. Казалось абсолютно не реальным, как при этом удавалось продолжать висеть на изогнутой, с удивительными вензелями – цепочке, беснующейся в яростном ритме порывистого вихря, присовокупляя демонический мазок на полотно вакханалии адской ночи.

Внезапно в очередном па сумасшедшего танца — фонарь высветил светом, неотчётливым от дождя – мифическое полотно: по витой решётке балкона дома, рядом с которым он и имел честь висеть, распласталось человеческое ТЕЛО, неясного пола и генезиса. Но ещё меньше можно осмыслить, чем и как оно опять-таки упорно держалось на мокрой решётке балкона?! Безжизненный свет фонаря казался крайне приглушённым и мигающим, а потому невозможно было ничего распознать. Понятно одно, что это самое ТЕЛО выглядело полностью недвижимым и бездыханным, потому как не обнаруживало решительно никаких, даже мало отличительных симптомов жизни, не то, чтобы уж… Зрелище порождало леденящий душу – безмерный ужас.
Казалось, что это проистекает не во взаправдашнем мире, а представляет собой разыгранной акт трагической драмы, в подлинных декорациях улицы, дождя и осени. Нежданно, балкон, на коем реяло тело, живописно озарился зажжённым светом, изнутри комнаты. От этого видение ещё более гиперболизировалось и приняло причудливую окраску. Туловище слабо зашевелилось и испустило щемящий, беспомощный булькающий звук, и тут же его прервал жуткий громо — подобный голос нечеловеческого происхождения…

-А-а-а-а-а-а-а-а! — в буквальном смысле слова пригвоздил визгливый вопль беззащитное ТЕЛО, каковое едва лишь, не оборвалось вниз, а это всё-таки пя-тый этаж, к тому же под небольшим балконом распростирались превосходные колючие кусты шиповника с исполинскими гранатовыми ягодами.
-Та-а-ак! — несносный голос продолжал сшибать бездыханное ТЕЛО. Ты снова взялся за своё?! В прошлый набег неужто не вдолбили, как следует, что неизбежно ожидает, если ещё один раз дерзнёшь это совершить?! Охрана! Где стражи порядка?-революционное воззвание вопиющей, и оттого что мокрые безжизненные руки, всё больше сползая по злосчастной решётке, не имея силы стойко держаться все-таки содеяли чёрный безнравственный поступок. Несчастное ТЕЛО рухнуло-таки долу, частично покрыв собой пышный, но редкий по происхождению, куст шиповника с вероломно предательскими торчащими колючками. Сквозь портьеры было заметно, как по комнате мечется дамская фигура в развевающемся длинном одеянии, пытаясь выйти на балкон, но ей преграждает свободный доступ, владелица того ужасающего голоса, удерживая руками, уговаривая и убеждая – не совершать непоправимого деяния.

– Алиночка! Родная моя девочка! – урезонивал бархатный напев плачущую молодую женщину. Девушка рвалась выскользнуть на балкон. Голос, теперь стало полностью ясно, принадлежал, как оказалось, при ближайшем рассмотрении, ничуть не злому демону бабьего происхождения, а даже как-то, наоборот…- миловидной женщине пятидесяти лет с довольно мягкой улыбкой и озорнинкой в глазах. Тёплый тембр бархатного голоса, ничуть не смахивает на гром или вроде того. Оказался приятно-молодым и ласковым. Но что способна содеять адская ночь, безудержное воображение и все, являющее собой сопутствующие непременные атрибуты всякой там мистики?! Неспроста же произносят, что у страха глаза велики. Так, и в нашем случае. В конце концов, Юлия Петровна постепенно сумела изловить в объятия дочь.
-Ну, будет тебе. Успокойся же, наконец. Ты разве не знаешь меня? Ну, какая там охрана? Попросту хотела попугать слегка — твоего неугомонного Мачо. Иначе он тебя загубит. Ты же, знаешь, что если консьержка немедленно донесёт нашей горго… то есть уважаемой Земфире Григорьевне, — быстренько поправила оплошность Юлия Петровна. Алина ещё больше прижалась к груди матери, вообразив воочию, что может свершить та самая горгон… то есть Земфира Григорьевна.
– Мамочка, родная моя! Но, мне его жаль! Он мог ведь разбиться, а я даже не в состоянии выйти оказать ему помощь.
– Ну, знаешь ли?! Твой “великий князь Игорь”, и расшибиться — это, знаете ли, невозможно, вследствие того, что, не может быть никогда в жизни. Ты, видно, позабыла, откуда он сваливался в предыдущий набег на город? Больной вопрос и беспокойное воспоминание, зажгли улыбку на лице Алины… И действительно было чему улыбаться.

Игорь тогда взобрался на исполинский платан перед больничным окном, за каковым находилась – Алина, его любимая подруга жизни. Возлюбленная, нестерпимо желанная, а в особенности после того, как окончательно покинула его, укатив в этот самый проклятущий город. Алина и её мама, беззлобно усмехаясь, вспоминали, какой великий переполох случился тогда в больнице. Игорь, во время реющего полёта с платана, зацепился за сук рубахой вместе с майкой. Акробатическая поза висящего человека была до такой степени неуклюжая, комичная и беспомощная, что он ничего не мог совершить, кроме, взмахов безжизненными руками, безуспешно пытаясь живописать испепеляющий гнев и жутко тараща глаза. Но вместо трепета пред этой яростью, абсолютно все держались за животы от беззаботного хохота. А некоторые, смельчачьки… Да, да! Именно «смельчачки», потому как смельчаков тут не существовало, и не могло водиться по определению… Таким образом, эти самые… норовили ещё его и раскачать… Висячий мачо-Игорь безуспешно пытался рычать и угрожать расправой, но это ещё больше забавляло беспечную ватагу обворожительных девушек. Очаровательных не только в смысле необыкновенной красоты фасада, но ещё и тем, что глаза их сияли самодостаточностью, безбрежной свободой и безграничной верой в собственные силы и неповторимое очарование. Юлия Петровна успокоила, сказав, что немедленно выйдет и посмотрит, как обстоят дела у бедолаги. Дала обещание всё уладить, чтобы это чрезвычайное происшествие не сделалось достоянием одной пленительной персоны, проживающей на первом этаже – Маньки — Большое ухо..

                 В  терновых лапах…

Свободное падение было непродолжительным, но и за этот рекордно короткий промежуток времени бессильное ТЕЛО успело мысленно вынести жутчайший вердикт: во-первых, любимой тёще, а во-вторых, горгоне-Земфире… как там её по отчеству, за их злодеяния против молодой семьи, и его лично. Приблизительно так, размышляло ТЕЛО, но в этом месте мстительные метафизические раздумья оказались прерваны чрезвычайно грубым приземлением, а вслед за ним, и провалом всех сообразительных центров головы из-за болевого шока, нанесённого шипами циклопического шиповника. Дивные кустарники являлись особой гордостью Земфиры; она их специально привезла с острова Явы, и собственноручно проводила дальнейшую селекцию, прививая с более закалёнными сортами, адаптированными к холодному климату. Получилось настоящее чудо, ставшее не только бесспорным украшением диковинного города, но и регулярно поставляло на столы обитательницам замечательные зрелые плоды с невообразимыми витаминными свойствами. К ним зачастую стали приезжать разнообразные делегации, чтобы позаимствовать бесценный опыт по взращиванию чудо-шиповника.

Но то, что в настоящий момент остро ощущал и испытывал на себе бедняжка, и отдалённо не походило на безмерный экстаз от глубокого знакомства с этой невидалью… Ему казалось, что проглотил язык, ибо не в состоянии им пошевелить, тот глубоко запал в гортань. Рот жертвы колючек травянистого растения-мутанта открылся в максимально возможную ширину и не собирался захлопываться… Он сам, как бы одеревенел, а бульдожьи глаза вылезли из своего постоянного местожительства до такой степени, что производили впечатление прилепленных теннисных шариков. Все это сооружение вместе с беззащитным телом пребывало в изогнутом состоянии и представляло собой чучело животного, неведомого генезиса… Манчестерская мумия не шевелилась, ибо всякое, даже малейшее движение — доставляло жертве невыносимые боли, несовместимые с жизнью. Вот, такой образ предстал пред ясны очи консьержки — Маньки-Большое ухо.

Кутаясь в дождевик с головой, украшенной разноцветными папильотками из тряпочек, пристально вглядываясь в кромешную темноту, семенила к непостижимому объекту.
-А-а-а! Эт снова ты! Ну, чё, милок? Колется чуток, да? — елейным ехидненьким голоском вопрошала «ми-лей-шая» тётенька. Но у того уже нет решительно никаких сил и эмоций хотя бы просто попробовать дать решительный отпор этой, с позволения сказать, дамочке… Достойный, конечно же, отпор, а не брякнуть типа: «Да пошла ты!» Но, где там… На такое-то хиленькое сопротивление не имелось сил, не то чтобы уж… Беззащитное Тело молчало как рыба и лишь пучило глаза.
-Давай уж подсоблю, что ли… — снизошла эта… -Это только все считают: «Манька, Манька!» А я, может, и не зловредная ни крошечки, а токмо правильности домогаюсь и установленного распорядка. Чего безнаказанно нарушать-то, если издали закон, какой-никакой призыват вас вести себя правильно, к примеру, сказать, так и соблюдайте, – рассуждало большое УХО, и не торопилось оказывать обещанную безотлагательную помощь. Тело неожиданно произвело противоестественное движение: ввалилось внутрь непосредственно самого себя, на мгновение обомлело в этой вульгарно – ужасающей акробатической позе, вслед за тем как возвратная пружина — катапультировало из себя же, вместе с собой же… подскочило всего ничего кверху над редкими кустами, оторвавшись от шипов, и всей массой брякнулось на святую землю… Нечеловеческий безумный рёв сопроводил леденящее душу-действо. Манька, в конце концов, решила функционировать. Она подступила к туловищу, силясь поддерживать и поднять его, хотя ватные ноги того не удерживали.
-Болезный, ты хочь, чуток подвиньси к свету, а там я повыдергаю энти колючки с твоей спины… Да и, с этой, как там её, жо… –присовокупила она со значением, — захихикала и потащила к парадному подъезду безвольно волочащееся за ней тело. Заволокла в парадное: там было светло, тепло и не донимал убористый моросящий дождь. Подвесив тело на балясинки, стала дёргать из него острые колючки.

Юлия Петровна еле слышно ступала по ступенькам, чтобы не пробудить вездесущую консьержку, но то, во что вонзился её взор – не подлежало решительно никакому живописанию… На лестничных перилах болталось тело, её бездыханного зятя, а над ним уже колдовала та самая Манька, какую все как раз и страшились как чёрт ладана.
-Ну вот, Юлечка Петровначка, оказываю спасительную подмогу вашему сродственнику. Вы-то постоянно думаете про меня, что, мол, Манька злыдня какая-нибудь, а я, можно сказать, и спать-то не могу из-за ваших нарушений. А тут ещё и приходи на помощь всяким нарушителям.
-Мань… то есть Мария, как вас по отчеству, — придя в себя, внезапно пошла в дальнейшее наступление Юлия Петровна. – Благодарю вас за безотлагательную помощь. Вы можете ступать отдыхать… Я с самостоятельно разберусь с ним.
-Э-э-э! Не-е-ет, дражайшая! Я не оставлю в подведомственном мне жилище энтого бесчинства. Вы уж, пожалте, его кудай-то оттранспортировать… в прочее место, неподчиненное мне. К примеру сказать, вон хочь, в новоиспечённый блудный дом… Или как там он у вас именуется – распутный вроде… али публичный.
-Какой ещё публичный? – мякнуло, наконец, ТЕЛО, тем самым слегка обозначило человеческое обличье по имени Игорь. -Никуда меня не надо транспортировать… Как-нибудь без вашей помощи доберусь до своей машины, — прохрипел он нежным тембром воробьиного голоса и безуспешно попытался сдёрнуть себя с перил, чтобы до конца стать на собственные ноги, но у него ничего не вышло из безрезультатных усилий. При резком падении несчастный, видимо, подвернул одну ногу, и теперь без чужой поддержки невозможно обойтись.
– Ну, так вот, тем, значит, и сильнее надобно его снаряжать в блудный дом, — коротко резюмировала Манька. -Там ему и окажут врачебную подмогу.

Поверженный воин, уже не сопротивлялся… Все его горемычное тело страшно ныло от уколов шиповника-гиганта, а нога отказывалась слушаться совсем… Тело содрогалось в ознобе с такой силой, что не попадал зуб на зуб. Юлия Петровна не стала спорить с «УХОМ», зная, что та не отвяжется, а завтра будут большие проблемы у дочери, если его забрать домой. Она попросила Маньку поддержать бедолагу несколько минут, пока сходит за машиной, благо, что стоянка была рядом с домом. Манька с удивительной готовностью согласилась на благотворительную акцию, бесконечно довольная тем, что её послушались. Через несколько минут сообщницы грязного дела загрузили Игоря в машину, и Юлия Петровна повезла его в неизвестном, для бедолаги направлении. Машина лихо остановилась у здания из красного кирпича, похожего на банно-прачечный комбинат. Как он должен выглядеть никто не знает, но, похоже, что так. Всякие там трубы, стоки, подтоки, и прочие металлические изделия, напоминающие аксессуары подобных предприятий. Игорь, хотел было открыть рот, что… Но его, тут же, заткнули увесистым аргументом типа:
– Цыц!

Он понял, что надо на время сдаться, чтобы не навредить себе ещё больше, и не лишать возможности разобраться в месте дислокации. Юлия Петровна нежно схватила зятя – вражеского лазутчика под белы рученьки, увитые густым волосяным покровом чёрного колера, и вдобавок исколотые шипами.
– И именно от этого волосяного покрова была без ума её дочь… — досадливо чертыхнулась тёща. -Так! Вести себя здесь тише воды, ниже травы. Тебе окажут первую помощь, завтра совет города будет решать вашу судьбу. И, не рыпаться мне! Повсюду охрана, — заволокла его в дом и передала в руки вышедшей навстречу молоденькой красотке.

На голове у той красовалась кокетливая медицинская шапочка. Хрупкое тело едва прикрывал коротенький белоснежный халатик, распахнутый на груди… до, мама не горюй… Бедный мачо – Игорь аж тихо застонал… Мало того, находиться перед эфемерным созданием в таком беспомощно-унизительном образе, так ещё и тёща сверлила зенками так, что зубы сводило от ужаса и непонимания…
“Ка-ки-е она ещё придумает изощрённые наказания за его малепусенькую оплошность… Можно сказать, простое недоразумение… Подумаешь, поблагодарил пару раз соседку за блины, пока жена лежала в больнице… Так, ведь она сама его провоцировала… Кто ж угощает чужого мужика ночью, в чем мать родила?!” — удивленно размышляя Игорь. Тёща, будто услышала немой вопрос зятя, распорядилась:

– Людмила, ты, пожалуйста, построже с этим… – указывая пренебрежительно пальцем на горе-зятя, давала наставления медицинской сестре.
– Не беспокойтесь, он у меня не забалует, — девушка мило улыбнулась в сторону Игоря, отвечая Юлии Петровне.
Эта улыбка вселила надежду в бедолагу. Ему показалось, что тем самым она давала понять, чтобы он не волновался. Дескать, сейчас всё будет… О, кей… какаВо…

В том, что это ему только привиделось, пришлось уразуметь сразу после того, как удалилась тёщенька. Игорь, из последних сил сконцентрировался в плачевно-жалкой позе с волочащейся ногой, всем ободранным телом, в наполовину разодранных шортах — приосанился, как ему опять-таки казалось, и привычным движением попытался уверенно взять девицу за место, куртуазно предлагаемое ему, выставляя напоказ… Немедленно откомандировал масляный взгляд на сестричку, протягивая алчную ручонку к округлостям под халатиком, и тут же испытал лёгкий привкус левого апперкота…
-Это, пока что, предупреждающий, — с усмешкой медузы, изрекла девушка… -Вы больны, изувечены… Вас жаль, но в другой раз, настоятельно рекомендую не испытывать планиду… — нежно взяла его за шаловливую руку и натренированным броском уложила на кушетку. Моральное унижение накрыло все существо поверженного мачо. Барышня чрезвычайно лёгким движением стащила с него изорванные чёрные шорты, и брезгливо откинув в сторону, стала протирать чем-то жгучим, его шипорваные ссадины. Затем всандалила в мягкую точку укол, сексуально шепнув при этом:
-Противостолбнячная сыворотка… Отдохните. Я скоро поведу вас на рентген. Необходимо сделать рентгеновский снимок ноги.
-А где я нахожусь? — конфузливо справился Игорь…
-Публичный дом… — лукаво усмехнулась девушка…
-В смысле?! – недоумевая, переспросил, вспомнив, как Манька – Большое ухо упоминала это название…
-Для озабоченной публики… Вы один из этих, — на ходу популярно разъяснила сестричка. После рентгена на ногу наложили шину, и отвели в небольшую келью-одиночку.
«Для критического переосмысления безнравственной жизни» — гласила информационная табличка на двери.

Поутру, страшный звон поднял с постели. На все мелодии трезвонили чудесные колокольчики, и тут же, стучались во входную дверь, с синхронным настойчивым приглашением к завтраку. Игорь умылся, взял костыль, доброжелательно поджидавший у деревянной кровати, и вышел.

Из покоев, расположенных по обеим сторонам длинного коридора, выползали странные субъекты… Их колоритный внешний облик не подлежал никакому описанию, но Игорю было не до того… Есть хотелось так, как можно лишь хотеть — жрать. Он даже слегка подвывал от предвкушения пищи. В большой комнате стоял круглый стол, накрытый к завтраку. Игорь плюхнулся в кресло и немедля заглотил пару круассанов и два куриных яйца. Вальяжно развалившись, собрался было, попить кофейку в привычном темпоритме, но не тут-то было… Раздалась команда закругляться и немедленно всем собраться в зале предварительного правосудия… “Ещё лучше!” — горестно ухмыльнулся бедняга, на аллюре дохлёбывая крепкий кофе, запивая очередной бутерброд с плавленым сыром и варёной колбасой…

Зал правосудия отдалённо напоминал античный Римский амфитеатр. Странные личности расположились по всему внутреннему периметру… Возле каждого стояла девушка в таком же халатике, как вчерашняя медсестра. Их миловидные мордочки сияли доброжелательным светом медузы — горгоны. Верхние и нижние округлости уже не воспламеняли вожделенных сексуальных позывов. В настоящий момент, он лицезрел в них коварные иезуитские, и в каком-то смысле, макиавеллевские интриги соблазнения, чтобы тут же, за них незамедлительно покарать. “Где их набрали? — угрюмо пораскинул умом про себя Мачо, — и в предыдущий раз, такие кульбиты ногами выписывали, эти миленькие девочки из охраны города, что до сих пор ломит правый бок от сексуального бойцовского удара одной”.

-Встать! Идёт Земфира Григорьевна, хозяйка «Города без мужчин!» — торжественно провозгласила вассалша в коротеньком халатике, из-под которого…
“А, да что там! Говорить… Все, что не следовало бы обнажать, то и отлично видно”. — с досадой хотелось ему привычно сплюнуть, но не нашёл куда… пришлось проглотить.

Взыскательная публика, не ожидающая ничего хорошего — об этом красноречиво сообщали их пасмурные, безжизненные выражения “апостольских” мордо-ликов, скрипя зубами приподняла, свои, с позволения сказать — пятые точки, тем самым силясь выразить приветствие, вошедшей авантажной даме, с гордо посаженной головой и стройным станом.
– Прошу садиться, — обронила она в зал, и предложила секретарше подробно обрисовать ситуацию.
– На сегодняшний день у нас три многообещающих новичка: два закостенелых и один опасный рецидивист.
– Так, понятно, можете начинать, — устремилась хозяйка к отчаянно тонкой девушке, с раскосыми агатовыми глазами, как у газели. – Наташа, пожалуйста, красочно представьте визави. Обольстительно окинув зал бархатным взглядом ехидны, юная подданная опытной горгоны, ручкой повелела подняться пожилому мужчине, напротив.
– Семейство закостенелых… Подвид «Неизлечимус — Игроманус», отставной полковник Сидоренко, — бесстыже, по тягостному ощущению Игоря, отрекомендовала она взрослого дяденьку, действительно странноватой наружности. “Вероятно, в прошлом был разудалым офицером с отменной военной выправкой, но в настоящий момент являет собой, ссутулившегося жалкого субъекта в ободранном мундире и каких-то малорослых шортах в аленький цветочек…” — пронеслось в голове у Игоря, и окончательно все напряглось от внутреннего мятежа… Зрел безотчётный протест… “Это что же они выкамаривают?! Взрослых людей одаривают обидными, оскорбительными для человеческого достоинства — эпитетами”, — но в этом месте его праведные душевные раздумья пресёк ледяной ангельский голос Земфиры Григорьевны.
– Господин Сидоров, встаньте!

Поднялось нечто невразумительное…
– Что за внешний вид у полковника?! — удивлённо обернулась полноправная Хозяйка города к сопровождающей девушке:
-Когда Сидоров вчера изволил перелезать через высокий забор, его, как, и положено, радушно встретил горячо нами любимый Джек Потрошитель, — миленьким голоском поведала юная секьюрити.
-А-а! Ну, зная нашего Джека, можно полагать, что незначительно пострадали только личные вещи, а корпус в целости.
– Да, как всегда. Вы же, ваша милость, знаете, что благородный Джек не имеет привычки раздирать тело — он с романтическим увлечением рвёт верхнюю одежду.
-Вы, как будто, важные выводы не делаете?! – вонзилась хозяйка в жертву легендарного кобеля. – Ваша подруга жизни, почему поспешно уехала в мой закрытый город? — вопрошала она к удручённому полковнику. – Между прочим, за этот период, что она проживает у нас, Ирина Петровна — ваша супруга, освоила два иностранных языка, танцует сама, и активно ведёт хореографические курсы. А с вами она хирела, чахла от нескончаемого, терпеливого ожидания с постоянных картёжных всенощных бдений. Не видела белого света. Служила вам, как рабыня, а ведь когда вы официально женились на прославленной артистке балета, клятвенно брали на себя обязательство, что она будет располагать возможностью танцевать и не опускать себя, как личность. Иметь возможность постоянно развиваться.
-Так, я же, — мякнул было, полковник…
-Вам слово больше не предоставляется. Вы уже исчерпали утверждённый лимит первичного доверия, в настоящее время вступаете в разряд — закостенелых. Рандеву с супругой категорично запрещены, и систематические набеги на город в дальнейшем будут иметь для вас печальный неблагоприятный исход. Только безраздельное освобождение от карточной зависимости, существенно может изменить вашу жизнь, и окончательно вернуть горячо любимую жену! У полковника из глаз текла скупая безмолвная слеза глубокого отчаяния. – Незамедлительно выдворить его за установленные пределы города.
Наташа заломила назад его безжизненную длань и вывела из зала. Бедолага не сопротивлялся…
“Значит, был уже научен горьким бесценным опытом”, — тоскливо заподозрил Игорь…
-Ирина, представьте вашего подопытного, — обратилась Земфира к помощнице с правой стороны зала. Невысокая девушка за шиворот приподняла немыслящую субстанцию с обвисшими аристократическими дланями вдоль корпуса и головой, болтающейся особняком от туловища внизу, бьющеюся как рыба об лёд, о собственную же “атлетическую” грудь.
-Ископаемое семейство «Хроникус-Моллюскус», — выдала та подлинно научную социально-психологическую характеристику.
-У-у-у! Где уже успел назюзюкаться?! Безмятежное утро ведь на дворе?! — с немалым удивлением спросила Земфира барышню.
-Так, одичавшая ж хавронья грязи… — дева не успела договорить, как… нематериальная субстанция, винтообразным быстрым движением, как чёртик из табакерки вывинтилась из собственного бессильного тела, распахнула посоловевшие глаза на Земфиру, и безуспешно силясь зарычать, пропищала:
-Вы угробили нашу жизнь с вашим долбанным прекрасным городом! Моя Наташка увезла законных детей, и теперь они тут у вас, а я, может быть, потерял смысл в душевной жизни…— и шлёпнулся обессиленный на сидение.
-О-о! Сам-то уразумел, что тут наговорил?! Имеешь некоторые сведения о слове «смысл»?! О нём следовало бы размышлять раньше, а вы что регулярно делали? Избивали бедную жену, постоянно выпивали, и нарушали супружескую верность. В настоящий момент она получает медицинское образование, а дети обучаются в великолепной школе и занимаются детско-юношеским спортом. Имеют уже значительные достижения, чего не смогли её предоставить вы, супруга добилась сама.
-Я должен их видеть, — заскулила жалким голосом субстанция.
-За установленные пределы города! Навечно! — строго добавила Земфира. Эктоплазма, было, дрыгнулась, но сравнительно лёгкий левый апперкот в печень охладил боевой запал.

-Ба-а! Знакомые все ангельские лица! — необыкновенно ласково – издевательским голосом произнесла Земфира, вглядываясь в мужчину высокого роста, в изысканном твидовом пиджаке, и вытянутых драных тренчиках… – Оленька, что это с почётным академиком?!
-Это проделки нашей Меланхолии. Учёный муж вчера перелезал через забор, и обрушился прямо на её маленьких щенят. Ну а какая заботливая мамаша выдержит подобное бесчинство… Вот и… Брюки неизбежно пришлось вышвырнуть. Тренчиками поделился наш конюх. Он его и немедленно привёл в медсанчасть всего ободранного.
-Ну, что же вы?! Мы ведь в прошлый раз объяснили, чтобы вы распростились со своей мечтой. Помните, как вам ответила супруга, что она только здесь увидела и почувствовала человеческое счастье и безбрежную свободу духовного творчества. В моем городе без мужчин увлечённо занимается научными исследованиями. Мы выделили ей научно-исследовательскую лабораторию и сотрудниц. Они дают уже поразительные результаты. Создаются превосходные хлопчатобумажные ткани. К нам регулярно наезжают на обучение делегации женщины: из Голландии, Германии, Индии. Вас даже определять в какой-нибудь «подвид» неловко. Вы же непосредственно сами целенаправленно занимаетесь разнообразными «категориями, группами», так кто вам дал право незаконно лишить такой возможности для супруги?! Талантливой, прекрасной женщины?! Надеясь, на ваш здравый смысл, аналитический ум и наличие ещё чего-то подлинно гуманного, предоставляю последний шанс. Вам будет разрешена легальная встреча с подругой жизни через месяц. В настоящий момент свободно можете выйти за пределы города, там под особой охраной стоит ваш чёрный Мерседес. Проводи своего визави, — отдала распоряжение сопровождающей девушке.

Так, все, ещё одного, и меня давно ожидает иностранная официальная делегация. Людочка, выпускайте вашего опасного рецидивиста, – указав на Игоря.
-Да, что вы себе позволяете?! — рванулся было на правовую защиту своей чести, и опущенного человеческого достоинства прочих, но взгляд Людмилы его немедленно застопорил.
-Ископаемое семейство примитивных… — мачо, даже резко подпрыгнул от такой наглой беспардонности. При нём до такой степени уничижительно открыто говорить в третьем лице ещё и подобными эпитетами удостаивать!
-Чего это я примитивный?! Да, кто вы сами такие?! — но игнорируя, его не замечали, и не слышали.
-«Хамус — Кобелинус» — одноклеточный, — упорно продолжала зачитывать его психологическую характеристику. У Игоря желваки едва не разрывали лицо на части… – Невзирая на неоднократные предупреждения, упорно продолжает хапать барышень, за все, что ему попадается на глаза.
-А вы не выпячивайте напоказ, — рявкнул он.
-Да-а-а! Вина ваша отягощена особым цинизмом деяния. Обзаводиться связью с соседкой в то время, как любимая жена производит на свет долгожданного наследника. И как вы неоднократно сами говорили — ненаглядная супруга. Вас вылавливают здесь уже несколько раз. Ваша тёща, заявила, что костьми ляжет, но не дозволит даже приблизиться к единственной дочери и любимому внуку. Вы приговариваетесь к полнейшему пожизненному изгнанию. К вам будут применены жесточайшие санкции, вплоть до лишения свободы и заключения в городскую тюрьму. Поверьте, в ней ваше пребывание превратится в сущий ад. Обворожительные надзирательницы станут переодеваться на ваших глазах… В день по нескольку раз. Принимать ванну и душ… А вы уже, имеете сведения, о том, что если даже шевельнётесь по направлению к одной из них, ваше тело в один момент будет парализовано, — мило усмехалась Горгона Григорьевна.
-За что?! Я же публично извинился сто раз?! Уже нет сил, без них существовать… Да, я вас тут поочерёдно всех… — он подскочил, выпустив из вида больную ногу, которая отчего-то полыхала жутким огнём, и безрезультатно пытался оттолкнуть Людмилу, но чрезмерно жёсткий правый апперкот молниеносно его отключил, и немедленно все поплыло перед глазами…

Стало все расползаться, трансформируясь в устрашающих огромных чудовищ: зал, кресла… Над ним повисло устрашающе огромное лицо Земфиры, с широко раскрытым ртом и торчащими саблевидными клыками из властной пасти… Её сумасшедшие зрачки выкатились из глазных впадин, и парили прямо над бледным лицом, улетающего в никуда поверженного витязя.

-Игорь! Игорь! Доносилось откуда-то издалека! Очнись! — студёная вода свершила своё реанимационное действо.
Бедолага резко раскрыл глаза… Над ним с ведром в руках, стояла взволнованная тёща – Земфира Григорьевна, и с беспредельным беспокойством вглядывалась в него.
-Ты что же это?! Никак, задремал в гамаке на солнцепёке?! Уснул, сердечный?! Да это же солнечный удар! Отец небесный мой! Ты же в крапиву опрокинулся. Вся нога красная. Надо срочно врача вызывать, — суетилась любимая тёща. – Господи, как хорошо, что я пораньше подоспела с работы! Тебе уже в родильный дом к Алиночке надо. Она несколько раз звонила. Заждалась совсем.
Обескураженный, ничего не понимающий Игорь, спросил:
– А вы… вы, ей не рассказывали про то… ну… про соседку?! – осторожно выведывал у тёщи Игорь.
– Какую соседку?! Ну, совсем перегрелся, милок. Сынок, — ласково, погладила его по голове, —да если я что и увидела бы, так сама бы сняла с тебя штаны и крапивой по голому задку-то и отходила. А собственной дочери-то я на кой ляд, стану жизнь губить? Она ж тебя очень любит. Так, ведь и ты, кажись, души не чаешь в ней. Славный ты, у нас, а в остальном быстро разберёмся. Пойдём-ка, я медвежьим жирком смажу бедные твои ноги, бедолажечька.
– Так, а меня что, уже отпустили?!
-Откуда?! Та-а-ак, немедленно звоню в неотложку… Дела, видно, зятёк с рассудком у тебя совсем  плохи.
Игорь, превозмогая острую физическую боль от ядовитых укусов крапивы, блаженно улыбался…
“Оказывается, этот кошмарный мифологический сюжет, навеян солнечным бойцовским ударом! И к счастью, наконец, развеялся! Но, шуры-муры с соседкой надобно быстренько завязывать… Чем чёрт не шутит?” — с опаской пораскинул мозгами, глядя вслед Горгон… Ах да! Любимой тёще.
-Земфирочка, а я тут хотела у тебя с десяток яиц попросить к пасхе – то, – и увидев живописную картину «Теща над телом зятя, совершает непонятные манипуляции», тут же, вникнув, от комментировала соседка – Манька – Большое ухо. Так ее в посёлке прозвали за подрывной характер и вездесущность. Но с добрым сердцем. -У-у! Небось, по кустам шастал к девкам, – и рассмеялась, обнажив беззубый рот. Хотя нет, один торчал вызывающе.
– Земфира Григорьевна, мама, уберите эту… не то я за себя не отвечаю, – вскинулся было воин, но теща только улыбнулась, и пошла за яйцами.

Действующие лица: вносятся не в соответствии с рангом или положением в этом городе, а по мере неожиданного появления их в романе.
ТЕЛО – оно же «Мачо», оно же — князь Игорь, оно же — благоверный супруг Алины.
Юлия Петровна — тёща «Тела», Игоря и т. д. тому же — маменька Алины.
Алина – дочь Юлии Петровны, и обмануто — счастливая супруга «Тела».
Горгон… то есть, миль пардон, Земфира Григорьевна – духовный наставник. Полноправная хозяйка «города без мужчин». Жилетка, в которую все норовят поплакать, ну, и губернатор этого самого города, который взлелеяла, построила и в настоящий момент активно начинает пожинать плоды воплощенной мечты.
Манька — Большое ухо-парадокс, мешающий всем жить. Но без него, этого антиномия, жизнь каждого из нас была бы спокойно-приторной и без адреналина. Другой вопрос – необходим ли нам такой адреналин или нет — это уже шумная полемика, которая, как правило, отнимающая только благоприятное время, и ничего конструктивного не предлагает.
Охранницы: обученные боевым искусствам и оказанию первой врачебной помощи. Бывшие модели: Людмила, Наталья, Ольга, Ирина.
Джек Потрошитель – кавказская овчарка, обученная забавляться оригинальным способом. Рвать на злоумышленнике одежду, не дотрагиваться до тела.
Меланхолия — кавказская овчарка – супружница Джека Потрошителя, родившая ему, пять отменных щенков.