“Ганон пишется с большой буквы, а если – с маленькой, то в кавычках”… фраза врезалась в Нинино сознание и застряла в нем, как заноза, вызывая постоянную дискомфортность. Не острую боль, а скорее, тупое нытье. Всего лишь одно, короткое предложение, высказанное по прочтению единственного из ее, недавно опубликованных, рассказов (или, как выразилась Джоконда, “рассказиков”) человеком, далеко не близким и обладающим не самым приятным характером. Высказанное бестактно и, скорее всего, от зависти…

“И чем оно так меня зацепило?” – думалось ей. – “Ведь в сказанном не было ни правды, ни смысла, ни значения, и оно, уж точно, не имело ничего общего с моим текстом.”

В рассказе было написано “она играла гаммы и ганоны”, и Нина была уверена, что такое написание – правильное. И почему, Джоконда вцепилась в это, известное лишь очень немногим, слово? Сколько людей, кроме музыкантов и меломанов, вообще имеют о нем представление? И кто из них знает, что эти занудно-полезные упражнения для техники пальцев были написаны около полутора века назад, французом, чью фамилию Анон, переиначили по-русски в Ганон? Понятно, что Джоконда, будучи пианисткой, наверняка это знает. А ну и что, если знает?! Неужели, ничего больше не привлекло ее внимание, когда она читала рассказ? Неужели она не нашла в нем чего-то другого, о чем можно было бы высказаться? Могла ведь покритиковать, сказать что не понравилось, но хотя бы отметить что-то более существенное, выразить какое-то личное мнение,.. или лучше б вообще промолчать, если уж сказать нечего. Что бы то ни было, но не схватиться за это единственное, ничего незначащее, эпизодическое слово! Это ж, как плевок в лицо, как пощечина… Чем вызвана такая оскорбительная мелочность, да еще со стороны человека, с которым никогда никаких конфликтов у Нины было?! Непонятно…

Впрочем, Джоконда (которую близкие звали, Коня) всегда была, мягко говоря, особой эксцентричной и малоприятной. Имя ей дали выпендрежное (хотя в том, вины ее не было: родители постарались…), играть на рояле, готовя к карьере всемирно известной концертантки, ее начали учить буквально с младенчества, все ей дозволялось, ничего не наказывалось, все ее фокусы поощрялись, а истерики – объяснялись неуемным творческим импульсом… ну, и выросла она избалованной примадонной. В музыкальной школе она действительно выделялась блестящей пальцевой техникой и не по возрасту сложным репертуаром, но ее не любили: дети – за повелительно-приказной тон и насмешки, а учителя – за поправки и жалобы.

Джоконда рвалась в Москву, многократно и безуспешно пытаясь досрочно поступить в столичную консерваторию. Брала уроки у знаменитого профессора. Прослушивалась. Сдавала экзамены. Но почему-то ее туда не брали. Не удалось ей поступить туда и после окончания школы, когда подошел срок. Наверное, на фоне съезжавшихся со всей страны “лучших из лучших”, она ничем особенно не выделялась. “С хвостом между ногами”, Джоконда вернулась в родной город доучиваться в местной, “недостойной ее таланта”, консерватории. Неудача, казалось, пошла ей на пользу и сбила спесь, но ненадолго.

Шло время, однако взросление не сделало Джоконду приятней в общение.
Успехом у мальчиков, она не пользовалась, скорее всего не из-за своей невыразительной внешности, а из-за несносности характера. А если и пользовалась, то на короткое время. Дольше всех продержался один тихий, щупленький кларнетист с темно-маслинистыми, армянскими глазами, по имени Ашот.

Их отношения дали повод многим студенческим шуткам. Сокурсники Джоконды любили вспоминать, как однажды, проходя по улице и завидев на дереве кошку, она кричала:
– Ашотик! Сейчас же полезай на дерево и сними бедное животное!
А он, ей, дрожащим голосом:
– Ну, Джокондочка, дорогая, я ж не умею лезть на дерево….
И она, ему угрожающе:
– Ашотик! Ты ведь правда не хочешь, чтобы у меня прямо здесь случилась истерика?!
Считали, что он ее боится. Или, что она имеет на него гипнотическое воздействие, как змея на кролика… Впрочем, и Ашотик вскоре не выдержал… Ушел из консерватории. Уехал из города. Говорят, перевелся в другой ВУЗ.

Учитывая Джокондин характер, Нина, всегда держалась от нее подальше. В школьные годы, от Джоконды доставались ей, впрочем, как и другим одноклассникам-пианистам, колкие, презрительные насмешки. В консерватории правда, их роли несколько поменялись. Нина из “гадкого утенка” превратилась в консерваторскую звезду, а Джоконда – в одну из студенток исполнительского факультета. Пути их в те годы почти не пересекались. Ну, а по окончанию, – и подавно. Нина вышла замуж и уехала за океан, оставив позади привычные город, людей, музыку и Джоконду. Старая жизнь перекрылась новой. Многое и многие ушли в забвение. Стремительно пролетели годы.

И вот, как¬-то в один из своих приездов в Израиль, Нина услышала от своей, живущей там, подруги:
– Ты помнишь Джоконду? Она в стране уже несколько лет. Услышала, что ты здесь и очень хочет с тобой встретиться.

Помятуя прошлое и не ожидая ничего приятного, встречаться Нина с Джокондой совсем не горела желанием. Однако, почему-то на встречу согласилась.
К Нининому удивлению, все намного превзошло ее ожидания.

Куда подевалась насмешливая колкость, спесивость и повелительные наклонения? Джоконда, резко постаревшая и скромно одетая, оказалась совсем иной: дружелюбной, откровенной, с чувством юмора и, во всех отношениях, на редкость приятной. Из ее рассказов, Нина поняла, что жизнь той сложилась нелегко, несмотря на значительные успехи в прошлом. Джоконда не стала концертанткой с мировым именем, хотя и время от времени где-то выступала. Материально ей на чужбине было несладко. В семье тоже были сложности: муж – закрытая книга – весь в своем, а сын – гениальный, но странный и вообще в другом мире. Больные старики родители, тесная квартирка, в который рояль не вместить. Какие-то редкие частные уроки с тупыми учениками, к которым надо трястись в автобусе, потому что на машине она не ездит. А к этому, место где их поселили, часто обстреливалось палестинцами, и она никак не могла привыкнуть к местной жаре и хамсинам.

Нина прониклась сочувствием.

Расстались они по-дружески тепло и несколько лет переписывались, но постепенно, переписка усохла до уровня взаимных поздравлений к праздникам и ко дням рождения.

Как-то Джоконда насмешила Нину, написав ей: “Хочу приехать в Штаты. Смогу ли я у тебя остановиться? Есть ли у тебя рояль? Мне надо будет заниматься. Хочу где-то выступить. Устрой мне концерт. Обнимаю, Коня.”

Нина ответила, объяснив, что остановиться, конечно же, у нее можно и она с удовольствием, гостью примет, но… рояля у нее, к сожалению, нет, а имеется лишь маленькое пианино,.. ну, а насчет устроительства концерта, то… можно попробовать сорганизовать что-то в местном культурном центре их района, но не более того…

Джоконда замолчала примерно на год, но Нина не придала этому значения. “Что ж, не подхожу я ей без рояля, что поделаешь… придется смириться…” отметила она про себя и… забыла.

А примерно месяц назад, Нина узнала, что у Джоконды умер отец и послала той емайл с выражением соболезнования. Отсутствие ответа ее не удивило: понятно, что в таких ситуациях не до ответов.

Впрочем, и ей самой, занятой по горло изданием своего первого сборника рассказов, тоже было не до переписки. Как только сборник вышел в печать, она тут же проинформировала всех своих друзей и знакомых, с кем была в связи и объявила об этом событии на Одноклассниках. Посыпались отклики, слова поддержки, комплименты, поздравления с успехом и прочее. Возможно, что искренние, а возможно, и не совсем, а просто из вежливости, но все равно, Нине приятные.

И вдруг,… как “ушатом холодной воды” – пришло от Джоконды вот это, казалось бы ничем не спровоцированное,.. про ганон…

Поддавшись изначальному импульсу, Нина принялась строчить в ответ что-то язвительное, но вовремя опомнилась. “Что за детский сад, ей богу,” – подумала она, – “я – выше этой мелочевки: не хочу опускаться до уровня кухонных разборок, даже если это на литературную тему…”. И стерла написанное.
“Понятно. Что ж, спасибо за комментарий: учту…” – ответила она, решив, что будет умнее проигнорировать, не обращать внимания на эту бестактную глупость и начисто об этом забыть. Но забыть не получалось. Заноза ныла целый день и, как Нина не старалась, фраза про ганон, как заезженная пластинки, крутилась поначалу только в мозгу, а потом, и на языке… вот-вот прорвется. Возникла жгучая потребность с кем-то поделиться, услышать чье-то мнение, получить чью-то поддержку.

Наконец, она не выдержала.
– Розка, хочешь посмеяться? – стараясь придать юмор случившимуся, Нина поведала историю своей подружке. – На редкость ценный комментарий!

Но той было не смешно. Может потому, что это она, будучи профессиональным корректором, помогала Нине редактировать ее рассказы и поэтому восприняла Джокондину ядовитую фразу, как личную обиду.
– Возмутительно! Она не права: это слово стало нарицательным и пишется с маленькой буквы без кавычек! Ты ей должна ответить и дать по носу! – вскипела она.

Нина поначалу отмахнулась:
– Да не хочу я тратить на эту ерунду время и… не стоит связываться… бог с ней.
Но, обычно мягкая и уступчивая по натуре, Розка не отставала:
– Обещай мне, что ты ей отпишешь, как полагается.
– Ну, ладно, я подумаю, – ответила Нина, в полном намерении не “отписывать”.
Однако, закончив разговор, она еще несколько раз перечитала “крамольную” фразу, с каждым разом ощущая все сильнее закипающее раздражение.
“А действительно, может Розка права… Почему я должна быть “выше” того, чтобы отреагировать на такой злобный выпад и поставить обидчика на место? Отчего я боюсь признаться, что фраза меня задела?”

Еще раз удостоверившись в своей правильности, Нина послала вдогонку емайл:
“Коня, Ганон пишется с большой буквы в единственном числе, только как ссылка к имени.  Во множественном же числе, – используется, как имя нарицательное, с маленькой буквы и без кавычек (напр., гаммы и ганоны). Именно так, как в моем рассказе. Кстати, кроме меня, это же написание слова также употреблялось несравненно более известными писателями (напр., М. Цветаевой, А. Рыбаковым, И.Бабелем – к сожалению уже почившими… а то бы ты, наверное, им тоже поставила это на вид… :))  Странно, что именно это, вырванное из контекста и упомянутое вскользь, слово – единственное что привлекло твое внимание…”

Отправив сообщение, она почувствовала моментальное облегчение.  Заноза выскочила.  Мысли обрели покой. “Спасибо Розке… Как здорово, что я высказалась, а не удержала, как обычно, внутри себя,” – подумала Нина, – “и Джоконде, как ни странно, тоже спасибо… если б не ее эта фраза, я бы может не осознала, что в действительности, я совсем не лучше многих и не выше такой ерунды, как мне представлялось… и, как ни странно, но меня это осознание совсем не огорчило… даже, наоборот. Что-то новое и важное о себе узнала…”

На душе стало хорошо. И даже сумбурному ответу-выплеску, полученному вскоре от Джоконды (“Многоуважаемые Великие,ом,ампер,джоуль,кулон, вольт и другие,к Вам присоединился третьесортный упражненец или упражнитель,кому как нравится,ганон.К сожалению,Шопен и другие гении не удостоились такой чести…… Совсем не странно,что именно это,вырванное из контекста и упомянутое вскользь,слово-ЕДИНСТВЕННОЕ, (запятая)что привлекло моё внимание.”) не удалось подпортить ей настроение.

Нина ответила несколько снисходительно, однако спокойно и искренне добродушно:
“Бога ради, не надо принимать все так близко к сердцу. Не стоит оно того. Побереги свои нервы…  С большой буквы, с маленькой буквы… какая разница? Вести споры на уровне лилипутских войн Остроконечников и Тупоконечников, смешно и глупо. Мы уже давно не в школьном возрасте: есть вещи поважней… И то что не нашла ты в рассказе ничего заслуживающего внимания, кроме одного слова, тоже не имеет значения: как говорят, “на вкус, на цвет…” Это все, что я могу сказать по поводу ганонов и твоей на них реакции… Считаю тему закрытой. Будь здорова и счастлива.”

Она вышла на сайт Одноклассников с намерением исключить Джоконду из группы своих виртуальных “друзей”, но затем передумала.

Джоконда, разумеется парировала очередным сумбурным выплеском:
“Да не волнуйся ты так,я СОВСЕМ не принимаю близко к сердцу эти вещи.И с нервами,слава Б-гу,у меня в порядке.и здорова я,и счастлива!!! И реакция у меня адекватная на всё,что меня интересует.или задевает,т.ч.это ты не переживай за меня! А темы никакой и не было.”

Но выпад ее, на сей раз только вызвавший у Нины улыбку, остался без ответа. А стоящие за ним причины, абсолютно искренне перестали ее интересовать.

Ах, знал бы только, этот “третьесортный”, занудливый Ганон, какие страсти он смог возбудить сто четырнадцать лет после своей кончины…

***