От переводчика
Джеймс Стивенс (1882 – 1950) – один из, пожалуй, самых оригинальных поэтов и романистов Ирландии. По некоторым источникам, родился в один день с Джеймсом Джойсом, автором знаменитого «Улисса», и так же, как он, никогда не примыкал ни к одному литературному течению.
Коренной дублинец, выходец из очень бедной семьи, Стивенс рано познал тяготы и лишения т. н. «взрослой» жизни: мать бросила его в трёхлетнем возрасте, и поэт впоследствии утверждал, что не только не помнит, но и не знает своих родителей. За какую-то мелкую провинность мальчик был отправлен в интернат для трудновоспитуемых, где и получил среднее образование. Худой, болезненный, небольшого роста, он стал тем не менее одним из лучших спортсменов-гимнастов своего времени.
По окончании школы Стивенс служил клерком, много путешествовал по стране, с 1907 года сблизился с национально-освободительным движением, активно посещал собрания Гэльской лиги, собирал ирландский фольклор. С 20-х годов и до самой смерти работал на ВВС, где, помимо всего прочего, читал и свои собственные сочинения.
Главное произведение Стивенса – роман-фантазия «Кувшин золота» (1912 г.), которую известный английский поэт Уолтер де Ла Мар назвал «гимном Бессмыслице, а поскольку настоящая Бессмыслица – это мудрость, вывернутая наизнанку, то она запредельна лишь для немудрого восприятия». Среди других его работ – многочисленные рассказы и сказки, основанные на ирландских мифах, а также автобиографический роман «Восстание в Дублине» о событиях знаменитой пасхальной недели 1916 года.
Стивенс также автор тринадцати поэтических сборников. Его поэзия, яркая, образная, насыщенная народным юмором, представляет собой своеобразный сплав философии и нонсенса, фэнтези и гротеска. В своих стихах он нередко заставляет читателя взглянуть на мир глазами ребенка либо какого-нибудь вымышленного персонажа, находящегося по своему развитию на уровне детского интеллекта и потому, по мысли автора, естественно воспринимающего окружающую действительность.
Время завтрака
Льёт солнце свет в моё окно,
Едва я сброшу одеяло.
Мне странно, отчего оно
Ни разу встать не опоздало.
«Почем мне знать! – ворчит сестра. –
Живей к столу. Остынет каша!»
… Наверное, его с утра
Всё время будит мама наша.
Луна в окне
Луна ночами караул
Несёт у моего окна,
И, притворяясь, что уснул,
Я наблюдаю, как она
Плывёт по небу в тишине.
Она, наверное, спешит
К соседям, чтобы заглянуть
В окошко – кто ещё не спит? –
И, дальше продолжая путь,
Плывёт по небу в тишине.
В саду
Как яблоня высокий, и в обхват
Примерно вдвое толще и крупней,
Он брёл неторопливо через сад,
Высматривая что-то средь ветвей, –
С густой щетиной, в листьях и траве,
Торчащих из волос на голове.
Он нёс в руке дубинку, а второй
Ощупывал стволы за пядью пядь.
Став рядом с ним, я вряд ли головой
Сумел бы до колен ему достать.
А повернись он, и его ступня
Спокойно раздавила бы меня.
Я попытался скрыться, но колосс
Мою попытку быстро свёл на нет
И, наклонившись, задал мне вопрос:
«Где прячется принцесса?» И в ответ
Я показал куда-то наугад,
А сам к тебе помчался через сад.
Мешок Дьявола
Намедни Дьявол повстречался мне.
Он брёл с мешком, меся ногами грязь,
И дождь, его хлеставший по спине,
Шипел, мгновенно паром становясь.
Он на дороге что-то подобрал,
Потом в мешок засунул не спеша
И усмехнулся. Я прекрасно знал,
Что эта вещь была моя душа.
Он затянул веревку посильней,
Затворнице отрезав путь назад.
«Куда ты поволок её, злодей?» –
Я крикнул вслед. И он ответил: «В ад!»
Состроил рожу и исчез, подлец!
Ой, что со мной? Неужто мне конец?..
Визит из-за границы
На фоне неба показался вдруг
Предмет, что плыл, качаясь, в синеве.
Я думал, это птица, взял свой лук
И закрепил стрелу на тетиве.
А тот всё ближе подлетал ко мне,
Он рос и укрупнялся, до тех пор
Пока я не увидел в вышине
Залатанный коричневый ковёр
И человека, что сидел на нём
И, зашивая на ковре дыру,
Украдкой всё осматривал кругом.
Тут понял я, что это не к добру,
И выстрелил в него, но не попал.
Он мигом развернулся – и пропал.
Что рассказала змея
По улице какой-то злой урод
Вёл девочку-малышку за собой.
Та плакала, твердя, что не пойдёт,
Просила отпустить её домой.
Он рявкнул ей: «Заткнись!» и в тот же миг
Отвесил оплеуху. Я как раз
Неслышно проползала мимо них,
Держа во рту украденный алмаз
(Был рядом кем-то клад зарыт давно).
Однако, этим всем возмущена,
В урода я швырнула камнем, но
Попала по малышке… И она
Вдруг засмеялась звонко, а злодей
Рычал и бесновался рядом с ней.
На повороте дороги
Я, по дороге обруч свой катя,
Услышал где-то рядом жуткий крик.
Я заробел – ведь был ещё дитя –
И, схоронясь за куст, к земле приник.
Потом на повороте разглядел
Старуху, что бежала со всех ног –
Безумные глаза, лицо как мел
И острый ряд зубов. Её платок,
По ветру разметав седую прядь,
Скатился, зацепившись за кусты.
Она не уставала причитать:
«О боже мой! Малышка, где же ты?»
… Я и поныне утверждать готов,
Что встретил ведьму из чужих краёв.
Лошадь
Я видел раз, как воробей,
К жующей лошади проворно
Слетев, под торбою у ней
Клевал просыпанные зерна.
И лошадь, видимо, нимало
Его нахальство не смущало.
Она, размеренно жуя,
Косила благодушным взглядом
На пируэты воробья,
Пирующего с нею рядом,
И думала, вздыхая тяжко:
«Оголодал-то как, бедняжка!»
А через несколько минут
Возница, севший в колымагу,
Сказал: «Пошла!» – и, вынув кнут,
Стал по спине хлестать беднягу.
А воробей покинул площадь
И даже не взглянул на лошадь…
Кружка пива
(Праведный гнев)
О, что за бучу подняла она,
Когда я кружку пива попросил
Налить в кредит! Вот если б Сатана
За грубость наподдал ей что есть сил!
А как она вопила – боже мой! –
Когда меня толкала за порог.
Готов поклясться, этот жуткий вой
И мёртвых из могил поднять бы мог!
Хозяин, тот поднес бы мне питьё…
А с бабой – только руганью и сыт.
Так пусть же скунс родится у неё!
Пусть Бог её чесоткой наградит!
