Гурген Баренц. Дракончик Дракоша и его друзья (сказка-повесть)

2012

 

Глава первая

 

Маленький дракончик Дракоша

 

Он пока еще был очень маленьким дракончиком, и папа с мамой нежно называли его Дракошей. Дракоша совершенно не был похож на своих родителей и очень переживал из-за этого. Он не умел летать, за плечами у него было какое-то жалкое подобие крыльев, которые не были в состоянии даже оторвать его от земли. Не крылья, а какая-то пародия на крылья. Мало этого, так он к тому же не умел изрыгать изо рта пламя и дым. Он очень старался, дышал налево и направо, дышал на небо и на землю, дышал на все, что попало, но дыхание у него было совсем не пламенным и даже не дымным.

Он десятки раз прыгал в пропасть с высокой скалы, быстро-быстро махал своими маленькими крылышками, чтобы полететь, ну хотя бы немножко, хотя бы чуть-чуть, но каждый раз беспомощно плюхался в горную речку, которая текла в глубине ущелья.

– Да не переживай ты так, – успокаивала его мама. – Вырастешь, станешь большим летучим и огнедышащим драконом, как мы с папой, и будешь летать, будешь выдыхать дым и пламя. Когда я была маленькой, как ты, я тоже не умела летать, и выдыхать дым и пламя тоже не умела. К тому же ты у меня уродился какой-то исключительный. Ни на кого не похожий.

Как и все маленькие дракончики, Дракоша был очень любознательным и любопытным. Однажды его больно ужалила оса, когда он поймал ее и сжал в ладошке, чтобы она немного отдохнула. Он почему-то решил, что она, бедняжка, очень устала и что ей непременно нужно немного отдохнуть. Оса оказалась очень глупой и неблагодарной – ведь он был преисполнен самых благих побуждений. Не хочешь отдыхать – не надо, но зачем же кусаться! Ладошка была его единственным уязвимым и незащищенным местом, не считая, конечно, глаз и носа. Все остальное тело Дракоши, как это и должно быть у всех драконов, было покрыто чешуйчатой броней, которую можно было пробить только очень острым мечом или копьем.

Хуже всего было то, что Дракоше совершенно не с кем было играть, не с кем было гулять. Ему не с кем было даже поболтать. В окрестностях и на склонах ближайших гор не было ни одного другого маленького дракончика, желательно, конечно, мальчика, хотя, за неимением выбора, он был согласен и на девочку. Просто все девочи – плаксы, а драконам слезы не к лицу. Даже если они маленькие и даже если они – девочки.

А Дракоша так любил гулять, резвиться, ловить красивых бабочек, жуков и кузнечиков! Каждый раз, поймав большую пеструю бабочку, он прибегал в родную пещеру, чтобы показать ее папе и маме. Но папа в светлое время дня всегда спал – с таким сильным храпом, что гора, на которой находилась их пещера, сотрясалась и ходила ходуном.

– Папа, папа! – весело и возбужденно кричал Дракоша, бережно держа в своих маленьких и нежных драконьих лапках большую бабочку. – Папа, ты только посмотри, какое это чудо! Я такой большой и красивой бабочки никогда не видел.

Папаша дракон что-то недовольно бубнил спросонок и поворачивался на другой бок, чтобы было удобно досматривать прерванный сон, и продолжал храпеть.

Мама обычно была занята по хозяйству: нужно было приготовить обед для мужа и сыночка. Она рассеянно смотрела на принесенную Дракошей бабочку, говорила:

– Бабочка как бабочка. И что ты нашел в ней особенного? Неужели ты не можешь найти для себя более интересное занятие?

И продолжала заниматься своими делами.

Дракоша разочарованно уходил в долину, в альпийские луга, на которых красиво пестрели самые разнообразные и разноцветные цветы: краснели маки, синели фиалки и васильки, белели ромашки и желтели одуванчики.

Вечером во время ужина Дракоша задумчиво и озабоченно сказал папе и маме:

– Так больше продолжаться не может. Для чего вы меня родили? Для своего удовольствия? Я же каждый день с утра до вечера изнываю от скуки и одиночества. И так все дни напролет. А вы этого даже не замечаете. Эх, кому я говорю! Вам же меня не понять. Вы же не одиноки, как я. У папы есть мама, у мамы есть папа, а я совсем, ну совершенно совсем один-одинешенек. Папа весь день спит, мама весь день готовит свой обед, а мне что прикажете делать? Вам совершенно на меня наплевать.

Он помолчал, потоптался на месте, походил взад-вперед, печально повздыхал и наконец сказал:

Читайте журнал «Новая Литература»

– Хочу братика. Можно, конечно, и сестренку, хотя все-таки лучше братика. Я буду ловить для него бабочек, жуков и кузнечиков, буду собирать для него красивые цветы и буду сплетать для него венки и букеты. А если у меня будет сразу и братик, и сестренка, то это будет даже лучше. Это будет просто замечательно.

– И в кого только он уродился? – недовольно пробурчал папа-дракон и испытующе посмотрел на маму-дракониху. – Ни один приличный, хоть капельку уважающий себя дракон не станет собирать цветы и ловить букашек-таракашек. Стыдно, молодой человек. А все из-за того, что нам с матерью некогда заниматься твоим воспитанием.

Сказал – и пошел спать. После ужина он всегда ложился поспать, а проснувшись сразу же садился завтракать, чтобы после завтрака снова поспать – на этот раз до обеда.

На следующее утро Дракоша спустился по берегу горной речки на самый нижний, пологий склон горы. И впервые в жизни увидел пасущихся коров, быков и овечек.

Быки и коровы ему очень понравились. Они производили впечатление довольно умных животных, сосредоточенно и неторопливо жующих траву и созерцающих окрестности. Но еще больше маленькому дракону понравились телята и овечки. Они были веселые и жизнерадостные, умели радоваться жизни, бегали взад и вперед, бодались друг с другом, катались на траве, забавно чесались боками о деревья или большие камни…

– Вот вас-то мне и было нужно! – восторженно и обрадованно воскликнул Дракоша. – Теперь у меня будет не один брат и не одна сестренка, а много братьев и сестер. Для начала я научу их ловить бабочек, жуков и кузнечиков.

Приближалось время обеда. Мамаша Дракоши с удивлением отметила про себя, что ее ненаглядного сыночка нет на лужайке перед пещерой. Между завтраком и обедом он имел обычай прибегать раз десять. Беспокоиться ей, конечно, было не о чем: в этой горной местности не было ни одного существа, которое представляло хотя бы малейшую опасность для Дракоши и которое осмелилось бы связаться с драконом, пусть даже очень маленьким. В низовьях горы водились люди, которые пасли стада быков, коров, овец и коз, там водились также волки, которые бродили стаями и время от времени нападали на эти стада и крали неосторожных, отошедших от мам и пап глупых телят, ягнят и овечек; водились там и медведи, но они только с виду были большими и страшными, на самом же деле ни на кого не нападали и промышляли только тем, что ели коренья и орехи, лесные ягоды, а также ловили рыбу в реке, да еще время от времени наведывались к пчелиным ульям; водились там и  лисы, которые были поменьше размерами и значительно слабее волков и к тому же не охотились стаями, поэтому они нападали преимущественно на диких кроликов и куропаток.

Да, на этой большой и высокой горе, которая так и называлась – Гора Драконов, у них не было врагов. Ни люди, ни волки, ни медведи, ни лисы никогда не поднимались на вершину горы, которая была выше облаков и на которой находилась пещера драконов. К тому же Дракоша, хотя он и был еще маленьким, но был при этом очень проворным, быстрым, ловким и стремительным дракончиком, так что даже его мама и папа не могли бежать с ним наперегонки; они шли на разные хитрости и уловки, то и дело нарушали правила и даже во время бега начинали незаметно размахивать крыльями, помогая себе. Они очень не любили проигрывать, даже своему родному сыночку и даже в игровом соревновании. Но маленький дракончик Дракоша еще больше не любил проигрывать, и особенно – своей маме и своему папе. И поэтому он никогда никому не проигрывал.

Мамаша Дракоши стала громко звать сына и прислушиваться в ожидании его ответа. Но он все не откликался, не отзывался.

– Куда же он мог запропаститься, этот маленький шалопай? – спросила она себя и стала спускаться вниз по склону горы. Она очень хотела поскорее найти Дракошу и вовремя привести его к обеду, потому что папа-дракон очень не любил, когда нерадивый и неугомонный сынок, увлекшись играми и забавами, опаздывал к завтраку, обеду или ужину и ему с женой приходилось садиться за стол без него.

Мамаша-дракониха пошла по следам Дракоши, добралась до горной речки, спустилась вдоль берега к просторным альпийским лугам и увидела там большие стада быков, коров и овец.

Она стала внимательно присматриваться, и тут перед ее взором предстала самая постыдная картина, которую могло нарисовать ее драконье воображение. Ее единственное чадо, ее бесценный сыночек мирно пасся среди телят и ягнят. Издалека он почти не отличался по виду от черных и коричневых телят. Таких же приблизительно размеров, такой же окраски, такого же роста и такой же, в общем-то, конфигурации.

– Глаза бы мои не видели этого позора! – вполголоса запричитала мамаша-дракониха. – Ну что мне делать с этим мальчишкой?

Она тихо и спокойно, чтобы не распугать быков, коров и овец, подошла к Дракоше. На мордочке ее сыночка засияла довольная и счастливая улыбка. Она никогда еще не видела его таким радостным и счастливым.

– Мама, смотри, как я ем травку. Ее нужно щипать, а затем неторопливо и сосредоточенно жевать. Долго-долго. Чем дольше ее жуешь, тем вкуснее она кажется. И к тому же в голову приходят разные умные мысли. Почему ты мне никогда не давала поесть травки? Она ведь такая вкусная. Оказывается, она не только вкусная, но и полезная. В ней полным-полно витаминов. Самых разных. И еще в ней полным-полно молока. Меня здесь тетеньки коровы угостили молоком – знала бы ты, какое оно вкусное! Я еще немного поем травы и тоже стану давать молоко. Много молока. Каждая из этих коров дает тридцать литров молока в день. Представляешь? Три полных ведра в день. Я им пообещал, что буду давать четыре ведра в день. Если я не выполню своего обещания, телята и коровы подумают, что я бросаю слова на ветер. Так что теперь для меня это – дело чести.

– Эх, Дракоша, Дракоша, – с нежным вздохом сказала мамаша-дракониха. – Ты пока еще маленький дракончик и такой же маленький дурачок. Ты – дракончик-мальчик. А дракончики-мальчики вырастают и становятся драконами-мужчинами. А мужчины никогда не дают молока. Они умеют спать, говорить глупости, смотреть телевизор, читать газеты и требовать, чтобы обед не запоздал и был вкусным. А молоко давать они не умеют. Вот эти телята-мальчики, они тоже пока еще такие же глупые, как ты, а когда вырастут, станут мужчинами-быками, хотя и останутся такими же глупыми, как сейчас. Они тоже не смогут давать молоко, и поэтому я приготовлю из них вкусный обед – для нашей семьи, то есть для себя, для тебя и твоего отца. А молоко дают только коровы, а коровами становятся только маленькие телята-девочки. Понятно?

– Понятно. Но что же тогда получается? – значит, быки едят траву напрасно?

– Ну, в общем-то, да. Во всяком случае, трава, которую они изводят тоннами, молоком не становится.

– А чем же она становится?

– Ну, мало ли чем? Начнем с того, что быки дают навоз, и это, кстати, у них очень здорово получается; в этом деле они – большие мастера. Ну и, конечно, мясо. Хотя все это могут давать и коровы.

– Мама, только ты не говори, что я тоже ел траву напрасно. Жаль, конечно, что она не станет молоком, но зато она такая вкусная! И к тому же полезная – с витаминами. А самое главное, я здесь нашел много замечательных друзей. Они научили меня есть траву и вести здоровый образ жизни.

– Но драконы не могут есть траву. Они не могуть стать травоядными.

– Другие драконы, может, и не могут, а вот я могу. Ты ведь сама много раз повторяла, что я – исключительный. Вот я и стану исключением. Я стану единственным в мире травоядным драконом, который будет дружить с телятами и овечками и не будет давать их в обиду. Мама, а можно, я приду сюда и завтра? Смотри, как много сочной травы здесь осталось. И потом, здесь мне не будет скучно и одиноко. И я буду приходить сюда каждый день, во всяком случае, до тех пор, когда вы заведете для меня братика. Или сестричку. Хотя братика, конечно, лучше.

– Хорошо, хорошо, – нежно и немного печально ответила мамаша-дракониха. – А теперь, глупенький мой сыночек, скорее вернемся домой, пока твой отец не проснулся. Он ведь совсем не умеет оставаться голодным. И очень сердится, когда в обеденное время нас с тобой не бывает дома. Давай не будем его сердить: все-таки он наш папа.

– Не будем его сердить. Он ведь наш папа, – в той же тональности повторил Дракоша. – Хотя и очень жаль, что он не ест траву и не дает молока.

 

 

Глава вторая

 

Дракончик Дракоша навещает тетушку Несси

 

У папаши Дракоши было множество излюбленных выраженией, но самым, пожалуй, излюбленным и часто повторяемым выражением было: «Голод не тетка». Каждый раз, просыпаясь ото сна, а ото сна отец-дракон просыпался три раза в день – перед завтраком, перед обедом и перед ужином – он говорил:

– Эх, голод не тетка.

Это означало, что он очень голоден, а очень голодным он бывал каждый раз, когда просыпался ото сна.

– Эх, голод не тетка, – в очередной раз сказал папаша Дракоши, проснувшись перед завтраком и широко зевая. – Никогда в жизни я еще не был таким голодным. Если я сейчас же не позавтракаю, то в этой пещере будет очень сильное землетрясение. И у этого землетрясения будут очень непредсказуемые последствия. Потом не говорите, что я вас не предупреждал.

Каждый раз перед завтраком, обедом и ужином папа-дракон заявлял, что он никогда в жизни не был таким голодным, и было необходимо срочно сытно и вкусно накормить и напоить его, потому что он совершенно не умел оставаться голодным. Он становился мрачным, угрюмым, сердитым и начинал бить по полу пещеры своим мощным хвостом, причем бил так сильно, что пещера начинала трястись, содрогаться и ходить ходуном, гора, на склоне которой она находилась, дрожала, словно осиновый лист, а по соседству просыпались вулканы, которые считались затухшими и мирно спали вот уже несколько тысячелетий.

– Твой завтрак уже готов, так что не нужно трясти пещеру, – сказала мама-дракониха, ставя на стол большую кастрюлю с супом. – В конце концов, это наше жилище, а не грушевое дерево. Сегодня у нас на первое – суп-харчо, а на второе – твои любимые бифштексы с хрустящей корочкой и с гарниром из макарон.

– Не забудь про горчицу, чесночный соус, острый молотый красный и черный перец и кетчуп, – сказал папа-дракон, который по инерции продолжал сердиться и ворчать, хотя обед был уже подан и из тарелки с супом-харчо подымалась струйка ароматного, замечательно вкусного пара.

Нужно вам сказать, что горчица, чесночный соус, острый перец и кетчуп были обязательными атрибутами, то есть составными частями любого завтрака, обеда или ужина. Их нельзя было забывать ни в коем случае. Это было даже еще хуже, чем забыть поставить на стол хлеб или, скажем, соль. Отсутствие на столе любой из этих приправ папа-дракон воспринимал как личное оскорбление и как вопиющий недостаток внимания, уважения и почтения к его особе.

– Папа, вот ты все время повторяешь, что голод не тетка. Мы это уже поняли. Но если так, то кто же наша тетка и есть ли она у нас вообще? – спросил Дракоша, когда отец уже расправился с супом и приступил к бифштексам и макаронам. Теперь отец был уже еще не совсем сыт, потому что совсем сытым он не бывал никогда, но и не очень голоден, и поэтому у него было хорошее, благодушное настроение.

– Ну как же не быть, есть у нас тетка, да еще какая! Всем теткам тетка. Самая известная в мире. Самая знаменитая. О ней знает весь мир, все люди, все звери и все драконы. Ты, наверное, единственный на свете дракон, который о ней не знает. Но это не твоя вина. Ты ведь у нас совсем еще маленький дракончик. В этом больше виноваты мы с мамой. Мы в последнее время ни разу ее не навещали, поэтому ты о ней не знаешь. Но эту ошибку можно исправить, и мы ее исправим. Ты ведь молодой, перспективный, так что перед тобой открыты все дороги и горизонты, и вся жизнь у тебя еще впереди. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Это было еще одним излюбленным выражением папы-дракона, к которому он также обращался довольно часто.

– И как же ее зовут, эту нашу тетку? – спросил Дракоша, которого очень удивило и обрадовало это известие.

– Ее зовут Несси. Мы зовем ее тетушка Несси.

– Несси? Красивое имя.

– Не просто красивое, а очень красивое имя. Ни у одного другого дракона в мире нет такого красивого имени, – уверенно заявил папа-дракон. Уж кому-кому, а ему было известно все на свете; ну ладно, ладно, не совсем все, но, во всяком случае, почти все. Дракоша доверял отцу безоговорочно. Впрочем, кому же еще ему оставалось безоговорочно доверять? Мама у Дракоши также была очень умная и тоже знала много всякой всячины, но все-таки до папы ей было далеко. На первом месте все равно был папа.

– И где же она живет, эта наша тетушка Несси? – с живым любопытством спросил Дракоша.

– Ну как бы тебе это объяснить? В далекой северной стране, в Шотландии. Есть там одно горное озеро, оно называется Лох-Несс, так вот наша тетка проживает в этом самом озере.

– Как это так, в озере? Она что же, живет в воде? Это же так неудобно. Разве мало на свете высоких гор? Разве мало на этих высоких горах пещер? Неужели она не могла найти себе какую-нибудь пещеру вроде нашей?

– Вот когда мы поедем к ней в гости, ты выяснишь это у нее самой. Я же не могу ответить за нее, тем более, что я ни за что, ни за какие блага на свете не согласился бы перебраться на постоянное жительство в это холодное, туманное, илистое, торфяное озеро. Но наша тетушка Несси совершенно непредсказуемая в своих решениях и в своем поведении.

– Но ведь нормальные драконы не могут жить в озерах или морях. Вот например, мы. Она что же, водяной дракон? Но если уж на то пошло, то почему она выбрала это холодное северное озеро, почему не живет в каком-нибудь море или океане, тогда бы она хотя бы называлась морским или даже океанским драконом? Кто же она теперь – озерный дракон?

– Люди называют ее «морским чудовищем», «монстром». Хотя это очень несправедливо по отношению к тете Несси. Никакое она не чудовище и тем более не монстр. Она – добрейшее создание, она даже безобиднее всех тех букашек-таракашек, которых ты ловишь каждый день, вместо того, чтобы заняться каким-либо важным, полезным и интересным делом. Наша тетушка даже букашек-таракашек не обижает. Самый настоящий божий одуванчик. Вот поедем к ней в гости, сам в этом убедишься.

– Как же мы к ней поедем? Ты ведь сам только что сказал, что это озеро находится в Шотландии, а эта самая Шотландия – далекая северная страна.

– А мы туда полетим. Мы же летучие драконы.

– Ну вы с мамой – летучие, а я – пока еще только ходячий, можно даже сказать, ползучий дракон. Я же еще маленький. И крылышки у меня маленькие. Одно название – крылья. Я со своими крыльями даже с одного камня на другой камень не могу перелететь.

– А я для чего? А мама твоя для чего? Мы с ней по очереди будем тебя переносить на своих спинах. Когда я устану, она меня заменит.

– А какая она, наша тетя Несси? Она такая же красивая, как и ее имя?

– Ну, как тебе сказать. По-моему, все драконы – красивые. Я живу на свете больше тысячи лет, но не видел ни одного уродливого дракона. Драконы бывают добрые и злые, коварные и честные, одноглавые, как мы с мамой и как ты, или трехглавые, как Змей Горыныч, а иногда даже – семиглавые, если это гидры; но чтобы дракон был уродливым, -такого просто не бывает. Это люди придумали от нечего делать, это они так считают, потому что они сами – страшно некрасивые, да что там некрасивые, просто уродливые создания. Разве можно сравнить их бледные, как луна, округлые лица с нашими? А руки? Разве можно сравнить их худющие, слабые ручонки и пальчики с нашими мощными когтистыми лапами? Вот, посмотри на мои лапы, я этими ручищами что хочешь могу сделать – ну, скажи честно, разве они не красивые? А руки людей ни на что не годятся. Поэтому-то они и придумали всякие там мечи и сабли, луки и стрелы, разные копья и арбалеты, ружья и пистолеты, пушки и минометы, управляемые ракеты и бомбы… А ноги? Ты когда-нибудь видел, какие у них ноги? У них же спичечные ходульки. Стыд и срам. Пародия какая-то, а не ноги. Это же просто издевательство над природой. А как они жалеют свои ноги, как их берегут, лелеют, холят, как о них заботятся! По земле ходят только в обуви, боятся, как бы их ноги не износились. Но им и этого мало – так они стали ездить на лошадях, а потом еще придумали автомобили, поезда, самолеты. Да они даже по деревьям лазить как следует не умеют. Да у них даже крыльев нет. Да они даже пламени и дыма из пасти как следует изрыгать не могут. В общем, люди – это самое настоящее недоразумение природы, хотя они сами считают себя ее величайшим творением.

Все это было очень интересно для Дракоши, и в другое время он бы слушал отца с большим вниманием и даже развесив уши и разинув рот, но сейчас ему не терпелось побольше узнать о тетушке Несси.

– А тетя Несси, она одноглавая, как мы, или семиглавая?

– Тетя Несси? Да нет, у нее всего одна голова, но даже с этой своей одной-единственной головой она еле справляется. У нее от своей головы – очень много забот и хлопот.

– А разве голова может доставлять заботы и хлопоты?

– Представь себе, может. И нередко доставляет. Особенно если это – дурная голова. От дурной головы всегда бывает много забот и хлопот.

– А что, разве у тетушки Несси – дурная голова?

– Ну как бы тебе это объяснить, чтобы было понятно. Наша тетушка Несси – очень необычная. Непохожая на других. То есть своеобразная. Она с большими странностями. Она, как бы это сказать, довольно застенчивая и стеснительная. То есть не очень общительная. Вернее, уж очень необщительная. Некоммуникабельная. Нелюдимая. Неприветливая. Она совершенно не любит показываться на людях. Никогда не дает интервью, не позирует перед телекамерами и фотоаппаратами. Многие люди даже не верят в ее существование, потому что не видели ее своими глазами и не доверяют глазам тех людей, которые видели нашу тетушку.

– И все-таки, папа, она действительно красивая, эта наша одноглавая, дурногоголовая, странная, необщительная, некоммуникабельная тетушка Несси?

– Не знаю, можно ли быть красавицей в таком преклонном возрасте, но она определенно симпатичная. У нее маленькая и красивая, очень аккуратная головка, длинная-длинная шея… Ах, какая у нее длинная и красивая шея! А еще у нее замечательный мощный хвост. Своим хвостом она несколько раз переворачивала большие корабли. Правда, за последнее тысячелетие она немного растолстела, но в молодые годы она была тоненькая и хрупкая, и у нее даже была очень красивая талия.

– А она когда-нибудь была замужем? Есть у нее дети?

– Нет, замужем наша тетушка Несси никогда не была. И детей у нее тоже нет и никогда не было.

– Такая красавица, и ни разу не была замужем? Как такое могло случиться?

– И это тоже от ее дурной головы. От ее дурного характера. Слишком уж она гордая, высокомерная. Какие женихи к ней сватались – одно загляденье. Она отказывала и гидрам, и морским драконам. Но самым настойчивым ее ухажером был сам Змей Горыныч. Сколько раз он к ней сватов посыла, даже сказать трудно. Бедный, бедный, бедный Змей Горыныч! Как он просил ее руки и сердца, это целая история. Она выгоняла его в дверь, он залетал к ней в окно; она выгоняля его в окно, а он залезал через печную трубу. Это из-за нашей тетушки Несси у Змея Горыныча крыша поехала, да так поехала, что он с горя стал увиваться за разными там Василисами Премудрыми и Прекрасными. Но конечно, самой прекрасной для него всегда была наша тетушка Несси.

– Папа, а как у Змея Горыныча крыша поехала? Крыша ведь не может ехать, это ведь не машина и даже не велосипед, – сказал удивленно Дракоша.

– Ну и бестолковый ты у меня, дракончик Дракоша. Ну, конечно же, крыша не может ехать. Но я говорил не о настоящей крыше, а о крыше Змея Горыныча, то есть о его голове. Голова – это ведь тоже крыша. Это опять-таки такое выражение, оно означает, что Змей Горыныч от горя потерял голову. Ну, не то, чтобы совсем потерял, а тронулся умом. Теперь уже я тоже перестал понимать, что случилось со Змеем Горынычем. Но крыша у него определенно поехала.

– А я по-моему начал понимать. Ты, вероятно, хочешь сказать, что Змей Горыныч получил от ворот поворот от нашей тетушки Несси и совсем сбрендил?

– В общем-то именно это я и хотел сказать, но я как-то петлял, куролесил, а ты сразу схватил быка за рога.

– Это тоже такое выражение, да, папа? А скажи, папа, я ведь здорово умею хватать быка за рога.

– Да, сынок, в этом деле ты просто… – Папаша дракон хотел было сказать «собаку съел», – но вовремя спохватился. –Ну, в общем, сынок, ты в этом деле – большой мастер. Никто на свете не умеет хватать быка за рога так же здорово, как ты.

Дракоша был очень доволен и даже счастлив, что папа-дракон признал его большим мастером по хватанию быка за рога. Несколько минут он блаженствовал и купался в лучах своей славы, а затем спросил:

– А почему наша тетушка Несси ни разу до сих пор нас не навестила?

– Видишь ли, она вообще не покидает свое родное озеро. Такой уж у нее характер. Она – дракон-отшельник.

– Дракон-отшельник? Разве бывают драконы-отшельники? О раках-отшельниках мне слышать приходилось, но о драконах-отшельниках я слышу впервые.

– Ну я же тебе объясняю, что тетушка Несси у нас очень особенная и своенравная, да к тому же с большими странностями. Поэтому люди никак не могут разобраться, кто же она на самом деле, и дают ей самы разные характеристики и определения. Кем только ее ни называют – и большой рыбой, и гигантским тюленем с длинной шеей, и тритоном, и змеей, и огромным червем, и доисторическим плезиозавром и даже огромным моллюском. Есть даже ученые, которые считают нашу тетушку неизвестным науке существом.

– Папа, а сколько ей лет, нашей тете Несси?

– Она утверждает, что ей всего лишь тридцать пять лет, но я ее знаю уже более тысячи лет. На самом же деле ей более двух тысяч лет, о ней, если не ошибаюсь, упоминали еще древние римляне, воины Юлия Цезаря.

– А когда мы к ней поедем, папа?

– Ну раз уж мы решили к ней поехать, то очень уж мешкать с этим не следует. Сколько тебе нужно времени на сборы? – поинтересовался папа-дракон у своей жены, мамаши драконихи.

– Ну, наверное, дня два-три. Нужно же как следует подготовиться, привести себя в надлежащий вид, приготовить гостинцы. Не забывай – в последний раз мы с ней виделись более чем пятьсот лет назад. Не можем же мы полететь к ней с пустыми руками.

– Ну, а нам с Дракошей так долго готовиться не нужно. Мы же мужчины, а мужчины никогда долго не готовятся в путь-дорогу. Правильно я говорю, Дракоша? Или тебе тоже нужно несколько дней на сборы?

– Нет, мне нужно только сбегать к своим друзьям, телятам и овечкам, и попрощаться с ними. Но я сделаю это позднее, в самый последний момент, когда мы будем готовы к поездке.

– О, это будет не просто поездка, а настоящее путешествие. Занимательное и замечательное путешествие! Самое интересное путешествие в твоей жизни.

– И к тому же самое первое. Потому что кроме нашей пещеры и нашей горы я нигде еще не был и ничего не видел. Разве это справедливо?

– О, это дело поправимое. Ты еще объездишь, вернее, облетишь весь земной шар, посмотришь на него с высоты птичьего… вернее, драконьего полета. Он очень красивый, наш земной шар, когда смотришь на него сверху. Зеленый, когда пролетаешь над лесами, желтый, когда летишь над пустынями, синий, когда под тобой плещутся моря и океаны, белый и медно-красный, когда летишь над высокими горными хребтами, покрытыми вечными ледниками. Просто дух захватывает от красоты и разреженного воздуха.

«Ну вот, наконец-то наступил долгожданный день путешествия в далекую северную страну Шотландию, где живет эта странная, нелюдимая, необщительная тетушка Несси. Интересно, как она нас встретит?» – записал дракончик Дракоша в своем дневнике. А в своем дневнике Дракоша записывал только очень важные события в своей жизни.

С той высокой горы, на которой жил Дракоша со своими родителями и которая называлась Гора Драконов, до Шотландии и до озера Лох-Несс вполне можно было бы долететь за десять часов. Но это в том случае, если вы летите без багажа и без остановок в пути. Но у нашей семьи драконов был довольно тяжелый багаж – два большых туго набитых чемодана, да еще Дракоша, которого мама и папа-драконы везли на своих плечах попеременно, по очереди. К тому же папаша дракон то и дело говорил:

– Эх, голод не тетка. Я устал и проголодался. Никогда в жизни я еще не был таким голодным. Я – самый голодный в мире дракон. Я проголодался так, что готов объявить войну всем ресторанам мира. Да и багаж у меня довольно тяжелый.

В это время у него на плечах сидел дракончик Дракоша, так что под «багажом» в данном случае подразумевался именно он, а не чемоданы.

– Папа, ну я прошу тебя, перестань называть меня «багажом». Ну какой я багаж? Ну посмотри на меня. Разве я похож на чемодан? Называй меня, раз уж на то пошло, «ручной кладью».

– Это ты-то «ручная кладь»? Ничего себе! Да ты весишь больше тонны, а это даже не два, а двадцать два чемодана. Так что это наши чемоданы – ручная кладь, а ты – самый настоящий багаж. Да еще какой!

В общей сложности за все время полета семья наших драконов совершила, по самым скромным подсчетам, двенадцать посадок, причем каждую посадку папаша Дракоши называл «вынужденной», потому что ему непременно необходимо было хорошенько поесть и поспать, чтобы восстановить свои силы.

– Госпожа мамаша-дракониха и  маленький, но тяжелый дракончик, вижу внизу ресторан, и от него довольно приятно и аппетитно пахнет вкусной едой. У меня от этого запаха засосало под ложечкой. К тому же необходимо сделать вынужденную посадку, основательно и как следует подкрепиться, немного поспать и восстановить силы для дальнейшего полета. Вопрос на голосование не ставлю, потому что не потерплю никаких возражений. Есть возражения? Ну вот и отлично. Приземляемся на крыше ресторана и объявляем привал.

В ресторане папа-дракон обычно заказывал много всякой всячины, он ведь очень любил вкусно и сытно поесть и к тому же был самым хронически голодным в мире драконом. На этот раз он заказал для себя тридцать бифштексов, тридцать жареных индюшек, яичницу из тридцати страусовых яиц с беконом, тридцать сендвичей с ветчиной, еще столько же с сыром; для мамаши драконихи он заказал десять бифштексов и десять сендвичей с ветчиной. Для Дракоши он заказал всего один маленький бутербродик с сыром.

– И что это все означает? – спросила мама-дракониха. – Почему это ты заказал мне втрое меньше, чем себе? Что это за гендерная дискриминация? И что должен делать наш сынок Дракоша с этим маленьким бутербродиком? Проглотить его сразу или просто взять его с собой и обнюхивать по дороге, пока он не испарится? Что это за предвзятое отношение, что это за дифференцированный подход?

– Это не дискриминация, и тем более не дифференцированный подход, а обычная и элементарная субординация. Я – самый большой и самый голодный дракон в нашей семье и во всем мире. Мне нужно основательно подкрепиться и восстановить свои силы. С этим, по-моему, все ясно. Вопросы есть? – и папа-дракон так выразительно посмотрел на мамашу-дркониху, что все вопросы, которые до этого вертелисись и крутились в ее голове, кудато улетучились, испарились. И папаша-дракон удовлетворенно продолжил: – Вопросов нет. Тебе я заказал поменьше еды, потому что ты не такая большая и не такая голодная, как я. И к тому же более выносливая. Женщины всегда выносливее мужчин. Природа позаботилась о выносливости женщин, а о нашей выносливости позаботиться позабыла. И потом, не забывай, что нам нужно экономить наши денежные средства. Тем более, что впереди у нас еще несколько вынужденных посадок, обеденных привалов, которые связаны с большими и непредвиденными расходами. А что касается Дракоши, то он и без бутерброда очень тяжелый, он весит больше, чем грузовая машина или автобус, а если он еще к тому же поест разной своей любимой вкуснятины – конфет, пирожных и мороженых, да еще и запьет их фруктовыми соками, то мои бедные плечи и шея этого просто не выдержат, и я проголодаюсь еще раньше и еще больше, чем обычно. Так что в сложившейся экстремальной ситуации Дракоше вовсе не нужно наедаться до отвала. Ему достаточно заморить червячка. Правильно я говорю, Дракоша?

– Правильно, конечно, но ведь и мама тоже правильно говорит. И я не знаю, что мне теперь делать с этим маленьким, невзрачным бутербродиком, чтобы он не исчез и не испарился. Если я его съем, я останусь ни с чем, у меня больше не будет бутербродика. И своего червячка я при этом не заморю. И что я отвечу своему голодному червячку? «Потерпи, червячок, анакондой станешь»? А ведь я за него головой отвечаю. Если я стану нюхать свой бутербродик по дороге, то он очень скоро испарится, и опять же его не станет, и мы с моим червячком останемся ни с чем. Мне за неимением выбора и за отсутствием других приемлемых вариантов остается только одно: смотреть на свой бутербродик, пока мы не долетим до следующего нашего привала. И моему червячку тоже ничего другого не остается.

– Правильно рассуждаешь, Дракоша! И будь с ним повнимательнее и побережнее. Я имею в виду бутерброд, а не твоего червячка. На следующем привале ты его снова возьмешь с собой и будешь продолжать его досматривать. А до Шотландии осталось совсем немного, каких-нибудь девять привалов. А в ресторанах ты можешь смотреть на мамины бифштексы. Или на мои – мне не жалко.

 

Ну вот, наконец, и высокогорное озеро Лох-Несс, самое большое пресноводное озеро в Шотландии. Говорят, оно почти всегда покрыто туманом. Вот и сегодня плотный и тяжелый, как брезент, туман стелется над озером.

– Что за неприветливое озеро, – проворчал Дракоша, которому было неутно из-за сырости и промозглого, густого, перенасыщенного влагой тумана. – Здесь всегда такой туман?

– Великобританию, составными частями которой являются Англия и Шотландия, часто называют «Туманным Альбионом», – ответил папа-дракон, которому всегда все было известно. Не случайно ведь другие драконы уважительно называли его «летучей энциклопедией». – Должна же эта страна как-то оправдать свое название.

– Как же мы дадим знать тете Несси, что мы прилетели сюда ее навестить? – спросил Дракоша папу-дракона и маму-дракониху, хотя больше он обращался со своим вопросом к отцу, нежели к матери. – Она ведь ничего не знает о нашем приезде. Я же говорил, что нужно послать ей телеграмму. А вы меня не послушались. Вы никогда меня не слушаетесь.

– Тетя Несси не признает никаких телеграмм. Как можно вручить ей телеграмму, если она никого не хочет видеть? – сказала мама Дракоши.

– А мы сейчас сообщим ей о нашем приезде, – сказал папа-дракон. Он всегда находил выход из любого, пусть даже самого что ни на есть безнадежного положения, даже из самой что ни на есть безвыходной ситуации.

– Ну и как же ты собираешься это сделать? – спросил Дракоша, хотя и был абсолютно уверен, что отец и в этой безвыходной ситуации непременно найдет какой-нибудь выход.

– А мы сделаем вот так, – сказал папа-дракон, засунул голову вместе со своей длинной, как у жирафа, шеей – по самые плечи – в озеро и громко позвал тетушку Несси.

Поскольку вас, дорогие читатели, там не было, и вы не могли увидеть это своими собственными глазами, мне придется рассказать вам своими словами, хотя сделать это практически невозможно. Даже не представляю себе, как я буду обо всем этом рассказывать. Ну, была не была. Рассказываю.

Озеро Лох-Несс настолько перепугалось из-за страшного, истошного крика папы дракона, что задрожало всей своей водяной массой, забулькало, закипело, сорвалось с места, поднялось до самого неба. Горы тоже страшно перепугались и задрожали. Перепугалась и задрожала вся Шотландия. Вечером этого же дня все крупнейшие информационные агентства в мире, в том числе Би-Би-Си, Рейтер, Франс-Пресс, Си-Эн-Эн и многие другие сообщили о сильном землетрясении в Шотландии, эпицентром которого было озеро Лох-Несс. Землетрясение ощущалось также во Франции, в Бельгии, Голландии, Дании, во всех скандинавских странах. К счастью, обошлось без жертв и разрушений.

Убежавшая вода обнажила торфяное дно озера, в одном из укромных уголков которого преспокойно лежала тетушка Несси. Она отдыхала и поэтому была в одном лишь чепчике и ночной рубашке. Она оторопело, удивленно и недовольно смотрела на семейку незваных гостей-родственников. Понять ее недовольство было вовсе нетрудно. Ведь она преспокойно дремала в своей укромной постели, и вдруг на тебе! Такое чувство неловкости и раздражения чувствует каждый, с кого неожиданно и бесцеремонно срывают одеало.

Спустя несколько минут вся вода озера с грозным шумом снова плюхнулась на землю и заняла свое прежнее место. Прошло еще несколько минут, и из воды у самого берега высунулась маленькая, довольно симпатичная головка тетушки Несси, затем показалась ее длинная-предлинная шея, которой позавидовали бы не только самые длинношеие жирафы, но и сама Нефертити, и, наконец, вышла из воды ее внушительная, горбатая и громоздкая туша, напоминавшая небольшой холм.

– Что это еще за шуточки! Что это все означает? Наверно, опять незваные и непрошеные гости явились, не запылились. А, племянничек, так это ты? Ну чего ты здесь расшумелся! Разве можно так орать? Я ведь не глухая, – сказала тетушка Несси. Это и было ее приветствием.

– Кажется, она нам не рада, – тихим полушепотом сказала мамаша-дракониха, которая была очень деликатна, чувствительна и щепетильна в вопросах соблюдения внешних приличий и придавала большое значение этике гостеприимства.

– А по-моему, она просто неприветливая, – простодушно подумал вслух Дракоша.

– Здравствуйте, я ваша тетя! – сказала тетушка Несси, на этот раз довольно приветливо, хотя и с нескрываемой иронией. – С чего вы это взяли, что я вам не рада? И почему это вы решили, что я неприветливая? Ну почему же так сразу делаете скоропалительные и неправильные заключения, дорогая моя невестка, жена моего дорогого племянника, которого я не видела почти целую вечность? Я думаю, мы не виделись последние лет пятьсот? Разве это преувеличение – назвать целой вечностью пятьсот лет? А это что за симпатичный маленький карапуз, которому я показалась неприветливой?  Это и есть ваш ненаглядный отпрыск, ваше сногсшибательное чадо?

– Дракоша, а ты обратил, как она нас приветствовала? – спросил папа-дракон. – «Здравствуйте, я ваша тетя!». А ведь остроумно. Хорошо сказано. Вот увидишь, пройдут годы, и это приветствие станет выражением, и притом таким же крылатым, как и мы, драконы.

– Папа, а почему тетя Несси назвала меня «ненаглядным отпрыском» и «сногсшибательным чадом»? Я просто не знаю, следует ли мне обижаться или нет, – на всякий случай понурившись и недовольно опустив глаза, сказал Дракоша.

– Ни в коем случае, – поспешил успокоить сына папа-дракон. – У нашей тети Несси такая чопорная и высокопарная манера выражаться. Для нее это в порядке вещей. Она давным-давно не общалась с маленькими дракончиками и просто не знает, что нужно говорить в подобных случаях. И потом, ты ведь действительно наш ненаглядный отпрыск и сногсшибательное чадо. Хотя это можно было бы сказать и попроще.

– А я вот знаю, что нужно говорить в таких случаях, – сказал Дракоша. И обратился к своей новоявленной родственнице с давно заготовленной речью.

– Тетя Несси, мне очень не терпелось вас увидеть. Папа так много и так часто рассказывал о вас, он говорил о вас так много хорошего, что я еще до встречи с вами успел вас полюбить. Ведь вы же тетя моего папы, а значит, моя бабушка. Не знаю, двоюродная или троюродная, но все-таки бабушка. И я очень рад встрече с вами.

– Ну, Дракоша, ты в этой жизни не пропадешь. Я могу быть спокойным за тебя. Да ты любого дипломата заткнешь за пояс. Одного я никак не пойму, ты сейчас говорил искренне или подхалимничал? – негромко сказал папа-дракон и хитро подмигнул Дракоше.

– Ну что ты пристал к ребенку! Конечно, он говорил искренне, – вступилась за сына мамаша-дракониха. – Он же у нас такой прямодушный и бесхитростный. Разве ты когда-нибудь видел, чтобы Дракоша говорил одно, а думал другое?

– Конечно, он говорил искренне, – поддержала невестку тетя Несси. – Или вы считаете, что меня нельзя любить заочно, еще до знакомства со мной? А может, вы считаете, что меня нельзя любить бескорыстно и искренне?

–  Можно, конечно. О чем речь! Тем более, заочно. Заочно я могу и готов любить кого-угодно. Искренне и бескорыстно. Но стоит познакомиться и пообщаться, как эта любовь куда-то улетучивается. Или перестает быть искренней и бескорыстной, – высказал свое авторитетное мнение папа-дракон.

– Тетя Несси! – вмешался в разговор Дракоша. – А почему вы прячетесь ото всех – от людей и от других драконов? Почему вы не дружите с людьми? Почему не общаетесь с ними? Папа говорит, что люди ровным счетом ничего о вас не знают и даже не верят в ваше существование.

– Ну разве это не смешно? Ну разве это не забавно? Меня и сегодня считают одной из величайших загадок на свете. На самом же деле я – одно из восьми чудес света.

– А разве на свете не семь чудес? – спросил Дракоша.

– Глупости. Чушь несусветная. Кто это придумал? Это же просто глупые выдумки людей. Они даже намеренно пронумеровали эти так называемые «Семь чудес света», чтобы никто не мог пролезть в этот список. Они меня называют восьмым чудом света, и даже при этом не спрашивают, согласна я с этим или не согласна. А я не хочу, не согласна быть восьмым чудом. Я – первое чудо света. Все остальные чудеса пусть занимают очередь за мной.

– Но разве вам не приятно быть живой легендой? Я, например, была бы вовсе не прочь, чтобы обо мне столько говорили, чтобы все стремились увидеть меня, поговорить, пообщаться со мной… Я говорю это к тому, что нужно стараться во всем видеть не только отрицательные, но и положительные моменты. Ведь вы же – героиня десятков, даже сотен легенд, – сказала мамаша Дракоши, чтобы польстить самолюбию тетушки Несси и заодно поддержать беседу.

– Чего только обо мне не рассказывают! Будто бы я на заре христианства, ни много ни мало тысячу пятьсот лет назад, напала на какого-то священника-меченосца, а он будто бы успешно отразил все мои атаки и даже загнал меня обратно в озеро. Ну и выдумщики эти люди! У них языки без костей. Да я же благовоспитанная и бесконфликтная дама. Никогда не лезу на рожон. И в бутылку тоже. А если бы я на него действительно напала, то фигушки бы он спасся. И зачем только они каждый раз возводят на меня напраслину?

– Тетя Несси, а не проще ли было бы вам просто показаться людям, чтобы раз и навсегда прекратить эти досужие сплетни и удовлетворить их нездоровое любопытство? Кстати, они вам очень досаждают? – спросила мамаша Дракоши.

– Досаждают – это не то слово. Это мягко сказано. Тут недавно запустили в мое озеро какого-то водолаза-подводника, он тут поплавал туда-сюда, все искал меня. А я спокойно лежу себе на дне и смотрю на него. Я его вижу, а этот олух царя небесного меня в упор не замечает. Он поплавал вокруг меня, походил по дну в своем водолазном костюме, своими ластами все дно перещупал, метр за метром, пешком прошагал через все озеро, все сорок два километра, двенадцать дней бродил здесь, как остолоп. А вода-то здесь мутная, потому что дно очень илистое, торфяное. Походил здесь этот, с позволения сказать, водолаз, походил, даже два раза забирался на мой живот, так щекотно было! – а потом выскочил из воды, как пробка, весь окоченевший, посиневший от холода. Он стал везде заявлять, что нет здесь никакой Несси, это меня то есть, и даже сказал – можете себе такое представить? – что в такой холодине ни одно теплокровное животное не выдержит.

– Бедная, бедная моя тетушка Несси! – в сердцах воскликнул папаша Дракоши. – Эти люди никогда не оставят вас в покое. Они любопытны, как мартышки, особенно ученые – разные там биологи, генетики, антропологи…

– Ох, прямо вам скажу, несладко мне здесь приходится. То и дело в озере устанавливают какие-то видеокамеры, микрофоны, нарушают все мыслимые и немыслимые мои права, не говоря о неприкосновенности моего жилища. И некому жаловаться. А тут еще какой-то ученый чувак выдвинул гипотезу, что на дне озера существует сеть пещер и тоннелей, по которым я могу уплывать в море и возвращаться обратно. Ну да, конечно! Делать больше мне нечего.

– Да, мне тоже непросто ладить с людьми. Приходится всячески изворачиваться. Они ни с кем не умеют жить в мире и дружбе, даже друг с другом, – сказал папа-дракон.

–    Ох, ох, ох! Будь любезен, племянничек, о людях при мне даже не заикайся…

Дракоша очень удивился словам тетушки Несси и тихо спросил у папы дракона:

– О чем это говорит тетя Несси? Почему она не хочет, чтобы ты заикался о людях? Ты ведь никогда не заикаешься. Может, она по старости с кем-нибудь тебя путает?

– Нет, сынок, ни с кем она меня не путает. Не такая уж она и старая, хотя возраст у нее, прямо скажем, довольно преклонный. Но склероза и маразма у нее нет, если ты это имеешь в виду. А насчет заикания – это просто такое выражение. Тетя Несси хочет сказать, что не хочет, чтобы я говорил о людях, вообще упоминал их. Запомни это выражение. Оно очень выразительное.

– Да, да, племянничек, не говори мне о людях, не упоминай их. Они меня совсем забодали, – печально вздохнула тетя Несси. Было такое ощущение, что кто-то насыпал ей соль на раны. Или наступил на больную мозоль.

У Дракоши от удивления отвисла нижняя челюсть.

– Папа, ты уверен, что с тетей Несси все в порядке? Она говорит, что люди ее совсем забодали. Разве люди бодаются? Они ведь не быки и не козлы, чтобы бодаться. И потом, у них ведь не бывает рогов.

– Ну насчет козлов и рогов я не совсем уверен – люди часто называют друг друга козлами и рогоносцами, наверно, у них для этого есть какие-то основания, но тетя Несси имела в виду совсем другое. «Совсем забодали» – это тоже такое выражение, оно означает, что люди ей просто надоели своим навязчивым вниманием. Запомни и это выражение, может быть, оно когда-нибудь тебе пригодится.

– Вот-вот, племянничек, их внимание ко мне какое-то уж очень навязчивое, и где-то даже прилипчивое и ужасно назойливое. Эти люди у меня просто в кишках сидят.

У Дракоши от изумления и ужаса глаза расширились, стали очень большими, печальными и выразительными, как у его друзей – коров и быков. А потом его большие и изумленные глаза вышли из-под контроля и стали лезть на лоб.

– Папа, неужели в кишках у тети Несси сидят люди? Значит, она пожирает людей? Значит, она – людоедка?

– Ох, сынок, и опять ты все не так понял. Никакая она не людоедка. Она скорее вегетарианка. Она просто хотела сказать, что очень устала от внимания людей к ее скромной персоне.

– Да, тетушка Несси, я бы с большим удовольствием продолжил нашу занимательную и интересную беседу, но, как говорится, голод не тетка, – сказал папа-дракон, и это было его условным знаком, паролем, означавшим, что пора обедать.

– Ну, племянничек, заговорилась я с вами, совсем забыла, что вы только что с дороги и, конечно же, проголодались…

– Проголодались? Это очень мягко сказано, тетушка. Да нет, мы не просто проголодались, мы вот-вот умрем от голода. Правильно, Дракоша? Что касается меня, то я никогда еще в жизни не был таким голодным. Я готов съесть шестьсот порций яичницы с ветчиной, шестьсот пельменей и шестьсот бифштексов.

– Знаете, дорогой племянник, яичницу с ветчиной, пельмени и бифштексы я вам не обещаю, но на дне озера у меня сохранились кое-какие припасы, и я с удовольствием предложу их вам. Вы уж не обессудьте, как говорится, чем богаты, тем и рады. К тому же – не хлебом единым…

Папаша дракон озабоченно переглянулся с женой, а затем и с Дракошей. Ответ тети Несси ничего хорошего не обещал и не предвещал. Его сердце, а еще больше его голодный живот, подсказывали ему, что скорее всего его ожидает большое разочарование.

Настроение папы-дракона окончательно испортилось, когда тетушка Несси снова вынырнула из озера и предложила на обед всевозможные и разнообразные дары моря – водоросли, водяные папоротники, морскую капусту, планктоны.

– Что это такое, тетя Несси? Ты, наверное, решила, что мы кролики? – папа-дракон был очень мрачен и сердит, он ведь совершенно не умел оставаться голодным, и только из приличия не размахивал хвостом и не бил им по земле. Он уныло смотрел на водоросли и планктоны и не мог поверить, что судьба могла сыграть с ним такую злую шутку. Он все еще не отчаивался и не терял окончательно надежды.

– Ну ты удружила, дорогая тетушка! Век не забуду. Да какой там век! – тысячу лет буду жить и тысячу лет буду помнить, как ты меня здесь угощала планктонами, как ты меня водорослями потчевала. Неужели в этом озере даже рыбы не водятся? Ну на безрыбье могла бы предложить хотя бы раков. Или каких-нибудь устриц, что ли… Морская корова…

– Прости, мой дорогой племянник, но у этих даров моря есть целый ряд существенных преимуществ. Они вкусные и полезные, и, ко всему прочему, богаты йодом, протеином и не содержат холестерина. Кстати, кого это ты обозвал «морской коровой»? Уж не меня ли? – взвилась тетя Несси, и ее длинная-предлинная шея показалась Дракоше особенно длинной.

– Ах, тетушка Несси, и как это вы живете в такой холодной воде? – спросила мама-дракониха, не столько потому, что этот вопрос очень уж ее интересовал, сколько для того, чтобы перевести разговор на другую тему и отвлечь хозяйку озера.

– Ну, для вас, неженок, она, может быть, и холодная, а для меня – в самый раз. А что касается рыб, раков и устриц, то позвольте мне, старой морской корове, заметить вам, что живности в озере почти никакой не осталось. Несколько рыбешек, которые выжили только благодаря своему проворству и скоростным качествам, вот вам и вся фауна и флора озера. Мне за этими рыбками никак не угнаться. Чтобы поймать хотя бы одну маленькую рыбешку, я должна добрых полдня за ней гоняться. А это слишком большая честь для них. К тому же мне никак нельзя светиться. Если я стану ловить здесь рыбу, меня сразу же заметят, и тогда толпы ученых бездельников ринутся искать и фотографировать меня. Как вы думаете, мне это очень нужно?

Пришло время дарить тетушке Несси подарки, привезенные невесткой. Мамаша-дракониха привезла с собой очень дорогие, очень важные и нужные подарки: расческу, зонтик, непромокаемый плащ, очки и зеркало.

Тетушка Несси очень обрадовалась подаркам.

– Ну, невестушка моя дорогая, – сказала она мамаше-драконихе, – век буду помнить об этих твоих подарках. Расческой буду расчесывать свои волосы, которых у меня, к сожаленью, уже совсем не осталось; зонтиком и непромокаемым плащом буду укрываться от дождя, хотя на дне озера дождей не бывает; очки буду надевать, чтобы глаза мои вас не видели, а вот зеркало… А скажи-ка, невестушка, это обычное зеркало или волшебное?

– Ну, конечно же волшебное, тетушка Несси! – обрадованно воскликнула мамаша-дракониха. – Разве стала бы я возить обычное зеркало в такую даль, разве стала бы я дарить вам обычное зеркало? Нет, конечно. Это самое настоящее волшебное зеркало. Вы можете смотреть в него и спрашивать:

«Ну-ка, зеркальце, скажи,

Да всю правду доложи:

Кто на свете всех милее,

Всех румяней и белее?» –

И зеркальце, не задумываясь, скажет, что это вы.

– Да, хорошая вещица. Умная вещица, – сказала тетушка Несси.

– Еще какая умная, – с готовностью согласилась мамаша-дракониха. – Зеркало ведь волшебное и отлично знает, что стоит ему хоть на мгновенье задуматься, как вы его разобьете вдребезги.

 

– Ну надо же, а? – вполголоса ворчал папаша дракон, когда торжественный обед тетушки Несси подошел к концу и все дары моря были благополучно разжеваны и проглочены, а сама хозяйка, заполучив свои дорогие подарки, нырнула в озеро, чтобы поспать и переварить обед. – Вот в таких случаях говорят – приехали за семь верст киселя хлебать! Не за семь верст, а за семь тысяч километров. И не киселя, а какие-то водоросли. Ну, старая калоша! Ну, водяная рептилия! Скормила нам всяких водорослей, вонючих планктонов и морской капусты. Ну, скажу я вам, вляпались мы в историю. Расскажешь кому-нибудь, не поверит. Хотя, честно говоря, есть эту гадость можно. Когда ешь водоросли и планктоны с закрытыми глазами, да еще с уксусом или горчицей, или чесночным соусом, с острым перцем или кетчупом, то они вполне съедобные, и даже, представьте себе, вкусные. Есть в них что-то пикантное. Особенно эта морская капуста. Говорят, она очень полезная и в ней много йода, которого не хватает нашему организму. Но вы никому не трепитесь – вот, мол, в Шотландии всей драконьей семьей жевали капусту и водоросли. Засмеют нас, сделают всеобщим посмешищем. А теперь давайте зайдем в какой-нибудь ресторан и как следует пообедаем. Жена, ты у нас вроде на диете? А ты, сынок, тебе, кажется очень понравилось угощение тетушки Несси? Ну ладно, что уж тут поделать, раз уж вы не голодные, то я для вас ничего не закажу. Но все равно вы мне составите компанию. Не пойду же я в ресторан один, без семьи. Я специально для вас устрою большую показательную программу. Я буду есть, а вы будете сидеть рядышком и смотреть, с каким аппетитом я расправлюсь с обедом.

 

Вернувшись домой, в свою родную пещеру на вершине горы, Дракоша поспешил встретиться со своими друзьями, телятами и овечками. И когда они обступили его и стали расспрашивать о его дальней поездке, он важно сказал:

– Знаете, что я вам скажу? Мне, конечно, до сих пор так и не удалось точно выяснить, где же все-таки зимуют раки, – мне много раз обещали показать это место, но почему-то так и не показали, – но зато я точно и вполне определенно знаю, что моя тетушка Несси зимует в холодном, туманном и неуютном высокогорном озере Лох-Несс, это довольно далеко отсюда, в Шотландии.

 

Глава третья

 

Дракоша дружит с Гаркошей и Бурёшей

 

 

Среди новых друзей, телят и овечек, маленькому дракончику Дракоше больше других нравились два очень красивых, опрятных, аккуратных и большеглазых теленка. Нет, конечно же, все остальные телята тоже были очень красивые, опрятные, аккуратные и большеглазые. Все они также нравились Дракоше. Но эти два теленка были какие-то очень уж особенные. Маленький дракончик с затаенным удовлетворением отметил про себя, что мордочки у них были не такие слюнявые, как у остальных. Их мордочки, конечно, тоже были слюнявые, ведь они, в конце концов, были телятами, а не драконами, но все-таки в их слюнявых мордочках было что-то очень милое, привлекательное и даже симпатичное. Во всяком случае, в этих на удивленье трогательных и нежных мордочках не было ничего неприятного и отталкивающего, и уже это было очень хорошо. Они, эти два особенно симпатичных теленка, всегда были неразлучны, всегда держались вместе.

Все телята были приблизительно одного возраста и были похожи друг на друга, но эти два теленка были похожи друг на друга опять-таки как-то особенно, ну, скажем, как две капли воды. Даже рожки у них были совершенно одинаковые – маленькие и гладкие. Но при этом они имели различную окраску – один теленок был черного цвета, другой – белого.

Это были брат и сестра. Брат был черным мальчиком-бычком, а сестра – беленькой девочкой-тёлочкой. Брата звали Гаркошей, а сестренку – Бурёшей.

– Что за странные имена, – сказал Дракоша, когда впервые познакомился с ними и узнал, как их зовут. – Мне никогда не приходилось слышать таких имен. Кто вас так назвал и почему вас так назвал?

– А мне кажется, что это у тебя странное имя, – сказал черный бычок, Гаркоша. – Кто и почему назвал тебя таким странным именем?

– Но я ведь первым спросил, – удивился Дракоша, но про себя решил, что не следует обижаться на черного бычка Гаркошу и настаивать на своем праве первоочередности, поскольку хотя он и спросил первым, но задал свой вопрос раньше всего лишь на несколько секунд. И он решил уступить и ответить первым. Ему приходилось слышать о том, что маленькие бычки обычно бывают очень упрямыми. Если уж они упрутся, ничего с ними нельзя поделать. Хотя, конечно, в глубине души он был совершенно уверен, что этот черный бычок был определенно неправ и поступил не очень-то воспитанно и дружелюбно.

– Меня назвали Дракошей, потому что я маленький дракончик. Когда я вырасту, я стану большим драконом. Я стану летать, стану летучим драконом, а еще я стану выдыхать изо рта огонь и дым. Стану летучим и огнедышащим драконом. – И для большей убедительности добавил: – Вот.

Дракоша очень гордился собой и своим объяснением. Он считал свое имя очень красивым, даже самым красивым в мире, если, конечно, не считать имени тетушки Несси, да-да, той самой тетушки Несси, которая живет в Шотландии, в озере Лох-Несс, и которую совсем недавно Дракоша навестил вместе с папой и мамой.

– А меня назвали Бурёшей, потому что я маленькая девочка-тёлочка, коровка. Когда я вырасту, я стану белой коровой Бурёнушкой, а белой коровой я буду потому, что никогда ни одной корове в мире не удавалось поменять цвета своей шкуры. И я буду давать много вкусного молока. Целых тридцать литров в день. Три полных ведра. А может быть, даже четыре. – Бурёша также очень гордилась собой, своим именем и своим объяснением, и поэтому после некоторых раздумий тоже добавила: – Вот.

– А меня назвали Гаркошей, потому что я маленький мальчик-бычок. И у меня довольно громкий и зычный голос. Когда я вырасту, я стану большим и сильным быком, и у меня будет еще более громкий и зычный голос, и я буду реветь басом. Буду гаркать. Вот так: «Му-у-у-у!». Но только намного громче, зычнее и басовитее. Вот.

– Послушайте, Гаркоша и Бурёша. Вы мне очень, очень понравились. Вы – славные ребята, и я очень хотел бы с вами дружить. Вы согласны дружить со мной? – не очень уверенно и осторожно спросил Дракоша. Он, конечно, понимал, что они уже начали дружить, потому что если вам приятно с кем-то общаться, разговаривать и играть с ним, и ему тоже приятно с вами общаться, разговаривать и играть, то значит, вы с ним уже дружите. Но Дракоша полагал, что в любом случае необходимо спросить и получить ответ на свой вопрос, чтобы внести полную ясность и определенность в их отношениях.

– Ты нам тоже очень нравишься, – ответила Бурёша, которая, хотя она и была девочкой и будущей коровой, но была очень славной, умной и самостоятельной в своих суждениях, и, по-видимому, была умнее брата Гаркоши. – Я уверена, что ты самый добрый и благовоспитанный маленький дракончик на всем белом свете. Но это ничего не меняет. Когда ты вырастешь, ты станешь драконом. Когда я вырасту, я стану коровой. А Гаркоша вырастет и станет быком. Быки и коровы не могут дружить с драконами. Наша мама вообще не разрешает нам разговаривать с незнакомыми драконами. Если она узнает, что мы, несмотря на ее запрет, разговариваем с тобой, то очень на нас рассердится. Но мы, как видишь, разговариваем с тобой. Так что ты на нас не обижайся, но мы никак не можем с тобой дружить.

Дракоше сразу стало очень и очень грустно и тоскливо. Его глаза увлажнились от подступивших слез. А в горле застрял ком. Застрял основательно и не хотел идти ни вперед, ни назад. Дракоша никак не мог проглотить этот подступивший к горлу ком, как он ни старался.

Только что ему отказали в дружбе. А ведь это так печально, так плохо, когда тебе в чем-либо отказывают. И особенно в дружбе. Конечно, если ты что-то предлагаешь, то твое предложение может быть либо принято, либо отвергнуто. Там могут быть два ответа – да и нет. Но ведь он предлагал не что-нибудь, а дружбу. Предлагал искренне, от чистого сердца. Ах, если бы Гаркоша и Бурёша могли видеть, какое у него большое и чистое седце, и как они это большое и чистое сердце разбили!

Он повернулся спиной к Гаркоше и Бурёше, чтобы они ненароком не увидели предательских слезинок на его мужественном драконьем лице. Драконам ведь не пристало плакать, даже самым маленьким дракончикам, вроде Дракоши. Папа-дракон вообще не одобрял всякую сырость и влажность на лице и называл это не иначе как «телячьи нежности». И еще называл это «пускать нюни».

Испустив тяжкий печальный вздох, а испускать тяжкий печальный вздох не возбранялось, ведь это совсем не то же самое, что реветь в три ручья, Дракоша с понурой головой поплелся домой, в свою пещеру на самой вершине горы, в которой его ожидало все то же самое – спящий с громким храпом и посапываньем отец, готовящая для семьи обед мама-дракониха, да еще его постоянное одиночество со скукой и зеленой тоской.

– А по-моему, он на нас обиделся, – сказала сестра Бурёша брату Гаркоше.

– Ну и пусть обижается, – ответил брат Гаркоша сестре Бурёше. – Мама же строго-настрого запретила нам не то что дружить, но даже разговаривать с незнакомыми драконами.

– Но мама же говорила о незнакомых драконах вообще. А этого маленького симпатичного дракончика она совершенно не знает. Она же считает всех драконов драчунами, задирами и забияками. Она уверена, что все драконы – одного цвета и одной масти.

– Ну, наверное, она что-то знает, раз так считает. Помнишь, как она рассердилась и огорчилась, когда узнала, что этот маленький дракончик щиплет вместе с нами травку? Она была уверена, что он только прикидывается добрым и воспитанным, а на самом деле – такой же свирепый и злой, как все его сородичи.

– А мне что-то не верится, что можно быть таким лицемером. Я видела его большие добрые глаза, в них было столько благородства, столько любви и печали! Это была настоящая любовь и настоящая печаль. А настоящую любовь и настоящую печаль подделать невозможно. И спутать с чем-нибудь – тоже.

 

***

На следующий день ранним утром Дракоша снова пришел на альпийский луг, немного потоптался на месте, а затем неуверенно подошел к Гаркоше и Бурёше и сказал:

– Ну вот что. Раз уж вы не хотите со мной дружить, можете не дружить. Это вовсе не обязательно. И я не собираюсь настаивать. Просто будем вместе щипать траву, разговаривать, будем вместе играть. Но дружить при этом не будем. Согласны? Но если вы не хотите, чтобы я сюда приходил, то я сейчас уйду и больше не приду. Как говорится, насильно мил не будешь.

– Нет-нет, не уходи, – поспешно сказала Бурёша. – Это же не только наша гора. И эта лужайка тоже не только наша. И трава эта тоже не только наша. У тебя столько же прав на этот луг и на эту траву, как и у нас. И потом, ты ведь до сих пор ничего плохого нам не делал, правда?

– Ну что ж, оставайся, раз уж пришел, – снисходительно и высокомерно, но при этом достаточно миролюбиво сказал своим басовитым голосом Гаркоша. Он был мальчиком, маленьким бычком, и ему очень хотелось, чтобы его слово было решающим и последним. Непременно решающим. И непременно последним. И ему было немного досадно, что не он, а Бурёша первой разрешила этому добродушному маленькому дракончику остаться. Ну, ничего, она сказала это первой, зато решающее и последнее слово останется за ним. Это уж точно.

– А почему ваша мама не хочет, чтобы вы со мной дружили? – спросил Дракоша. – Нет, вы не подумайте, что я напрашиваюсь в друзья. Раз уж вы не хотите, то я и подавно не хочу. Очень мне надо! Обойдусь как-нибудь и без вашей дружбы. У меня знаете сколько друзей? Побольше, чем все ваше стадо. У меня полным-полно друзей, и не только здесь, но и в Шотландии. Мне просто интересно, почему ваша мама возражает против нашей дружбы. Просто интересно – и все. Я спрашиваю из любопытства. Мог бы, конечно, и не спросить, но как-то так получилось, что я уже спросил.

– Против тебя конкретно она ничего не имеет, – сказала Бурёша. – Просто у нее большой жизненный опыт, и этот большой жизненный опыт подсказывает ей, что все в мире драконы – злые и коварные. Драконы – заклятые враги коров и быков. Драконы убивают и едят коров и быков. Это означает, что ты со временем, когда станешь большим драконом, как твои папа и мама, съешь меня и моего братика Гаркошу.

– А вот это уже чушь собачья! Бред сивой кобылы. Несусветная глупость. Мои родители не едят ни быков, ни коров. Они едят бифштексы, едят ветчину, колбасу, котлеты из говядины, жаркое из свинины, разные там сендвичи и много чего другого. Но чтобы они убивали и ели коров и быков – дудки! Я бы об этом знал.

У Гаркоши от этих слов начался сильный озноб. Он задрожал всем телом, его большие и выразительные глаза увлажнились и потускнели. У Буреши тоже значительно ухудшилось настроение.

– Как же ты говоришь, что вы не убиваете и не едите коров и быков, если только что сам признался в этом. Из чего, по-твоему, готовятся все эти бифштексы, жаркое, ветчина и колбаса? Что такое, по-твоему, говядина и свинина?

– Это мясо. Обычное мясо, которое мама покупает в супермаркете или на рынке. Какое отношение это мясо к вам, к быкам и коровам?

– Ах, вот оно что! Для тебя это, конечно, большая новость. Великое открытие. Ты что, вчера родился? И откуда ты взялся, такой глупый и наивный? Святая наивность! Ты что же это, действительно дурачок или только прикидываешься? – воинственно и гневно спросил Гаркоша, угрожающе опустив голову и роя землю копытом передней левой ноги. А когда он рыл землю копытом передней левой ноги, ничего хорошего это не предвещало.

– Ты, наверное, думаешь, что говядина и свинина, из которых твоя мама готовит котлеты и бифштексы, растет на деревьях? – с печальной иронией спросила Бурёша. – Так знай же, что эта самая говядина – это мы с Гаркошей, а свинина – это вон та маленькая свинюшка, что сейчас пасется в дубовой роще.

Дракоша был в полной растерянности. Все оказалось намного серьезнее, чем он мог предположить.

– А вы ничего не путаете? Вы точно знаете, что говядина, которую мама покупает в супермаркете и из которой готовит для нас с папой бифштексы и котлеты, это вы и ваши близкие и дальние родственники?

– Точно знаем, – уверенно сказал Гаркоша. Настроение у него оставалось по-прежнему мрачным. Бурёша также смотрела на Дракошу с большой и неизбывной печалью в больших выразительных и прекрасных глазах.

Дракоша долго не мог справиться с растерянностью. Та страшная новость, которую  он только что узнал, совершенно расстроила его. Наконец он справился с нахлынувшими на него чувствами и нерешительно спросил:

– Но при чем здесь я? Вас убивали другие драконы. Сам я никогда никого не убивал. А если так, то почему, с какой стати я должен отвечать за то, что сделали мои прародители, мои предки, другие поколения драконов? – маленький дракончик Дракоша опять был очень близок к тому, чтобы разплакаться, разреветься. Он еле сдерживался, чтобы не выдать своего волнения; он крепко-накрепко, до дрожи в руках и во всем теле, сжимал свои кулаки. А кулаки у него были большие и мощные, ведь он в конце концов был настоящим драконом, хотя и маленьким. Пока еще маленьким.

И Дракоша снова печально побрел домой, понурив голову и не замечая никого и ничего вокруг. И ему было очень странно, что бабочки и кузнечики продолжали весело порхать и прыгать, что над его головой продолжали жизнерадостно летать ласточки и голуби и что небо было как-то особенно голубым и даже солнце продолжало светить и улыбаться как ни в чем не бывало.

Мама Дракоши увидела, что с ее сыночком творится что-то неладное, что он очень возбужден и печален, и поинтересовалась:

– Что-то случилось, Дракоша? Что-то связанное с твоими новыми друзьями?

– Они не хотят со мной дружить, мама. Они говорят, что я – такой же дракон, как и все остальные драконы, и что я когда-нибудь убью их и съем. И я не могу им объяснить, не могу их убедить, что я никогда не предам своих друзей, что я не собираюсь никого убивать и есть.

– Даже не знаю, что сказать тебе, сынок. Они сказали тебе правду. Ты не можешь пойти против своей природы. И ты не можешь пойти против своей породы. Ты – дракон, ты – такой же дракон, как и все остальные драконы, и ты не можешь дружить с быками и коровами, с баранами и овцами. Ты можешь никого не убивать, но ты не можешь не есть баранину, свинину и говядину. Ты – плотоядный, то есть мясоедный. Коровы, быки, овцы, свиньи, кролики – травоядные. А это означает, что в их глазах, в глазах всех травоядных существ, в глазах коров, быков, овец, свиней, кроликов, ты всегда будешь врагом, будешь ненавистным убийцей, палачом. И с этим тебе ничего не поделать. Так уж устроен этот мир, и создавала его не я, не ты, не твой отец. Этот мир пришел из далеко прошлого и уйдет в далекое будущее. Не старайся его переделать – он сломает тебя.

– А я не буду переделывать весь мир. Я переделаю себя. Во всяком случае, постараюсь, – сказал Дракоша с такой решимостью, с такой уверенностью, с такой убежденностью в своей правоте и в своих силах, что мама-дракониха просто не решилась ему перечить и отговаривать.

 

 

 

Глава четвертая

 

Папаша-Дракон сражается с дураком

 

– Папа, а почему люди боятся и недолюбливают нас? Ведь мы же ничего плохого им не делаем, – спросил как-то маленький дракончик Дракоша у отца, выбрав для этого самое удобное время.

А время было действительно очень удобное. Папа-дракон только что плотно и вкусно позавтракал и поэтому пребывал в очень хорошем, благодушном настроении. После такого завтрака ему по заведенному правилу полагалось поспать, либо просмотреть газеты, либо посмотреть телевизор, чтобы снова проголодаться, но ведь любое правило заводится для того, чтобы впоследствии, когда оно уже станет заведенным правилом, от него иногда можно было бы отходить. Ведь не напрасно же говорят, что у каждого правила есть свое исключение.

Папа-дракон погладил себя по большому и сытому брюшку, для важности задумчиво помолчал немного и сказал:

– Даже не знаю, что тебе сказать, Дракоша. Мы с твоей мамой, да и с тобой тоже, действительно никогда ничего плохого людям не делали, никого никогда не обижали. Мы – самые что ни на есть мирные, миролюбивые, добропорядочные и цивилизованные драконы во всем мире. Людям не следует ни бояться, ни, тем более, избегать, чураться и недолюбливать нас. Но люди – довольно непонятные, я бы даже сказал, непонятливые и странные создания. Они уверены, что все драконы – на одно лицо, что всех драконов можно стричь под одну гребенку. Но ведь это совсем не так.

Было время, когда драконы нападали на людей, на их селенья и города, сжигали их своим дыханьем, убивали людей, пожирали их, брали их в плен, похищали у них самых красивых девушек… Они терроризировали людей, облагали их данью, перекрывали реки и родники, оставляя людей без питьевой воды, и обязывали их ежемесячно приводить им на съеденье по одной красавице. Это были какие-то неправильные, какие-то кровожадные драконы, и они на дух не переносили людей. Иногда случалось так, какой-нибудь человек, настоящий герой и смельчак, забирался в пещеру дракона в отсутствие хозяина. Дракон по делам куда-то отлучился – ну, скажем, пошел на охоту, в магазин за продовольствием, а может, просто прогуляться, подышать свежим воздухом, проветриться. Возвращается он и не видит человека, поскольку тот от страха или просто из осторожности куда-то спрятался. Но дракон сразу же догадывается, что что-то здесь не так, чувствует посторонний запах – ну ты ведь знаешь, у нас, у драконов, очень развитое обоняние. И дракон непременно должен сказать: «Фу, здесь человеческим духом пахнет!». А там слово за слово, человек что-то резкое скажет: дескать, я таких драконов, как ты, сотнями извожу, обезглавливаю. Мой меч – твоя голова с плеч! Ну какому дракону такие слова понравятся? Ведь у нас, у драконов, очень развито чувство самолюбия, честолюбия. Дракон, в свою очередь, скажет что-то скоропалительное, непродуманное, опрометчивое, и вот уже они начинать драться, как два боевых петуха. И при этом дерутся не на жизнь, а на смерть; дерутся так, что клочья летят.

Все это действительно было, от прошлого никуда не денешься. Но ведь это были не мы, а другие драконы. Я никогда не мог их понять, никогда не разделял их взглядов на жизнь и людей и всегда осуждал их жестокость и кровожадность, осуждал их неразумные, глупые действия, их недальновидность и глупость. Кровь всегда приносит новую кровь, насилие всегда приносит новое насилие. И напротив, любовь всегда приносит любовь. Конечно, вовсе не обязательно, чтобы мы любили людей, и даже вовсе не обязательно, чтобы люди любили нас. Но ведь мы можем мирно сосуществовать с ними, сохранять добрососедские отношения. А мир, каким бы худым он ни был, всегда лучше любой, даже самой доброй войны. Это действительно так, так что намотай это себе на ус.

– Как я могу намотать это себе на ус, ведь у меня еще нет никаких усов. И потом, разве можно наматывать слова на ус? Это ведь просто невозможно, – с удивлением спросил Дракоша, который все, что говорил папа-дракон, всегда воспринимал буквально.

– Видишь ли, Дракоша, это такое выражение, оно означает, что тебе нужно крепко-накрепко запомнить его. А наматывать на ус ничего не нужно.

– Папа, а тебе когда-нибудь приходилось сражаться с людьми? – поинтересовался Дракоша, которому очень-очень хотелось, чтобы его папа когда-нибудь, пусть даже в очень-очень далеком прошлом, в незапамятные времена, сражался с людьми, желательно славными героями, и чтобы его папа победил их, а потом пощадил и отпустил домой. Ведь у героев тоже есть свой дом, своя семья, любящие мама и папа. А драконы всегда обязаны быть не только сильными и бесстрашными, но и благородными и великодушными.

 

– Как-то, – начал свой рассказ папа-дракон, – это было давным-давно, лет пятьсот-шестьсот назад, я тогда был гораздо моложе и сильнее, на нашу гору начал подниматься один молодой человек. Я приметил его, когда он только-только начал свое восхождение. Подъем занял у него несколько дней: я за это время успел по нескольку раз позавтракать и поспать, пообедать и поспать, поужинать и поспать. Газет тогда не было, телевизоров и Интернета тоже, так что большого выбора у нас тогда не было. Ели и спали, ели и спали.

Наконец-то этот молодой человек поднялся на нашу заоблачную горную вершину и подошел вплотную к нашей пещере. Он очень устал, пот лился с него градом, он еле-еле дышал. Улегся он на холодной, сырой земле, прямо перед входом в пещеру, и тяжело и часто дышит. Одышка у него и пульс бьется часто-часто. Пощупал я его пульс – сто пятьдесят ударов в минуту. Жалко мне его стало, взвалил я его на плечи и перенес в нашу пещеру, уложил его на свою постель и накрыл своим одеалом, чтобы не простыл и не заболел. Я тогда подумал: какое же важное у него должно быть ко мне дело, раз он пустился в такую даль и несколько дней взбирался на нашу высоченную гору, куда и орлы не залетают, и змеи на своем брюхе не заползают.

Ну, дал я ему отдышаться, отлежаться, напоил его свежей родниковой водой и вежливо так говорю:

– Ну, человече, с чем пожаловал в нашу пещеру?

А он смотрит на меня исподлобья, не по-доброму, как турок на свинину, мечом каким-то заржавелым размахивает, короче, ведет себя как-то неадекватно и отвечает:

– А я пришел в глаза твои поганые посмотреть, головы твои поганые отрубить, чтобы тебе, злодею поганому, неповадно было людям пакостить и красавиц наших умыкать. Молись, говорит. Пришла твоя смерть. Пришло время держать ответ за все, что ты нам сделал. Ох, отольются тебе наши слезы, сполна отольются.

Ну что ты тут скажешь? Язык-то у него без костей. Я опять в уме считаю до двадцати, стараюсь дышать ровно и глубоко, чтобы не нагрубить ему сгоряча, а потом ему опять-таки вежливо и спокойно говорю:

– Я никак не могу разобрать, человече, для чего ты сюда пришел – по делу государственной важности или просто так, полаяться и уйти? Но только ты поосторожнее с бездоказательными обвинениями. Слово-то не воробей, вылетит – не поймаешь. Язык твой безкостный может тебя до большой беды довести. До самого до Киева, говорю, может довести.

А этот сморчок, эта шмакодявка бесхвостая продолжает у меня перед самым носом своим мечом размахивать и спрашивает:

– А ну отвечай, куда девал Василису Прекрасную? Где ты ее прячешь?

Ну я тут сразу смекнул, что этот турист, человеческий посланник либо не совсем в себе, либо на солнце перегрелся, либо крыша у него поехала, либо еще что-то такое. Ну совершенно потерял человек всякое чувство реальности.     .

Я снова ему отвечаю – все так же спокойно, миролюбиво, стараясь успокоить его взвинченную, воспаленную нервную систему, взвешивая каждое слово, чтобы ненароком не обидеть его, не задеть его ранимую, а возможно, уже кем-то раненую, душу.

– Какая такая Василиса Прекрасная? О чем ты вообще говоришь? Ты имеешь хоть какое-то представление, куда ты пришел, к кому ты пришел, перед кем ты сейчас стоишь и с кем ты так развязно, дерзко, нахально и нагло разговариваешь?

А он говорит:

– Знаю я, где ты свою душу бессмертную прячешь.

А я ему отвечаю:

– До сих пор я всегда считал, что моя душа – в моем теле, но если тебе о ней известно что-то другое, давай, говорю, выкладывай.

– Нет, говорит, хватит мне лапшу на уши вешать. Твоя душа на конце иглы, игла – в утке, утка – в зайце, заяц – в коробке, коробка – в сундуке, сундук цепями прикован к большому дубу, который сторожит другой дракон, а дуб находится на острове, а остров – в тридевятом царстве, в тридесятом государстве.

– Ты хоть сам-то понял что-нибудь из всего того, что сейчас мне наговорил? Какая игла, какая утка, какой заяц, какой сундук, какой дуб, какой остров? Какое такое тридевятое царство, какое тридесятое государство? И чего ты тут своим мечом размахиваешь? Размахался, видите ли! И этим жалким пародием оружия ты собираешься рубить мне голову? Сталь у меча хотя бы дамасская?

А он отвечает:

– А мне откуда знать? На мече об этом ничего не написано. Я его в охотничьем магазине купил, в отделе подержанных товаров, чтобы подешевле обошлось. Зато он фирменный. Читать умеешь? – «Made in Japan».

– Да ты что, издеваешься надо мной, человеческое отродье? Ты бы хотя бы булаву какую-нибудь с собой прихватил, что ли! Обидно даже! Несерьезное какое-то отношение к сопернику. Ведь нельзя же настолько меня недооценивать.

– Захватил бы, да больно тяжелая она была. Я ведь не Илья Муромец, не Добрыня Никитич. Ты же видел, я и без булавы еле до твоей хаты добрался.

– Подожди, не гони. Я, кажется, начал догадываться. Ты ведь Иван-царевич, правда? Ну тот, третий, самый младший сын царя, которого Иваном-дураком кличут.

– Да никакой я не Иван и, тем более, не царевич. Я – Емеля.

– Ах вот оно что! Значит, ты – Емеля-пустомеля! Значит, ты не Иван и не царевич. А дураком тебя тоже не кличут? А напрасно. У тебя все задатки для этого.

– Странный ты какой-то, дракон. Я пришел, чтобы жизни тебя лишить, чтобы голову твою отрубить, а ты тут анкету мою заполняешь, биография мою выясняешь. Ну какая тебе разница, кто твою голову снесет, Иван-царевич или Емеля-пустомеля?

– Есть для меня разница, и притом большая. То, что ты не Иван и не царевич, я уже понял, но признайся, Емеля-пустомеля, ты ведь все-таки третий, самый младший сын у своего отца. Ну что, угадал?

– Нет, дракон, опять не угадал. Я – единственный в семье. Нет у меня ни братьев, ни сестер. Я –  единственный наследник своего отца, единственный продолжатель нашего рода и фамилии. На меня вся надежда. Так что не губи, ты, дракон, мою молодую душу, не гаси света нашего рода. Я ведь совсем еще молодой. Мне еще и двадцати лет толком не исполнилось. Даже жениться не успел. Так что я – и за старшего брата, и за среднего, и за младшего. А почему ты меня спрашиваешь, выпытываешь о братьях? Драконам вообще не полагается задавать такие вопросы.

– Да так, из любопытства. Обычно дураком бывает третий, самый младший сын. Два старших брата – умные, а третий – дурак. Но я вижу, что это совсем не обязательно.

– Уж не намекаешь ли ты на меня, дракон поганый? Не меня ли ты имеешь в виду?

– Я? Намекаю? Да что ты, Емеля, в самом-то деле? Я не намекаю. Я говорю это прямо. И не просто говорю – я это утверждаю.

– И на каком же это основании, позволь тебя спросить?

– А на том основании, что ты серьезно рассчитываешь, что я положу свою голову на этот поднос, который ты называешь блюдом, и буду преспокойненько ждать, когда ты ее отрубишь своим ржавым мечом. Только очень большой дурак может на это рассчитывать.

– Ну что ты, дракон, все лаешься да ерепенишься? Тебе, видите ли ни одно мое предоложение не по нраву. Да пойми ты, мне непременно нужно победить тебя, чтобы стать народным героем, чтобы все на меня указывали и говорили: «Вот, смотрите, идет Емеля, победитель драконов».

Вот такой нахальный человечек пришел со мной сражаться. Смотрю я на него и не знаю, что с ним делать. Не хочется губить его молодую жизнь, но и нахальство и хамство тоже терпеть невмоготу. Я ему говорю:

– Начитался каких-то глупостей, да и те совершенно не так понял. Нанюхался, говорю, какой-то гадости, последние остатки своего разума растерял. А то, что ты мне тут рассказывал про мою бессмертную душу, это просто недоразумение. Ты не в ту степь заехал. Не на ту гору поднялся. Там, на трехдорожном перепутье, тебе следовало не налево ехать, а направо. Коня своего, как я понимаю, ты уже потерял.

– Не терял я своего коня. Я его оставил внизу, на самом нижнем склоне горы. Привязал его к дереву на поляне, на опушке леса.

– Эх, дурак ты, человече, большой дурак, хотя и не Иван и не третий, самый младший сын у своего отца. Не видать тебе больше своего коня – съедят бедолагу волки. Это как пить дать. А тебе, дурачина, следовало направо поехать, эта путь-дорога прямёхонько привела бы тебя к Кащею Бессмертному. Вот у кого тебе следует искать свою Василису Прекрасную. А то ходят тут разные безголовые, один Василису Прекрасную ищет, другой – Василису Премудрую, а третий так вообще у меня какую-то жар-птицу ищет. А где я вам их возьму, ваших красавиц премудрых? Очень нужны они мне! Это для вас они такие прекрасные и премудрые, а для меня моя женушка дракониха и прекраснее и мудрее самой вашей распрекрасной и распремудрой Василисы.

– Погоди, погоди, дракон, поганая твоя душа. Так ты хочешь сказать, что ты – не Кащей? И не Змей Горыныч? А кто же ты в таком случае? Наверное, динозавр какой-нибудь? Или ящер. Какая-нибудь большая игуана. И ты хочешь, чтобы я в это поверил?   А я почему-то тебе не верю. Не верю – и все. Не убеждаешь ты меня. А ну неси сюда свой паспорт. Настоящий, а не поддельный. У тебя их, наверно, несколько.

– Да нет у меня никакого паспорта. И отродясь не было. Да и вообще, с какой такой стати я должен тебе доказывать, что я не верблюд, то есть не Змей Горыныч и не Кащей Бессмертный? Про презумпцию невиновности слышал? Это ты мне должен доказывать, что я Змей Горыныч. У тебя-то самого есть хотя бы одно доказательство, что я – Кащей Бессмертный? А раз нет, то и убирайся отсюда подобру-поздорову. Только этого еще не хватало, чтобы я тут перед тобой оправдывался и отчитывался.

– Ну, допустим, прямых доказательств у меня нет. В этом ты действительно прав. Но зато я могу это проверить экспериментальным путем.

– Каким еще экспериментальным путем?

– А вот таким. Снесу тебе голову, если не умрешь – значит, бессмртный. Значит, Кащей.

– Ну, а если умру?

– Значит, не Кащей. Значит, ты говоришь правду. Тогда мы оба будем знать, что ошибочка вышла.

– И много мне будет толку от этой правды? Ведь меня тогда уже не будет в живых. Ведь я же тогда даже не узнаю, что ты наконец-то понял, что я говорил правду. Эта твоя правда мне нужна, как мертвому припарка.

А этот Емеля-пустомеля ухватился за эту свою бредовую идею-фикс и продолжает развивать ее дальше.

– А давай-ка я тебе голову снесу, – говорит. – У тебя по всем признакам на ее месте три другие вырастут. А настоящему дракону положено иметь как минимум три головы. Так что ты станешь усовершенствованным, продвинутым трехглавым драконом. Это апробированное, испробованное средство. Ни одного сбоя до сих пор не было.

Знаешь, Дракоша, есть у меня железный принцип: никогда не спорить с глупцами. Ни к чему хорошему это никогда не приводило, не приводит и не будет приводить. Запомни это. Заруби себе на носу и намотай на ус. В общем, чувствую я, как этот Емеля-пустомеля, этот изверг рода человеческого начал мне надоедать. Жужжит под ухом, как муха. И к тому же почувствовал я, что приближается время обеда, что скоро я проголодаюсь. А ведь голод, как ты знаешь, не тетка. Не умею я оставаться голодным, во мне зверь начинает просыпаться. Сам по себе он, в общем-то, никогда не просыпается, он просыпается только тогда, когда его будят. Или когда я голодный. А когда я голодный, я становлюсь злым. А в гневе я очень страшен. Страшен я в гневе!

– Ну ладно, – говорю я этому Емеле, – надоело мне с тобой лясы точить. Вижу, с тобой невозможно по-хорошему договориться. Давай сражаться. Ты ведь, кажется, сюда для этого пришел. Так что не отвлекайся.

А этот нахал, эта букашка в виде человеческом мне говорит:

– Ты вот что, дракон, не спеши погибать от моей руки. Не гони лошадей. Голову тебе снести я всегда успею. Ты сперва баньку затопи, чтобы я в ней попарился, накорми меня, спать уложи, а утром, которое вечера мудренее, мы с тобой и сразимся.

Вот такой это был нахал. И это он говорит мне, дракону. Ну что ты тут скажешь. Ну сколько можно злоупотреблять моим миролюбием и терпением, моей вежливостью и обходительностью, моей толерантностью, то есть терпимостью к чужому образу жизни.

Я собрал всю свою волю в кулак, посчитал в уме до ста, выпустил из себя пар, чтобы не поддаться на провокацию и не выйти за рамки приличия. И я говорю ему:

– А может, мне тебе еще и спинку потереть? Может, мне тебе еще пятки пощекотать и сказочку на ночь почитать? Ты что, совсем сбрендил? Забыл, куда пришел и с кем разговариваешь? Или, может, совсем меня драконом не считаешь? Ты смотри у меня, говори да не заговаривайся. Я, правда, не людоед, с людьми до сих пор никаких споров и проблем не имел, но у меня тоже есть терпение и самолюбие. Сейчас как дыхну на тебя огнем, как заволоку тебя дымом – сразу станешь сырокопченым и вяленым, вот тогда ты совсем по-другому у меня заговоришь.

– Нет, нет, даже не думай на меня дышать. А то еще чего доброго сгорю в огне или задохнусь в дыме. Не хочу я стать ни ветчиной, ни колбасой. Я непременно должен вернуться живым и здоровым. И обязательно героем. А для этого мне необходимо срубить тебе голову и отнести ее на блюде нашему президенту. Он тогда меня представит к правительственной награде, может, денежную премию выпишет из бюджета. Мне сейчас деньги и слава были бы очень кстати. Скажу больше, они мне позарез нужны. Ну просто вынь да положь. Я ведь жениться собираюсь, даже невесту себе высмотрел. Красивая и умная. Не Василиса Прекрасная, конечно, и не Василиса Премудрая, и вообще она никакая не Василиса, а Лариса, но зато нравится она мне очень. Ну очень нравится, понимаешь? Но без денег и без славы я ей вовсе не интересен. В наше время быть без денег и без славы – все равно что быть без роду и без племени. К тому же на нее засматриваются разные там олигархи и депутаты народного парламента, не говоря уже о государственных чиновниках.

– Да ты просто халявчик, Емеля! – говорю я ему, уже серьезно рассердившись. – Хочешь за мой счет все свои проблемы решить, а заодно и личные, семейные дела утрясти? Хочешь свое счастье на моем несчастье построить? Хочешь, чтобы я добровольно расстался со своей головой, чтобы ты вернулся в свою коррумпированную страну триумфатором? Да я тебя сейчас в порошок сотру, рыбам скормлю.

Вижу – окончательно смутился, струхнул мой Емеля. Вся кровь у него от лица отхлынула. Побледнел весь. У него даже пятки пульсировать стали – это оттого, что душа у него в пятки ушла. Растерялся бедняга совсем. Стал со мной почтительно разговаривать, на «вы» ко мне обращаться, стал «господином драконом» величать.

– Наш президент приказал мне, вернее, э-э-э, поручил мне, а если уж быть совсем точным, то убедительно попросил меня принести вашу голову вот на этом блюде.

– Вот на этом самом? Да это даже не блюдо, а блюдечко. Не маловато ли оно будет для моей головы?

– А мне почему-то кажется, что в самый раз. Если хотите, можем примерить. Вы, господин дракон, положите свою голову поудобнее на это блюдо, то есть блюдечко, мы примерочку сделаем, и тогда все наши с вами сомнения сразу рассеются.

– Ну что ты за человек такой, Емеля! Ну что ты все юлишь, все хитришь. Ведь боишься меня, весь дрожишь и трепещешь, но все равно продолжаешь хамить и строить козни. Неужели ты серьезно надеешься, что я положу свою голову на этот поднос, чтобы ты по ней шмякнул своим тупым ржавым мечом. Хоть бы меч был острый, а таким мечом ты мне голову с тридцати попыток не отрубишь. Только замучаешь меня. Ты хоть столько можешь понять своим извращенным человеческим умишком?

– Ничего личного, господин дракон. Вы уж поверьте мне на слово, я отношусь к вам с большим уважением, нет, уважение – это слабо сказано, даже с почтением. Но вся проблема в том, что я сюда пришел не самовольно, а от имени своего народа и и лично от имени президента. Они послали меня по вашу душу, то есть, по вашу голову.

– Ну что ты мелешь, Емеля! Ну что ты лапшу-то мне на уши вешаешь! Что плохого я сделал твоему народу и твоему президенту! Может, я кому-то на мозоль наступил? Ну, так извините. Я ведь мирный дракон, исключительно миролюбивый. И законопослушный. Да к тому же еще образцовый налогоплательщик. Никого не убиваю, в людоедстве замечен никогда не был, мясо покупаю исключительно в супермаркетах. Эх, ну что там говорить – да я даже ругаться толком не умею. А самое главное, я совершенно аполитичный. Меня политика абсолютно не интересует, я в ней не разбираюсь. И даже, поверишь? – не знаю, кто сейчас заправляет вашей страной, кто у вас президент. Эти президенты так часто меняются! Всех не запомнишь.

– Так вы не будете меня убивать, господин дракон? – спросил с надеждой Емеля. – Мне, поверите ли, умирать сейчас – ну совершенно некстати. Да и не с руки.

– Да не буду я тебя убивать, успокойся, – говорю я этому трусишке в человеческом облике и с заячьим сердцем. – Никогда рук своих не пачкал и сейчас не буду. Сам я не бессмертный, но бессмертием своей души поступаться не собираюсь.

Вот таким образом мы и «сразились» с этим Емелей. А к тому времени подоспело время обеда, и я здорово проголодался.  Ну, в общем, оказал я этому Емеле-пустомеле гостеприимство по первому разряду, усадил его с собой за стол, угостил его на славу. Даже в пиршестве этот Емеля сплоховал, оказался совершенно никудышним сотрапезником. Совершенно не умел поддержать компанию. Поклевал немного салатиков, съел маленький бифштекс, да и то без приправ – ни тебе горчицы, ни чесночного соуса, ни острого перца или кетчупа. Выпил маленькую рюмку вина, так у него сразу глаза осоловели, ноги перестали слушаться, стали подкашиваться, язык стал заплетаться. И вот, представь себе, такую размазню делегируют сражаться со мной. Ну не смешно?

В общем, пришлось мне приютить этого Емелю на ночь. Пусть, думаю, отоспится, а утром провожу его в обратный путь. Утро, как говорится, вечера мудренее. Не отпускать же его в таком непотребном виде, да еще ночью. Он всю дорогу будет на пьяную голову песни свои горланить, всех зверей в округе распугает.

Утром спрашиваю его:

– Ну как тебе спалось, Емеля-пустомеля? – спрашиваю я нашего героя.

– Ничего, – отвечает, – но в вытрезвителе условия получше.

Позавтракали мы с ним, я – как следует, а он что-то опять поклевал. Но вина ему я на этот раз не предложил: не умеет он пить. Видно, вино ему противопоказано.

Вижу, мнется Емеля, совершенно не спешит покидать мою гостеприимную пещеру. Ну, я ему вежливо так намекаю:

– Ну, – говорю, – Емеля, погостил ты у меня, а теперь пора и честь знать.

Смотрю, а он опять с ноги на ногу переминается, глаза прячет. Видно, что-то хочет попросить, да не решается.

– Говори, – говорю, – Емеля, что тебя тревожит, что тебя беспокоит?

– А вы не могли бы помочь мне спуститься с горы, господин дракон? – жалобно просит Емеля. – Знаете, мне почему-то кажется, что самостоятельно спуститься я не смогу. Спускаться с горы ведь всегда труднее, чем подниматься.

– Ну вот, приехали! О чем же ты думал, когда карабкался по этим крутым скалам? Не думал, что придется спускаться?

– А я, – отвечает Емеля, – на «авось» уповал. Я всегда на «авось» уповаю. Думал, главное взобраться на вершину горы, а обратно, авось, как-нибудь спущусь.

– Ну ладно, – говорю, – не вешай носа. Что, Емеля, ты невесел, что ты голову повесил? – подтруниваю я над ним. – Ты свободен. Вольному – воля. Седлай ветер и лети. И не забудь махать руками.

– Да не умею я летать. Эх, мне бы да ваши крылья! Вам хорошо, господин дракон, вы же – летучий, так что для вас никакое расстояние не может стать преградой.

– Так ты что же это, совсем летать не умеешь? Может, умеешь пускать огонь и дым изо рта? Что, и этого не умеешь? Тогда какого же хрена ты тут выпендривался? На что ты вообще рассчитывал, когда угрожал мне – дескать, пасть порву, голову снесу, глаза повыкалываю?

– Но вы же сами сказали, господин дракон, что у меня язык без костей. Очень верное, кстати, наблюдение. Вот мой язык безкостный и молол все подряд. Молол и даже не спрашивал моего разрешения.

– Ну, и что же ты теперь предлагаешь? – спрашиваю я у этого несчастного. – Собираешься всю оставшуюся жизнь в моей пещере прожить? В нахлебники хочешь записаться? Постоянную прописку надеешься получить?

– А не могли бы вы, господин дракон, помочь мне спуститься с горы? Я бы мог усесться на вашу спину. У вас ведь такие мощные крылья! И вообще вы такой сильный и мощный. Для вас ведь это сущий пустяк. И я, к тому же, вовсе не тяжелый. Я недавно взвешивался в военкомате, на медкомиссии, весы показали сорок пять килограммов. Меня даже в армию не хотели брать. Сказали: сбрось еще килограммов тридцать, и мы тебя освободим, а с твоим нынешним весом – годен в авиации. Записали меня в парашютисты. Теперь вот прыгаю. Несколько раз даже без парашюта прыгал.

– Верю! Верю! Никому другому не поверил бы, потому что без парашюта обычно прыгают только один раз. До второго прыжка дело не доходит. Но от тебя всего можно ожидать.

– Ну так как же, господин дракон? Уважьте, пожалуйста, мою просьбу. Спустите меня с горы, – продолжал канючить Емеля-пустомеля.

– Так ты хочешь, чтобы я тебя на своих крыльях с горы спустил? И чтобы непременно с ветерком, не так ли? Ну, Емеля, ты и нахал. Что я тебе, маршрутное такси, что ли?

Ну, в общем, поворчал я немного для видимости, но в конце концов пожалел бедолагу, перенес его на своих крыльях к самому подножью. Расстались мы с ним, как хорошие друзья. Емеля даже дал мне свой адрес и свой телефон, просил непременно навестить его, если окажусь в их краях, в его стране.

Папа-дракон помолчал немного, затем посмотрел на стенные часы, чтобы не прозевать время обеда. Каким бы длинным ни был его рассказ, папаше дракону непременно нужно было уложиться во времени, потому что обед для него был важнее всех историй и рассказов на свете. Любой рассказ и любая история могли потерпеть, могли подождать, а обед потерпеть и подождать никак не мог, потому что, как любил повторять папа-дракон, голод – не тетка. А еще он любил повторять, что обед – дело святое. Но до обеда еще оставалась одна минута, и он задумчиво сказал:

– Одного я до сих пор никак не могу понять, Дракоша. Если уж люди посылали этого Емелю с таким важным, ответственным государственным заданием, неужели им было так трудно обеспечить его соответствующим транспортом, ну, скажем, подбросить его на вертолете. Странные все же существа, эти люди…

 

Глава пятая

 

Секрет папаши Дракоши

 

– Папа, как все-таки это у тебя так здорово получается выдыхать огонь и дым? Очень эффектно! Только не вздумай говорить мне, что это у тебя получается само собой, совершенно непроизвольно.

– Ну что тебе сказать, сынок. Есть у меня один маленький секрет. Настолько маленький, что мне даже неловко называть его секретом. Люди о нем не знают, но вовсе не потому, что я нарочно что-то от них скрываю, а потому, что они меня об этом никогда не спрашивали. Так что получается, что я просто умалчиваю о своих секретах, а это вовсе не одно и то же, что о чем-то нарочно недоговаривать или что-то скрывать, специально хранить какие-то секреты и тайны. А умалчиваю я о моих секретах вовсе не потому, что не хочу, чтобы люди узнали о них, а потому, что для того, чтобы ты что-то ответил, нужно, чтобы кто-то тебя об этом спросил. Без вопросов не бывает ответов. Сперва кто-то непременно должен обратиться к тебе с вопросом, а потом уже должен последовать твой ответ на этот самый вопрос. Правильно я рассуждаю? Не буду же я сам, по своему почину и по своей инициативе рассказывать им о своих секретах, пусть даже самых маленьких. Вот когда они догадаются спросить, тогда я им и расскажу. Хотя жалко, конечно, расставаться со своими секретами. Очень жалко. Потому что стоит мне рассказать людям о своих секретах, как эти секреты сразу же перестанут быть секретами. Был у тебя секрет – и нет у тебя никакого секрета. И жизнь, которая до этого переливала всеми цветами радуги, сражу же становится монотонной, одноцветной, серой. Ведь если о твоих секретах знают люди, то эти твои секреты сразу же обесцениваются, они уже ничего не стоят и ничего не значат. Настоящие алмазы и бриллианты в одночасье превращаются в обыкновенные и жалкие стекляшки.

– О каких же секретах ты умалчиваешь, папа? Видишь, люди не догадываются у тебя спросить, а я догадался. И я уже у тебя спросил. Так что вопрос уже есть, вопрос уже задан. А если есть заданный вопрос, то он ни в коем случае не должен оставаться без ответа. Так ведь? Правильно я рассуждаю?

– Ты тоже правильно рассуждаешь, Дракоша. Выдыхание огня и дыма – это очень простой фокус, настолько простой, что это даже не фокус. Его могут проделывать все драконы, и даже не только драконы, но и многие люди.

– И даже я?

– Ну, конечно. Ты ведь дракон, а для драконов, как ты знаешь, нет ничего невозможного.

– Но ведь я же пока очень маленький дракон. А значит, не совсем настоящий. Я еще только-только должен стать настоящим драконом, как ты и как мама.

– А знаешь почему все драконы огнедышащие? Потому что они едят очень много чеснока, очень много горького перца и очень много горчицы. И о кетчупе тоже не забывают. Я, например, даже не могу представить своей жизни без чеснока, молотого черного и красного перца и горчицы, и, конечно, без острого кетчупа. Я ем их и за завтраком, и за обедом, и за ужином, ем и по отдельности, и все вместе. Для меня чеснок, перец, кетчуп и горчица – это все равно, что горючее для автомобилей и самолетов, для космических кораблей. Можно даже сказать, что я заправляюсь горчицей, чесночным соусом, острым кетчупом и горьким перцем. Летучим драконом меня делают мои крылья, а вот реактивную скорость мне придают и делают огнедышащим именно эти замечательные, волшебные приправы – чеснок, горчица, кетчуп и перец. Кстати, для того чтобы выпускать огонь и дым изо рта, тебе вовсе не обязательно дожидаться, когда ты станешь взрослым драконом. Тебе вполне достаточно поесть немного горчицы. Или, скажем, чеснока. А можно и перца. Острый кетчуп, кстати, тоже вполне подойдет.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что какая-то там горчица может уже сегодня сделать меня огнедышащим? И даже летучим?

– А ты можешь попробовать. Вот возьми одну маленькую ложечку горчицы из этого горшочка и съешь.

И папаша дракон взял чайной ложечкой немного горчицы из горшочка и протянул ее Дракоше. Дракоша осторожно занес ложечку в рот и проглотил ее содержимое.

В то же самое мгновенье глаза маленького дракончика покраснели, налились кровью, вылезли из орбит и полезли на лоб, из них посыпались самые настоящие искры, из ноздрей, из ушей повалил густой дым, а изо рта у него вырвалось самое настоящее пламя, да еще какое!

– Ой-ой-ой-ой-ой! – завопил Дракоша и заметался по всей пещере, подобно большому воздушному шару, который вдруг кто-то взял и проколол иголкой. Он смешно замахал своими малюсенькими крылышками, и впервые в жизни эти крылышки оторвали его от земли, подняли его высоко над землей, и он полетел. – Ой-ой-ой-ой-ой! Горю! Сгораю! Спасите! Пожар! Воды! Дайте мне воды!

– Как раз воды тебе сейчас никак нельзя, – спокойно сказал папаша дракон. – От воды тебе будет только еще хуже. Пожуй что-нибудь. Возьми эту морковку. Не беспокойся, сейчас тебе полегчает.

– Папа, что это было? – спросил он спустя несколько минут, когда к нему вернулось самообладание и способность членораздельно разговаривать. – Что со мной произошло?

– Вот это и был тот самый фокус, о котором я тебе говорил. Теперь ты знаешь о моем секрете. Видишь, как все просто?

– Для тебя, может, и просто, но это – самый настоящий фокус. Как ты можешь есть эту гадость?

– Как же так, сынок! Ты называешь гадостью горчицу? Да ведь это же самое лучшее, что придумала природа. С горчицей все становится невероятно вкусным. И то же самое чеснок. А кетчуп? А горький перец? Каждая из этих приправ придает особый вкус любой пище. А хаш с чесночным соусом или хоровац с горчицей или кетчупом – это же вообще объеденье! Ты ведь знаешь пословицу драконов: с чесночным соусом можно съесть даже собачью какашку?

– Ох, папа! Что ты такое говоришь! Неужели ты и в самом деле способен съесть собачью какашку?

– Ну как бы тебе это объяснить, сынок? С чесночным соусом – да, способен. Вернее, нет, ты опять все не так понял. У тебя просто замечательная способность все понимать не так, как следует. Это просто пословица. Ну, выражение такое. Никто не собирается есть собачью какашку. Просто с чесночным соусом все на свете становится съедобным и вкусным. Образно говоря, чесночный соус способен превратить в конфету все, что угодно.

– Даже собачью какашку?

– Даже собачью какашку.

– Ой, папа, уж не хочешь ли ты сказать, что вы с мамой давали мне вместо конфет собачью какашку в чесночном соусе?

– Ну, Дракоша, тебя опять занесло не в ту степь, то есть совсем не туда, куда нужно. Успокойся. Все конфеты, которые мы с мамой давали тебе, были самые-самые настоящие. И по-настоящему вкусные. Но пословице это не противоречит. И пословицы этой не отменяет.

– Ну все, папа. Теперь я знаю твой секрет. И знаешь, мне совершенно не понравилась эта горчица. И чесночный соус я тоже не люблю. И острый кетчуп – тоже. О горьком молотом красном или черном перце вообще не говорю – я их терпеть не могу. Никогда в жизни не притронусь ни к одной из этих приправ. Мне как-то расхотелось становиться летучим и огнедышащим драконом, если для этого непременно нужно есть эти острые и горькие приправы.

– Не зарекайся, сынок. Никогда не говори «никогда». Запомни этот день. Когда-нибудь ты сам попросишь дать тебе этих самых приправ. Когда-нибудь тебе непременно захочется стать настоящим драконом, летучим и огнедышащим. Запомни этот день. И запомни эти мои слова.

– А знаешь, папа, кажется, я понял, что хочет сказать эта драконья пословица.

– Ну вот и хорошо. Ну вот и замечательно, – ответил папаша дракон, широко зевая. Он всегда широко зевал, когда хотел показать окружающим, что ему ужасно хочется поспать.

– Но все равно, папа. Никогда и ни под каким видом не нужно есть собачью какашку. Даже с чесночным соусом. Или с горчицей. Или с кетчупом. Или пусть даже с красным и черным перцем.

 

 

Глава шестая

 

То, что есть, или то, чего нет?

 

Как-то Дракоша что-то увлеченно записывал в свою большую толстую тетрадь.

– Что это ты там пишешь, Дракоша? – поинтересовался папа-дракон.

– Я записываю в свою тетрадку всех зверей, всех птиц, все растения, которых нет в наших краях, в наших лесах и вообще на нашей горе.

– А по-моему, Дракоша, ты подошел к вопросу не с того конца. Это все равно, что открыть бочку с медом с обратной стороны. Тебе для этого даже тысячи тетрадей не хватит. А ну-ка давай почитаем, что ты там понаписал.

И папа-дракон надел очки, которые он надевал только в особых случаях – для чтения книг, газет и журналов, затем взял тетрадь Дракоши и стал читать.

«В наших горах и в наших лесах, к сожалению, не живут жирафы, слоны, носороги, лоси, зебры, бегемоты, кенгуру, страусы, утконосы, анаконды, муравьеды, леопарды, гепарды, пумы, гориллы, верблюды, ну и так далее».

– А что означает это «ну и так далее»? – спросил папаша дракон.

– Видишь ли, папа, каждый раз, когда мне на память не приходит решительно ничего нового, хотя я точно знаю, что мой список не полный, я добавляю: «ну и так далее».

– Так. Понятно. Но, с другой стороны, Дракоша, вовсе не нужно сожалеть, что у нас здесь не водятся слоны, носороги и бегемоты. Они водятся в Африке, в саванне. Там для них раздолье, там природа располагает ресурсами, необходимыми для их пропитания, для их жизни. Если бы здесь жили слоны, носороги и бегемоты, им бы здесь приходилось очень туго. У нас ведь холодные зимы, а они теплолюбивые животные. К тому же в зимние месяцы здесь вообще не бывает травы, а ведь слоны, носороги и бегемоты – травоядные животные. То есть если бы они здесь водились, им бы было холодно и голодно, и они чувствовали бы себя очень несчастными и заброшенными. И нам бы тоже было очень плохо, потому что очень непросто смотреть в глаза несчастных и заброшенных животных, которые мучаются от холода и голода и тоскуют, скучают по своей родной местности, скажем, по Африке или Австралии. Ты понимаешь, что я имею в виду?

-Понимаю, папа. Ты имеешь в виду, что все животные должны обитать в своей родной среде.

– Ну да, именно это я и имею в виду. Ну что ж, продолжим.

«В наших реках, к сожалению, не водятся киты, касатки, дельфины, крокодилы, акулы, осьминоги, щуки, осетры, лососи, медузы, морские ежи, ну и так далее».

– Так. Это тоже понятно. Хотя и немного печально, что у нас, в наших реках, всего этого нет. Но ведь, с другой стороны, как могут обитать в наших маленьких горных реках киты, касатки, акулы и дельфины? Им здесь просто не развернуться, для них здесь не хватит воды. Киты, касатки, акулы и дельфины не могут жить даже в больших озерах, они живут только в больших морях и океанах, им нужен океанский простор. Если бы в наших реках жили киты и дельфины, они целыми днями плакали горючими слезами, ревели бы, брызгали бы водой и упрашивали бы нас выпустить их в моря и океаны. Ты бы смог смотреть в печальные, тоскующие глаза китов и дельфинов, умоляющих тебя спасти их от неминуемой смерти в этих маленьких горных речушках?

– Да, папа, ты прав, это даже очень хорошо, что в наших реках нет акул и крокодилов, китов, касаток и дельфинов. Им здесь просто нечего делать. Пусть уж лучше плавают в своих морях и океанах.

– Так. Продолжим читать твое сочинение.

«Из птиц у нас, к сожалению, не встретишь колибри, фламинго, попугаев, павлинов, пеликанов, не обитают у нас также цапли, аисты, журавли, туканы, грифы, ну и так далее».

– Да. Печально. У меня окончательно испортилось настроение. Что же у тебя идет дальше? Как я и думал, деревья. Посмотрим, каких деревьев ты в наших лесах не досчитался.

«Из деревьев в наших лесах, к сожалению, не растут баобабы, эвкалипты, пальмы, бамбук, кипарис, оливковое дерево, атласное дерево, красное дерево, сандаловое дерево, секвойя, ну и так далее».

– А знаешь, Дракоша, ты занимаешься очень интересным и полезным делом. Об одном только приходится сожалеть.

– О чем это приходится сожалеть, папа?

– О том, что твое сочинение получается немного печальным и грустным. А я предлагаю тебе посмотреть на нашу фауну и флору, то есть на наш животный и растительный мир, с другой, противоположной точки зрения. Почему бы тебе не написать о том, что у нас есть, о животных, птицах, рыбах и растениях, которые нас окружают, которые ты видишь и с которыми встречаешься. Разве у нас такая уж бедная живая природа? Разве у нас мало зверей, птиц и рыб? Разве в наших лесах мало деревьев? Посмотри на нашу среду обитания, на наши долины и луга, на наши леса и реки другими глазами. И тогда дело пойдет намного веселее. И нам с тобой не будет так обидно и так печально из-за того, что у нас нет носорогов и слонов. Зато у нас есть многое другое. Научись радоваться тому, что есть, и поменьше думать о том, чего нет.

– Боюсь, что у меня ничего не получится, – с грустным вздохом сказал Дракоша. – Ведь я уже открыл бочку не с того конца.

– Ну это дело вполне поправимое. Просто открой новую страницу в своей тетради и запиши в нее все виды зверей, животных, рыб, деревьев и растений, которые у нас есть и которые ты знаешь. Самое главное здесь понять и внушить себе, что намного проще и продуктивнее записывать в тетради не то, чего у нас нет, а то, что у нас есть. А у нас есть медведи, волки, лисицы, кабаны, рыси, олени, белки, барсуки, бурундуки, еноты… Как ты там говоришь? «Ну и так далее». В наших горах водятся снежные барсы. А моя бабушка рассказывала мне, что как-то, давным-давно, видела в наших горах даже снежного человека. Правда, я лично этого снежного человека ни разу в жизни не встречал, по-видимому, потому, что он такой же нелюдимый и застенчивый, как наша тетушка Несси из шотландского озера Лох-Несс. Судя по всему, он избегает встреч даже с нами, драконми, хотя мы очень мирные и добрые и до сих пор никому никакого вреда не причиняли. Но, как бы то ни было, у меня нет никаких оснований, чтобы не верить рассказам моей бабушки.

Папа-дракон помолчал, выразительно и широко зевнул и сказал:

– Ну, ладно, Дракоша, ты продолжай свою работу, а я, если ты, конечно, не возражаешь, займусь своей.

– Какой же работой ты собираешься заняться, папа?

– Очень важной, сынок. Я хочу немного поспать перед ужином. Нужно обязательно хорошенько отдохнуть и набраться сил, потому что ужин – дело серьезное. И святое.

– Хорошо, папа, спи, но только постарайся не очень громко храпеть, а то я не сумею сосредоточиться, – сказал Дракоша.

– Да я вообще не храплю. Это ты и твоя мама на меня наговариваете, напраслину возводите. Как это может быть, чтобы я храпел и при этом сам не знал, что храплю. Такого просто не может быть.

Папа-дракон снова зевнул, улегся в своей кровати и сразу же сталь громко сопеть и храпеть.

Дракоша между тем открыл в своей тетради новую страницу и стал дописывать свое сочинение.

«В наших горных краях не встретишь пеликанов и фламинго, но зато у нас живут орлы, беркуты, соколы, вороны, сороки, скворцы, грачи, перепела, соловьи, синицы, жаворонки, кукушки, дятлы, удоды, воробьи, галки, дрозды, ну и так далее».

Он остался очень доволен новым подходом, теперь ему действительно стало интереснее и веселее, и он продолжил.

«В наших лесах растут береза, дуб, клен, ель, сосна, тополь, пихта, туя, ясень, ольха, акация, тутовое дерево, яблоня, груша, вишня, ореховое дерево, ива, ну и так далее».

– Вот теперь другое дело, – сказал Дракоша себе самому. – А то получалась тоска зеленая: этого нет, того нет, третьего нет, четвертого нет… Ну, и так далее.

Вечером, когда подошло время ужина, и папаша дракон проснулся, основательно отдохнув и набравшись сил, чтобы плотно поужинать, Дракоша сказал ему:

– И все-таки, как жаль, что у нас не водятся кенгуру. Знаешь, папа, они чем-то похожи на нас. И потом, они такие забавные! Они так забавно скачут! Вот так, смотри. Прыг-скок, прыг-скок. Прыг-скок.

И Дракоша стал прыгать по-кенгуриному.

– К тому же они носят своих детей в сумках. Я бы тоже очень хотел, чтобы мама носила меня в сумке. Не сейчас, конечно, сейчас я большой и тяжелый, а раньше, когда я был еще совсем маленьким и мог поместиться в любой, даже самой маленькой маминой сумке. Мама носила бы меня в сумке на животе и прыгала бы, как кенгуру. Вот так: прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок. Вот было бы здорово! А я бы выглядывал из сумки и смотрел бы по сторонам. И к тому же указывал бы ей дорогу. И заодно ел бы мороженое. Как ты думаешь, папа, в ее сумке поместился бы холодильник с мороженым? Эх, какие все же забавные животные, эти кенгуру! А знаешь, папа, забавнее всего то, что эти забавные кенгуру даже сами не подозревают, что они такие забавные.

Дракоша немного помолчал, о чем-то призадумался, а затем добавил:

– Но больше всего мне жаль, что у нас здесь нет океана, в котором водились бы дельфины. Они такие умные и такие добрые! Дельфины – самые умные, самые добрые и самые привлекательные существа в мире. Они почти такие же умные, добрые и привлекательные, как мы, драконы. Как ты думаешь, папа, я правильно рассуждаю?

– Совершенно правильно, сынок, – охотно согласился папа-дракон, потому что ужин был уже на столе и у него было очень хорошее, можно даже сказать, приподнятое настроение.

 

 

Глава седьмая

 

Два открытия Свинюшки Хрюхрюшки

 

Самой главной отличительной особенностью Свинюшки Хрюхрюшки было то, что у нее было семь пятниц на неделе. Нет, конечно, пятница у нее на неделю была одна, но все вокруг почему-то считали и говорили, что их, этих самых пятниц, у Хрюхрюшки на неделе семь. Что ни день, то пятница. И понедельник – пятница, и вторник – пятница, и все остальные дни недели – тоже. Включая субботу и воскресенье. И даже пятница у нее тоже была пятницей. Но это уже было простое совпадение.

А объяснялось такое множество пятниц на неделе тем, что у Свинюшки Хрюхрюшки настроение менялось чаще, чем погода в марте. И характер у нее тоже был очень неустойчивый, то есть переменчивый. А если у тебя переменчивое настроение и неустойчивый характер, то тебе непременно кто-нибудь возьмет да скажет, что у тебя семь пятниц на неделе. Потом еще кто-нибудь это скажет. Потом это тебе скажет третий, четвертый… И так постепенно и незаметно к тебе, словно банный лист, прилипнет это выражение. И уже никогда не отлепится.

Была у Свинюшки Хрюхрюшки еще одна характерная особенность, или, возможно, особенность характера. Эта особенность заключалась в непредсказуемости ее реакции на самые разные явления, да и вообще, в непредсказуемости ее поведения. Так, если на вашу голову упадет желудь, то это навряд ли улучшит ваше настроение. Если вы в этом сомневаетесь, то можете попробовать. Хотя лучше поверить мне на слово и не делать этого. А если вы спокойно спите под деревом, раскачиваясь в гамаке, а в это время вам на голову падает – бабах!!! – большущий и твердый желудь, то вы можете даже не на шутку рассердиться. А что еще вам остается делать, если упавший желудь причинил вам боль и на голове выскочила шишка?

У Свинюшки Хрюхрюшки было много любимых занятий, но самым любимым ее занятием было лежать на гамаке под большим дубовым деревом, раскачиваться и дремать. И поскольку она раскачивалась и дремала в гамаке под большим дубовым деревом, то с этого самого дерева время от времени падали большие спелые желуди. И очень часто они падали прямёхонько на голову Свинюшки Хрюхрюшки.

Вот в этот самый момент как раз и проявлялась во всем своем объеме характерная особенность и особенность характера Свинюшки Хрюхрюшки. Дело в том, что ее настроение от этого чаще всего резко улучшалось. И чем больше желудей сыпалось на ее голову, тем веселее и радостнее становилось у нее на душе, и она становилась очень разговорчивой, общительной, шутливой, озорной.

Как-то, когда один очень большой, тяжелый и твердый желудь больно ударил спящую Свинюшку Хрюхрюшку по голове, она совсем развеселилась и сказала сама себе:

– А не придумать ли мне «Закон Всемирного Падения Желудей»? Я назову этот Закон своим  Первым Законом. Он так и будет называться: «Первый Закон Свинюшки Хрюхрюшки». Чистых, абсолютных случайностей на свете не бывает. Каждая случайность является неосознанной закономерностью. Проще говоря, мы считаем случайность случайностью, потому что не можем осознать ее закономерность. Ведь этому желудю совсем не обязательно было упасть на мою голову. Он мог упасть куда-нибудь еще. И если желуди так любят падать мне на голову, значит, есть в этом своя внутренняя закономерность. А теперь попробуем эту закономерность осознать. Падая мне на голову, желуди напоминают мне о себе, дают о себе знать. Для них важно, чтобы я их заметила, обратила на них внимание. И чтобы не забыла по рассеянности их съесть. А еще это означает, что моя голова притягивает желуди, как магнит. То есть она обладает особой притягательной силой. А это уже будет моим Вторым Законом. И назову я его так: «Закон Всемирного Притяжения Желудей». Он так и будет называться: «Второй Закон Свинюшки Хрюхрюшки».

 

Но в этот день Свинюшка Хрюхрюшка никак не могла дождаться, чтобы открытые ею законы показали себя во весь рост, во всем своем блеске. Она с самого раннего утра раскачивалась в гамаке, дремала, хрюхрюкала про себя, но при этом ни один желудь даже не думал упасть ей на голову. И это наводило на Свинюшку очень невеселые мысли, и ее постепенно охватывало меланхолическое настроение. Вот поэтому-то с самого утра она была не в духе, то есть в очень плохом настроении.

Вот в это самое не очень подходящее время и подошли к дремлющей и угрюмо, сердито посапывающей, хрюхрюкающей Свинюшке маленький дракончик Дракоша и его новые друзья – коровка Бурёша, бычок Гаркоша, медвежонок Топотоша, Лисенок Хитрёша.

– Чем это ты здесь занимаешься, маленькая свинюшка? – вежливо поинтересовался Дракоша. Он считал правильным завязывать знакомство с незнакомыми обитателями своей родной горы именно этим вопросом. Ему было как-то неловко подойти к незнакомой свинюшке и сразу спросить: «Кто ты такая?» или: «Как тебя зовут?». А о том, чтобы подойти к незнакомой свинюшке и спросить ее: «Извините, пожалуйста, вы не подскажете, который теперь час?» – просто не могло быть и речи, потому что это было бы еще глупее. Более того, это было бы верхом бестактности, потому что свинюшка могла просто взять и ответить: «У меня нет часов», и разговор был бы окончен, даже не начавшись. К тому же ни одному обитателю горы не могло бы придти в голову носить с собой часы. Коровам или овцам, да и этой незнакомой маленькой свинюшке было бы очень неудобно носить наручные часы на одной из четырех своих ног, и, ко всему прочему, для чего, скажите на милость, им нужно носить на себе лишний груз, если достаточно просто поднять голову вверх и по расположению солнца в небе узнать, что сейчас ровно десять часов и одиннадцать минут утра. Именно утра, а не вечера.

– Чем я здесь занимаюсь? Хрюхрю, – меланхолично переспросила свинюшка. – Да вот, как видите, лежу здесь в тенечке, хрюхрю, под вековым дубом, и жду, когда сверху упадет какой-нибудь спелый желудь. Хрюхрю.

– А что, здесь сверху падают спелые желуди? – спросил Дракоша с тем же благожелательным, дпужелюбным и вежливым тоном. Он, конечно же, прекрасно знал, что на дубе растут желуди, именно желуди, а не, скажем, яблоки или груши; знал маленький дракончик и то, что время от времени эти спелые желуди имеют привычку падать на землю. Но если бы он не поинтересовался, то эта маленькая свинюшка вполне могла бы принять его за зазнайку-всезнайку и выскочку. Да и потом, если не задавать вопросов, то не последует никаких ответов и разъяснений, потому что на незаданные вопросы не могут последовать ответы и разъяснения. И тогда эта хрупкая, только-только завязывавшаяся беседа, которой предстояло постепенно перерасти в дружбу, вполне могла бы сама собой развязаться, прерваться, прекратиться. А Дракоша этого вовсе не хотел: ведь он был очень дружелюбным дракончиком, а для того, чтобы его дружелюбие проявилось во всей своей мере, ему следовало завести друзей. А для этого следовало не торопить эту, не понукать эту только-только начавшуюся беседу, а направлять ее по правильному руслу.

– Конечно, падают, – так же меланхолично и равнодушно ответила, не забыв при этом привычно хрюхрюкнуть, маленькая свинюшка, которая в принципе не возражала, чтобы этот маленький незнакомый любознательный дракончик задавал ей свои вопросы, но при этом ей было лень отвечать на них, потому что это были вопросы, ответы на которые лежали на поверхности и ответить на которые мог бы каждый дурак. Или каждая дура. Дурак, если это глупенький мальчик. И дура, если это глупенькая девочка.

– И ты вот так вот лежишь и ждешь, когда с дерева упадет желудь? – продолжал неторопливо, осторожно разматывать клубок беседы Дракоша. – А не лучше ли было тебе разлечься под яблоней, ведь с нее может упасть спелое яблоко. А если это яблоко упадет прямёхонько тебе на голову, то ты, возможно, сделаешь какое-нибудь важное научное открытие.

– Здесь, хрюхрю, растут только дикие яблони, а с них, хрюхрю, падают только дикие яблоки, и они, хрюхрю, очень маленькие и кислые, а для научных открытий, хрюхрю, они вообще не годятся, – по-прежнему лениво и меланхолично ответила свинюшка.

– Вот лентяйка! – не выдержал Медвежонок Топотоша. Он тоже считал себя большим лентяем, но не до такой же степени! Лежать и ждать, когда желудь сам упадет тебе на голову, это все равно, что ждать, когда мед в горшочке сам потечет тебе в рот или когда рыбка в реке сама запрыгнет тебе в рот. И поэтому медвежонок с едва скрываемым возмущением спросил: – Почему бы тебе не взобраться на дерево и не поесть этих самых желудей, как говорится в одной басне, «досыта, до отвала»?

– Сам лезь на дерево, хрюхрю, если хочешь, – спокойно, даже не удосужившись открыть глаза и выяснить, кто же это разговаривает с ней в таком недопустимо возмущенном и негодующем тоне, ответила маленькая свинюшка. – А я, хрюхрю, забираться на дерево не хочу и не буду. А не хочу я и не буду на него забираться, хрюхрю, потому, что все равно, хрюхрю, ничего путного у меня из этого не получится. Свиньи, хрюхрю, не могут залезать на деревья. Мы же, хрюхрю, не кошки какие-нибудь. И не белки. Так что прежде чем давать мне свои глупые советы, хрюхрю, посмотри на мои копытца.

– А я вот могу безо всяких проблем взобраться на любое дерево, – сказал Медвежонок Топотоша.

– На любое-любое дерево? – недоверчиво спросила свинюшка, в голосе которой стало значительно меньше меланхолического равнодушия и значительно больше заинтересованности. – И на это дерево, хрюхрю, тоже можешь взобраться?

– Я же сказал – на любое. Вот, смотрите.

И Медвежонок Топотоша очень ловко и очень быстро вскарабкался по мощному стволу дуба на самую его верхушку, а затем столь же ловко и быстро спустился.

– Ну как, все видели? – гордо спросил Топотоша.

– Да, здорово это у тебя получается, – сказала Бурёша с нескрываемой завистью в голосе. – Эх, хотела бы я тоже так ловко лазить по деревьям.

– Это даже хорошо, что не умеешь, – сказал Медвежонок Топотоша. – Потому что ты была бы единственной в мире коровой, лазающей по деревьям, и тебя затаскали бы по разным цирковым аттракционам. А тебе это надо?

– Да, действительно хорошо, что ты не лазаешь по деревьям, а то бы могла упасть и очень серьезно пораниться и даже сломать себе ногу, – сказал Дракоша, который даже мысли такой не мог допустить без содрогания.

– Тогда Бурёше наложили бы на ногу гипс и она стала бы единственной в мире коровой, ходящей на костылях. Хи-хи-хи! А знаешь, Бурёша, костыли бы тебе тоже очень подошли бы, хи-хи-хи! – со злобой и ехидством сказал Лисенок Хитрёша, украдкой кивая на Дракошу, чтобы всем было понятно, что он пародирует маленького дракончика.

– Подождите, подождите, хрюхрю, я что-то не поняла, – вся напряглась и насторожилась маленькая свинюшка, которая даже не поленилась встать со своего места. – Уж не хотите ли вы сказать, хрюхрю, что этот самый медвежонок, хрюхрю, который сейчас стоит передо мной, как лист перед травой, вскарабкался на дерево?

– Он не только вскарабкался, но и спустился с дерева, – сказал Лисенок Хитрёша. – И что же в этом такого удивительного? Он ведь медвежонок, а не корова или свинья. Хи-хи-хи!

– Эй, свинюшка! Ты что же это, действительно не видела, как я вскарабкался на дерево и спустился с него? – удивился Медвежонок Топотоша. – А куда же смотрели твои глаза?

– Мои глаза, хрюхрю, смотрят только вперед! – сердито взвизгнула свинюшка. – Только вперед. Вы что, не видите, хрюхрю, что у меня совсем нет шеи. Мое туловище устроено так, хрюхрю, что если мне нужно посмотреть налево, хрюхрю, я поворачиваюсь всем корпусом влево; если мне нужно посмотреть направо, хрюхрю, я поворачиваюсь всем корпусом вправо; если мне нужно посмотреть назад, хрюхрю, я всем своим туловищем поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Вот таким вот образом. Хрюхрю. Смотрите!

И свинюшка сделала полный разворот.

– А что же ты делашь, когда тебе бывает нужно посмотреть вверх? – спросил Медвежонок Топотоша.

– А ничего не делаю, хрюхрю. Потому что это бессмысленно и бесполезно. Хрюхрю. Свиньи не могут смотреть вверх, хрюхрю, как бы они этого ни хотели и как бы они для этого ни старались. Хрюхрю.

– Ну ничего, свинюшка, не печалься. Что за беда? Ведь мы же все видели, как медвежонок залез на дерево и слез с него. Причем очень легко и быстро.

– А я вам не верю! Не верю! Хрюхрю,  – еще более сердито и громко взвизгнула свинюшка. – Я, конечно, не хочу сказать, хрюхрю, что вы меня обманываете, хрюхрю, это было бы с вашей стороны слишком уж бессовестным обманом, хрюхрю, но я верю только и только своим глазам, хрюхрю, только тому, что могу потрогать и пощупать. Давайте сделаем вот что. Хрюхрю. Медвежонок снова вскарабкается на дерево, хрюхрю, и в качестве доказательства сорвет с самой высокой ветки, хрюхрю, самый спелый желудь и сбросит его мне. Вот тогда, хрюхрю, я смогу увидеть его собственными глазами, смогу его потрогать, пощупать и даже попробовать на зуб.

Сказано – сделано. Медвежонок Топотоша не заставил долго себя упрашивать. Он легко и быстро вскарабкался на самую верхушку дерева, сорвал самый спелый, самый большой желудь, сбросил его на землю и так же быстро спустился с дерева.

Маленькая свинюшка едва успела подобрать и с хрустом и сопровождающим хрюхрюканьем съесть свой желудь, как Медвежонок Топотоша снова оказался на земле и стоял перед ней, рядом со своими друзьями – маленьким дракончиком Дракошей, коровкой Бурёшей и Лисенком Хитрёшей.

– Ну, что ты скажешь теперь? – победно спросил Топотоша.

– Ну как, теперь-то ты поверила своим глазам? – спросил Дракоша.

– Вы что, хрюхрю, издеваетесь надо мной? – чуть не плача от обиды и досады, спросила свинюшка. – Подняться на это огромное дерево, хрюхрю, на этот тысячелетний дуб, хрюхрю, на котором растет тысяча мешков самых спелых, самых больших, самых вкусных и отборных желудей, хрюхрю, и сорвать и сбросить один-единственный желудь?.. Вы что, хрюхрю, садисты? А ну-ка, хрюхрю, живо убирайтесь отсюда! Кажется, вы меня спросили, хрюхрю, чем я тут занимаюсь? Так вот, я вам отвечаю: я здесь лежу в гамаке, в тенечке, под дубом вековым, хрюхрю, принимаю воздушную ванну и между делом жду, хрюхрю, когда созреют эти чертовы желуди, созреют настолько, хрюхрю, чтобы падать на землю, а заодно, хрюхрю, и на эту жирную и глупую голову. Теперь вы получили исчерпывающий ответ на свой вопрос. Так что можете убираться. Хрюхрю.

– Кажется, эта маленькая хрюхрюкающая свинюшка не на шутку расстроилась и рассердилась. У вас есть какие-нибудь соображения, с какой такой стати она так на нас взъелась? – спросил у друзей Медвежонок Топотоша.

– Ребята, а давайте послушаемся ее совета и уберемся отсюда подальше, оставим ее в покое с ее дубом и желудями, – сказал Лисенок Хитрёша.

– Давайте уйдем, – охотно согласилася Бурёша. – Вы же видите, эта маленькая свинюшка сегодня в очень плохом расположении духа.

Жаль, что у нее так внезапно испортилось настроение, – расстроенно сказал Дракоша. – Я ведь только-только подготовил благодатную почву, чтобы выяснить, не согласится ли эта свинюшка Хрюхрюшка дружить с нами. Как вы думаете, сейчас подходящий момент, чтобы спросить ее об этом?

– Давайте не будем искушать судьбу и уйдем отсюда подобру-поздорову, – сказал Медвежонок Топотоша. Он, в общем-то, был не робкого десятка, просто всячески избегал любых конфликтных ситуаций и не любил лезть на рожон.

– Я тоже думаю, что с этим вопросом следует обратиться к Свинюшке Хрюхрюшке в другой раз.

– Жаль. Очень жаль, – сказал Дракоша с сожалением. – А ведь мы так старались ей понравиться, произвести на нее благоприятное впечатление.

– Особенно я, – сказал Медвежонок Топотоша. – Я специально ради нее два раза взобрался на это дерево.

А маленькая коровка Бурёша задумчиво произнесла:

– А знаете, ребята, я где-то читала, что эти свиньи – самый неблагодарный народ. Не помню где. Кажется, в какой-то басне. И кажется, это мнение высказал какой-то большой дуб. Вполне возможно, что этот. Или очень похожий на этот.

 

Глава восьмая

 

Почему Свинюшку назвали Хрюхрюшкой

 

Помимо многих других особенностей у Свинюшки Хрюхрюшки была еще одна важная особенность. Она любила останавливать каждого встречного и поперечного и рассказывать о том, какая она особенная. Но для этого было необходимо, чтобы ей на голову упало очень много желудей и чтобы у нее от этого поднялось настроение.

Как-то, когда маленький дракончик Дракоша разгуливал на альпийской лужайке в компании своих друзей – коровки Бурёши, бычка Гаркоши, медвежонка Топотоши, Лисенка Хитрёши, они завидели издалека раскачивавшуюся в гамаке Свинюшку Хрюхрюшку, но решили не подходить к ней и не обращать на нее никакого внимания. Конечно, они вовсе не были злопамятными и уже совершенно не обижались на Свинюшку за ее грубое обращение с ними. Но Свинюшка тоже их заметила, быстро спрыгнула с гамака и сама к ним подошла. Вернее, подбежала вприпрыжку. Весело, быстро и резво.

– Привет, друзья-товарищи. Хрюхрю, – весело и задорно сказала Свинюшка. – Вот, пришла с вами пообщаться. Я ведь очень общительная и дружелюбная свинюшка.

Дракоша и его «друзья-товарищи» удивленно переглянулись. Надо же, несколько дней назад обошлась с ними так грубо и даже велела им убираться, а сегодня сама напрашивается в кампанию – как ни в чем не бывало.

– Это ты-то общительная и дружелюбная? – спросил Дракоша. – А на нас ты произвела ну совершенно противоположное впечатление. Ну ладно, если уж ты и в самом деле такая общительная и дружелюбная, то почему так грубо и неделикатно обошлась с нами во время нашей предыдущей встречи?

– А потому что у меня – семь пятниц на неделе. Я – самая непредсказуемая, самая взбалмошная свинюшка на свете.

Да, действительно, Свинюшка Хрюхрюшка сегодня была совсем не той, какой была несколько дней назад. Ведь недаром все в округе говорили, что у нее семь пятниц на неделе и совершенно несносный, неуправляемый, непредсказуемый, взбалмошный характер.

А Свинюшка между тем то и дело весело и дружелюбно хрюхрюкала, а затем взяла и сказала:

– А вы можете угадать с трех раз, как меня зовут?

– Можем, но не будем, – важно сказал Медвежонок Топотоша. –  А не будем угадывать, потому что не хотим. Да там и угадывать нечего.

– А вы все-таки попробуйте, – настаивала Свинюшка. – Могу поспорить, что ни за что не угадаете.

– Да не хотим мы с тобой спорить! Делать нам больше нечего, – вмешался Лисенок Хитрёша.

– Не хотите, потому что боитесь проиграть спор. Хрюхрю. Даже не просто боитесь, а точно знаете, абсолютно уверены, что проиграете, – продолжала подначивать и раззадоривать их Свинюшка.

– А вот и не боимся, – ответил Лисенок. – Ну как могут звать такую Свинюшку? Либо Наф-Наф, либо Нуф-Нуф, либо Ниф-Ниф.

– Это одна попытка или сразу все три? – поинтересовалась Свинюшка.

– Одна, конечно одна, – вступил в разговор Дракоша. С одной стороны, ему очень хотелось для видимости игнорировать эту неделикатную и взбалмошную Свинюшку, так грубо прогнавшую их в прошлый раз. Но, с другой стороны, ему еще больше не хотелось проиграть этот навязанный Свинюшкой спор. – У нас еще остаются две попытки.

– Ну, хорошо. Пусть будут две попытки. Все равно ни за что не угадаете, – хихикнула, вернее, хрюхрюкнула Свинюшка.

– Как еще ее могут звать? – подумал вслух Дракоша и сказал:

– Семь пятниц на неделе?

– Опять не угадали! – радостно и даже жизнерадостно хрюхрюкнула Свинюшка.

– Э-э-э, подожди, так нечестно! – вмешался Лисенок Хитрёша, которого также охватил азарт угадывания и спора. – Эта попытка не засчитывается. Дракоша просто хотел сказать, что у тебя семь пятниц на недела. Даже ёжику понятно, что такого имени на свете не бывает, тем более, у свинюшек.

– Ну, ладно, не считается так не считается, – как бы нехотя согласилась Свинюшка. – Все равно ни в жизнь не угадаете, как ни старайтесь. Так что лучше сдавайтесь.

– Только этого не хватало, – дружно сказали маленький дракончик Дракоша, Лисенок Хитрёша и Медвежонок Топотоша. – И не подумаем сдаваться. У нас еще две неиспользованные попытки.

– Хавроша? – с надеждой спросила коровка Бурёша, которой тоже вдруг очень захотелось угадать имя Свинюшки и победить в этом споре.

– Это уже теплее, но все равно неправильно. Хрюхрю. Ну как, сдаетесь?

– Нет, не сдаемся, – сказал Дракоша. – Нет у нас такой привычки – сдаваться. Мы сейчас посовещаемся, созовем, так сказать, консилиум, и угадаем. Тем более, что мы уже на правильном пути.

И друзья отошли в сторонку и стали совещаться.

– Ну давайте, ребята, угадывайте. Какие вы знаете свинячьи имена? – спросил Дракоша.

– Ну, наверное, Окорок? – неуверенно предложил Медвежонок Топотоша.

– Скажешь тоже, – с ходу отверг Дракоша. – Ты бы еще Котлетой ее назвал.

– А что, вполне может быть, – ответил Медвежонок, которому стало немного неприятно, что его предложение даже не поставили на голосование. – Свиные котлеты – это настоящее объеденье.

– Эх, если бы нужно было угадывать куриные имена, я бы вмиг предложил дюжину вариантов, – вздохнул Лисенок Хитрёша. – С курочками все намного проще: Курочка Ряба, Несушка, Пеструшка, Чернушка, Лапка, Ножка, Гузка, а если это петушок, то тоже без проблем: Золотой Гребешок, Масляна Головушка, Шелкова Бородушка…

– Вон куда тебя занесло, – перебил Лисенка Дракоша. – Да мы сейчас не о курочках и не о петушках говорим, а о свинюшках. Есть какое-то предложение по существу, давай, предлагай, выкладывай, а нету, так помалкивай и не отвлекай.

– Пятачок! Ну, конечно же, Пятачок! – воскликнул своим басовитым голосок бычок Гаркоша, который до этого момента сосредоточенно жевал траву. Оказывается, он не просто ее жевал, но при этом еще и думал, перебирал в уме свинячьи имена.

– А вот и нет! – радостно, весело, возбужденно и восторженно хрюхрюкнула и при этом взвизгнула Свинюшка Хрюхрюшка. – Ну все, вы проиграли. А зовут меня Хрюхрюшкой.

– Ну, сказала бы сразу, нечего было здесь аттракцион устраивать, – разочарованно сказал маленький дракончик Дракоша. Ему было страшно обидно, что он со своей командой проиграл этой маленькой, шумной, все время противно сопящей и хрюхрюкающей Свинке. – А кстати, тебе намного больше подошло бы имя Хавроша. Так что мы себя проигравшими не считаем. Правильно, Бурёша? Правильно, ребята?

– Ну конечно, – хором поддакнули друзья Дракоши. – Нашла чем гордиться.

– А вы знаете, почему меня назвали Хрюхрюшкой? – продолжила Свинюшка Хрюхрюшка. – Хотите, расскажу? Хрюхрю.

– Нет, не знаем. И знать не хотим. Нам это совершенно неинтересно, – сказал Лисенок Хитрёша и отвернулся, хотя при этом продолжал искоса и исподлобья хитро посматривать на Свинюшку Хрюхрюшку.

– Хочу обратить ваше внимание, хрюхрю, – продолжала как ни в чем не бывало Свинюшка Хрюхрюшка, – что обычных свинюшек обычно называют просто Хрюшками, а меня называют Хрюхрюшкой. Хотите узнать, почему?

– Чего привязалась? – сердито пробурчал медвежонок Топотоша. – Сказали же тебе, что не хотим узнать, что нам это совершенно неинтересно.

– Ну, неинтересно, так неинтересно. А я вам все-таки объясню. Хрюхрю. Это потому, хрюхрю, что другие свинюшки говорят просто «Хрю», а я всегда говорю: «Хрю-хрю». Разницу ощущаете?

– Ну и что в этом особенного? – с деланым, подчеркнутым и демонстративным безразличием спросил Лисенок Хитрёша. – Ребята, кто-нибудь видит в этом что-нибудь особенное? Какая разница, хрюкаешь ты или хрюхрюкаешь? Нам от этого ни тепло, ни холодно.

– Да, не густо, – сказал дракончик Дракоша. Он в глубине души был очень рад, что Свинюшка Хрюхрюшка сама к ним подошла, сама пошла на мировую, хотя никто с ней, в общем-то, и не ссорился. Но все равно ему было приятно, что отношения со Свинюшкой Хрюхрюшкой наладились как-то сами собой. – Ты, Свинюшка Хрюхрюшка, фактически храпишь не во сне, а наяву. Мой папа-дракон, например, храпит только тогда, когда спит. Да и то не всегда, а только тогда, когда спит на спине или на левом боку. А на правом боку он почти никогда не храпит. Поэтому когда он очень сильно храпит, я начинаю щекотать ему пятки до тех пор, пока он не переворачивается на правый бок и не перестает храпеть. Ну, ладно, а что ты еще умеешь делать, кроме своего «Хрюхрю»?

– Я много чего умею делать. Я умею, к примеру, рыть рыльцем землю. Вот так, смотрите.

И Свинюшка Хрюхрюшка стала рыть рыльцем землю, да так быстро, так проворно и так ловко, что за ней трудно было уследить. Она посмотрела, какое впечатление произвела на друзей эта ее способность рыть рыльцем землю, а затем сказала:

– И это еще не все. Я еще умею визжать. Знаете, как я визжу? О, это надо видеть. Никто на свете не умеет визжать так, как я. Но чтобы я визжала по-настоящему, меня нужно как следует пнуть ногой под зад. Ну-ка, кто-нибудь, пните меня под зад.

Дракоша своей тяжелой лапой легонько дотронулся до Свинки-Хрюхрюшки, и вдруг она завизжала, да так громко, так истошно, как будто на нее  набросились сорок разбойников и собираются ее резать.

– Да ты что, в самом деле? – удивился Дракоша. – Разве так можно, Свинюшка-Хрюхрюшка? Я же едва к тебе прикоснулся. Даже обидно. Тебе же совсем не больно. Это надо же – так завизжать. Оглохнуть можно от твоего визга. У меня барабанные перепонки чуть не лопнули. А может, даже лопнули.

– Ну а я что говорила! Никто на свете не может так визжать. Я специально тренировалась. Я могу завизжать так, что с яблони упадут все яблоки. Что, не верите? Ну, ладно, сейчас поверите.

И Свинюшка Хрюхрюшка закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, набрала в легкие побольше воздуха…

– Верим! Верим! Свинюшка Хрюхрюшка, не нужно визжать, пожалей ты нас и эту бедную яблоню. Пусть ее яблоки спокойно созреют и упадут, когда придет время падать. И пусть им помогут время, солнце и ветер, а не твой визг, – сказал Дракоша.

– Да? Ну то-то же. Хрюхрю. А то ведь могу и завизжать, – как бы нехотя согласилась Свинюшка. На самом же деле она была довольна тем, что ей не пришлось визжать так, чтобы с яблони стали падать яблоки. Этот фокус у нее получался далеко не всегда. Свинюшка хорошо понимала, что незрелые яблоки могут просто отказаться падать от ее визга. Они обычно падают тогда, когда им этого хочется, во всяком случае, если они не особенно против этого возражают. А если им совершенно не хочется падать, то никаким визгом их не заставишь упасть. Лучше даже не пробовать.

 

 

 

Глава девятая

 

Дракончик Дракоша и Лисенок Хитрёша

 

Однажды, прогуливаясь по альпийской лужайке ясным и погожим весенним утром, дракончик Дракоша заметил маленького лисенка, державшего в зубах задушенную курицу.

– Что это ты делаешь, Лисенок? – спросил удивленно Дракоша.

– А что, разве не видно? – вопросом на вопрос ответил Лисенок. Как и все воришки, он был очень нахальным и дерзким лисенком, и к тому же он был очень недоволен тем, что в такой важный и ответственный момент приходится отвлекаться на то, чтобы ответить этому маленькому любопытному дракончику. К тому же лисенку пришлось положить свою добычу на землю: ведь не мог же он разговаривать, держа курицу в зубах.

Такой ответ совершенно не понравился Дракоше и даже показался ему проявлением самой элементарной невежливости и невоспитанности.

– Видно-то видно, да не совсем понятно. Что это у тебя? Курочка? – спросил он.

– Бывшая курочка, – проворчал лисенок. – Курочка – это то, что бегает, кудахчет, хлопает крыльями, несет яйца. А это – моя добыча. Как видишь, она уже не бегает, не кудахчет, не хлопает крыльями. И яичек она тоже больше никогда не будет нести.

– И где же ты нашел эту бывшую курочу? Ведь совсем недавно она была настоящей курочкой, и если бы ты не задушил ее, она бы и сейчас была настоящей, была бы живой, бегала бы и кудахтала, хлопала бы крыльями…

– Эта курочка – мой завтрак. Я украл ее у людей; незаметно залез в курятник и хотел так же незаметно, без шума и пыли, вынести ее из курятника. Но эти курицы такие  глупые  и непонятливые, они так испугались, так переполошились, как будто я – не маленький лисенок, а какое-то привидение. Они стали кричать что есть мочи, хлопали крыльями, перелетали с насеста на насест, в общем, подняли такой несусветный гвалт, что мне пришлось наспех схватить первую попавшуюся курочку и дать деру. Вот эта самая курочка была самой голосистой, она кричала громче других, больше других раздражала меня и действовала мне на нервы, поэтому и оказалась первой попавшейся. Пришлось ее задушить, чтобы не очень шумела.

– Ты – такой маленький и уже такой злой. Можно представить, каким злым ты станешь, когда вырастешь. Откуда в тебе столько злости? Почему ты задушил ее? И почему ты залез в курятник? Ведь он – не твой, он принадлежит людям? А может, ты залез в него, чтобы досадить людям?

– Конечно, и это тоже. Но, самое главное, потому что больше всего на свете я люблю красть, и еще я люблю есть курочек. Я готов их есть и за завтраком, и за обедом, и за ужином. Каждый день. И мне никогда не надоест их есть.

– Ну ладно, любишь есть курочек, покупай их в магазине. Ты что не знаешь, что красть и убивать нехорошо?

– Да что ты говоришь! Этого быть не может! Хи-хи-хи! Это что-то новое. Лично я впервые об этом слышу. Послушай, маленький дракончик, а ты не можешь сказать что-нибудь поумнее? Хи-хи-хи. Я умираю от голода, а ты тут пропведуешь мне Евангелие. Кто ты такой? Откуда ты вообще взялся на мою голову?

– Я – дракончик Дракоша. Я живу в пещере, она находится далеко-далеко отсюда, на самой вершине горы, выше всех облаков.

– Да я тебя знаю, я часто тебя здесь вижу. Ты дружишь с коровкой Бурёшей и бычком Гаркошей. Нашел с кем дружить! С кем поведешься, от того и наберешься. Ничему хорошему ты у них не научишься. Лучше бы ты дружил со мной. Я бы научил тебя лазить по курятникам, воровать курочек. Знаешь, как это здорово! Знаешь, как это интересно! Каждый твой визит в деревню производит большой переполох: куры и петухи начинают пронзительно кричать, собаки начинают неистово и пронзительно лаять, люди выскакивают из домов и начинают стрелять из ружей… От всего этого у тебя поднимается адреналин в крови, сердце начинает бешено колотиться, ты выскакиваешь из курятника с курочкой в зубах, бежишь как угорелый, а за тобой гонится целая свора сторожевых собак, стреляют ружья – пух! Пах! И тебе необходимо бежать со всех ног, бежать быстрее своих ног, причем не по прямой, а петлять по всему лесу, заметать следы, запутывать собак и людей, перехитрить их всех…

– Нет, вы только посмотрите на этого лисенка! Такой маленький, а уже такой хитрый, – сказал Дракоша, который не мог определиться, возмущаться или восхищаться ему хитроумием лисенка. Конечно, он ненавидел воровство, ненавидел всех воров, но этот маленький воришка-плутишка был почему-то чем-то ему симпатичен. Совсем немного, совсем чуть-чуть. Хотя Дракоше было не вполне понятно, чем именно был ему симпатичен этот антипатичный лисенок.

– Да еще какой хитрый! – польщенно согласился Лисенок. – Недаром мама с папой назвали меня Хитрёшей. Ну так как, хочешь ты со мной дружить или нет?

– Только этого не хватало. Я вовсе не собираюсь дружить с таким воришкой, как ты. Неужели ты не можешь не воровать? Неужели ты не понимаешь, что воровать плохо? Ведь воров никто не любит, они нарушают закон и ставят себя вне закона.

– Это только маленькие, незначительные воришки оказываются вне закона, а самые большие, самые известные воры совсем не боятся законов. Они – выше всех законов. Они не вне закона, а над законом. Самое большие, самые крупные воры сами создают такие законы, которые позволяли бы им открыто воровать, чтобы их воровство было законным и называлось бы как-то иначе, каким-нибудь мудреным словом, ну, скажем, предпринимательством. Или коммерцией. Или бизнесом. Когда я вырасту, я обязательно стану выше всех законов, стану вором в законе. Или создателем законов, законотворцем.

– И тогда ты перестанешь воровать?

– Нет, воровать я никогда не перестану. Я не могу не воровать. Так уж я устроен. Воровство у меня в крови. Когда я вижу, что что-то плохо лежит, я не могу пройти мимо, я это что-то непременно должен украсть. А если не украду, то меня просто замучает совесть, и я заболею и умру.

– Да ты, лисенок Хитрёша, просто болен! – ужаснулся Дракоша. – Тебе же лечиться надо! Ты обращался к врачу?

– А зачем мне обращаться к врачу? – возразил Лисенок Хитрёша. Я и без врача знаю свой диагноз. Это обычная клептомания.

– Какая-какая мания?

– Кле-пто-ма-ни-я, ну, это когда ты не можешь не красть. Даже когда не хочется красть, все равно крадешь. Иногда даже сам не замечаешь, что украл. Так что на самом деле я очень несчастный, очень больной, очень безвольный лисенок. Ведь я и сам не рад, что я такой. Ты вот меня обвиняешь, насмехаешься надо мной, иронизируешь, даже, можно сказать, издеваешься надо мной, и при этом даже не думаешь о том, что я могу обидеться, что у меня тоже может быть самолюбие. Нет, чтобы пожалеть бедного больного клептоманией лисенка…

И Лисенок Хитрёша стал притворно стенать и плакать, исподтишка подглядывая, какое впечатление производят его притворные слезы на дракончика Дракошу.

– А почему я должен тебя жалеть? Ты же такой хитрый, пронырливый, изворотливый. Ты ведь нигде и никогда не пропадешь.

– Да, это правда. Хитрый – потому что умный. Пронырливый – потому что отчаянный. Изворотливый – потому что смекалистый. Нигде и никогда не пропаду, потому что умею находить выход даже из самого безвыходного положения. Ну, а теперь скажи, маленький дракончик, разве это справедливо, что меня, такого хитрого и умного, пронырливого и отчаянного, изворотливого и смекалистого, никто не любит? Вот и ты тоже не хочешь со мной дружить. Меня не приглашают в приличные дома, потому что я непременно что-нибудь украду. А в неприличные дома я сам не люблю ходить, потому что там и украсть-то нечего.

– Да ты какой-то странный и смурной, маленький Лисенок Хитрёша. Все у тебя набекрень. Все твои мысли и помыслы вращаются вокруг воровства.

– Вокруг воровства и вокруг курочек. Воровство и курочки для меня – это что-то вроде солнца, а мои мысли – спутники, и они вращаются вокруг этого самого солнца. Вокруг кого же еще им вращаться? Не вокруг тебя же…

– Ты – маленький лисенок, но большой нахал, – сердито сказал маленький дракончик Дракоша. – Назови мне хотя бы одну-единственную причину, по которой я должен подружиться с тобой, и я стану с тобой дружить.

Лисенок испустил тяжкий вздох, всем своим видом показывая, что он уже устал объяснять Дракоше очень простые и понятные вещи.

– Ну, я же столько времени тебе объясняю: я сам не рад, что я такой, но я таким уродился – хитрым, пронырливым, изворотливым. Мы с тобой смотрим на мир из разных окон и воспринимаем его по-разному. То, что плохо с твоей точки зрения, с моей точки зрения хорошо. То, что с твоей точки зрения хорошо, с моей точки зрения плохо. Но объясни мне, почему наши различные, пусть даже диаметрально противоположные взгляды на жизнь должны мешать нашим нормальным взаимоотношениям? Почему они должны исключать возможность дружбы между нами? Можешь ты мне это объяснить?

– А что тут объяснять? Мне не хочется дружить с воришкой и плутишкой. Вот и весь разговор. И объяснять тут особенно нечего.

– Ты, маленький дракончик, только и делаешь, что обвиняешь и ругаешь меня, хотя вместо этого тебе следовало бы проявлять обо мне заботу, подружиться со мной, чтобы взять меня на поруки, наставить меня на путь истинный. Я ведь твой ближний, а ближних нужно любить и жалеть, ближним нужно помогать. Я на правах твоего ближнего заслуживаю твою любовь, жалость и уважительное к себе отношение.

– Как же я могу заботиться о тебе и дружить с тобой, если ты такой хитрый, если ты такой злой, и к тому же неисправимый воришка.

– Не хочешь дружить – не дружи, – на этот раз по-настоящему обиделся Лисенок Хитрёша. Дракоша сразу понял, что сейчас Лисенок не хитрит. Лисенок между тем печально опустил голову, водил своим пушистым хвостом то в одну, то в другую сторону, а левой ногой чертил на траве круги и другие геометрические фигуры.

– Подумаешь! – сказал Лисенок Хитрёша после паузы. – Свет на тебе клином не сошелся. Если я захочу, я найду себе друзей получше тебя. Найду много друзей, целых сто друзей. Просто не хочу их находить: для чего мне сто друзей? С ними нужно дружить, нужно о них заботиться, нужно выслушивать их глупости. Зачем мне все это? Мне и без друзей хорошо.

Дракоша вспомнил, что совсем недавно он сам был в положении Лисенка Хитрёши, что славные ребята-телята отвергали его дружбу, хотя он предлагал ее от самого чистого сердца. Вспомнил Дракоша и о том, что ответил им приблизительно такими же словами, какими ответил ему сегодня лисенок.

Да, видимо, это очень трудное, очень серьезное испытание, когда тебе в чем-то отказывают. И уж совсем трудное и серьезное испытание, когда тебя отвергают, не принимают твоей протянутой руки.

Дракоше стало искренне жалко Лисенка Хитрёши, и он предложил:

– А давай-ка сделаем с тобой вот что. Мы пойдем с тобой вместе к моим друзьям, вернее, к моим хорошим знакомым  – телятам Бурёше и Гаркоше и медвежонку Топотоше и будем вмести с ними играть. А когда ты тоже станешь нашим хорошим знакомым, тогда мы все вместе решим, можно ли и нужно ли нам дружить или нет? Ну, как тебе мое предложение?

– По-моему, это самый лучший выход из этого безвыходного положения. Вот видишь, Дракоша, ты тоже очень хитрый, пронырливый и изворотливый. Почти как я.

И прочитав удивление и разочарование на лице маленького дракончика, Лисенок Хитрёша добавил:

– Я хотел сказать, что никогда еще не встречал такого умного, отчаянного и смекалистого маленького дракончика, как ты. Я даже уверен, что ты – самый хитрый, то есть умный, самый пронырливый, то есть отчаянный, и самый изворотливый, то есть самый смекалистый маленький дракончик на всем белом свете.

Маленький дракончик Дракоша ничего не ответил Лисенку Хитрёше, но щеки его слегка порозовели, потому что ему приятно было это слышать.

 

 

Глава десятая

 

Дракоша, Бурёша, Гаркоша и Хитрёша знакомятся

с медвежонком Топотошей

 

Как-то очень ясным, очень добрым и очень солнечным утром, когда Дракоша гулял, играл и резвился на зеленой поляне со своими новыми, но уже хорошими знакомыми, которых он в глубине души считал своими друзьями, телочкой Бурёшей, бычком Гаркошей и Лисенком Хитрёшей, из леса на опушку вышло, вернее, выкатилось какое-то светло-коричневое существо, чем-то напоминавшее большой шар, не совсем, правда, круглый, но разве это так уж обязательно, чтобы шар был шарообразным и совсем круглым? Этот выкатившийся из леса шар имел формы маленького медвежонка, и это неудивительно, потому что он и был маленьким медвежонком.

Первым маленького медвежонка заметила Бурёша.

– Ой-ой-ой! Это медведь, – испуганно сказала Бурёша. – Ребята, давайте поскорее вернемся к нашим мамам и папам, пока он еще далеко.

– Не бойся, Бурёша-дурёша, – насмешливо и иронично сказал Лисенок Хитрёша. По ходу заметим, что говорить иначе как насмешливо и иронично он вообще не умел. – У страха глаза велики. Ну какой же это медведь? Скажешь тоже. Это же маленький медвежонок. И он еще очень не скоро станет медведем. До медведя ему также далеко, как тебе до коровы или как Дракоше – до дракона. Хи-хи-хи. – Лисенок Хитрёша считал себя очень умным и хитрым лисенком. Он увидел, что его сравнения не понравились ни Бурёше, ни Дракоше, и на всякий случай добавил: – Ему до медведя так же далеко, как мне до настоящей лисы.

Дракончик Дракоша не боялся никого на свете и, тем более, он не боялся этого маленького медвежонка, который к тому времени уже заметил их и остановился в нерешительности. Дракоша решительно и уверенно пошел навстречу медвежонку.

– Ой-ой-ой! Динозавр. Настоящий, живой динозавр. Чур меня, чур! – испуганно запричитал медвежонок и стал пятиться назад и озираться вокруг себя, явно намереваясь удрать в лес.

– Терпеть не могу, когда меня называют динозавром, – ответил маленький дракончик Дракоша. – Никакой я не динозавр. Ну где и когда ты видел таких динозавров?

– А я их нигде и никогда не видел, – признался медвежонок.

– А раз не видел, зачем глупости болтаешь, зачем наводишь тень на плетень? – Дракоша много раз слышал это выражение от своего отца, папаши дракона, и запомнил его. Крепко-накрепко запомнил, то есть намотал себе на ус и зарубил себе топором на носу. Это тоже любимые выражения папы дракона, и для того, чтобы их не забыть, Дракоша старался как можно чаще использовать эти выражения – пусть даже иногда не совсем к месту.

– Я – дракон, понимаешь, дракон! – гордо сказал Дракоша, всем своим видом показывая, что сам он абсолютно в этом уверен и не испытывает на этот счет никаких сомнений. Он очень хотел, чтобы его слова выглядели уверенно и убедительно. – Я – дракон. Запомни это раз и навсегда. Заруби себе на носу. Намотай себе на ус. Динозавры давно уже все вымерли, а я, как ты видишь, живой. И зовут меня, кстати, Дракоша.

– Не сердись, дракон Дракоша. Я вовсе не собирался тебя обидеть. То, что ты живой, это мне видно даже невооруженным глазом. И не только видно, но и понятно, – сказал медвежонок очень неуверенно, потупив свой взгляд и с большим сомнением в голосе, так что можно было подумать, что ему ничего не видно и ничего не понятно. – Но неужели ты действительно дракон? Настоящий, всамделишний дракон?

– Ну, раз я живой, значит, настоящий, – также не совсем уверенно ответил Дракоша. В том, что он дракон, Дракоша вовсе не сомневался, но ведь, с другой стороны, настоящие драконы – это его папа и мама и другие летучие и огнедышащие драконы, а он пока еще совсем маленький дракончик, то есть не совсем настоящий.

– Самый-самый настоящий? Самый-самый всамделишний? – продолжал допытываться и уточнять медвежонок. Он был очень дотошный медвежонок, ему непременно нужно было все до конца уточнить и выяснить, все разложить по полочкам. И поэтому многим он казался большим занудой.

– Самый-самый настоящий, – теперь уже совершенно неуверенным голосом ответил Дракоша. Вся его уверенность куда-то подевалась, исчезла, испарилась. Попробуй теперь найди ее!

– Извини, дракон Дракоша. Не обижайся на меня. Я ведь действительно нигде и никогда не видел настоящих, всамделишних драконов.

– А что, динозавров видел?

– Нет, динозавров я тоже не видел.

– Тогда почему ты решил, что я – динозавр, а не дракон?

– А я вообще ничего не решил. Просто сказал первое, что пришло в голову. Если бы первым в мою голову пришло, что ты дракон, я бы решил, что ты дракон. Но ничего. Зато теперь я наверняка знаю, что ты – самый что ни на есть настоящий, самый что ни на есть всамделишний дракон, и я буду всем рассказывать, что видел и даже разговаривал с настоящим, всамделишним драконом.

 

Глава одиннадцатая

 

Почему медвежонка назвали Топотошей

 

Медвежонок Топотоша очень гордился своими новыми знакомыми, но особенно он гордился своим близким знакомством с драконом Дракошей.

Как-то он обратился к Дракоше с такими словами:

– Мне мои знакомые медведи говорят, что ты – не настоящий дракон. Они говорят, что настоящие драконы живут высоко-высоко в горах, выше облаков, и что они очень важные и страшные, и что они никогда не стали бы водить знакомство и дружбу с телятами, лисятами и медвежатами. И я не знаю, что им на это ответить.

– Я, – ответил Дракоша, – самый что ни на есть настоящий, самый что ни на есть всамделишний огнедышащий и летучий дракон. – Дракоша краешком глаза уловил усмешку во взгляде Лисенка Хитрёши и заметил, что его слова не очень понравились коровке Бурёше, которая неодобрительно помотала головой, и поэтому он решил немного изменить, исправить, откорректировать их. Поэтому он сказал:

– Просто я пока еще маленький, я еще всего лишь дракончик, мне еще только предстоит стать настоящим огнедышащим и летучим драконом, поэтому я только изредка изрыгаю огонь и дым из пасти, и летаю я тоже изредка. Но если захочу, я могу летать лучше любого орла, и еще, если, конечно, очень постараюсь, я смогу метать искры из глаз, изрыгать пламя и дым из пасти, ноздрей и ушей. Если не верите, можете спросить у моего папы-дракона. Я один раз проделал этот фокус специально для него, – сказал Дракоша и покраснел, потому что почувствовал, что опять похвастался и опять немного приврал. Совсем немного, но все же приврал. А врать, пусть даже очень немного и почти незаметно, всегда нехорошо. Особенно для такого сильного и смелого дракончика, как он. Другие, конечно, могут и не заметить, или из вежливости просто притвориться, что не заметили, но ты сам ведь прекрасно знаешь, что соврал, обманул, сказал неправду. Плохо не только врать, но и обманывать и говорить неправду. Во всем этом очень легко запутаться. А чтобы не запутаться, просто не нужно ни врать, ни обманывать, ни говорить неправду. И хвалиться, в общем-то, тоже не нужно. Потому что хвалиться тоже нехорошо. Потому что когда начинаешь себя расхваливать, то как-то очень незаметно начинаешь преувеличивать и привирать. Так что у вас есть очень богатый выбор: сказать неправду и запутаться в этой неправде, или сказать правду, в которой просто невозможно запутаться, даже если очень этого захочешь.

– Нет, нет, мы тебе верим. Мы ведь верим ему, правда, ребята? – поспешила на выручку Дракоше коровка Бурёша, которой стало жалко бедненького маленького хвастунишку дракончика, которому ну просто очень хотелось выглядеть хотя бы чуточку постарше, повзрослее, пострашнее. Ему очень хотелось выглядеть настоящим драконом. Ну разве это так уж непростительно? Это, конечно, не очень хорошо, но если хорошенько подумать, то и не очень уж плохо.

– Ну, конечно, верим, – с большой готовностью согласились бычок Гаркоша, лисенок Хитрёша и медвежонок Топотоша.

– Не нужно так волноваться, Дракоша, – сказала Бурёша. – И тем более не нужно ходить к твоему папе, чтобы он подтвердил твои слова. Мы же знаем, что драконы никогда не обманывают. Драконам просто незачем обманывать и бахвалиться, потому что все они сильные и бесстрашные, а обманывают и бахвалятся, как правило, только слабые и трусы.

При этих словах Дракоша покраснел еще больше, и даже немного вспотел от ощущения неловкости.

– Но зато я живу высоко-высоко в горах, в самой настоящей драконьей пещере. И с настоящими летучими и огнедышащими драконами, с мамой и папой.

Все взгляды в эти несколько затянувшихся и показавшихся бесконечно долгими минут были устремлены на маленького дракончика Дракошу. Но Дракоше никогда не нравилось быть в центре всеобщего внимания, потому что он был очень застенчивым и стеснительным дракончиком. В этом смысле он очень походил на свою маму дракониху и на папу дракона, ну а еще, конечно, на свою дорогую и любимую тетушку Несси, которая продолжала тихо и мирно жить-поживать и при этом избегать всяческих контактов со внешним миром в далеком шотландском озере Лох-Несс.

– А почему твои мама и папа назвали тебя Топотошей? Разве не могли найти более подходящее для медвежонка имя? – спросила Бурёша. Как и все девочки, она была довольно хитроумная и деликатная, и вопрос ее тоже был хитроумным и деликатным, потому что бычок и медвежонок перестали смотреть на Дракошу, так что маленький дракончик перестал быть в центре внимания своих друзей и получил возможность немного придти в себя, спокойно вздохнуть и отдышаться. Вопрос Бурёши был отвлекающим вопросом, вот поэтому-то он и был хитроумным и деликатным. А еще лучше и точнее будет сказать так: отвлекающий вопрос Бурёши оказался отлично и своевременно проведенным отвлекающим маневром. А для Дракоши этот отвлекающий вопрос оказался поистине спасительной соломинкой, за которую он крепко ухватился.

– А мне мое имя очень даже нравится, – ответил медвежонок. – И оно очень даже подходящее для меня. И если хотите знать, это вполне медвежье имя. А назвали меня так, потому что когда мне что-то не нравится или когда я бываю чем-то недоволен, я начинаю капризничать и всегда топаю ногами, то есть топочу. Вот так, посмотрите: топ – раз, топ – два. А можно и так: топ-топ, раз-два. А еще я могу топотать так: топ-топ-топ, раз-два-три, топ-топ-топ, раз-два-три.

– А чем ты сейчас недоволен? Что тебе не нравится? – спросил бычок Гаркоша. – Почему ты капризничаешь?

– А я не капризничаю. Я просто показываю, как я капризничаю, когда бываю чем-то недоволен или когда что-то мне не нравится. То есть я сейчас капризничаю, но не понастоящему, а понарошку, – пояснил медвежонок Топотоша.

– Ну, так топотать я тоже смогу. Для этого особой сноровки не нужно, – сказал радостно Дракоша. Он был очень рад, что его страдания и мучения из-за маленького, незначительного, но оставившего очень неприятный осадок обмана и бахвальства остались позади. И теперь он был вовсе не против того, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания и чтобы все взгляды были устремлены на него.

– Вот, смотрите. Топ – раз, и еще раз – топ, а дальше что нужно было делать? Как же это я так сплоховал! А казалось, что это так просто… Ну что ж, с одного раза у меня не получилось, но это еще ничего не значит. Если я немного потренируюсь, то очень быстро научусь топотать. Раз уж я научился выпускать пламя и дым изо рта, если я научился летать, то топотать как-нибудь научусь.

А чтобы его друзья, и особенно эта хитроумная, деликатная и очень-очень добрая девочка Бурёша, ненароком не подумали, что он снова привирает и бахвалится, маленький дракончик скромно добавил:

– Один я, возможно, и не научусь, но если вы мне поможете, то я непременно научусь. Правильно я говорю, ребята?

 

 

Глава двенадцатая

 

Как медвежонок Топотоша принимал ответственное решение

 

Как-то Дракоша и его друзья заметили задумчиво сидевшего на поляне Медвежонка Топотошу. Медвежонок явно о чем-то серьезно размышлял.

– Что ты здесь делаешь, Топотоша? – спросил Дракоша.

– Вам интересно узнать, что я здесь делаю, или чем я сейчас занимаюсь? – переспросил Медвежонок Топотоша.

– А какая разница? – удивился Дракоша.

– Разница очень большая и принципиальная. Мне необходимо уяснить для себя – вас интересует, что я делаю вообще или в настоящий момент? Если вы спрашиваете, что я делаю здесь вообще – это один вопрос. А если вы спрашиваете, чем я сейчас, то есть в настоящий момент, занимаюсь, – то это уже совсем другой вопрос. Это необходимо уточнить. От уточнения зависит мой ответ.

– В настоящий момент, конечно.

– В настоящий момент я думаю.

– И о чем же ты думаешь?

– По-моему, в куче ваших вопросов этого вопроса не было. Фактически это уже новый вопрос. Ведь вы меня только что спрашивали о чем-то другом, не так ли? Или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься. Раньше этого вопроса действительно не было, потому что мы не знали, что ты в настоящее время занимаешься тем, что думаешь. А теперь, когда мы об этом знаем, нам вдруг захотелось узнать, о чем именно ты думаешь. Если, конечно, это не секрет. И если, конечно, ты не возражаешь.

– Какие у меня могут быть от вас секреты? И какие у меня могут быть возражения? Ведь вы же мои друзья, не так ли? И поскольку у меня нет и не может быть от вас никаких секретов, и поскольку никаких возражений у меня тоже нет, то я вам охотно отвечу, о чем я сейчас, то есть в настоящий момент, думаю. А думаю я сейчас о том, в какую сторону мне сподручнее пойти – налево, где растут кусты малины, или направо, где находится пасека, то есть пчелиные ульи с медом, или, может, спуститься в долину, где течет река, в которой я могу наловить речной форели?

– А почему ты вообще об этом думаешь? Просто возьми и пойди в какую-нибудь сторону, ну, скажем, налево, где растут кусты малины, – предложила коровка Бурёша.

– Я так и собирался поступить, но ведь, с другой стороны, мед все же вкуснее, чем малина, – задумчиво ответил Медвежонок Топотоша.

– Ну, в таком случае, вообще нет причин для раздумий. Возьми и пойди направо, где находятся пчелиные ульи с медом, – предложил бычок Гаркоша.

– Я так и намеревался поступить, но ведь, с другой стороны, мед, в отличие от малины, сам по себе не растет, его делают пчелы, а они не хотят отдавать свой мед добровольно и больно кусаются.

– Ну тогда тебе вообще не о чем думать. Возьми и спустись в долину, где можно наловить речной форели, – сказал Дракоша.

– Это тоже вполне приемлемый и возможный вариант, но после дождей вода в речке мутная. Как же я буду ловить рыбу в мутной воде?

– А что, разве в мутной воде нельзя ловить рыбу? – поинтересовался Гаркоша.

– Почему-то принято считать, что в мутной воде рыбу ловить легче. А я никак не могу взять в толк, как можно ловить рыбу в мутной воде. Не будешь же ты наугад, на авось размахивать лапами. Другое дело – ловить рыбу в прозрачной воде. В ней ты отчетливо видишь рыбу, ее контуры и очертания, видишь, как она проплывает мимо тебя. Иногда даже она проплывает между твоих лап. Как только она приближается к тебе достаточно близко, ты набрасываешься на нее, затем быстрым и ловким ударом лапы зацепляешь рыбу на когти. Я даже умею ловить рыбу пастью. Но удобнее и легче всего набрасываться на нее, прижимать лапами ко дну и захватывать ее пастью. А еще я умею ударом лапы выбрасывать рыбу далеко на берег. Таким способом выбрасываю на берег несколько рыбин, а потом выхожу на берег и спокойно собираю их – одну за другой.

– Этот твой последний способ ловли рыбы, когда ты ударом лапы выбрасываешь ее на берег, понравился мне больше всего, – сказал Лисенок Хитрёша и облизнулся. – А давайте все вместе пойдем к реке, Медвежонок Топотоша будет ловить рыбу, будет выбрасывать ее на берег, а мы будем следить за тем, чтобы выловленные рыбки не сумели вернуться в реку.

– Нет, в мутной воде я рыбу ловить не буду, – решительно ответил Медвежонок Топотоша. – Не буду я размахивать лапами вслепую. Ко всему прочему, это не совсем честно по отношению к рыбе. Она ведь тоже в мутной воде ничего не видит.

– Да, тут действительно есть над чем призадуматься. И твоей голове есть от чего разболеться. Не хотел бы я оказаться на месте твоей головы, – сказал Дракоша.

– А я, кажется, нашла компромиссное решение, – сказала Бурёша. – Сегодня Медвежонок Топотоша может пойти туда, где растут кусты малины, завтра он может пойти туда, где находятся пчелиные домики, а послезавтра – в долину, к речке, где можно наловить речной форели.

 

                                     

Глава тринадцатая

 

Дракончик Дракоша, Лисенок Хитрёша и

Медвежонок Топотоша идут ловить рыбу

 

Маленький дракончик Дракоша обычно ходил на рыбалку с папашей драконом. Они брали удочки, заранее, еще с вечера, заготавливали дождевых червей, чтобы ранним утром не тратить драгоценного времени на их ловлю, и задолго до восхода солнца шли на речку. Папа-дракон не любил лювить рыбу, потому что совершенно не любил вставать до рассвета. А Дракоша, как это и полагается любознательному дракончику его возраста, был заядлым рыболовом. Он приставал к отцу, упрашивал и уговаривал его до тех пор, пока тот наконец не соглашался. По дороге к речке папа-дракон обычно ворчал – примерно так:

– Только самые отпетые дураки и бездельники могут вставать ни свет ни заря и идти ловить рыбу. Эту самую рыбу я могу купить в любом супермаркете. Причем не только форель, но и, скажем, семгу, или стерлядь, или сома, или лосося. Там можно купить и соленую, и маринованную, и копченую рыбу – ну, там, скумбрию или селедку, или горбушу. Они замечательно подходят к вареной картошке. Наливаешь на картошку с рыбой побольше горчицы, чесночного соуса, молотого перца и острого кетчупа и получается такая вкуснятина, что просто пальчики оближешь. А мы тут дурью маемся, идем на ночь глядя сами не знаем куда, чтобы ловить сами не знаем что.

 

Теперь, когда Дракоша обзавелся новыми друзьями, среди которых были такие большие любители рыбной ловли, как Медвежонок Топотоша и Лисенок Хитрёша, необходимость в том, чтобы долго и нудно упрашивать отца пойти с ним на рыбалку, совершенно отпала. Так уж устроена жизнь, что идти на реку в компании с медвежонком и лисенком Топотоше было намного интереснее, чем с отцом. В любом другом случае папа-дракон мог бы обидеться, совсем немного, совсем чуть-чуть, да и то в глубине души, но рыбная ловля была для него чрезмерно хлопотным занятием, и к тому же он страшно не любил вставать еще задолго до рассвета, и поэтому он охотно согласился, чтобы Дракоша пошел на рыбалку с друзьями и даже сам предложил сыночку захватить с собой обе имевшиеся в наличии удочки.

– Замечательно! – обрадованно воскликнул Дракоша. – Одной удочкой буду ловить я, а другую отдам Лисенку Хитрёше. А Медвежонку Топотоше удочка вообще не нужна: он знает целых три способа ловить рыбу без удочки.

– Только вы там поосторожнее, – сказал папа-дракон. – А то еще поймаете какую-нибудь акулу или крокодила.

– Не беспокойся, не поймаем, – с серьезным видом ответил Дракоша. Он, конечно, понимал, что отец шутит, и решил поддержать ту же шутливую интонацию. Поэтому он, немного подумав и выдержав паузу, сказал:

– Акулы и крокодилы не любят дождевых червей. И еще они не любят, когда их ловят удочкой. Особенно там, где они вообще не водятся. Они очень обижаются и считают это личным оскорблением для себя.

 

На следующий день, в пять часов утра, когда ночная мгла еще даже не начинала рассеиваться, Дракоша бесшумно, чтобы не разбудить спящих родителей, взял баночку с заготовленными червями и удочки и быстрым, бодрым маршем спустился в долину, где на берегу реки его уже поджидали Медвежонок Топотоша и Лисенок Хитрёша.

– Здесь всего две удочки, – деловито заметил Лисенок Хитрёша. – Как же мы их разделим на троих? Самое оптимальное решение, на мой взгляд, следующее. Я беру себе вот эту большую удочку, а второй вы будете ловить рыбу по очереди. Сперва пусть ловит Дракоша, потому что это все же его удочки, а потом, когда он устанет, или когда ему надоест ловить рыбу, или если ему захочется спать, этой удочкой станет ловить рыбу Медвежонок Топотоша. Ну, как вам мое оптимальное решение? Лучше, по-моему, не придумаешь.

– Никудышный ты товарищ, Лисенок Хитрёша, – сердито пробурчал Медвежонок Топотоша. – Мне удочка ни к чему, я и без удочки обойдусь. Но мне так обидно, так обидно, так обидно… – И Медвежонок Топотоша обиженно заревел и захныкал.

– И твое «оптимальное решение», Лисенок Хитрёша – вовсе не оптимальное, а тоже совсем никудышное, – сказал Дракоша. – Не только совсем никудышное, но и нечестное и несправедливое. Настоящие товарищи так не поступают.

– Чтобы ты подавился своей удочкой, – продолжал реветь и хныкать Медвежонок Топотоша. Дракоше было очень жалко бедного медвежонка, ему очень хотелось как-то его утешить и подбодрить. И он сказал:

– А знаете, ребята, я тоже обойдусь без удочки. Я, правда, не умею ловить рыбу вручную. Хотя, возможно, умею, но просто не знаю, что умею. Я ведь никогда не пробовал…

– Умеешь, конечно умеешь, – обрадованно отозвался Медвежонок Топотоша. Настроение его сразу же улучшилось. О лучшей компании он и мечтать не мог. Теперь он больше не чувствовал себя обделенным, одиноким и несчастным. – Все драконы умеют ловить рыбу лапами. И ты тоже наверняка умеешь, просто сам об этом своем умении не знаешь. Так ведь бывает. К тому же нам вдвоем будет веселее ловить рыбу.

– Так будет еще лучше, – сказал Лисенок Хитрёша. – На что вам удочки, ведь вы замечательно можете без них обходиться. А я без них никак не могу. К тому же я люблю рыбу больше всего на свете. Даже больше, чем курочек. Так значит, вам эти удочки не нужны, да? Правильно я вас понял? В таком случае, я возьму обе удочки – не оставлять же вторую удочку без дела. Я считаю ваше решение даже еще более оптимальным, чем мое оптимальное решение. Ну что ж, приступим к делу. Некогда мне с вами лясы точить. Как говорится, делу время, а потехе – час.

И Лисенок Хитрёша стал деловито нацеплять на крючки дождевых червей.

 

Дракоша и Топотоша вошли в реку и стали идти вверх по течению, подыскивая удобное место для ловли рыбы.

– Самое удобное место для ловли рыбы вручную – это мелководье, – объяснял Медвежонок Топотоша хитрости своего ремесла. Ведь он был большим мастером ловли рыбы вручную, безо всяких там удочек, сетей или неводов.

– А какая здесь водится рыба? – поинтересовался Дракоша. – Только форель?

– Нет, почему же. Здесь водятся караси и сазаны, карпы, пескари и плотвички. Я ловлю их всех без разбора, но, конечно, больше всего я люблю ловить речную форель. Речная форель – это что-то особенное. Это по-настоящему благородная рыба. Ее даже называют рыбой-княжной. У нее отличительные черные пятнышки, как у барса или леопарда. Я считаю ее самой вкусной рыбой на свете, хотя многие со мной не согласятся.

– Я соглашусь, – с готовностью сказал Дракоша. Он, конечно, мог бы и не согласиться с мнением свого товарища, Медвежонка Топотоши, потому что ему больше нравились осетрина и севрюга, но почему бы не согласиться с Топотошей, если ему от этого будет приятно?

– А акулы и крокодилы здесь не водятся? – спросил Дракоша. Он, конечно же, знал наверняка, что здесь не может быть ни акул, ни крокодилов, что ни одна уважающая себя акула и ни один крокодил ни за что на свете не согласились бы обитать в этой небольшой горной речушке, но, тем не менее, решил на всякий случай уточнить. Нужно же как-то поддержать разговор.

– Нет, акул и крокодилов здесь нет. А ты что же, боишься акул и крокодилов?

– Не боюсь, – уверенно и решительно ответил Дракоша. – Я ведь дракон, а драконы никого и ничего на свете не боятся. Просто я подумал, что было бы совсем не плохо поймать здесь какую-нибудь акулу. Ну, или, на худой конец, какого-нибудь крокодила. Эх, жаль что они здесь не водятся, – со вздохом сказал Дракоша и добавил. – Ну что ж, придется обойтись тем, что есть. Хоть бы нам встретилась большая форель.

– А зимней порой эта речная форель мечет икру. Знаешь, какая замечательная у форели икра? Красная, крупная, зернистая. Ты когда-нибудь ел красную икру? – спросил Медвежонок Топотоша дракончика Дракошу.

– Ел, конечно. И не только красную, но и черную зернистую икру. Папа иногда покупает для меня эту самую икру в маленьких баночках. Она, конечно, замечательно вкусная, просто объеденье. Причем красная икра вкуснее черной, а черная икра – вкуснее красной. Одна вкуснее другой. Даже трудно с точностью определить, какая из них вкуснее – красная или черная. Красная икра – лососевая или форелевая. Форели ведь приходятся то ли очень близкими, то ли дальними родственниками лососей. А черная икра – осетровая. У осетров также есть родственники – белуга, севрюга, стерлядь. Они также дают черную икру. И все-таки я эту самую икру в баночках совершенно терпеть не могу, я ее просто ненавижу!

У Медвежонка Топотоши от удивления отвисла нижняя челюсть. Он помолчал с минуту, как бы переваривая только что услышанные слова Дракоши, а затем сказал:

– Да что ты такое говоришь, Дракоша! Как ты можешь такое говорить! Как можно ненавидеть икру? Нет, начнем с того, что ее просто невозможно не любить. Подожди, ты, Дракоша, наверно, разыгрываешь меня? Ведь ты же сам только что сказал, что икра – замечательно вкусная, просто объеденье.

– Ну да, она и в самом деле замечательно вкусная. Она и в самом деле объеденье. Но она очень дорогая, и поэтому папа покупает ее очень редко. И поскольку она очень дорогая, особенно черная зернистая, то ее продают в очень маленьких баночках. Не успеешь глазом моргнуть, а баночки с икрой уже нет.

– А, теперь понял, – обрадованно закивал головой Медвежонок Топотоша. – Точно так же я ненавижу сгущенное молоко, варенье и мед. Они тоже возмутительно быстро кончаются. Ну просто возмутительно быстро.

В это время мимо Дракоши медленно и плавно проплыла большая рыба.

– Ой, смотри, Топотоша! Рыба! Большая рыба. Вон она! Вон она! Смотри!

Рыба встрепенулась, шевельнула хвостом и с быстротой молнии метнулась в сторону и исчезла из вида.

– Где она? Куда она подевалась? Она ведь только что была здесь, – возбужденно говорил Дракоша.

– Ты так на нее накричал, что она, бедная, с испугу потеряла дар речи, – сказал Топотоша.

– А что, разве у рыб бывает дар речи? – удивился Топотоша.

– Нет, дара речи у них, конечно не бывает.

– А если у них не бывает дара речи, то как могла эта рыба потерять то, чего у нее нет? – продолжал допытываться Дракоша.

– Нет, дара речи она не потеряла, но все-таки ты ее здорого напугал. Не нужно так кричать на рыб. А кстати, она была большая, эта рыба?

– Нет, не просто большая, а огромная! Вот такая.

И Дракоша широко расставил свои передние лапы, показывая, какая большая рыба только что проплыла мимо него и исчезла из вида.

– А черные пятна на ней были?

– Ну конечно же были! Такие большие черные пятна. Как у леопарда. Или как у гепарда. А может, как у снежного барса. – Дракоша вовсе не был уверен, что у рыбы, которая только что проплыла мимо него, действительно были черные пятна. Но ему так хотелось, чтобы они непременно были! И он даже искренне был уверен, что они, эти большие черные пятна, у рыбы были. Они, эти большие черные пятна, просто обязаны были у нее быть. Кому она вообще нужна без этих пятен?

– Значит, эта была форель, – уверенно сказал Топотоша.

– Ой, ой, ой! Вон еще одна большая рыба! – закричал Дракоша и всей тяжестью своего тела бросился в ту сторону, где только что увидел рыбу. Маленький дракончик весом в добрую тонну бросился в воду и поднял целый фонтан брызг. Когда забурлившая, заклокотавшая вода успокоилась и улеглась, там не оказалось никакой рыбы.

На шум, поднятый Дракошей, прибежал Лисенок Хитрёша, который ловил рыбу двумя удочками метрах в пятидесяти ниже по течению. Он остановился на берегу и закричал:

– Что это за переполох вы здесь подняли? Всю мою рыбу распугали.

– Да вот, Дракоша хотел поймать большую, огромную рыбу, но она заметила его раньше, так что он не успел ее поймать, – ответил за Дракошу Медвежонок Топотоша.

– А ты, Лисенок Хитрёша, сумел наловить рыбы?

– Ну да, как же, с вами поймаешь, – недовольно вздохнул Лисенок Хитрёша. – И удочки какие-то странные, и крючки на них тоже странные, леска тоже на них странная, а червяки наверняка не вкусные. Рыбы подплывали к ним, разглядывали и обнюхивали и уплывали.

Дракоша сказал Лисенку:

– Да все дело в том, что ты червячков неправильно нацеплял на крючок. Их нужно нацеплять вдоль крючка, надевать ее на крючок, чтобы его не было видно и чтобы рыба принимала крючок за червячка, а ты нацепляла червячков поперек. Так весь крючок на виду, она заметен, а рыба, хотя она, конечно, жадная и глупая, но все же не такая дура, чтобы взять и заглотнуть крючок.

– Ага, значит, вы оба видели, что я неправильно нацепляю червячков на крючок, но ничего мне не сказали, – возмутился Лисенок Хитрёша.

– Сам виноват. Не нужно было обижать Медвежонка Топотошу. Ты его обидел, и он тебе ничего не сказал. И я тоже на тебя рассердился и тоже не сказал, что ты неправильно нацепляешь червей на крючок.

В этот самый момент Медвежонок Топотоша, который все это время сосредоточенно смотрел в воду, молниеносно прыгнул вперед, погрузил передние лапы и голову в реку и достал из воды большую серебристую рыбу.

У Лисенка Хитрёши даже дух перехватило при виде такой большой рыбы. Он закричал:

– Молодец, Топотоша! Я же говорил, что тебе удочка совершенно ни к чему. Ну давай, бросай эту рыбу на берег. Я ее здесь посторожу, а потом мы честно разделим весь улов на троих.

– Знаем мы твою честность, видели уже, как ты делишь на троих, – недовольно проворчал Медвежонок Топотоша. – На двоих эту рыбу разделить проще. Говори, Дракоша, какую часть ты предпочитаешь – с головой или с хвостом?

– Да нет, Топотоша, давай все-таки разделим эту рыбу на три части. Видишь, какой Лисенок Хитреша голодный, у него от голода даже глаза заблестели, у него даже дух перехватило, – предложил Дракоша.

– Ага, ага, Дракоша правильно говорит, – сразу же с готовностью подхватил Лисенок Хитрёша. – Я действительно очень голодный, со вчерашнего дня ничего не ел. Маковой росинки во рту не было. И у меня от голода глаза заблестели и дух перехватило. А я, кстати, предпочитаю серединку. Хвост можешь отдать Дракоше, а себе оставь самую лучшую, самую вкусную часть – голову.

И тут вдруг Дракоша заметил маленькую рыбку, которая подплывала к нему, медленно шевеля плавниками и хвостом и забавно открывая и закрывая рот. Дракоша быстрым ударом лапы прижал рыбку ко дну, затем ловко захватил ее голову своей пастью и достал рыбку из воды.

– Ну вот, я же говорил, что ты умеешь ловить рыбу, просто сам не знаешь об этом своем умении, – обрадовался за товарища Медвежонок Топотоша.

Дракоша очень гордился своей удачей и на радостях бросил рыбку на берег, где ее тут же съел Лисенок Хитрёша.

– Жаль, что эта рыбка была такой маленькой, – сказал Дракоша.

– Мне тоже очень жаль, – отозвался с берега Лисенок Хитрёша. – Мне даже еще больше жаль, чем тебе.

– Да, это была очень маленькая рыбка, но зато это была форель, – утешил Дракошу, а заодно и Лисенка Хитрёшу Медвежонок Топотоша. – Вы разве не заметили на ней большие черные пятна?

– Зато Медвежонок Топотоша поймал действительно большую рыбу, – сказал Дракоша.

– И все-таки самой большой, самой огромной рыбой была та, которую увидел Дракоша. Она была вот такой большой, – и Топотоша широко развел свои лапы, показывая Лисенку Хитрёше, какую большую, даже огромную рыбу увидел в их горной речке маленький дракончик Дракоша.

 

 

Глава четырнадцатая

 

Дракоша и Топотоша идут в поход за медом

 

– А что вы, драконы, едите? – спросил как-то медвежонок Топотоша у дракончика Дракоши.

– Ну как тебе сказать, – замялся Дракоша, для которого этот вопрос оказался неожиданным, застал врасплох. Ему было неловко признаваться, что с недавнего времени он – вегетарианец и пасется, как корова, ест траву и всякую другую растительную пищу. – Вообще-то драконы плотоядные, то есть мясоедные. Еще совсем недавно, всего какой-нибудь месяц назад, я тоже был мясоедным. Но потом решил, что мясо есть неинтересно. Никакого разнообразия. Бифштекс, жаркое, вареное мясо, хоровац, хаш, пельмени, колбаса, ветчина,  меня просто воротит от этого однообразия. Утром – мясо, днем – мясо, вечером – тоже мясо. Зато теперь я ем фрукты, овощи, зелень. Выбор огромный – просто завались. Одних фруктов и овощей знаешь сколько видов! А какие они вкусные! Одна жареная картошка чего стоит. Мама так вкусно ее готовит – лучше всех в мире. И вареная картошка тоже очень вкусная, особенно пюре. А баклажаны? А перец? А лук? А морковка? А капуста? А помидоры? Это только овощи. А ведь есть еще и фрукты – яблоки, груши, сливы, инжир,  абрикосы, персики, бананы, ананас, виноград, разные там цитрусовые – апельсины, мандарины, грейпфруты, вишня, черешня… А еще добавь ко всему этому ягоды – ежевика, брусника, малина, земляника, клубника, голубика, клюква, смородина, крыжовник, бузина, калина… Так что если становишься вегетарианцем, перед тобой открывается целое море выбора. С голоду не помрешь.

– А мы, медведи, всеядные, – сказал Медвежонок Топотоша. Мы едим орехи, ягоды, при этом особенно любим есть малину, едим клубни растений и стебли трав; мы также с удовольствием едим рыбу и мясо животных, ну, например, оленей, ланей, косуль. А еще мы с удовольствием едим ящериц, лягушек, всяких там мелких грызунов – крыс, мышей, сурков, сусликов и хомяков, бурундуков.

– Но ведь это должно быть очень противно, – сказал Дракоша. Он не мог себе представить, как можно есть всяких там ящериц, крыс и мышей. Уж лучше оставаться голодным. Он бы точно предпочел голодную смерть, чем поедание всяких там крыс и мышей, сусликов и хомяков, сурков и бурундуков. Не говоря уже о ящерицах и лягушках.

– Ну вы, наверное, едите всю эту гадость с какой-нибудь подливой или приправой, ну, например, с кетчупом или там с горчицей, чесночным соусом, с горьким молотым черным или красным перцем… Мой папа говорит, что с чесноком можно съесть даже собачью какашку.

– Ну, насчет собачьей какашки точно сказать не могу, до сих пор мне ее есть не приходилось, но зачем есть ящериц или крыс с подливой? Ведь горчица или чесночный соус отбивают вкус ящерицы или крысы. Я ни за что не соглашусь съесть ящерицу или крысу с чем-нибудь. Их нужно есть отдельно и непременно нужно долго и медленно жевать, чтобы как следует смаковать их и как можно дольше затягивать, продлевать удовольствие.

– Ничего себе удовольствие! – пробурчал про себя Дракоша и твердо решил, что никогда в жизни не будет есть ящериц или крыс, пусть даже с кетчупом или чесночным соусом. Уж лучше собачью какашку – во всяком случае, на вид она значительно аппетитнее.

– И еще мы едим насекомых, гусениц и червей, стрекоз и кузнечиков. Можем есть бабочек и жуков, тараканов, но, если честно, они не такие уж и вкусные. Но вот кого я особенно люблю есть, так это муравьев, – продолжил Медвежонок Топотоша. – Знаешь, они такие вкусные, кисленькие, ух! – объедение! Самый настоящий деликатес.

– Не понимаю, как можно есть бабочек и кузнечиков! Они ведь такие красивые, – с удивлением и недоумением сказал Дракоша.

-А зимой мы залегаем в берлогу, сосем себе лапу и спим, – подытожил свой рассказ Медвежонок Топотоша.

– Какой кошмар! Спать всю зиму, когда вокруг снег, когда можно уютно устроиться рядом с затопленной печкой, посмотреть мультики по телевизору… Неужели ты не можешь изменить свой образ жизни, Медвежонок Топотоша? – искренне изумился дракончик Дракоша. Он всегда отличался большой искренностью и непосредственностью, и совершенно не заботился о том, что его искренность и непосредственность могут кого-то обидеть, задеть за живое. «Я же не дипломат какой-нибудь», – говорил он, когда мамаша-дракониха делала ему замечание.

В это время какая-то пчела стала кружить над самой головой медвежонка. Тот стал заметно нервничать и неуклюже размахивать лапами, пытаясь прогнать пчелу.

– Но если ты умеешь есть насекомых, всяких там козявок, муравьев, кузнечиков, жуков, то почему не ешь пчел? – спросил Дракоша.

– Да ты что! Как можно есть пчел? Они ведь такие кусачие! Они кусают во все самые нежные и болезненные места – в глаза, нос, уши. Если я стану их есть, они меня укусят в язык. Знаешь, как это больно?

– Знаю, однажды меня укусила оса в ладошку. Я хотел, чтобы она отдохнула у меня в руке, а эта оса оказалась очень глупой и неблагодарной, взяла да укусила меня. После этого я с осами не дружу. Но пчелы – совсем другое дело. Они совсем не злые. Скорее даже добрые. Они кусают только в самых исключительных случаях, да и то только в целях самозащиты.

 

***

Как-то Дракоша увидел с высокой скалы, как Медвежонок Топотоша бежит как угорелый по всей лужайке, а за ним гонится большое темное облако пчел. Это облако пчел то и дело нагоняло медвежонка и опускалось на него, а он смешно подскакивал и бежал во всю прыть, катился кубарем, катался по поляне, вскакивал, становился не задние лапы, размахивая передними лапами и испуганно и обиженно ревя.

– Ну вот, он наверняка чем-то рассердил пчел. А ведь пчелы просто так не сердятся и не нападают. Нужно пойти и выяснить, в чем дело.

Медвежонок Топотоша между тем продолжал метаться по лужайке в поисках какого-нибудь укрытия. На лужайке укрыться было невозможно, и Топотоша с ревом ринулся в долину, где текла горная река. Он с разбега ринулся в реку, нашел место поглубже и нырнул под воду. Проплыв под водой метров десять, медвежонок осторожно высунул нос, глаза и уши из-под воды и стал осматриваться. Облако пчел потеряло его из виду и, сердито покружив еще несколько мгновений над самой водой, снялось с места и улетело.

Дракоша добрался до берега реки и подождал, когда Медвежонок Топотоша выберется из воды, отряхнет с себя воду и отдышится.

– Что ты делал в реке, Медвежонок Топотоша? Купался или, может, рыбу ловил? – с шутливой иронией поинтересовался Дракоша.

– Шкуру свою спасал, вот что я делал, – недовольно пробурчал медвежонок.

– И кто же это посягал на твою драгоценную шкуру? – в том же шутливо ироничном тоне продолжал допытываться Дракоша.

– Кто-кто! Целая армия разъяренных пчел.

– Ух ты! Целая армия! Так на тебя набросилась целая армия пчел? Бедненький Медвежонок Топотоша! Значит, тебе пришлось сражаться с целой армией пчел? А с чего эта армия пчел на тебя вдруг напала?

– Да я хотел взять у них немного меда, совсем немного, просто чтобы рот себе подсластить, ну ненароком опрокинул один из ульев, а эти пчелы как вдруг зажужжат, как вдруг нападут! Меня всего искусали. Живого места на мне не оставили.

– Как! Ты пошел к пчелиным ульям, чтобы украсть у них мед? И после этого еще обижаешься, что они всего тебя искусали?

– А что еще мне оставалось делать? Они же по-хорошему не понимают. А самое обидное то, что мне ни одной капельки меда не досталось. Пострадал ни за что ни про что и ушел не солоно хлебавши. Вернее, не ушел, а удрал. Еле ноги унес.

– Ты должен был попросить их, они бы тебе дали столько меда, сколько тебе нужно. Пчелы ведь добрые. Если у них правильно попросить, они тебе не откажут. Они даже людям не отказывают.

– А этого я вообще никогда в жизни не пойму? Чем эти пчелы вообще думают? У них, вероятно, мозги там же, где и жало, то есть в попке. Представляешь, людям дают весь свой сбор, весь свой мед, а для меня одной капельки пожалели… Такой шум подняли, такой тарарам! Так рассвирепели – можно подумать, я их заклятый враг и обобрать пришел. Ну как мне после этого не обижаться?

– А знаешь, как мы с папой и мамой собираем мед? Мы приходим к ульям, папа и мама легонько дышат дымом на ульи, потом я тихо и осторожно снимаю с ульев крыши, очень медленно и спокойно, не делая резких движений, беру рамки с медовыми сотами, легонько отряхиваю пчел, и тихо-мирно забираю эти рамки с медом. И пчелы с удовольствием дают нам свой мед. И никого не кусают. А зачем нас кусать? И вообще, медвежонок Топотоша, запомни на всю жизнь, то есть заруби себе на носу и намотай себе на ус: когда ты с кем-то обращаешься вежливо и обходительно, то и он в ответ старается быть столь же вежливым и обходительным.

– Послушай, Дракоша, ну раз ты такой вежливый и обходительный, и к тому же умеешь дышать на пчелиные ульи дымом, то что нам мешает прямо сейчас взять и пойти в поход за медом. Ты знаешь, я как-то не сумел правильно попросить у пчел, и они вероятнее всего приняли меня за какого-нибудь воришку и всего искусали. А мне, хочешь верь, хочешь не верь, нужно было взять у них одну разнесчастную капельку меда – чтобы горечь во рту прошла. И вот, представляешь,  мне в рот даже этой одной-единственной капли меда не попало.

– Я бы очень хотел тебе помочь, медвежонок Топотоша, но этот фокус с изрыганием огня и дыма у меня получается пока еще не всегда. То есть иногда получается, а иногда не получается. Но я обещаю тебе, даю тебе самое честное драконье слово, что когда-нибудь, в самое ближайшее время, я непременно поведу тебя в поход за медом.

 

 

Глава пятнадцатая

 

Ворона-Кракоша – ангел-хранитель Дракоши

 

Как-то Дракоша по своему обыкновению прогуливался по солнечной лужайке в ожидании друзей и услышал, как с большого одинокого дуба раздается хриплое, картавое и раскатистое пение.

– Я – ворона, я – ворона. Кра-кра-кра, кра-кра.

Дракоша подошел к дереву, обошел его вокруг и отметил про себя, что это пение наверняка раздавалось с высокого и ветвистого дуба. На этот счет двух мнений быть не могло. Нет, конечно, на этот счет могло быть даже не два, а двадцать два мнения, но все они были бы одинаковыми.

Дракоша пригляделся повнимательнее и заметил большую черную ворону, сидевшую на одной из нижних веток.

– Привет, ворона! – поздоровался с ней Дракоша. – Что ты здесь делаешь?

– Кра-кра! Кра-кра! – закричала ворона. Трудно было с точностью определить, что именно означало это «Кра-кра!» и что оно подразумевало. Текст сказанного был Дракоше вполне ясен и даже понятен, но ведь у каждого текста непременно должен быть свой подтекст. Вот этого-то подтекста Дракоша не мог понять, не мог бы поручиться, что понял правильно и однозначно. То ли ворона поздоровалась с Дракошей, то ли просто захотела привлечь к себе внимание. То ли она поприветствовала его, то ли рассердилась, что ей помешали допеть свою песню.

– Что я здесь делаю? А я ничего здесь не делаю. Я просто здесь живу. У меня гнездо на этом дубе. Только оно очень высоко, так что с земли тебе его не видно.

– А почему ты все время повторяешь: «Я – ворона, я – ворона»? Ты что, боишься забыть, что ты ворона?

– Как это я могу забыть, что я – ворона? Я уже сто лет как ворона, и мне еще очень и очень далеко до старческого склероза и маразма. А «Я – ворона, я – ворона» – это песня такая, когда-то она была очень популярной. Сейчас ее забыли, не поют, но мне она очень нравится, и я ее часто напеваю.

– Ох, ворона! Уж лучше бы ты не пела. Для того, чтобы петь, нужно иметь определенные способности, данные, навыки. Необходимо иметь хороший, а желательно – вообще абсолютный слух. И еще необходимо иметь чувство ритма, такта. А самое главное, нужно иметь особые вокальные данные, хорошие голосовые связки. Я, например, даже не пробую петь, потому что не имею соответствующих навыков.

– Ну не скажи, ну не скажи, маленький др-р-ракончик Др-р-ракоша. У меня очень редкий хрипловатый  голос, грудной баритон. Такие голоса – нарасхват. Я, конечно, не утверждаю, что у меня большой оперный голос, но я и не собираюсь становиться оперной певицей. Мне достаточно стать звездой эстрады, а на эстрадные песни моего голоса хватит с лихвой, с избытком. Мой излюбленный песенный жанр – французский и русский шансон. У меня замечательное французско-русское произношение. Особенно хорошо у меня получается раскатистое «Р-р-р». «Тужур-р-р, бонжур-р-р, мон амур-р-р». Или по-русски: «Пор-р-а, пор-р-а пор-р-адуемся на своем веку». Ну как, здор-р-рово? Мне, между прочим, один знакомый петух, известный музыкальный критик, большой, кстати, пр-р-рофессионал, сказал, что у меня прир-р-рожденный вокальный дар-р-р. Этот петух меня полчаса расхваливал. А еще меня хвалила одна знакомая лиса…

– Ну, ворона, с тобой все ясно. Не тот ли это петух, который расхваливал кукушку? Не та ли это лиса, что обманула тебя и унесла твой сыр? Поменьше бы ты слушала всяких там хитрых льстецов и подхалимов.

– Да ничего подобного! Все это ложь и наговор-р-р. Кра-кра! Не расхваливал петух кукушку. А если и расхваливал, то это был совсем другой петух. Кра-кра! Не обманывала меня лиса. Не было у меня никакого сыра. Ты, я вижу, великий путаник, маленький дракончик Дракоша. Ты ведь видишь меня в первый раз в жизни, а туда же, – веришь всяким сплетням, возводишь на меня всякую напраслину. А я вот тебя давно знаю, но, как видишь, не спешу делать о тебе скоропалительных и опрометчивых суждений. Кра-кра!

– Как же это возможно, чтобы я видел тебя впервые, но при этом ты меня давно знала? – удивился Дракоша.

– Я действительно давно тебя знаю, маленький др-р-ракончик Др-р-ракоша. Кра-кра! Я вижу тебя каждый день. Ты ведь каждое утро сюда приходишь. И я знаю, что ты дружишь с маленькой коровкой Бурёшей и ее братцем, бычком Гаркошей. Кра-кра!

– Интересно все-таки, как это так получается, что ты меня знаешь, а я тебя не знаю? И вообще, как это так получается, что меня здесь все знают, а я почти никого не знаю?

– Я могу тебе это объяснить. Все очень просто. Ты – дракон. Маленький и очень добрый, но все-таки дракон. Когда ты гуляешь на поляне, на лужайке, на опушке леса или в долине, все обитатели нашей горы прячутся в укромных местах – за скалами, в лесу, за деревьями и на деревьях. Ты их не видишь и не замечаешь, а они тебя прекрасно видят и наблюдают за тобой из своего укрытия. Точно так же и я. Ты интересуешь всех без исключения обитателей нашего леса и нашей горы – ведь драконы встречаются не каждый день, пусть даже маленькие.

– Вот ты, ворона, сказала, что тебе уже сто лет. Значит, ты старенькая бабушка?

– Ничего подобного. Во-первых, не сто лет, а девяносто восемь. Это я просто округлила. А во-вторых, никакая я не старенькая и никакая я не бабушка. Начнем с того, что мне не «уже» сто лет, а «всего» сто лет. Да, мне действительно не полных сто лет, но я еще только-только начинаю жить, и я собираюсь прожить еще двести лет. Ведь вороны обычно живут триста лет.

– Триста лет? Неплохо для ворон. Получается, что ты у нас совсем молоденькая тетенька?

– Ну да! Ну да! Кра-кра! И даже не тетенька, а девушка. Я ведь еще и замужем-то не была.

– Совсем как моя тетушка Несси. У меня ведь есть тетушка, она живет в далекой Шотландии, в озере Лох-Несс, – с гордостью заявил Дракоша.

– Да знаю, знаю я твою тетушку Несси. Как можно ее не знать! Она же одна такая на весь мир, – ответила ворона.

– Ты, ворона, знаешь, что меня зовут Дракошей. А я вот не знаю, как тебя зовут.

– А меня зовут Ворона Кракоша, – отозвалась ворона.

– Я знаю одну ворону, так ее зовут Каркошей. А другую мою знакомую ворону зовут Каркушей. А тебя почему-то зовут Кракошей. Почему тебя так назвали?

– А все очень просто. Обычно вороны говорят «Карр! Карр!», а я вот говорю «Кра, кра!». Поэтому я не Каркоша, не Каркуша, а Кракоша. Прошу запомнить мое имя и никогда, ни в коем случае не манипулировать моим именем.

– Чего-чего не делать с твоим именем? – удивился Дракоша.

– Не манипулировать. То есть не забывать его, не путать с другими именами, не жонглировать, не играть, не подвергать его разным изменениям. Короче, меня зовут Ворона Кракоша и никак иначе. Можешь ты это запомнить, дракончик Дракоша?

– Запомню, Ворона Кракоша. Крепко-накрепко. На всю жизнь. И никогда не буду манипулировать твоим именем. Слово дракона.

– Ну вот и отлично. Ну вот и замечательно. Кра-кра! А я, в свою очередь, постараюсь отблагодарить тебя за твое хорошее отношение ко мне, – сказала Ворона Кракоша.

– А я ко всем хорошо отношусь. И ни для кого не делаю исключений. И делаю это вовсе не для того, чтобы они были мне благодарны. Зачем к кому-то относиться плохо, если можно относиться хорошо? Ведь тебя же от этого не убудет. Все на свете хотят, чтобы к ним относились хорошо. А если ты хочешь, чтобы все относились к тебе хорошо, то почему бы тебе не относиться ко всем хорошо? Разве я не правильно рассуждаю? – спросил Дракоша. Но он спросил мнение Вороны Кракоши просто так, для вида, из простой вежливости, потому что был совершенно уверен, что рассуждает правильно.

– А я считаю, что нельзя относиться хорошо ко всем без исключения. Нужно относиться хорошо только к тем, кто относится хорошо к тебе. Если кто-то говорит тебе «Привет!», то ты тоже должен ответить тем же. Но если придет лиса и скажет мне: «Эй, Ворона Кракоша, когда-нибудь я поймаю тебя и съем», а я ей отвечу: «Привет!», то она меня просто неправильно поймет. Так что правильнее будет ей ответить: «Убирайся, лиса, подобру-поздорову, мы еще поживем на белом свете и увидим, кто кого съест». Вот такой ответ будет правильным, и лиса останется довольной твоим ответом.

Ворона Кракоша слетела на землю, стала важно расхаживать рядом с Дракошей, о чем-то раздумывая, а затем сказала:

– Мне кажется, я знаю, как я смогу быть тебе полезной?

– И как же ты собираешься быть мне полезной? – поинтересовался Дракоша.

– А я стану твоим ангелом-хранителем, – сказала Ворона-Кракоша. – Надеюсь, ты не возражаешь. У каждого дракона непременно должен быть свой ангел-хранитель.

– Ангелом-хранителем? Звучит довольно неплохо. Ты хочешь сказать, что у меня будет мой личный ангел-хранитель? Ой, как замечательно! Я сегодня же и притом всенепременно расскажу папе и маме и всем своим друзьям, что у меня есть свой личный ангел-хранитель. Они все лопнут от зависти.

– Ах, какие страсти! – сказала ворона. – Столько лет живу на свете, видела столько всего, прошла через столько передряг, но впервые слышу, что можно лопнуть от зависти. У меня столько завистников, столько завистников! Больше, чем звезд на небе. Но никто до сих пор и не подумал лопнуть от зависти.

– Да ты не беспокойся, никто не лопнет. Это просто выражение такое. Если бы завистники на самом деле лопались, население нашей планеты уменьшилось бы раз в пятьдесят, а то и больше. Ну что ж, Ворона Кракоша, я вовсе не возражаю, чтобы ты была моим ангелом-хранителем.

– Ну вот и отлично, – отозвалась Ворона Кракоша. – С настоящего момента я, Ворона Кракоша, считаю себя принятой на должность личного ангела-хранителя маленького дракончика Дракоши и незамедлительно приступаю к выполнению своих прямых обязанностей. Какие будут поручения?

– Послушай, ангел мой и хранитель. А построй-ка ты мне для начала алмазный дворец, – мечтательно сказал Дракоша, разлегся поудобнее на земле и прикрыл глаза в ожидании чуда.

– Ну ты даешь, маленький дракончик Дракоша! – сказала Ворона Кракоша. Аппетит у тебя, прямо скажем, как у большого голодного дракона. Но с алмазным дворцом тебе придется потерпеть. Я ведь не джинн, не фея и не волшебница, я обычная ворона. И в функции и обязанности ангела-хранителя вовсе не входит обеспечение драконов алмазными дворцами и иной недвижимостью.

– Что же в таком случае входит в функции и обязанности ангела-хранителя? – немного разочарованно спросил Дракоша.

– Ну мало ли чего! Вдруг где-нибудь тебя будет ожидать опасность? Так вот я заблаговременно дам тебе знать, предупредительно просигналю. Вот так: «Кра-кра!». Вот это и будет моим предостережением о надвигающейся опасности, чтобы ты смог убежать и избежать этой самой опасности.

– Да нет, ворона, ты что-то не то говоришь. Такой ангел-хранитель мне и даром не нужен. Какая такая опасность может ожидать меня здесь? Я ведь дракон, ты что, забыла об этом? Я не боюсь никого на свете, я ни от кого в жизни никогда не убегал и не собираюсь убегать и впредь. И запомни на будущее: трусливыми имеют право быть все, кто угодно, – слоны, львы, медведи, носороги, бегемоты, крокодилы, но только не драконы. Драконам быть трусливыми ну никак нельзя!

– Ну, хор-р-ошо, ну, хор-р-ошо. Опасностей ты не страшишься, убегать ни от кого не собираешься. Ну, а если тебе вдруг захочется узнать, где сейча находятся твои друзья – ну, скажем, коровка Бурёша и ее братец Гаркоша, или Медвежонок Топотоша, или Лисенок Хитрёша, или Свинюшка Хрюхрюшка? Вот тогда-то я тебе и пригожусь, вот тогда-то я и окажу тебе ценную услугу ангела-хранителя. Я ведь могу взлететь на самую верхнюю ветку дуба, у меня там, кстати, гнездо. Я бы пригласила тебя в гости, да мой домик – слишком высоко, и к тому же еще и очень маленький, там даже один твой мизинец не поместится. Ну, так о чем я говорила? Ну да, вспомнила. Захочется тебе узнать, где сейчас находятся твои друзья, чем они занимаются и не угрожает ли им какая-нибудь опасность, не нуждаются ли они в твоей помощи, а я мигом взлечу на вершину самого высокого дерева в округе или просто взмою высоко в небо, окину взором все окрестности и в точности доложу тебе конкретную обстановку. То есть предоставлю тебе необходимую информацию. В наше время, в эпоху развитых информационных технологий, между прочим, нет ничего важнее информации, информированности. Есть даже мнение, что точная, ценная и своевременная информация дороже любого алмазного дворца.

– Да, с этим я вполне согласен. Если Бурёше или кому-нибудь другому из моих друзей нужна будет моя безотлагательная помощь, то твоя услуга ангела-хранителя может оказаться действительно очень важной и даже неоценимой. Ну, что ж, Ворона Кракоша, мне доставляет большое удовольствие еще раз подтвердить тебе, что я, маленький дракончик Дракоша, с благодарностью принимаю твое предложение стать моим личным ангелом-хранителем.

Теперь наступила очередь дракончика Дракоши задумчиво ходить взад-вперед и о чем-то напряженно размышлять. Наконец он остановился, потер лапой лоб, внимательно посмотрел на Ворону Кракошу и сказал:

– Одно меня немного смущает, Ворона Кракоша. Когда мы говорим «ангел-хранитель», мы рисуем в нашем воображении белые воздушные создания. На них непременно должны быть белые одежды, у них непременно должны быть белые крылышки… Для меня ангелы – это маленькие в коротеньких штанишках и девочки в коротеньких платьицах и с большими бантами в косичках. Правда, они очень шумные и неугомонные, любят бегать и скакать, кататься на каруселях, есть мороженое… Они легкие, как бабочки, и летают без крыльев, потому что Закон Всемирного тяготения на них просто не действует. А ты совершенно не похожа на ангела – вся черная и местами серая. Голова, крылья и хвост у тебя черные, как смола, а грудка и спинка – серые, как пепел. Как же ты, такая вся из себя черная и серая, можешь быть моим ангелом-хранителем? Может, тебя перекрасить белой краской?

– Ни в коем случае! Даже не думай об этом! Кра-кра! – не на шутку заволновалась Ворона Кракоша. Конечно, маленький дракончик Дракоша вовсе не собирался перекрашивать Ворону Кракошу в белый цвет, но все же сама эта мысль, уже самим своим существованием, привела Кракошу в неописуемое негодование. – Не хочу я быть белой вороной. Не хочу и не буду. Не хочу терять своей индивидуальности. Хочу оставаться сама собой, такой, какая есть. Мне и так хорошо. Да, я черная ворона, но это еще вовсе не означает, что душа у меня тоже черная.  Нет, она белая, как снег, как молоко. Ты постарайся заглянуть в мою душу, постарайся увидеть ее. И постарайся понять, что для настоящего ангела-хранителя самое главное не цвет его оперенья, а цвет души. Я буду первым и единственным в мире ангелом-хранителем с черным и серым опереньем и белоснежной и чистой душой.

Глава шестнадцатая

 

Как ворона Кракоша издевалась над сторожевой собакой

 

У маленького дракончика Дракоши был на вершине горы свой наблюдательный пункт. Это был большой и плоский скалистый выступ, с которого из бинокля можно было обозревать, как на ладони, всю долину с ее рекой, все альпийские луга, и даже опушку леса.

Однажды ранним утром, прежде чем совершить свою привычную, каждодневную прогулку по горным склонам и альпийским лугам, Дракоша устроился поудобнее на своей смотровой площадке и стал рассматривать в бинокль залитую солнцем лужайку, на которой обычно паслись, резвились телята и ягнята. И разумеется, с особенным интересом он выискивал своих добрых знакомых, которые давно уже дружили с ним, хотя и не считали свои отношения с ним дружбой, потому что считали, что телята не могут дружить с драконами.

Вдруг в ракурс бинокля Дракоши попал огромный камень-валун прямоугольной формы и двухметровой высоты. На валуне сидела Ворона Кракоша и громко хлопала крыльями и кричала во все свое воронье горло:

– Кра-кра! Кра-кра!

А у основания валуна бесновалась и истошно лаяла огромная пастушья сторожевая собака:

– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!

Ворона Кракоша то и дело меняла свое расположение, перебегала с одного края валуна на противоположный, смотрела вниз и снова начинала громко кричать:

– Кра-кра! Кра-кра!

Пастушья овчарка делала большую пробежку, обегала валун по всему его периметру, а это составляло добрых десять метров, и снова начинала бесноваться, подпрыгивать и истошно лаять:

– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!

Ворона Кракоша снова перебегала на противоположный край валуна, снова склонялась головой, смотрела вниз и кричала:

– Кра-кра! Кра-кра!

И снова огромная пастушья овчарка металась, как угорелая, большими прыжками огибала валун, подпрыгивала, бесновалась и истошно лаяла:

– Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!

И это продолжалось не три, не четыре, не пять, а бесчисленное количество раз, продолжалось бесконечно долго.

Дракоша с удивлением рассматривал эту сцену в свой бинокль и недоумевал.

– Чем это они там занимаются? Чего они не поделили между собой? Почему Ворона Кракоша не улетает? Почему эта огромная пастушья собака так злобно лает? Почему она не уходит? – раздумывал вслух Дракоша.

– А может, это такая игра? – продолжал рассуждать маленький дракончик, теряясь в догадках. – Если это игра, то совсем неинтересная. Один каркает, а другой лает. И даже не разберешь: то ли один лает, потому что другой каркает, то ли один каркает, потому что другой лает. Глупая и неинтересная игра. Во всяком случае, есть очень много более интересных игр и занятий, – решил он.

И Дракоша стал спускаться вниз по склону горы. Завидев его издалека, пастушья собака тут же испугалась и убежала, жалобно скуля и завывая. Она не боялась волков, конечно, если это был волк-одиночка, а не большая волчья стая. И она не боялась медведя и могла не раздумывая напасть на него, хотя медведь средних размеров был значительно сильнее, чем самая сильная и самая большая пастушья овчарка. Но одно дело волк или медведь, и совершенно иное дело – дракон, пусть даже пока еще очень маленький. Пастушья сторожевая собака прекрасно знала, что настоящими хозяевами этой горы были драконы, так что ссориться с ними ни под каким видом было нельзя. И потом, так же как и все другие обитатели горы, пастушья собака боялась драконов подсознательно, инстинктивно, а страх никогда не спрашивает, большой это дракон или маленький. Страх вообще ничего не спрашивает, потому что у страха глаза велики.

Дракоша подошел к валуну, на котором все еще сидела Ворона Каркоша.

– Привет, Ворона Кракоша, привет, мой ангел-хранитель. Чем это ты здесь занимаешься? Что здесь делаешь? И почему ты каркала на эту пастушью собаку? И почему она так на тебя лаяла?

– Эх, дракончик Дракоша, жаль, что ты пришел и помешал нашей забаве.

– Ага, так я и думал, – сказал Дракоша. – Так значит, вы здесь забавлялись. Очень шумная и неинтересная получилась у вас забава. Во всяком случае, мне она совсем не понравилась. Уж лучше бы играли в прятки или ловитки или во что-нибудь еще.

– Да нет, Дракоша. Это была не совсем игра. Для меня это была игра, забава, но собака лаяла, злилась и рычала всерьез, потому что она глупая-преглупая, хотя и большая-пребольшая, ростом с хорошего теленка. Я просто забавлялась, дразнила ее, издевалась над ней, над этой большой и глупой пастушьей собакой.

– Но почему ты ее дразнила? И почему ты над ней издевалась? Разве это правильно – издеваться над собакой и дразнить ее? Что она тебе такого сделала?

– Да ничего особенного. Просто она стала на меня лаять и набрасываться, а я поначалу не обращала на нее внимания, демонстративно ее игнорировала, а потом решила разыграть ее. Нет, ты мне объясни, Дракоша, почему люди считают, что собаки умнее ворон? По-моему, это очень несправедливо. И очень неправильно.

 

 

Глава семьнадцатая

 

Как пастухи подшутили над Вороной Кракошей

        

         Как-то Дракоша сказал Вороне Кракоше:

         – Послушай, Ворона Кракоша, ангел ты мой хранитель, а расскажи-ка ты мне какой-нибудь интересный, забавный случай из своей жизни. Такой случай, который еще не пересказан ни в одной сказке, ни в одной басне. Ведь ты столько лет живешь на белом свете – наверняка с тобой случались разные интересные и забавные случаи.

         – Как-то сидели пастухи на лужайке и полдничали, то есть обедали, – начала свой рассказ Ворона Кракоша. Были у них на обед вареные яйца, мясо, катрофель и хлеб. А я была поблизости и к тому же очень голодная, ну вот и решила поживиться чем-нибудь. Подбирала кусочки хлеба, вареной картошки или мяса, в общем, остатки и объедки со скатерти, на которой эти пастухи только что пообедали. Я старалась делать все незаметно, чтобы не привлекать их внимание и не мешать их отдыху. А эти пастухи почему-то решили, что я нахалка и воровка. Они меня все время отгоняли, я отлетала в сторонку, затем заходила с другой стороны.

Затем кому-то из пастухов пришло в голову подшутить надо мной, и он стал макать корочки хлеба в водку и бросать мне. А я же не знаю, что такое водка, какие фокусы она может вытворять и какими свойствами она обладает. И вот таким образом я поела вдоволь этих самых алькогольных хлебных корочек. Они были вкусные, правда, немного горчили, но все равно были довольно вкусные. Потом я вдруг заметила, что у меня как-то странно отяжелела голова и затуманилось сознание; мысли стали путаться, но при этом, представьте, значительно улучшилось настроение, причем настолько значительно, что захотелось петь и танцевать. Поначалу я решила, что мне стало так хорошо и весело оттого, что я наелась этого хлеба, насытилась. Когда я сытая, мне очень нравится петь. Но на этот раз мне почему-то захотелось петь не для себя, а для зрителей. То есть захотелось выступить с публичным концертом. С показательной программой. Публика, конечно, была не ахти какая, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба, то есть пастухи – это вам, конечно, не самые утонченные и изысканные ценители высокого искусства, скорее это были необразованные, далекие от культуры деревенщины, но за неимением лучшего выбора вполне могли бы сойти за зрительскую аудиторию.

И вот я начала исполнять свою концертную авторскую программу, разные там известные шлягеры: «Я ворона, я ворона, ла-ла-ла-ла-ла» и т.д. Душа у меня ликует, так и хочет вырваться из моего бренного тела и воспарить, полететь. Я чувствую, что в моем зобу, как говорится, дыханье спёрло… В общем, какое-то странное, непостижимое, вдохновенное состояние. Так и хочется закружиться в танце и при этом петь, петь, петь…

Посмотрела я на своих зрителей – вижу, они какие-то возбужденные. Они все как-то странно размахивали руками и кричали мне что-то. Поначалу мне послышалось: «Браво!», «Браво!», «Бис», «Бис!». А потом прислушалась – нет, они кричат: «Кыш, кыш! Кыш, проклятая! Дай нам поспать. Раскричалась, пьяная дура!»

И вдруг – бац! – что-то больно ударило меня по голове. Оглядываюсь, а это – переспелый помидор. Потом в меня полетел другой помидор, затем – третий… Ну, думаю, наверно, не понравилось им мое выступление. А что с них возьмешь, с пастухов. Нет у них никакого художественного и эстетического вкуса. Уровень культуры – ниже плинтуса.

Обидно мне стало – аж до слез. Это надо же – взять и так грубо испортить мое праздничное настроение, испоганить светлый праздник души. Хочу выразить свое возмущение, хочу им сказать:

– Ну все, деревенщины! Концерт окончен. Ухожу я от вас. Пожалеете – на себя пеняйте.

Но это я только хочу сказать, то есть говорю это мысленно, но сказать вслух не могу. Язык заплетается. Получается что-то нечленораздельное. Хочу сказать возмущенное «Кр-ра! Кр-р-а!», а вместо этого получается какое-то легкомысленное «Хи-хи-хи!». И смех, и грех. И представляешь, я одновременно и смеялась и плакала. И при этом удивлялась, как такое может быть, чтобы я смеялась и плакала одновременно.

Потом я решила улететь, покинуть своих неблагодарных слушателей, которые, кстати сказать, продолжали бросать в меня всякую всячину: вареную картошку и яйца, большие куски сыра, горбушки хлеба… В другой раз я бы очень обрадововалась всей этой снеди и возблагодарила бы судьбу, но сейчас я чувствовала себя оскорбленной в лучших своих чувствах.

В общем, хочу я улететь восвояси, и вдруг чувствую, что не могу. Ноги у меня подкашиваются, и не только подкашиваются, но и заплетаются. Не то что лететь – ходить не получается. То на одно крыло падаю, то на другое. И при этом как-то безобразно икаю. Вот так: «Ик!», «Ик!». И настолько неловкая получилась ситуация, что я продолжала глупо хихикать. Вот так: «Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!».

А они, это бездельники в овечьих тулупах и папахах, хохочут и хохочут, гогочут и гогочут. Ухватились за животы, катаются по траве и надрываются от смеха.

Мне еще обиднее стало. Хочу им сказать:

– Что зубы скалите, олухи царя небесного! Никогда пьяной вороны не видели, что ли?

И опять же, в уме сказать получается, а вслух – ну ни в какую! Мычу что-то нечленораздельное и в интервалах икаю. Вот так: «Ик!», «Ик!». И при этом глупо хихикаю: «Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!».

Вот так я опозорилась. Знатно опозорилась. Двести лет буду жить – двести лет буду помнить.

                  

Глава восемьнадцатая

Кто на что горазд?

 

 

– Все драконы очень талантливые, разносторонне развитые и одаренные существа, – похвалился как-то дракончик Дракоша. – Я, например, умею летать, изрыгать изо рта, носа и ушей огонь и дым, а еще я умею бегать быстрее всех, умею ловить бабочек, кузнечиков и ящериц. И еще я умею есть горчицу, чеснок и острый перец. И даже самый острый в мире кетчуп, приготовленный из горчицы, чеснока и острого перца. И к тому же у меня есть тетушка Несси, которая живет в Шотландии, в большом озере Лох-Несс. Вот.

– А я умею красть курочек, – похвалился Лисенок Хитрёша. – Я могу украсть любую курочку, да так ловко, что никто на свете этого не заметит. Ни люди, но сторожевые собаки. И даже сама курочка этого не заметит. А если очень постараюсь, то выкраду курочку так, что не только люди и сторожевые собаки, не только курочка, но даже я сам этого не замечу.

– А я умею лучше всех на свете капризничать и топотать ногами. Вот так, смотрите. – И Топотоша громко заревел и затопотал ногами. –  И еще я умею лучше всех на свете залезать на деревья, даже самые-самые высокие. И я умею всю зиму беспробудно спать в берлоге и сосать свою лапу, – гордо сказал Медвежонок Топотоша.

– А я умею бесподобно, просто замечательно хрюхрюкать, – вставила Свинюшка Хрюхрюшка. И еще я умею лучше всех на свете визжать. – Она очень гордилась этим своим уменьем и считала себя особенно одаренной, исключительно талантливой свинюшкой.

– Только я ничего не умею, только у меня нет никаких талантов, – уныло и печально сказала коровка Бурёша.

Все обернулись и с удивлением и участием посмотрели на коровку Бурёшку. И поскольку Свинюшка Хрюхрюшка не могла повернуть свою шею ни влево, ни вправо, она повернулась в сторону Бурёши всем своим туловищем.

– Я никогда не научусь летать, и это даже к лучшему, потому что если бы я научилась летать, то все бы  задирали головы к небу и говорили бы: «Эй-эй, смотрите, вон там в облаках – летающая корова!». К тому же, можете себе представить, что бы случилось, если бы я невзначай стала бы ронять с неба свои здоровенные лепешки? На земле начался бы настоящий переполох. Мои лепешки – это ведь не птичий помет.

Коровка Бурёшка говорила так печально и удрученно, что всем стало очень и очень жалко ее. Ведь она была такой ласковой, доброй и умной маленькой телочкой-коровкой.

– Ну и что с того? – поспешил утешить Бурёшу дракончик Дракоша. – Если есть на свете крылатые драконы и крылатые кони, то почему не может быть крылатых коров? Разве кто-нибудь когда-нибудь говорил Пегасу: «Эй, ты, что ты делаешь в небе? Тебя только там не хватало!». Никто никогда не говорил и сегодня тоже не говорит. А почему? Да очень просто: потому что Пегас может взять и ответить: «А вам какое дело? Где хочу, там и летаю». Ну, а насчет коровьих лепешек, это, конечно, посерьезнее, но и здесь можно что-нибудь придумать. А пусть люди ходят с большими брезентовыми зонтами. Они ведь защищаются от дождя и снега, они ведь не возмущаются, не говорят дождю, ливню или граду: «А ну прекратись! Сейчас же кончай безобразничать!». И от солнца они тоже защищаются с помощью зонтов. И солнцу тоже не говорят: «Эй, ты, золотолобое солнце! Хватит нас печь и жарить. Скройся-ка ты сейчас же за облаками!». Если они скажут такое солнцу, то солнце может еще больше рассердиться, и знаете, что тогда будет? Все мы станем жареными и копчеными – вот что будет. Так что ты, Бурёша, совершенно на этот счет не беспокойся. Коровьи лепешки, падая с неба, перестают быть твоими проблемами и становятся уже нашими проблемами. Кто не хочет получить по голове лепешкой, пусть отсиживается дома. Правильно я говорю? – спросил Дракоша своих друзей, переводя взгляд с одного на другого.

– Правильно, Дракоша, – сразу же отозвалась Свинюшка-Хрюхрюшка. – Лично мне никакие лепешки не страшны. Пусть другие их боятся. И потом, эти лепешки – они ведь замечательно удобряют землю. И к тому же они экологически чистые. Это вам не какая-нибудь селитра или азотное удобрение.

– И к тому же они замечательно горят, – добавил медвежонок Топотоша. – В деревнях крестьяне специально собирают эти самые коровьи лепешки и топят ими печи.

– А я так вообще тебе завидую, – вставила Ворона Кракоша. – Я бы очень хотела какать на людей коровьими лепешками, но у меня это никак не получается.

– Ну, ребята, с вами не соскучишься. Послушать вас, так получается, что мы еще должны упрашивать Бурёшу, чтобы она целыми днями летала по небу и унавоживала бы землю. Хи-хи-хи! А мы бы сидели по домам или ходили бы с большими брезентовыми зонтами. Пусть уж вместо этого Бурёшка не летает по небу, а ходит и пасется на земле. Тогда ни с ней ничего не случится, ни с нами, – как всегда, ехидно и иронично сказал Лисенок Хитрёша, и победно посмотрел на своих товарищей. Он был уверен, что его доводы были самыми хитроумными и убедительными.

– Когда я пою, мне говорят: ты поёшь, как корова, – грустно продолжала Бурёша. – Когда я танцую, мне говорят: ты танцуешь, как корова. Я как-то даже решилась пойти на водительские курсы, хотела научиться водить автомобиль. Так вот на первом же занятии прохожие стали показывать на меня пальцем и говорить: смотрите, корова за рулем. Хотела научитья плавать, плюхнулась в бассейн, а мне говорят: ты плаваешь, как корова. А как мне еще плавать? Ведь я и есть корова, хотя и будущая.

– А вот и ничего подобного, – счел уместным и необходимым возразить дракончик Дракоша. Честное драконье слово, ты поёшь намного лучше, чем многие звезды шоу-бизнеса.

– У меня нет никаких перспектив, никакого будущего, – грустно вздохнув, продолжила Бурёша. – Когда я вырасту, стану большой коровой и буду весь день пастись и давать много молока. Но это каждая корова умеет, для этого большого ума и большой сноровки иметь не нужно.

Дракоше тоже стало очень грустно, потому что он в своей душе никак не мог согласиться с тем, что Бурёша со временем вырастет и станет самой заурядной, самой обычной коровой, которая только и будет делать, что пастись на лугу и три раза в день давать молоко.

– Зато ты будешь давать самое лучшее, самое вкусное в мире молоко, душистое-предушистое, и при этом очень много молока, сто литров в день, больше всех на свете, – сказал он, стараясь придать своему голосу побольше воодушевления.

– Разве может быть что-нибудь лучше, что-нибудь важнее и полезнее, чем давать молоко? – спросил медвежонок Топотоша. – На свете нет ничего вкуснее и полезнее молока, особенно когда это сгущенное молоко с сахаром. Я люблю сгущенное молоко даже еще больше, чем мед. А сгущенное молоко с медом – ну это уже вообще отпад и беспредел. Лучше этого вообще ничего не может быть. Ну да, ну да, – поспешил добавить медвежонок, чтобы его слова выглядели еще более убедительными. У него даже заныло в желудке – оттого, что его воображение ярко нарисовало большой бочонок со сгущенным молоком и медом, а еще оттого, что его слова представлялись ему безукоризненно убедительными.

– Вы все здесь такие талантливые. Я на вашем фоне – такая невыразительная, такая серая. Нет у меня никаких талантов, – сказала коровка Бурёша с таким печальным вздохом, что маленькому дракончику Дракоше захотелось горько-горько заплакать и даже по-волчьи завыть на луну. Но драконам, даже самым маленьким, категорически возбранялось плакать и тем более выть на луну. Дракон не может быть плаксой и не имеет права опускаться до уровня воющего на луну волка.

– А вот и неправда! – в сердцах возразил Дракоша. – Ты умеешь быть самой доброй, самой заботливой, самой отзывчивой, самой благородной и самой благодарной коровой на свете. И к тому же, если хотите знать и если уж на то пошло, не такое уж это хитрое дело – летать и изрыгать изо рта пламя и дым. Просто нужно проглотить большую ложку острого кетчупа, или чесночного соуса, или горчицы, или горького перца, а остальное получается само собой. Это самый простой, самый обычный фокус.

– Конечно! – с готовностью согласился Лисенок Хитрёша. – Да и красть кур также не такое уж хитрое дело. Просто эти курочки такие глупые, ну такие глупые, просто кладешь их в мешок и уходишь незамеченным. Никакой ловкости, никакой хитрости и никакого проворства здесь не нужно.

– Ну да! Ну да! – сразу же поддакнул Медвежонок Топотоша. – А для того, чтобы капризничать и громко топотать ногами, большого ума не надо. Барабанишь по земле со всей силы, ревешь во все горло – вот и все дела. Никаким талантом обладать для этого вовсе не нужно. Да и лазить по деревьям – самое обычное дело, любая мартышка умеет. А всю зиму дрыхнуть, ничего не делая, да еще сосать свою грязную лапу, – это занятие для отпетых лодырей и лентяев. И к тому же довольно негигиенично.

– Вот именно! Вот именно! – радостно хрюхрюкнула Свинюшка Хрюхрюшка. – Землю рылом рыть тоже каждый дурак сумеет. Ничего особенного в этом нет. А хрюхрюкаю я только потому, что просто хрюкать, как это делают все нормальные хрюшки-свинюшки, я не умею. Дело в том, что у меня так устроена носовая полость. Я и сама не рада, что так безобразно хрюхрюкаю. А визжать, как недорезанная, это вообще банально. Дерешь горло почем зря – вот тебе и вся хитрость.

– А настоящий талант, – сказал Дракоша – это умение быть в центре внимания, умение любить своих друзей, любить своих ближних, приходить к ним на помощь в самую трудную минуту. Настоящий талант – это иметь большое, доброе, отзывчивое, благодарное и благородное сердце. Вот этого таланта у тебя, дорогая Бурёша, намного больше, чем у кого-либо из нас. И даже больше, чем у всех у нас вместе взятых. Вот.

 

 

Глава девятнадцатая

 

Розовая мечта коровки Бурёши

 

– А знаете, ребята, – сказал как-то дракончик Дракоша своим друзьям, когда они весело играли и резвились на своей излюбленной солнечной лужайке. – Есть у меня одна голубая-голубая мечта.

– И почему же это она голубая? – спросил медвежонок Топотоша, которому непременно нужно было все досконально выяснить и уточнить.

– Ну должна же моя мечта быть какого-то цвета, – пояснил Дракоша. – Не может же она быть бесцветной. Или серой. Конечно, она может быть и бесцветной, и серой, и черно-белой, но это будет какая-то невыразительная, скучная мечта. А настоящая мечта должна быть яркой и непременно цветной. Но моя мечта – голубая. И я не променяю ее ни на какую другую цветную мечту. Пусть у других мечты бывают какого угодно цвета, какой угодно раскраски, цветастые и пестрые, пусть даже они будут серо-буро-малиновые, все равно это будут чужие мечты. А мне вполне достаточно моей голубой-голубой мечты.

– И какая же это у тебя голубая мечта? – иронично заметил лисенок Хитрёша. А заметил он это иронично, потому что неиронично он вообще ничего не замечал.

– Хочу стать невидимым для всех, – ответил дракончик Дракоша. – Хочу, чтобы я всех видел, а меня бы никто не видел.

– Ну, и для чего тебе это нужно? – продолжал иронично расспашивать Лисенок Хитрёша. – Какая тебе выгода, какая тебе польза будет от этого?

– А что, разве мечта непременно должна быть полезной и выгодной? – смутившись, спросил Дракоша.

– Ну конечно, должна. Вот если бы я мог стать невидимым, ну, к примеру, достал бы где-нибудь шапку-невидимку, то я бы безо всякой опаски залезал бы во все курятники и беспрепятственно крал бы курочек. Курочки бы меня не замечали, собаки бы меня не замечали, люди с ружьями – и те бы меня не замечали. Конечно, куры и собаки почуяли бы, вычислили бы меня по лисьему запаху, но зато не могли бы увидеть и ополоумели бы от удивления и ужаса. Получалось бы так, что лисенок вроде бы здесь, в курятнике, но вместе с тем, лесенка здесь нет, потому что его нельзя увидеть. Вот была бы потеха! Вот какой должна быть полезная и выгодная мечта.

Дракончику Дракоше было очень неприятно, что этот воришка Лисенок Хитрёша вот так вот запросто, средь бела дня украл, умыкнул, позаимствовал его мечту, и он поспешил выразить свой протест, свое недовольство и несогласие. Нужно же одернуть этого наглого рыжего воришку.

– Так значит, тебе мало кур воровать, тебе непременно нужно украсть и мою голубую мечту!

– Да ничего подобного! Не крал я у тебя ничего. Как можно украсть мечту? Мечта ведь не курочка. Разве я виноват, что у меня точно такая же мечта, как у тебя? – спросил Лисенок Хитрёша, но, тем не менее, все были уверены, что Лисенок и на этот раз хитрит.

– И потом, – продолжал Лисенок Хитрёша, – мне бы эта мечта пригодилась бы гораздо больше и принесла бы гораздо больше выгоды и пользы, чем тебе.

– А мне не нужна ни выгода, ни польза, – смущенно и растерянно ответил Дракоша. Дракоше было страшно обидно, что Лисенок Хитрёша залез в его чистую голубую мечту и своими ироничными вопросами и меркантильными, то есть корыстными и расчетливыми мерками перепачкал ее. Но он решил, что просто не стоит обижаться на этого зловредного лисенка, во всем на свете видящего только выгоду и пользу, и спокойно продолжил:

– Мне просто очень хотелось бы, чтобы мы с мамой и папой не привлекали ничье внимание, могли бы спокойно разгуливать по улицам различных городов и деревень. А то каждый раз, когда мы где-нибудь показываемся, люди сразу начинают показывать на нас пальцами и кричат: «Смотрите, смотрите, вон в небе летят драконы!» Можно подумать, мы какие-то призраки или какая-нибудь невидаль. Мы ведь не голливудские кинозвезды, в конце концов. Вначале мне такое внимание даже нравилось. А потом стало раздражать. Когда мы с папой и мамой заходим в ресторан или в театр, все сразу оборачиваются и таращат на нас глаза. Как-то папа с мамой повели меня на Каннский кинофестиваль. Там собрались все самые известные кинозвезды – Джулия Робертс, Роберт Де Ниро, Том Хенкс, Аль Пачино… Стоило нам войти в зал, как народ вообще перестал обращать на них внимание и стал пялиться на нас, как будто мы – сбежавшие из зоопарка слоны и носороги. Даже обидно. Вот.

– А моя мечта – розовая-розовая, – сказала коровка Бурёшка. Честно говоря, она была не вполне уверена, что ее мечта – именно розовая, более того, ей казалось, что ее мечта тоже была голубой, но ей очень хотелось, чтобы ее мечта была совершенно индивидуальной, не похожей на чью-либо мечту, чтобы она была особенной и обособленной даже по своему цвету.

– У всех девочек мечты бывают розовыми, – сказала Свинюшка Хрюхрюшка. – Это у мальчиков мечты голубые.

– Так о чем же ты мечтаешь, Бурёша? – спросил дракончик Дракоша.

– Моя мечта – воздушная и очень возвышенная, – ответила Бурёша. – Она легкая, словно розовый воздушный шарик. Я часто смотрю в небо и вижу свою мечту – она парит над самыми облаками. А еще я часто вижу свою мечту во сне. Во сне я часто летаю и катаюсь на коньках и на роликах. Летними ночами я вижу летние сны, а зимними ночами – зимние. В летних снах я катаюсь на роликах, а в зимних – на коньках.

– Так ты, вероятно, мечтаешь стать летучей драконихой? – с надежной в голосе спросил маленький дракончик Дракоша. Ему очень хотелось услышать утвердительный ответ, ведь в этом случае он также мог каким-то образом попасть в сон Бурёши и летать вместе с ней в небе и быть невидимым летучим драконом. Он мог бы просто со стороны смотреть на летающую Бурёшу и следить, чтобы никто не смел ее обидеть.

– Я мечтаю стать фигуристкой, – мечтательно сказала Бурёша.

– Кем-кем? – хором спросили маленький дракончик Дракоша, бычок Гаркоша, Лисенок Хитрёша, Медвежонок Топотоша и Свинюшка Хрюхрюшка.

– Фигуристкой. Хочу выступать в балете на льду. Каждую ночь во сне я выступаю на сцене и исполняю Танец Маленьких Лебедей. Это так здорово! Зажигаются огни рампы, я выхожу на сцену, весь зал встает и стоя мне аплодирует, на сцену бросают букеты цветов… Много букетов. Целое море цветов. Миллион алых роз. А потом свет медленно гаснет, на меня направляется луч прожектора… Звучит музыка Чайковского, и я начинаю грациозно танцевать…

– На коньках или на роликах? – поинтересовался Дракоша. Ему очень не хотелось перебивать мечтательный рассказ Бурёши, но его воображение рисовало Танец Маленьких Лебедей в исполнении Бурёши, и необходимо было уточнить, в какой именно экипировке выступала Бурёша.

– На роликах, – со вздохом ответила Бурёша. – Конечно, на коньках я бы смотрелась лучше, но когда я во сне катаюсь на коньках и делаю прыжки в четыре оборота, лед меня не выдерживает, и я проваливаюсь и просыпаюсь. Я так не люблю, когда мои сны и мечты прерываются, мне бывает так обидно, поэтому я заранее надеваю во сне ролики, по четыре ролика на каждом ботиночке. Для роликовых коньков лед не нужен. На роликах я могу выполнять любые фигуры, могу прыгать высоко-высоко, под самые облака.

– Конечно, ролики лучше. А самое главное, они намного безопаснее, чем коньки, – поспешил утешить Бурёшу дракончик Дракоша. Для него было очень важно, чтобы Бурёша не упала во сне и не ушиблась и не поранилась. – А ролики по элегантности почти совсем не уступают конькам. Так что тут и думать нечего.

– В шоу-бизнесе и без тебя коров хватает, хи-хи-хи, – негромко, про себя пробурчал Лисенок Хитрёша, который не упускал случая, чтобы не высказать своего ироничного, язвительного мнения. Но ему очень хотелось, чтобы его самостоятельное мнение стало достоянием общественности, а общественностью на лужайке были коровка Бурёша, бычок Гаркоша, дракончик Дракоша, свинюшка Хрюхрюшка и Медвежонок Топотоша.

– А вымя свое, вымя! Куда ты денешь свое вымя, хи-хи-хи? – хитро хихикнул Лисенок Хитрёша, прикрыв один глаз. Он очень обрадовался, что ему предоставилась отличная возможность подтрунить над этой задавалой Бурёшей. – Вот умора! Вот умора! Ведь тебе же твое вымя мешать будет. Представляю тебя на сцене с твоим выменем, хи-хи-хи.

– Не смей хамить, Лисенок! – запротестовал и не на шутку рассердился Дракоша, который недолюбливал Лисенка Хитрёшу за его постоянное желание испортить кому-то настроение, устроить какую-нибудь маленькую пакость.

Дракоше очень не хотелось, чтобы из-за этой пошленькой реплики наглого рыжего лисенка розовая мечта Бурёши упала с заоблачных высот на землю и разбилась вдребезги. И поэтому он спросил ее:

– А не лучше ли тебе стать спортсменкой и выступать на международных соревнованиях?

– Я как-то об этом не думала, но сегодня вечером закажу сон с международными соревнованиями. А еще лучше – чемпионат мира. – Бурёше определенно понравился новый поворот и новое развитие в сюжете ее розовой мечты.

– А в каком разряде ты собираешься там выступать, в одиночном или в парном? – заинтересованно спросил Дракоша. Маленькому дракончику очень хотелось каким-то боком, каким-то образом попасть, проникнуть в розовую мечту Бурёши, выступать с ней в парном разряде, ловко подбрасывать ее и затем столь же ловко ловить, поддерживать ее и вращать над головой, кружить с ней в вальсе или танцевать с ней страстное и энергичное аргентинское танго, хотя, в принципе, можно было бы танцевать и фокстрот или румбу, ведь это, в конце концов, не имело решающего значения.

– А знаешь, Бурёша, тебе очень подойдут белые ботиночки. Красивые белые ботиночки с четырьмя роликами и белыми шнурочками. Ты бы непременно получила приз зрительских симпатий и тебя бы признали самой красивой фигуристкой в мире, – сказал Дракоша.

– Нет, пусть ботиночки и шнурочки будут розовыми, – мечтательно сказала Бурёша. – Раз уж моя мечта – розовая, пусть и ботиночки и шнурочки тоже будут розовыми.

Дракоша увидел, что Лисенок Хитрёша едва сдерживается, чтобы не прыснуть от смеха и не сказать что-то язвительное, и сказал:

– Ну давай, Лисенок Хитрёша, скажи какую-нибудь очередную гадость, а то просто лопнешь от зависти.

– Лучше бы ты, Бурёша, играла бы во сне в хоккей – вратарем. Заняла бы своей тушей все ворота, ни одного гола бы не пропустила. Хи-хи-хи.

Бурёша очень обиделась на эту шутку Лисенка. Она надулась, ее большие выразительные глаза затуманились и стали еще выразительнее. Она вот-вот готова была разреветься, ведь все девочки такие плаксы и ревуньи, даже маленькие коровки.

Дракоша очень рассердился на Хитрёшу, отозвал его в сторонку и сказал:

– Послушай, Лисенок Хитрёша, с твоей стороны это просто неспортивно. Как ты можешь так бессовестно потешаться над Бурёшей и ее заветной мечтой? Я не позволю тебе смеяться над не й. Найди для своих глупых шуток другую мишень.

– Ах, какие нежности, какие телячьи нежности! – ответил Лисенок Хитрёша, но решил не раздражать и без того уже раздраженного маленького дракона.

Дракоша между тем поспешил успокоить и поддержать Бурёшу и сказал:

– В твоей мечте, Бурёша, нет ничего несбыточного. К тому же, как известно, розовые мечты сбываются значительно чаще, чем голубые.

Дракоша немного подумал и для большей убедительности добавил:

– Это, кстати, не только я так считаю, так считает статистика, а статистика – очень серьезная наука.

Сказав это, Дракоша покраснел, как вареный рак, потому что статистика, хотя она и была в действительности очень серьезной наукой, но при этом никогда ничего подобного не утверждала. Но маленькому дракончику очень уж хотелось сказать Бурёше что-нибудь приятное и обнадеживающее, очень хотелось поддержать ее. Даже ценой неправды, которую он в глубине души страшно ненавидел.

 

– А я мечтаю стать поэтом, и мне моя мечта видится ярко зеленой, – неожиданно для всех вступил в общую беседу бычок Гаркоша. Он обычно предпочитал молчать и жевать свою нескончаемую травяную жвачку.

Все очень удивились, а Лисенок Хитрёша прыснул от смеха, стал кататься по траве и хихикать.

– Хи-хи-хи, вот так умора! – приговаривал Лисенок, держась лапками за животик и продолжая кататься по траве. – Нет, вы только послушайте! Еще один деятель искусства, небожитель, служитель Аполлона. Еще один покоритель поэтического Олимпа. Сестра – фигуристка, а братец – поэт. Ну и семейка! Да у вас просто семейная звездная болезнь, хи-хи-хи! Все мечтают стать банкирами, сенаторами или министрами, а этот бычок, видите ли, мечтает стать поэтом. Расплодились мечтатели на нашу голову!

Бычок Гаркоша растерянно стал оглядываться по сторонам, вопросительно посматривая то на Дракошу, то на Бурёшу, то на Свинюшку Хрюхрюшку, то на Медвежонка Топотошу. Он явно не ожидал подобной реакции, хотя Лисенок Хитрёша был довольно предсказуем и был изначально настроен на то, чтобы поднимать на смех любое высказываение, подтрунивать и иронизировать над любым словом любого своего приятеля, делая исключение разве что только для маленького дракончика Дракоши, которого он немного побаивался и в отношении к которому проявлял сдержанность и уважительную подобострастность.

Бычок Гаркоша не мог определиться: следует ли ему обидеться на насмешки Лисенка Хитрёши или отнестись к ним как не совсем удачным шуткам. На шутки ведь обижаться не следует, пусть даже они получились не очень тактичными.

– Хи-хи-хи! – продолжал потешаться Лисенок Хитрёша, который не имел совершенно никакого представления о чувстве меры и не понимал, что его шуточки затянулись и получились не смешными и даже, можно сказать, пресными. – Представляете, ребята, на стене висят портреты Данте, Шекспира, Байрона, Пушкина, и рядом с ними портрет Гаркоши с лавровым венком на рогах… Вот умора! Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Тебе, бычок Гаркоша, следовало бы знать, что то, что дозволено Зевсу, не дозволено быку. Хи-хи-хи!

Бычок Гаркоша наконец-то определился, обиженно наклонил голову к земле, набычился и стал угрожающе рыть ногой землю.

– Да погоди ты, Лисенок Хитрёша! – рассердился дракончик Дракоша. – Надоел ты нам всем своим хитреньким хихиканьем. Если тебе с нами неинтересно, можешь уходить, мы тебя не удерживаем. Ты же нам мешаешь. Мне, например, очень интересно узнать, что среди нас здесь есть поэт, ну, я хочу сказать, будущий поэт. Да ты у нас, бычок Гаркоша, скрытый талант. Молчал, молчал и – на тебе: поэт. А давай-ка, прочти нам какое-нибудь стихотворение.

– У меня пока что только одно стихотворение, и оно очень маленькое, но, по-моему, довольно содержательное, – застенчиво сказал бычок Гаркоша.

– Ну, давай, давай, читай нам свое маленькое содержательное стихотворение, – сказал Медвежонок Топотоша.

– Кстати, автор не должен говорить, что его произведение содержательное, – подключилась к беседе Свинюшка Хрюхрюшка. – Это должны решать читатели и жюри. Я буду председателем жюри, потому что я хорошо разбираюсь в поэзии. На всех конкурсах поэзии я выбираю себя председателем жюри.

– Ну ладно, прочитаю, – согласился бычок Гаркоша с важным видом, гордо и высоко подняв голову и приосанившись, как это делают поэты, когда читают свои стихи. – Но вы сконцентрируйте свое внимание. Сосредоточьтесь.

– Мы давно уже сконцентрировали свое внимание и сосредоточились. Давай, гони свое содержательное стихотворение. Мечи свой бисер перед председателем жюри, – ехидно проговорил Лисенок Хитрёша, хитро прищурил один глаз.

– Ну все. Читаю. Слушайте.

Мальчик Дракоша

Хоть дракон, но хороший.

Воцарилось тягостное молчание.

– И это все? – стараясь скрыть свое недоумение и разочарование, спросила Свинюшка Хрюхрюшка. – Это и есть твое «содержательное» стихотворение?

– Гора родила мышь, – пожав плечами, пробурчал Медвежонок Топотоша, на которого стихотворение Гаркоши также не произвело большого впечатления.

– Ну что тебе сказать, поэт Гаркоша, такие содержательные стихи я могу писать килограммами и километрами, и даже кубометрами, – сказал Лисенок Хитрёша. Вот, послушайте:

Стихи Гаркоши

Ни на что не похожи.

– Но учти, Лисенок Хитрёша, что если ты будешь писать стихи килограммами, километрами и кубометрами, то непременно превратишься в графомана, – сказал Медвежонок Топотоша. – Настоящие поэты никогда не пишут так много. У них каждая строчка рождается в творческих муках.

– Ну, ладно, ладно, ребята, ну что вы все набросились на бедного Гаркошу, – взял незадачливого поэта-бычка под свою защиту дракончик Дракоша. – Во-первых, это самое первое в жизни стихотворение Гаркоши. А первый блин, как вы знаете, обычно идет комом. А во-вторых, он ведь не сказал, что он – поэт, он сказал, что только мечтает стать поэтом. А мечтать, как известно, никому не возбраняется. И к тому же, мечтать никому и никогда не вредно.

 

– А моя мечта – совершенно неясного цвета, – сказал Медвежонок Топотоша. – Она меняет свой цвет, как хамелеон. Иногда она – цвета меда, а иногда – цвета сгущенного молока. Зато моя мечта – самая-самая сладкая, как мед и как сгущенное молоко.

– И о чем же эта твоя сладкая-пресладкая мечта? – ехидно спросил Лисенок Хитрёша. – Могу поспорить, что ты мечтаешь, чтобы в реках текли мед и сгущенное молоко. Хи-хи-хи! О чем еще может мечтать Медвежонок Топотоша?

– Я мечтаю о том, чтобы пчелы стали добрыми-добрыми, чтобы у них в попке не было жала и чтобы они относили свой мед не людям, не в свои маленькие деревянные домики, а приносили бы его сразу мне, приносили его в нашу берлогу. В маленьких аккуратных ведерках. Или в баночках.

– Какая-то у тебя слишком уж реалистичная, прозаичная мечта, – сказал Дракоша. –

Конечно, она тоже очень важная и нужная, возможно даже, действительно очень сладкая, но в мечте должен быть полет воображения, фантазии, мечта должна быть хотя бы чуточку романтичной…

– А что я могу поделать, если все мои мечты сводятся к меду и сгущенному молоку, – огорчился Медвежонок Топотоша. – И все мои мысли тоже. Закрываю глаза – вижу мед и сгущенное молоко, открываю глаза, и все равно думаю только о том, где бы раздобыть сгущенного молока и меда. На большее у меня просто не хватает ни выдумки, ни воображения, ни фантазии, потому что ничто другое в жизни меня не интересует.

– А почему бы тебе не помечтать о том, чтобы поскорее наступили зимние холода, чтобы ты забрался в теплую и уютную медвежью берлогу, сосал бы свою сладкую лапу и проспал бы там беспробудным сном до прихода весны. Замечательная получилась бы медвежья мечта, хи-хи-хи! – захихикал Лисенок Хитрёша.

– Ну, Лисенок Хитрёша, ты уже всех нас достал своими насмешками и своим постоянным хихиканьем. Тебя должны были бы назвать не Хитрёшей, а Хи-хи-хи-трёшей, – сказал дракончик Дракоша.

Медвежонок Топотоша печально вздохнул, затем продолжил:

– Вам легко рассуждать. Вам никогда не понять моих проблем. Если бы вы знали, какая это скука, какая тоска зеленая спать в берлоге всю зиму и сосать свою лапу! Она ведь совсем не сладкая, совсем безвкусная.

 

– А я мечтаю, чтобы моего папу Лиса назначили директором птицефабрики, а он бы взял меня к себе управляющим, – сказал Лисенок Хитрёша. – Вот тогда бы у меня была не жизнь, а настоящая мечта. Я бы начинал свой день с легкого утреннего завтрака – скажем, с курочки. Мне бы приносили ее в ощипанном и выпотрошенном виде, – не представляете, как мне надоело каждый раз их ощипывать и потрошить… На обед можно было бы поесть двух курочек, хотя лучше было бы для разнообразия заказать гусей. А на ужин вполне сгодилась бы и уточка или индюшка. Ну разве не здорово? Ешь – не хочу. И никакой отчетности. А по ночам я бы бегал по соседним селам и воровал бы кур да гусей.

– Какой же ты алчный и ненасытный! – искренне возмутился Дракоша. – Неужели тебе мало своих кур и гусей?

– Эх, не понимаете вы романтики воровства. – Ворованые куры и гуси намного вкуснее. Даже если все куры, гуси, утки и индюшки будут моей собственностью, все равно я буду их воровать – у самого себя.

– А я вообще ни о чем не мечтаю, – сказала Свинюшка Хрюхрюшка. – Зачем мне о чем-то мечтать? Все равно когда-нибудь я стану или ветчиной, или беконом, или бужениной, или просто салом. И это в том случае, если не достанусь на обед здешним волкам. Так что мечтай – не мечтай, разницы для меня никакой.

Всем стало очень грустно и жалко Свинюшку Хрюхрюшку. И всем захотелось сказать ей что-то хорошее, доброе, чтобы подбодрить ее, поднять ей настроение.

И поскольку самой умной и самой доброй в этой маленькой дружеской компании была Бурёша, она предложила:

– А давайте сделаем так. Мы сейчас все вместе пойдем к тому большому-большому дубу, Медвежонок Топотоша вскарабкается на него и сбросит для Свинюшки Хрюхрюшки много больших и вкусных желудей.

– Ну, это я всегда пожалуйста. Ну, это я мигом. И с большим удовольствием. Потому что для меня лазить по деревьям – лучшая гимнастика. И физкультура, – воодушевленно ответил Медвежонок Топотоша.

И друзья все вместе отправились угощать Свинюшку Хрюхрюшку желудями. Они искренне жалели ее и сочувствовали ей. Ведь у каждого из них была своя заветная мечта, а у Свинюшки Хрюхрюшки этой мечты не было.

 

 

Глава двадцатая

 

История Волкоши-Клыкоши

 

Однажды дракончик Дракоша спустился по своему обычаю на альпийский луг в низине горы, где он обычно встречался и общался со своими друзьями, но коровки Бурёшки и бычка Гаркоши там не оказалось. Это было немного странно, потому что в это утреннее время дня они обычно были там и мирно паслись.

– Ворона Кракоша, тебе обычно извесно все, что происходит на нашей горе и вообще в мире. Посмотри-ка с высоты своего птичьего полета, может увидишь моих друзей Бурёшу и Гаркошу. Они должны быть где-то здесь поблизости.

– Нет, маленький дракончик Дракоша, сегодня они сюда не придут. Думаю, что и завтра они тоже не придут. Горе у них, Дракоша. Огромное горе. Беда с ними приключилась, большая беда.

– Что случилось? Какая беда приключилась с Бурёшей и Гаркошей? Можно ли как-то помочь им, можно ли что-нибудь для них сделать? Разве есть что-нибудь на свете, чего нельзя было бы преодолеть, нельзя было бы исправить?

– Нет, маленький дракончик Дракоша, это тот самый случай, когда ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Нашим друзьям Бурёше и Гаркоше сейчас ничем нельзя помочь, – прокаркала ворона Кракоша.

– Да что же произошло в мое отсутствие? Что здесь случилось вчера вечером? Можешь ты ответить или нет? – возбужденно спросил Дракоша, предчувствуя недоброе известие.

– Эти проклятые волки убили и задрали маму Бурёши и Дракоши, – ответила Ворона Кракоша. – Это непоправимая беда, перед которой все мы бессильны. Ты тоже не можешь ничего изменить, добрый маленький дракончик Дракоша.

Несколько дней подряд приходил на луг Дракоша, с раннего утра и до позднего вечера бродил в окрестностях, спускался в долину, но Бурёши и Гаркоши не было. Без них яркие погожие дня казались серыми и бесцветными, и на душе дракончика был пасмурно и тоскливо.

Наконец-то Бурёша и Гаркоша появились на лугу. Они были очень печальные, и Дракоша не мог найти слов, которые смогли бы их утешить. И Дракоша знал, что причина была не в том, что он не знал этих утешительных слов, а в том, что нет таких слов на свете, которые могли бы утешить его друзей.

– Как же это произошло? Как это вообще могло произойти? – участливо спросил Дракоша у Бурёши.

– У этой печальной истории есть своя предыстория, – сказала Бурёша задумчиво и грустно.

Она помолчала.

– Расскажи, Бурёша. Расскажи, – сказал бычок Гаркоша. – И начни с предыстории.

 

– Никогда не прощу себе своей наивности и добросердечия, – такими словами начала свой рассказ Бурёша. – Мы с Гаркошей только-только родились, нам было не больше недели от роду. Как-то на пастбище мы увидели новорожденного волчонка, у него еще были незрячие глазки. Его мать, волчицу, подстрелили охотники, и волчонок был обречен на верную голодную и холодную смерть. Он так жалобно скулил, он так дрожал от холода, он так горько плакал, он был такой одинокий, беспомощный и печальный!  Он был черного цвета, это довольно редкий цвет для волков, такой же редкий, как и белый. Обычно волки бывают серыми. Наша мама хотела увести нас, она сказала, что никто никогда не видел от волков ничего хорошего. А еще она сказала, что всегда, в любой ситуации нужно держаться подальше от волков, – любых, как больших, так и маленьких. Но нам с Гаркошей было очень жалко этого маленького, беспомощного, беспрестанно дрожащего и скулящего волчонка. Это мы с Гаркошей упросили нашу маму подобрать черного волчонка и выкормить. Мы тем самым спасли его от гибели. Но теперь-то я знаю наверняка, что в тот день мы поступили очень опрометчиво, очень неразумно. Я тогда ровным счетом ничего не знала о волках.

– Но ведь не все волки одинаковые. Ведь волки бывают разные, – неуверенно сказал Дракоша. Он вовсе не собирался спорить с Бурёшей, просто ему хотелось сказать что-то утешительное, хотелось найти оправдание для доброты Бурёши, хотелось, чтобы она не сожалела о своей просьбе спасти жизнь волчонка и не считала ее неправильной и неоправданной.

– Хороших, добрых, великодушных волков на свете не бывает, – сказала Бурёша. – Все волки – на одно лицо, все они – зубья одной гребенки. Волк всегда остается волком. Все волки – неблагодарные твари, подлые душонки, предатели и негодяи, – продолжала негодовать Бурёша, все больше и больше заводясь и распаляясь. – Хорошие волки бывают только в сказках и мультиках. Эти писатели-сказочники и мультипликаторы самым бессовестным образом дурят головы детишек, пудрят им мозги. Добрый, благородный волк – это, можно сказать, чушь собачья. В сказках волки дружат с зайчиками и спасают коров, да еще при этом приговаривают:

Как хотел бы я хоть раз,

Хоть сегодня, хоть сейчас,

Сделать что-нибудь прекрасное…

На самом же деле ни один настоящий волк не способен проявить хотя бы капельку жалости, признательности, великодушия, благородства…

– Продолжай, продолжай, Бурёша, не отвлекайся, – попросил Дракоша.

– Когда этот Волкоша-Клыкоша был совсем еще маленьким волчонком, он был таким ласковым и нежным, он так ластился к нашей маме, так с ней заигрывал и любезничал! Он называл нашу маму «мамочкой» и «мамуленькой», не отходил от нее ни на шаг, все время увивался за ней, махал хвостиком и просил у нее молока. Больше всего на свете он любил молоко нашей мамы.

– А почему вы назвали его Волкошей-Клыкошей?

– Потому что он был как-то особенно клыкастый, у него были очень большие и острые клыки. Даже будучи малюсеньким волчонком, он так больно хватал нас за ноги, что мы кричали от боли, а из ран текла кровь. Он так играл, забавлялся, совершенно не обращал внимания на то, что нам его игры совершенно не нравились и что нам было больно. Мама называла его Волкошей, а мы с братом Гаркошей называли его Клыкошей. А впоследствии все стали называть его Волкошей-Клыкошей.

– А что было потом?            – спросил Дракоша. Его сердце ныло в предчувствии печального продолжения рассказа.

– А потом волчонок немного подрос и совершенно изменился. От прежнего добродушного, дружелюбного, ласкового и нежного Волкоши-Клыкоши ничего не осталось. Его словно подменили. Он стал все время с тоской смотреть в сторону леса, стал непослушным и дерзким. Сколько мы его ни кормили, он все равно смотрел в лес. А в один прекрасный день просто взял и убежал в лесную чащобу, к своим диким родичам. И не просто убежал, а уволок с собой ягненка.

– Да ведь это же самая настоящая неблагодарность! – возмутился Дракоша. – Терпеть не могу, когда кто-то отвечает злом на добро. Это подло и несправедливо.

– Это была не просто неблагодарность, это была самая что ни на есть черная неблагодарность, настолько черная, что ничего чернее не бывает. Эта неблагодарность была чернее самой черной ночи, – сказала Бурёша и добавила:

– Мы с мамой и Гаркошей переживали больше всех, потому что чувствовали себя виноватыми перед мамой того несчастного разодранного ягненка, перед всем нашим стадом, перед нашим народом. Нас, конечно, никто не обвинял, даже напротив, все нас утешали, как могли, но мы-то понимали, что если бы мы не спасли жизнь и не выкормили этого неблагодарного волчонка, стадо не обрело бы в его лице еще одного убийцы и врага. Мы просто не могли смотреть в глаза овцы, матери того ягненка.

– Нет, это даже не черная-пречерная неблагодарность, а самая гнусная подлость и предательство, – продолжал еще больше возмущаться и негодовать Дракоша, которому было до слез жалко и убитого, похищенного ягненка, и семью Бурёши, которая приютила волчонка и стала невольной виновницей новых бед и напастей, обрушившихся на стада коров и овец.

Бурёша тяжело вздыхала, ее глаза были еще более печальные и выразительные, чем обычно.

– А дальше, дальше… Что было дальше! – нетерпеливо допытывался Дракоша.

– Очень скоро Волкоша-Клыкоша стал вожаком волчьей стаи. Только теперь он уже стал называться по-другому: Волчара-Клычара. Он был самым сильным, самым крупным, самым умным и самым хитрым волком. И при этом он стал самым жестоким, самым злым, самым безжалостным волком, а нашему стаду после этого не стало житья. Набеги волчьей стаи участились. Возглавляемые Волчарой-Клычарой, теперь волки стали нападать на нас не только ночью, как это случалось раньше, а средь бела дня, не обращая никакого внимания на пастухов и на сторожевых собак.

– А что же ваши пастухи, ваши овчарки и волкодавы? Куда они смотрели?

– Пастухи и собаки выбивались из сил, но как они ни старались, уследить за волками им удавалось далеко не всегда. Волки стали действовать очень хитро и нагло – в этом особенно преуспевал их новый вожак, Волчара-Клычара.

– А однажды, в тот роковой день, – продолжила свой рассказ Бурёша, – когда мы с мамой и с братиком Гаркошей паслись на лужайке, неподалеку от нашего стада и от наших пастухов и сторожевых собак, нас незаметно окружили волки. Они выросли словно из-под земли. Внезапно выскочили из леса и в считаные мгновенья оказались между нами и остальным стадом. Они стали отгонять, оттеснять нас к лесу: в этом была их волчья хитрость, их тактический замысел. Впереди стаи был ее новый вожак, хорошо знакомый нам молодой черный волк, самый крупный волк в стае. Это был наш выкормыш, Волкоша-Клыкоша, к тому времени уже ставший Волчарой-Клычарой.

– Дальше! Дальше! Рассказывай, что было дальше! – уже не просил, а требовал Дракоша, сгорая от нетерпения и до крайности возбужденный.

– Наша мама лучше нас понимала, что задумали волки. Убегая от волков, мы бы неизбежно отдалились от нашего стада, от наших единственных защитников – пастухов и сторожевых собак. Это привело бы к нашей неминуемой гибели. Мы с Гаркошей были еще маленькие и несмышленые, к тому же волки все время нападали, наскакивали на нас, и поэтому мы с братиком послушно шли в направлении леса, все дальше и дальше отходя от стада. В это время наша мама решительно повернулась лицом к волкам и пошла на них, пригнув голову к земле и бодая рогами нападавших волков.

У Дракоши от нетерпения и возбуждения стали раздуваться ноздри. Он уже почти хрипел:

– Дальше! Что было дальше?

– Волков наша мама интересовала намного меньше, чем мы с Гаркошей. Это всегда так: волки выбирают в качестве добычи самых слабых, самых беззащитных. Они всячески избегают самого малейшего риска. Зачем нападать на большую и сильную корову, рискуя попасть ей на рога, когда можно практически беспрепятственно разделаться с маленькими телятами? Наша мама стала головой подталкивать нас в сторону рычащих, клацающих зубами волков, прикрывая нас сзади своим телом. При этом она то и дело забегала вперед, прокладывая нам дорогу. Под натиском ее рогов волки расступились и пропустили нас. Мы с Гаркошей что было мочи побежали к своим пастухам и собакам, а наша мама осталась в окружении большой стаи волков, не столько отбиваясь от них, сколько отвлекая их внимание от нас с братом. Обернувшись, я увидела, как Волчара-Клычара прыгнул и впился зубами в горло нашей маме. Я видела, как мама упала и как свора волков с рычаньем набросилась на нее…

И Бурёша снова тяжело и печально вздохнула и залилась горькими слезами.

Дракоше тоже было очень, очень грустно. Его сердце обливалось кровью от обиды, возмущения и гнева. Но он не плакал, потому что он был драконом. Правда, пока еще маленьким, но все-таки драконом. А драконам не положено плакать. Тем более при девочках, которые им очень нравятся, которые им очень симпатичны.

– Не плачь, Бурёша. Я отомщу за смерть твоей мамы. Я прогоню отсюда всю эту нечисть, всех этих поганых волков. И я убью этого мерзкого Волчару-Клычару. Даю тебе слово дракона.

 

Глава двадцать первая

 

Дракоша защищает друзей

 

Как-то, весело резвясь и развлекаясь на поляне, Дракоша и его друзья – коровка Бурёша, бычок Гаркоша, Медвежонок Топотоша, Лисенок Хитрёша и Свинюшка Хрюхрюшка не заметили, как вплотную подобрались к самому лесу.

Темный и мрачный, густой и плотный лес внезапно, неожиданно встал перед ними, как непроходимая стена, таящая в себе страшные загадки и тайны, скрывающая в себе большие опасности и угрозы.

– Мне страшно, – тихо и испуганно замычала Бурёша. – Я боюсь. Мы слишком близко подошли к лесной опушке. Наша мама строго-настрого запрещала нам с Гаркошей подходить близко к лесу. Лес всегда такой страшный и такой опасный.

– Не понимаю, как можно бояться леса. Разве лес может быть страшным и опасным? – удивленно и спокойно спросил Дракоша. – Ведь лес – это деревья. Вы что же, боитесь деревьев? Но деревья всегда такие добрые и приветливые, такие ласковые и нежные. Они раскачиваются на ветру, защищают вас от жаркого солнца…

– Нет, не самих деревьев, а той опасности, которая может таиться за каждым деревом, – ответила Бурёша. Ведь лес – это не только деревья, но и волки, или медведи, или рыси. Мы очень боимся волков, поэтому никогда не ходим в лес.

– Не ходить в лес из-за каких-то там волков? Волков бояться – в лес не ходить, – сказал Дракоша и подумал, что это его выражение очень понравилось бы папаше дракону и что когда-нибудь в будущем оно может стать очень распространенным и даже крылатым. – Неужели вы настолько боитесь волков, что не ходите в лес?

– Мы не только не ходим в лес, но и не приближаемся к нему. Ведь волки всегда выскакивают из-за деревьев внезапно, стараются застать нас врасплох. И если мы их вовремя не заметим, то не успеем убежать.

– И куда же вы убегаете от волков? В какое-нибудь укрытие? – спросил Дракоша.

– Нет, конечно, – ответила Бурёша. Никакое укрытие не способно защитить нас от волков. Мы убегаем к нашим мамам и папам, к нашим быкам и коровам, к нашему стаду, а там – наши пастухи и наши сторожевые собаки, овчарки и волкодавы. Волки – молодцы среди овец, а среди таких настоящих молодцов, как наши пастухи и наши сторожевые собаки, они сами превращаются в трусливых овец.

– Отлично сказано, Бурёша, – удовлетворенно отметил Дракоша, которому очень понравилось образное сравнение волков с овцами. – Я уверен, что эти твои слова когда-нибудь непременно станут крылатым выражением. Я обязательно запомню их и запишу в свою тетрадку.

В это время раздалось предупредительное «Кра-кра!» Вороны Кракоши. Все это время она сидела на верхней ветке высокого дерева и пристально вглядывалась во мрак и тьму лесной чащобы.

– Волки близко! Волки очень близко! Кра-кра! Они уже почуяли вас. Возможно даже, что они услышали ваши голоса. Кра-кра! Уходите скорее подальше от леса. Они устремились сюда всей стаей! Бегите! Спасайтесь! Кра-кра!

– Поздно, – с тяжелым и печальным вздохом сказала Бурёша. – Мы не успеем добежать до наших пастухов и сторожевых собак. Мы пропали…

– Не теряйте времени! Бегите! Кра-кра! А я полечу и позову пастухов и собак на помощь, – отозвалась Ворона Кракоша. – Правда, я очень обижена и сердита на ваших собак и пастухов, но сейчас это не важно. Кра-кра! Вы не беспокойтесь, я вас не подведу.

Неподалеку посередине лужайки находилась большая скала, имевшая вид полукруга, подковы. Она была примечательна тем, что значительно возвышалась над лужайкой и с трех сторон была неприступной, защищенной самой природой. Попасть на нее можно было только через узкий проход-коридор. Если суметь каким-то образом перегородить или защитить этот коридор, то можно было бы продержаться на этой скале довольно долго.

Дракоша и его друзья отлично понимали, что в сложившейся ситуации именно эта скала была для них единственной надеждой на спасение. Сама по себе скала не могла их защитить: волки безо всякого труда могли бы проникнуть на скалу по той же самой узенькой тропинке, связывающей плоское плато скалы с лугом, долиной, рекой, лесом, со всеми другими частями большой горы, то есть с остальным внешним миром. Но зато там, на этой скале, Дракоше было бы значительно проще защищать своих друзей, чем на открытом месте. На открытом месте волки просто окружили бы маленького дракончика со всех сторон, и ему бы, при всем его старании, никак не удалось бы отразить бесконечные наскоки волков. Совершенно иное дело, когда все зверята находятся у него в тылу, на скале, и все волки находятся у него на виду и могут нападать только спереди.

Но умные и хитрые волки также отлично это понимали. Поэтому они ринулись не на самих зверушек, а разделились на две группы, одна из них помчалась наперерез, а другая – в обход, к той самой спасительной скале, стараясь занять проход к ней и не допустить, чтобы зверята первыми заняли скалу.

Расчет волков был очевиден и прост: видя рвущихся к скале волков, перепуганные зверята в панике должны были кинуться врассыпную и побежать в противоположном направлении, в открытое поле, на свою гибель, где их можно было бы без труда настичь и разорвать на части.

Впереди волчьей стаи бежал самый крупный волк. У него была переливающая на солнце красивая черная шкура. Это был вожак стаи Волчара Клычара.

– Нужно бежать к скале! – громко скомандовал Дракоша. – Бегите к скале, а я задержу волков.

Легко сказать – бегите к скале. Ведь бежать к скале означало бежать навстречу волкам. Инстинкт самосохранения, животный страх, панический ужас гнал зверят прочь от волков, подальше от них. Между тем для них это была верная гибель. Именно на этом и основывался план волчьей стаи, план ее вожака Волчары Клычары.

В любом другом случае коровка Бурёша и ее братец бычок Гаркоша протяжно и жалобно замычали бы, Свинюшка Хрюхрюшка пронзительно завизжала бы, Медвежонок Топотоша громко заревел бы, а Лисенок Хитрёша заскулил бы в смертельной тоске, и все они бросились бы врассыпную – на радость волкам, и стали бы для них легкой добычей. Но сейчас рядом с ними был маленький дракончик Дракоша, который совершенно не потерял присутствия духа, который не боялся ничего на свете, а самое главное, он не боялся даже волков. И зверушки плотным кольцом обступили своего главного и пока что единственного защитника, прижавшись к нему и дрожа от страха и ужаса. Они все дрожали так сильно, что даже трудно было сказать, кто из них боится волков больше – телята Бурёша и Гаркоша, медвежонок Топотоша, Свинюшка Хрюхрюшка или Лисенок Хитрёша.

– Все за мной! Бежим к скале! – снова скомандовал Дракоша. Ему было совершенно непонятно, почему его друзья так боятся волков, но сейчас ему было просто некогда выяснять это. Сейчас намного важнее было защитить их от волков и от этого губительного страха.

Дракоша хотел, чтобы зверята сами побежали к скале, поскольку в этом случае все они были бы на виду, и он смог бы помогать отстающим. Но как он их ни подталкивал, как он их ни подбадривал, – все было бесполезно. И тогда он побежал к скале сам, побежал навстречу волкам, и все его маленькие друзья послушно побежали следом, стараясь не отставать от него ни на шаг.

Дракоша первым добежал до тропинки, ведущей к скале, загородил ее своей большой тушей и дал зверятам возможность проскочить на плоское плато скалы. Волки опоздали на каких-нибудь пять секунд и остановились в нескольких шагах от Дракоши. Они были возбуждены после столь длинного забега и тяжело дышали.

Они стояли друг против друга – маленький дракончик Дракоша и большой черный волк, вожак волчьей стаи Волчара-Клычара. Дракоша совершенно не боялся Волчары-Клычары, не боялся всей этой рычащей, клацающей зубами волчьей стаи. Ведь он был драконом, хотя и маленьким, а драконы не боятся ничего на свете.

Но и волки также, в свою очередь, не боялись маленького дракончика Дракоши. С какой стати они должны были его бояться, если он не нападал на них, не рычал, не угрожал расправой, не изрыгал огня? Они знали, что если нападут на него сразу и всей стаей, то он не сможет устоять, как бы храбро и самоотверженно ни сражался. Чтобы отразить атаку целой стаи волков, недостаточно быть бесстрашным, отважным и отчаянным. Медведицы, защищавшие жизнь своих медвежат, также бесстрашны, отважны и отчаянны. Но им не удавалось устоять перед волчьей стаей. Да, волки не боялись этого маленького дракончика, странного в своей отчаянной решимости противостоять им.

Однако Дракоша остерегался волков, потому что волки были врагами его друзей, а враги его друзей автоматически являлись его личными врагами, а врагов всегда нужно остерегаться, с ними всегда нужно быть начеку и держать ухо востро. А самое главное, врагов никогда нельзя недооценивать.

Волки также остерегались маленького дракончика Дракоши, потому что каким бы маленьким он ни был, он был значительно сильнее любого тигра, или льва, или медведя. Да и чешуйчатая его броня была практически непробиваемой, она была, пожалуй, даже прочнее, чем панцирь черепахи. К тому же он был детенышем драконов, а волчьей стае до этого никогда не приходилось иметь дело с драконами и детенышами драконов.

– Почему ты здесь расселся, маленький дракончик Дракоша? – мрачно и воинственно спросил Волчара Клычара. – Ты ведь загораживаешь нам дорогу. Мы хотим пройти вон на ту скалу.

– А почему вам непременно нужно пройти именно на эту скалу? – спокойно и вежливо ответил вопросом на вопрос Дракоша. – Что вы потеряли на этой скале? Разве на этой большой горе мало других скал?

– Мы потеряли на этой скале свою добычу, – грозно и по-прежнему воинственно сказал Волчара-Клычара. – Видишь ту маленькую аппетитную телочку и того маленького вкусненького бычка? Вот их-то мы и потеряли на этой скале. И еще мы потеряли на ней маленького медвежонка, маленькую свинюшку и маленького лисенка. Оглянись назад, и ты увидишь всех, кого мы потеряли на этой скале.

– Это мои друзья. И я не дам их в обиду, – спокойно и решительно ответил Дракоша.

– А кто тебе сказал, что мы собираемся их обидеть? Мы собираемся поиграть с ними. Поиграть, а потом съесть. У нас есть замечательная игра, мы сами ее придумали и играем в нее по своим правилам. Мы в этой игре будем охотниками, а твои друзья будут нашей добычей.

– Но ведь я тоже хочу играть в эту игру. Кем же буду я? – поинтересовался Дракоша.

– Хороший вопрос. Кем же будешь ты в этой нашей игре? Можешь быть кем захочешь. У тебя есть очень большой выбор. Ты можешь быть охотником, как и мы, и играть на нашей стороне. Или можешь быть сторожем, будешь сторожить нашу добычу, и в этом случае ты будешь играть против нас, на стороне своих друзей. Если хочешь, можешь быть нашей добычей. Но мы тебя честно предупреждаем: в этой игре быть нашей добычей совершенно неинтересно. Тем более, что в качестве добычи ты нас совершенно не интересуешь, так что тебе придется обойтись ролью наблюдателя.

– Нет, ваша игра нам совершенно не нравится, – ответил Дракоша и добавил: – И она нам не подходит. Лучше мы будем играть в свои обычные игры – в жмурки или ловитки. Но мы будем играть без вас. В наших играх для вас нет места. Уходите отсюда. Поищите другое место для своих игр.

– Мы никуда не уйдем отсюда, пока не поиграем с вами в охотников и добычу, – нетерпеливо и злобно прорычал Волчара-Клычара, обнажив свои большие острые клыки.

Находившиеся на скале зверята, которые к тому времени уже немного успокоились и даже стали проявлять любопытство и выглядывать из-за спины Дракоши, услышав угрозу и рычание черного волка, снова задрожали и сбились в одну кучу.

– У тебя черная шкура, Волкоша-Клыкоша, – сказала Бурёша, – но душа твоя еще чернее.

– Кто это сказал? – зарычал Волчара-Клычара. – А, это ты, Бурёшка-Матрёшка. А ты выросла, стала большой девочкой. Ты стала писаная красавица, просто загляденье. Ты еще не корова, но уже не теленок. Отличная, ядреная телочка. Вкусная и аппетитная. В тебе сейчас наверняка будет больше ста килограммов чистого веса. А я, кстати, тоже вырос, и давно уже перестал быть Волкошей-Клыкошей и стал Волчарой-Клычарой.

Бурёша при этих словах громко, жалобно и протяжно замычала и горько заплакала. – Му-у-у-у! Му-у-у-у! Му-у-у-у!…

– Что с тобой, Бурёша? Почему ты плачешь? – забеспокоился Дракоша. Для него было очень важно, чтобы его друзья, и в особенности маленькая коровка Бурёша, успокоились, перестали бояться и дрожать. – Может, тебя обидели слова этого Волчары-Клычары? Но что такого обидного он сказал?

– Он сказал, что во мне сейчас больше ста килограммов чистого мяса…

– Ну да, он так и сказал. Мы все это слышали. И что в этом плохого? Мне мой папа и моя мама часто говорят, что я большой и тяжелый, что я вешу больше тонны, но я даже не думаю обижаться. Это же так здорово быть большой и сильной…

– Ты не понял, Дракоша. Он имел в виду, что я выросла настолько, что меня пора съесть. Он собирается меня съесть… Я очень боюсь волков… Они такие страшные… Му-у-у-у!.. Му-у-у-у-у!.. Му-у-у-у-у!..

– А ты не только большая, но к тому же еще и умная девочка, Бурёшка-Матрёшка, – сказал Волчара-Клычара. – Ты права, я собираюсь тебя съесть. Два месяца назад я съел твою мамочку, а теперь вот, как видишь, наступила твоя очередь. И очередь твоего глупого братца.

– Моя мамочка была и твоей мамочкой. Она спасла тебя от верной смерти, она выходила и выкормила тебя, а ты ее сожрал вместе со своими кровожадными сородичами. Так неблагодарно не поступают даже змеи, которых пригревают на груди, – горько плача, запричитала Бурёша. – А Гаркошу ты когда-то называл своим названым братцем. Короткая же у тебя память!

И Бурёша снова стала горько и протяжно плакать:

– Му-у-у-у!.. Му-у-у-у-у!.. Му-у-у-у-у!..

Дракоше было не по себе оттого, что Бурёша продолжает горевать и при этом дрожать от страха, и он снова стал успокаивать ее.

– Когда я здесь, когда я рядом с тобой, ты не должна никого и ничего бояться.

Волчара-Клычара между тем продолжал рычать и запугивать бедную маленькую коровку Бурёшку.

– Я – волк, у меня волчий норов, волчья природа, и я не могу, да и не хочу идти против своего норова и своей природы. Я горжусь тем, что я волк, что я сильный и злой, что я – охотник, а не дичь, что я хищник, а не добыча; я горжусь тем, что я хитрый и коварный, безжалостный и беспощадный. Каждому свое. Я – волк, и я смотрю на мир глазами волка. В другой жизни, если, конечно, у тебя будет другая жизнь, ты, Бурёша, будешь умнее и не будешь делать добро волкам. Не будешь делать добра никому.

– Что ж, возможно, я всего лишь глупая корова, но все-таки я тоже не пойду против своей природы, не стану подлой, неблагодарной и злой, как волки, – отозвалась со вздохом Бурёша. И голос ее дрожал – от обиды, волнения и страха.

Дракоша был вполне уверен в своих силах, он знал наверняка, что волки не рискнут напасть на него, а если и рискнут, то получат от него знатную нахлобучку, хорошие оплеухи, которые запомнят на всю жизнь. И он немного смущался и обижался при мысли, что эта его уверенность не передается его друзьям, находящимся на скале, у него за спиной. И он снова стал успокаивать и подбадривать своих друзей.

– Ты что же, действительно боишься этого наглого хвастунишки, этого Волчары-Клычары? Как тебе не стыдно, Бурёшечка! Разве я позволю, чтобы кто-то тебя обидел? А ты, Гаркоша! Ты же бычок, у тебя уже выросли рожки. Разве тебе не стыдно так дрожать? А ты, Медвежонок Топотоша! Ведь ты же медведь! Слыханное ли это дело, чтобы медведи боялись волков?

– Но я ведь еще маленький медведь, я ведь еще медвежонок, – захныкал Топотоша. – Когда я вырасту и стану настоящим большим медведем, я не буду бояться волков. Тогда уже они станут меня бояться. А сейчас я их очень боюсь!..

– Я тоже очень боюсь волков, а особенно, этого Волчары-Клычары. Ты ведь меня тоже защитишь, правда, Дракоша? Ты ведь меня тоже не дашь в обиду, – дрожащим, прерывающимся голосом тихо хрюхрюкнула Свинюшка-Хрюхрюшка, которая от страха давно уже перестала хрюхрюкать и следила за волками, затаив дыханье. Она так глубоко затаила свое дыханье, что уже не могла точно сказать, дышит она или не дышит.

– Конечно, Свинюшка-Хрюхрюшка, – отозвался Дракоша. – Мы ведь с тобою друзья. И к тому же ты нуждаешься в защите. А драконы всегда встают на защиту слабых и беззащитных. И они никогда не покидают своих друзей в беде.

– Дракон, дружащий с телятами, поросятами, с разными лесными зверушками, и защищающий их, – это что-то новое. Лично я такого никогда не видел и никогда ни о чем подобном не слышал, – сказал Волчара Клычара.

– Ну что ж, после этого тебе уже не придется говорить, что ты никогда ничего подобного не видел и никогда ни о чем подобном не слышал, – сказал Дракоша.

Волчара Клычара продолжал неторопливо и вразвалку ходить перед Дракошей, в непосредственной близости от него, всем своим видом показывая, что совершенно не боится маленького дракончика. Для него было очень важно, чтобы волки его стаи также видели, что их вожак не боится этого маленького дракона. Дракоше приходилось все время поворачивать голову в том направлении, где находился большой черный волк, чтобы ни на долю секунды не упускать его из виду. Конечно, волк сам по себе был ему вовсе не страшен, но ведь от этих бродяг-волков всегда всего можно ожидать. Они ведь способны на любое коварство и на любую подлость. Волков бояться никогда не нужно, но когда имеешь дело с волками, все равно всегда необходимо быть настороже и держать ухо востро.

– Во всем должен быть свой резон, свое объяснение, – продолжал между тем Волчара Клычара. – В чем твой резон, маленький дракончик? Можешь ты нам объяснить, почему ты рискуешь своей жизнью и пытаешься защитить от нас, волков, нашу добычу – этих телят, этого поросенка, медвежонка и лисенка? Почему, с какой стати ты вступаешься за всех этих зверушек и идешь против нас, хозяев этой горы и этого леса?

– Тебе этого не понять, черный волк. Я защищаю своих друзей. Все, кого ты здесь видишь, – коровка Бурёша, бычок Гаркоша, Свинюшка Хрюхрюшка, Медвежонок Топотоша, Лисенок Хитрёша, – все они мои друзья. И я не дам их в обиду. Я буду защищать их, потому что драконы никогда не покидают своих друзей в беде, не предают их.

– Дружба между детенышем драконов и детенышами коров, свиней, медведей и лисиц не может быть настоящей. Настоящая дружба – это наша дружба, волчья дружба. Мы объединяемся в стаи, потому что у нас общие интересы, потому что один волк в поле не воин. Волки – самые одинокие существа на свете, мы настолько одиноки, что от одиночества и тоски воем на луну. Вот так: -У-у-у-у-у-у-у-у… Один волк – это одно одиночество, много волков – это множество одиночеств. А множество одиночеств всегда лучше, чем одно одиночество. И чтобы не погибнуть, не сгинуть от тоски и одиночества, от холода и от голода, мы объединяемся в стаи, мы живем и охотимся стаями.

– Вы всем приносите несчастья. Вас все боятся, вас все ненавидят. Как только земля вас носит? – продолжал негодовать и возмущаться Дракоша. – Вы одиноки, потому что никто на свете не хочет иметь с вами ничего общего, не хочет дружить с вами. И почему только вы такие злые?..

– Для нас, волков, наступили очень трудные времена. Здесь, в лесу, в котором мы живем, не осталось никакой дичи. Не осталось ни оленей, ни зайцев, ни барсуков, ни енотов. Все они куда-то исчезли, испарились, как сквозь землю провалились. Но ведь мы же волки, мы живем охотой. Как ты думаешь, детеныш драконов, должны мы что-то есть, чем-то питаться? Когда мы голодные, мы очень злые. А поскольку мы вечно голодные, то неудивительно, что мы вечно злые. Мы ведь волки, и нас кормят наши ноги.

Дракоше было не совсем понятно, каким образом ноги кормят волка, но сейчас было не самое лучшее время для выяснения этого обстоятельства.

Волчара Клычара между тем продолжал развивать свою мысль:

– Да, мы хищники. И что в этом плохого? Почему вы все считаете, что быть хищником плохо? И вообще, кто вы такие, чтобы судить и рядить нас, чтобы осуждать нас, волков, способных сметать и уничтожать все на своем пути? Мы живем в разных мирах, в разных измерениях. Мы – охотники, вы – добыча. С каких это пор добыча осуждает охотника?

 

Время шло. Волчара Клычара продолжал все так же неторопливо и вразвалку ходить перед Дракошей, поперек тропинки, то слева направо, то справа налево. Дракоша также все время поворачивал голову в направлении черного волка, чтобы ни на долю секунды не упускать его из виду.

Черный волк, вожак волчьей стаи Волчара-Клычара начал терять терпенье и решил перейти от уговоров, убеждения к прямым угрозам. Он угрюмо и мрачно сказал:

– Послушай, маленький дракончик, тебе вовсе не нужно ссориться с нами. И тем более не следует с нами пререкаться, перечить нам. Ссора с нами может выйти тебе боком, то есть она может очень плохо, очень печально закончиться для тебя. Ведь мы же волки. Один волк, возможно, в поле не воин и сам по себе для тебя в общем-то ничего особенного и не представляет, но не забывай – мы же почти никогда не охотимся в одиночку. Мы живем и охотимся большой стаей, а стая волков способна на все. Перед стаей волков не может устоять ни медведь, ни тигр, ни лев, ни даже слон. Волчья стая сильнее любого дракона. Правда, мы никогда не ссоримся с драконами, стараемся жить с ними в мире, потому что ссора, война не выгодна ни нам, ни, тем более, драконам. Не испытывай наше терпение: оно не безгранично.

– Что ты этим хочешь сказать, Волчара Клычара? – раздраженно и с вызовом сказал Дракоша. – Ты угрожаешь мне? Почему же в таком случае ты медлишь? Чего ты ждешь? Почему не показываешь, на что ты способен? Что мешает тебе и твоей стае напасть на меня? Ведь вся твоя волчья свора, которую ты называешь «стаей», в полном сборе.

В это самое время к Дракоше сзади незаметно подполз, подкрался какой-то молодой волк, с громким рычанием прыгнул и цапнул, укусил дракончика за ногу. Дракоше не было больно, ведь все его тело было покрыто чешуйчатым бронебойным панцирем. Но такая наглось до глубины души задела и возмутила Дракошу. Он сердито сказал:

– Ах ты, гаденыш! Ах ты, волчье отродье! Так вот ты как! Кусаешься исподтишка, как самый последний трус? Сейчас как дам по башке, будешь знать, что не следует связываться с драконами. Я сейчас вытряхну из тебя твою маленькую подленькую душонку.

И Дракоша подтвердил свое намерение делом – сердито, но при этом легонько ударил волка по морде своей мощной и тяжеленной лапой. Этого удара-шлепка оказалось вполне достаточно, чтобы волк отлетел на десять метров и плашмя распластался на земле. В мозгу у волка стреляли петарды, в глазах взрывались залпы фейерверка, в ушах гудели сирены пожарных машин. Волк жалобно заскулил, он сразу стал жалким и беспомощным.

Этого урока было вполне достаточно, чтобы всю свою оставшуюся жизнь он держался на почтительном расстоянии от драконов, даже если это были очень маленькие дракончики.

Волки между тем всей стаей стали обступать дракончика Дракошу. Они рычали, скалили зубы, щелкали и клацали зубами… Шерсть на них вздыбилась, глаза горели ненавистью и злобой…

Но Дракоше, как мы знаем, страх был неведом. Он спокойно смотрел, как волки со всех сторон приближаются к нему, подпустил их поближе, а когда они вплотную приблизились к нему, резко и стремительно взмахнул лапой.

Он не сумел никого задеть, поскольку волки были настороже, видели и ожидали этого выпада дракончика. Каким бы быстрым, проворным и молниеносным ни был маленький дракончик, волки каждый раз оказывались быстрее и проворнее и успевали своевременно отскакивать.

Волки продолжали рычать и клацать зубами, но они не могли обступить маленького дракончика, не могли окружить его со всех сторон, и это лишало их самого большого преимущества, – возможности маневрирования, нападения всей стаей. Узкая тропинка давала возможность набрасываться только одному, двум, в лучшем случае, трем волкам. Но попасть под «горячую» лапу дракончика не хотелось никому из волков: уж слишком мошная и тяжелая была у него лапа.

В подобных случаях вожак стаи, черный волк Волчара Клычара не раздумывая брал всю ответственность и инициативу в свои руки, возглавлял атаку и самолично завершал ее решительным прыжком. Не имело значения, кто был перед ним – дикий лось, свирепый кабан или огромная медведица… Но сейчас это был не лось, не кабан и не медведица, а дракон. Маленький дракон с тяжелой лапой, одного удара которой было бы вполне достаточно, чтобы испустили дух сразу несколько волков.

Вожак стаи всегда очень дорожит своим авторитетом, своей репутацией, он не имеет права проявить самую малейшую нерешительность, не говоря уже о трусости. Для Волчары Клычары авторитет и репутация были дороже всего на свете, но все же не дороже жизни. И черный волк благоразумно отступил. Он отошел на безопасное расстояние и, обращаясь к Дракоше, сказал:

– Вот что, маленький дракончик, ты не даешь нам пройти на скалу, а мы не дадим твоим друзьям уйти со скалы. Тебе мы мешать не будем, так что можешь идти к своей мамочке и своему папочке. Они, вероятно, давно уже тебя заждались. Они наверняка уже о тебе беспокоятся. Ты же не можешь оставаться здесь целую вечность. К тому же уже вечер, и скоро начнет темнеть. Посмотрим, как ты у нас заговоришь, когда солнце скроется и начнет темнеть.

В это самое время с вершины горы, из-за облаков, раздался громкий и зычный голос мамаши-драконихи:

– Дра-ко-ша! Сыно-о-к! Ну где ты запропастился! Где тебя носит в такое позднее время? Скорее возвращайся домой, папа уже проснулся к ужину. Он начинает сердиться.

Зазывный голос мамаши-драконихи был подобен грому небесному, от него вся гора заколебалась, завибрировала и задрожала, пошла ходуном.

Услышав этот голос, волки всполошились, затряслись от страха. Волчара Клычара понимал, что и теперь ему хотелось только одного: не уронить своего достоинства в глазах волков своей стаи и не дать этому маленькому дракончику почувствовать себя победителем. И черный волк сказал:

– Ну что же, маленький дракончик, детеныш драконов. Тебя зовет твоя драгоценная мамочка. Беги домой, чтобы не опоздать к ужину и чтобы молоко не остыло. Ужин – дело святое. Мы не хотим огорчать твою мамочку и твоего папочку. Жаль, конечно, что наш разговор прервали и он остался незавершенным. Но я уверен, что как-нибудь мы его продолжим. Мы зададим тебе хорошую трепку, знатную трепку. Такую трепку, что твои мамочка и папочка тебя, родненького, не узнают.

– Я не заставлю вас долго ждать. Сейчас я провожу своих друзей и пойду домой, но утром рано я буду здесь. Вот на этом же месте. Слово дракона.

– Ой-ой-ой! «Слово дракона», – с язвительной иронией передразнил Дракошу Волчара Клычара. Знаем мы, сколько стоит твое «слово дракона». Да я уверен, что ты побежишь домой и сразу же наябедничаешь мамочке и папочке, что эти злые серые волки вместе со своим черным вожаком обидели тебя и твоих друзей. И позовешь их на помощь.

– Не нужно всех измерять своим аршином, – спокойно возразил Дракоша. – Я никому не собираюсь на вас жаловаться – можете на этот счет не беспокоиться. Я сам с вами разберусь. Для меня это – дело чести.

– Эй, ты, маленький дракончик! Где это ты нахватался таких выражений: «Слово дракона», «Дело чести»? Начитался всяких книжек. Ты не можешь говорить попроще? – спросил Волчара Клычара.

– Могу, конечно. Все время забываю, с кем имею дело. Простите великодушно, – ответил Дракоша и сразу же схватился за голову, потому что опять и притом совершенно непроизвольно выразился «по-книжному».

– Значит, договорились. Завтра утром встречаемся здесь же на поляне. И ты, маленький дракончик, приходишь без сопровождения, без всяких там нянек, мамочек и папочек, словом, без телохранителей.

Дракоша хотел было снова сказать: «Слово дракона», но своевременно спохватился и произнес:

– Обещаю. Буду здесь, на этом самом месте ровно в десять утра. Приходите всей своей стаей, приводите всю свою волчью родню: чем больше волков приведете, тем больше будет содранных волчьих шкур, – мрачно и решительно сказал Дракоша, и ему стало немного стыдно, что он машет кулаками перед дракой. Но ведь, с другой стороны, нехорошо махать кулаками после драки, а перед дракой, в принципе, можно. Перед дракой кулаками машут даже чемпионы мира по боксу.

– И не забудьте, – добавил Дракоша, – время и место встречи изменить нельзя.

 

 

Глава двадцать вторая

 

Ворона Кракоша подводит Дракошу

 

Теперь маленькому дракончику Дракоше предстояло вывести своих друзей из окружения большой стаи злых и голодных волков.

Ох, и непростое же это было дело! Волки никак не хотели выпускать их из своего кольца, не хотели признавать своего поражения. Они продолжали рычать, воинственно обнажив клыки и всем своим видом показывая, что сражение еще не завершено.

Еще один молодой и неопытный волк сделал отчаянную попытку наброситься на самого маленького и легковесного зверенка – Лисенка Хитрешу, надеясь молниеносным броском схватить его и утащить, но дракончик Дракоша опять оказался начеку и сильно ударил волка лапой. Удар пришелся волку по голове и оказался для него смертельным. Волк отлетел в сторону и распластался бездыханный на земле. На всех других волков этот удар произвел настолько сильное и отрезвляющее впечатление, что они отступили, поджав хвосты и испуганно завывая и скуля.

Теперь уже волки были окончательно сломлены и не особенно возражали, чтобы этот маленький силач, дракончик Дракоша ушел со скалы и увел с собой целыми и невредимыми своих друзей.

Дракончик Дракоша пропустил вперед перепуганных маленьких зверят, спокойно проследовал за ними через строй послушно расступившихся волков – с намерением отвести своих друзей на достаточно отдаленное расстояние, в безопасное место, откуда они могли бы спокойно разойтись по своим домам.

Волки, в свою очередь, ушли в свой родной лес – страшно недовольные, голодные и злые. Самым недовольным, голодным и злым среди них был черный волк, вожак стаи Волчара Клычара. Он прекрасно понимал, что волки считают главным виновником всех своих сегодняшних неприятностей и этого позорного поражения именно его, своего вожака. Позорное поражение – это еще слабо сказано. Большая, непобедимая волчья стая спасовала перед каким-то маленьким детенышем драконов.

Волк всегда остается волком. Пусть победы не было, все равно Волчаре Клычаре непременно нужно было хотя бы создать видимость этой самой победы. Ему непременно нужно было помахать кулаками после драки. Ему непременно нужно было сделать хорошую мину при плохой игре.

И большой черный волк, вожак волчьей стаи Волчара Клычара зычно и воинственно крикнул вдогонку спокойно удалявшемуся Дракоше:

– Эй, маленький дракончик! Не забудь о нашей договоренности и о своем обещании. Наша стая будет ждать тебя здесь в условленное время, завтра утром.

Маленький дракончик Дракоша даже не счел нужным оглянуться. А зачем оглядываться? Он прекрасно помнит о договоренности, и он никогда в жизни не отрекался от своих обещаний.

 

На нижней ветке большого и высокого одинокого дуба сидела Ворона Кракоша.

– Молодец, маленький дракончик Дракоша! – сказала она, дождавшись, когда Дракоша и его друзья подошли поближе к дереву. – Ну и замечательную же трепку ты задал этим волкам. Я тобой очень гор-р-жусь. Кра-кра!

– Как же так, Ворона Кракоша! – удивился Дракоша. – Что ты здесь делаешь? Ты ведь должна была полететь к пастухам и сторожевым собакам за помощью.

– Вот так незадача, вот так история. Вы простите меня великодушно, зверята, и ты тоже меня прости, маленький храбрый и великодушный дракончик Дракоша, но я, кажется, забыла о своем обещании. Ну конечно забыла! Я ведь должна была полететь за помощью и привести к вам пастухов с ружьями и сторожевых собак, не так ли? Да-да-да-да-да. Теперь припоминаю. Ах, какой стыд! Ах, какой позор! Я этого просто не переживу! Кра-кра! Как же я могла так опростоволоситься! Вот в таких случаях и говорят, что и на старуху бывает проруха. Ох-ох-ох-ох-ох! Ах-ах-ах-ах-ах! Только этого мне не хватало! Проклятый склероз! Ну, ничего удивительного: стара я стала, как-никак мне уже сто два года исполнилось. Возраст, можно сказать, преклонный, почтенный…

– Как же так, Ворона Кракоша? – искренне удивился Дракоша. – Ведь ты всего несколько дней назад говорила, что тебе девяносто восемь лет, что ты еще молодая… Неужели ты и возраст свой стала забывать?

– Ничего подобного, маленький и миленький дракончик Дракоша. Свой возраст я отлично знаю и помню. И никогда его не забываю. Я всегда говорю одно и то же: что мне сто лет, плюс-минус два года. Так что не пытайся напрасно меня запутать.

– Так сколько же тебе все-таки лет, Ворона Кракоша – девяносто восемь или сто два? – не переставал удивляться Дракоша.

– Когда как. То есть мой возраст зависит от обстоятельств. Ведь говорят же – тебе столько лет, на сколько лет ты себя чувствуешь. Вот точно так же и со мной – иногда я себя чувствую на девяносто восемь лет, а иногда – на сто два года. Сейчас как раз-таки тот случай, когда я чувствую себя на добрых сто два года. Ох-ох-ох! Как же это меня угораздило так вас подвести! Двести лет буду жить, а никогда не забуду, что меня так обидно угораздило вас подвести. И как это только могло так получиться – ума не приложу.

– «Не забуду», «не забуду»! – передразнил Ворону Кракошу Лисенок Хитрёша в свойственной ему манере. – Это с твоим-то склерозом? С твоей-то забывчивостью и с твоей-то дырявой памятью? А ты хоть понимаешь своим скудным вороньим умишком, что из-за тебя мы чуть было не погибли? – Лисенок Хитрёша краешком глаза посмотрел на Дракошу, затем поправил себя: – Во всяком случае, могли погибнуть.

– Мы действительно чудом спаслись, хрюхрю, – сказала, вернее прохрюхрюкала Свинюшка Хрюхрюшка. – И если бы дракончик Дракоша нас не защитил, то волки разорвали бы нас всех в клочья, а от Бурёши и Гаркоши остались бы одни только рожки да ножки.

– Ох-ох-ох-ох-ох! Даже подумать об этом – и то страшно. Как же я могла вас так подвести? Как же я могла вас так подставить? Кра! Кра! – продолжала сокрушаться Ворона Кракоша, и было совершенно невозможно понять, искренне ли она сокрушается или просто ломает дешевую комедию.

– Ты нас всех очень подвела, Ворона Кракоша, – сказал маленький дракончик Дракоша. – И дело здесь вовсе не только в том, что твоя обещанная помощь не подоспела. Мы в ней, в общем-то, не очень и нуждались. Но ты нас подвела, ты нас обманула, и не просто подвела и обманула, а подставила, кинула. Ты не оправдала оказанного тебе доверия. И я решительно отказываюсь от твоих услуг ангела-хранителя. Не нужен мне такой ангел-хранитель. Все – ты уволена. Можешь лететь на все четыре стороны.

– Как то есть уволена? Как то есть уволена? А можно поставить тот же вопрос и по-другому: то есть как это я уволена? Почему это я уволена? На каком основании? Это надо же! Я ведь всегда так старалась, из кожи вон лезла, трудилась не жалея сил, смертельно уставала от своих обязанностей, всегда своевременно информировала вас о грозящей опасности… Ведь это я сообщила вам о том, что волки готовятся напасть на вас. А сейчас вы должны отнестись ко мне с пониманием, должны войти в мое положение, потому что, если уж на то пошло, я вас подвела из чистого любопытства. Да-да, из чистого любопытства. И склероз мой здесь вовсе не при чем, потому что нет у меня никакого склероза. И быть не может, потому что я уже целых девяносто восемь лет веду здоровый образ жизни. Но мое любопытство сильнее меня. Я ничего не могу с собой поделать. Уж очень мне хотелось посмотреть, как маленький дракончик Дракоша разделается с целой стаей волков. Разве я могла упустить такое важное и интересное зрелище? Никак не могла. Я бы потом никогда бы себе не простила.

– Так значит, для тебя это было важное и интересное зрелище? Ты говоришь как о каком-то театральном представлении, – сердито и возмущенно сказал Медвежонок Топотоша. А мы, между тем, в этом представлении играли роль дичи, волчьей добычи, и волки собирались нас съесть, причем не понарошку, а по-настоящему.

– Я же очень любопытная ворона. Все вороны – самые любопытные создания на свете, а я самая любопытная среди всех ворон на свете.

– Так значит, ты все это время здесь прохлаждалась? – не унимался Медвежонок Топотоша.

– Почему это прохлаждалась? Я вовсе не прохлаждалась, а наблюдала за ходом событий и переживала за вас. Если бы вы знали, как я здесь из-за вас перенервничала и исстрадалась, то не разговаривали бы со мной в таком пренебрежительном и осуждающем тоне. Ах, как я из-за вас перенервничала! Ах, как я из-за вас исстрадалась!

– Но что ты могла отсюда видеть? – вновь искренне удивился дракончик Дракоша.

– А я отсюда все видела и слышала. Ни одной подробности или детали не пропустила. У меня ведь очень острое зрение и очень отличный слух. У всех ворон на свете острое зрение и отличный слух, а у меня – самое острое зрение и самый отличный слух сред всех ворон. Я могу заметить малюсенькое зернышко с высоты птичьего полета.

– Как же нам с тобой поступить, Ворона Кракоша? Тебя ведь непременно нужно наказать, – задумчиво проговорил дракончик Дракоша. Он подумал с минуту, а затем сказал:

– Ребята, а по-моему, я знаю, как мы можем наказать эту необязательную, эту ненадежную Ворону Кракошу. Мы просто никогда не будем на нее рассчитывать. – Дракончик выдержал паузу и чтобы усилить убедительность своего решения и показать, что оно не подлежит обжалованию, добавил: – Вот.

 

Глава двадцать третья

 

Волчара-Клычара созывает военный совет

 

 

Вечером, после ужина, Дракоша как бы между прочим спросил у папаши дракона:

– Папа, ты часто повторяешь, что мы – миролюбивые драконы. Но ведь на этой горе вместе с нами живут и волки, которых никак не назовешь миролюбивыми. Как тебе удается с ними ладить? Они ведь такие неопрятные, неприятные и злые?

– Ну что тебе сказать, сынок, – задумчиво ответил папа-дракон. – Мы, драконы, – аборигены этой горы, мы живем на ней тысячи лет, и ни один зверь, ни один ее обитатель не может сказать о нас ничего плохого. Мы никого не убиваем, ни на кого не нападаем, никого не обижаем. Когда кочевое волчье племя перебралось на нашу гору, мы, драконы, постарались наладить с ними добрососедские отношения, хотя с вашим приходом жизнь в этих местах резко изменилась в худшую сторону. Я всегда недолюбливал волков, а они, в свою очередь, ненавидят меня. Я сторонюсь волков, волки сторонятся меня. Я стараюсь не обращать внимания на них, они стараются не обращать внимания на меня. Такие вот у нас «добрососедские» отношения. А почему ты меня о них спрашиваешь?

– Да так, папа. Ты, как всегда, прав. Мы сами по себе, а волки сами по себе.

В это же самое время волчья стая в лесу собралась на военный совет.

Как и все вожаки на свете, Волчара-Клычара старался укрепить свою власть и подольше удержать ее в своих руках. Он мечтал стать не просто вожаком, а настоящим вождем стаи. Для этого ему непременно нужно было сказать какую-нибудь очень важную, мобилизующую, а по возможности, даже историческую речь. И он начал ее так:

– Братья и сестры! Волки! Волчицы! Мы находимся в преддверии эпохальных событий. Мы живем на горе, которая зовется Горой Драконов. Но не драконы, а мы, волки, являемся реальными, действительными хозяевами нашей горы. Драконы – хозяева дня, а мы, волки – хозяева ночи. Драконы – хозяева заоблачных высей горы, а мы – хозяева ее низин и склонов, ее долин и лугов, ее необъятных лесов.

Сегодня у нас появился новый враг, серьезный враг. Я имею в виду детеныша драконов, маленького дракончика Дракошу. Этот детеныш драконов, этот дракончик Дракоша – очень странный дракон. Он взялся защищать от нас нашу дичь, нашу добычу. Сегодня он пока еще очень маленький, но уже доставляет нам большие заботы и хлопоты. А теперь представьте, что будет через полгода или через год, что будет с нами через два или три года. Мы должны остановить его, пока он не вырос и не стал большим драконом.

Затем слово взял большой серый волк Рычара, который был вожаком стаи до того, как в стаю пришел черный волк, Волчара Клычара. Серый волк Рычара ненавидел нового вожака, занявшего его место, и искал удобного случая, чтобы вернуться к власти и отомстить ему за все свои неудачи.

– Сегодня мы потеряли двух молодых и сильных волков, – сказал он. – Кто-то должен взять на себя ответственность за их гибель. Я возлагаю вину за их гибель на вожака стаи.

– Это бунт! Это измена! – зарычал Волчара Клычара.

Но большой серый волк Рычара невозмутимо продолжил свою речь.

– Вожак стаи Волчара Клычара от имени всей волчьей стаи вызвал на бой детеныша драконов. Хочу напомнить вам всем, что подлинными хозяевами этой горы являемся не мы, волки, а драконы. Эта гора так и называется – Гора драконов. В завтрашнем сражении мы не можем оказаться победителями даже в случает самого благоприятного исхода, даже если нам удастся победить и убить детеныша драконов. Ведь ясно же, что эта победа будет равной поражению, поскольку драконы никогда не оставят нас в покое, отомстят нам за гибель своего сыночка, они будут преследовать нас повсюду, и у нас никогда больше не будет спокойной жизни.

– Напротив, у нас не будет спокойной жизни, пока жив этот детеныш драконов, – возразил Волчара Клычара.

– Я пока что говорил о самом благоприятном исходе сражения, – продолжил большой серый волк Рычара. – Но все мы вчера видели, какие тяжелые лапы у этого маленького детеныша драконов, видели, на что от способен.

– Да, верно, сегодня мы потерпели сокрушительное поражение, – ответил Волчара-Клычара. – Да, у нашего противника очень тяжелые лапы. Но все же мы имеем дело с детенышем драконов, с маленьким дракончиком. Он не может устоять перед натиском сплоченной и дружной стаи волков.

И снова слово взял большой серый волк Рычара.

– Слушайте, волки! – сказал он. – Это не наше сражение. Это сражение навязывает нам наш вожак, Волчара Клычара. Пусть кто-нибудь объяснит мне, кому нужно это сражение, в чьих оно интересах? Конечно, если нам удастся устранить этого детеныша драконов, мы сможем снова беспрепятственно и безнаказанно нападать на стада быков, коров и овец. Но, как говорится, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Почему нам непременно необходимо устранять, убивать этого маленького дракончика? Разве он настолько вездесущий? Разве мы не можем нападать на стада коров и овец там, где они беззащитны? Нам ведь удается выкрадывать овец и ягнят у пастухов и сторожевых собак, практически не рискуя своими шкурами. Разве нам этого мало? Но нет, нашему вожаку, черному волку Волчаре Клычаре непременно нужно разделаться с друзьями этого детеныша драконов, непременно нужно всячески досаждать ему, раздражать его, идти на конфонтацию с ним. Ему непременно нужно убить этих его подзащитных телят, Бурёшу и Гаркошу, как будто они – единственные телята на этой большой горе. Для него это, видите ли, дело принципа. Он, видите ли, хочет показать им, что волк всегда остается волком и что никто не вправе рассчитывать на волчью благодарность. Но ведь это и так всем ясно, так что не нужно это доказывать ни себе, ни нам, ни кому бы то ни было.

– Волки! Волчицы! Братья и сестры! Большой серый волк Рычара хочет внести раскол в наши ряды. Завтра я как никогда буду нуждаться в вашей сплоченности, в вашей поддержке. Заврашний день не будет похож на сегодняшний, потому что мы дадим бой детенышу драконов в открытом поле, а значит, мы сможем напасть на него всей стаей и со всех сторон. Он не сможет устоять. Но даже если вы не поддержите меня и не пойдете со мной, я пойду один, потому что я сам вызвал маленького дракончика на бой.

Волчара Клычара надеялся, что это его выступлением окажется последним и подведет итог военному совету. Но большой серый волк Рычара так не считал. И в своем заключительном слове он сказал:

– Я – волк, и этим все сказано. Моя шкура ближе к моему телу, чем любая другая шкура, она для меня дороже всех других шкур. И я не хочу и не собираюсь рисковать своей шкурой из-за принципов и амбиций нашего вожака.

Всю остальную часть ночи волки пели свою монотонную песню, посвященную луне.

-У-у-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у-у!

Волчара Клычара понимал, что завтрашняя встреча и битва с маленьким дракончиком Дракошей будет непростой, очень непростой, что от ее исхода зависит его авторитет вожака волчьей стаи. А вожак стаи, лишившийся своего авторитет, уже не вожак и даже не волк. И он в перерывах между своими завываниями тихо повторял про себя:

– У-у-у-у-у-у-у-у! Хоть бы он не пришел. Хоть бы он не пришел. У-у-у-у-у-у-у-у!

Но черный волк был уверен, что маленький дракончик придет. Непременно придет.

 

 

Глава двадцать четвертая

 

Дракоша сражается с Волкошей-Клыкошей

 

Утром за завтраком Дракоша спросил папашу дракона:

– Ты помнишь, папа, как ты как-то сказал, чтобы я не зарекался, никогда не говорил бы «никогда», что когда-нибудь я сам попрошу тебя дать мне остых и горьких приправ. И еще ты тогда сказал, что когда-нибудь мне непременно захочется стать настоящим драконом, летучим и огнедышащим.

– Ну что-то такое я вроде помню. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Хотя нет, не просто так. Я спрашиваю потому, что по-моему этот день наступил.

– И ты хочешь поесть острых приправ, которые все на свте делают неимоверно вкусными? Ну вот и отлично, сынок. И чего же ты хочешь отведать – горчицы, чесночного соуса, или, может, острого кетчупа? А может, тебе хочется попробовать острого молотого красного или черного перца?

– Я хочу всего понемножку. Видишь ли, папа, если я поем горчицы, чесночный соус, кетчуп, красный и черный перец могут на меня обидеться. А если я поем чесночного соуса, на меня обидятся другие приправы. А я не хочу, чтобы какая-нибудь приправа на меня обиделась.

– И что же ты предлагаешь? – спросил папа-дракон.

– А давай, папа, сделаем так. Возьмем чесночный соус, положим в него горчицы, кетчупа, черного и красного перца и смешаем все это ложкой.

– Что с тобой творится, сынок? Что ты надумал? Ты хоть представляешь себе, какая из всего этого получится горючая смесь? Ты что, собрался лететь на луну? Или, может, в Шотландию, к тетушке Несси, без остановок и дозаправок?

– Нет, папа. Ни на луну, ни к тетушке Несси лететь я не собираюсь. Просто мне очень хочется выглядеть и чувствовать себя настоящим драконом, летучим и огнедышащим.

 

Летя к лесной опушке, к скале, в окрестностях которой должно было состояться сражение с волчьей стаей, дракончик Дракоша заметил на отдаленном зеленом холме одинокую фигуру белого теленка. Его сердце учащенно забилось и потеплело от радости: это была Бурёша. «Она пришла! Она не испугалась, она беспокоится и волнуется за меня», – подумал Дракоша. На душе у него сразу стало намного спокойнее, уютнее и комфортнее, к нему пришла уверенность в собственных силах, которая очень необходима для победы.

«Ничего, что другие не пришли. Ничего, что другие испугались. Зато Бурёша не испугалась, зато Буреша пришла», – повторял Дракоша про себя.

А вот и волки. Они заблаговременно заняли поляну и тропинку, ведущую к скале, чтобы Дракоша был вынужден сражаться с ними в открытой местности.

– Теперь мне нужно как следует рассердиться, – сказал сам себе маленький дракончик. Он очень сердился на себя из-за того, что не может как следует рассердиться. Волки ненавидели его самой лютой ненавистью, их глаза горели злобой и гневом, а Дракоша, между тем, никак не мог заставить себя ненавидеть волков, своих заклятых врагов. А без ненависти к врагу, без праведного гнева, без злости невозможно сражаться с ним по-настоящему, с полной отдачей, в полную силу.

– Ну, волки, держитесь, – сказал Дракоша опять же сам себе, стараясь как-то подстегнуть свою злость и разбудить, растормошить в себе ненависть.

– Страшен я в гневе! – сказал он про себя тем же голосом и с той же интонацией, которой любил говорить папа-дракон, и подумал, что эту фразу непременно нужно будет повторить для волчьей аудитории.

Волки даже представить себе не могли, что маленький дракончик Дракоша может свалиться им на голову с неба, свалиться, как снег на голову, и когда он внезапно налетел на них и стал опалять их своим огненным дыханьем, их охватила паника, ими завладел животный страх и ужас. Это был не вчерашний маленький дракончик, это был совершенно другой, настоящий летучий и огнедышащий дракон, страшный в своем праведном гневе.

Волки бросились врассыпную, стали метаться по всему лугу, они бежали быстрее своих ног, бежали, поджав хвосты и жалобно скуля.

Быстрее всех бежал вожак стаи, черный волк Волчара-Клычара.

– Эй, черный волк! – позвал его Дракоша. – Эй ты, Волкоша-Клыкоша, ставший Волчарой-Клычарой! Вчера ты говорил, что волка ноги кормят! Посмотрим теперь, смогут ли ноги спасти волчью жизнь. – И маленький летучий и огнедышащий дракончик дыхнул на бегущего и обезумевшего, ополоумевшего от страха черного волка струей алого пламени.

Волчара-Клычара взвизгнул еще громче и побежал еще быстрее, настолько быстро, что его ноги почти не успевали касаться земли, и со стороны могло показаться, что у него не четыре, а восемь или даже шестнадцать ног.

– Куда же ты драпаешь, черный волк, Волчара-Клычара! – закричал Дракоша, изрыгая из своей драконьей пасти огонь и дым. – Сам заварил эту кашу, а теперь убегаешь, поджав хвост? С кем же мне теперь сражаться?

Маленький летучий и огнедышащий дракончик мог бы без труда настигнуть Волчару-Клычару и прикончить его одним ударом своей мощной и тяжелой лапы, но он считал ниже своего достоинства убивать окончательно и полностью деморализованного, спасающего свою шкуру трусливым бегством черного волка. В его представлении это было так же нехорошо, как бить лежачего. Пусть на этот раз ноги спасут его. И пусть волчья стая сама решит, нужен ли ей такой трусливый вожак.

Ужас, обуявший волков, был настолько велик и настолько ослепил их сознание, что они долгое время кружили по лугу и просто не догадывались бежать в сторону леса. Наконец-то инстинкт самосохранения сработал и погнал их в единственно правильном направлении, к спасительной лесной чащобе.

– Страшен я в гневе! – закричал Дракоша, и это был зычный и громкий голос настоящего летучего и огнедышащего дракона. От крика Дракоши затряслась, задрожала и завибрировала гора

Дракончик Дракоша продолжал преследовать волков до самого леса. Конечно, он мог преследовать их и дальше, но не видел в этом никакого смысла. В конце концов, ему нужна была победа, и этой победы он добился. Разве этого мало? Разве этого недостаточно?

Дракоша обернулся и увидел на вершине отдаленного высокого холма освещенную ярким солнцем до боли знакомую стройную фигуру белого теленка.

И маленький дракончик еще полнее ощутил одержанную им победу над волками.

– А все-таки замечательная девочка эта Бурёша, – сказал Дракоша сам себе. – Она даже намного лучше, чем ее брат Гаркоша. Она лучше любого мальчика. Я бы даже сказал так: она – мировой парень. Просто замечательный. Когда она вырастет, она станет отличной коровой. Самой лучшей коровой в мире.

 

***

Вечером, после сытного и вкусного ужина, когда у папы дракона было очень хорошее настроение и такое же хорошее расположение духа, маленький дракончик Дракоша сказал:

– Вот что, дорогие мои предки, то есть, я хотел сказать, дорогие мои родители, папа и мама. У меня к вам есть очень важное дело.

– Ох, Дракоша, сынок, разве можно быть таким предсказуемым? – вздохнула мамаша-дракониха и нежно посмотрела на маленького дракончика. – Я с абсолютной точностью могу угадать, что ты собираешься сказать. Сейчас ты опять скажешь: «Хочу братика. Можно, конечно, и сестренку, хотя все-таки лучше братика. Я буду ловить для него бабочек, жуков и кузнечиков, буду собирать для него красивые цветы и буду сплетать для него венки и букеты».

– И вовсе я не предсказуемый. И вовсе ты не угадала. Хочу сестренку. Можно, конечно, и братика, хотя все-таки лучше сестренку. Я буду ловить для нее бабочек, жуков и кузнечиков, буду собирать для нее красивые цветы и буду сплетать для нее венки и букеты. И пусть у нее будут очень большие и самые-самые выразительные в мире глаза. – И чтобы его слова прозвучали еще более убедительно, маленький дракончик добавил: – Вот.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.