МЕНТ И БЕЗДНА

Абелю Ферраре

 

1

Мент, утром,

покинул дом пешком,

с болящим нутром,

шагал он неспешком.

 

Он на работу,

хотя – тут где же рознь? –

его зевоту

разрежет, памяти болящей, кознь;

 

он возвернулся

три – назад,

он калачом свернулся,

на – три – забыл про Ад.

 

Избавился от кала он,

но вспомнил Ад.

Проснувшись, сунувшись – жена – на взгляд,

отпрянула – Страшён.

 

На голове его – волос!..

А в голове его вопрос

зреет, как колос,

злеет, всё боле, спрос – ось.

 

Он должен тем

и этим.

Устал от тем.

Устал от недожаренных котлетин.

 

Столовая.

Пешком. Пешком.

А голова, как гиря стопудовая.

Так тяжко. В горле ком.

 

Ему поспать

ещё бы; выпить.

Но выпить – не переживать.

Простое. ..А вот работа – и ею сам он выпит –

 

и бытие его простое

и сложное – оно…

Ну есть оно –

съестное

 

 

 

для огня.

Не для него – меня,

а для огня,

что пожирает – ни пепла и ни искр не оставляет, а оставляет заклеймя.

 

Вернулся – не вернулся,

а дом его не встрепенулся –

привыкли все давно,

что мент приходит весь “в говно”;

 

и поздно – и не поздно –

рано

(под утро). Работа – рань,

работа вечер, грозно

 

присвоила его.

Переродила?

Или сам? – к чертям! Вот бытие его.

Огонь. Съедает. В центре он горнила.

 

Его живот великоват,

и там он носит личный Ад.

Себе и нам – он уж не брат.

Но по порядку. Мент – он гад.

 

Вот первое.

Он должен и убийство.

Не первое.

Он должен жизни буйство

 

своё за деньги –

спрос – ось –

чрез жизнь его. Его девиз – не удалось.

И что ни день, то ближе ги –

 

бель. И что ни день,

то жарче – ближе.

Не лень

ему избавиться; но ниже

 

неудачи

шанс выполнения задачи,

и прячет,

от себя, он зад числа для сдачи.

 

 

 

 

 

 

 

2

 

Путь внутрь,

а не наружу;

и честь ему здесь отдают всех утр,

а кое-кто и дружит.

 

– Ну, как семья?

Как тополя?

– Как семью – семь,

как тра-ля-ля.

 

-Бывай. -Бываю.

Ну. Вот-так.

Но сути я не забываю

и продолжаю. Так, пятак –

 

всех неудач – надежд

его.

Надежд: жена Надежда –

не жена уже его.

 

Не верит.

Надежда: вспомни из кого?

И вспоминает: “-Этот дверит

у клуба. У него!”

 

“-Кто может получить

ещё?”

И ходит бьёт. Ещё

и “пушкой” машет. (-Как бы кого “не замочить.”)

 

– А на рубашке, там вон,

кровь?

– Порезался, как брился, вновь.

Из управленья вон.

 

Путь вниз,

а не куда-то ввысь.

Зубами бы он грыз,

со страху больше бы тряслись,

 

а так – ну ничего,

никак;

ни у кого –

весь день пустяк.

 

И алкоголь,

и порошок белее мела.

Он так лишается последних воль.

Что скажешь тут? – ну раб он тела.

 

Он проститутку властью

задавил;

задаром всласть,

потом избил.

 

Её хозяин: -Как,

нормально?..

Ему, не ей – так

лебезит. А мент орально

 

всех матом оскорбит,

и так уйдёт,

привычно с рук уму сойдёт –

всё. Чин. Орбит

 

его, такой-то шняге –

нет не достать,

летает выше. Они дворняги!

Он – порода. Да… нужно где-то спать.

 

А он не дома.

Всё одно.

Сбежал он из дурдома

дня – на ночь. В окно

 

опять уж свет –

палач.

И день – о, нет! –

беззвучен плач

 

его.

Он воет внутри себя.

Болит – ого! –

как страх, все силы погубя,

 

ведь мент впотьмах,

ведь мент у края,

стоит руками загребая

опору – воздух. Мах

 

и взмах,

всё нет держать, всё нет дороги –

и – ах!..

“-А может унести мне ноги?

 

Ну, а семья?

Как будто не моя.

Бежать. Куда? Но я

же знаю, что от этого зверья

 

 

 

не убегу  –

найдут.

В дугу.

И в яму сволокут.

 

Я. Сволокут.

Да, Сволокут мне имя.

Секунды резвые бегут.

Кого ж давить за вымя?”

 

И снова пьёт.

И снова бьёт…

А утром в отделеньи – то же.

– Привет – пока, – сил нет и потолка достиг он своего – корёжит.

 

Терпенья нет. Как – будто ломка.

Но он загружен подзавяз.

Ни где. Ни как. И он в отчаяньи погряз,

и воет в кабинете громко.

 

К нему дежурный: -Что здесь – что?!

– Уйди мудак!

…- Нет стой – а – то!..

Воды мне, водки и врача… Дурак!

 

Не надо…

Вышел вон.

От палача, что время, несилён

сбежать. (Мы продолжать.) Искать – и боле ничего. – Вот – гады!..

 

…Попрятались и расползлись.

А то б как! твари затряслись

бы у меня.

Сюда! поублажай меня.

 

Она – лишь рот.

А он – лишь член.

Она сосёт,

но плохо всем.

 

Ему и ей.

Ему не легче –

не утешает власть над ней.

А ей.. ведь изобьёт. (Хоть в этот раз полегче б!..)

 

Он в клубе: – Я ставку ставлю.

– Ты мудак,

сходи домой, взгляни на Кавардак!

Что, доигрался?! Очередь твоя…- Я за тебя поставлю

 

 

 

 

на игру…- Вот друг! –

мент обнимать, –

откуда появился вдруг? –

но что-то не узнать

 

менту, чей человек,

лица не разобрать –

тот в тени скрыт. – Скрывать

мне нечего – видались…- О – в!.. Игорек!

 

Тот быстро согласился:

-Да Игорек меня зовут.

Я вижу очень ты резвился…

(Мент осмотрел себя – и что же тут,

 

под ногтем кровь и кровь же на его сорочке –

весёлы ночки).

– Так сколько назовут

ребята ставить – люди ждут!

 

– Вот, прервали! –

всегда мешают друга славить.

– Да ничего, по дружбе я – ну сколько ставить?

И число назвали –

 

сколько.

– По рукам.

– Отдашь? – Отдам, –

ментяра отвечает и деньги – ам. И попрощались только –

 

к дому он –

к семье – проверить.

В машине сообщает телефон –

он проиграл, он должен. Смеётся и не верит.

 

Хохот.

Грохот –

он застрелил свой телефон;

он и себя бы – если б был силён.

 

Но он же слаб.

Хотя и бьёт не только баб,

но вот себя то он жалеет

и тронуть пальчиком не смеет.

 

А телефон убитый

зазвонил,

в нём голос, очень, деловитый

говорил…

 

 

 

 

Ушам, глазам своим не верит,

но как же так? –

мобильный с дыркой – проверит

он пальцем – насквозь… “Что-то здесь не так!”

 

– Да, Вы должны

и мне.

Но я прощу, видны

мне

 

Ваши тяготы;

я жду

вот – “там-то”.  “-Конечно не приду!” –

мент про себя, -он с “пушкой” ждёт. Да, дать мне тягу!

 

Мент дома. Всё

вверх дном,

здесь параллельный мир за зеркала стеклом.

Здесь кровь и цвет её

 

невыносим…

А телефон разбитый

снова с ним

заговорил: – Я битый

 

час Вас дожидаюсь, –

насмешка в каждом звуке, –

ну где же Вы? Или не поняли науки?

Я ЖДУ. И больше уж не повторяюсь.

 

А голос холоден как лёд,

как сталь в мороз,

как время что идёт,

как плоть у убиенных грёз.

 

А голос неживой,

немёртвый –

он никакой,

он пулемётный –

 

пулеубитый, скрип

он, страх –

так электричество вопит

в безумных проводах.

 

– Ко МНЕ приехать Вы должны.

А мент не чувствует вины.

Его не тянет отомстить.

Стремится быстро ноги уносить.

 

 

 

Он телефон

о стену –

кусочек бреда он.

Последний раз взглянул на крови сцену,

 

он – вон.

Летит по ночи,

не чуя Тёмных волн.

“-…Да, будет – здесь – короче,

 

там повернуть,

здесь срезать –

вот и путь

открыт; – он на сиденьи ёрзать, –

 

из города

ещё чуть – чуть;

до газопровода,

а там, рукой подать, окраина – и упорхнуть.”

 

Но ночь – В – Зубах,

вцепилась;

Кровавый Кавардак В – Ногах –

В – Руках; ба-бах, со всех сторон – огнями ночка оперилась.

 

Стреляют.

Мент же убегает (то есть

уезжает). А то и есть –

погоня. И догоняют.

 

Под мостом.

Всё гнать,

а думать, но потом.

Не испугать

 

мента – прожжённый –

за пистолет;

через колонны

моста – ба-бах и бах – полёт

 

его и их –

мента и пуль.

Он руль

всё ж удержал. Ну а других

 

забросило в кювет.

Мент расстрелял машину их –

живых теперь там нет.

А сам притих.

 

 

 

И слушает.

Лишь тишина –

кругом – лишь темнота одна.

Кругом, лишь, глушь.

 

Смущает, всё же, что-то.

“- Ладно, маху!”-

подумал мент без страху.

И тут “ему-то

 

в бок”- (его машины)

сильно так!

Другие прятались, а тут свершили

атаку – вмяли бензобак.

 

…Но повезло.

Чрез лобовое

мент стекло;

и поврежденье небольшое.

 

Поднялся пьяно,

а навстречу

бежит уж человек с ноганом,

стреляет на ходу. Мент поддержал огнистой речью

 

пуль. И сам бежит –

к противнику – и пулями жужжит.

И пуля в пулю, странно так, летит

и плющит и дробит.

 

И пуля в пулю –

противники всё ближе,

(пуля в пулю,

а не друг в друга) их смерть никак не слижет!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3

 

…А пули врезаясь друг в друга

нагрели пространство и время –

вскипели. Напруга

пробила и выжжено бремя

 

границы – во всём. Вот воздух –

и будто бы странный вздох…

Открылась дыра (а рядом издох

противник мента). Менту отдых.

 

Он в дырку глядит,

и слушает как

воздух гудит –

в уме подбросил пятак –

 

идти.

А у него

другого нет пути,

лишь смерть и больше ничего

 

здесь для него.

В дыру, на воздухе, пролез,

он вымазался чем-то синим весь…

И мир исчез, что породил его.

 

А здесь другой. Не-то, здесь.

Он испугался весь,

но страх исчез,

заулыбался и полез

 

в чужой мент монастырь,

но со своим уставом.

Ведь мент же, он настыр –

ный и вцепляется удавом.

 

Но выйдет по-другому всё,

я позже расскажу,

его изменится житьё,

и вот что доложу –

 

служить, а не приказывать

ему придётся по душе…

Пока остановлюсь, а то рассказывать

мне больше нечего останется уже.

 

 

 

 

 

 

4

 

ИГОРЕК И СВОЛОКУТ

 

Он снова в клубе – странное местечко,

из освещенья 101 – на здесь свечка,

на сцене группа странненьких существ –

играют рок; девица обнимает шест…

 

Но явно что-то здесь не то?! К нему подсел…

– Ну вот Вы и пришли…

(“- А этот Игорек помолодел.”) …

– Пойдёмте, – и они ушли.

 

– Вы ученик, теперь, мой –

слышите?! – Я слышу.

– И вы, как раз, такой

мне были и нужны, я Вас возвышу.

 

Мент думает:

– Чего же хочет?

Зачем мне голову морочит?

Что сотворить со мной удумает?…

——————–

 

– Ты – Сволокут, мой ученик, –

у Игорека голос громко так гремит, –

я выучил тебя. – Теперь должок. И Сволокут поник.

– В какое направленье устремит

 

вот этот шар – туда пойдёшь!

И сделаешь там то, когда придёшь,

что по пути узнаешь и поймёшь.

И знай, что по пути обмана не уйдёшь.

 

– Я благодарен за науку…-

наш начал мент.

Но а его наставник руку,

из балахона чёрного в момент,

 

освободил – и в миг на ней разросся

шар чёрный, и расцвёл

цветком и в даль унёсся –

для Сволокута оставляя след – ствол.

 

———————-

 

 

 

 

 

 

А ты патрон теперь…

Нет пуля,

тебя согнули,

подчинили волю, потерь

 

не чуя,

ты полетишь,

и что приказано свершишь;

никак уж не взволнуя

 

себя ничем,

пройдёшь через огонь –

Мытья, воды чрез – Жар. Не тронь

уже мента ничто из жизни – его Ем!

 

уж выше прочих тем.

Он – съел.

Он рот теперь. И всем

над ним стоит дорога, и хотел

 

иль не хотел,

и знал или не знал –

теперь лишь ветра тел

согреть, а поедать закал.

 

 

 

 

 

5

 

Он пулей стал,

и так и жил и шёл,

и облик его новым стал –

чем дольше жил, тем больше в рост он шёл.

 

Его огромный рост,

костюм и строг и чёрен;

а путь его, в Не-жизни, и не прост –

околен и притворен.

 

Там где интрига,

главный он в тени,

пусть рост большой, но ига

его давления, игры; всех – обмани –

 

его, никто не замечал.

А покушения,

а войны затевал!

Пространства, времена – все преступленья

 

 

его – запомнят.. Но,

не его. Его руками

затевалось, свершалось же оно –

они, уж подчинёнными телами.

 

Теперь он – Пуля, так его зовут,

и этим именем, ребёнка в страх влекут.

Живёт железно, в выстрел превратясь;

судьба, за ним его, на цыпочках, смеясь.

 

И разродясь войной,

а может гладом –

он далее бредёт ведомый Адом

судьбы своей: – Какой

 

придумать мне – Какой?

И окоём его кровавый и большой.

И Взгляд убийственно – Такой.

И путь, Не-Мелко ало-чёрной вшой.

 

Стальная Вша,

свинец в её мозгах,

она лишь кости попроша…

..йничает, а звёзды её прах.

 

——————————

 

Он вдаль бредёт;

ну словно пуля –

летит. Куда ни забредёт –

– там для него – хорошее – согнули.

 

Там для Него всё.

Вот война,

и плоть её костиста и бледна,

а волосы – что смерть, пронзают всё!

 

А здесь уж слишком здоровы,

зубасты, животы круглы…

Уменьшил он. Болезнь теперь.

И в новую вошёл он дверь.

 

Вот – двери, двери всё,

они

разнообразны. Ночи, дни

и полутьма и полумрак; на Белое на всё

 

 

 

 

 

 

тяжеловеснейший и мертвенный пятак.

Так придавить,

и дальше ноги волочить –

и насаждать Угловый Кавардак.

 

И всё он выше ростом,

всё черней костюм,

бредя по костям

не утруждает голову нисколько дум,

 

об этом и о том

и обо всём –

сказали же идти и потому идём,

ведь пуле бич сомнений не знаком.

 

—————————-

 

Походка скоростна,

ведь ноги длинны,

пола, у пиджака, в пространство ветром продлена.

Шагает, длинн нытьё

 

не слышит – не моё,

пространств не существует,

действие моё

над всем – я – Съем. Гарцует

 

на пространстве –

на скакуне аки:

– Так, на момент, мои здесь странствия

каки?

 

Пиджаковатым

сделать – заказать

убийство. Для них. Тем диковатым

работёнку дать.

 

Исполнят справно.

Ни за чем транспортировки

средство – его движение ведь равно,

и не уступит по сноровке,

 

движенью ветра;

и секунды в нём.

Пешком

он. Километра

 

не заметит.

Дорога.

Ещё чуть-чуть и будущее встретит.

Ещё немного.

 

Вдруг ответвление,

тропа;

его же направление –

но не туда! Но, оп! И – да!..

 

Он на тропу шагнул,

пространство каблуком толкнул,

пошёл – скоромахнул;

туманно – серою тропинкой ускользнул

 

от дел своих –

тех, что наметил –

но этого он не заметил,

лишь направленье стоп своих

 

следит;

и что-то чувствует,

в груди свербит.

Томление присутствует,

 

и холодок

какой-то тайный.

И он тропинки чужедальней

ходок

 

услышал шепоток;

чуть позже Шёпот.

Шлёпать

не по нему – он пуля – он летит. Поток

 

уж Звука.

Что-то изменилось…

Да всё! Вокруг, в тумане, скрылась

округа. У света мука.

 

Свет испаряется,

свет тает –

свет за предметы и пространство всё цепляется,

но исчезает.

 

Пуля всё летит,

быстрей;

с ним что-то – не определит.

Он вне себя… Скорей!

 

Вдруг темнота вокруг –

у света воля уж устала,

и Голос – громче сотни вьюг,

им темнота к нему взывала.

 

 

 

 

По темноте.

Идёт. Идёт.

О темах тех,

что думал – не мысльнёт.

 

Шаги,

и шаг,

нет направления – ни зги,

и Голос лишь в ушах.

 

Он видит – темноту,

и нет здесь направления, но он идёт

через неё на ту,

не сторону, а ту что Голос издаёт –

 

ориентируется точку…

Его шажочки,

иль шаги – здесь не видны,

но для движения годны.

 

Он слышит Ветер,

видит он

на темноте прореху – потрясён.

Холодный пот со лба он вытер.

 

…А в темноте есть Чернота,

вот та и воет Ветром. Голосит.

И позвала. Просить

не нужно, сам идёт. И в черноты врата

 

безликий

и безличный он,

и уравнён

он с Бездноликой.

 

От самого

от

края, (иль к нему) ведёт

чреда; или цепочка, звеньев – о-го-го! –

 

фигуры бледные,

мерцают чуть;

да это бедные,

что не решились шаг шагнуть –

 

Последний.

Так и бродят.

То к Краю близко уж подходят,

хотят оставить след в Ней –

 

 

 

 

и не решаются,

и прочь бегут,

или по Краю далее идут

и Ветром, из Неё, их лица остужаются.

 

И всё он быстро рассмотрел и оценил,

он к Бездне подошёл, уж зная, к этому стремил-

ся. В – Безконца уплыл.

А мне не нужно более использовать чернил.

 

КОНЕЦ