Предисловие автора.

Осторожно. Здесь может быть страшно…

 

In the desert

   I saw a creature, naked, bestial,

   Who, squatting upon the ground,

   Held his heart in his hands,

   And ate of it.

   I said: “Is it good, friend?”

   “It is bitter-bitter,” he answered;

   “But I like it

   Because it is bitter,

   And because it is my heart.”

  

   В пустыне

   Я встретил человека – нагого, дикого;

   Сидя на корточках,

   Он держал в руках свое сердце

   И грыз его.

   Я спросил: – Вкусное ли оно, друг?

   – Оно горькое, горькое! – ответил человек,

   Но мне нравится его грызть,

   Потому что оно горькое

   И потому что это мое сердце.

 

Стивен Крейн.

 

 

I am a Lizard king. I can do anything.

 

Джим  Моррисон.

 

 

Душный вечер, душный год в этом душном городе. Кусок луны пялится на меня в приоткрытое окно. Светит мрачно, такой желтый, как сыр. В жаре прошедшего дня сыр плавится и потеет. Ненавижу это время года в этом климате. Мне бы в пустыню, там сухо и солнечно. Беатр, ведь, правда, странно, что я все еще могу мечтать? Несмотря на свою отупляющую деятельность. Несмотря на то, что работа моя закончится вместе со мной. Не раньше ни на секунду. И самое гадкое – я все еще чувствую. Эмоции плещутся в сердце, словно волны игривого синего моря. Накатывают на золотистый пляжный песок и отступают, оставляя после себя лишь пену и водоросли. Ты ошибался, Беатр, когда говорил, что каждый из нас омертвеет и высохнет очень скоро, и тогда ничто уже не сможет причинить боль. Но я плачу, Беатр, мне до сих пор больно. Хотя, возможно, прошло не так много времени, как кажется… Завтра будет гроза, оттого так душно. И «Высшая любовь» святого саксофониста успокоит нервы безумной мистерией звуков.

 

В полдень дня восемнадцатого месяца июля в небольшом заведеньице с незамысловатым названием «Le Cafe», что в переулке напротив бывшего здания Городской Думы было не слишком многолюдно. Парочка влюбленных наслаждалась вкусом латте, женщина средних лет с внешностью госслужащей задумчиво пережевывала поздний завтрак, да двое молодых людей, зашедших недавно, ожидали свой заказ: грибной суп-пюре с сухариками, шоколадное и банановое мороженое и черный кофе без сахара обоим.

Как только они заняли столик у окна с видом на парковку, на улицу обрушился звонкий, громыхающий летний ливень, из зеленой аллеи за парковкой в открытое окошко дохнуло влажным теплом и свежестью. Прохожие разбежались кто куда, однако же никто больше не спешил укрыться в кафе, чтобы съесть кусок пирога с экзотическими фруктами и полюбоваться на очаровательные улыбки официанток, не успевшие еще поблекнуть от скуки и усталости.

Во внешности молодых людей не просматривалось явного сходства. Первый из них – темноволосый, плечистый, с резкими чертами лица, прямым носом, с родимым пятном размером с пятикопеечную монету под подбородком – выглядел старше своего собеседника, сероглазого блондина с мальчишески вздернутым носиком и открытой, располагающей белозубой улыбкой. Но с первого взгляда в них можно было узнать братьев по той особенной, неуловимой похожести, что зачастую так ясно выдает детей одной матери.

Их звали Андрей и Дмитрий. Они действительно были братьями, с разницей в возрасте в шесть лет. Андрей в свои тридцать два уже успел жениться и взять квартиру в кредит. Дмитрий же, пользуясь привилегией младшего, наслаждался более свободным образом жизни: не задерживался надолго ни на одном месте работы, часто переезжал, время от времени занимал деньги у брата, обязуясь отдать в ближайшем будущем, но зачастую забывал об этом. Андрей смотрел на такую необязательность брата сквозь пальцы. Он любил его той мальчишеской любовью, оставшейся с детства, когда Димка, сам же нарвавшись на ребят постарше, обругав их на чем свет стоит, со всех ног мчался к брату, а тот неизменно выходил на его защиту, и ничто не могло поколебать добродушия Андрея по отношению к своему младшему.

Сегодня, столкнувшись совершенно случайно на улице, братья решили пойти пообедать в кафе. Устроившись поудобней и дожидаясь заказанного грибного супа, братья предавались неспешной беседе.

– Я сражен! – негромко восклицал Дмитрий, восторженно поглядывая на хорошенькую официантку с бейджиком «Вероника», приколотым к бежевой блузке. – Брат мой, какая же она красавица! Я влюблен, я ослеплен! Как думаешь, я не покажусь слишком наглым, если спрошу ее телефон?

– Я бы посчитал тебя невоспитанным хамом, – добродушно ухмыльнулся Андрей, – но, полагаю, тебя это не остановит. Об одном прошу, сделай это, когда будем уходить. Не хочу, чтобы в смущении она опрокинула наш заказ.

– Как это романтично, Андрюха! – восторженно выпалил Димка.

– Что именно? – не понял Андрей.

– Девушка, которую я люблю, будет подносить мне еду, убирать посуду, когда я поем, желать приятного аппетита, и все это с очаровательной улыбкой.

Лицо брата засияло искренней радостью так, что Андрей не смог удержаться от смеха.

– Какая романтическая картинка, – заметил он. – Если забыть о том, что это кафе, можно представить нас счастливой семьей.

– Не-не-не, притормози, брат, – Димка наморщил лоб. – Ты слишком торопишь события… Кстати, как у тебя, в смысле, у вас? Энджи все еще подает тебе еду с приятной улыбкой на лице?

– Да… – поморщившись, отмахнулся Андрей. – Все стало не так как-то в последнее время…

– Давно я у вас в гостях не был, – Димка взглянул в окно. – Ловко я тему сменил, да? – игриво поинтересовался он.

– М-гм, – неопределенно протянул Андрей. – Она вспоминала тебя недавно, спрашивала…

– С чего бы вдруг? – удивился брат. – Она же меня ненавидит…

– Не знаю, – Андрей пожал плечами. – С чего ты взял, что ненавидит?

Димка засмеялся.

– Ну так вспомни! – воскликнул он. – Как я ни зайду, она здоровается и сразу запирается в другой комнате.

– Так ты без выпивки ни разу не приходил! – шутливо возмутился Андрей.

– И что же? – парировал младший брат. – Мы же не напивались сильно. Так, просто сидели. Разговаривали…

– Не знаю. Вообще в последнее время не понимаю, что у нее на уме. Все как-то не так…

– Ну, вы уже около года женаты, – глубокомысленно заметил Дмитрий. – Так что это, наверное, первый кризис в отношениях.

– Много ты в этом понимаешь, – усмехнулся Андрей. – О, а вот и наш суп! – обрадовался он, поблагодарив Веронику.

– Приятного аппетита, – улыбнулась та.

– Ах! – счастливо вздохнул Дмитрий, провожая ее взглядом.

Братья приступили к трапезе, нахваливая вкусную еду и качество обслуживания. Они превосходно чувствовали себя в этом месте. Они были довольны собой и друг другом. А некоторые семейные неурядицы… Что ж, у кого их нет? Лето за окном, уют за столом, и человек, которого знаешь всю свою жизнь, – что может быть лучше?

Молодые люди вкусно поели, попросили Веронику принести счет, Андрей расплатился, оставив неплохие чаевые, и оба направились было к выходу, но уже в дверях Димка замялся.

– Ты иди, брат, я догоню, – опустив глаза, пробормотал он. – Я сейчас…

Андрей ухмыльнулся.

– Ты чего?

– Да не могу я просто так уйти, – признался Димка. – Она мне действительно понравилась.

Андрей взглянул брату в глаза и понял, что тот не шутит, но искренне верит в то, что это чувство – не обычное увлечение, каких случалось уже множество, а нечто гораздо большее. «Может, это и правда», – подумал Андрей.

– Ладно, – согласился он. – Жду тебя на улице… Удачи!

– Спасибо, – серьезно поблагодарил Димка. – Я скоро.

И он действительно скоро нагнал Андрея на крыльце кафе. Тот успел спуститься по лестнице и, закурив сигарету, сделать пару затяжек.

– Ты быстро, – подмигнул Андрей брату.

– Угу, – Димка мечтательно улыбнулся.

– Успешно?

Брат помахал перед глазами Андрея салфеткой с телефонным номером.

– Ай, молодца! – похвалил его Андрей.

– Не думай, что это моя заслуга… Она сама… Какие же у нее глаза! – Димка задумчиво провел ладонью по лицу. – Да… О чем это я?! А! Слушай, я тут гитару приобрел по сходной цене. Приходи на выходных, я квартирник устраиваю.

– Когда? – спросил Андрей.

– В субботу, часов в шесть, – ответил Дмитрий.

– Я с Энджи приду.

Брат многозначительно вздохнул.

– Ну ладно. Дома же ты ее одну не оставишь…

– Конечно, нет, – грустно улыбнулся Андрей. – Мне же потом ее обиды разгребать придется…

– Ну да, так я и думал, – Димка замялся и, будто оправдываясь, пробормотал: – Ну приходи с ней, сам же знаешь, как она относится к таким сборищам.

– Знаю, – вздохнул Андрей. – Что ж мне теперь, совсем с тобой не общаться?

– Да, Андрюх, правильно, – шутливо поддержал Димка. – Бей бабу молотом, будет баба долотом.

Парни рассмеялись и, попрощавшись, разошлись.

 

– И зачем я только с тобой потащилась?! – легкомысленно вздохнула Анжела.

«Вот блин!» – мысленно выругался Андрей и посмотрел на часы.

Он предупредил Энджи о квартирнике брата в тот же день, когда сам узнал о нем. Она состроила недовольную гримаску, но не сказала ни слова против. На вопрос, хочет ли она пойти, Энджи ответила: «Да, конечно, я давно его не видела». Андрей успокоился и больше о том не заговаривал. Просто и сам забыл, но сегодня утром…

– Милый, пойдем к Исаевым, они в Турцию уезжают на месяц, а сегодня устраивают банкет в честь отъезда, – беспечно прощебетала Анжела, поджаривая яичницу.

Андрей только что вышел из душа и сидел за столом в домашнем халате, вытирая волосы полотенцем.

– Во сколько? – лениво отозвался он.

– В шесть.

«Суббота… Шесть…» – Мысли текли в голове медленно. – «Какие к черту Исаевы?!» – вдруг возмутился Андрей про себя.

– Нет, – твердо ответил он.

– Почему? – искренне удивилась Анжела.

– Потому что сегодня суббота, и в шесть часов мы будем в гостях у моего брата, – пояснил Андрей. – Об этом я тебя предупредил четыре дня назад. А так как мы будем у него, то, извини, мы никак не сможем оказаться в гостях у Исаевых.

– Ой, я совсем про это забыла, – как ни в чем ни бывало проговорила Анжела, раскладывая яичницу по тарелкам. – Уже и Юльке пообещала, что мы будем…

– Позвони, извинись и скажи, что не сможем. Спасибо, дорогая, – Андрей повесил полотенце на спинку стула и, придвинув свою тарелку поближе, принялся за еду.

– Да, конечно, – обиженно согласилась Энджи, опуская глаза.

Начиная злиться, Андрей выжидательно смотрел на жену. За те пару лет, что они провели вместе, она ни разу не согласилась так легко отказаться от намеченных планов. Конечно, в другой раз он бы легко согласился на ее предложение, как оно обычно и случалось, но сегодня в нем вдруг проснулось упрямство. Андрей понял, что не может уступить, потому что нельзя уступать постоянно. Теперь же ему не оставалось ничего другого, как дожидаться продолжения диалога… И оно не заставило себя ждать.

– Просто… – Энджи всхлипнула. – Я уже Юльке пообещала, она так радовалась, что мы придем… Мы же целый месяц не увидимся!

– Ты не хочешь идти к Димке? – прямо спросил Андрей.

– Хочу, – неуверенно пробормотала Энджи, и щеки ее покрылись румянцем. – Нет, конечно, как я могу хотеть?! Он не любит меня и издевается постоянно! – возмутилась она.

– Брось говорить ерунду, – попросил Андрей. – Он вовсе не не любит тебя.

– Нет, не любит!

– Так или иначе, сегодня в шесть я буду у него. И больше не собираюсь спорить на эту тему, – как бы ставя точку в разговоре, Андрей положил в рот кусок яичницы.

– А как же Юлька? Она же на меня обидится, – жалобно пробормотала Анжела.

– Послушай, любовь моя, – медленно проговорил Андрей, чувствуя невыносимую злобу. – Твоя Юлька – дура. И муж у нее – идиот. Они – великолепная пара, но это – твои друзья. У меня с этими с этими людьми нет ничего общего. Зачем же я променяю общество родного брата, которого я всем сердцем люблю, на общество этих получеловеков?

Анжела вспыхнула, и глаза ее гневно заблестели.

– Как ты можешь говорить такое?! – возмущенно воскликнула она. – Они же к тебе так хорошо относятся! Они тебе плохого слова не сказали, ни разу ничего плохого не сделали! Ты же всегда ходил со мной к ним в гости! Как у тебя вообще язык повернулся?!

– А ты ни разу не спрашивала, хочу ли я идти к ним, – зло ответил Андрей. – Я общался с ними только потому, что тебе это доставляло удовольствие. Потому что ты хотела покрасоваться перед Юлькой своей идеальной семейной жизнью. Вы же обе хвастаетесь друг перед другом! Хвастаетесь шмотками, хвастаетесь украшениями, туфельками, мужьями – лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие, повысить самооценку, не знаю, что еще… Вы просто без этого не можете! Тебе недостаточно того, что я люблю тебя, тебе нужно, чтобы я постоянно доказывал это, исполняя твои мелкие просьбы и поручения! И тебе обязательно нужно, чтобы кто-то третий – Юлька, Сонька, неважно… был свидетелем нашего счастья! И чтобы обязательно завидовали!

Анжела слушала мужа, застыв, позабыв о завтраке, позабыв обо всем на свете. Как мог он, любимый, драгоценный, говорить все это?! Раздражение ушло, внутри осталась лишь мерзкая пугающая пустота. Энджи смотрела на Андрея и уже не видела его. Все эти ужасные вещи говорил какой-то другой, грубый, незнакомый ей человек. Она заплакала и совершенно того не заметила. Слезы стекали по щекам, скапливались на подбородке и падали на тарелку тяжелыми каплями.

Андрей подцепил вилкой последний кусок яичницы и отправил его в рот. Во время всей своей тирады, он сидел, положив руки на стол, и глядел в окно за спиной Анжелы. Теперь же он взглянул на нее – заплаканное лицо, потухшие глаза, бледные губы – и, не удержавшись, отвел взгляд в сторону и снова вниз на тарелку перед собой. Он не хотел обижать Энджи, и теперь сам не понимал, зачем наговорил ей такую кучу гадостей… Да, конечно, это были его мысли, но зачем сейчас, зачем так резко, так грубо?

– Прости, Анжел, – пробормотал он робко, не зная, как еще можно смягчить ее боль. Лицо жены превратилось в восковую маску, без выражения, без эмоций, ротик застыл в беззвучном «о», и только нижняя челюсть слегка подрагивала. Неожиданно громко всхлипнув, девушка ожила, обхватив себя за плечи, задрожала зябко. Внезапно ей стало холодно, обнаженные руки покрылись мурашками.

– Прости, прости, прости, – шептал Андрей, опускаясь рядом с Энджи на колени и обнимая ее.

– К-как ты можешь так? – пробормотала Анжела, и боль ее вырвалась наружу рыданиями.

Андрей не смог ответить, у него у самого сейчас слезы стояли с глазах, а в голове метались только бессвязные обрывки глупых извинений.

– Как ты мог?! – шепнула Энджи, всхлипывая.

День был безнадежно испорчен. Андрей раскаивался, извинялся, целовал руки жены, ее колени. А она все плакала тихо и так горько.

Выплакавшись, Анжела ушла из кухни в спальню, где без сил упала на кровать. Не решаясь сразу пойти за ней, Андрей помыл и тщательно вытер тарелки, отнес полотенце в ванную и только тогда вошел в спальню и осторожно прилег рядом с женой. Они провалялись в обнимку до самого вечера. Говорили вполголоса, потом занимались сексом, потом задремали, а когда проснулись, стрелки старых часов (подарка бабушки Энджи), стоявших на тумбочке у кровати, показывали половину пятого.

– Я позвоню Юльке, скажу, чтобы нас не ждали, – вздохнула Анжела.

– Любимая, – обратился к ней Андрей, утирая с глаз слезы нежности. – Тебе же не обязательно идти со мной.

Анжела повернула голову, чтобы видеть его лицо, и грустно пробормотала:

– Обязательно, милый, потому что ты – мой муж, потому что мне хочется быть рядом с тобой, совершенно неважно где, главное – чтобы рядом. Чтобы я могла любоваться тобой, прикасаться к тебе, ловить твой взгляд и улыбаться в ответ на твою улыбку… Я позвоню Юльке, и будем собираться, хорошо?

– Хорошо, зая, – согласился Андрей. – Я люблю тебя…

– И я люблю тебя…

Анжела позвонила подруге, долго извинялась, смеялась в трубку, говорила о разных мелочах, окончив разговор, захотела принять душ… Конечно, она спешила, как могла, однако эта спешка привела к тому, что они опоздали к назначенному времени на полчаса.

Сейчас, стоя на первом этаже в подъезде Димкиного дома, Андрей снова почувствовал раздражение и смущение, но и эти чувства исчезли после того, как они поднялись на восьмой этаж, и в ответ на звонок уже несколько нетрезвый Димка открыл дверь, радостно выдохнув:

– Ну наконец-то! Привет, брат, привет, Энджи! Рад, что вы пришли, входите!

 

– Я видел человека… Я видел чудовище, – шептал Дмитрий, сидя голым на полу в большой комнате своей квартиры, раскачиваясь вперед-назад.

Пустой взгляд серых глаз устремлен в одну точку на обоях. Что-то не так стало в этой квартире. Она изменилась с недавних пор, будто стала живым существом, проглотившим Дмитрия, замуровавшим его в себе. Похоронившим заживо. Парень чувствовал, как стены сжимаются, и он задыхался. Летнее солнце за окном, зеленые листья берез, их шелест сейчас не успокаивал. Все раздражало и злило. Дмитрий уже с утра не раз хватал мобильник, чтобы обзвонить знакомых и сказать, что квартирник отменяется, что он умер и хочет остаться один. Настроение было гадкое, сердце охватывало непонятное томление, ноющая боль и ужас.

Дмитрий попробовал подняться, но, почувствовав слабость, рухнул. Сильная дрожь завладела его телом. Он остался на месте, наблюдая, как из стен, из потолка в комнату проникают тени. Как они вьются вокруг него стремительным хороводом торнадо.

– Я видел человека! – воскликнул Дмитрий. – Я видел чудовище?!

Тени не слушали. Лишь мелькали все быстрее. Звук дверного звонка прекратил их стремление. Призраки остановились, истаяли, осыпались, и наваждение прошло, как и бессилие.

Дмитрий удивленно огляделся. Звонок повторился, Дмитрий подскочил, как ужаленный, быстро натянул трусы, шорты, майку и побежал открывать.

Стоя на площадке, Вероника уже вызывала лифт.

– Ой! А я думала, тебя дома нет, – пробормотала она.

– Прости, что заставил ждать. Я был занят, – смутился Дмитрий. – Проходи.

«Я видел человека, и человек был чудовищем», – подумал он.

Вероника вошла в прихожую, сняв туфли на невысоком каблуке, поставила их рядом с потрепанными кроссовками Дмитрия.

Парень взглянул на две пары обуви, скромно уткнувшихся носами в плинтус, и улыбнулся.

– Они похожи на нас, – подмигнул он Веронике.

– Чем же? – спросила она.

– Так же нравятся друг другу и такие же неуклюжие.

Слегка покраснев, Вероника опустила глаза.

– Я слишком рано, да?

– Я хотел, чтобы ты пришла пораньше… – признался Димка. – Хотел побыть с тобой наедине.

– Зачем? – девушка удивленно вскинула брови.

Дмитрий робко взял ее за руки. Вероника не делала попытки отнять ладони. Она взглянула парню в глаза и снова опустила взгляд, будто испугавшись того, тепла и нежности, что увидела в них. Дмитрий и сам смутился.

– Мне хорошо с тобой, – проговорил он. – Хоть и чувствую неловкость. Но это хорошая неловкость… А потом будет куча народу, и мне уже не будет неловко… Но все это будет не то… Пойдем, чай попьем, хочешь?

– Да, – кивнула Вероника. – Только не расстраивайся, я ненадолго…

– Почему? – быстро спросил Дмитрий.

– Я с работы, устала очень, и завтра рано вставать… – с извиняющейся улыбкой сказала девушка.

– Бедняжка ты моя, – вырвалось у Дмитрия.

Вероника улыбнулась и мило встряхнула длинной челкой, которая тут же снова упала ей на глаза.

– Бедняжка твоя, – прошепелявила она детским голоском.

Дмитрий засмеялся, обнимая девушку так, словно через объятия хотел передать ей всю свою любовь, которую он отчетливо чувствовал в сердце. Но в мыслях его, в самом дальнем и темном уголке разума, проскальзывали слова, будто кто заклинание читал: «Я видел человека. И человек становился чудовищем…» Пока заклинание оставалось взаперти, ничего не могло омрачить радость встречи влюбленных.

Дмитрий вскипятил чайник, заварил черный чай с бергамотом.

– С бегемотом, – подмигнул он Нике, вызвав этой немудреной шуткой ее милую улыбку.

А когда разлил чай по чашкам, извинившись, что ничего сладкого нет, они устроились на широком подоконнике, вытянув ноги через открытое окно на улицу.

Вероника чувствовала себя счастливой просто оттого, что находилась рядом с Димой. Болтала о всякой ерунде, прихлебывая горячий чай. Закурив, вдыхала разреженный дым легких сигарет.

Дмитрий слушал ее, шутил постоянно. И день, летний, солнечный, казавшийся таким тяжелым и горячим совсем недавно, становился тем, чем должно – просто хорошим летним днем.

Идиллии рушатся скоро и часто.

Едва влюбленные успели допить чай, в дверь снова позвонили.

– Что-то рано, – недовольно вздохнул Дмитрий, посмотрев на настенные пластмассовые часы с зелеными стрелками, которые указывали на четверть пятого. Но звонок это не волновало, и по квартире снова стали разноситься его настойчивые трели.

– Ну, задиньдонили! – воскликнул Дмитрий, нехотя слезая с подоконника. – Иду уже!

За порогом стояли Женька с Женькой. Оба парня были участниками музыкальной группы, куда входил и Дмитрий. Группа была сколочена лишь пару месяцев назад и не имела еще названия. Молодые люди просто время от времени собирались вместе, репетировали свои композиции, иногда устраивали квартирники, куда приглашали своих друзей и знакомых. Группа их не являлась чем-то серьезным, а была, скорее, увлечением. Просто им нравилась та музыка, которую они создавали. Как однажды сказал Димка, в этом был особый кайф.

Первый Женька, спокойный, уравновешенный, ответственный молодой человек, лидер группы, из ее состава он был самым старшим, поэтому парни уважительно звали его Евгеном. Второй же, полная его противоположность – бесшабашный юркий юноша с каким-то бесовски проказливым лицом и постоянно прищуренными, смеющимися голубыми глазами – выполнял в группе функции ударника. Стучать он мог на чем угодно и когда угодно. За такой непоседливый характер этот Женька был прозван Юркой.

– Диман! – воскликнул Юрка в открывшуюся дверь. – Ну чего так долго?!

– Здорово, дружище, – кивнул Евген.

– Привет, парни, заходите. Вы рановато на самом деле, – Димка почесал в затылке, посторонившись.

– Да это все он, – кивнул Юрка на Евгена, протискиваясь вперед. – Можно сказать, с постели меня поднял. Я спал еще, а он звонит, говорит, состраиваться надо, подготовиться. Я вообще не понял, мы что, на разогреве Pink Floyd’а собираемся сегодня играть? – Юрка возмущенно снимал кроссовки, не развязывая шнурки.

– Pink Floyd распался, – уверенно заявил Евген, проходя в прихожую и расстегивая застежки на сандалиях.

– И давно, – поддержал его Димка.

– Вот и я о том же! Хотя и жаль, конечно. Но главное в музыке – это же не гармония, а экспрессия и импровизация… Ой, здрасте! – кивнул Юрка, заметив Нику на окне кухни.

– Добрый вечер, – поздоровался Евген.

Ника смущенно улыбнулась и молча кивнула в ответ.

– Проходите в зал пока, я сейчас, – пригласил Димка, направляясь в кухню. – Парни, чай будете?

– Чай? – отозвался Юрка. – Не, Дим, может, я пока за пивом сгоняю? Евген, ты как?

– Можно. Да, почему бы и нет. Дим, может, состроимся пока? Или мы, может, не вовремя? – Евген повысил голос, чтобы его было слышно в кухне, и, прежде чем Димка успел ответить, уже тише сказал тезке: –  Пойдем вместе. А то мы действительно что-то рановато приперлись.

– Да нет, – смущенно протянул Димка, входя в комнату.

– Ничего, сорри, мы прогуляемся пойдем. Минут через сорок вернемся, – Евген потрепал товарища по плечу и вышел в прихожую.

Юрка молча последовал за ним.

Димка закрыл за друзьями дверь и вернулся к Нике, все еще сидевшей на подоконнике.

– Как-то неловко получилось, – улыбнулась она.

– Да, – рассеянно согласился Димка. – Ник, может, останешься?

– Нет, Дим. Пойми, мне хорошо с тобой, – тихо призналась девушка, прикоснувшись ладонью к его груди. – Но я действительно очень устала… Правда… И завтра…

– Останься, я отменю все, не будет сегодня никакого квартирника, будем только ты и я. Сходим в душ, приготовим что-нибудь на ужин…

– Нет, Дим, – Ника вздохнула. – Я не могу так… Ты мне нравишься очень, возможно, я даже люблю тебя, но давай не будем торопиться, ладно?

– Хорошо, – тихо согласился Димка, с удивлением понимая, что все то, что он говорил об отмене концерта, – правда, и что ему совершенно наплевать, увидит он всех этих людей сегодня или нет, но то, что Ника скоро уйдет, и неизвестно, надолго ли, очень сильно огорчает.

– Я пойду, – Ника спустилась с подоконника и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Димку в щеку на прощание.

Он обернулся и обнял ее. И отпустил. И пока она обувалась в прихожей, стоял в дверном проеме кухни, скрестив на груди руки и потупив взгляд.

– Эй, ну что ты, – ласково проговорила Ника. – Мы ведь увидимся завтра, – подмигнула она.

Димка по-ребячьи недоверчиво на нее покосился.

– Правда?

– Конечно, завтра ты придешь за мной вечером на работу в восемь. Заберешь меня оттуда и поведешь гулять, куда захочешь, только сначала меня нужно будет накормить. Запомнил?

– Да, – кивнул Димка, улыбаясь. – В восемь накормить и гулять…

– Да, – засмеялась Ника, выходя из квартиры. – Все так и будет.

Ника солгала. Завтра было уже совсем другим.

В одиночестве Димка пребывал недолго. Через пару минут после ухода Ники подошел Пушенков со «своей», как он сам называл жену в рассказах об опыте семейной жизни. Не успели они разуться, как вернулись Женьки, нагруженные энным количеством литров пива, и время будто двинулось быстрее. Димке казалось, что весь вечер оно набирало и набирало ход, словно камень, катящийся по склону.

Посидели впятером, немного выпили, немного поговорили, музыканты состроили инструменты и что-то наиграли. В назначенный час стали собираться остальные приглашенные. А когда почти все уже собрались и расселись на полу в большой комнате, удобно, насколько это было возможно, парни начали концерт.

– Играйте ту, у которой нет пока слов, – шепнул Димка Женькам. – Это будет началом.

Мелодия тягучая, плавная и странная полилась из-под пальцев музыкантов. Дмитрий вышел вперед и заговорил полушепотом:

Я видел человека,

 И человек становился чудовищем.

Он прятался на дне высохшего колодца,

Тоскуя по солнечному свету,

Днем смотрел на звезды.

Пытался взобраться по стенам,

Но когти скользили по гладкому камню.

В колодец швыряли монеты,

Как кто-то придумал – на счастье.

И человек грыз это золото

И становился чудовищем.

Однажды в колодец спустился король ящериц,

Зеленый, в богатой короне.

Он хотел спасти человека,

Он говорил: «Пойдем со мной,

Ты станешь мной,

Ты сможешь делать все, что угодно».

Но чудовище грызло монеты

И отхаркивало золотую пыль.

Король ящериц облизнул высохшие губы

И ушел, чтобы никогда не вернуться.

А чудовище все ухмылялось

И бормотало тихо:

«Смешной глупый король!

Я не нуждаюсь в твоей помощи.

Ведь я и так делаю все, что мне угодно».

Человека я видел в колодце,

Там человек стал чудовищем.

Музыка стихла. И тени ожили…

 

Беатр, тени приходят ко мне. По одной, по две, садятся на пол и смотрят в окно, не говоря ни слова. И глаза их черные слезятся. Когда я вижу их такими – тоскующими, далекими, – то сомневаюсь в совершенстве всей системы. Беатр, что, если все вокруг – очередная игра четырех сильных? Игра ради их собственной выгоды. А мы – сумасшедшие безумцы. Беспорядочно переставляем предметы. И мне кажется, что вот-вот случится то, что разрушит меня. Убьет веру во мне, оставив ее разложившийся вонючий труп. Нет, это не слабость, Беатр, я действительно предчувствую, что не справлюсь, и последствия этого могут стать весьма тяжкими. Прошу, ответь, как только услышишь…

 

– Милый, вынеси мусор, – крикнула Энджи с кухни.

Андрей выключил телевизор.

– Что? – громко переспросил он.

– Мусор вынеси, пожалуйста, а то там рыбные очистки, не хочу, чтобы долго стояли.

Андрей попробовал представить себе стоящие строем рыбные очистки: плавники, кости, чешуя – он усмехнулся и, поднявшись с дивана, побрел исполнять просьбу. Андрей взял мусорный пакет из рук жены, автоматически чмокнул ее в щечку, обув тапочки, вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь. До мусоропроводного люка нужно было либо спуститься, либо подняться на одну лестничную клетку. Андрей подумал секунду и решил спуститься. По пути закурил. Открыв люк, он бросил пакет и замер, глядя в темное горло. Андрей сделал затяжку, припоминая строчку из песни – что-то насчет смерти, таращившейся из мусоропровода. Зашумел лифт, спускаясь откуда-то сверху.

– Привет, брат, – услышал Андрей голос за спиной и, вздрогнув от неожиданности, обернулся.

Димка стоял на лестнице, ниже на пять ступенек, одет был неопрятно – какая-то грязная вельветовая куртка поверх рубашки и рваные затасканные джинсы. Перед собой Димка поставил гитару в чехле и так и стоял, положив на нее руки.

– Привет, – растерянно отозвался Андрей, не понимая, как он мог не услышать шарканья обуви по ступеням, когда брат поднимался, словно тот стоял здесь еще до того, как Андрей вышел из квартиры.

– Давно ты здесь? – спросил он.

– Нет… Пару минут, – криво ухмыльнулся брат.

Они помолчали. Андрей закрыл люк и, затянувшись, предложил Димке пачку.

– Закуришь?

– Нет, спасибо, – безразлично отозвался брат. – У меня к тебе дело, – добавил он, немного подумав.

– Пойдем, Энджи ужин готовит, дома расскажешь, – позвал Андрей.

– Нет… Не пойду… У меня к тебе дело, – Димка замялся.

– Какое?

– Я переезжаю завтра… Хочу у тебя инструмент оставить, боюсь, как бы с ним чего не случилось.

– Давай, – Андрей пожал плечами. – Куда на этот раз?

– Я не помню адрес, – промямлил Димка, опуская глаза. – Я завтра позвоню и за гитарой заеду.

– Ладно, – согласился Андрей, внимательно разглядывая брата.

– Ладно, – эхом отозвался тот и снова замолчал.

– Ты в порядке? – спросил Андрей.

– Да-да… Конечно, – с усилием ответил брат. – Я пошел, меня там ждут…

Димка повернулся и стал спускаться, унося гитару с собой.

– Эй, Диман!

– Что?

– Ты же хотел ее у меня оставить! – удивился Андрей.

– Да, – Димка глупо хохотнул и, поднявшись, протянул брату инструмент. – До завтра.

Андрей взял чехол за лямки и повесил его на плечо.

– Ты чего, обкуренный, что ли?! – зло бросил он Димке.

– Нет, Андрюх, я не курю же, сам знаешь, – грустно ответил тот. – До завтра.

– Береги себя, – посоветовал Андрей, направляясь в квартиру.

– Буду, – всхлипнул Димка и, сломя голову, бросился вниз.

Андрей остановился, слушая топот по ступеням. Все ниже и тише. «Эх, Димка-Димка, что с тобой творится?» – мысленно спросил он, открывая дверь, и чуть было не столкнулся с Энджи.

– Ты чего, в мусоропровод провалился? – удивленно спросила она.

– Нет… Курил… Димка приходил, вот – оставил, – Андрей снял с плеча чехол.

– А сам он где? – Анжела выглянула за плечо мужа, на площадку, но Димку там не увидела. – Он что, ушел? Ты бы пригласил, он хоть поужинал бы.

– Да приглашал я, – отмахнулся Андрей, запирая дверь. – Он торопился, завтра зайдет.

Анжела вздохнула, с беспокойством посмотрев на мужа, и между ее бровей резко обозначилась морщинка.

– Все хорошо? – спросила она.

– Угу, – кивнул Андрей, задумавшись о чем-то своем. – Все хорошо, милая.

Он сбросил тапочки и, поцеловав Энджи вдруг пересохшими губами, прошел в зал.

Анжела прикоснулась к щеке, пытаясь согреть оставленный поцелуй, и какая-то непонятная робость возникла внутри… Ей захотелось сейчас же броситься мужу на шею, обнять его нежно, но она боялась. Боялась разозлить его, боялась показаться навязчивой и глупой.

– Милый, минут через десять все будет готово, можешь мыть руки… – громко, стараясь, чтобы не дрожал голос, сказал Анжела.

Но ответа не последовало.

Присев на диван, Андрей  положил гитару на колени и, расстегнув чехол, пару минут любовался блестящими чистыми струнами и ровным рядом ладов. В зале было уже довольно темно – солнце село, а через окна пробивался неверный сумеречный свет. Андрей облокотился на спинку, отложил чехол в сторону и пару раз провел пальцами по струнам, проверяя строй. Звук был тихий, ровный, глубокий, инструмент был настроен идеально. Андрей невесело улыбнулся, пытаясь вспомнить, когда последний раз он прикасался к струнам. Подростком еще, Димку тогда учил играть… Одно воспоминание повлекло за собой другое… И следующее… Андрей улыбался, все глубже и глубже погружаясь в эту приятную тягучую реку. Ничего не видя и не слыша вокруг, он сам не заметил, что пальцы его в это время сами собой наигрывают простенькую красивую мелодию.

На улице уже совсем стемнело.

– Как хорошо! Как красиво, – услышав, потрясенный шепот, он встрепенулся.

Энджи стояла, прислонившись к дверному косяку, спрятав руки за спину.

– Что? – спросил Андрей.

– Солнышко мое, ты никогда не говорил, что умеешь играть, – выдохнула она. – Это было так замечательно!

В темноте Андрей не мог видеть лица жены, но слышал в ее голосе слезы восхищения и даже смутился от того, что сам совершенно не помнил, что же он только что играл.

Робко приблизившись, Энджи горячо поцеловала мужа в губы. Андрей лениво ответил на поцелуй и внезапно с необычайной ясностью осознал, что не любит он эту женщину. Более того, не любит уже очень-очень давно. Андрей оторопел на мгновение от того, как просто эта мысль сейчас возникла в голове, не вызвав никаких сильных эмоций.

– Я пришла тебя звать ужинать и заслушалась, – призналась Анжела.

– Давно? – безразлично отозвался Андрей.

– Минут двадцать, наверное.

– Пойдем… Все остыло уже… – Андрей положил гитару на диван. – Извини, я увлекся.

– Ничего, – нежно отозвалась Энджи. – Хорошо, что Димка тебе ее отдал.

– Завтра заберет, как переедет, – сказал Андрей, приобняв Анжелу за плечи и направляясь вместе с ней на кухню.

Ему не было неприятно находиться рядом с женой, не раздражал ее голос. Он просто чувствовал, что в его сердце она уже не вызывает ничего. Андрей подумал о том, что честнее будет сказать Энджи, но решил не торопиться. Зачем? Скажет потом, когда придет время. Сейчас он наслаждался внутренним покоем, и ничто не тревожило, не смущало его разум. Это было похоже на счастье… Он скажет Анжеле, обязательно скажет. Но только не сегодня. В этом нельзя признаваться ночью. Только не ночью…

Назавтра Димка не пришел и не позвонил. Андрей сам пытался дозвониться, но абонент был недоступен. Брат не объявился ни через день, ни через два. Андрей нашел его только через неделю, в областном морге. Но к тому времени Димкина смерть уже не имела значения. К тому времени уже ничего не имело значения…

 

– Сергей! Сережка!

Сергей обернулся и увидел широкую улыбку Валерки, маячившую над его головой руку с телефоном и все остальные части приятеля.

– Ладно, солнц, я перезвоню, – скороговоркой выпалил Валерка в трубку и, убрав ее в чехол на поясе, приблизился к приятелю.

– Здорово, дружище, – осклабился Серега.

– Здоров! – обрадовано заорал Валерка.

Приятели обнялись.

– Ты куда направлялся? – спросил Валерий.

– Да гуляю, в универ ходил, документы забирать, – пояснил Сергей. – Но в отделе кадров обед, блин. Час шататься где-то надо.

– Все-таки отчислился? – Валерий изобразил на лице искреннее сочувствие.

– Да уж недели две как. Пойдем в сторонку, – Сергей потянул приятеля за рукав к скамейке на краю тротуара.

– Погоди, может, по пиву? – предложил Валерка, позвякивая мелочью в кармане.

– Угощаешь? – прямо спросил Сергей и, опустив глаза, пояснил: – Я на мели.

– Без проблем, – щедро согласился приятель.

Парни отошли к магазину, взяли по бутылке и вновь вернулись на ту лавочку, что выбрал Сергей.

– Хорошо! – счастливо вздохнул Валерка, вытягивая ноги.

Сергей согласно кивнул, отхлебывая из бутылки.

– А ты чего днем и не на работе? – спросил он.

– Так я же в отпуске, – развязно ответил Валерий. – Погулять вырвался. Светка к родителям ускакала на какой-то семейный праздник.

– А ты чего не с ней?

– Не-а, – Валерка недовольно замотал головой. – Я еще не готов к знакомству с родителями и, если честно, не думаю, что у нас зайдет дальше старого доброго перепихона.

Сергей гоготнул.

– Как сказал один мой знакомый, жизнь без перепихона – это как стриптиз без стриптизерши: пустая сцена, а посредине – шест. Постой, это же ты мне и сказал!

Парни громко захохотали, а проходящая мимо пожилая женщина в огромных очках недовольно поджала губы.

– Точно! Тогда, на квартирнике у Димки, – Валерка наморщил лоб, припоминая. – В тот вечер я был на коне…

– Не знаю, как насчет коня, но на четвереньках ты в тот вечер точно был. Кстати, кто такой Димка?

– Хозяин квартиры, – пояснил Валерий. – Солист. Он умер недавно. Как же ты там оказался, если его не знаешь?

– Меня Женька пригласил, – ответил Сергей. – Маленький, шебутной такой. Умер? А жаль, играли они неплохо. А что такое? Передоз?

– Да ну, ты что! В наше время от передоза умирать не модно. Да и Диман еще не был знаменит настолько. Он и не употреблял ничего, крепче водки, насколько я знаю, – Валерка отхлебнул пива и закурил.

– Да ну! – удивился Сергей. – В тот вечер он был, как минимум, обкуренный. Или он всегда такой?

– Нет, – приятель пожал плечами. – Тогда с ним действительно что-то не так было, может, болел.

– Говнюк он, по-моему, – отмахнулся Сергей.

Приподняв бровь, Валерка удивленно уставился на приятеля.

– Не, ну разве так делается, да? – возмутился тот. – Позвал людей в гости, да, побренчали, все расслабились, потом зачем-то затеял драку с каким-то хиппи… Не, ну не угодил тебе человек, ну выгони ты его одного, зачем на всех злость-то вымещать?! А он же всех выставил, мол, я – хозяин, а вы – уроды… Говнюк он, в общем…

– Зря ты так, – примирительным тоном заметил Валерий. – Нормальный он парень был. Хиппи тому, если б не он, так я бы засветил. Мерзкий он какой-то, скользкий, прыщавый, противный, и кто его привел?

– Да хрен его знает, – Сергей хлебнул пива и недовольно скривился. – Я там только двух человек и знал: тебя да Женьку, одногруппника моего… Так от чего он умер?

– Кто?

– Димка тот…

– Ааа… – протянул Валерка. – Машина сбила, вот тут, кстати, неподалеку, вон на том переходе. – Он махнул рукой в сторону проезжей части. – Светофоры тогда не работали, водила говорил, что он сам выскочил прямо под колеса. Ну, не знаю, как все было.

– Посадят, наверное… – глубокомысленно заметил Сергей.

– Водилу? – переспросил приятель и, как-то недовольно поморщившись, процедил: – Вряд ли. Машина с административными номерами, во-первых, а во-вторых… хрен его знает… Что, допиваем, и еще по одной?

– Мне в отдел кадров надо бы, – Сергей недоверчиво покосился на свою бутылку, которая была еще полна на треть.

– И что, после второй ты ходить не сможешь? – с вызовом спросил Валерка.

– Да нет… – Сергей задумался.

В отдел кадров Сергей в тот день уже не попал. Приятели выпили еще по одной, затем еще. А под вечер, когда теплые летние сумерки укрыли город, парни перебазировались в Серегину комнату в общаге, где так неожиданно начавшаяся вечеринка (в которой на тот момент участвовало уже пятеро парней и трое девчонок) скоро достигла своего апогея и стремительно схлынула, оставив после свои постоянные атрибуты: наполненные окурками пепельницы, пустые и не очень бутылки да разгоряченные тела, разбросанные по всем более или менее пригодным для сна поверхностям.

 

– Понимаешь, он не идет на контакт… Просто не идет… – говорила Анжела в перерывах между всхлипами.

Плакать она начала еще до того, как позвонила в дверь. Марта подозревала, что истерика у подруги началась еще пару часов назад, а сейчас Энджи уже постепенно успокаивалась.

Марта даже испугалась немного, увидев Энджи, заплаканную, с покрасневшими глазами, с потеками размазавшейся туши, на пороге.  Девушки уже давно не общались так тесно, хотя раньше, в студенческие годы, делили комнату в общежитии. Теперь же Анжела и Марта лишь созванивались время от времени, узнавали новости, и постепенно их общение сходило на нет. Так было вплоть до этого момента.

Сейчас они сидели на табуретках у окна на кухне Марты, пили зеленый чай с жасмином из маленьких изящных чашек с замысловатым узором. Энджи жаловалась на свою жизнь, а Марта одну за другой курила тонкие ментоловые сигаретки, сочувствующе вздыхала, слушала, успокаивала подругу, как могла, но сама думала о том, как все это некстати сегодня. Дело в том, что через полчаса к ней должен был прийти мужчина. Марта ждала его. Да, конечно, она знала, что мужчина женат, и красотой особой не отличается. Но ее тянуло к нему, нет, это была не любовь – Марта очень трепетно относилась к этому слову, – просто с ним ей было очень комфортно. Вышла бы она за него замуж, если бы он предложил? Марта не знала, она не думала об этом, как и о том, что будет, если об их связи узнает его жена. Она просто хотела его. Она просто ждала его…

– Вчера… Я попыталась поговорить с ним, – продолжила Энджи, немного успокоившись. – Ну ты понимаешь, в постели, после…

– Милая, ну кто же говорит об отношениях после? – шутя, пожурила подругу Марта. – Об этом говорят только до. После мужчины раскисают и ничего, кроме невнятного мычания, от них не добьешься.

– Нет, Марта, – грустно улыбнулась Энджи. – У нас все было по-другому. Мы часто говорили в постели… Однажды так увлеклись, что не заметили, как пришло утро… Я звонила тебе тогда.

– Да, я помню, – слегка поморщилась Марта. – Что же случилось вчера?

– Я не знаю… – Энджи снова расплакалась. – Он просто молчал. Отвернулся от меня и замолчал. В последнее время это стало нормой… Я не понимаю, в чем дело, я не понимаю, что происходит с ним, я всего лишь хочу помочь, но не знаю, что нужно сделать…

– Ну перестань, Энджи, – Марта тяжело вздохнула и мельком взглянула на часы. – Ему тяжело сейчас, сама же говорила, что его брата машиной сбило. Он просто переживает, он же был близок с ним?

– С Димкой? Да, конечно, возможно, это все его смерть, – Энджи промокнула глаза скомканным носовым платком. – Но Марта, ты не видела, как он смотрит на меня… Это… это просто страшно… Марта, он словно не воспринимает меня, смотрит, как на какой-то предмет, который не имеет к нему никакого отношения и только очень часто попадается на глаза. Совершенно пустой взгляд…

– Это пройдет, Энджи, – пообещала Марта. – Все наладится, просто, ему, наверное, нужно больше времени. Просто перестань крутиться вокруг него… Знаешь, своей заботой ты иногда даже меня доставала, хотя я и очень любила тебя, – она по-доброму улыбнулась.

Энджи посмотрела на подругу и неожиданно вспомнила те беззаботные, светлые годы, когда они могли прогулять по улицам до рассвета, напиться допьяна в клубе или до утра просидеть в комнате, играя в карты, параллельно готовясь к экзаменам. Анжеле вдруг стало легче, глаза заблестели, но уже не от слез вовсе, а от воспоминаний о том прошлом бездумном веселье.

– Дай сигаретку,  – севшим голосом попросила она и, закурив, с облегчением выдохнула: – Ой, даже легче стало… Сколько я… Года три уже ни одной сигареты… Март, помнишь, как все клево было?

– Конечно, – засмеялась Марта. – Конечно, помню, Энджи. А знаешь… перебирайся ко мне на недельку, – предложила она под действием внезапно нахлынувших радостных воспоминаний.

Анжела замерла, удивленно взглянув на подругу. Такое радушие вызвало удивление и у самой Марты. Она подумала о том, что если Энджи переедет к ней, то им с Михаилом будет негде проводить время. «Да и черт с ним», – решила Марта. – «Это должно было закончиться когда-нибудь. То, что мы делаем, неправильно, и нам нужно отдохнуть друг от друга, решить, что делать дальше… Его жена же не слепая, она ведь тоже чувствует, подозревает его… И зачем же мне все это?»

– Март, ты это серьезно? – тихо спросила Анжела.

– Да, наверное, – беззаботно отозвалась Марта. – Может, твоему Андрею это пойдет на пользу. Без тебя он почувствует себя одиноким и сам прибежит просить прощения за то, что был таким дураком, что позволил тебе уйти. И ты сама сменишь обстановку. На выходных можем сходить повеселиться куда-нибудь…

– Ой, Март, я не знаю, – нерешительно пробормотала Энджи. – Смогу ли я?

– Перестань, милая, все будет хорошо. Я это предчувствую, – задорно подмигнув, Марта мимоходом взглянула на часы – до назначенного Михаилом времени оставалось пять минут.

Анжела перехватила этот взгляд и заметно смутилась.

– Ой, Март, прости, – проговорила она. – У тебя, наверное, свои планы на вечер, а я без предупреждения ввалилась и даже не спросила… Я пойду. Спасибо тебе за то, что дала возможность выплакаться и выслушала.

– Да нет, ну что ты, все хорошо, только ко мне с минуты на минуту должен зайти кое-кто…

– Да мне действительно пора, – Анжела достала из сумочки зеркальце и стала торопливо приводить себя в порядок.

– Ну что ты, Энджи, не спеши, – ласково попросила Марта. – Я очень рада была увидеться с тобой и не хочу, чтобы ты так скоро от меня убегала.

– Да нет, ничего, – улыбнулась Анжела. – Все хорошо, и, правда, спасибо тебе.

Она поцеловала подругу в щечку и пошла обуваться. Марта последовала за ней, включила в прихожей свет, помогла надеть плащ, и в это время запиликал дверной звонок. Марта отодвинула задвижку и открыла дверь. На пороге стоял Михаил с большим букетом красных роз и бутылкой красного же полусладкого вина. Заметив, что Марта не одна, Михаил смутился и вместо того, чтобы заключить любовницу в объятия, как он всегда делал, робко поцеловал ее в губы.

– Привет, это тебе, – поздоровался он, протягивая Марте цветы и бутылку. – Здравствуйте, – обратился он к Анжеле, глядя на ее шею.

– Здравствуйте, всего хорошего, – шепнула та, опуская глаза и проворно прошмыгнув мимо Михаила, выскочила из квартиры.

– Пока, Марта, – улыбнулась она, обернувшись на лестничной площадке.

– Пока, Энджи, – Марта взяла бутылку подмышку и теперь свободной рукой придерживала дверь. – Звони… И подумай над моим предложением, я ведь серьезно говорила…

– Ладно, – кивнула Анжела. – Приятного вечера.

Она стала спускаться по лестнице.

– Пока-пока, – помахала ручкой Марта и заперла дверь.

– Как-то неожиданно, – ухмыльнулся Михаил, снимая туфли. – Кто это была?

– Подруга, – пожала плечами Марта. – У них с мужем проблемы.

– Но у нас же нет проблем? – Михаил привлек Марту к себе и стал жадно целовать ее лицо.

– Тебе лучше знать, – Марта отстранилась, серьезно взглянув ему в глаза.

Михаил смутился.

– Что-то не так? – спросил он.

– Все хорошо, тигренок, – вздохнула Марта, прикасаясь ладонью к его щеке. – Все хорошо…

 

Если ты вырос в мире чудовищ, ты не можешь не быть чудовищем. Из этого правила нет исключений. Мы – чудовища, Беатр. Чудовища без масти, без места. Самое же ужасное в нас – то, что, хотя наружность наша так похожа на человеческую, во внутренних опустевших наших крепостях, где сухой ветер гуляет, глумятся и скалятся демоны из самого Ада. Беатр, я разочарован. Что-то не так в этом мире. Объектов становится все больше, и они все увереннее оживают. Вчера я встретил человека с кейсом. И предмет казался более одушевленным, чем несущий его. В глубине зрачков человека скрывалась не душа, но отсутствие, объект же, напротив, был буквально переполнен жизнью. Она сияла в нем, искрилась, поблескивала на его серебристой поверхности и отполированных, сглаженных углах прекрасными пурпурными пятнышками. Милая Дженис, лето кончается, уж близко осень…

 

Понедельник пришел не вовремя. Ранним утром. Михаил Евгеньевич проснулся в пять. И не потому, что выспался, а от того, что его тошнило от выпитого накануне. Когда он, ослабевший и умывшийся, с каплями воды на лице, вернулся в спальню, не думая ни о чем другом, кроме спасительного сна, женщина с кольцом на безымянном пальце, которое он сам же ей и надел несколько лет назад, уже не спала. Она сидела, облокотившись на подушку, и буквально сверлила Михаила обиженным и в то же время растерянным взглядом. «Да херня», – подумал он. – «Всего лишь напился, пришел поздно, это случается не так часто, переживет… Дорогая, любимая, только не устраивай сейчас долгих разговоров… Голова горячая, раскалывается… Мне до работы поспать еще только пару часов…» Михаил рухнул на кровать спиной к своей возлюбленной и, натянув на себя одеяло, уже начал было проваливаться в спокойные прохладные воды сна, однако «дорогая» не послушалась его мысленной просьбы…

– У меня задержка… – отчетливо проговорила она.

Михаил не хотел слышать это сейчас, не хотел верить.

– Ты слышишь меня?! – Ира толкнула его в плечо.

– М-м? – неопределенно промычал Михаил, пытаясь выиграть время, чтобы, собравшись с мыслями, придумать правильный ответ – тот, которого она ждала.

Но мысли были слишком горячими и вызывали только боль…

– У меня задержка! – тоном капризной девочки воскликнула Ира.

– Что это значит? – Михаил повернулся к ней, но глаза все еще не открывал.

Веки были тяжелыми, и ресницы слиплись, а продолжение разговора казалось тяжелой пыткой. «Святая инквизиция достала меня», – думал Михаил, снова пытаясь провалиться в дрему.

– … беременна, – донесся до него женский голос.

Она сидела перед ним на залитой солнцем многолюдной площади, вымощенной булыжником.

– Проснись же ты! – Ира настойчиво трясла его за плечо.

– Да-да… Сейчас… Что ты сказала? – просипел Михаил, пытаясь укрыться одеялом с головой.

– Это значит, что я, возможно, беременна!

– Да-да… – Михаил потер глаза, но открылся у него только один. К горлу снова подкатила тошнота. – Беременна?!

Он вскочил с кровати и пулей метнулся в туалет. После второго раза стало легче – хоть голова и была по-прежнему тяжелой и горячей, сон как рукой сняло. Михаил умылся, глядя в глаза собственному помятому отражению. «Беременна…», – думал он. – «Как все это некстати… Мы не можем сейчас позволить себе ребенка… Но это же все неточно, она же сказала – возможно. Наверное, надо успокоить ее, она же для этого и сказала мне, она просто напугана… Ох, милая моя, ну и момент ты выбрала». Опираясь на стену, Михаил пошлепал в спальню.

Ира сочувственно наблюдала возвращение любимого. Тридцатилетний мужчина с довольно объемным животиком, недавно начавший лысеть. Что она нашла в нем? На этот вопрос не было ответа. Более того, вопроса не появлялось – она просто любила его. Ни за что. Так уж случилось…Теперь, видя его в таком беспомощном состоянии, она искренне раскаивалась, что рассказала о своей тревоге. Пока он был в туалете, Вера сходила на кухню и бросила в стакан воды пару таблеток «Алка-зельтцера». Михаил повалился на кровать, и она подала ему стакан.

– Пить-пить-пить, – благодарно просипел Михаил. – Спасибо, радость моя.

Он пил с наслаждением, шумно сглатывая.

– Прости меня, милый, – извинилась Ира. – Я не должна была… я хотела тебе сказать вчера, но тебя все не было, потом ты позвонил, но я не могла по телефону. Я все ждала… Я не спала всю ночь…

«Какая же я сволочь», – с искренним раскаянием подумал Михаил, глядя на свою женщину увлажнившимися глазами – лекарство начинало действовать. – «А почему бы и нет?» – спросил он себя. – «Рано или поздно это должно было случиться. Почему бы не теперь? Зарабатываю я нормально, живем неплохо, почему бы и нет?!» Михаил сам удивился своей решимости и той легкости, с которой он принял мысль о предстоящем отцовстве.

– Перестань… Перестань, милая моя, это я виноват, но я не знал, прости меня… – стал упрашивать жену Михаил. – Это же замечательно, ты ведь хочешь ребенка?! Я буду отцом! Ты родишь мне мальчика… или девочку, неважно! У нас будет маленький! Мы будем с ним нянчиться, сюсюкаться, и как только он подрастет, поедем на море все вместе, втроем. Хорошо же?

Ира не могла ответить, она плакала от счастья. Михаил прижался к ней и стал целовать, утешать, хотя и сам расчувствовался, рисуя такое безоблачное будущее. И целуя свою милую жену, он почти раскаялся в том, что время от времени проводил время с Мартой – секретаршей своего лучшего друга. Конечно, у Марты была смазливая мордашка, длинные ножки и грудь третьего размера, но все, что она могла ему дать, – это секс и завистливые взгляды других мужчин, которые весьма льстили самолюбие. Но все это ничто по сравнению с тем счастьем и нежностью, которые дарила Ира.

«Точно! Перестану звонить ей и все. У меня семья – она поймет… Хотя, нет», – одернул себя Михаил, – «надо позвонить и сказать, что все кончено, вот это будет по-мужски… Ведь я буду отцом! Ну, может быть,  встретимся в последний раз… Конечно, лучше все лично объяснить, глядя в глаза… Какие у нее глаза!»

Михаил еще много о чем думал в это утро, но заснуть ему больше не удалось. После взаимных признаний в вечной любви они с Ирой приняли душ вместе, чего не случалось уже как минимум год. В душевой кабине было тесно и неловко. Михаил вспомнил о том, как комфортно они чувствовали здесь себя раньше. Теперь же он устыдился своего живота, безуспешно пытаясь его втянуть, и принял решение записаться в спортзал, сбросить лишние килограммы… Ира вышла раньше, чтобы успеть приготовить завтрак. И понедельник уже не казался Михаилу таким плохим днем. Он неспешно позавтракал, переговариваясь с женой, надел чистую голубую рубашку, серые брюки и пиджак, поцеловал Иру на прощание, взял свой рабочий кейс и вышел на улицу. Ира выглянула в окно и помахала ему ладошкой. Он помахал в ответ, отключив сигнализацию, залез в джип… и тогда понедельник снова показал свой гадский характер. Стартер пробурчал что-то неразборчивое и вырубился. Михаил снова повернул ключ зажигания с тем же результатом – машина капризничала.

– Твою же мать… – разочарованно пробормотал Михаил, на всякий случай повторив попытку, но с тем же успехом он мог пытаться накачать дырявую шину ручным насосом – аккумулятор попросту сдох.

Сильно расстроившись, Михаил с надеждой оглядел двор, но, как назло, все соседи к этому времени уже разъехались, и прикурить было не у кого.

– Ну что ж, – проговорил Михаил, приободряясь, – в конце концов, до офиса минут двадцать ходьбы, погода замечательная: лето, утро, светит солнце – пройдусь пешком для разнообразия.

И снова Михаил почувствовал радость от того, как скоро он нашел выход из ситуации. Он понял, что может действительно измениться, стать сильнее, мужественнее, и потому был крайне доволен собой. Возможно, все бы произошло так, как Михаил запланировал, но на выходе из двора, за забором его поджидала очередная, и на этот раз последняя, неприятность понедельника. И неприятность эта напялила на себя личину молодого человека с прыщавым лицом подростка, засаленными светлыми волосами до плеч, одетого неопрятно – грязные синие джинсы с дырами на коленях, потертая рубаха в красно-черную клетку и джинсовая куртка. Михаил брезгливо покосился на это чудо и быстро прошагал мимо, сжимая в руке теплую ручку своего кейса.

– Михаил Евгеньевич! – противным голосом окликнул молодой человек. – Постойте!

Михаил сделал вид, что не услышал.

– Ну постойте же! Я вас тут час дожидаюсь! – молодой человек положил руку на плечо Михаилу, и тот с отвращением сбросил ее.

– Уберите руки! – возмутился он.

– Ах! Простите, простите! – воскликнул молодой человек без нотки сожаления в голосе.

– Кто вы? – строго спросил Михаил.

– Я?! Я работаю в вашей компании!

– Это не моя компания, я лишь технический директор, а сейчас я спешу на работу, – с этими словами Михаил снова устремился вперед.

– Да! Это я и хотел сказать, – затараторил молодой человек, стараясь не отставать, дышал он тяжело, однако противная, дурацкая ухмылка не сходила с его лица. – У меня к вам дело, Михаил Евгеньевич!

– Я вас слушаю.

– Сегодня ведь очень хороший день?! Ведь правильное мое мнение?!

– Да, вы правы, – раздраженно согласился Михаил. – Так в чем дело?

– И вчера ведь тоже был хороший день?!

– М-гм…

– Да! Я так и думал!

– И вы за этим дожидались меня?

– Да! – молодой человек вдруг захохотал. – Как вы хорошо пошутили! Это же была шутка?! Ведь правда?! Ведь правильное мое мнение?!

«Поганый подхалим», – подумал Михаил, но вслух ничего не сказал, лишь натянуто улыбнулся и прибавил шагу.

– Нет! – обрадованно воскликнул молодой человек. – У меня к вам дело!

– Какое? – раздраженно спросил Михаил, чувствуя, что сам он уже порядком вспотел и запыхался.

«Обязательно в спортзал, сегодня же», – подумал он.

– Да! Вы – деловой человек! Это сразу видно! Ведь правда?! Ведь вы же деловой?! Ведь правильное мое мнение?!

– Послушайте, вы кто? Вы в отделе рекламы?

– Нет! – отмахнулся молодой человек, ухмыляясь. – Я в вашей компании работаю!

– Где? В каком отделе?

«Сегодня же похлопочу об его увольнении», – подумал Михаил. – «Да кто его вообще такого на работу принял?»

– Я?! Я не в отделе! У меня к вам другое дело! Вы вчера Кольку уволили!

– Какого Кольку?!

– Самосуда!

– Ч-чего?

– Самосудова Кольку!

– Какого? Послушайте, я – технический директор, я никого не увольняю, обратитесь в отдел кадров или к исполнительному… Хотя я думаю, вашего приятеля уволили не просто так.

– Да! – согласно закивал головой молодой человек и честно сознался. – Он пил!

– На работе?!

– Да! Точно! А вы – голова! Все понимаете! Сразу видно – деловой человек! Ведь правда?! – молодой человек хохотнул.

– Так что вы от меня хотите?

– Вы зря его уволили! Кольку.

– Как же зря? Ведь он же пил!

– Да! – радостно воскликнул молодой человек. – Пил!

Михаил даже улыбнулся такой непосредственности.

– Так или иначе, разговаривать вам нужно не со мной, а с исполнительным или с отделом кадров. Я тут ни при чем, я никого не увольняю.

– Не увольняете?!

– Нет.

– А меня ведь хотели! И уволите! Ведь правильное мое мнение?!

– Что?

– Ведь подумали об этом?! Как я вас раскусил! – молодой человек даже в ладоши захлопал.

Михаил махнул рукой и чуть замедлил шаг, поддерживать темп стало невмоготу.

– Постойте, Михаил Евгеньевич! Возьмите Кольку обратно! Он ведь со мной пил! А меня не уволили! Ведь несправедливо?! Ведь, правда же, несправедливо!

– Я не могу! Да и если бы мог, то не стал бы этого делать! Все!

– Но Михаил Евгеньич! Михаил Евгеньич! Постойте! А если я пообещаю никогда не говорить вашей жене о Марте?!

Михаил сделал еще три шага, прежде чем до него дошло, что его просто-напросто шантажируют. Он остолбенел на секунду и вдруг просто задохнулся от злобы. Кейс упал на асфальт. Михаил резко развернулся, схватил молодого человека за грудки и сильно встряхнул.

– Послушай меня, мразь! – сквозь зубы процедил Михаил, чувствуя, что краснеет.

Молодой человек продолжал хихикать, не делая попытки высвободиться.

– Если хоть раз еще увижу тебя! Если посмеешь приблизиться к моей жене! Если ты еще раз откроешь свою вонючую пасть и вспомнишь о Марте… Я задушу тебя! Ты, блять, понял меня, уебок?!

Молодой человек глупо скалился и молчал. Михаил оттолкнул подонка так, что тот повалился на асфальт. Трясущимися от волнения и чувства необъяснимой гадливости руками технический директор пригладил волосы, поднял кейс и пошел на работу. Ему оставалась лишь пара десятков шагов, нужно было свернуть направо и пройти под арку во двор офисного здания.

– Михаил Евгеньич! Михаил Евгеньич! Подождите же! – услышал Михаил тот же противный голос, но решил не обращать внимания.

Он уже вошел под арку, когда на плечо ему снова опустилась жесткая ладонь. Михаил резко обернулся, собираясь уже хватить негодяя по зубам, но тот поймал его кулак и с нечеловеческой силой сжал его так, что кости хрустнули. Михаил выронил кейс, попытался освободиться второй рукой, но был схвачен и прижат спиной к кирпичной стене. Все еще не понимая, как и что именно произошло, Михаил таращился на молодого человека, чье лицо клонилось все ближе и ближе.

«Что он делает?!», – успел подумать Михаил, прежде чем ощутил, как губы незнакомца прижались к его губам, как нежно касаются друг друга их языки. И вдруг испуг прошел. Михаилу стало так приятно, он возбудился, как никогда раньше, жар волнами растекался от мошонки по всему телу. Хотелось вскрикнуть, застонать, вцепиться пальцами в плечи молодого человека, но тот крепко держал Михаила, не оставляя возможности пошевелиться. Михаил чувствовал, что задыхается, теряет сознание. Он закрыл глаза, и воля оставила его…

 

Туман, туман повсюду, или просто пленка, прозрачная, мутная пленка, обернутая вокруг тела. Звуки приглушены, предметы и образы нечетки, будто тени. Голоса извне, такие знакомые, но такие теперь безразличные… И собственный разум, словно малиновое желе, такой же холодный и такой же бесполезный, инертный. И силуэты появляются один за другим, добиваясь чего-то…

– Здоров, Андрюха. Хреново выглядишь, дружище… Я, наверное, никогда не смогу понять, что ты чувствуешь, но надо выкарабкиваться… Может, пройдемся? – силуэт опускается рядом и в смущении трет ладонью лоб. – Пойдем, забредем в наш подвальчик в том переулке, помнишь? – усмехается через силу. – Андрюх, ну что ты, в самом деле… Я не знаю, что тебе сказать, я никогда не умел говорить, но ты же мне не безразличен. Ведь ты же друг мой! – он встает резко, в сильном волнении ходит взад-вперед по комнате. – Ну скажи ты хоть слово!

– Слово.

– О! – обрадовано восклицает, снова присаживается рядом, трясет за плечо. – Шутишь! Черт, это же хорошо! Как ты, дружище? Позволь помочь тебе! Чем я могу помочь тебе?

– Ничем… Не надо.

– Андрей, здравствуйте, у вас есть минутка?

– Вообще-то нет, много работы, может, в следующий раз?

– Андрей, просто ваши коллеги, да и Генрих Сергеевич, обеспокоены вашим состоянием…

– Каким состоянием?

– Об этом я бы и хотела с вами поговорить… – силуэт поправляет очки – очень довольная собой женщина, получающая искреннее удовольствие от своей работы.

– Не о чем разговаривать.

– И все-таки мне кажется, нам стоит поговорить. Вы потеряли близкого человека, это тяжело, и мы не всегда в состоянии справиться…

– Разговаривай со своей сукой после того, как трахнешь ее резиновым хером, чертова лесба!

Силуэт ошарашен, уже совсем не довольна собой, растеряна, другие вокруг замерли в недоумении.

– Да как вы…

– Здравствуйте, Генрих Сергеевич, вызывали?

Силуэт расплывается в кожаном кресле за тяжелым столом.

– Здравствуйте, Андрей Владимирович… Вызывал… – жует губами, подыскивая слова. – Присаживайтесь… Вчера… хм… вчера вечером я разговаривал с Марией Валерьевной… Она… как бы это… она очень расстроена. Вы ведь говорили с ней вчера?

– Она пыталась поговорить со мной.

– А вы?

– А я сказал, что нам не о чем разговаривать.

– У меня же сложилось впечатление, что вы зашли немного дальше.

– Возможно.

– Возможно… хм… Андрей Владимирович, я – старый человек и, наверное, совершенно не понимаю, о чем думают и чем живут люди молодые…

– Ну что вы, Генрих Сергеевич, вы совсем не так стары…

– Не перебивайте!  Вы очень обидели Марию… хм… Марию Валерьевну. И должны, просто обязаны будете извиниться…

– За то, что сказал, что думаю?

– Хм… – барабанит пальцами по столешнице. – Она написала заявление об уходе…

– Мне, что же, умолять ее остаться?

Силуэт морщится недовольно.

– Да бросьте вы ершиться… Я не враг вам, я вам начальник. Я хотел поговорить с вами как человек с человеком. Я знаю, что значит терять близких, и понимаю, что вы чувствуете, и также понимаю, что никто не сможет помочь вам, пока вы сами того не захотите. Это я понимаю как человек, но как ваш начальник я не могу допустить конфликт между подчиненными. Это плохо для дела, и сейчас, вы уж простите меня, я вынужден действовать как начальник…

– Уволите?

– Нет… не совсем… Вы уйдете в отпуск, Андрей Владимирович, на то время, какое вам потребуется для того, чтобы прийти в себя. Знаете, как говорят – время лечит. Это так… Вы пойдете домой, отоспитесь, возможно, напьетесь или устроите драку в общественном месте, пообщаетесь с друзьями, со своей женой, и в тот прекрасный день, когда вы почувствуете укол совести и сами захотите попросить прощения у Марии Валерьевны, вы вернетесь и сделаете это… Тогда я смогу принять вас, а пока – идите домой, – устало массирует веки.

– А если я не почувствую укола?

– Почувствуете, Андрей Владимирович, вы ведь хороший человек, я только надеюсь, что это произойдет не слишком поздно…

– Говнюк!

– Андрюш, любимый, я же хочу помочь тебе, – присаживается на пол рядом, опускает подбородок на плечо.

– Зачем? В чем?

– Я же люблю тебя, а теперь ты так далеко от меня… Где ты? Впусти меня, я хочу быть рядом…

– Со мной все в порядке, все хорошо…

– Нет, не хорошо, – всхлипывая, сглатывает громко, пытаясь заглушить слезы. – Ты же не видишь меня! Ты ничего вокруг не видишь! Я хочу помочь тебе! Я хочу быть рядом, просто позволь…

– Не в чем помогать, у меня все в порядке…

– Это в порядке?! Любимый, ну оглянись, посмотри на себя… Тебя уволили, ты почти не ешь ничего, а каждый день, просыпаясь, не умываешься и не пьешь кофе, а садишься на пол и бренчишь на этой проклятой гитаре! Смотри! – подносит к глазам зеркало, в нем размытые очертания чьего-то лица.

– Ты уже несколько дней не был в душе, не брился, посмотри, на кого ты похож. И ты говоришь, что ты в порядке?! Это – не в порядке, любимый! Ты уходишь от меня, ты даже не говоришь со мной! – всхлипывает громко, уже не в силах сдерживаться. – Почему? Зачем? Ведь я же люблю тебя! Посмотри на меня! Что мне сделать, чтобы ты увидел меня?!

– Я не люблю тебя. (шепотом)

– Что?

– Я не люблю тебя…

– Ну как ты можешь?! – горько плачет. – Я ведь просто хочу помочь… Это так больно, Андрюш, – протягивает руку, обхватывает пальцами гриф, робко пытается отнять гитару, и вдруг внутри взрывается ярость, взрывная волна мгновенно расходится по всему телу.

– Куда ты, бля, лезешь! – воскликнул Андрей, вскакивая на ноги и отпихивая Энджи.

– Андрюш, прости, я… я не хотела… – растерянно залепетала та.

И тогда он ударил ее, кулаком, сильно. Удар пришелся по левой скуле. Сдавленно вскрикнув, Анжела распласталась на полу.

– Это моя память о брате, поняла, сука! Не смей ее трогать, ты, бля, поняла! – крикнул Андрей, склоняясь над женой. – Никогда не смей!

– Поняла, поняла, Андрюш, – испуганно залепетала Анжела, пытаясь подняться на четвереньки. – Андрюш, прости…

Девушка не чувствовала боли, она была ошарашена, раздавлена, растеряна, испугана. Рыдания, которые еще мгновение назад рвались наружу, вдруг пропали, слезы высохли. Анжела все никак не могла поверить в то, что произошло. Это было нелепо, неправильно, этого просто не могло быть, но горящая, словно в огне, левая сторона лица говорила обратное. Девушка с трудом поднялась на ноги, пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к платяному шкафу. В ушах все не утихал тонкий комариный писк. Она вдруг с ужасом подумала, что муж стоит сейчас за ее спиной, и буквально увидела, как он снова бьет ее сзади. Это было так страшно, но еще страшнее было обернуться и увидеть его лицо.

Андрей в это время стоял, опустив руки, так и не выпустив гитару, и с ненавистью глядел в затылок жены.

– Съебись с глаз моих, – пробормотал он, постепенно успокаиваясь. – Я не люблю тебя больше. И не хочу видеть. На развод подам завтра, живи у мамы и не попадайся мне на глаза. Пошла вон…

Он сделал пару шагов, рухнул в кресло, враз обессилев, и стал наигрывать что-то тихо-тихо. Ярость утихала, взгляд становился все спокойнее.

Энджи вздрогнула, когда его пальцы коснулись струн. Молча и все так же боясь поднять на мужа глаза, прошла в прихожую. Она даже не плакала. Она боялась…

 

С тех пор, как Марта последний раз видела Михаила, прошла уже неделя. Не то, чтобы она волновалась из-за него или скучала, просто привычный порядок ее жизни изменился, и от этого Марте было не по себе. А еще больше ей делалось не по себе от того, что Михаил словно сквозь землю провалился. На сотовый не отвечал, на работе не появлялся, Марта пару раз звонила ему домой, но как только слышала голос жены, бросала трубку.

Сейчас Марта сидела на подоконнике, докуривала сигаретку и думала о том, как же можно быть такой бесхребетной сволочью, чтобы бросить девушку и даже не сообщить ей об этом. Мелодия…, что стояла у нее на звонке телефона, прервала плавное течение ее мыслей.

Марта взглянула на экран и презрительно скривилась. Медленно сосчитала про себя до десяти и поднесла трубку к уху.

– Да, слушаю, – с расстановкой проговорила она.

– Алло? Март? – услышала девушка неуверенный голос любовника.

– Да, Миш, в чем дело? Я занята немного…

– Слушай, Март… – Михаил замялся.

– Что? – строго спросила Марта, улыбнувшись.

– Слушай меня, сука, – вдруг отчеканил Михаил. – Перестань звонить мне. Перестань звонить моей жене. Я больше не хочу тебя видеть, слышать…

Самодовольная улыбка сползла с лица Марты.

– Т-тигр… У тебя все хорошо? – ошарашенно пробормотала девушка.

– Я даже ебать тебя не хочу! – заорал «тигр». – Ты, бля, поняла меня, сука! Для тебя я сдох! Как и ты для меня! Найдешь себе другого папика, который будет платить за возможность трахнуть тебя! А мне ты больше не нужна. Так что перестань названивать, иначе я приду и переломаю тебе ноги! Понятно, сука?!

– Послушай, Миш…

– Тебе понятно, сука?! Живи, как хочешь!!!

– Да… я все поняла.

– Все, бля! Живи, как хочешь!!!

Марта положила трубку на подоконник. Она чувствовала себя шлюхой, избитой и изнасилованной пьяным клиентом. Она ненавидела его и сожалела о том, что была с ним, внутри все жгло, и слезы душили. Марта закурила новую сигарету и тонкой струйкой выдохнула дым. Самое же противное, мерзкое в этой ситуации было то, что Марта и раньше понимала, что их с Михаилом связь ничем хорошим не закончится. Ведь она спала с ним только за деньги, за машину, за квартиру, за то, что она могла позволить себе не думать о том, как будет жить завтра. Хотя она и работала секретарем в одной мелкой компании, занимающейся техобслуживанием бытовой техники, это было, скорее, хобби, чтобы не сойти с ума от безделья. Уверенность в завтрашнем дне ей должны были давать мужчины. И в этом она всегда винила своего отца – неудачника и нытика, самое большее, в чем он смог преуспеть за свою жизнь – это в потреблении спиртного, преимущественно водки. От этого своего пристрастия он и помер, оставив пятнадцатилетнюю Марту и ее мать в комнате гостинки на восемнадцать квадратов. Марта не хотела жить, как мать, разрываться между дочерью, мужем, который нигде не работал, и должностью школьного учителя. Денег, сколько Марта себя помнила, не хватало, и отец был этим вечно недоволен, матерно ругался на мать, забирал последнее и уходил пьянствовать с дружками. Марта не хотела жить так, поэтому в университете, как только появилась возможность, выскочила замуж. С мужем, однако, не повезло. У молодого человека за спиной был только богатый папа, но стоять на собственных ногах он совершенно не умел. Марта развелась и прибилась к какому-то не то писателю, не то художнику. Деньги у того водились, но кроме… постоянные попойки, наркотики… очнулась Марта только тогда, когда обнаружила себя беременной. Художник дал денег на аборт и выставил за дверь. Ребенка она выскоблила, но наркотики… Тогда ее спас один человек. По-настоящему спас, вытащил из той выгребной ямы, куда она все глубже и глубже проваливалась. От ее тела, которое девушка предложила в уплату долга, он отказался, пообещав однажды попросить ее об услуге. Он не сказал, какой именно… Марта согласилась, у нее просто не было выбора, она побаивалась его. Сейчас девушка уже успела основательно подзабыть этого человека и того, что должна ему. Вся прошлая жизнь осталась позади, во мгле. Она устроилась на работу, потом встретила Михаила. И все в жизни стало так, как хотелось. Конечно, Марта не чувствовала себя счастливой, однако она чувствовала себя спокойной и уверенной – немногие женщины могут похвастать и этим. Но теперь… Пустота одиночества, шлюху поимели и бросили, кого в том винить?

Затянувшись, Марта заметила, что курит уже потухшую сигарету. Девушка вытерла набежавшие слезы и поднялась, чтобы налить себе чая, но тут снова зазвонил телефон. Это была Энджи, она звонила с вокзала и, плача, извинялась за то, что не сможет воспользоваться Мартиным предложением пожить у нее. Просто ей необходимо уехать из города. Возможно, насовсем. Она поссорилась с Андреем, уезжает к родителям и…

Марта холодно простилась с подругой. Сейчас ей самой было тошно, поэтому чужие проблемы виделись мелкими и незначительными…

 

Со мной что-то случилось, Беатр. Решения даются все труднее. Не хочу… не могу выходить из логова. Словно медуза в аквариуме, плаваю в пропитанном сигаретным дымом, непригодном для дыхания воздухе и ломаю голову над вопросом: что же это за болезнь?! Любовь съедает изнутри. Первое впечатление, форма, ухваченная краем глаза, превращенная подсознанием в потрясающую, бесподобную красоту. Ее образ будто лучом жгучим выжжен на подкорке. Не могу оторвать взгляд от нее, и потрясение несравнимо больше потрясения от наблюдения полного солнечного затмения. Эта любовь размягчает меня… Беатр, здесь что-то неправильно. Мне нужен компас, я теряюсь в окружающей тьме. И не могу плыть, не видя берега. У нас нет возможности задавать вопросы или просить совета. Мы слишком одиноки и не понимаем, что делаем. Зачем? Для кого? Невозможно быть мертвым столько лет. Существует ли тот порядок, в котором я воспитывался? Или все это умерло? Обратилось в бессмыслицу? Беатр, ответь… Я падаю. Вязну в смоле…

 

Осень в этом году выдалась теплой. Был уже конец сентября, а небо ни на день за весь месяц не завернулось в тучи. Смена времени года была бы совсем незаметна, если бы не воздух, который становился все прохладнее и прозрачнее, да увеличивающийся с каждым утром урожай палых разноцветных листьев на городских тротуарах и парковых тропинках. Жнецам-дворникам в ярких оранжевых жилетах приходилось все чаще появляться на улицах – то тут, то там. А сегодня рано утром один из них забрел неверной походкой на площадь центрального городского парка. И оглядев усыпанную листвой брусчатку, с искренне наивным удивлением в голосе пробормотал: «Вот блять! Это чего, опять убирать?!» Затем, волоча за собой метлу и лопату, он направился к лавке, что стояла чуть поодаль, за кустом акации, где, улегшись, уснул и преспокойно проспал до полудня.

Буквально за миг до его пробуждения мимо по тропинке, едва заметно улыбнувшись, прошмыгнула светловолосая девушка лет девятнадцати, в рыжей курточке, темных джинсах и огромных наушниках. Девушку звали Александрой, она училась на третьем курсе исторического факультета, а сейчас торопилась домой, чтобы, пообедав по-быстрому, успеть вернуться на практику. Жила Александра неподалеку, в однокомнатной квартире, которую снимал для нее брат. Нужно было лишь пройти через парк, пересечь трамвайные пути, и вот уже она оказалась бы во дворе. Этой дорогой девушка ходила уже, должно быть, не одну тысячу раз, однако порой даже знакомые дороги могут скрывать неожиданные сюрпризы. Так и сейчас, едва Саша успела выйти на площадь, как тотчас заметила на крайней справа скамье заросшего жесткой щетиной непричесанного мужика с гитарой. Он сидел и что-то наигрывал, глядя себе под ноги. Конечно, девушка и раньше встречала нищих, бездомных, убогих и, конечно, в душе жалела их, но никогда не подавала милостыню, предпочитая отгораживаться от жалобных причитаний барьером любимой музыки. Дело тут было вовсе не в жестокости, а в незавидном на данный момент материальном благосостоянии. У нее просто не было лишних денег. Но в этом мужике было нечто такое… жалкое, но не мерзкое, не отталкивающее, наоборот, располагающее к себе. Некое смирение, безобидное и беззлобное, почти святое. Саша остановилась рядом и сдвинула наушники на шею, чтобы послушать, что же он играет. А чуть погодя сунула руку в карман сумки и нажала кнопку паузы на плеере. Мужик играл не просто хорошо, но восхитительно. У Саши слезы на глаза наворачивались, и казалось, что несет ее легкий стремительный воздушный поток, все выше и выше… А незнакомец и бровью не повел, только раскачивался в такт едва заметно.

И вдруг все стихло. Саша поежилась от удовольствия и глубоко вздохнула.

– Нравится? – хрипло спросил мужик, поднимая на девушку красные, воспаленные глаза.

– Да… Вы очень хорошо играете, – пробормотала она, смутившись. – Очень красиво!

Она пошарила по карманам и, отыскав засаленную десятирублевую банкноту, протянула ее незнакомцу, краснея до кончиков ушей.

– Это ты очень красивая, – невпопад ответил мужик, пряча червонец в карман ветровки.

Слеза выкатилась из уголка левого глаза, оставила мокрый след и затерялась в бороде.

– Я ей больше не нужен… – сдавленным голосом пробормотал мужик. – Я больше никому не нужен…

Саша почувствовала, как грудь ее будто кто сдавливает. Она испытывала жалость к незнакомцу, хотела помочь, но не знала как, не знала чем. Слова застревали в горле ненужным, бессмысленным комком. В порыве сострадания девушка присела на корточки и, прикоснувшись ладошками к лицу музыканта, заставила его снова взглянуть на себя.

– Не плачьте, – попросила Саша, чувствуя, что у нее самой глаза на мокром месте. – Все будет хорошо…

Незнакомец было улыбнулся, но вдруг преобразился. Улыбка исчезла с лица, взгляд стал пустым, бездумным, зрачки расширились и остановились.

– Ух-ходи, – просипел он, отталкивая девушку, несильно, но та едва удержалась от падения.

– Дрянь вы! – бросила Саша, чувствуя себя, как оплеванная.

Она развернулась, чтобы тотчас уйти, но незнакомец схватил ее за руку.

– Стой-стой, – скороговоркой пробормотал он. – Спасибо тебе и прости. Вот, возьми в подарок.

Мужик протянул Саше гитару. Девушка оторопело кивнула, забыв даже поблагодарить незнакомца. Мысли почему-то остановились, будто в механизм, отвечающий за раздумья, попал камушек, и шестеренку застопорило. Приняв подарок, она просто пошла вдоль по аллее, удерживая гитару в полусогнутой руке прямо перед собой, и смотрела на нее так, словно это была вещь из другого измерения – удивительная и непостижимая.

Оправилась Саша от этого наваждения шагов через пятьдесят. Вздрогнув, огляделась по сторонам округлившимися глазами. До нее, наконец, дошло, что она поступила неправильно – взяла у человека то, что позволяло ему зарабатывать себе на жизнь. Возможно, единственную вещь, которую он мог считать своей. И даже спасибо не сказала! Да, он повел себя по-хамски, но зачем же она отплатила так несоизмеримо злее? Саша удивилась своему поступку. Она развернулась, намереваясь сейчас же вернуть гитару незнакомцу, но того уже и след простыл. Лавка, на которой он сидел, пустовала, и на всей площади не было ни души. Забыв и про обед, и про практику, Саша целый час пробегала по парку в надежде найти того человека, но все безуспешно.

 

Когда Саша открыла дверь, Ян, стоящий за порогом, буквально не узнал ее. И дело было не только в ее внешности – растрепанные волосы, ужасные мешки под глазами – не только в засаленном халате на голое тело, с пятнами кетчупа, горчицы и еще чего-то неопределимого, хотя Саша всегда была внимательна даже к домашней одежде, но и в ее вдруг  изменившейся улыбке, похожей теперь на нарисованную клоунскую гримасу, в ее взгляде, расфокусированном, близоруком, в ее новой привычке чуть склонять голову набок при разговоре. Ян не видел свою девушку уже неделю, но сейчас у него было ощущение, что с момента последней их встречи прошло не меньше месяца.

– Саша, солнышко, что с тобой? – только и смог пролепетать Ян, чувствуя, как волнение сжимает сердце.

– Все хорошо, – ласково прошептала Саша, и ее ужасная улыбка стала шире. – Проходи, Яник, я так соскучилась…

Ян переступил порог и оказался в ее теплых объятиях, а Саша неожиданно расплакалась, уткнувшись ему в плечо.

– Ну-ну-ну, – шептал Ян, одной рукой закрывая дверь. – Любимая, я тоже соскучился. Ну все, я теперь здесь, с тобой и не уйду никуда… Что случилось? Ну, не плачь, – Ян и сам начал плакать.

– Все хорошо, все хорошо, Яник, я просто очень рада. Так рада! Ты даже не представляешь, как я рада.

Саша отстранилась немного и сбросила халат.

– Пойдем в комнату, – позвала она.

Ян не заставил просить себя дважды.

Но сегодня все было не так. Неправильно. Ян не мог расслабиться, а Саше, казалось, весь процесс был абсолютно безразличен. Глазки не блестели, ротик не приоткрывался от порывов накатывающей страсти и наслаждения, она не издавала ни звука. Минут через двадцать Яну просто надоело. Он перевернулся на спину, постепенно успокаивая дыхание, лежал, закрыв глаза, и пытался понять – что не так он сделал?

– Тебе понравилось, милый? – спросила Саша.

Ян повернул голову и увидел все ту же странную улыбку на ее лице.

– Саш, ты не заметила? – удивился он. – Я не кончил…

– Да… – невпопад ответила Саша, прижимаясь к нему всем телом. – Хорошо, что ты пришел, теперь мы сможем быть вместе…

Ян начал раздражаться и поймал себя на мысли, что чувствует нечто похожее на отвращение к этому хрупкому созданию, которое дышит ему в шею.

– Саш, серьезно, это ведь ты перестала отвечать на мои звонки, перестала появляться на лекциях, ты просто исчезла… Теперь же я пришел, а ты, как ни в чем не бывало, кидаешься на меня и говоришь, что скучала.

– Я очень скучала, – эхом повторила Саша. – Прости меня.

– Сашенька, любимая, ну нельзя же так! – взмолился Ян. – Что ты от меня скрываешь?!

– Ничего… – тихо ответила Саша.

Ян приподнялся на локте, сбросил со своего плеча ее голову.

– Саш, у тебя воняет изо рта! – возмутился он. – От тебя самой несет так, как будто ты в душе была неделю назад…

– Наверное… – безразлично отозвалась девушка.

Ян спустил ноги с кровати и начал одеваться.

– Я не могу так, – с усилием проговорил он. – Мы же договорились попробовать быть вместе, ты обещала не отталкивать меня снова. Говорила, что мы созданы друг для друга, но сейчас ты снова закрываешься от меня! Зачем?! Зачем ты это делаешь?!

Ян развернулся, чтобы взглянуть в ее глаза, но не увидел в них Саши. Лишь темную опустелость.

– Саш, тебе нужна помощь? Что с тобой?

– Отстань от меня! – внезапно громко воскликнула она. – У меня все хорошо…

– По тебе не скажешь… – нахмурился парень.

– Все хо-ро-шо! – закричала девушка, и впервые за вечер Ян увидел тень осмысленности в ее взгляде.

– Сашенька, – он погладил ее по руке. – Ну, пожалуйста, скажи мне…

Она снова улыбнулась и опустила глаза.

– Хорошо… Только обещай, что не будешь смеяться.

– Конечно, что ты…

– Это все из-за музыки…

– Что?!

– Я покажу тебе, – заговорщически шепнула Саша.

Она спрыгнула с кровати, взяла с подоконника гитару, опустилась на пол неподалеку от Яна, зажала фа-минорный аккорд и, дернув шестую струну, закрыла глаза, внимательно прислушиваясь к постепенно утихающему звуку. Потом дернула третью струну…

Минут через пять Ян подумал, что Сашка попросту издевается над ним. Он протянул руку и слегка прижал струны на грифе, только чтобы заглушить. Саша медленно подняла веки, словно пробудившись ото сна, рассеянно взглянул на Яна, а на лицо ее вернулась та же ужасная улыбка.

– Ведь правда красиво, любимый? – спросила девушка с искренним восхищением в голосе.

Ян поежился…

– Саш, ты что?! Ты… ты смеешься надо мной? – осторожно спросил он.

Улыбка сползла с ее лица, и из уголков глаз полились ручейки.

– Но ты ведь обещал не смеяться, – жалобно пробормотала девушка.

– Ты что, обдолбанная, что ли?! – воскликнул Ян, вспылив от неожиданной догадки. – Сашка! – он обхватил ее за плечи. – Ты чего, подсела на что-то?! Сашенька! Любимая, как тебя угораздило?!

– Оставь меня, – почти неслышно прошептала девушка и так холодно.

Ян нечаянно коснулся рукой струн, и те тихонько зазвенели.

– Что? – переспросил он.

Саша взглянула ему в глаза, и Ян увидел, что во взгляде ее больше не было той пугающей пустоты, ее заменила острая и осмысленная ледяная ненависть.

– Ты блядский выродок! – выплюнула девушка искривившимся ртом, тыльной стороной ладони размазывая по лицу слезы. – Ты обещал не смеяться! Но ты же издеваешься еще!!!

Ян опешил и удивленно уставился на Сашу.

– Что я тебе сделала?! А?! – истерично завопила она, откладывая гитару в сторону. – За что ты так со мной?! Что я тебе сделала?!

Саша упала на пол, спрятав лицо в ладонях, и сквозь рыдания продолжала повторять единственный вопрос: «Что я тебе сделала?!»

Ян растерялся и не знал, что нужно сделать, чтобы загладить свою  вину. Он хотел попросить прощения, но просто не мог понять, в чем же виноват. В бесполезной попытке успокоить любимую он опустился на колени, склонился над ней и попытался обнять. Но от его прикосновения Саша вздрогнула и резко выпрямилась так, что головой сильно ударила его в переносицу. Ян отпрянул, зажимая нос ладонью. Сквозь пальцы на пол закапала кровь.

– Что?! – завопила Саша и залепила парню пощечину, расцарапав ногтями щеку.

От злости, боли и испуга Ян вскочил на ноги.

– У тебя, бля, совсем крыша поехала, что ли?! – закричал он.

Саша кинулась на него, и тогда Ян, защищаясь, выставил вперед кулак и случайно попал ей прямо в губы. Девушка осела на пол.

– Приди в себя, дура! – испуганно заорал на нее Ян.

– Убирайся из моего дома! – крикнула Саша, с ненавистью глядя ему в глаза.

– Очнись!

– Я в порядке! Пошел на хуй!

– Саш… – униженно простонал парень.

– Заткнись и пошел вон! Да! Я не хочу тебя больше видеть, хренов неудачник! У меня теперь есть другой! Поэтому я не хотела разговаривать с тобой!

– Как ты… – начал было Ян, но Саша вновь перебила его.

– Заткнись! Я люблю его! Можешь ты это понять?! Он лучше тебя, он сильнее тебя! Он трахает меня так, как тебе и не снилось! А ты – слабак! Ты – чмо, Ян! И всегда им был! Я с тобой встречалась только из жалости! А теперь я хочу быть с ним!

– Но это же неправда, Саш, – с надеждой прошептал Ян.

– Это правда! – вскричала Саша, раздраженно стирая с лица слезы и кровь. – Этого ты хотел?! Правды?! Услышал?! Доволен?! А теперь пошел на хуй из моей квартиры, пока я ментов не вызвала!

– Как его зовут? – тихо спросил Ян, опустив глаза, не совсем понимая, зачем это ему нужно; просто мысли внезапно все спутались, и так сложно стало в них разобраться…

– Пошел вон! – завопила Саша.

Ее опухшие губы все еще кровоточили, брызги крови и слюны разлетались веером при каждом слове. Ян вышел в прихожую и начал обуваться. Из разбитого носа все еще капало. Слезы пеленой стояли в глазах, ком подступал к горлу, щипало щеку, но он словно не замечал этого. Единственное ощущение скрыло под собой все остальное – внутреннее и внешнее. Ощущение полной раздавленности, будто огромная тяжелая нога в кожаном ботинке на толстой подошве опустилась сверху и придавила его к земле. Ян словно наяву слышал, как хрустят ломающиеся кости, из легких со свистом выходит последний воздух, затихают удары сердца.

Открыв дверь, парень обернулся. Девушка даже не вышла из комнаты.

– Сука ты! – зло крикнул Ян. – Ненавижу тебя! Сука!

Он выбежал на улицу, испугав своим видом старушку, входившую в подъезд. Обтер лицо платком, прижал его к кровоточащему носу и быстрым шагом направился к своему дому.

Павел – парень, с которым Ян снимал квартиру – коренастый, плечистый, коротко, под машинку, стриженный, постоянно носивший очки из-за плохого зрения, студент четвертого курса физико-технического факультета, сидел на кухне, пил чай с печеньем и читал Гоголя.

– Оп-па!- удивленно пробасил он, уставившись на Яна, когда тот вошел. – Это кто тебя так? – засуетился Павел. – Далеко? Много? Догоним еще?

– Не, Паш, не надо, – безуспешно пытаясь сдержать слезы, попросил Ян.

Он рухнул на стул, опустил руки и поднял взгляд на потолок.

– Не важно это… Меня Сашка бросила…

– Опять, – вздохнул Павел.

– Да, – кивнул Ян.

– За бутылкой сбегать?

– Нет, спасибо, – Ян постепенно успокаивался; конечно же, горечь еще оставалась, она останется с ним надолго, но нужно было жить дальше, он знал это. – Я сейчас умоюсь пойду и спать… Только посижу немного… Тяжело просто…

– Ладно, дружище, не раскисай, – подбодрил Павел. – Я тут, неподалеку.

Ян усмехнулся.

– Знаю, Паш… Спасибо…

Это было не единственное достоинство Павла – умение поддержать в трудную минуту и умение замолчать, когда это требуется. Они с Яном дружили уже года три, за все это время Павел ни разу не подвел. Он был одним из тех людей, кто находит радость в том, чтобы заботиться о других, близких им. «Наседкой» называли его в шутку приятели и «мамашей», но Павел не обижался, признавая их правоту. Бог уж знает, почему не везло ему на личном фронте: время от времени появлялась девчонка, но неизбежно, недели через две-три, Павел вновь оставался в одиночестве. «Не сошлись характерами», – пожимал он плечами на вопросы Яна.

У Яна здесь тоже было не все гладко, но у него была Саша. Периодически. Саша была странной девушкой: иногда она вдруг решала, что у нее с Яном не может быть будущего, и тогда отношения разрывались в одностороннем порядке – по-доброму или эмоционально, – однако никогда еще сцены не были такими странными и страшными.

Ян нахмурился и осторожно пощупал опухший нос.

– Черт, завтра семинар у Щепетилова, а я в фиолетовых очках припрусь, – посетовал он.

Уткнувшись в Гоголя, Павел только хмыкнул.

– Ладно, Паш, я спать.

– Угу. Спокночи, Ян.

– Спокночи…

Однако этот разрыв с Сашей не был очередным. Для Яна он стал последним. Пару раз он еще звонил ей, отправлял эсэмэски, но ответа не получал, а дней через девять Яну позвонил брат Саши и сказал, что ее больше нет, что похороны назначены на завтра, и что им с Яном нужно встретиться. Промычав что-то, Ян повесил трубку, и телефон выпал у него из рук. Парень долго стоял и смотрел на него…

 

Человек вернулся в свою холостяцкую квартиру. Он был слегка пьян и немного устал. Хотя за окном уже стемнело, человек не стал зажигать свет. В этой квартире он прожил уже более пяти лет и сам расставлял мебель, поэтому мог не бояться расшибить себе лоб. Повесив плащ на вешалку, сняв туфли, человек прошел в кухню и поставил на стол пакет с покупками. Сходил в туалет, где был вынужден включить свет, вымыл руки, постоял перед зеркалом, пристально глядя в слегка покрасневшие глаза своего отражения. Тридцатипятилетний красивый мужчина в превосходной физической форме. Густые темно-каштановые волосы аккуратно подстрижены, щеки гладко выбриты. Автосалон (сервис-мойка-заправка-автомобили на прокат-все это легко доступно за смешные деньги), единственным владельцем которого он являлся, приносил неплохую прибыль. Женился пока только раз – в двадцать семь, но уже лет пять как развелся. Просто не сложилось… Развод прошел тихо, по обоюдному согласию. Он оставил ей четырехкомнатную квартиру в центре, она не претендовала на его «Инфинити» и долю в бизнесе. С тех пор они почти не общались, только изредка здоровались, встречаясь то на улице, то в супермаркете  – маленький город… Он не скучал по ней, она – по нему: вышла замуж и уже родила мальчика.

Конечно, после развода у него были женщины. Он влюблялся, но ненадолго, и все как-то «не так». Возможно, виной этому был он сам, возможно, просто боялся, не отдавая себе в том отчета, снова ошибиться или разочаровать другую…

Человек выключил свет и прошел в кухню. Сняв пиджак, он небрежно бросил его на спинку углового дивана, сорвал галстук, закатал рукава светло-бежевой рубашки. Выставил из пакета бутылку водки, банку соленых грибов, литровую коробку яблочного сока, выложил палку полукопченой колбасы, килограмм апельсинов в сетке. Смяв опустевший, шумно хрустящий пакет, выбросил его в мусорное ведро под мойкой. Чтобы нарезать колбасу и почистить апельсины, человек включил свет на вытяжке и, секунду поколебавшись, не стал его выключать после того, как стол был сервирован. Из навесного шкафчика над мойкой, с самой верхней полки, мужчина достал две хрустальные стопки.

Он снял рубашку и, захватив с собой пиджак с галстуком, пошел в зал, где, повесив одежду на плечики, убрал ее в шкаф.  Включил компьютер, загнал в плейлист проигрывателя пару альбомов Beirut. Все было готово. Мужчина направился было в кухню, но, остановившись в прихожей, несильно хлопнул себя ладонью по лбу, пошарил по карманам плаща, вытащил пачку крепких сигарет и зажигалку. В кухне включил вытяжку на малую мощность, поднял жалюзи, переставил стеклянную пепельницу с подоконника на стол. Теперь уже точно все. Под звуки «Братиславы» мужчина сел за стол, устроился в самом углу дивана, вытянул ноги, плеснул водки в одну стопку и, шумно выдохнув, забросил жидкость в рот. Зажмурился. Закусил долькой апельсина и двумя кружками колбасы. Недолго посидел с закрытыми глазами, слушая музыку. Достал сигарету из пачки и, закурив, с наслаждением затянулся. Мельком взглянул на наручные часы, зажав дымящуюся сигарету в уголке рта, прищурил глаза, снял часы и положил их на стол, рядом со стопкой. Затушил окурок в пепельнице, налил снова и, невесело улыбнувшись, кивнул, услышав зазвучавшую трель дверного звонка. Мужчина наполнил вторую стопку, вылез из-за стола, прошел в прихожую и, даже не взглянув в глазок, открыл дверь.

– Здравствуй, Ян, – прохрипел мужчина, отчего-то его голос отказался повиноваться ему.

– Здравствуй, Ген, – невесело ответил Ян.

– Разувайся, проходи, – пригласил Геннадий, запирая дверь.

Он вернулся в кухню, где уселся на прежнее место.

Ян, бывший уже пару раз до этого в квартире, несколько смутился от того, что Геннадий не включил свет в прихожей. Он повесил куртку на ощупь и, разувшись, последовал приглашению.

– На, замахни, – Геннадий протянул стопку.

Они выпили, не чокаясь, молча, не глядя друг на друга.

– Посидишь со мной, не торопишься? – попросил Ген.

– Да, конечно, – кивнул Ян, присаживаясь.

– Что на похороны не пришел?

– Я был там… – Ян тихо всхлипнул, утер рукой увлажнившиеся глаза, подрагивающими руками достал сигарету и закурил. – Просто не мог в толпе стоять… Потом уже, когда все разошлись, посидел у нее…

– Извини… – невпопад пробормотал Геннадий, чувствуя совсем не свойственное ему смущение.

– Да не за что, – пожал плечами Ян. – Вкусные грибы, – похвалил он, прожевывая.

– Да, сам не ожидал, первый раз взял… Еще выпьешь?

– Почему бы и нет, раз уж начали…

Геннадий снова наполнил стопки.

– Знаешь, я все пытаюсь понять, зачем она?! Что могло произойти? – Ян провел ладонью по лицу. – Мы поссорились в последнюю нашу встречу… Что-то странное с ней происходило, она отдалилась, а я не понял, что с ней, и обиделся еще.

– Брось, – тихо посоветовал Геннадий. – Я тоже с тех  пор только и думаю о том, что сделал не так, и родители тоже. Отец сегодня целый день плакал, как ребенок. Я первый раз видел его слезы… Да, они отпустили девчонку в чужой город, да, не звонили каждый день, возможно, полагались на меня. Но и я заботился о ней, платил за квартиру, мы созванивались довольно часто, виделись, общались, да ты и сам с ней заходил в гости, и с тобой мы более или менее сошлись, значит, все-таки с сестрой мы не чужие друг другу были, так ведь? Но правда в том, что я не знал ее совсем, и родители не знали. Получается, что и ты не знал.

– Но ведь я любил… Я не могу понять… И она же любила! Как так, бля?! – Ян с силой ударил кулаком по столу, подпрыгнула посуда, упала вилка с банки с грибами.

Геннадий поморщился и налил снова.

– Не вини себя, – посоветовал он. – Никто не виноват в том, что она сделала. Это было ее решение…

– Я повторяю это себе каждую минуту, – горько усмехнулся Ян. – Вот только поверить не могу, мозг отчаянно ищет хотя бы подобие какого-нибудь разумного объяснения, но все тщетно… Это абсурд, хаос какой-то. Зачем?! Я не понимаю, наверное, поэтому и не могу избавиться от чувства вины.

Геннадий пожал плечами. Ему было тошно от случившегося с сестрой, от всех тех мыслей, что копошились в его голове, и, возможно, от того становился отвратителен человек, сидящий сейчас за его столом. Конечно, Ян был ни в чем не виноват, умом Геннадий понимал это и старался задушить в себе неприятные эмоции, но по мере увеличения доли алкоголя в крови сдерживать то, что накипело, становилось все сложнее. Захотелось поскорее завершить этот визит вежливости, и Ян будто услышал его мысли:

– Ладно, Ген, я пойду, пожалуй… Поздно…

Ген кивнул молча, отрешенно, но спустя мгновение встрепенулся:

– Погоди, я же тебе не просто так позвонил! Сашка просила кое-что передать.

– Просила? – Ян изумленно уставился на Гену.

– Да… – неохотно отозвался тот. – Она звонила мне перед тем… сюда… Меня не было дома… Она оставила сообщение на автоответчике. Сказала… да пойдем, сам послушаешь.

Они прошли в зал. Ген включил свет, приглушил музыку, нажал на автоответчике кнопку воспроизведения, и Ян скорее догадался, чем узнал, Сашин голос. Здесь ее не было. Здесь был холод, тоска. Здесь была смерть…

«Привет, Ген… Тебя нет, да? Прости, я не буду звонить на сотовый. Так нужно… Ген, у меня голова немного болит… Скажи маме и папе, чтобы не беспокоились и не злились на меня. Так нужно, Ген. Со мной все будет хорошо… Скажи, что я люблю их… И тебя люблю. И Яна люблю. Его, наверное, я даже больше всех… Передай ему… И я хочу, чтобы он оставил себе мою гитару. На память. Никто не виноват в том, что случилось со мной. Я – одна. Уже ничего не изменить. Мне, правда, жаль, но так будет лучше… Просто больно. Вот и все… Так нужно… Пока….»

Гудок. И тишина. Только «Scenic World» в динамиках колонок едва слышно.

Ян судорожно сглотнул.

Ген зажмурил глаза и потер переносицу.

– Вот так… – промямлил он. – Я еще выпью пойду, будешь?

Ян покачал головой.

– Нет, спасибо… Я пойду… – проговорил сдавленно. – Где гитара?

– Вон, за шкафом, в чехле, – махнул рукой Геннадий, направляясь в кухню.

Ян взял инструмент, обулся в прихожей.

– Пока, – одной ногой уже стоя за порогом, попрощался он.

Ген, сидя за столом в кухне, поднял растопыренную пятерню и натянуто улыбнулся.

– Пока! – неожиданно громко воскликнул он. – Заходи как-нибудь…

– Ладно, – согласился Ян, зная, что уже никогда не появится здесь.

Оставшись один, Ген выпил еще пару стопок, потом взял со стола телефон и долго листал в нем справочник с именами. Остановившись на записи «Аня В.», он нажал кнопку вызова.

– Алло… Привет. Извини, что я так поздно… Да… – неловкий смешок. – Послушай, можешь сейчас приехать? Ко мне… Нет? – сброс, долгий перебор имен в справочнике, снова вызов:

– Алло?..

 

Беатр, если объекты обретают душу, кто более заслуживает места в этом мире? Мне нужна твоя помощь. Хотя, наверное, даже ты уже не смог бы направить меня. Зачем я здесь, Беатр? Я нерешителен, слаб. Я боюсь ошибиться. Объекты же учатся, у них возникает хитрость. Незаметно и непонятно, каким образом, они научились трансформироваться в живые движущиеся тела. И говорить разумно, так, будто они и не вещи вовсе. Я сам наблюдал разговор между лиловым платьицем и блестящим айподом. Я видел книжный шкаф, важно вышагивающий по проспекту, под ручку с большеглазой девочкой. И девочка боготворила его, преклонялась перед ним, ловила каждое его слово. Кто в силах остановить надвигающееся безумие, Беатр? Нас все меньше. Мы просто оттягиваем неизбежное…

 

Ян сидел на крыше, обхватив колени руками, курил сигарету за сигаретой, но совершенно не чувствовал вкуса дыма. Отсюда открывался великолепный вид на совершенно незнакомый Яну старый город. Порывы свежего ветра приносили звуки музыки, известной вроде бы, но подзабытой. Ян пытался вспомнить мотив, и это почти получалось, но ветер стихал, и музыка становилась совсем неслышна. Ян поднялся на ноги, подойдя к краю крыши, взглянул вниз. От высоты захватило дух, и в то же время высота манила сделать еще шаг, проверить, каково это – не чувствовать опоры под ногами. Парню совсем не было страшно в этот момент, напротив, его заполняло необыкновенное спокойствие, напоминавшее гладкое зеркало пруда за бабушкиным домом из деревенского детства. Ян шагнул, и внутри все замерло от восторга и оцепенения. Падение было так прекрасно… Ян вышел из комнаты, чтобы не смотреть, как будут клеить обои. Обои были в отвратительную зеленую клетку, ему они совершенно не нравились, но мама, которая осталась в комнате, продолжала настаивать на том, что такой рисунок будет отлично гармонировать с подобранным интерьером. Ян вытащил из прозрачной трехлитровой банки деньги и пошел за сигаретами. Рука с деньгами стала мокрой, и Ян, сначала удивившись тому, подумал, что так оно и должно было быть, потому как в банке плавала очень красная рыба без чешуи и с длинными тонкими усами-щупальцами. На улице страшный шум свидетельствовал о приближении солнца. Ян спросил у прохожего о том, как добраться до ближайшего такси, ведь за сигаретами нужно было непременно ехать на такси. Прохожий, толстый, рыхлый рыжий дядька с веснушчатым лицом, похожим на неочищенный грейпфрут, ответил, что здесь, в гористой местности, часто случаются обвалы, поэтому тот, кто приглядывает за ним, учит его плясать. Дядька весело рассмеялся и стал поворачиваться на месте. Ян все понял и пошел в нужную сторону. Однако что-то мешало продвижению, правую руку оттягивало назад. Ян оглянулся и увидел, что тащит за собой какую-то девушку. Она была очень худенькой, одета в джинсы и курточку странного цвета. Ян так и не понял, что это за цвет. Длинные каштановые волосы были заплетены в косу, которая ровно лежала вдоль позвоночника. Лица ее Ян не разглядел, потому как девушка лежала ничком, пальцами обеих рук вцепившись в его ладонь. Ян подумал о том, что нельзя ее так тащить, ведь она все лицо об асфальт оцарапает, однако, как ни пытался, избавиться от хватки не смог, поэтому пошел дальше с девушкой. Уже неподалеку от спуска в бункер за Яном увязался молодой человек с длинными сальными волосами, с лицом, покрытым многочисленными прыщами, в потертой джинсе. Молодой человек громко хохотал и просил оставить девушку ему, потому как у него она будет в безопасности, Яна же она только задерживает. В его предложении, конечно, был смысл, но Яну было очень жалко расставаться с девушкой, к тому же, недавно он пережил очень болезненное расставание, правда, не мог вспомнить, с кем. Ян спустился в бункер. Молодой человек, стоявший у окна в кухне Яновой квартиры, обернулся и сказал, что есть другой вариант: Ян может заночевать в палатке, а наутро стать мумией. Этот вариант Яну тоже не понравился. Он вдруг понял, что стоит в прихожей своей квартиры, а девушку, которую он тащил за собой, зовут Александрой. Это была та самая Александра, которую он бросил, наговорив кучу гадостей, но которую все еще любит. Нужно только обернуться и попросить прощения. Ян обернулся, но Саши позади уже не было. Все ничего, нужно лишь позвонить. Ян достал из кармана сотовый и стал набирать номер. Цифр было так много, Саша попросила не звонить ей. Она сидела с гитарой уже у себя, на полу, скрестив ноги, и наигрывала мелодию, такую красивую, однако Ян все не мог уловить мотив.

– Почему? – спросил он.

– Один человек, которого мы оба знаем, просил его дождаться, – грустно ответила девушка.

– Саш, прости, – начал было Ян.

Она только ласково улыбнулась и покачала головой.

– Это ничего, все-таки лучше станет от первого, – пробубнила она.

– Я знал, что хотел это считать, – пробормотал Ян, чувствуя, как слезы текут из глаз.

В квартиру вошли какие-то люди, прошли в кухню, чтобы не мешать Яну с Сашей, и стали там громко разговаривать.

Саша подмигнула Яну и звонко прищелкнула языком.

– Вот блядь! – мило улыбнувшись, воскликнула она и снова заиграла.

Ян обошел вокруг нее

– Мне бы немного в сторону уйти, – неуверенно проговорил он, в то же время сидя в другом углу комнаты и наблюдая всю картину со стороны.

Ян бегал вокруг Саши, повторяя, что ему нужно немного уйти в сторону. Девушка просто сидела, улыбалась, и гитара будто поглощала ее. Саша прилипала к корпусу, обвивалась вокруг, деревенела, но продолжала наигрывать, не обращая внимания на то, что струны все больше и больше срезают ее пальцы. Ян был уверен, что эти парень с девушкой ждут одного человека, которого они оба знают.

– Сашка! – дико закричал он, просыпаясь…

В поту, весь разгоряченный. Лицо горело от страха и температуры. Он шарил руками вокруг, пытаясь разглядеть что-либо в темноте. В голове все вертелась та мелодия, что Саша наигрывала во сне, просто необходимо было подобрать ее, возможно, после этого Саша вернется к нему. Ян стонал, всхлипывал и думал о том, что на кухне много людей. Они пьют и едят, он слышал их голоса. А здесь, в его комнате, темно, холодно и страшно. Он вышел в коридор, потом вошел в такую же темную и холодную кухню. Никого. Павел уехал к родственникам на пару-тройку недель. И Сашки больше нет. Ян заплакал, заревел, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Так же горько. Так же искренне. Он достал из холодильника непочатую бутылку вина, купленную по дороге от Гена, откупорив, сделал большой глоток. Вместе с бутылкой вернулся в свою комнату, захватив по пути гитару, оставленную вечером в прихожей. Забравшись на диван с ногами, укрыв плечи теплым пледом, Ян стал пытаться подобрать ту мелодию, прерываясь только для того, чтобы сделать очередной глоток вина. И, наверное, от слез, струившихся по щекам, от алкоголя, согревающего изнутри, становилось все легче… Легче…

 

Холод начал приходить по ночам. Днем все так же ласково светило солнце, но ночью на мелких лужицах уже появлялся первый хрупкий ледок. Листьев на деревьях становилось все меньше, и вот настало утро, когда Ян смог увидеть трамвай, идущий по путям в паре кварталов от его дома. И это утро для Яна было совсем не радостным. С Сашиных похорон прошло несколько дней. И за все эти дни Ян выходил на улицу только для того, чтобы пополнить запасы спиртного, еды и сигарет. Но сегодня деньги закончились, осталось еще только около пяти тысяч на карточке, но для того, чтобы их снять, нужно было топать до банкомата, а это минут пятнадцать ходьбы. Ян тяжело вздохнул – очень хотелось есть, пить и курить. Надо было идти. Он натянул свитер, накинул любимую темно-синюю шинель, поднял ворот, захватил гитару и вышел в зябкое осеннее утро. Не умывшись, не причесавшись, черные волосы после сна торчали в разные стороны – позаботиться о своем внешнем виде Яну было попросту лень, да и наплевать, кому какая разница?

Сняв деньги, он зашел в магазинчик неподалеку от дома, взял пельменей, мороженых котлет, хлеба, колбасы, майонеза, пару бутылок портвейна, пачку сигарет, но не пошел домой. Слишком уж тепло начало пригревать поднимающееся все выше солнце, слишком уж радостно свистели синицы на ветках. Ян присел на скамейку, перекусил хлебом с колбасой и майонезом, запил портвейном, выкурил первую за день сигарету. Потом откинулся на спинку, потянулся, взял гитару в руки и заиграл. Играл, позабыв себя и все, что случилось, позабыв обо всем на свете, зажмурив глаза, посмеиваясь, словно играл на струнах собственной души. Когда полчаса спустя Ян открыл глаза, то увидел в двух шагах перед собой молодого человека лет восемнадцати, с длинными светлыми волосами, пронзительными ярко-зелеными глазами, со множеством угрей и прыщиков на лице, в теплом свитере с воротом, старых, потертых, выцветших джинсах и джинсовой же куртке. Молодой человек стоял и внимательно изучал его. Заметив, что Ян открыл глаза, молодой человек широко ухмыльнулся и начал аплодировать.

– Хорошо играешь! – воскликнул он, основательно отбив себе ладони.

От его голоса, высокого, надтреснутого, Ян поморщился.

– Спасибо, безразлично кивнул он, прикладываясь к бутылке.

– Да… – молодой человек защелкал пальцами, подыскивая слова. – Знаешь, нам нужно встретиться как-нибудь.

– Зачем? – удивился Ян.

– Я могу быть тебе полезным… – ответил молодой человек.

– Ну что ж, встретимся, – Ян пожал плечами.

– Да… – молодой человек собирался сказать еще что-то и даже рот было открыл, но, внезапно передумав, махнул рукой, извлек из внутреннего кармана куртки бумажник, из которого в свою очередь достал визитку. – Вот мой телефон, позвони мне… Я действительно могу помочь тебе.

– В чем? – не понял Ян, приняв карточку.

Но молодой человек, уже не слушая его, ушел.

– Стой, – крикнул Ян, рассматривая визитку, на которой, кроме номера телефона, не было больше ни символа. – Ты хоть кто такой?

Молодой человек обернулся.

– Я – единственный, кто может помочь тебе, запомни это! Позвони, когда протрезвеешь, скажи, что ты – парень с гитарой! Пока! – крикнул он, махнув на прощанье рукой.

– Пока, – с улыбкой пожал плечами Ян и спрятал визитку в карман шинели.

 

Вновь эта карточка попала ему в руки через три дня после того случая.

Ему снова приснилась Саша, он видел только ее лицо, широко распахнутые глаза, вскинутые брови и криком открытый рот. Когда проснулся, он тут же понял, что сам орет в подушку. Рука тут же потянулась к лежащей рядом гитаре, и сознание послушно опустошилось. Ян снова перестал быть собой. В эти дни его ощущение самого себя странным образом изменялось, становясь бесформенным и податливым. Человек переставал быть, его сменяло нечто. Желеобразное, без мысли, без чувства. Весь многогранный, изменяющийся, играющий внешний мир начинал казаться ему тесным аквариумом, а сам он был пучеглазой рыбой в этом аквариуме. Изредка рыба открывала рот, чтобы заорать от внутренней боли, от ужаса происходящего, но в ту же секунду забывала обо всем и лишь таращилась в толстое, мутное, загаженное стекло. Рыба не думала, и рыба не знала. Ничего.

Зазвонил сотовый, а рыба просто лежал и слушал, как тот пиликает. Взял его только через пару минут после того, как звонок затих. Экран был пуст, и сам телефон выключен. Рыба открыл рот. И снова закрыл.

Сильно захотелось курить. Рыба поднялся с дивана и побрел в прихожую, гитару взял с собой, сам того не заметив. Рыба поискал сигареты на кухне, пошарил по карманам джинсов и, не обнаружив пачки, стал обыскивать карманы шинели. Пальцы нащупали лишь белую прямоугольную картонку с цифрами. С минуту он тупо таращился на найденную карточку. Рыба пошел обратно в свою комнату, но на пути подскользнулся на луже собственной, уже подсыхающей, рвоты. Гитара отлетела в сторону, благополучно приземлившись на диван. Рыба же при падении сильно ударился локтем.

Ян вскрикнул.

«Тебе нужна помощь», – шепнул кто-то в темной кладовке сознания. И вновь мертвая тишина внутри.

Ян застонал, переворачиваясь на живот, его глаза наткнулись на карточку на полу. Ян поднял ее и, на четвереньках добравшись до стационарного телефона, набрал номер.

– Говори со мной, – приказал низкий, с хрипотцой, голос, прервав гудки.

– Д-да, – заикнулся Ян. – Здравствуйте, прошу прощения, если не вовремя, – беспомощно залепетал он. – Просто вы не назначили время, а просто сказали перезвонить…

– Кто это? – голос сменился, поднявшись на две октавы выше.

– Прошу прощения, это Ян.

– Ян?

– Да…

– Ну и кто такой у нас Ян?! – искренне удивился молодой человек.

– Я… я тот парень с гитарой на лавочке, помните? – Ян поморщился, случайно задев ушибленный локоть.

– А-а, парень с гитарой! – восторженно заорал молодой человек.- Так ты Ян?! Ра-ад, очень рад знакомству, ты классно играешь, я говорил тебе?!

– Да, спасибо.

– Ну и что ж ты хочешь от меня, Ян?

– Я? Я не знаю, просто вы попросили перезвонить… сказали… – начал оправдываться Ян, но молодой человек перебил его:

– Что я сказал тебе?

– Что вы – единственный, кто может помочь мне…

Пауза в трубке, слышались только отголоски чьих-то разговоров и звон посуды.

– Ты просишь меня о помощи? – серьезно переспросил молодой человек.

– Я не знаю… Я не понимаю, как именно вы можете мне помочь… – последние слова Ян почти прошептал.

– А я скажу тебе, как! – бодро пообещал молодой человек. – Обязательно скажу, и мало того, еще и расскажу преувлекательнейшую историю! Приезжай в ресторан «Голодный лось» на набережной. Я сейчас оттуда с тобой разговариваю. Приезжай, Ян, проветришься, здесь мы с тобой и поговорим…

Наскоро приняв душ, Ян оделся и вышел из квартиры. Хотя это и было очень трудно. Все не покидало его ощущение того, что оставил он за дверью что-то очень важное для себя.

Весь путь до «Лося» Ян проделал пешком, потому как в карманах не оказалось не копейки, прогулка заняла около получаса.

Администратор, красивая брюнетка с незначительными пока мимическими морщинами на лице, окинула его на входе настороженным взглядом.

– Свободных столиков нет, – испуганно проговорила она с извиняющейся улыбкой.

– Мне и не надо, – грустно ответил Ян. – Меня ждут.

Мельком он успел заглянуть в зал. Несколько столиков пустовало. Администратор лгала.

«Неужели выгляжу так плохо?» – мысленно спросил ее Ян.

Женщина смутилась.

– Вы уверены? – совсем не к месту поинтересовалась она. – Кто?

– Ян! Ян! – прозвенел высокий голос из зала, перекрывая все остальные. – Проходи! Мы уже заждались тебя!

Администратор вздрогнула и как-то жалко улыбнулась.

– Простите, – пролепетала она.

– Все в порядке, – шепнул Ян, искренне желая хоть как-то ободрить женщину.

– Разденьтесь в гардеробе, – она указала рукой на дверь.

Ян скинул шинель и вошел в зал.

«Обжираловка», – подумал он, окидывая взглядом столики, за которыми парами, в одиночку и небольшими компаниями сидели животные в костюмах с галстуками, платьях с ожерельями и ели, ели, ели. Ян прищурился от так и бивших в глаза ярких лучиков фальшивого благополучия. Здесь, в этом храме чревоугодия, блестело все, начиная от столовых приборов и заканчивая улыбками официанток. А животные ели и беседовали, выпивали и ругались, рассказывали истории, выясняли отношения. Но все осмысленные фразы превращались в один гудящий шум оды пищеварению.

Ян растерялся, он совершенно не помнил молодого человека, поэтому теперь, остановившись посреди зала, беспомощным близоруким взглядом обшаривал ближайшие лица, в надежде, что узнают его.

– Я здесь, Ян! – раздался спасительный вопль слева.

Ян обернулся на голос и сразу же признал во вскочившем из-за стола длинноволосом человечке, призывно размахивающем руками, своего незнакомого знакомца.

– Здесь! Иди к нам! – молодой человек был, видимо, сильно обрадован встречей.

Ян сел за столик, на котором красовалось огромное блюдо с копченым лососем, тарелка с каким-то заливным, графин с прозрачной жидкостью, наверняка водкой, розеточка с икрой и тарелка жаркого, которое молодой человек уже доедал.

– Вот, знакомься, Ян, – говорил он с набитым ртом, хлопая по плечу сидящего рядом полного мужчину средних лет, в сером в тонкую полоску костюме, голубой рубашке не первой свежести, на которой не хватало двух верхних пуговиц, галстук у мужчины также отсутствовал. – Это мой дружба-ан. Миша-аня! Михаил, познакомься с Яном!

Ян был неприятно удивлен совершенно неприметному виду спутника молодого человека или, лучше сказать, сотрапезника. Михаил был абсолютно ничем не примечателен. На него можно было смотреть, изучать, но как только отвернешься, он как бы переставал существовать, и в памяти оставалось лишь смутное предчувствие, что тут рядом совсем недавно был кто-то еще… Или что-то. Казалось, что этого человека легко можно было заменить, например, темным плащом, наброшенным на спинку стула, или серым кейсом.

Несколько секунд Ян шарил глазами по тому месту, где должен был находиться рекомендованный Мишаня, но отчего-то совершенно не замечал его, лишь встретившись с ним взглядом, Ян понял, что никогда не сможет его забыть. В широко открытых, вытаращенных глазах этого странного человека, в темной их глубине, бушевал самый настоящий ужас. Михаил тихонько раскачивался взад-вперед, а под столом он с силой сжимал руками собственные колени.

– Я… Ян, – пролепетал Ян, протянув руку.

Не разделив рукопожатия, Михаил отреагировал очень странно: его губы широко распахнулись, выпустив истеричный выдох, а затем Михаил задышал через рот часто-часто, словно пытаясь кричать во сне, но в то же время осознавая, что крикнуть не получается.

– Ну тихо-тихо-тих-тих-тих-тих, – нежной скороговоркой пробормотал молодой человек, ласково приобнимая за плечи своего «дружбана».

Михаил затих, но продолжал все так же дико таращиться на поникшего Яна.

Подошла несимпатичная измученная официантка и, через силу улыбнувшись, обратилась к Яну:

– Вам принести меню?

Тот отрицательно покачал головой.

– Ксенечка! – обрадованно воскликнул молодой человек. – А мы уж без тебя соскучились! Принеси-ка мне и моему только что прибывшему другу по пинте самого лучшего светлого пива!

– Н-нет, – неловко прохрипел Ян – в горле вдруг пересохло.

– Ах да! – молодой человек хлопнул себя по лбу. – Я же и забыл, что ты не пьешь! Триста лет его не видел! – обратился он к улыбающейся официантке. – Тогда пинту светлого для меня и стакан томатного для него.

Ксенечка кивнула и ушла, вызывающе виляя бедрами.

Молодой человек проводил ее нескромным взглядом.

– Эх, прелесть! – подмигнул он Яну. – Жаль только, что сопьется скоро, лет через семь не узнать будет девчонку… Хочешь ее? – неожиданно спросил он, глумливо осклабившись.

– Что? – поморщился Ян. – Знаете, я не совсем понимаю, что здесь происходит, поэтому, наверное, лучше пойду.

– Ну что ты, куда?! – закричал молодой человек. – Ты ведь только пришел! К тому же о главном не поговорили… Ну пошутил я, садись, – примирительно проворковал он. – Не хочешь и не надо. Без тебя охотники найдутся. Вон, Мишаня, например, он-то такую красотку не пропустит! Правду говорю?! А?! Мишань?!

Мишаня замер на мгновение и вновь продолжил раскачиваться, в ужасе тараща на Яна начавшие слезиться глаза.

– Вот видишь? – довольно хохотнул молодой человек.

– Прошу прощения, но, видимо, я зря сюда пришел, – робко проговорил Ян. –Я, наверное, не понял вас.

– Да брось ты мне выкать! – махнул на него рукой молодой человек. – Не люблю я этого!

Официантка принесла заказ и, легко кивнув, удалилась.

– Спасибо, Ксенечка! – крикнул ей вслед молодой человек.

Он отпил пива и принялся есть лосося. Ян же молча наблюдал, как собеседник, проглотив очередной кусок, тщательно облизывает жирные пальцы, а затем так же тщательно вытирает их салфеткой, и только после такого ритуала позволяет себе снова взять кружку и сделать глоток.

– Так зачем ты пришел, Ян? Тебе действительно требуется моя помощь? – молодой человек прервал его наблюдения, сочно отрыгнув.

– Я уже говорил, что не понимаю, чем и в чем вы… то есть, ты можешь мне помочь.

– Хм, – задумался молодой человек. – Не понимаешь?! Значит,  в твоей жизни за последнее время не случилось никаких изменений, и все в порядке. Это так?

– Нет, – тихо признался Ян.

– И ты также не понимаешь, почему все это случилось?

– Нет… Судьба…

– Судьба?! – молодой человек громко расхохотался. – Ты слышал, Мишаня?! Судьба! … Расскажу я тебе одну историю, Ян, – продолжил он, отсмеявшись и вытирая выступившие слезы. – Хорошая история! Со смыслом! А ты послушай, Ян! Послушай!

Так вот… В начале девятнадцатого века жил человечек один! Витя Славский! Поэт был! Музыкант! Песни пел! Хороший был человечек! Только и стихи его были – гавно! И играл он… на гитаре играл из рук вон плохо! Да и голос… В-общем, никакого таланта не было! А Витеньке очень хотелось! Ему хотелось, чтобы все ему аплодировали, просили автографы! Ведь он-то был уверен, что есть у него талант! И стихи его – верх совершенства! И голос – ангельский! Ведь так бывает?! Уверен человек в собственной единственности и неповторимости, а на деле выходит, что имя ему – легион! Может, поэтому и личная жизнь у Витеньки не ладилась!

Молодой человек хлебнул еще пива, заглотил стопку водки, закусил икрой и продолжил:

– Однажды невеста на пороге церкви его оставила! Обозлился тогда Витюня! На все человечество обозлился! Всякое общение с миром прекратил! Заперся в деревне у одного своего приятеля и стал там что-то сочинять! Единственной верной и любимой его подругой в то время оставалась его двенадцатиструнка. Только с ней он делил всю свою боль и ярость. Только для нее он пел свои песни. А через год или два Витюня выехал из своего добровольного заточения и вернулся в город. Ведь Творец, какой бы он ни был бездарью, без зрителей чахнет, как растение без солнечного света. Приехал Витенька в в какой-то салон на творческий вечер, тогда это модно было, и сыграл там пятнадцать или семнадцать композиций, тех, что написал в своем затворничестве. Это был полнейший успех! Все, кто присутствовал на том вечере, до конца своих дней не смогли забыть впечатление от песен Вити. Пытались их подбирать! Кое-кому удалось записать несколько стихов, но все это были обрывки… Повторить те песни никто не сумел. А Витенька дал только один концерт, после этого повесился. Сгорел поэт! Поговаривали, что он продал душу дьяволу, иные, что был проклят сбежавшей невестой, а иные, что попросту сбрендил! Кто прав из этих злых языков – Бог их разберет, а только вот что случилось дальше! Через несколько месяцев после Витиного самоубийства снял его квартиру один коллежский асессор, недавно выслужившийся и получивший звание дворянина. Молодой мужчина, в расцвете лет, при должности, с женой-красавицей, сынишкой-младенцем… А жена его, надо заметить, очень любила романсы петь и на гитаре играла великолепно! Очень она обрадовалась, когда среди старого хлама обнаружилась гитара поэта, о котором столько ходило слухов! Через пару недель асессор вернулся домой и застал свою ненаглядную за странным занятием: она держала сынишку за ножки и била его головкой об пол… И по-видимому давно она предавалась такой невинной шалости, так как у младенчика вместо головы была кровяная кашица! Очень подробно объяснила красавица причину своего поступка: ребенок мешал ей заниматься музыкой! А муж отказался ее понимать, послал за доктором и спустя какое-то время девушку вывели из дома, посадили в карету и увезли в желтый дом, откуда она больше не вернулась. После этого квартиру занял купец. Он музыку совсем не любил, поэтому продал гитару какому-то почтовому чиновнику. Впоследствии тот застрелился ровно в полдень на набережной, тут, неподалеку. Были и другие преинтересные случаи, но рассказывать их за столом совершенно неприемлемо…

Мишаня снова громко вдохнул через рот, и молодому человеку пришлось его успокаивать.

– И какое отношение эта история имеет ко мне? – недоумевая, спросил Ян.

– А ты подумай, Ян! – посоветовал молодой человек, наливая себе водки. – Хорошенько подумай! Я же говорил, история со смыслом! Вот и подумай! Время шло, а на ней меняли лопнувшие струны, заменяли колки. Один мастер сменил рассыхающийся гриф, тогда мода на двенадцатиструнки уже прошла, и он переделал ее в шести. Но суть в ней осталась та же! Ты подумай, Ян! Покумекай! А мы пока с Мишаней выпьем!

Выпил он один.

Ян зажмурил глаза и вытер со лба выступившие капельки пота.

– Все дело в том, что она по-настоящему любила его, – вдруг помрачнев, полушепотом прохрипел молодой человек.

– Что? – встрепенулся Ян.

– Она любила его и вдруг лишилась… Есть, от чего злиться, не правда ли?

– Кто? – не понял Ян. – Кого?

– Гитара – Виктора! – пояснил молодой человек.

– Это бессмыслица, – Ян вздохнул.

– Любовь? – молодой человек хитро прищурил один глаз. – Тебе виднее…

– Нет, – смутился парень. – Любовь гитары. Она же… неживая…

– Оглянись вокруг! – задорно посоветовал молодой человек, жестом обводя зал. – Думаешь, они более живые?!

Ян с силой потряс головой.

– И какую помощь ты мне предлагаешь? – резко спросил он.

– Ты не понял, Ян! – улыбнулся молодой человек. – Я тебе ничего не предлагаю! Ты сам должен попросить меня о помощи! И я с удовольствием помогу тебе избавиться от нее! – он подмигнул. – Но не задаром, взамен я попрошу тебя об услуге! Может быть, сегодня, может быть, через год! И не знаю я, о какой именно услуге идет речь, но ты должен будешь исполнить ее! А иначе никак! – молодой человек возмущенно развел руками. – Долг ведь платежом красен!

– Ты хочешь забрать ее у меня? – у Яна перехватило дыхание, и внутри все сжалось от неожиданно пришедшей догадки.

– Нет, Ян! – почти ласково ответил незнакомец. – Это ты хочешь, чтобы я забрал ее! Ну, давай, попроси меня об этом!

– Я… Я не могу, – рассеянно покачал головой Ян. – Это бред какой-то, – горько усмехнулся он. – Это моя единственная память о Сашке… Я не могу просто отдать ее, я не хочу отдавать ее!

– Она уже стала частью тебя, не так ли, Ян?! – серьезным тоном спросил молодой человек. – А что стало с Сашей, ты помнишь?! Саша умерла! А ты пока нет! Я могу спасти твою жизнь, Ян! Я могу спасти твою душу!

– Н-нет! Мне не нужно твоей помощи! Мне не нужно от тебя ничего!!!

Ян резко поднялся и направился к выходу. Злой на себя и на всех вокруг, изнутри сгорающий от какой-то за мгновение возникшей всепоглощающей ненависти.

– Подумай еще, Ян! У тебя есть еще время! Не дай ей убить свою душу, Ян! Поверь мне, это чертовски хреново, когда душа умирает раньше, чем тело!

Ян услышал, как после этих слов Мишаня тонко, по-женски вскрикнул и снова принялся дышать через рот.

– Ну, тихо-тихо-тихо-тих-тих-тих, – забормотал молодой человек свою обычную скороговорку.

 

 Беатр, я потрясен. Будто прозрение снизошло, и все стало так ясно… Она ведь действительно любила его… По-настоящему отдала ему душу, всю, без остатка. Но люди, Беатр, люди разорвали его, словно стервятники. Погружали окровавленные клювы в плоть и, отрывая лакомые кусочки, заглатывали теплое мясо под гомерический хохот. Она просто хочет отомстить, потому что не может иначе. Потому что живая. Потому что чувствует боль. И за это я должен уничтожить ее… Только за то, что живая позволила себе ослепнуть от любви к живому… Бедная девочка… Маленькая, потерянная девочка…

 

– Алло?!

– Здравствуй, это Ян.

– Ян! Ян! Ты слышишь меня?! Я не могу с тобой долго разговаривать! Ты слышишь меня, Ян?!

– Я… я слышу тебя, не кричи так.

– Да, Ян! Я не могу сейчас долго разговаривать! Что у тебя?!

– Я хочу отдать ее.

– Что?! Ты решился?!

– Да… Ты был прав… Помоги мне. Забери ее…

– Нет, Ян! Сейчас я не могу с тобой долго разговаривать! И не могу забрать ее! Ты слышишь меня, Ян?!

– Да! Я слышу тебя! Пожалуйста, не кричи…

– Ты должен будешь сам мне ее привезти! Ты слышишь, Ян?! Сам! Понимаешь меня?! Ты сможешь?! Извини, я не могу с тобой долго разговаривать!

– Хорошо! Я понял! Скажи, куда мне подвезти ее?!

– Вези ее ко мне, Ян! Ко мне!

– Да! Я понял тебя! Куда?!

– Да! Записывай адрес, Ян! Алло?! …

 

Ян приехал по указанному адресу, поднялся на этаж и позвонил в дверь, за которой слышался Робби Уильямс поющий о дороге на Мандалай .

Молодой человек открыл сразу же, будто сидел под дверью, дожидаясь прихода Яна. Одет он был лишь в белые трусы с желтыми утятами и черные тяжелые берцы. На груди, на тонкой серебряной цепочке болтался пацифик размером не больше десятирублевой монеты. В одной руке наполовину пустая бутылка Jameson’а, в другой – стеклянная пепельница. Как только Ян сделал шаг через порог, молодой человек отступил по коридору и, заглянув в комнату, заорал, перекрикивая музыку:

– Сделай потише, сука!!! – и с размаху швырнул пепельницу.

Ян услышал звон разбитого стекла и отшатнулся.

– Ну тихо-тихо-тихо-тих-тих-тих, – успокаивающе забормотал молодой человек, вдруг оказавшись совсем рядом.

Освободившейся рукой он схватил Яна за плечо и буквально втащил обратно.

– Не разувайся, Ян! – закричал незнакомец ему в ухо – музыка все еще играла на полную громкость. – У меня беспорядок! Проходи!

Войдя в зал, единственную жилую комнату в квартире, Ян увидел, что молодой человек вовсе не из скромности упомянул о беспорядке…

Платяной шкаф, книжная стойка, два стула, кресло, телевизор, тумба – все это было опрокинуто на пол, разломано, раскрошено, разбито. Кругом валялись обломки, куски стенок из прессованных опилок. Книги, вырванные страницы, одежда разбросаны повсюду. Как попало. Стеклянная дверь на входе, покосившись, держалась только на нижней петле. Листы обоев кое-где были содраны со стен и висели безобразными клочьями. Беспорядок был не просто полным, но маленьким хаосом, мешаниной из бесполезных испорченных предметов, заключенной в бетонную коробку.

Только на подоконнике, словно чудом уцелев после разгула торнадо, стояли целехонькие двухсотваттные колонки, подключенные к mp3-плееру. И что-то еще копошилось в углу у батареи. Из-за полумрака Ян лишь спустя минуту распознал в этом «что-то» почти нагую девушку. Съежившись, подтянув колени к лицу, прикрывшись руками, девушка слегка подрагивала. Ее волнистые светлые волосы свисали почти до пола, кое-где на руках и ногах виднелись темные синяки. Ян с ужасом обернулся к оставшемуся за спиной молодому человеку. Тот, видимо, очень довольный произведенным эффектом, растянув ухмылку до ушей, проскользнул мимо Яна и накинулся на девушку:

– Я тебе чё сказал?! – вопил он, нанося один за другим удары мощным каблуком.

В голову, в плечо, по коленям…

– Сказал же, сука, сделай потише!!!

Гитара выпала у Яна из рук.

– Ты что делаешь?! – закричал он, кидаясь на молодого человека.

Тот лишь взмахнул рукой, и Ян, отлетев метра на два, впечатался в стену и осел на пол. Молодой человек, оставив девушку, смел колонки на пол и буквально растоптал их, Уильямс, злобно прошипев что-то неразборчивое, угомонился. И в наступившей так неожиданно тишине Ян расслышал голос девушки.

– Не надо… Не бейте больше… Пожалуйста, не надо больше, – шепотом, словно молитву, снова и снова повторяла она.

– Отпусти ее! – воскликнул Ян, с трудом поднимаясь.

Молодой человек мгновенно оказался рядом и, положив руку ему на плечо, поднес губы к уху. Дыхание его было жарким и сильно пахло алкоголем.

– Кто ты такой, чтобы вмешиваться в наши личные дела? – ласковым полушепотом спросил он. – Мы были рождены друг для друга. Мы предназначены друг другу. Мы – две половинки одного целого. Это все, что имеет значение. И не тебе говорить мне, что делать с моей девушкой. – молодой человек подмигнул. – Здесь все происходит так, как должно. Посмотри мне в глаза, Ян, – попросил он, убирая руку с плеча.

Ян подчинился.

– Ведь ты же позволишь дать тебе совет?

Ян только кивнул.

– Не обращай внимания… И верь мне, Ян! Обязательно верь мне! Ведь я знаю, когда должен прийти Спаситель! – радостно расхохотавшись, молодой человек отхлебнул виски.

Во время своих прыжков по комнате он ни на секунду не выпустил бутылку, только горлышко зажимал большим пальцем, чтобы жидкость не выплеснулась.

Ян смотрел в его глаза и понимал, что ему остается поступить так, как советует молодой человек. Просто не обращать внимания. Здесь он ничем не смог бы никому помочь, просто потому, что молодой человек – не человек вовсе, а нечто большее. Его сила была не силой мышц, но силой иного рода, против которой не помогут ни кулаки, ни ловкость, ни хитрость. Яну просто нечего было противопоставить ей. Здесь он был, как муравей, ползущий по ладони, весь во власти того, чья эта ладонь. Некто может дунуть, и муравей полетит прочь, некто может раздавить, может отпустить. Что случится, муравью неизвестно, и он никак не может на то повлиять. Ян взглянул на девушку, которая все так же сидела, скрючившись, у батареи, повторяя свою молитву, и, сжав зубы, уставился в пол перед собой. Сила ощущалась так явно, так мощно подавляла остатки собственной воли Яна, что не оставалось ничего другого, как подчиниться.

– Ты здесь живешь? – пытаясь напустить на себя непринужденность, хотя внутри все вибрировало от ненависти, страха и отвращения к себе самому, Ян поднял глаза.

– Я?! – радостно воскликнул молодой человек, пристально наблюдавший за Яном. – Я – нет! Я здесь не живу! Виски будешь?! – беззаботно спросил он, протягивая бутылку.

– Нет. Спасибо… – поблагодарил Ян.

– А я, пожалуй, выпью! Ты не против?!

– Нет, конечно, пей…

Молодой человек сделал внушительный глоток.

– Это же хорошо, что ты не против, Ян! Это очень хорошо!

– Да… – пробормотал Ян, не зная, как реагировать на неожиданную похвалу.

– Я слушаю тебя, Ян! – подтолкнул молодой человек, утирая ладонью губы.

– Возьми, – Ян кивком указал на лежащую на полу гитару. – Она теперь твоя…

– Ой, это мне?! – искренне восхитился молодой человек. – Спасибо, дружище! Я всегда мечтал о такой!

– Не за что, – вздохнул Ян. – Наверное, это тебе спасибо… Ну я пойду? – спросил он.

– Иди, Ян, иди! Ты уверен, что не хочешь виски?! Очень хороший виски! Правда, я в этом ни черта не понимаю!

– Нет, спасибо, я пойду…У меня дела еще… – голос становился плаксивым, Ян не говорил уже, но умолял, упрашивал отпустить его.

– Да! Это ничего, Ян! Я все понимаю! – молодой человек изобразил на лице сочувствие и покивал головой. – Дела! – значительно произнес он.

Почувствовав невероятное облегчение, Ян направился было к двери, но на пороге обернулся.

– Как хоть зовут тебя? – спросил он дрожащим голосом.

– Меня?! – переспросил молодой человек. – Я сам прихожу… – усмехнулся он. – Просто я должен расставлять по местам некоторые вещи!

– Странная у тебя работа, – серьезно заметил Ян.

– Не более странная, чем любая другая, – скромно отмахнулся молодой человек. – Прощай, Ян! Береги себя!

– Хорошо, – кивнул Ян. – Ты тоже… наверное.

 

Ян вышел на улицу и лишь здесь, под открытым, потемневшим вечерним небом, под блестками россыпи звезд, почувствовал себя в полной безопасности. И вместе с ощущением безопасности явилось мерзкое чувство гадливости к собственной сущности жалкого, ничтожного человечишки. Он оставил один на один с сумасшедшим садистом беззащитную девушку. Он заискивал, пресмыкался перед тем, только чтобы спасти свою собственную дешевую шкуру. Он отдал ему память о Саше. Он ударил Сашу в последнюю встречу. Он даже не попытался спасти ее. И теперь ее просто не было. Нельзя было позвонить и извиниться. Нельзя было ничего исправить. И самое противное – то, что ему придется жить со всем этим дальше. Долго… Очень и очень долго. Но как?

Подняв к небу лицо, Ян завыл. Выплескивая в вой все спавшие в последние дни и неожиданно проснувшиеся сейчас эмоции. Его внутренний мир трескался, рвался на части, и части эти через глотку рвались наружу черными хлопьями сажи – хриплым звериным воем…

 

Как только дверь за Яном закрылась, квартиру заполнил низкий и тихий гул. Молодой человек вернулся в комнату, где все разбросанные и разломанные вещи, восстанавливаясь сами собой, возвращались на свои места. Молодой человек сел в кресло, глотнув из бутылки, взял в руки гитару, расстегнул чехол и несколько минут любовался инструментом.

Девушка, синяки и слезы которой уже исчезли, как будто их никогда и не было, поднялась на ноги, величественной походкой принцессы приблизилась к молодому человеку, склонилась и мягко прикоснулась губами к его щеке.

Молодой человек поднял на девушку ставшие почти черными глаза. Во взгляде его читалась теперь любовь, преклонение, обожание. Он провел по лицу ладонью и будто бы маску снял, лицо очистилось от прыщей и угрей и через мгновение уже не было лицом отвратительного подростка, но красивым лицом взрослого, опытного человека.

Девушка нежно улыбнулась, погладила парня по голове и, прислонившись спиной к стене, провалилась в нее, растворилась, став тонким глянцевым постером из мужского журнала: пляжная красотка в маленьких, почти ничего не прикрывающих трусиках, волосы лежат на груди роскошными волнами, а за спиной плещется лазурный океан. Молодой человек мечтательно поглядел на картинку, отложил гитару, прошелся по комнате, в которой воцарились теперь идеальная чистота и порядок и, сняв трубку телефона, набрал номер…

 

Звонок раздался около одиннадцати вечера, и еще до того, как поднять трубку, Марта была уверена, что звонит именно он.

– Алло? – тихо спросила она.

– Март! Радость! Привет! – восторженно закричала трубка надтреснутым высоким голосом. – Это я! Узнала?!

– Конечно, – тяжело вздохнула Марта.

– Я рад! Март, ты знаешь, я так рад! Нам нужно встретиться, Март! Под старым каменным мостом, со стороны храма!

– Это срочно? – уныло спросила Марта.

– Это?! Нет! Это не срочно! Это услуга! Ты ведь помнишь, что должна мне услугу?!

– Да, – почти шепнула Марта, устало прикрывая глаза.

– Вот и хорошо! – воскликнула трубка. – Под старым мостом, через час! Я подожгу бочку!

– Что? – не поняла Марта.

– Бочку! – весело пояснила трубка и коротко загудела.

Марта оделась, накинула плащ, спустилась во двор и, сев в свой Vitz, повернула ключ зажигания.

Когда через пятьдесят минут она остановилась на парковке у каменного моста и вышла из машины, небо уже начало осыпаться на землю редкими хлопьями мокрого снега. Марта застегнулась на все пуговицы и подняла воротник. По укромной ветхой лестнице с провалившимися ступенями девушка спустилась вниз. Здесь было сумрачно и сыро. От не замерзшей еще обмелевшей и хилой речушки вверх поднимался серый пар, и фонари, горевшие на мосту, казались далекими призрачными маяками, их тусклый оранжевый свет лишь слегка разбавлял темень, затаившуюся под мостом.

Марта прищурилась, пытаясь высмотреть молодого человека.

– Эй! – позвала она робко. Заходить под мост, где темнота покоилась кромешная, было страшно. – Ты здесь?

В ответ что-то ухнуло, и тьма стремительно разошлась под натиском огня небольшого костра.

Марта разглядела металлическую бочку, в которой теперь играло и шипело жадное пламя, и молодого человека рядом, смотревшего, не мигая, прямо на нее. Он ничуть не изменился со времени их последней встречи: губы его складывались в улыбку, но глаза смотрели по-прежнему бесстрастно и холодно. Он бросил в бочку литровую пластиковую бутылку, в которой оставалось еще немного бензина, и огонь повеселел, с шипением заглатывая пищу.

– Я бочку поджег! – вместо приветствия похвастался молодой человек.

– Я вижу, – тихо ответила Марта, приблизившись.

Она перевела взгляд на огонь и некоторое время молча созерцала его разгульную пляску.

– Завораживает, правда? – нарушил молчание молодой человек.

Сейчас голос его был низким, чуть хрипловатым. Марта кивнула и зябко поежилась.

Молодой человек поднял с земли гитару в чехле, вытащил ее и поставил в бочку. Вверх взвился сноп искр, гитара затрещала, загудела, звякнула первая лопнувшая струна, а довольное пламя стало подниматься все выше и выше. Молодой человек тяжело вздохнул.

– Зачем ты приехала, Марта? – рассеянно спросил он.

– Ты позвал, – просто ответила Марта.

– Точно! – воскликнул молодой человек, снова принимаясь паясничать, теперь он заговорил громким шепотом. – Ты приехала исполнить мою просьбу!

Он свернул чехол в рулон и тоже бросил его в бочку.

– Я должна тебе больше, чем жизнь, – задумчиво проговорила Марта, глядя в огонь заслезившимися глазами. – Поэтому ты можешь просить меня, о чем угодно…

– Мне нужно, чтобы ты подбросила до дома одного человека…

– Человека?

– Да! – молодой человек ухмыльнулся. – Человека…

– И где он живет?

– Тут неподалеку, минут десять, если на машине… Ты ведь на машине?!

– Да…

– Хорошая девочка!

– Что потом?

– Потом ты свободна!

Марта изумленно взглянула на молодого человека, а тот, напустив на себя серьезный вид, закивал.

– Свободна? И больше ничего не должна?

– Нет! Услуга за услугу! Ведь больше – это же несправедливо! – возмутился молодой человек.

Марта смотрела на него, не веря своим ушам.

– Откуда я должна его забрать?

– Отсюда, – подмигнул молодой человек, указывая наверх. – Он сейчас на мосту, – шепнул он. – Ему очень плохо, Март. Иди сейчас, садись в машину и поезжай, на мосту ты встретишь его. Он скажет, куда отвезти, и ты отвезешь. Потом – живи, как хочешь…

Марта вздрогнула.

– Иди сейчас, – кивнул молодой человек. – Через пару минут будет поздно. Сама знаешь, в это время по мосту редко кто ездит. – Ему плохо, Март. Ему очень плохо!

Марта развернулась и пошла прочь, оставив за спиной костер в бочке, чью-то сгорающую гитару, странного парня. Оставила прошлое в прошлом, думая только о том, что нужно было сделать. Она завела машину и, выехав на мост, сразу заметила человека в темной шинели с воротом, скрывающим нижнюю половину лица, без шапки. Ветер трепал его волосы, в которых застряли снежные хлопья. Человек взобрался на широкие перила и стоял, опустив руки, глядя вниз.

Поравнявшись с ним, Марта резко затормозила. Парень покачнулся.

– Стой! – крикнула Марта, выскакивая из машины.

Он повернулся и, поглядев на девушку усталыми, полными грусти глазами, тихо спросил:

– Зачем мне жить?

Не найдя подходящего ответа, Марта, робко и ласково улыбнувшись, проговорила невпопад:

– Чтобы я отвезла тебя домой.

Парень удивленно уставился на нее и внезапно истерично расхохотался. Он спрыгнул на пешеходную дорожку и присел на корточки, опершись спиной о перила, смеясь и плача одновременно. Марта взяла его под руку и только сейчас поняла, что парень очень сильно пьян. «Как же он устоял на перилах?!» – изумилась Марта, усаживая его в машину.

– На мосту нельзя останавливаться, – извиняющимся тоном проговорила она, когда парень немного успокоился. – Куда тебя отвезти?

– Пашка должен приехать сегодня, – пробормотал он, а затем назвал адрес.

– Пристегнись, – попросила Марта.

– Хорошо…

 

Павел только что вошел, успел только разуться, снять пуховик и включить чайник, как в дверь позвонили. Он открыл. За порогом стоял Ян, поддерживаемый совершенно незнакомой Павлу девушкой.

– Пашка! – радостно прошептал Ян и начал валиться назад.

Если бы Павел быстро не среагировал и не схватил приятеля за грудки, тот увлек бы за собой незнакомку.

– Вот это да! – удивленно присвистнул Пашка. – Где это он так? – обратился он к девушке.

– Не знаю, – пожала она плечами, передавая Яна сожителю. – Я его на каменном мосту подобрала…

– Пашка, – бормотал Ян, в машине хмель ударил ему в голову, поэтому сейчас он с трудом осознавал, где находится. – Знаешь, как мне без тебя было хреново! – расчувствовавшись, признался он.

– Да уж вижу, – по-доброму усмехнулся Павел, затаскивая приятеля в квартиру.

– Ну я поеду, – неловко улыбнувшись, проговорила незнакомка.

Павел прислонил Яна к стене около двери и, придерживая его одной рукой, перевел взгляд на девушку. Ему почему-то не хотелось так просто отпускать ее. Какое-то непонятное пока чувство закопошилось внутри.

– Я чайник поставил, вы зеленый чай любите? Может, составите мне компанию? – просто пригласил он.

– Зеленый? – улыбнулась девушка, убирая за ухо упавшую на лицо прядку волос. – Люблю. И никуда сегодня уже не тороплюсь.

– Вот и хорошо, – кивнул Павел.

– Пашка! – изумленно промычал Ян. – Дружище!

– Я только уложу его…

– Да, конечно, – кивнула незнакомка.

– Вы проходите пока, вас как зовут?

– Марта… И давайте на ты.

– Хорошо, красивое имя…

– Самой нравится, а вы… ты – Павел?

– Да, очень приятно.

– Очень приятно…

Павел оттащил приятеля в его комнату, снял с него шинель и ботинки, уложил на кровать и вернулся в кухню.

– Я взяла на себя смелость и сама заварила чай, – с извиняющейся улыбкой встретила его Марта.

– Чувствуй себя, как дома, – радушно разрешил Павел.

Они сидели за столом, пили чай, говорили обо всем и ни о чем и все не могли наговориться. Проголодались, вместе приготовили поздний ужин, уже смеясь и подшучивая друг над другом, поели. И снова говорили, говорили, говорили, совсем не замечая того, что ночь уже давно прошла, а за окном уже расправляет плечи новый ясный день…

 

Молодой человек вернулся в свое логово только под утро. Неспешно разулся в прихожей, снял куртку. Прошел в комнату, поцеловал красотку на постере в щеку. Снял трубку с телефонного аппарата и, не глядя, набрал заученный наизусть номер. В трубке раздались длинные гудки, щелчок, затем привычный шум радиопомех. Лицо молодого человека окаменело. Не дрогнула ни одна черточка, шевелились только губы.

– Дело сделано, Беатр, – четко проговорил молодой человек…

 

Солнце взошло, а я вспоминаю годы, когда ты был рядом. В то время я не мог и помыслить, насколько все изменится. Беатр, мне очень непросто сейчас. Где-то глубоко внутри появляются первые ростки страха. И я уже просто не могу не замечать их. Что, если следующий объект будет сильнее меня? Что будет со мной, Беатр? Что будет с нами? Что с нами будет???