Жан Дабовски. Вариант искаженного восприятия Реальности. (Сборник несложившейся лирики).


Жизненное кредо.

Я не есть. Я не спать. Я – врать.


Девятипалая Радуга.

Пролог.

На каждый палец свой цвет.

Эпилог.

Лестница начинается с первого шага вступившего на ее хрящеватую спину и кончается где-то высоко в небе, там, где весенние тучи задумчиво переползают с места на место, жуют голубую траву, да впитывают слезливую влагу пения флейты пастуха – полной луны. На двадцать первой ступени сижу я – желторотый птенец птицы три. Мое оперение бледно, но потрясающе ярко блестят мои изумрудные глаза. Я жду, когда крылья за спиной обретут силу, а пока жду, наигрываю на губной гармонике мелодию гармоничной какофонии, лишь изредка прерываясь для того, чтоб пронзительным свистом нарисовать девятицветную радугу. Говорят, что это бесполезное занятие, так как невооруженный глаз непосвященного видит лишь семь цветов. Но без двух невидимых она не была бы уже такой потрясающе прекрасной. Потому-то я и продолжаю свое нелепое занятие.


Запись в дневнике странника.

Великолепие забытых фраз,

Обрывки пережитых эмоций, –

Несущественные частички впустую потраченного времени.

Они заявляют о своем существовании громким стуком, да металлическим звоном, слышимым только сердцем подрастрепанной души. Создавшийся резонанс отдается в позвоночнике импульсами электрического тока. Оттого, между указательным пальцем и протертым до дыр мыслями о повседневие виском возникает искра, которая с течением времени становится очередной невидимой звездой созвездия Малого Льва.

Мир Тон. Смерти нет. Весна – Лето. Вторник 1833г.


Навсегда…

(Беззвучный этюд).

Изжеванный клопами, истоптанный тараканьими усами Некто лежит на своем диване, затерянном в темном уголке чужого сна. Окна покрыты плесенью, потолок изукрашен ветхими нитями паутин потомства толстых паучьих самок, готовящихся к очередному сезону размножения. Взгляд Некто отягощен однообразием этого пейзажа. Он прикрыл глаза стеклянной ладонью и стал неуязвим для нудного восприятия привычных образов. Некто вдыхает тусклый свет. Некто преет от душного ожидания жары набирающей силу весны. Огонек искусственно созданной любви выжигает на обратной стороне век лицо той, чьи следы давно были выметены из памяти. Теперь лицо ее – Навсегда.… К сожалению, Некто слишком устал от всего этого и теперь уже совершенно недосягаем для поработивших его когда-то эмоций.

Читайте журнал «Новая Литература»


Сердце, напоминающее Чайник.

Сцена Первая.

Чайник, наполненный холодной водой, стоит на раскаленной докрасна плите. В данный момент Чайник обеззвучен.

Сцена Вторая.

Чайник нагревается, вода внутри него начинает пофыркивать. Дно Чайника изредка рождает мелкие пузырьки – это значит, что сам он уже одушевлен.

Сцена Третья.

Чайник напряженно сипит. Вода в нем, нагревшись добела, с присущей ей настойчивостью требует продолжения подачи энергии. Чайник в ожидании. Он замер, слегка подрагивая от возбуждения.

Сцена Четвертая.

Чайник кипит. Вода, заполнившая его чрево, бурлит, выплескивается, приподнимая крышку, хлюпает из носика, стремится вырваться из плена. Чайник, с чувством выполненного долга, пускает пар и неуклюже подпрыгивает на месте.

Сцена Пятая.

Воды осталось на самом донышке. Она уже не бурлит и не выплескивается – она тотально испаряется. От потрясения стечением обстоятельств Чайник бездействует, не умея паниковать он просто ошеломлен.

Сцена Шестая.

Чайник невероятно раскален. Под его закрытой крышкой царит пугающе-жаркая пустота. Чайник злобно скрежещет, хрустит и все более напрягается. Он готов взорваться, но не умеет – не бомба. Накипь в его чреве, глухо потрескивая, откалывается от стенок и опадает на дно с тихим, сухим щелканьем. Чайник предумерщвлен.

Обжигая пальцы, я открыл крышку. В Чайнике было тихо, пусто и сухо. Я отнял от кошки еще слепого котенка и, взяв его за шкирку двумя пальцами, бросил внутрь. Пока котенок там пищал и подыхал, вокруг Чайника с диким, отчаянным мяуканьем носилась кошка…


Дограйо.

(Шепот).

И каждый, судимый по делам своим, остается наедине с собственным одиночеством. Холодеет, затвердевает, покрывается румяной корочкой абсолютного похренизма. Через несколько сотен месяцев он уже не в силах начать погружение в глубокую пещеру бесконечности. Но вот происходит что-то неясное, пепельно-серое. Внутри судимого вырабатывается газ, который, выделяясь через поры кожи, кристаллизуется и заключает его в хрупкий кокон. Под воздействием внешней любви и радости кокон постепенно разрушается, тогда на свет выкарабкивается стремительный муравей, наделенный нечеловеческой силой и мудростью. То суть призрак разочарования в волшебстве и красоте, при виде которого собственницы прекрасного тела туповато кусают свои прелестные губки, да скромно прячут глазки под пышные ресницы наигранного себялюбия. Муравью – муравьево. Дограйо. Дограйо. Дограйо…


Рабы музыки Динь.

На середине хрустального моста через звонкую реку тающих льдин, растет очаровательный чертополох. Сладкий запах его прилипчивых цветков слегка кружит голову, вызывая тем самым немного печальную эйфорию у стройных жителей противоположных берегов. «Как будто колокольчики звенят внутри», – улыбаясь, шепчут они и довольно жмурятся на гордо катящее по своей, протоптанной за миллионы лет, небесной тропке яркое Солнце.

А по вечерам, как только Солнце прячется за далекие седые горы, настолько далекие, что никто из ныне живущих не может утверждать с уверенностью, что это не мираж. Они снимают друг с друга маски из цветного стекла и смотрят с удивлением на большеглазые знакомые лица. Этот обряд избавляет их от туманной пелены тонкого лицемерия, ибо обладатели чистых помыслов, солгавши единожды, не могут дальше существовать в мире с самим собой.

И они по-своему правы, эти счастливые рабы музыки Динь, потому как невозможно не быть таковым, живя на реке тающих льдин и каждую ночь наблюдая за тем, как облака опадают на землю дождем миллиардов алмазных капель.


Я (Времена Года).

Солнце.

Я обреченное, запершее само себя в четырех стенах и уменьшающееся с каждой минутой ожидания неизвестного неизбежного. Лениво колышущееся при каждом прикосновении из вне, отвечающее скомканной ухмылкой искалеченных губ на каждый влюбленный поцелуй. А в это время за гниющим оконным стеклом медленно скользит вязкая Весна.

Танцор.

Я великолепный великого, но пьяного тепла, плетущий фенечки из незапятнанных усталым талым клочков, прибитых к земле дождем, пыли. Растущий повсеместно, но произрастающий из ничто. В ничто возвращаюсь. А в это время по улице, таща за собой обожженный хвост, бредет изнеможенное Лето.

Красота.

Я бесхребетная, обломавшая крылья о жесткий ветер, разорвавшая на себе платье, проткнув его миллиардами острых, но ничего не значащих словечек. Вечно танцующая бессмертная, теряющая с каждой оброненной слезинкой частичку своего сердца. А в это время в воздухе парит, рассыпая искры, разжигающие пламя, ни о чем не думающая, глупая Осень.

Дети.

Я бушующие, блуждающие с блеском в глазах и румяными щечками по бесконечным перекресткам морщин на лице. Зло смеющиеся, кусающие друг дружку за пальцы, но подставляющие свои хрупкие плечи под любящие плети. А в это время на Земле огромным комом рыхлого тела, переворачиваясь с боку на бок, завывая истошно, валяется умирающая Зима.


Вороние без рифмы.

(Басня).

Сидя на ветке, Ворона машет левым крылом.

Создаваемый этим действием ветер

Притягивает к дереву Любопытных.

Разинув рты, они стараются выглядеть довольными.

Поэтому топчутся на месте,

Сконфуженно перебирая

Примороженными пальчиками ног.

От скопища Любопытных

Воняет горелой соломой.

Ворона произносит речь

На непонятном языке,

Взмахивает правым крылом на прощанье,

Отчего улетает в заоблачную высь.

Примороженные ножные пальчики Любопытных

Вмиг оттаивают

И хватаются за перья,

Разбросанные бестолковой Вороной.

Любопытные пишут на осколках рисовой бумаги чушь.

Тишина.

Только ветер играет с терпкой полынью,

Да ретивые перья скрипят:

Крик – Крик – Крак.


Записка на холодильнике.

Эй, кто хочет посмотреть на гигантскую желтую рожу? Желающих не находится? Мало кто мечтает увидеть гигантскую желтую рожу. Желтая рожа это же не какой-нибудь там слон. Дети желтую рожу боятся, а взрослые ее за это не уважают. Желтую рожу надо смять!

Следы-На-Слякоти.

P.S.: Буду поздно.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.