Переезд

Переехать в другую страну – это вам не стакан водки выпить. Уложить нажитое за двадцать лет молодой неопытной жизни в один чемодан – и того труднее. И все-таки я это сделала.

Почему? – этот вопрос я слышала, пожалуй, не один десяток раз. И начинала загибать пальцы: во-первых, это опыт. Во-вторых, выучу новый иностранный язык. В-третьих, посмотрю мир. Пальцы не заканчивались, а доводы иссякали.

Но пусть логических объяснений было больше, чем совершенно алогичных, причиной моего переезда, как это бывает чаще всего с девушками моего возраста и склада характера, была любовь. Не интрижка на курорте, не знакомство по Интернету, а самая настоящая любовь, гордо задирала я нос. Со слезами, страданиями, мимолетными свиданиями и потоком эмоций по телефонам – странно, как он не выпадал, раскалившись, из моих рук, этот телефон.

-Я хочу тебя видеть! – кричала я в трубку.

-Я тоже! Приезжай! – кричала трубка мне в ответ.

Любовь мою звали Вали. В любви было метр шестьдесят семь сантиметров, добрые глаза и неискоренимый оптимизм.

Мама была настроена скептически. Как и вся остальная семья.

-Ты поедешь к цыганам, начнешь побираться и искать хлебушек на помойке, как наш дядя? – спросила с тревогой бабушка.

-Вот именно, что ты там будешь делать? – спросила мама.

-Преподавать русский язык, – с апломбом заявила я.

-А ты уверена, что они хотят его учить?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Поэтому я поспешила сделать вид, что мне еще надо докупить ватные шарики и тушь для ресниц для поездки.

И только папа перевернулся с бока на бок на диване и, кажется, выразил мне этим некоторое одобрение.

Кто поддержал меня в моем желании отправиться в другую страну на три года (ориентировочно), так это моя сестра.

-Понимаешь, когда ты уедешь, мне достанется ноутбук, который раньше нужно было делить, – объяснила она.

Я расцеловала родных и потащила свои 24, 9 килограммов (при возможных 25) в сторону окошечка регистрации. Дело было сделано, и самолет на своих железных крылышках доставил меня в город, который мне еще предстояло узнать.

Этот город был Бухарестом.

Да, да и да

Да, я сама наполовину не поняла, как случилось так, что однажды утром я проснулась в Бухаресте. Не могу сказать, что меня, как героя “Иронии судьбы» усадили в самолет в состоянии, далеком от полного осознания происходящего, нет, я сама уложила чемодан, села в автобус и отправилась в аэропорт, но все же… Все же мое пробуждение оказалось крайне неожиданным и удивительным. Это действительно удивляет, когда проблемой становится поход в магазин, поездка на метро или чтение утренней газеты… по утрам, в полусне, сидя верхом на фарфоровом коне, я тянулась по привычке к газете… и понимала, что утренние новости прошли мимо меня. Как и многое другое. Но раз сделав установку бороться и не сдаваться, я принялась за познание нового мира, в который выкинула меня рука судьбы.

И да, это познание оказалось интересным.

И да, несколько раз у меня возникала идея купить обратный билет.

Мой мужественный любимый попытался сделать все, чтобы я чувствовала себя как дома. Прежде всего он озаботился, чтобы не изменились мои привычки питаться. Он нашел в Бухаресте русский магазин.

Русский квас

Здесь не продают гречку. Кефир. Творог. Ряженку. Сгущеное молоко. Шоколадные сырки. Зефир. Проблемой становится найти черный чай. Несколько дней я уныло потягивала отвратный фруктовый настой с красным цветом и странным привкусом, называемый чаем, пока не привыкла. Что поделать: нет у них традиции ни утреннего, ни вечернего чая. Нет вообще никакой традиции, связанной с чаем. Они его не пьют, что меня, привыкшую как минимум к трем стаканам некрепкого свежего индийского напитка в день, ужасно расстраивало поначалу.

Есть дома, в которых чай не появлялся годами, обитатели их просто не догадываются, что это за зверь такой и зачем он нужен. Зато они с удовольствием попивают кофе, сок, молоко, воду и, конечно, вино. Виноградные плантации начинаются сразу за поворотом из города. Так что из дома молодые люди появляются навьюченными, как ослы, бутылками с вином, с вином неперебродившим, с начавшим бродить соком, с соком и пакетами винограда. Но сейчас не об этом.

В первый же мой день меня ожидал сюрприз, о котором любимый сообщил мне с самым загадочным и интригующим видом. Глаза его были мечтательно прищурены, а губы расплывались в довольной улыбке. Это был пакет гречки. Более того, он сам сварил немного гречневой каши, крупно порезав туда морковку и перец, разварив ее до состояния каши-размазни и преподнеся на праздничном блюде. Но это было еще не все.

Коллеги по работе рассказали ему, что в Бухаресте есть русский магазин, где можно купить русские продукты. Так что вскоре, прождав половину вечера одна, я встретила своего Валентина с большим пакетом в руках и таким же выражением лица, как и в случае с гречкой. В пакете был зефир в шоколаде, бело-розовый зефир и… двухлитровый бутыль «Кваса монастырского», которого он просто ненавидит. Вообще любимый мой может съесть или выпить все. Кроме колбасы, потому что у него на нее аллергия. И кваса. Просто потому, что он его терпеть не может. Так что двухлитровая бутыль предназначалась исключительно мне.

Впрочем, после моего сообщения, что «квас какой-то не такой», Валентин показал мне этикетку всех «русских продуктов», что он купил. Сделаны они оказались… в Германии. И для продажи в России, конечно, никогда не производились. Исключая разве что гречневую крупу («хришкы», примерно звучит это по-румынски), прибывшую из Молдавии.

Но на несколько минут я и правда почувствовала себя как дома. Не из-за кваса, конечно.

А зефир и вправду оказался вкусным.

 

 

Ботез (с ударением на втором слоге)

Ботез – это крестины. Маленький орущий человечек в пеленках, пышная, одетая в свадебное платьице толстая свеча в руках крестного отца, маленькие крестики на груди пришедших на таинство посмотреть, и обильная, жирная еда с танцами в конце.

Маленькая Бриана не понимала, почему все дергают ее за крохотные башмачки, щиплют за щечки и расплываются в умильных улыбках. Ей только два месяца.

Я не понимала, почему вся огромная семья, состоящая из сотни человек (и это еще только те, кто пришел), расплывается в этих самых улыбках и подхватывает малютку на руках, если они сроду эту кроху не видели и не увидят больше. А мне больше двадцати, что уж тут о Бриане…

Меня перецеловала дюжина человек, очевидно, приняв за родственницу, которую они еще не видели или в круговороте просто забыли, и, которая в пылу эмоций, забыла румынский язык.. Бриану не целовали, делать этого по традиции было нельзя после крещения до следующего ее купания в ванночке.

Меня кружили в незамысловатых румынских танцах под народную музыку после шампанского, виски, белого и красного вина и трех горячих блюд. Бриану кружили в центре этого вакханического круга, измазав личико кремом от праздничного торта, и ее маленькое розовое платьице беспомощно летало в чьих-то очередных руках.

После восьми часов объядений и выпиваний мне хотелось спать. Или просто посидеть в тишине. Бриана, наверное, несколько раз это уже успела сделать за вечер.

Здесь все родственники. Все обнимаются, целуются, похлопывают друг друга по плечам и выясняют последние новости. Но в конце вечера каждый платит за себя сам. И отдает родителям Брианы специально оставленный на столе и подписанный конверт. И в последний раз ощутив на губах десяток винных поцелуев и пытающихся перекричать музыку «Ай лав ю», выходишь на холодный ветер один, поднимаешь воротник пальто и бредешь по пустынной улице в сторону ближайшего метро.

Это – ботез. С ударением на втором слоге.

 

Уроки румынского

Пришло время учебы.

После десяти дней я наконец очутилась в группе номер пять, в которой, кроме меня оказалось еще пятнадцать человек из Турции, Кореи, Сирии, Израиля, Греции, Ирана, Индии и Чили. У каждого была своя история. Кто-то прожил в Румынии год. Кто-то приехал три дня тому назад, ничего об этой стране не зная в принципе. Кто-то не знал английского. Кто-то знал русский. Это была надерганная из разных слоев и менталитетов толпа молодых людей, которые с трудом понимали друг друга, наша сала чинч (зала пять) оказалась пирогом, в который по ошибке натолкали разных начинок: сладких, соленых, кислых, и есть это блюдо представлялось невероятно сложным делом. Мы не могли сойтись быстро.

Первый день я посмеивалась: индус смешно говорил по-английски, так что понимал его только иранец, и переводил «индийский английский» (а такой, несомненно, существует) на общедоступный; турки расхаживали по классу, выходили позавтракать во время занятий, а пара греков напоминала больших пухлых младенцев: им все было любопытно и они не знали самых простых вещей. К среде я заметно подустала от подобной наивности.

Четыре дня в неделю по шесть часов мы долбили румынскую грамматику и пытались запомнить слово «думнеавоастрэ», причем у некоторых язык так и не повернулся произнести это слово правильно после первой недели. Пятый день был посвящен румынской культуре.

Мне хотелось двигаться быстрее. Но довольные тем, что изучили «Буна диминаца» и «Че фач?» мои коллеги, упиваясь первым успехом, не торопились от него оторваться. Эти сакральные слова произносились едва ли не как на вручении Нобелевской премии.

 

 

И прошел месяц…

Когда истек месяц моего пребывания в чудесной стране Румынии, я не начала говорить по-румынски. Все, с чего я сдвинулась, было несколько десятков выученных слов. На занятиях мы двигались так медленно, как только было возможно.

Постепенно подхватившая меня волна новых впечатлений, отлегла, и внутри поселилось ощущение привычности, каждый день нужно было проснуться в семь, вбежать на остановку, взять автобус до университета, после обеда вернуться в общежитии, чтобы вечером встретить своего любимого и провести вместе несколько часов. Иногда, правда, мы отступали от этой программы. Например, по средам.

По средам я занималась со своим первым учеником. Он был путешественником и ему было где-то за 30. Он был единственной жертвой, павшей от тысячи объявлений, данных мною на все найденные сайты. Приходилось говорить на английском, русского мой ученик не знал совершенно, не умел читать, но выбирать не приходилось, так что я вооружилась купленными в Москве учебниками.

Ученика звали Кодруц, мы все время опаздывали друг к другу в назначенное время из-за километровых пробок, растянувшихся до самого метро.

После месяца в Бухаресте я честно заработала мои первые пятьдесят лей.

Разван

Вторым учеником, который решил боситься с разбега в дебри русского, был Разван. На первое свидание он опоздал на час, потому как разбил машину. В нем все было такое, ярко выраженное – сто двадцать килограммов веса, курчавые волосы, маленькая квартира-офис на втором этаже, добрая огромная собака, напрыгивающая на тебя с радостным выражением на лице. С собакой мне полагалось разговаривать, будто она могла понимать русский.

В своей жизни мне приходилось делать и не такое, я уже желала собакам, кошкам и прочим хомячкам счастливых дней рождений и ела за их здоровье вкусные тортики, так что с последним я смирилась. Я вообще очень благодушно настроена к животным.

С Разваном у нас сложились отношения душа в душу – он прощал мне мой плохой румынский,а я ему – несделанные домашние задания. Я также оставалась у него дома, если мне нужно было переждать час-два до следующего урока и рассматривала книжки об искусстве. На Новый год Разван подарил мне два ананаса. Это было его любимая еда. Так как он худел, кроме ананаса, шпината и капусты, он больше ничего и не ел. Поэтому понятно, отчего эта еда была так нежно им любима. Я подарила ему в ответ русскую матрешку, которая была куплена в соседнем магазине всего за 80 рублей. Если вы найдете в Москве подобных матрешек по такой же цене, можете мне сказать, где.

 

 

Адоптация

В один из октябрьских дней мне позвонила мама. Вообще она очень редко звонила, разговаривать было дорого, так она считала. Но тут сделала исключение.

-Ну как ты там? – кричала она изо всех сил в трубку. – Что-нибудь ешь?

Я сообщила, что только что плотно пообедала в столовой.

-А! А то бабушка говорит, если нечего кушать, мы тебе вышлем денег! Ты попроси, если что!

Я заявила о материальной независимости.

-А! Ну и как, тяжело? Румынский язык не дается? – кричала мама.

Я заявила, что уже говорю свободно. Разумеется, и то, и другое было ложь, но во спасение.

-А! Вали тебя не бьет? – спросила мама.

Я ответила, что если его спрошу, возможно, он как-то задумается над этим вопросом, но как мне кажется, пока вроде было не за что.

Мама наказала пригрозить ему грозной мамой и бабушкой, которые живут в Караганде и все знают, и повесила трубку.

Несмотря на то, что училась я быстро, желания поговорить с людьми и выдать-таки себя за иностранку, не возникало. Хотелось притвориться скромной румынкой, особенно в общественном транспорте, пилящей по своим делам. Если что, я понимающе кивала на вопросы и говорила :Да, Да. Дело в том, что по-румынски это значит то же самое, что и по-русски. Вообще это «да» значительно облегчило мне жизнь вначале. Но потом пришлось научиться говорить и «нет».

Разумеется, я не стала считать себя асом в вопросах женской эмиграции, если существует такая наука. Но я прошла через некоторый опыт, поэтому могу поделиться с вами, милые эмигрантки, некоторыми советами. Если вам случится оказаться в чужой стране на довольно продолжительный срок:

-никогда не избегайте общения, как бы не было страшно! Говорите как можно больше, длиннее и обстоятельнее, пусть вас даже давно никто не хочет слушать! Рассказывайте самые запутанные истории, которые вы, может быть, и на своем языке-то не осилите!

-путешествуйте! Чужая страна – всегда загадка, поэтому чтобы лучше ее понять, отправляйтесь в любом направлении, лучше всего в маленькие поселки, где только после консилиума с пятью старейшими жителями деревни, вы сможете сказать, что теперь-то вы адаптировались на все сто!

-заглядывайте в словарь как можно чаще! Но не забывайте и про разговорный язык. А также нецензурную лексику!

-доверяйте людям, которые вас поддерживают! Если ваш любимый решился привезти вас через тридевять земель, чтобы познакомить со своей семьей, это о многом говорит!

Удачи!