У Олеси две бабушки и дедушка, мама с папой, кошка Маруська и хомячок Петр Геннадьевич. Почему Петр Геннадьевич? Потому что папе начальник премию не дал, папуля пришел домой злой и сказал, что Хома теперь будет Петром Геннадьевичем и еще попросил «Голландским» больше не кормить, а папу надо слушать.

        Мама и папа  – кандидаты, а почему их так называют, Олеся не знает – она еще маленькая, ей только четыре годика. Конечно, сама Олеся скажет, что ей «целых» четыре года, но мама почему говорит «только» четыре. Родители работают в «раборатории», ставят там всякие опыты: берут сначала один опыт, потом другой, третий и ставят друг на дружку, получается вы-ы-сокая башня. Но иногда какой-нибудь опыт срывается и башня – ба-бах! Олеся знает страшную тайну: папа в «раборатории» делает газировку, сама видела, как он в стеклянный графинчик наливает красненький сиропчик, потом синенький сиропчик, палочкой перемешивает, и получается «Тархун», такой – с пузырчиками. Олесе больше нравится «Пепси-кола», но папа умеет только «Тархун». И вообще он жадина – не дает попробовать «лимонадику», говорит что это «химическая дрянь». И баба Катя, когда с внучкой в магазин идет, тоже на газировку обзывается «химическая дрянь», но папу не ругает за то, что он ее делает.

        В  детский сад Олеся не ходит, потому что, как ее бабушки говорят, «не за тем ребенка рожали, чтобы чужие тетки растили», поэтому, пока мама с папой работают кандидатами, она находится у бабуленек: три дня с бабой Зиной и два с бабой Катей.

       С бабой Катей здорово ходить на «Колхозный рынок». Пока бабушка ковыляет сзади, Олеся успевает подбежать к собачьему ряду. Оп, рукой во влажное щенячье тепло!

– Почем щеночки? – спрашивает девочка.

– Эти-то? Бесплатно! Понравились?

       Конечно, понравились!

– А ваши почем?

– Кобельки по три тысячи, а сучка – пять. Это немецкие овчарки.

       Ах, как сладко пахнут ладошки после маленьких кутят!

– Баба, давай купим сучку… Ну тогда кобелька…

– У тебя уже есть кошка и хомячок, куда их девать, прикажешь?

– Подарим кому-нибудь! Дай денежку!.. Ну дай!.. А тех, с закрученными хвостиками дядя бесплатно отдавал, давай возьмем…

       Бабушка отводит Олесю от коробок со щенками на безопасное расстояние.

– Почему яйца такие мелкие? – интересуется баба Катя у продавца в тулупе.

– Да че-то в этом году куры мелкими несутся, – пожимает плечами мужик.

– Плохие у вас куры. Ладно, три десятка.

– Плохие куры, – повторяет Олеся, берет бабушку за руку, и они идут дальше.

       Возле мясного павильона баба Катя встречает старую знакомую.

– Как тебя зовут? – спрашивает та, наклоняясь и улыбаясь отремонтированным золотом ртом.

– Олеся.

– А по отчеству?

        Олеся хочет ответить, но бабушка опережает – Олеговна. Ой, да что ты, бабулечка, вмешиваешься, я и сама знаю, что папа – Олег.

– А еще я – Олеся Мариновна, – добавляет она.

       Старушки смеются и объясняют, что отчество дается только по отцу. Но Олеся не согласна:  а мамино имя чем хуже? Буду, Олесей Мариновной, ведь так красивее – Мариновна!

      Ну что там еще забыли?! Ах, да, дедушка просил сигарет купить! Непременно купим, он вон какие колечки выпускает  – можно на несколько секундочек на палец одеть. Через полчаса они уходят с рынка, бабушка  несет лукошко с яйцами в одной руке и держит за лапы неприлично голого бледного петуха другой. Плохой петух, нес мелкие яйца  – полезай теперь в суп.

       Дома у бабы Кати живет кот Васька и дедушка. Бабуля кормит их рыбой: Ваську жирными сырыми лещами, а дедушку ухой из хвостов. Дедушка жалуется, что Ваську любят больше его.

      Сейчас бабушка будет купать петуха в раковине, а потом оттяпает ему ноги, голову и крылья, тяп, тяп, и покажет Олесе смешной куриный пуп. У Олеси не такой  – у нее пуговкой. А после, когда в желтом жирном бульоне закружатся в неспешном вальсе петушиные конечности, бабушка раскатает огромный блин из тугого теста, нарежет из него тоненьких червячков и  умело снимет коричневое платье с картошки. На густой запах прибегут на кухню и Васька, и дедушка и потребуют каждый на своем языке по тарелке лапши.

       Иногда, когда внучка хорошо себя ведет, дедушка достает из пасти пыльного спрятанного под кроватью чемодана альбом с фотографиями и,  тыча корявым, как старое дерево, желтым от курева пальцем, объясняет: «Это я молодой… А это мама твоя». Ой, врешь ты все, дедулечка, у меня мама рыжая и кудрявая, а это – девочка какая-то чужая. А если тот мальчик  – ты, тогда где очки и палочка?

       Еще у дедушки есть куколки, много-много. Черные и белые. А хранятся они в клетчатой шкатулке. Дедуля глупенький – даже имена им придумать не смог. Одних зовет «конями», но это еще ладно, у них головы и правда лошадиные, а других – «слонами», да только они на слоников ни капельки не похожи.

       Здесь можно баловаться: заставлять ходить на задних лапах толстого, пропахшего рыбой Васю, прятать от дедушки очки под подушкой, надувать в блюдце пузыри из чая или чуточку распустить бесконечный бабушкин шарф, который та вяжет каждый день. Здесь можно. Это у бабы Зины нельзя.

       Баба Зина строгая, только попробуй кашу не доесть – мигом спать уложит! У нее надо сидеть смирнехонько: ручки на коленках, косички на плечах, гольфы подтянуты. Зато какие она сказки чудесные рассказывает – рот не закрывается! И как Иван-царевич на Елене Прекрасной скакал, а потом на сером волке женился, и как Красная Шапочка бабушку съела, и про бессмертную Бабу Ягу, и про то, как Кощей в ступе летал. А еще там есть пианино и стульчик крутящийся, и когда бабушка засыпает, можно сесть на него и поиграть в космонавта. Олеся запомнила, как в одной передаче дяденьку в какой-то машинке покрутили, покрутили и в ракете полетать отправили. Она тоже хочет в ракету, но для этого надо долго тренироваться – крутиться изо всех сил на стульчике, пока не затошнит и в ушах не зазвенит. Бабушка играет на пианино, учит петь внучку и всем говорит, что у Олеси есть слух. Но это неправда, сколько Олеся этот слух не искала, сколько кармашки не выворачивала, ничего кроме накрахмаленного собственным носом платочка не находила.

        По вечерам за Олесей приходит мама и забирает домой. Они пьют чай с пирожными и, пока не видит папа, кормят «Голландским» Петра Геннадьевича. А потом, когда не видит мама, Олеся пытается накормить Петром Геннадьевичем Маруську, но кошка его не ест, пьет молоко, а хомячка только вылизывает.

       Снятся Олесе волшебные сны: как баба Катя кормит дедушку жирными лещами, а кота рыбьими хвостами; как баба Зина готовится стать космонавтом на крутящемся стуле; как папа готовит «Тархун», а у него вдруг  раз – и получится «Пепси-кола»; как мама ставит один на другой опыты в «раборатории».  

      Спи, Олеся, еще нескоро придется тебе вскакивать от истеричного крика будильника и бежать в школу, в институт, на работу, а потом на пенсию. Мало пока твоих фотографий в бархатном царстве семейных альбомов, успеешь еще всю жизнь куда-то торопиться и не успевать, не рвись во взрослую серую действительность. Спи, родная, завтра будет новый день.