Елена Зайцева. Лунная походка (киносценарий)

1. БУФЕТ. УТРО.

В буфете только два посетителя.

– Девочка, а ну-ка сними стул с головы! – Буфетчица свирепо смотрит на хорошо одетую (яркий свитер, какая-то сложная модная юбка с блёстками, туфельки на каблуке) девочку лет семи. Та, как ни в чём не бывало, продолжает балансировать резным пластмассовым стулом на макушке.

– Эй! Алё! Мамаша! Хорош спать! Ваша девочка с ума спрыгнула!

Мамаша (на вид: лет тридцать пять, тип «умница, поэтому не красавица»; тугая коса, которая ей совершенно не идёт) всё так же неподвижно сидит над чашкой кофе.

– Алё!

– Рэна, – наконец, подаёт признаки жизни мамаша. – Рэна… кушать – точно не будешь?

– Нет, мамочка!! – орёт Рэна так, что у буфетчицы глаза на лоб лезут. – Кушать – это калории!!!

Мамаша встаёт.

– Пойдём, доча. Оставь тёте стульчик. Вот так, так… Давай-ка его на место… Давай я сама его поставлю, дай… – Но доча, уже как будто решившая оставить стул в покое (с головы, во всяком случае, сняла), вдруг передумывает и намертво в него вцепляется. Мамаша начинает тянуть этот разнесчастный стул на себя, но Рэна явно лидирует. У буфетчицы даже рот приоткрывается.

Наконец стул водружается на законное место.

Девочка падает на колени, кладёт на него голову и изображает здоровый детский сон. Переходящий в нездоровый и недетский – с диким храпом и причмокиваниями…

– Кошмар… – шепчет буфетчица. – В каком она классе? Она вообще… учится?.. А Рэна – это имя такое? Кошмар…

– Рэна – это Ирэна, – как по заученному говорит мама. – Учится в первом классе. Училась бы. Если бы школу не подожгла. Поэтому сейчас мы идём к психиатру, за справкой. Потому что невропатолог нам такой справки не дал. А говорю я так потому что очень хочу спать. Не знаю почему. Вроде и так всё время сплю. Ещё вопросы – будут?

– И что, школа сгорела? – В голосе буфетчицы священный ужас.

– Нет. Занятия идут полным ходом. Без Рэны.

Мама и дочка выходят из буфета, идут по улице. Мама шагает в каком-то полусне, Рэна кривляется, скачет, строит такие рожи, что прохожие отшатываются…

2. ПОЛИКЛИНИКА. У КАБИНЕТА НЕВРОПАТОЛОГА. УТРО.

Огромная очередь. Вид у всех замученный. Совершенно мокрая Рэна (яркая вязаная кофта, джинсы) бродит вдоль очереди – туда-сюда, туда-сюда, – такая же мокрая мама (одета во что-то серое) сонно следит за ней глазами. В какой-то момент глаза закрываются, она засыпает.

Рэна несётся по лестнице вниз. Надпись «ГАРДЕРОБ».

Читайте журнал «Новая Литература»

У мамы с коленей сваливается сумка, она просыпается. Очередь смотрит на неё враждебно.

– А где… Рэна?

Все молчат.

Мама начинает метаться по коридорам и лестницам – «Вы не видели девочку, семь лет, беленькая такая?», «Вы не видели девочку?». В ответ пожимают плечами. Врач, на которого она буквально налетает на лестнице, возмущается: «Как это не видел? Да я целыми днями их вижу. Мальчиков и девочек, мальчиков и девочек… Вот они у меня где! (бьёт себя ладонью по кадыку

3. ПОЛИКЛИНИКА. ГАРДЕРОБ.

Рэна виснет между плащами, на свободных крючках, поёт: «…Мамы нет, папы нет. Мамы нет, папы нет… (Как бы вспоминая.) Зато у меня пони!»

– Рэна! – кидается к ней мама.

– А мы тут с Рэночкой так хорошо говорим, так хорошо… – Гардеробщица явно довольна. – Только что же ты, Рэночка, мне сказала, что у тебя нет мамы? (Продолжая игру, сокрушается.)

– А, это… (Критически смотрит на маму.) Это и есть мой пони. Опять потерялся! Я вообще-то его люблю, лечу его даже. Но он не слушается, теряется… Ты где опять ходишь?!

Мама пытается взять Рэну за руку, та увёртывается, ещё и ещё, начинает носиться между вешалками, заворачиваясь – к ужасу гардеробщицы – в плащи и ветровки…

Наконец, Рэна отловлена.

Мама ведёт её – буквально тащит – по лестнице. Рэна пытается выдернуть руку, виснет на перилах, приседает, кряхтит – всячески пытается вырваться. Вдруг, мельком глянув на окно между этажами, зазихает:

– Паук!.. Мама, это паук!!

Мама останавливается. Смотрит в окно. Солнечно. Видно линии лучей.

– Красиво… Ты же не боишься пауков!

– Я и не боюсь!.. Красиво! Это… красивый паук!

– Вот дурочка! – смеётся мама, прижимая Рэну. – Я не про паука говорю! Солнце. Такой дождяра хлестал, а теперь…

– Я не дурочка!.. А теперь?

– Что теперь? Теперь – нет!

4. ПОЛИКЛИНИКА. У КАБИНЕТА НЕВРОПАТОЛОГА.

Их очередь уже прошла, занимают по-новому («Кто крайний?» – «Да зачем вам крайний, если вы всё равно уходите?» – «Я спрашиваю, кто крайний, а не вашего совета, уходить мне или нет!» – «Мама, не ругайся!»). Усаживаются на единственный свободный стул – вернее, полстула. Другая половина завалена чьими-то плащами, зонтами, мама бурчит вполголоса: «Гардероб ведь есть…». Рэна орёт на весь этаж – так, что все на секунду замолкают:

– Гардероб есть!!

И, после паузы:

– Гардероб – это гроб!!!

Мама закрывает лицо руками. К ней обращается рядом сидящий мужчина, качающий на ноге мальчика лет трёх:

– (ободряюще) Да вы не переживайте так, тут все нервные!

Мама отнимает руки от лица – она смеётся.

– Почему ж вы такие мокрые? – спрашивает мужчина, глядя на Рэну. – Зонты забыли?

– Нет. Они от нас убежали! – весело сообщает Рэна.

Мама становится серьёзной.

– Как это – убежали? – пытаясь попасть в тон, спрашивает мужчина.

– Да вот так!! – орёт Рэна не своим голосом и несётся в другой конец коридора.

Мужчина, похоже, смущён, он начинает пересаживать сына, придумывать ему какую-то другую игру – как бы невзначай отвлекается от своих «нервных» соседей.

– Зонты Рэна в автобусе оставила. Выкинула, точнее… Не знаю, как точнее. Попросила их подержать, а когда мы уже вышли, зашвырнула их обратно в автобус. Двери закрылись, автобус уехал…

Мужчина слушает, тщательно изображая: слушаю вполуха, занят сынишкой.

Рэна скачками возвращается с другого конца коридора, садится к маме на колени:

– Мам… а я хорошая девочка?

– Рэночка, я опять… Опять спать хочу. Что же это такое… (Закрывает глаза.)

5. В КАБИНЕТЕ НЕВРОПАТОЛОГА.

– …Это не в моей компетенции – выдавать такие справки, – сухо заявляет докторесса, глядя на мамашу прямым – пожалуй, слишком прямым, – взглядом.

– А в чьей? – вяло интересуется Вика.

– Вам бы к психиатру…

– Да, хорошо… А… где у нас детский психиатр принимает?

– Вам бы к взрослому для начала. К взрослым врачам. – Невропатолог смотрит на неё так пристально, что она возмущается:

– На мне что-то не так? Что это вы так… смотрите?

– Вы вообще – как себя чувствуете? Вас не смущает тот факт, что ваш ребёнок десять минут назад в коридор выбежал? Почему вы не остановили её – знаете? Даже не заметили…

– И почему?

– Вы спали!

6. ДОМА. ЗАЛ. ВЕЧЕР.

Рэна ползает по паласу, что-то изображая, мама сидит на диване, поджав ноги, разговаривает по телефону:

– …Да, Ларис, отсижусь, почему нет? Будет и на нашей улице праздник. Отсижусь, отлежусь и всё пройдёт. Может, как раз отоспаться надо… Не знаю я, что это. Просто сплю… Нет, нет… До конца месяца, я ж тебе говорила. Отпуск – в сентябре, всё по классикам… Приду в себя немного – и помчимся за этой справкой. Да мне уже и сейчас вроде получше, проходит вроде…

Рэна подползает к маме и начинает на кошачий манер царапать ей колени.

– Ну всё, давай, всё. Тут Рэнка заскучала… Давай!

Кладёт трубку.

– Ты киса, что ли?.. Ладно, Рэн, хватит. Хватит играть, спать надо. Пока умоемся, пока то, пока сё…

Не реагирует, продолжает царапаться.

– Рэн, ты слышишь?

– (как котёночек) Мяу.

– (как мама-кошка) Мяу, мяу.

– (ещё жалобней) Мяу!

– Ну, кытенька, спать котёночек – будет?

– (совсем другим тоном – спокойно, уверенно) Я не киса. Я передачу смотреть буду.

– Какую?…

– Про, про, про… проституток!

– Да ещё не хватало! Тебе-то это зачем? Ты же девочка! Ночью девочки спят. А не проституток смотрят…

– Я не девочка.

– А… кто?

– Я черепаха! Я рр-р-р!

– Черепахи не рычат!

– Я Рр-р-рэна! САМА СПИ!!

– (выходит из себя) А ну-ка замолчи сейчас же! Никаких проституток! Спать!

– Это ТЫ будешь спать!

…Мама допивает полстакана чая.

…Мама действительно засыпает – в одежде, перед работающим телевизором. Рэна сидит на паласе и считает пальчики, поглядывая на экран:

– Один – жирный господин, два – дурная голова…

Вдруг поворачивается и внимательно смотрит на плюшевую собаку на паласе, у себя за спиной:

– А ты чего? Не толкайся! – отпихивает её в сторону. Встаёт и пинает её так, что она улетает в комнату…

7. ДОМА. НА КУХНЕ. ДЕНЬ.

За столом – Лариса, знающая себе цену дамочка примерно одного с Рэниной мамой (Викой) возраста, пьёт чай. Вика стоит опершись на подоконник, тоже с чаем.

ЛАРИСА (в продолжение разговора). …А я тебе давно говорю: мужика бы тебе – да покрепче! Он бы тебе рассказал, когда спать, а когда бодрствовать!.. Ладно. Давай сосредоточимся на проблеме. Идеи… Какие у нас идеи… Знаешь… может, она у тебя гипнозом владеет? Сказала «спать» – ты и улеглась! Разлеглась, как говорится… как собака!

Вика пожимает плечами.

Рэна заглядывает на кухню, рычит, убегает.

ВИКА. Она черепаха…

ЛАРИСА. Черепаха?.. Значит, думаешь, не гипноз… Ну да. Ты ведь у нас, как всегда, ни во что не веришь. Ты ведь у нас Козерог. Упрёшься рогом – и всё, и хоть ты тресни! Это я Лев – огонь, мистика, восприимчивость. Дунь-ка на огонь, что будет? Он ответит! Вот и на гипноз он отвечает. И… много ещё на что. (С нажимом.) На любовь, например!.. Вот долго ты ещё будешь монашку изображать? Когда личным фронтом займёшься?

ВИКА. Вон он мой личный фронт, по залу ползает…

ЛАРИСА. Ползает… А я тебе давно говорю: специалистам её показать надо!

ВИКА. Конечно, ползает! Черепахи тебе что, летать должны?..

ЛАРИСА (после паузы). А кем она была, когда кота утопила?

ВИКА (трёт виски, как будто голова болит). Тогда?

ТОГДА (ЛЕТО, ВИДНО ДАЧУ). Рэна гладит котёнка. Подходит к канаве. Некоторое время держит его над канавой (Лариса: «Э, э, Рэн, так-то не надо…!»), отпускает. Лариса визжит. Мама (Вика) закрывает глаза, что-то беззвучно шепчет…

ЛАРИСА (продолжает). Я, между прочим, до сих пор на дачу через силу езжу. Я её продам к чёрту!

ВИКА. Ойй (морщится). Может, выскользнул, может… Я не знаю!.. (Кричит в зал.) Рэнчик! Ты кем хочешь быть? Ветеринаром?

Не отзывается.

ВИКА. Я ей даже «Аптечку ветеринара» купила…

ЛАРИСА. Ты уже говорила!

ВИКА (не обращая внимания). …Она с Элей сейчас дружит. У Эли папа ветврач, сестра на ветврача учится…

ЛАРИСА. Ветеринары, аптечки… А скальпеля там, случайно, – нет?

ВИКА (трёт виски, устало). Веду я её к специалистам, всё, уже веду. Мне только в себя прийти надо. Чтобы у меня… лунатизм этот кончился!

ЛАРИСА (тоном «эврика!»). Слушай-ка меня, Виктория Анатольевна! Так ведь есть же у меня один чувачок – спец по психам! И по снам, и по бессонницам, и по гипнозам – в общем, то, что надо. Он в наркологии принимает, здесь же два шага. Сделай ты их раз в жизни!

ВИКА. В каком смысле – раз в жизни?

ЛАРИСА. Раз в жизни что-то для себя сделай!

ВИКА (упрямо). Сказала же – отлежусь. Будет и…

ЛАРИСА (подхватывает). Будет и на твоей улице праздник!.. Ну… смотри. Я послезавтра в дружественный Китай убываю – аж на неделю. Смотри мне тут…

8. ДОМА. ДЕНЬ.

Лариса в коридоре. Прикрывая входную дверь, стучится – в эту, внутреннюю, сторону двери, левой рукой (в правой – торт):

– Тут-тук! Ау!

По коридору валяются вещи: книжки, шарфики, ручка, ложка, – полнейший разгром. Глядя на всё это обалдевшими глазами, Лариса относит торт на кухню.

– Ау! – Никто не отзывается.

В зале тоже полнейший разгром. Вика спит. Рэна сидит на паласе, смотрит телевизор, даже не оглядывается, как будто никто и не входил.

– Рэна… а что это у вас… такое? Почему всё раскидано?

– Я играла.

– А мама…?

– Спит. Всё ведь спит. И соль – спит, и сахар – спит, и чайник – спит, и тарелка – спит… (Перечисляя, встаёт с паласа, подхватывая кукол – принца и русалочку – и выходит из зала.)

Лариска принимается её будить. Когда та открывает, наконец, глаза:

– Ты чего, Викуль? Ты… совсем сдурела? Если тебе так сплохело, так ты… тебе в больничку надо! Ты что, всю неделю спала??

– В больничку… Куда я, по-твоему, Рэнку дену?.. – Садится, трёт глаза. Снова пытается лечь.

– Вика!

Вика вздрагивает. Снова садится.

– Вика, давай скорую вызовем, а? Давай?

– Только попробуй…

– Ну хорошо… Тогда слушай сюда. Завтра я с твоей Рэнкой сижу, а ты шуруешь… да хотя бы к тому чувачку, о котором я тебе, дуре, уже говорила! Через «не хочу»! Через тернии к звёздам, понятно?.. А сейчас – в гробу я видела твои диеты – пошли тортик есть! «Облачко», между прочим, называется, – лёгкий, надо думать!

9. НА КУХНЕ.

Рэна играет: одной рукой она управляет принцем, другой – русалочкой, и эта сказочная парочка выплясывает прямо на торте, – вернее, на том, что от него осталось. Рядом, на столе, лежат две плюшевые собаки. Вид у них объевшийся – от хвоста до ушей в креме. Видно, что они тоже неплохо порезвились на этом «Облачке»…

Лариса, тоном глубоко шокированного человека:

– Это что, Викуль, у вас… рядовой трюк? Это вот… нормально считается?

Вика молчит.

– Это считается… лунная походка!! – орёт Рэна, а принц и русалочка продолжают выписывать кренделя на креме…

…Лариса – столовой ложкой – пытается придать остаткам тортика хоть какую-то форму:

– Ну не выбрасывать же!.. (Вике. Вика сидит за столом, подпирая голову руками.) В общем, идёшь завтра. Нельзя же так! Похудела, дошла просто! Глаза какие-то… запавшие. У, страшилище!

– А ещё она ими толкается, – тоном ябеды, Рэна. Она заглядывает на кухню, но не решается зайти. Видно, что ей попало.

– Не поняла, что, кто…? – недовольно, Лариса.

– У мамы глаза – меня толкают. Вот так! – И Рэна толкает дверь.

– О господи… – Лариса, куда-то в сторону. – Ещё раз: завтра идёшь и решаешь свои проблемы. По крайней мере, внимательно слушаешь, что умные люди говорят. Тут вариантов нет. У тебя ребёнок школу пропускает, ты сдурела, что ли?.. А пока с тобой не всё нормал – как ты ребёнком заниматься намерена?.. Нициевский Борис Илиодорович! Ты вслушайся, это… имя мастера, это петь надо! Идёшь, я тебя спрашиваю?

– Ну а что делать…

10. НАРКОЛОГИЯ. ДЕНЬ.

На дверях: НИЦИЕВСКИЙ БОРИС ИЛИОДОРОВИЧ. ПСИХОТЕРАПЕВТ

Табличка красная, буквы золотые. Шторы тоже красные – и чёрной ленточкой перехвачены. Пустой коридор, тихо. Немного потоптавшись, Вика заглядывает:

– Можно? Вам Лариса звонила…

– Да. Заходите. Раздевайтесь. На колени. – Возраст – от тридцати до сорока. Белоснежный халат, серьёзное лицо, очки. Пишет, на Вику даже не взглянул.

– На каком… колене? Вы не поняли…

– Это вы не поняли. Не на каком, а на какие. Я работаю. Раздевайтесь и вставайте на колени. – Пишет, пишет, пишет. Только шум стоит – ручка по бумаге шуршит…

Вика опасливо отступает в коридор и потихоньку закрывает двери. Некоторое время стоит в нерешительности. Заглядывает снова:

– Понимаете…

– Понимаю. Мне звонила Лариса Александровна. Вы – Виктория Анатольевна. Зайдите. Вам надо раздеться, встать на колени, встать – и постоять.

– Зачем?

Молчание. Пишет.

– А куда мне… встать? И докуда… в смысле, что снять-то?

– А вы что, маленькая? У врача никогда не были?

Вика раздевается до пляжного варианта. Встаёт на колени. Сначала на маленький белоснежный ковричек возле батареи. Потом вглядывается в этот ковричек – да вряд ли на нём стоят, пусть даже и на коленях! Не просто белоснежный – пуховый какой-то… Переползает на пол… Пять минут… Семь…

Нициевский что-то листает, что-то пишет опять… Забыл?

ВИКА. Вы про меня забыли?

НИЦИЕВСКИЙ. Нет. Я диагностирую.

ВИКА (с сомнением). Да?..

НИЦИЕВСКИЙ. Разумеется. Что вы чувствуете? (Такое впечатление, что у бумажек у своих спрашивает!)

ВИКА. Колени болят. Как там… диагностика?

НИЦИЕВСКИЙ. Комплекс неполноценности, комплекс вины, комплекс жертвы… Шторы в коридоре – какие?

ВИКА. Траурные…

НИЦИЕВСКИЙ. Депрессия. С кем вы живёте?

ВИКА. Ой, а можно уже с коленей встать?

НИЦИЕВСКИЙ. Нет.

ВИКА. А почему нельзя-то?

НИЦИЕВСКИЙ. Я задал вопрос. С кем вы живёте?

ВИКА. С дочкой…

НИЦИЕВСКИЙ. С дочкой. Ну, дальше?..

ВИКА. А что дальше-то? Живу с дочкой, дочка обыкновенная, нормальная, в первом классе… почти.

НИЦИЕВСКИЙ. Почти… Зачем вы врёте?

ВИКА. Я не вру.

НИЦИЕВСКИЙ. Дочку любите?

ВИКА. Да.

НИЦИЕВСКИЙ. А себя?

ВИКА (запинаясь). Дда…

НИЦИЕВСКИЙ. Не любите… За что?.. Понятно… А мужчин вы за что не любите?

ВИКА. Это вам Лариса сказала?

НИЦИЕВСКИЙ. Это я вам говорю. Так за что?

ВИКА. Я люблю!

НИЦИЕВСКИЙ. Мужчин? Хорошо. Я мужчина. Вы меня любите?

ВИКА. Это… глупость, демагогия какая-то!

НИЦИЕВСКИЙ. Вы не отвечаете.

ВИКА. Я как раз отвечаю. Вас я – не люблю!

НИЦИЕВСКИЙ. Вот видите. Какие у вас жалобы?

ВИКА (ёрзая). Кроме коленей? Я сплю всё время! Сонливость, страшная. Сейчас получше, но было что-то… что-то жуткое! Какое к этому отношение имеют мои любви?

НИЦИЕВСКИЙ. Самое прямое. Вы зажаты. Зажаты – и всё поэтому. Вы и спите поэтому – так спит спелёнутый младенец.

ВИКА. Так что мне делать? Как мне… разжаться?

НИЦИЕВСКИЙ. Я вам сказал – разденьтесь. А вы что сделали? На кого вы вообще похожи! Сжались, как эта ваша косичка…

ВИКА. Да, у меня хорошие волосы. Это плохо?

НИЦИЕВСКИЙ. Возможно, они были хорошими. Но вы свили из них верёвку. Плоскую серую верёвку. Вся ваша жизнь такая верёвка. Что же вам ещё делать, как ни спать?

ВИКА. Ну хватит! (Резко встаёт, идёт к стулу с одеждой.)

НИЦИЕВСКИЙ. Возьмите-ка… (Роется в кармане.) Берите-берите, это визитка, что вы дёргаетесь? Берите, а то я ещё одну галочку поставлю – в «фобии». Боязнь визиток, телефонов, е-мэйлов…

ВИКА (одеваясь). Вы всех так лечите?

НИЦИЕВСКИЙ. Лечение индивидуально. Восьмидесятилетнего дедушку – не так, как…

ВИКА. Сорокалетнюю бабушку?

НИЦИЕВСКИЙ. Я же говорю – комплексы.

ВИКА. Всего наилучшего!

НИЦИЕВСКИЙ. Взаимно.

ВИКА. Может, хоть подскажете, где нам детского психиатра пройти?

НИЦИЕВСКИЙ. Это с нормальной-то дочерью?.. Я только платного знаю. На Кирова, в Краевом Центре… Держитесь, что вы!..

На выходе Вика спотыкается. На гладеньком линолеуме, в удобных немодных ботинках. Идёт по улице, спотыкается опять, идёт. Прохожие как на подбор – карикатурный вид, холодные лица…

11. ДОМА. ДЕНЬ.

Вика открывает дверь. В коридор выскакивает довольная Рэна. У неё миленькая, такая родная мордочка.

– Мама! Тётя Лариса мне ногти накрасила!

– Ух ты! – улыбается Вика и тут же осекается. Выходит заплаканная Лариса:

– Смотри. – (Трясёт бумагами.) – Залезла ко мне в сумку, вытащила права, пропуск, платёжки, закрылась в ванной и – вот…

Документы разрисованы злобными зубастыми рожицами. Вика трогает рожицы, легонько трёт:

– Не стирается?..

– Это лак, Викуль! Лак, понимаешь!! – Закрывает ладонью глаза. Швыряет документы на пол. Рэна их собирает. Она выглядит виноватой, вздыхает, ходит вокруг Ларисы.

– Мам, ты мне тогда не сказала… я хорошая девочка?

– А ты у тёти Ларисы спроси!

– Мам… а тебя вылечили?

– Кажется, да…

– И ты больше не будешь болеть?

– Я постараюсь!

– А тебе что, не нравится спать?

– Так много – нет, не нравится. Всё хорошо в меру.

– Ну хочешь, я скажу – «не спи»?

– Ну, скажи.

– Не спи!

12. ДОМА. ВЕЧЕР.

Вика разговаривает по телефону, лёжа на диване:

– …По-моему, проходит. При чём тут твой Нициевский? Проходит и всё!.. Да, вот именно! Потому что Рэнка так сказала. Сказала – не спи, я и не сплю. (Смеётся.) Да, даже ночью. Я, наверно, на десять лет вперёд отоспалась!.. Ну да, записались. На завтра. На пол-одиннадцатого. Детский психиатр Пугалевич… Ну да. В самый раз для детского психиатра… На улице она, с утра сегодня гуляет…

Звонят в дверь – раз за разом, как на пожар.

– Пришла, всё! Ладно, пока… Угу, угу, всё.

Вика открывает дверь и пятится. Рэна и Эля (девочка года на два постарше) держат визжащего щенка на куске одеяла. Держат вдвоём, как что-то очень хрупкое. Вся голова у него в крови, ушей нет.

Дети каким-то каракатичным образом продвигаются в коридор – несут щенка вдвоём. Тот продолжал визжать.

ВИКА. Кто же ему уши обрезал? Где вы его нашли?

ЭЛЯ (отводя глаза). Возле подвала… (Хвастливо. ) А моя Маринка сейчас в веткорпусе принимает!

13. ВЕТКОРПУС. ВЕСТИБЮЛЬ. ВЕЧЕР.

Полумрак. Стены разрисованы упитанными коровами и симпатичными свинками. Глядя на них, Вика буквально налетает на кого-то:

– Простите!

– Касная!

– Что? – переспрашивает Вика.

– Касная! – повторяет странный человек. Возраст определить невозможно – двадцать? сорок? Одет хорошо, всё остальное плохо. Даже то, что одет хорошо, как-то… плохо. Строгий костюм только подчёркивает какую-то безумную неопрятность: всклокоченные волосы, тёмные небритые щёки, на лбу – то ли чернила то ли грязь… Взгляд совершенно бессмысленный.

– Он кто? – шёпотом спрашивает Вика у детей.

– А, это Бурляк. – и не думает шептать Эля. – Он дурак, только это говорить нельзя. Потому что он – сын Маринкиной преподши. Он неопасен – мне Маринка сказала. Да это все знают… Это он говорит «красная». Ему кто-то на машину показал и сказал, что она красная. Он теперь всё время так говорит –  «касная»!

– Пойдём, Элечка. – Видно, что Вика смущена, если не сказать напугана, хочет уйти от этого Бурляка как можно скорее, как можно дальше. – Показывай, куда идти… Собака ваша там живая ещё?

Собака – щенок пару месяцев от роду – в каком-то оцепенении. Уже не визжит. Из одеяла как-то безвольно, безжизненно торчит его нос…

– Мама, я тоже знаю, куда идти! – хвалится Рэна. – Мы здесь уже были!

– Да, молодцы, ты говорила… – кивает Вика. – Да, молодцы! – говорит она громче, как будто боится, что её не расслышали…

14. ВЕТКОРПУС. БОЛЬШОЙ АНАТОМИЧЕСКИЙ ЗАЛ. ВЕЧЕР.

По стенам – шкафы с заспиртованными препаратами (органами, зародышами), стенды с подписанными костями, пластмассовыми мышцами.

Вика озирается, дети – нет.

На сдвинутых буквой «П» столах студенты принимают животных – под чутким руководством преподавательницы, разумеется.

Одна из студенток скользит взглядом по щенку как по чему-то нелюбопытному, кричит преподавательнице в другой конец зала:

– Алла Сергеевна! Тут опять – уши! Всё по схеме?

Та кивает.

Эля, тыкая студентку пальцем в бок:

– Это моя сестра!

Сестра, скучая, набирает полшприца чего-то желтоватого – и вдруг заинтересовывается:

– Ой, – говорит она, отдёргивая от щенка руку в тонкой резиновой перчатке. Прямо на перчатке – кольца. – Ой, он сдох!

Рэна и Эля начинают реветь. К ним подходит преподавательница (на бейджике: Бурляк Алла Сергеевна):

– Ничего. Если вам собачка нужна, у нас в питомнике целых четыре! Нам их как раз девать некуда, забирайте любую!

– А если нам именно эта собачка нужна? – глухо спрашивает Вика.

Преподавательница смотрит на неё тем же пристальным, специальным взглядом, что и невропатолог. Но вдруг отводит глаза и начинает осматривать щенка:

– Именно эта собачка – сейчас разве что чучельнику интересна. Да и ему, я думаю, не слишком. Мелкая… А вы знаете, что этот щенок… сдох вовсе не потому, что ему уши отрезали? Скорее всего, это какие-то внутренние повреждения, понимаете, о чём я?

– Нет…

– У вас в районе орудуют настоящие живодёры. Это не первое животное, которого нам принесли в таком состоянии. И мне очень жалко собачек, очень жалко кошечек, но я бы вам посоветовала о ребёнке побеспокоиться …

– В каком смысле?

– В том смысле, что ваш ребёнок бродит по тому же району, что и эти… ненормальные. Рецепт такой: минимум улицы. Вечером – вообще никаких улиц! Уроки, домашние игры. Пусть даже телевизор, но не район, где всё это происходит… Теперь – понимаете?

Вика бормочет какие-то «спасибы», сгребает детей в охапку и они возвращаются домой.

– Мам, а Эля у нас побудет?.. Ура!

15. ДОМА. КУХНЯ. ВЕЧЕР.

Вика сидит одна. Слышно, как играют дети, орёт телевизор. У Вики перед глазами – щенок. Она вытирает слёзы.

На кухню забегает Рэна:

– Я попить… Мам, ты плачешь?

– А ты – нет… Рэн, что у тебя с рукой? Кровь?

– (нетерпеливо) Да гуашь это!

– Рэн… а помнишь, как в прошлом году ты комара кормила? Он ещё сел к тебе на руку, я говорю: он тебя укусит! А ты: пусть кусает! он же кушать хочет! Помнишь?

– (не слушая) А сока у нас нет?

– Нет. Забыли купить…

– Я не буду воду!! (Топает ногами.) Даже у собак есть сок!!

– Какой ещё сок? – недоумевает Вика.

– У них везде сок! Внутри у них сок!

– Какой ещё…?

– Томатный!!

– Уйди! Быстро, я тебе сказала!!

Рэна тут же выскальзывает из кухни, только её и видели…

16. ДОМА. ВЕЧЕР.

– Что за шум, а драки нету? – Вика бежит в зал разнимать детей.

Рэна лупит Элю по голове большой алюминиевой конфетницей, лупит так, что стук раздаётся. Эля закрывает голову руками, растопыренными пальцами – и орёт, перекрикивая телек: мамочки, мамочки!

– А вот уже и мамочки! – подлетает к ним Вика. – Эля – домой! А Рэна… а Рэна сейчас пожалеет…

Эля плетётся в коридор, а Рэна усаживается на корточки и принимается вопить: «АААААА!»

– Ну вот что вы, спрашивается, не поделили?.. Выключай свой телек – он орёт, ты орёшь… (Выключает у телевизора звук.) Щас будет тебе и «А» и «Б»! Перестань, я сказала!..

Рэна перестаёт. Механически, как кукла, закрывает рот и ложится на палас, так же механически, не глядя, стащив себе на голову подушку с дивана.

– Вот правильно. Может, даже поспишь… – примирительно говорит Вика. – Поспишь?

– Это ТЫ будешь спать!! – выглядывает из-под подушки Рэна. – Это ТЫ, ТЫ!!

– Я?.. – Вид у Вики растерянный, даже напуганный. Она вдруг начинает уговаривать Рэну. – Да нельзя мне, Рэнчик. Нам же за справкой завтра. Если мы эту бумажку дурацкую не возьмём, эти наши проблемы никогда не закончатся! Понимаешь?

РЭНА (из-под подушки). Не-а.

ВИКА. Давай поужинаем, а?

РЭНА. Ты подлизываешься!

ВИКА. Да. Да, я подлизываюсь. Я хочу, чтобы всё у нас было хорошо…

РЭНА. Не будет.

ВИКА. А что мне сделать, чтобы было?

РЭНА. Нууу… Я хочу ужинать здесь.

ВИКА. Опять? Только не говори, что опять под диваном.

РЭНА. Нет, под диваном!

ВИКА. Почему? Ну, Рэночка? Почему? Ведь глупо!

РЭНА. Я хочу!!

ВИКА. Ну хорошо…

Вика приносит полную тарелку гречки, обсыпанную какой-то зеленью, компот и отправляет всё это Рэне, под диван. Некоторое время смотрит на беззвучный экран…

– Всё! – выставлены из-под дивана недоеденная каша и недопитый компот. Вика доедает и допивает. Садится на диван, включает потихоньку звук.

…Спит. Опять в одежде, опять перед телевизором, опять неуложенная Рэна играет на паласе, поглядывая на экран.

17. ДОМА. УТРО.

Одеваются. Вика еле движется:

– Господи… Как же я пойду… Ноги не идут… – Топчется на месте, как бы пробуя, сможет ли идти. Рэна смотрит на неё с интересом.

18. УЛИЦА. УТРО.

Рэна дёргает за шнурки и прочие аксессуары свою модную юбку, шагает то на пятках, то на носках, – на пятках плохо получается, из-за каблуков. Вика останавливается:

– Каблуки сломаешь… Я не могу… Рэна, почему мне… опять так? Опять спать, спать, спать…

Рэна пожимает плечами.

–Рэн! (Умоляюще, серьёзно.) Сделай, как тогда, – чтобы я не спала…

Рэна не слушает, занята чем-то своим, смотрит по сторонам, отпихивает что-то невидимое.

– Рэн… давай-ка вот сюда зайдём… (Вывеска: «ГОСТИНИЦА ЮБИЛЕЙНАЯ») Там буфет, кофе…

Кадры мелькают, повторяя начало:

Вика сидит над кофе;

Рэна со стулом на голове;

свирепая буфетчица;

заинтересованная буфетчица;

Вика и Рэна идут по улице, Рэна кривляется, отпугивая прохожих…

19. КРАЕВОЙ ЦЕНТР ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ.

Народу почти нет.

– Двенадцатый кабинет… – Вика ищет, находит. Возле кабинета сидит девочка лет шести, нарядно одетая, в ободке в виде короны, – прямо Принцесса.

– А где твоя мама? – спрашивает Вика, садясь напротив.

– Папа, – поправляет её девочка. – Папа сейчас придёт. У нас талон на десять ровно. – В руках у девочки прозрачные розовенькие ножницы, на коленях стильная сумочка, в которую она аккуратно складывает обрезки – медвежонок из открытки почти вырезан.

– Пойду похожу, – говорит Рэна.

– Иди… – еле ворочает языком Вика. – Или нет, – передумывает она, глянув на девочку. – Вернись-ка. Лучше сиди. Девочка сидит – и ты сиди…

Рэна как-то слишком легко на это соглашается. Садится рядом с девочкой и наблюдает за ней, болтая ногами.

– Ты стулья шатаешь, – говорит та.

Рэна молча продолжает.

– Дай… – вдруг выхватывает она у девочки и ножницы и мишку. Быстро обрезает у мишки уши, бросает его на пол и начинает по нему прыгать – так, как будто страстно хочет, чтобы от него вообще ничего не осталось. Девочка начинает хныкать.

– ТАК ЭТО ТЫ?!! – взвивается Вика.

– А чё он толкался? – обиженно тянет Рэна. – Они все… – но не успевает закончить. Вика валит её на стулья и начинает трясти так, что её излюбленное «АААА» превращается в «Ай! Ай! Ай! Ай!».

Вику оттаскивает подоспевший папа Принцессы («Что это вы? Что это вы делаете?»). Вика садится.

– Я спокойна, я спокойна, – говорит она, ни на кого не глядя. Потом шепчет что-то невнятное.

– Что вы там шепчете? – раздражённо спрашивает девочкин папа.

– Я шепчу: это моя дочь, это моя дочь, это моя дочь…

Вика начинает рыдать, выходит психиатр (представительная дама со сложной причёской):

– Идите домой, – говорит она, глядя на Вику неприязненно, даже брезгливо. – Я вас на завтра перезапишу, на это же время. Идите-идите, сегодня мы с вами всё равно не поработаем нормально.

– Да мы с вами никогда нормально не поработаем! Вы же детей лечите, а это… – Вика с силой дёргает и без того растрёпанную Рэну за рукав.

– Что, собственно, такого ребёнок сделал, что вы так себя ведёте?

– Она медведя!.. изрезала…

– Медведя? Идите домой…

20. ДОМА. ЗАЛ. ДЕНЬ.

Рэна под диваном. Вика заглядывает:

– Есть будешь?

– Нет!!

– А что будешь? Телевизора не получишь. Из-под дивана его всё равно не видно.

– Нет!!

– А что нет-то? Вылезай, говорю, из-под дивана. Ты там час уже…

– Нет!.. Пить хочу.

Вика приносит сок.

Рэна возвращает недопитые полстакана.

– Ну – сок-то можно и допить, – говорит Вика – и допивает.

…Вика спит на диване одетая. Как из бочки, телевизор.

…Просыпается. Тут же снова засыпает.

…Ворочается, говорит во сне («Это не так…», «Нет…», «Это моя дочь…»).

– Нет. Моя. – Голос глуховатый, тёплый, улыбающийся. (Картинка (зал глазами Вики) дрожит, затуманивается, сменяется новой, такой же, которая, в свою очередь, тоже… и т.д. Слышны только голоса.)

ВИКА (радостно). Никита!.. (Журит.) «Твоя», «моя»! Молчи уж!

НИКИТА (разочарованно). Потому что я умер?

ВИКА (как маленькому, поучающе). Просто – молчи.

НИКИТА. Не молчать же я пришёл!.. Тебе она – падчерица. Дочь мёртвого мужа…

ВИКА. Да не можешь ты прийти!

НИКИТА (совершенно так же, как в первый раз) Потому что я умер?

ВИКА (с лёгкой досадой) Да нет! Что ты заладил? Не то это всё!

НИКИТА. А что тогда ТО?

ВИКА. Что ТЫ… (как бы подводя к сюрпризу)

НИКИТА. Я…

ВИКА. Не можешь…

НИКИТА. Не могу…

ВИКА. Прийти…

НИКИТА. Прийти…

ВИКА (радостно, но сразу переходя на истерично). Потому что ты никогда и не уходил!

НИКИТА (скороговоркой). Ну хорошо, хорошо. Я всегда с тобой, это любовь, это… любовь. (Задумываясь.) А прийти я не могу, я не приду… Тогда ТЫ приходи!

ВИКА (серьёзно, напряжённо). Куда?

Тишина.

ВИКА. Куда, Никита? Не молчи!.. Куда?

…Просыпается, силится не уснуть, садится:

– Рэна, дай мне ту… кофту…

– На, – машинально подаёт Рэна, глядя в телек.

Вика находит визитку и набирает номер.

– Здравствуйте, Борис И-ли-о-дорович. Это Виктория… Да, которая Анатольевна. И с косой… В чём дело? В чём дело… Я с ума сошла. Да, в этом. Можете приехать? Вечером? Ну, хотя бы вечером… Да, до свидания, Шимановского 25, квартира 7. Да… Да… Да…

Ложится. Кладёт визитку себе на лоб.

21. ДОМА. ЗАЛ. ВЕЧЕР.

– Виктория Анатольевна, Виктория Анатольевна, проснитесь!..

Вика открывает глаза. Над ней стоит Илиодорович. Свет не зажжён, только телевизор как огромный светильник. Без звука почему-то. За окном темно, луну видно.

– Где Рэна?

– Да вот она, – дружелюбно говорит Илиодорович и притягивает к себе появившуюся откуда из-за его спины Рэну. Садится на стул перед диваном. – Мы тут с Рэночкой подружились. Мы с ней даже сказку придумали – да, Рэночка? Только вот не знаем, сейчас вам её рассказывать или когда?.. А когда ещё – больше некогда. Сейчас. Важная сказка! Вам надо послушать. Садись-ка, Рэночка. Ты мне будешь помогать. – Рэна усаживается к нему на колени. Вид у неё довольный. – Итак… Жила была девочка… Как её звали? Эрна, да? ТАК мы с тобой договорились? Эрна была очень хорошая девочка, но все её обижали, толкали, толкали – всё время толкали! У всех была такая болезнь – толкачая. Даже когда они не толкались, они говорили: сейчас мы тебя толкнём, сейчас, сейчас! Даже те, кто не умеет говорить, так говорили. Кошки, собаки – все! Эрна это точно знала – она слышала их голоса! Всё время!

– Нет. Не всё время, – не соглашается Рэна.

– Ну хорошо, не всё время. Но часто, да? (Рэна кивает.) И вот, наша Эрночка нашла таблетки – и стала всех лечить. Где она их нашла?

– Возле веткорпуса! С ними Бурляк играл. Он дурак! Он думал, что они «касные»! – поясняет Рэна.

– Эрна давала таблеточки собачкам и кошкам – и они переставали толкаться. Они становились спокойными, правда? Сонными. И тогда Эрночка их наказывала – за то, что они толкались, дрались. И за то, что они не хотели слушать, когда Эрночка просила их не драться. Она обрезАла им уши. Ну, и ещё иногда била, да?

– Мугу, – соглашается Рэна.

– А ещё у Эрны была мама, которая говорила: пора спать! А Эрне это не нравилось. И что сделала Эрна?

– Превратила её в пони! И тоже лечила! – выпалила Рэна.

– Ну конечно! Ведь у Эрны даже аптечка была! Настоящая, ветеринарная. Она любое животное могла вылечить. Даже пони! – восхищается Нициевский. – Пони даже не надо было говорить про таблетки, правда? Пони ела их с кашей. И с супом. И с чаем. Правильно я говорю? Так? Вот какая Эрночка сообразительная! Эрночка вообще могла всё что угодно, всё-превсё. Ведь у Эрны была шизофрения. Рак психики.

– Рак? – переспрашивает Рэна.

– Рак? – переспрашивает Вика. – (Одновременно: устало, ехидно, мечтательно.) Морепродукты… А я думала, вы только по младенцам специалист… По спелёнутым…

– По спелёнутым, – быстро повторяет Рэна, – по спелёнутым, поспелёнутымпоспелёнутымпоспелёнутым, поспи, поспи, поспи!..

– Ну, твоя мама уже вдоволь выспалась! – замечает Нициевский. Продолжает, обращаясь к Рэне: – Да, рак. Такой, знаешь… симпатичный, с клешнями! – (Изображает клешни.) – Это очень сильные клешни! Очень крепкие! Если бы наша Эрна задумала лечить этого рака, он бы даже, наверно… не поддался! Он бы… аптечку перекусил – щёлк! Или она всё-таки покрепче? Ну-ка, Рэночка, дай-ка аптечку!..

Рэна лезет под диван, подаёт Нициевскому сумочку с синим крестом.

– Сколько у тебя таблеточек! – снова восхищается Нициевский. – Транквилизаторы, нейролептики… И всё такое просроченное-просроченное!

Рэна сияет. В окошко сияет луна. Вика встаёт с дивана, идёт к окну. Молча смотрит.

НИЦИЕВСКИЙ. Что там?

ВИКА. Красиво…

НИЦИЕВСКИЙ (не понимая). Что?

ВИКА. Красиво. Красивая улица. Только вот праздника на ней не будет…

НИЦИЕВСКИЙ. Почему?

РЭНА (изумлённо округляя глаза, как будто спрашивают её). Не знаю почему!

Вика подходит к Рэне, пытается её обнять. Рэна вырывается, начинает кружить по комнате, дурачиться, – высоко задирает ноги, нелепо подпрыгивает, заплетает ногу за ногу.

Вика и Нициевский молча смотрят.

ВИКА. Лунная походка…

НИЦИЕВСКИЙ. Походка?

Рэна останавливается. Назидательным тоном:

– Лунная ПА-ХОТ-КА! Вы что, не знаете? – Снова начинает скакать.

Нициевский собирается уходить.

Вика смотрит в окно…

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.