Стопроцентное знание неминуемости грядущего подобно нетерпеливому рабу, вырвавшемуся из многолетнего и мучительного плена. Ибо оно с такой же пеной на губах и с таким же неимоверным блаженством возмездия во взоре, оплетает худощавые руки бывшего «господина» (то бишь разума) до жил вгрызающимися верёвками, тем самым сковывая то, что обычно у людей зовётся волей. И если разобраться в подобной гипотетической ситуации объективно, прибегая исключительно к доводам логики и здравомыслия, то мы найдём апатичность человека, узревшего «будущее» и уверовавшего в это самое неизменное «будущее», вполне закономерной. Ведь стандартное строение событий, приводящих к определённому результату, состоит из трёх взаимосвязанных элементов: субъекта, его направленного стремления, и результата сего стремления, который в идеальном варианте идентичен намеченной вехе. Если же человек, желающий пойти тернистым путём, заранее осознаёт, что цель, на алтарь которой он намерен приносить жертвы (даже порой кровавые), воплотится, вне зависимости от того будет он причастен к ней или нет, то в его сознании формируется самоощущение, как элемента «ненужного», выпадающего из общепринятой схемы, и глубоко униженного тем, что чья-то другая воля, более весомая и незаменимая, создаёт конечный результат.
Индивид, по представлениям разума, способен умирать только за нечто, несущее ему выгоды, выражающиеся как в элементарном признании заслуг, так и в конкретной материальной форме, а всё иное – не может заставить рискнуть. И, действительно, действо, несостоятельное обещать даже незначительную мелочь, способную хоть на крупицу увеличить блеск человеческой звезды, лишено смысла! Но, слава Богу, это только доводы разума, который, лишённый душевных притязаний, обречён на автоматическое существование в системе уже хорошо прилаженной для безошибочного выполнения возложенных функций.
Если же мы взглянем с иного ракурса, то внешняя бессмыслица поступков, не содержащих в себе осязаемого финала, обернётся куда более ценным составляющим, нежели начинка рационалистических шагов. Подобная смерть за «пустоту», содержит в себе образ, который, как призрак способен проникать сквозь стены и преграды, минуя года, века и даже тысячелетия, дабы в конечном счёте запасть какому-нибудь безумцу в душу, позволяя ему поверить в эфемерные мечты, вдохновиться для отчаянного шага, меняющего что-то в предсказуемом течении вещей. Но, даже не надеясь на то, что когда-нибудь твой иррациональный жест ободрит уставшее сердце, нужно совершить задуманное, ибо в этом и есть суть индивидуальности, позволяющая дорисовать порой неприглядную картину жирным и ярким мазком.
В людском сознании закономерные действия, продиктованные разумом, не способны вызвать эмоций одобрения или осуждения, ибо они нейтральны по своей природе, и так как оные не призывают отголоски души, которые принято называть эмоциями, принять участие в свершаемом, то и соответственно не пробуждают в других субъектах каких бы то ни было отзвуков. Так возникает предсказуемый нейтралитет, выражающийся исполнением заранее предложенных и привитых схем, подтверждающий как наличие рациональных и здравомыслящих субъектов, так и актуальность навязанной системы.
Но, если алгоритм оказывается нарушен (зачастую в виде отказа субъекта выполнять функцию), и, как следствие, нарушение не вызывает положительного результата, необходимого для общества, то порицание и осуждение обрушиваются на голову несчастного с лютой силой. «Покорные» становятся полны негодования на «предателя», а посему безумно мечутся, извергая из себя проклятья, не забывая при этом воздавать хвалу прочным догмам порядка, которые даже в случае сбоя их, позволяют сохранить систему в целостности и здравии.
Если же индивид старается выйти из алгоритма, путём создания иной ветви, не являющейся частью предложенной схемы, и как следствие имеющей лишь абстрактно-размытые черты финала, то, по меньшей мере, подобное поведение вызовет усмешку либо скептический взгляд наблюдателя за «очередной глупостью». Подобная инициатива обычно не предаётся осуждению, однако и не представляет в сторонних глазах ценности для развития общего дела.
В тоже время, в качестве своеобразных идолов и примеров для подражания, созидаются образы творцов и «глупцов» прошлого, точно также когда-то давно отошедших от принятых путей и проложивших собственные тропы. Им воздаётся хвала, их души окутываются туманом пророческой избранности, даже культивируется своеобразная система идеалов благородства и праведности, основанная на деяниях ныне почивших людей. Но, несмотря на внешнюю задушевность и трагичность предложенного геройства, оно, по большей части, ведёт к заранее предложенному и установленному результату, возможность достижения которого предусмотрена и другим путём – тщательным и усердным выполнением стандартных обязанностей. Иными словами, ныне только лишённая эмоциональной характеристики конечная цель преподносится, как желательный и даже наилучший вариант развития общественных отношений, а потворство эмоциям и порывам – лишь светлый антураж, придающий пёстрый вид скучной рутине; своеобразный фейерверк для развлечения, но не более.
Поэтому свершая что-либо необходимо осознание факта бессмертности чувств, которым ты поддался, игнорируя доводы разума. И не только общая цель людской массы, которой, разумеется, каждый служит, получит блистательный выпад против размеренности и предсказуемости; но и грядущие авантюры, быть может, свершатся благодаря яркому примеру безумства. Алтарь общественного Сатурна в любом случае обагрится твоей кровью, как бы сильно ты не старался миновать этой участи, но важно сохранить хоть каплю багрянца для того, чтобы его живительная сила упала на ещё не взошедшие ростки, ростки грядущего, в памяти которых подвиг индивидуальности останется как портрет твоих истинных порывов и стремлений. Это подобно книге, передающейся из поколения в поколение, или зёрнам, разносимым ветром по бескрайним полям беспокойного мира, ведь достаточно только одной прочитанной страницы, чтобы влюбиться в строки, и достаточно только одного взошедшего ростка, чтобы продолжить дело сеятеля.
Осознание того, что в свершаемом поступке есть доля непривитого стремления, идущего исключительно из нутра, из фибр порой страждущей души, запечатлевает момент на века, даже если он погаснет и будет неузнанным через миллионы лет. Даже если никто не вдохнёт воздух творимого тобой безумства, всё заключится в тебе, и перевес личностных порывов возобладает над штампами.
Субъективный взрыв, указывающий на наличие некой дистанции между социальным и индивидуальным, призван в первую очередь наглядно доказать, что конгломерат, в который каждый усердно стремится влиться с младых ногтей, не окончательно порабощает личность, что преграда, позволяющая сохранить нечто святое в неприкосновенности, присутствует внутри человека. Как своеобразный шлюз она закрывает и хоронит до поры до времени глубоко в сознании те порывы, которые являются истиной, а посему позволяет свершить великое с опорой на догмы, созданные индивидуально, но не бездушно-массово. Ставить всё на кон, в ожидании осязаемых выгод, разумно, ибо позволяет реализовываться в указанном русле, но умирать за чуждые принципы способны только глупцы, а посему отрекаясь от предложенных угощений, лучше изготовить своё.
И когда, виден берег Трои, к которому стремительно несутся твои корабли, когда вдали пламенеет победа или гибель от рук храброго врага, готового до последнего грызть горло чужеземцам – несмотря на бушующую силу предсказанного конца первого сошедшего на берег, нужно презрев страх и разум сойти гордым шагом, подавая пример сотням, забившимся в угол и неверящим в величие.
