Людмила Толич. Психотроника любви (роман, глава 2, Аванс в тысячу долларов)

Свежее и погожее весеннее утро вполне сочеталось с чудесным настроением Масалитинова, наверняка ниспосланным свыше за вчерашний пережитый кошмар. Он принял душ, тщательно вычистил зубы и побрился, ощутив во всем своем молодом и сильном теле прилив радостной какой-то энергии. Освежившись одеколоном и похлопывая себя по щекам, он поздоровался со своим отражением в зеркале, которое вполне удовлетворяло его в настоящий момент слегка самодовольным выражением, плутовским блеском серо-голубых глаз с загадочной поволокой, чуточку наивных, от чего, в общем, создавалось весьма приятное впечатление. Было бы грешно допустить нечто, что могло бы испортить это комфортное ощущение, и захотелось прогуляться немедленно. Андрей подмигнул двойнику в зеркале, хлопнул дверью и был таков!

Лифт не работал. Раздвижные двери кабины украшал свеженацарапанный философский афоризм: «Не бейте мух! Они как птицы». Дурно пахли загаженные у мусоропровода углы, тощие бездомные кошки шныряли по площадкам, а улыбчивый Масалитинов стремительно отмерял аршинными шагами лестничные марши, жалея своих заспанных соседей, голодных кошек и весь этот бетонный муравейник, наполненный смрадом нечистот, тараканами, кухонным чадом, истеричными воплями лифтерши, разбуженной инвалидом с десятого этажа, и громкими усовестительными призывами дворничихи:

 

– Сколько раз говорено: не сыпьте мусор под контейнер. Нет! Культурные все, а гадют и гадют как засранцы. Хочь сама сиди и сторожи тут круглые сутки!

 

Он оказался у выхода из парадной как раз в тот момент, когда возле дома, на фоне цветущих деревьев и изумрудной поляны с россыпью золотистых одуванчиков, швартовался желтый мусоросборщик и к нему ковыляла в оранжевом жилете и ярко-синей полосатой юбке сердитая Пелагея. «Замечательно, – подумал Масалитинов, – замечательно, что ее зовут именно Пелагея, а не Анжелика, скажем, или Исидора». Что замечательного конкретно имелось в данном факте, он додумать не успел, поскольку свернул к почтовому ящику, механически отомкнул дверцу и пошарил внутри рукой.

 

К немалому удивлению, Андрей Михайлович извлек на свет божий плотный белый конверт нестандартного размера без обратного адреса. Замерев на несколько секунд, Масалитинов облизал пересохшие губы, сглотнул застрявший в горле ком, мужественно сунул анонимное послание во внутренний карман и шагнул в бодрящее утро.

 

Разумеется, маршрут прогулки теперь несколько изменился. Масалитинов направился в вытоптанный угловой сквер, разбитый на месте взорвавшегося от неисправной газовой колонки двухэтажного особняка, присел на цементный остов украденной прошлогодней скамейки и неуверенными пальцами вскрыл тщательно приклеенный клапан. Изнутри выпал конверт поменьше и шикарный лист розовой плотной бумаги с водяными знаками по краям. В письме, отпечатанном редким готическим шрифтом, было следующее:

 

«Многоуважаемый господин Масалитинов!

Ознакомившись с Вашими оригинальными очерками об известных теософских трудах, оценив должным образом Вашу эрудицию и культуру, я пришел к бесспорному выводу, что никто другой, кроме Вас, не сможет быть мне полезен в восстановлении любопытного содержания переданных Вам записок моей родственницы. Надеюсь, что небольшой аванс в размере 1000 долларов США, который Вы найдете в прилагаемом к письму конверте, утвердит Вас в решении согласиться на мое хлопотное предложение. Со своей стороны смею заверить, что труд Ваш, по мере серьезности отношения к делу, будет весьма содержательным и принесет истинное творческое удовлетворение. При скорой встрече мы оговорим с Вами детали нашего договора.

С неизменным почтением,

Ваш Свириденко С.Ю.»

 

Далее следовал уже известный перечень званий и должностей почти что доктора множества наук и стояла четкая круглая печать международного общества парапсихологов и магов, сумевших наладить свой кощунственный шаманский бизнес и с дьявольской энергией выкачивать из агонизирующей человеческой биомассы неиссякаемые доходы. Все это моментально промелькнуло в голове Андрея, действительно имевшего скромный опыт изучения теософских трудов по заказу молодежной газетенки в пору оплеванного социализма, когда псевдорелигиозные секты еще только зарождались, но уже привлекали к своей деятельности пристальное внимание КГБ.

 

Небольшой конверт, о котором упоминалось в письме, валялся среди окурков и осколков в лужице разлитого пепси. Почему-то сгорая со стыда и дрожа от напряжения, Масалитинов нагнулся, поднял его, брезгливо отряхнул, ощутил влажной ладонью пухлую полноту и некоторый вес, разорвал уголок и заглянул внутрь. Теперь, перепугавшись в самом деле, он неверными руками сосчитал десять зеленых сотенных бумажек, абсолютно новеньких, с металлической нитью, видимой на просвет.

Читайте журнал «Новая Литература»

 

«Фальшивые, – не сдавался нанятый реставратор, – ну и шутник!» – от сердца чуточку отлегло. У него не было сил даже послать сочный фольклорный эпитет в адрес вчерашнего гостя. Он сунул конверт в карман, размышляя, с чего разумнее начать: сдать этого негодяя в милицию вместе с его дневниками и фальшивой валютой или завернуть в сбербанк и проверить новенькие купюры.

 

Возможно, Масалитинов и осуществил бы последнее, но так как в его голове творился совершеннейший сумбур, вполне объяснимый, конечно, нестандартной ситуацией, то он направился в противоположную сторону. Разумеется, не в отделение милиции, а прямехонько к менялам, в подземный переход. У него хватило ума не напороться на ломщиков, а выбрать тетку потолще, явно не увлекающуюся спринтерским бегом, и показать ей край купюры.

 

– Четыреста пятьдесят, – прохрипела она, не выпуская изо рта сигареты.

Наверняка выражение лица Масалитинова было глуповатым, потому что тетка добавила:

– Ни рубля больше, – и достала из кожаной сумки, привешенной спереди, как у кондукторов,

четыре новеньких стотысячника и полтинник.

 

Писатель молча отдал зеленую сотку, тетка шелестнула купюрой, взамен протянув приготовленные деньги, и отвернулась к проходу, не выказывая больше ровно никакого интереса к обслуженному клиенту.

 

Утренний променад, разумеется, не состоялся. Масалитинов вернулся домой, ко всему прочему терзаемый совестью за то, что подсунул фарцовщице фальшивые деньги, сделал это совершенно сознательно и, следовательно, обокрал женщину.

Остановившись перед входной дверью своей квартиры, он зачем-то вытащил неуверенными пальцами доллары из конверта и стал рассматривать снова, позабыв о том, что за этим приятным занятием его могут застать соседи по лестничной площадке. К счастью, ничего подобного не случилось.

 

Спустя пару минут, он свалил в прихожей свою походную амуницию и стал расхаживать взад и вперед по комнате в одних трусах, кляня себя, вчерашнего гостя, дуру-тетку, правительство и парламент, всю эту гнусную перестроечную кампанию, слишком затянувшуюся и превратившую интеллигентного честного человека в шута горохового.

 

Наконец, облегчив изболевшуюся душу добротным русским матом, он полез доставать серую папку. Задыхаясь от пыли под красным флагом павшего СССР и придерживая боком книжный завал, он извлек злополучную рукопись, поправил неровные стопки бессмертных творений всемирных классиков и сползающее знаменное покрывало, затем плюхнулся в кресло у окна и принялся разглядывать таинственный дневник.

 

Почерк был ровным, почти каллиграфическим, и если бы не отвратительное состояние бумаги, то восстановить рукопись не составило бы труда, но в том-то и оказалась загвоздка, что часть страниц вовсе отсутствовала, а другие истерлись, истрепались и даже изорвались так сильно, что для начала их следовало хотя бы склеить и сложить последовательно.

 

Масалитинов разыскал на кухне пластиковый тюбик ПВА, пачку папиросной бумаги и принялся за работу. К вечеру весь пол устилали тщательно подклеенные листы. Оставалось дождаться, когда бумага полностью высохнет, сложить все под пресс, обрезать края, заново подшить и… Вдруг, он обратил внимание на то, что страницы дневника пронумерованы не были. Мало того, это была не обычная толстая тетрадь, а блокнот, наподобие книжки с отрывными страницами. Теперь легко объяснилось, отчего он рассыпался, сшитый вручную в прошлом столетии.

 

Но запоздалому открытию кустарь-реставратор не слишком радовался, тем паче, что явственно представлял, каким сизифовым трудом придется отрабатывать фальшивые доллары, всученные таким дешевым способом. Впрочем, о том, что купюры фальшивые, он подумал не так уж уверенно и решил завтра проверить еще одну сотку в обменном пункте на Тверской.

 

На следующий день все повторилось, с той лишь разницей, что за узаконенную продажу валюты ему причиталось на десять тысяч меньше. В одночасье став обладателем целого состояния, Масалитинов позабыл про недавние страсти, свернул в Сытинский переулок, за пять тысяч рубликов выпил чашечку кофе, помянув покойного книгоиздателя с некоторой укоризной (дескать, угораздило же тебя родиться в прошлом веке!), и с легким сердцем направился в сторону предварительных железнодорожных касс. Для предстоящей серьезной работы не мешало сменить обстановку.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.