Людмила Толич. Психотроника любви (роман, глава 9, Загадка баронессы)

Библиотека, судя по всему, служила хозяину одновременно и кабинетом. Классический беспорядок на массивном старинном столе красного дерева, какой обычно сопутствует творческим потугам интеллектуала, по-своему украшали причудливо оплывшие толстые свечи в медных подсвечниках. В углу стояло удобное полужесткое кожаное кресло вполне современного силуэта. Особенный книжный дух, присущий лишь старинным собраниям, царил повсюду.

Книг было великое множество: и на дубовых полках под потолок, и на столе, и даже на раздвижной лестнице. Кроме редкостных фолиантов, Андрея поразили необычные сувениры: с широких рам стеллажей небрежно свисали маски азиатских колдунов и северных шаманов; на настоящем африканском боевом копье масаев с длинным и широким острием красовалось головное украшение воина из лошадиного хвоста, а на небольшом свободном куске стены плотно, одна к другой, висели рисунки и картины, завораживающие магией цвета и удивительной композицией. Вдруг он увидел тибетские танки – изумительные иконы на шелке громадной ценности.

 

– Что это? – почему-то шепотом спросил Масалитинов.

– Я же вам говорил, что в юности малость попутешествовал, – пожал плечами Сергей Юрьевич, – это ничтожные крохи, воспоминания о днях минувших.

 

Но Андрей уже не слушал его. Застыв от удивления, он уставился на висевший в глубине комнаты портрет молодой женщины необычайной красоты. Длинные волосы цвета старого золота рассыпались локонами по обнаженным безупречным плечам. Темно-зеленое муаровое платье стягивал в талии изящным бантом креповый пояс. На бледном продолговатом лице из-под полуопущенных ресниц сияли смарагдовые глаза, и в них читалась тихая неземная печаль. Аристократические кисти рук с тонкими мраморными пальцами были выписаны художником особенно тщательно. Сложенные накрест, они безвольно упали вниз, как бы утяжеленные массивным кольцом, изображающим змея, кусающего свой хвост.

 

– Уроборос! – воскликнул Масалитинов. – Древнеегипетский символ вечности и власти. Магический перстень Твардовского.

– Тише, тише, успокойтесь, мой друг. Это всего лишь портрет моей прародительницы, баронессы фон Свир, кисти известного вам, должно быть,  Жозефа Свира.

 

– Жозефа Свира? – переспросил Масалитинов, не веря собственным глазам.

– Конечно, вот его автограф, – Свириденко ткнул докторским пальчиком в угол полотна. – Пойдемте в столовую, – настойчиво предложил он, беря гостя под локоть, – пора обедать. Ваше робинзонство не пошло вам на пользу, вы чрезмерно нервны. Впрочем, когда я расскажу вам все по порядку…

– Что, собственно, вы собираетесь мне рассказывать? – насторожился Масалитинов.

 

– Вот, опять, – покачал головой Свириденко, увлекая Андрея в просторную столовую, где на полотняной скатерти стояло два прибора, – а сами просились ко мне на службу. Или передумали так скоро? Я вас неволить не стану, как хотите.

 

– Да нет же, – окончательно сконфузился писатель, – я готов выслушать ваш рассказ, хотя, признаюсь, не ожидал увидеть здесь… столько удивительных вещей. У меня нет семейных архивов, – с оттенком невольной зависти продолжал он все более откровенно, – у меня вообще нет никаких реликвий. В детстве мы часто переезжали, с собой брали только самое необходимое, даже фотографий почему-то почти не осталось.

 

Читайте журнал «Новая Литература»

– Возможно, у вас скоро появится собственный архив, это ведь непременный атрибут литератора.

 

Утверждение Сергея Юрьевича застало Масалитинова врасплох. Честно говоря, он терпеть не мог бумажного хлама, не вел дневников, уничтожал личные записи, вплоть до собственных черновиков. Из книг он питал слабость только к словарям и всевозможным справочникам, добавляя все остальное по случаю или по настроению, тем самым стремительно наращивая книжный завал у стены. Надежда на приобретение достаточно вместительной мебельной стенки угасла вместе с последней невыплаченной зарплатой и расчетом после увольнения из редакции. Теперь апофеозом его мечтаний было раздобыть несколько обструганных досок и изобразить из них подобие книжных полок.

 

Все это мгновенно пронеслось в перевозбужденной контрастными впечатлениями этого бесконечного дня голове реставратора записок безумной Марии Тураевой. К тому же изображение перстня на прекрасном полотне Жозефа Свира точь-в-точь совпадало с описанным ею. По преданию, подаренное прабабке некого Казимира Красинского всемогущим колдуном, таинственное кольцо переходило от отца к сыну, пока не оказалось у Вячеслава Тураева как память о враче, спасшем ему жизнь и умершем безвременно. Предчувствуя разгадку драмы на острове, Масалитинов встрепенулся, внезапно сообразив, что само Провидение посылает ему сюжет для ненаписанного пока романа.

 

– Говорите же, – хрипло вымолвил он, стараясь не показать охватившего его любопытства.

 

Свириденко тем временем расставлял на столе принесенные из кухни закуски: холодное отварное мясо, острый соус, зеленый салат и несколько крупно нарезанных помидоров. Приготовления к обеду завершила бутылка белого французского вина, ловко откупоренная хозяином.

 

– Я расскажу вам историю удивительную и вместе с тем типичную для тех, многими позабытых, а другими так и не разгаданных времен, – начал он тихим и спокойным голосом, проникающим, казалось, в самую душу, – историю расцвета и гибели одного аристократического рода, с коим связали меня весьма необычные обстоятельства.

 

Он едва пригубил бокал с вином, предлагая Масалитинову приступить к обеду, но тот, сделав несколько глотков, чтобы утолить внезапную жажду, только покачал головой, превратившись весь в слух и внимание.

 

– Однажды я уже упоминал, что мать моего отца Анастасия Свирская до конца своей жизни страдала частичным выпадением памяти. Она умерла неожиданно, из-за поздних родов, так и не сумев вспомнить не только обстоятельств, предшествующих роковому случаю, едва не погубившему ее, но и собственного настоящего имени. Тогда, когда случилось несчастье, ее нашли на песчаной косе посреди озера рыбаки, что селились в деревне, неподалеку от женского монастыря. Утопленницу поручили заботам монашек, а те оказались искусными в медицине и вернули к жизни молодую женщину, пережившую, вероятно, сильное потрясение.

 

В то время Георгий Свирский – будущий Жозеф Свир – расписывал в монастыре плафоны новой часовни. С юношеским пылом он влюбился в неизвестную женщину и, убедившись в том, что память, возможно, навсегда покинула ее и чудесное исцеление даровало ей второе рождение, упросил настоятельницу окрестить незнакомку. Потом герои этой загадочной повести расстались на короткое время. Художник отправился выполнять очень выгодный заказ, но на новом месте с ним случился совершеннейший курьез: бесследно исчезли картоны с эскизами фресок, которые вскоре обнаружились… в Италии!

 

Каким-то образом попав в Ватикан, работы одаренного мастера привели в полный восторг весь Святой престол во главе с Папой, Львом ХIII. Слава и богатство свалились на молодого Жозефа так неожиданно, что вряд ли он сумел их осознать полностью. Во всяком случае, он немедленно прибыл к настоятельнице женского монастыря у озера и, подкрепив свои мольбы и заверения в самых благородных намерениях по отношению к никем не опознанной женщине крупным пожертвованием, получил благословение на брак с рабой Божьей Анастасией. Расторопная игуменья снабдила крестницу документами какой-то пришлой паломницы-мещанки, скончавшейся на монастырском гостином дворе. Так что волею свыше все препятствия были устранены, молодые люди в тот же день обвенчались в монастырской церквушке и отбыли в Италию.

 

Выполнив ватиканский заказ, Жозеф стал известным и модным художником в Европе. Он открыл несколько мастерских в Италии и во Франции. Блистательный талант и очаровательная жена сделали его желанным гостем самых престижных аристократических собраний. И вот, на одном из таких, молодая чета познакомилась с графом Роше фон Фогельзангом. Очевидно, граф без памяти влюбился в жену безродного художника, потому что дальнейший ход событий ничем иным не объяснить.

 

Свириденко прервал свой рассказ глотком белого вина.

– Отчего вы не едите, Андрей Михайлович? – спросил он мягко и доброжелательно, накладывая на тарелки ломти аппетитного мяса и сдабривая их ароматным алычовым соусом с имбирем, – подкрепитесь немного, – он поднес ко рту небольшой кусочек и, скорчив уморительную мину, прищурился от удовольствия.

 

Масалитинов молча последовал его примеру. Он был несколько ошарашен впечатлениями и тем, о чем поведал его неподражаемый приятель. Цепкая профессиональная память писателя не упускала ни единой подробности, но никакой связи повествования с дневником Марии Тураевой уловить пока он не мог. К тому же лицо прекрасной женщины, тонко выписанное талантливой и страстной рукой Жозефа Свира, преследовало его, оживало перед глазами, озаряло все вокруг манящим светом пленительных очей.

 

– Пожалуй, вам следует отдохнуть, – отирая губы салфеткой, проговорил Сергей Юрьевич, – умеете ли вы расслабляться полностью?

 

Масалитинов механически кивнул, мысли его не подчинялись логике, они выписывали какие-то странные траектории в мозгу. Вдруг он вспомнил пантакли царя Соломона и неизвестные ему красные печати по углам на пергаментной странице раскрытой в кабинете старинной книги.

 

–          Вы занимаетесь оккультизмом? – спросил он.

–          Я занимаюсь биофизикой и парапсихологией. Само собой, это

подразумевает определенный багаж знаний… – Свириденко внезапно осекся и прислушался.

 

Чьи-то осторожные шаги сопровождало сухое поскрипывание паркета.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.