Дмитрий Канавин. Один день из жизни Вадима Витальевича (рассказ)

Один день из жизни Вадима Витальевича

 

I

 

Вадим Витальевич сегодня встал рано.

Солнечный свет еще только начинал робко заглядывать в его спальню сквозь плотно закрытые шторы, как он уже открыл глаза. Рядом с ним спала его жена – брюнетка двадцати семи лет, с приятной, и даже красивой наружностью. Она лежала к Вадиму Витальевичу лицом и в предрассветных лучах он мог видеть ее полуоткрытые пухлые губы, тонкие брови над закрытыми веками и ровный нос в веснушках, ноздри которого ритмично расширялись и сужались. Руки ее мирно покоились на подушке под самой щекой, а одеяло немного сползло, обнажая грудь.

Вадим Витальевич долго лежал рядом с женой, любуясь ей. Он любил ее, особенно по утрам, когда первые лучи солнца касались ее плеч, а день только-только начинал петь на востоке. В это время мир казался ему таким уютным, люди – такими добрыми и великими, а их поступки – справедливыми и честными, что он невольно плакал от счастья. Он плакал и тихонько смеялся, потому что в это время жизнь проходила сквозь него. Он пил жизнь вместе с первыми лучами солнца.

Но, как и все в мире, это чувство проходило, и Вадим Витальевич шел в ванную чистить зубы. Обычно это занимало от трех до пяти минут. Он клал щетку себе в рот и начинал быстро счищать с зубов все то, чему там находиться было не положено. Если во время этого процесса Вадим Витальевич о чем-то крупно призадумывался, то ванную он покидал лишь через десять, а то и пятнадцать минут после того, как вошел в нее.

Обычно, к этому времени его жена уже вставала с постели и шла на кухню. Там она ставила чайник на газовую плиту, садилась за стол у окна и смотрела на просыпающийся город. Редкие прохожие медленно брели по тротуару, запахиваясь в пальто и содрогаясь от утреннего холода. Десятки автомобилей проезжали в сторону центра и всего два – три – в сторону окраин. Вероятнее всего, это были заблудившиеся путешественники, случайно повернувшие не на ту улицу и теперь ищущие ближайший выезд из города. В окнах соседних домов распахивались шторы, и любопытные женщины, такие же как и жена Вадима Витальевича, выглядывали на улицу.

Наставал четверг середины октября. Город просыпался.

Вадим Витальевич заглянул на кухню и улыбнулся жене:

– Доброе утро, милая! Как спалось сегодня?

– Доброе утро! Как и всегда – прекрасно!

Чайник вскипел. Вадим Витальевич снял его с плиты и налил две кружки кипятка, заварил в них чай и уселся рядом с женой.

– Дорогая, я бы хотел сказать, что сегодня чудесное утро. Но ты ведь знаешь, я не привык озвучивать очевидные вещи.

Она улыбнулась и отпила из кружки.

– Какие у тебя сегодня планы?

– Сегодня ведь четверг, а мне по-прежнему нужно ходить на работу. Поэтому с восьми до пяти я буду в конторе. Где-то к половине шестого я появлюсь дома. – Вадим Витальевич сделал глоток – Слушай, а почему бы нам с тобой не сходить куда-нибудь? На днях я получил аванс за одно дельце, и мы можем позволить себе культурный вечер в ресторане. Как тебе идея?

Она подняла брови и наигранно воскликнула:

– Ужасно! Терпеть не могу ресторанов! К тому же, я не хочу надевать свое новое вечернее платье, которое ты подарил мне на нашу годовщину. Оно похоже на тряпку!

Читайте журнал «Новая Литература»

Вадим Витальевич ухмыльнулся:

– Боже, как хорошо, что я привык к твоему “высокому” юмору! Значит так и поступим – в шесть часов вечера ты будешь стоять посреди вот этой самой кухни в своем отвратительном вечернем платье и с улыбкой на лице ждать, пока я быстренько приму душ и переоденусь.

– Так и поступим. – повторила она и поцеловала Вадима Витальевича в губы.

После этого их разговор перешел в ту сферу, в которую обычно переходят все утренние разговоры за чашкой чая: о погоде, о недавних новостях, которыми они еще не успели поделиться друг с другом, о здоровье близких и друзей. Подробнее обсудили вечерний променад. Отчасти даже поговорили и о политике (Вадим Витальевич хвалил поступок президента, считая, что так будет лучше для страны, а жена его, напротив, резко критиковала действия власти и переживала за жизнь простого народа). Сошлись на том, что в первую очередь нужно повысить зарплату врачам.

После того, как весь чай был выпит, а Вадим Витальевич уже опаздывал на работу, он быстро оделся, поцеловал жену на прощание и выбежал на утренний мороз.

 

II

 

Контора гудела, похожая на увеличенную копию пчелиного улья. Непрестанно туда-сюда носились служащие всех мастей; люди на местах перекрикивались; у кулера смеялась и громко обсуждала последнюю серию “Улицы разбитых фонарей” группа грузчиков. Из кабинета начальника, если хорошо прислушаться, доносились звуки компьютерной игры, а секретарша монотонным голосом отвечала звонящим по телефону:

– Сейчас он очень занят. Перезвоните позже. Нет, мы не тунеядцы. И не паразиты. Мы – государственное учреждение. Что? Извините, Вас плохо слышно.

И клала трубку.

Вадим Витальевич вошел в контору и сразу влился в общий поток жизни: он полушагом-полубегом переместился в раздевалку, скинул с себя пальто и, отметив грузчикам, что Дукалис уже не тот, устремился к своему рабочему месту.

Там он и провел весь день, с половины девятого до половины пятого находясь в своем мягком офисном кресле, разбирая бумаги, перекрикиваясь с коллегами, смотря видео в Интернете и прерываясь на обед с двенадцати до часу.

Когда же часы, висевшие над входом, пробили четыре часа, сотрудники завозились. Все хотели как можно раньше уйти домой, поэтому стали наводить на столах порядок, собирать сумки и выключать компьютеры. Самые шустрые уже нахлобучили шляпы. Так, выжидая из приличия, они просидели до половины пятого, а потом, всем коллективом, ринулись к выходу. С ними был и Вадим Витальевич.

На улице дул сильный ветер, срывающий пожелтевшие листья с деревьев. Прохожие ежились от его дуновений и, пряча головы в высокие воротники пальто, пинали кучи опавшей листвы. Подхваченная внезапным порывом, она разлеталась по всему тротуару и вылетала на проезжую часть, где попадала либо под колеса проезжающих мимо автомобилей, либо на решетку радиатора, тем самым, продолжая свое путешествие с помощью транспортных благ современности. По ясному, почти без единого облака, небу птицы летели на юг.

Вадим Витальевич улыбнулся им. Он любил осень во всей ее упадочной красоте. Любил ощущение приближающихся холодов. В то время, когда все вокруг тосковали по прошедшему лету, он ждал новой зимы. На то было две причины: во-первых, Вадим Витальевич считал, что тосковать по ушедшему времени года попросту бессмысленно, так как оно непременно придет вслед за столь ненавистной многими зимой; во-вторых, если Вадим Витальевич не мог что-либо изменить, он предпочитал просто расслабиться и получать от этого удовольствие, что было несколько странно для него, так как Вадим Витальевич был известен своей настырностью и упорностью во многих вопросах. Даже то, как он ухаживал за своей женой в пору их юности, говорило о сильной воли этого человека.

Когда он пришел домой, его жена сидела в большом кресле перед лампой в зеленом абажуре и читала книгу. Войдя в комнату, Вадим Витальевич мельком приметил, что это был том Солженицына.

Заметив его, она сразу же отложила книгу и игриво улыбнулась.

– Ну, гражданин чиновник, идите в душ! Сегодня мы проведем вечер в лучших ресторанах города!

Она звонко засмеялась и поцеловала Вадима Витальевича в губы.

Он снял пальто и ушел в душ. Она надела платье, покрутилась в нем перед зеркалом и, игриво улыбнувшись самой себе, снова села в кресло, взяв в руки книгу.

В то время, как Вадим Витальевич вышел из душа и стал собираться, между ними происходил тот самый разговор, который происходит между влюбленными, готовящимися выйти в свет.

– … А я говорю, что эта рубашка не идет к этим брюкам!

– Что? Да ладно тебе, всю жизнь так ходил и ничего! По-моему, очень даже идет.

– Да нет же! И галстук еще этот… Надень лучше черный.

– Не хочу черный. Мне кажется, что красный будет выглядеть уместнее…

– Уместнее он будет выглядеть в цирке. А мы в ресторан идем, между прочим!

– Мои галстуки. Какие хочу, такие и надеваю!

И проч. и проч.

 

III

 

После часа сборов, мелких ссор и искреннего смеха, они оба стояли в прихожей. На ней было красное платье без декольте, обтягивающее ее молодые формы, и с вырезом, обнажающим стройную ногу. Вадим Витальевич надел свой выходной белый костюм и красный галстук.

Перед самым выходом, когда во всем доме уже был потушен свет, бумажник и ключи лежали в кармане, а дамская сумочка висела на плече жены, он вдруг воскликнул:

– Ба, любимая! Да мы с тобой как в тех скверненьких бульварных романах, где пары живут долго и счастливо, душа в душу. Мужчина работает в какой-нибудь конторке и имеет оклад ниже среднего по стране, а женщина охраняет очаг. Очага, правда, у нас нет. Зато есть телевизор! Вот ты охраняешь телевизор?!

Она с иронией посмотрела на него и потянула ручку двери, показывая, что пора идти.

– И, словно мы, ходят они в рестораны раз в несколько месяцев. Словно мы, просыпаются каждое утро с таким ощущением, что утро это повторялось уже не одну сотню раз, но, глядя друг на друга, понимают, что от этого оно не перестает быть прекрасным. Словно мы, проживают они день за днем. Или это мы, словно они? – Вадим Витальевич продолжал рассуждать уже на лестничной площадке – И все-то у них хорошо, все-то у них ладится там, в этих книженциях!

– А у нас с тобой что, не ладится? – спросила с некоторой раздраженностью жена.

– Ладится, дорогая, ладится… – они вышли на вечерний мороз – Только вот… Честно говоря, порою, все это кажется мне таким обыденным, таким типичным и обыкновенным… Как будто я, мы из себя ничего не представляем. Как будто мы – всего лишь копия тех самых парочек из книг. Ведь ты сама посмотри: вокруг столько людей, похожих на нас! Да, среди них могут быть гении живописи, философии или физики, но, в сущности, быт их, само существование сводится к проживанию дней, как один похожих друг на друга. Да, скорее всего, я неправ, и есть тысячи, десятки тысяч человек, берущих от жизни максимум острых ощущений и каждый день делающих для себя новые открытия. Но таких счастливчиков, если брать в расчет всех людей мира, коптящих небо, жалкие единицы. А остальные миллиарды таких как мы с тобой проживают день изо дня, от утра до вечера повторяя то, что было вчера и будет завтра. Им, то есть нам, то ли не хватает денег, то ли времени, то ли ума на интересную жизнь. Ее мы превращаем в циклично повторяющийся процесс.

Но не думай, пожалуйста, что я идеалист. Я прекрасно понимаю, что все мы делаем это для того, чтобы попросту не умереть с голоду. И в этом, полном чудес и красоты мире, жить, словно бегущая в колесе белка, считается нормальным. Большинство трудится не для того, чтобы заработать себе на жизнь, как считают многие, а для того, чтобы выжить. И никуда от этого не денешься, никуда не сбежишь…

Вадим Витальевич вдруг посмотрел на свою жену с невыразимой нежностью.

– Эх, дорогая! – он размашисто, по-мужицки, обнял ее – Только ты у меня и есть опора в жизни! Ради тебя и бегаю в этом колесе обыденности и отвратительной нормальности. Знаешь, мне страшно даже представить, чтобы я делал без тебя… – Вадим Витальевич на секунду призадумался и посмотрел в небо – Какая же славная осень выдалась в этом году!

Она с улыбкой, казавшейся усталой от его пламенной речи, обняла его и уронила свой взгляд прямо в его глаза.

– Я люблю тебя.

И в темной подворотне, словно им опять было по семнадцать лет, он жарко поцеловал ее.

 

IV

 

Санитар резко открыл глаза и выпрямился на стуле. Его разбудил крик одного из пациентов.

– Опять орут! – прохрипел он голосом, еще не отошедшим ото сна – Каждую ночь так: орут, орут себе, а нам только и знай, что успокаивай их! О чем я только думал, когда устраивался сюда?

Он встал со стула, слегка поежился от холода и вышел из своей комнаты.

В коридоре было светло. Другой санитар, крепкий седой мужчина лет пятидесяти, шел ему на встречу.

– Ну, кто на этот раз? – спросил разбуженный.

– Витальевич. Опять бедного мужика пробрало. – мрачно ответил седой.

– Какой еще Витальевич?

– А ты не знаешь? Странно. – сказал седой и двинулся по коридору.

Новичок последовал за ним. Шли молча. Пациент, о котором говорил санитар, лежал в палате 854. Он попал туда относительно недавно, всего пару месяцев назад. О его случае новичок, как выяснилось, ничего не знал.

– Заходи. Препараты уже у меня. – сказал седой.

Они вошли в палату. Седой включил свет.

В ярко освещенной комнате на кровати лежал человек. Он мог бы выглядеть молодо, если бы не проблески седины в его волосах и выражение его взгляда. Невыразимо усталый, отрешенный, он выражал полную безысходность и безразличие к окружающему миру. Его руки и ноги были привязаны к кровати, а глаза полузакрыты. Он находился то ли во сне, то ли в бреду, дергался, и кричал.

Седой вколол пациенту дозу сильного успокоительного. Он еще немного подергался, голос его ослаб, конечности обмякли и он, тяжело опустив веки, провалился в забытие.

Санитары молча стояли над ним. Новичка что-то зацепило в этом пациенте. Его отрешенный взгляд казался ему особенно печальным, скрывающим великую трагедию.

– Пойдем. – сказал седой.

Он погасил свет и они вышли в коридор.

– Что с ним такое? – спросил новичок.

Седой подошел к окну и закурил сигарету.

– Диагноз я тебе не скажу, не врач. Но в общих чертах о том, что с ним происходит и почему так случилось расскажу.

Он предложил сигарету новичку, но тот отказался. Тогда седой пожал плечами и продолжил:

– Зовут его Вадим Витальевич. Говорят, шел он однажды поздно вечером со своей женой домой. Возвращались из ресторана или что-то в этом роде. Проходили темный переулок. Там на них грабители напали. Вадим Витальевич, говорят, жену защищал как мог, пару раз по голове бейсбольной битой получил. Но у одного из них пистолет был. Ну, тот и выстрелил в нее. Не знаю почему, не знаю зачем. В общем, убили они ее, а поняв, что натворили, сразу деру дали. Вадим Витальевич как увидел, что с ней стало, сразу в обморок упал. Или это случилось от того, что вся голова у него была разбита, не знаю. Но когда полиция приехала на звуки выстрела, он так и лежал без сознания с разбитой головой, рядом с окровавленным телом жены.

С тех пор у него крыша и поехала. Да как поехала! Живет теперь в своем мире, на реальный никак не реагирует, как будто и нет его вовсе. Психиатр думает, что это у него такой редкий вид помешательства – мозг имитирует существование в тех условиях, которые для него наиболее благоприятны. Или что-то вроде того, я точно не знаю. Но суть в том, что он теперь, внутри своей головы, продолжает жить обычной жизнью. И жена его там жива. И все у него там хорошо.

Но иногда так случается, что “программа” эта дает сбой, грубо говоря, и жену его снова убивают, теперь только у него в голове. Тогда-то он и орет, как резаный. Вот сейчас, видимо, так и произошло. Но ничего страшного. Поспит, поспит, да и успокоится, снова уйдет в свой мир. Снова проснется рано утром, поцелует жену и пойдет на работу.

И так всю жизнь, представляешь? Пока сам не умрет, только уже в реальном мире. Хотя что для него есть реальный мир, это еще можно поспорить.

Санитар ничего не ответил, снова поежился от холода и задумчиво посмотрел на дверь, за которой лежал, просыпаясь ранним октябрьским утром в своей постели рядом с молодой женой, Вадим Витальевич.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.