Сценка
Действие происходит в кабинете знаменитого телеведущего программы камедиклаб Артемия Ованесовича Лупозова, сочетающего в себе поразительный артистизм с глубоким и тонким чувством юмора. Он проводит кастинг претенденток для зрительного зала на запись программы камедиклаб на тнт. В коридоре за его дверью большая очередь крашенных и натуральных блондинок, загорелых с хорошим макияжем молодых девушек. В кабинете за столом Артемия Оанесоович в мрачном расположении духа, которое объясняется во первых тем, что он с тяжелого похмелья, смешанного происхождения, вызванного употреблением коньяка, водки, текилы, виски, джина, марихуаны, кокаина и табака. А во вторых тем, что он совсем недавно лег спать и как следствие не выспался. У него ноет висок и затылок. Выражение лица тягостное, а точнее прискорбное. Он с глубоким отвращением смотрит на дверь в кабинет. Потом, подавляя тоску, кричит в её сторону: – Следующая! и откинувшись на спинку стула полуприкрыв глаза, буднично устало смотрит безо всякого интереса не на вошедшую девушку, а в пространство перед собой. Вошедшая девица мало чем отличается от остальных. Очень короткая юбка. Высокий каблук. Полные губы. Широкая улыбка. Безупречная внешность.
– Добрый день.
Артемий молча кивает девушке головой на стул перед своим столом.
– Садись.
Девушка усаживается. Ждет, непрерывно лучезарно улыбается. Артемий на неё не смотрит. Коротко утомленно роняет.
– Скажи: – ха – ха – ха.
– Ха – ха – ха?
– Угу, ха – ха – ха.
Девушка в неуверенности:
– Просто ха – ха – ха?
Артемий в изнеможении, не открывая глаз:
– Просто… ха – ха –ха…
– Ага, – девушка прокашливается и отчетливо раздельно громко произносит: – Ха – ха – ха! Делает паузу, потом для верности повторяет ещё раз, ещё более солидно и основательно проговаривая каждый слог: – Ха -ХА -ХА!
Артемий медленно открывает глаза, усаживается на стуле прямо, смотрит на неё с неприятным изумлением, словно очнувшись:
– Да не ха – ха – ха, ты че, дура? а вот так вот: – тут он мгновенно преобразившись из пасмурно утомленного в жизнерадостно оживленного начинает громко и счастливо хохотать: – Ха – ха = ха! Потом резко обрывает: – Вот чё те делать надо! Дошло?
– Ага.
– Давай показывай!
Девушка немного расстроена, озабочена, готовится, настраивается на нужную волну. Потом начинает смеяться деланно и ненатурально и очень долго, засматривая Артемию в глаза, причем в её глазах читается отчетливый жалкий вопрос:
– Ну, как нравится?
В глазах Артемия напротив читается такой же отчетливый ответ. Он смотрит на неё с каменным лицом, сурово сдвинув брови, словно с трудом сдерживаясь, чтоб не плюнуть в физиономию, терпеливо ждет, когда она закончит. Наконец, не дождавшись, обрывает её:
– Всё, хорош, иди отсюда.
Девушка обрывает смех, быстро подымается, с холодным, на котором ни следа улыбки лицом уходит. Артемий напутствует её:
-Тебе в официантки лучше попробовать. У них там чаевые, зарплаты тоже нормальные.
– Пасиба, – девушка буднично равнодушно кивает.
– Не на чем. Следующая.
Входит следующая претендентка. Внешне точная копия предыдущей. Сходство настолько разительное, что Артемий слегка трясет головой, словно отгоняя наваждения и страх, что ему не померещилось с похмелья. Но приглядевшись, он видит, что отличия все – таки есть: украшения, некоторые детали одежды, татуировки едва заметно отличаются.
– Ты кто?
– Оля.
– Проходи.
Девушка проходит, усаживается на стул перед Артемием.
– Смеяться умеешь? Только быстро. Вот так вот: – Артемий прокашливается и радостно счастливо коротко хохочет. Обрывает смех. – Поняла?
– Ну, да вроде понятно всё.
– Давай смейся.
Девушка сладко улыбается полными, словно слегка надутыми губами, густо покрытыми чем – то вроде малинового желе, смотрит на Артемия и вдруг вскидывает назад головой словно в неожиданном пароксизме счастья ненадолго закатывается звонким смехом, и также резко оборвав, смотрит на Артемия в ожидании лучистым взглядом.
– Ну, вот это куда ни шло, – реагирует Артемий. – На троечку уже хихикнула. Шас ещё порепетируем немножко.
Артемий подымается со стула подходит к девушке
– Подними – ка голову.
Она запрокидывает голову, смотрит на Артемия снизу вверх. Тот пальцами без церемоний оттягивает губы девушки верхнюю и нижнюю, озабоченно, как покупатель лошадей рассматривает зубы, потом разжимает их, нахмурившись заглядывает в рот, говорит:
– Язык высуни.
Та послушно высовывает язык. Артемий возвращается на свое место. Бурчит на девицу:
– Ты чё, зубов что ли не чистишь?
Девица оправдывается, отшатнувшись в удивлении:
– Чи-ищу. Два раза в день: перед сексом и после. Я дирол вообще то жую постоянно.
– А-а-а, зую постоянно, – передразнивает Артемий. – А че рот то не открываешь, когда улыбаешься?
– Как …, – девица в легком замешательстве.
– А вот так. Ты че сюда делать пришла? Ты пришла сюда ржать. Громко. А чтобы ржать громко надо рот открывать полностью, так чтобы десны было видно, как у стоматолога. Поняла?
– Поняла. А это, я хотела спросить, а зачем вы язык осматривали?
– А вдруг у тебя на языке налет какой – нибудь неприятный? Что о нас телезритель подумает, если твой язык в кадр попадет?
– А-а… Ну, и как у меня язык?
– Да вроде ниче: розовый влажный.
– Фу – ух, слава Богу, – девица с облегчением выдыхает, внезапно хмурится: – А ротоглотка не попадет в кадр?
Артемий подозрительно:
– У тебя там неприличное что – то?
Девица мнется:
– Да – а… тонзиллит у меня там хронический, миндалины увеличенные…
– Так ты лечись, – Артемий в недоумении вскидывает плечами. Потом начинает рассуждать с пониманием дела: – Не-ет, это ж средний план… миндалины… они там в конце где – то… ротоглотка… получается камера прямо к ней должна подъехать… девятый ряд…, ну пусть даже если её на самом краю посадить…, но это все равно камерой непосредственно в самый рот заехать надо… в самую ротоглотку… так получается… не – е, это оператору неудобно. Не-е, не переживай, миндалины не будет видно. Так всё, с миндалинами разобрались. Теперь: ты все поняла? Рот оскален максимально. Да и вот ещё, что хорошо, добавить. Когда будешь смеяться, брови постарайся приподнять так, словно у тебя от неожиданного радостного изумления извилина пополам треснула. Сначала одна. Потом вторая. Потом третья. Потом четвертая. И так далее. В зависимости от интенсивности и продолжительности веселья.
– Поняла, – девушка кивает.
– Всё, давай поехали ещё раз.
Девушка встряхивает пышными золотыми волосами, слегка запрокидывает голову, закатывается смехом, при этом очень сильно смарщивает нос, приподымает брови и высовывает язык, изо всех сил старается выпучить глаза. Выглядит дурочкой. Артемий смотрит оценивающе: внимательно и серьезно. Когда девица заканчивает, думает, потом говорит.
– В принципе нормально. Но! Язык так сильно высовывать не обязательно. Это первое. Второе: брови будешь подымать примерно до второй извилины. Дальше не надо. А то вид, как бы тебе сказать, не то чтобы глупый, а словно ты кокса перебрала, понимаешь?
– Угу.
– Это переигрышь. Телезритель нас не поймет. Ну, давай ещё раз. Последний.
– Хорошо.
Девушка опять демонстрирует смех. На этот раз все выглядит более менее натурально, без перекосов в крайности. Артемий одобряюще кивает.
– Вот так нормально.
Пишет на маленьком квадратном кусочке бумаги, протягивает девушке:
– Девятый ряд, третье место, отдашь режиссеру.
Девушка взвизгивает от восторга, кидается к Артемию, нацеловывает его со всех сторон:
– Спасибо Артемий Ованесович!
– Не на чем.
Кидается к выходу. Артемий кричит ей вслед:
– Скажи – пускай пока не заходят! Десять минут перерыв!
– Хорошо!
Дверь закрывается, из – за неё приглушенно доносится крик:
– Ур-ра! Девятый ряд третье место!
Артемий между тем брезгливо – недовольно обтирает физиономию двумя руками, брюжжит в полголоса себе под нос:
– Обслюнявила всего, шумовка.
Потом лезет в стол, извлекает из него бутылку виски и стакан. Наливает в стакан до половины. Держит в руке, в отчаянии смотрит на стакан с горьким отвращением.
Говорит сам с собой:
– Вот придумали гадость! – и прибавляет со вздохом: – Теперь надо пить!
Залпом выпивает содержимое стакана. Сморщивается, зажмуривает глаза, подавляет рвотный рефлекс, занюхивает кулаком. Выдыхает:
– Фу – ух…
По выражению лица видно, что легче ему пока ещё не стало. Прячет в стол бутылку и стакан. В кабинет заходит промежуточный актер второго плана, внешне очень похожий на президента Владимира Путина только гораздо моложе, задействованный в юмористических сценках с его участием. Он при галстуке, одет в костюм. Артемий роется в нагрудном кармане своей рубахи с коротким рукавом, извлекает из него мятую бумажку, протягивает ему, умоляет страдальчески:
– Слышь, Вован, не в падлу, сходи за пивом, а? Кости черепа трещат после вчерашнего, ты се не представляешь.
– Да почему, представляю. Вполне даже. Только меня Николаем зовут.
– А, ну да…
– Вам, какого взять?
– Наверно, темного литр.
– Покрепче?
– Не, не, не… Только не ерша…
– Сигарет не надо на сдачу?
Артемий немного думает, тоскуя отрицательно качает головой в разные стороны:
– Не – ет, не надо сигарет. Ты мне лучше, знаешь, что: возьми карамельку на сдачу, можно бутерброд с селедкой, или с сыром, или … с говном каким – нибудь… Чего – нибудь простого, естесственного…
– Хорошо, я вас понял Артемий Ованесович, – двойник Путина направляется к двери.
Артемий снова окликает его возле неё:
– Слышь, Коль, а их там много ещё?
Николай, взявшись за ручку двери, поворачивается, кивает в сторону двери головой:
– Этих?
– Ну, да. Этих.
– Стадо приличное. Полкоридора на вскидку.
– О-ой, – Артемий выдыхает тяжко, мается в тоске. – Скажи им, пусть теперь пятерками заходят, только не прямо сейчас, я ещё передохну немного.
– Хорошо, – выходит, закрывает за собой дверь.
Артемий снова один. По прежнему тоскует. Лезет в стол. Достает бутылку уже без стакана. Пьет из горлышка долгим глотком, словно насасывается вурдалак. Отвалившись от бутылки, передергивается, прячет остатки в стол. Сжимает голову обеими руками, трясет головой из стороны в сторону. Глубоко вдыхает и выдыхает, сосредотачивается, кричит в дверь:
– Следующая!
КОНЕЦ.
Речевые ошибки не исправит попытка автора написать что-то сатиричное. Не совсем смешно и интересно.
Не самая удачная попытка сатирического памфлета. Глубокого отторжения не вызывает, но и интереса тоже.
Сдается мне, джентльмены, что это была комедия. Но дошел ли до кого-нибудь, кроме автора, ее искрометный юмор и разящая сатира?