Страх жег Артёма изнутри. Он просачивался сквозь кожу, наполнял лёгкие, затруднял дыхание. На неверных ногах Артём поднялся по ступеням и потянул за ручку тяжелой скрипучей двери. Дверь поддалась. По ту её сторону оказалась светлая комната: стены и пол были покрыты бежевым кафелем, слева в стеклянной будке сидел охранник. Охранник был крепко сложенный, с гладко выбритым черепом. Взгляд его прыгнул на Артёма и прощупал сантиметр за сантиметром: «Короткие светлые волосы. Хорошо. Медицинская маска. Странно. Серо-зелёное пальто. Всегда в таком ходит. Хорошо. Очень хорошо».

Артём прошел через рамку металлоискателя и приложил карту-пропуск к турникету. Металлоискатель пискнул, на турникете загорелась зелёная стрелка. Охранник посмотрел на экран компьютера. Компьютер показал физиономию с широким ртом и надпись: «Артём. 22 года. Студент факультета Новых свойств. Ученик бестиариуса».

— Болеем? – спросил охранник.

— Аллергия, – ответил Артём и, поправляя маску, прошёл через турникет.

От поста охраны к вестибюлю вела лестница. Поднимаясь по ней, Артём теребил верхнюю пуговицу и вглядывался в глубину просторного помещения, что вот-вот должно было проглотить его. Было восемь часов утра. Почти полтора дня прошло с тех пор, как страх впервые коснулся Артёминого сердца.

***

Ярослав висел. Висел он кверху ногами, цепляясь коленями за перекладину турника. Вес Ярослава составлял чуть более шестидесяти килограмм. Общий же вес гантелей, что с остервенением сжимали побелевшие пальцы, был равен семидесяти. По телу стекали крупные капли пота, Ярослав кряхтел.

Был он невысоким поджарым юношей, двадцати лет отроду. Левую часть его тела, опоясывая плечо, проползая через грудь, лицо и лопатку, занимал гладкий блестящий шрам. Было поздно, спортзал пустовал, тихо тикал секундомер. Ярослав крякнул и перехватил поудобней гантели. Цифры на экране телефона перебежали за отметку в три минуты.

— Стоп, – сказал Ярослав, и секундомер остановил счёт.

На улице лил дождь. Ярослав с грохотом свалился с турника. В спортзале было светло. Шершавый ковёр щекотал спину, тёмно-красные лоснящиеся стены подпирали растровый потолок. Сверху смотрели четыре квадрата ламп и накренившаяся от веса шведская стенка, на которой был закреплён турник. Ярослав нашарил телефон. Секундомер остановился на отметке «3:10». Рядом высвечивался предыдущий рекорд «3:04».

— Йессс, – прошептал Ярослав. Он уронил голову на пол, улыбнулся и прикрыл глаза.

Что-то скрипнуло. Ярослав поморщился. Что-то звонко стукнуло по полу. Будто гайка упала. Ярослав открыл глаза и увидел словно в замедленной съёмке, что шведская стенка вместе с турником падает прямо на него.

— Нет-нет-нет, стой! – выкрикнул Ярослав.

***

Полчаса стрельбы из лука в тишине, прерываемой смутным шумом с улицы и звуками рвущихся мишеней. Душ. Полотенце, пахнущее мылом. Зеркало. Из зеркала на Ярослава посмотрело передёрнутое шрамом лицо с длинной, через всю щеку, ссадиной от турника. Ярослав вздохнул и принялся ожесточённо втирать в щеку крем «от синяков, ушибов и не только». Это загадочное «не только» в инструкции не внушало ему особого доверия. Шрамы, разумеется, украшали мужчину, но Ярослав предчувствовал, что, увидев их в таком количестве, как у него, встречные прохожие будут впадать в экстаз от красоты. И разбегаться с криками.

Мятая студенческая форма, обшарпанные ступени, неровный свет ламп. Компьютерный класс.

Вдоль стен, занимая в строгом порядке отведённые им места, подмигивали лампочками кирпичи системных блоков. Артём сидел в углу у самой двери. Лопоухий, широкоротый, сутулый. Экран компьютера, расчерченный в таблицу, бросал на его опухшее лицо белый свет и силился изобразить не то галочку, не то эскиз американских горок. Артём шепотом чертыхался и вбивал в ячейки таблицы формулы, непрестанно сверяясь со справочником.

— Так-так-так, – сказал Ярослав, опираясь о косяк двери. – Кому-то завтра надерут зад на биохимии.

— Неужели, ты такого высокого мнения о моей лопоухой сущности? – проворчал Артём и застучал по клавиатуре. – Я не пойду.

— Отвечай, лопоухая сущность, – продолжал Ярослав. – В чём разница между циклом Кребса и гликолизом?

— Первый, при наличии кислорода, даёт охренительное количество энергии и не пытает добрых людей вопросами. Второй даёт энергии мало, зато от кислорода не зависит. И точно так же не суёт нос в чужие дела.

Артём наконец оторвался от белёсого экрана, на котором красная линия графика завилась в петлю, словно показывая кукиш. Под глазами у Артёма были дряблые пунцовые мешки.

Ярослав поднял брови и покачал головой.

— Да, дерьмо, – согласился Артём. – Помнить надо слишком много, а спрашивать будут вдвое больше того.

— И спрашивать будет сам-знаешь-кто, – кивнул Ярослав. – Но, кажется, кое-кто слишком рано сдаётся.

Артём отмахнулся и вновь уставился в экран. Вопросы получения биологической клеткой энергии ему осточертели ещё сегодня ночью, и теперь он самозабвенно выполнял домашнее задание по информатике. Ярослав присел рядом. Экзамен по биохимии он сдал три месяца назад. И сдал отлично.

— Я смотрю, ты поставил новый рекорд, – сказал Артём, выстукивая очередную формулу.

— Скорее, на мне поставили, – усмехнулся Ярослав. – Без ссадин профи не сделаться.

— А, как твоя миссис Сноу? – спросил Артём.

— Нормально.

— Она ведь одна из этих, – Артём снова повернулся к Ярославу.

— Нормально, общаемся.

— И именно из-за них у тебя эти шрамы, – Артём потянулся к лицу Ярослава.

— Именно благодаря ей, – Ярослав оттолкнул руку Артёма. – Именно благодаря ей и только ей я отделался исключительно шрамами.

— И теперь на тебя падают турники, ведь ты боишься, что однажды какая-то тварь вновь застанет тебя врасплох и сожрёт. Ты считаешь миссис Сноу исключением? Неужели.

Руки Ярослава мелко затряслись, глаза округлились, рот перекосился. Он стал часто-часто дышать и поднялся на ноги. Сделал шаг, другой, пошатнулся и осел на пол. Скребя конечностями будто раненое насекомое, он отполз в дальний угол комнаты.

Спустя пять минут сбрызгивания водой и призывов успокоиться, пульс Ярослава вернулся к привычному темпу, а дыхание стало глубже и реже. Артём стоял рядом, набирая в рот воды для сбрызгивания. Ярослав показал руками «таймаут».

— Чёрт, из тебя такой же оперативник, как из меня Мэрилин Монро! – сказал Артём после того как прыснул в сторону и принялся завинчивать крышечку бутылки. – Почему бы тебе не бросить эту ледяную стерву?

— Ещё раз назовёшь её стервой, и встречу с Мэрилин Монро я тебе гарантирую, – ответил Ярослав. – Как раз сможешь вжиться в образ.

Артём покачал головой и отошёл к окну. Слышался шум дождя. Корявая ветка липы неровной дробью стучала о стекло.

— Сперва человек, затем ледяной гомункул. – сказал Артём, глядя в гудящую серость. – Любопытно, как именно она такой стала?

***

Ночью Ярославу не спалось. Он ворочался, поправлял подушку, сминал пальцами простынь. В темноте под перестуки капель ему виделась пара злых янтарно-алых глаз.

Ярослав перевернулся на другой бок и зажмурился.

Тот день был жарким и солнечным. Лес шелестел зелёными листьями, воздух был чист и свеж. Пухлощёкий Васька Петров всё возился с СОМей, выкручивая до отказа тонкие металлические рычажки. Жанна ползала на корточках по траве, собирая рассыпанные стрелы в колчан. Остальные ребята разбрелись по лесу, держась от Ярослава на расстоянии оклика.

СОМЯ – Система Отслеживания Мистических Явлений – сбоила, выдавая неприлично большие значения по шкале Сварожича. Стоило Васе сдвинуть короткий рычажок у основания конструкции, как СОМЯ в его руках разрасталась до размеров баскетбольного мяча, дёргаясь переплетениями разноцветных мерцающих нитей. Вася морщился, выключал устройство, чесал в затылке и вновь принимался за настройку.

Ярослав приложил ладонь к стволу берёзы, покрытому мхом, и погрузил пальцы в щекочущую зелень. Дышалось легко. Гибкие ветви в острой листве свисали до самой земли и чуть шевелились под ветром. Ярослав посмотрел на ребят – камуфляжная форма, плотные бронежилеты, загорелые лица. Ярослав и сам успел загореть. Бронежилеты и луки в такой пустяковой практике казались излишними.

В практике участвовало два отряда – поисковый и оперативный. Целью было обнаружение яйца или детёныша определённого типа нечисти, что ребята заранее обговорили во время инструктажа.

Теперь, когда поисковая группа определила примерное местонахождение детёныша, их отряду оставалось только зафиксировать на карте точное место и снять при помощи СОМи показания. Поисковый отряд располагал более мощными системами отслеживания, но далеко не такими точными, как портативная установка.

Рация на поясе Ярослава начала плеваться и шипеть – поисковики, должно быть, уточнили координаты. Жанна, завершив сбор стрел, обернулась и вскинула белобрысые брови. Вася в очередной раз выключил устройство и состроил постную мину – он хотел быть в поисковом отряде, а не в оперативном.

— …Уходите… Быстро! – протрещала рация. – Это не детёныш! … Жар…

Звуки рации слились в нечленораздельный визг и с хрустящим щелчком смолкли. Ребята переглянулись.

Раздался крик. Жанна выхватила стрелу и прицелилась в заросли кустов смородины. Кричали фальцетом, вереща и переходя на писк. Ярослав нахмурился, он даже не мог понять, чей это вопль. Дело было дрянь. Крик оборвался так же резко, как и возник.

Вася нахмурился, повернул выключатель устройства и, вскрикнув, бросил его на землю. СОМЯ вспыхнула будто была облита бензином. Она раздулась до размеров спелого арбуза – цветные нити внутри неё лопались и перерезали друг друга. Трава под кривящимися останками СОМи чернела.

Жанна изо всех сил натянула тетиву – Ярослав приоткрыл рот и потянулся за собственным луком, что лежал у его ног. Нечто вылетело из кустов смородины. Жанна не успела выпустить стрелы. Не сходя с места, она превратилась в крошащийся чёрный скелет. Вновь закричали фальцетом. Кричал Вася. Над ним, расправив мощные, мерцающие алым крылья парила огромная птица. Ворчащий сгусток пламени. Жар-птица.

— Ярик? Что ты видишь, Ярик?

Ярослав сел на постели. Всё так же шумел дождь. Было пятнадцать минут четвёртого. Ярослав включил свет. Он был в белой пижаме с котёнком. Застеклённый стеллаж у противоположной стены пестрел корешками книг. Рядом с ним располагались грузный шкаф и зубоскалящее фортепиано. Ярослав провёл по светлым волосам – пальцы задержались на гладкой поверхности шрама. В доме витал приятный запах старой бумаги.

— Добрейшее утро! – снова прозвучал тонкий голос. – Кажется, я задала вопрос.

Ярослав нахмурился и обернулся. Голос исходил из термоса, что стоял на рабочем столе у изголовья кровати. Ярослав поднялся, уселся за стол и вздохнул. Рядом с термосом возвышалась кипа учебников и тетрадей. Кроме неё на столе присутствовали: три пишущие ручки, карандаш, огрызок ластика, ноутбук и (ровным слоем по всей поверхности) листы исписанных черновиков.

Ярослав выдвинул встроенный ящик, достал моток четвертьмиллиметровой медной проволоки, достал плоскогубцы, нейлоногубцы, круглогубцы, кусачки, достал каркас какого-то небольшого изделия вроде кулона из толстой, в восемь десятых миллиметра, проволоки, откусил от мотка тонкой и принялся оплетать кулон.

— Ты опять видел тот сон, – заговорил термос. – Опять жуткий монстр, опять сожгли Васю, опять ты всё профукал… может хватит, а? Я спасла твою драгоценную задницу, ты не стал бифштексом… Эм, ну почти. Прости, если задела.

Ярослав приматывал одну проволочку к другой, про себя считая витки: «…четыре, пять, шесть и раз, два…».

— Что ты делаешь? – спросил термос.

— Это обратный оберег, – наконец ответил Ярослав.

— Эм… нууу, и зачем он нужен? – оживился термос.

— Ну представь, – Ярослав откинулся на спинку стула. – Какой-то бешеный упырь решил поохотиться. Он – как это у них принято классически – напугал жертву до чёртиков, так, что та и бежать не может, да принялся высасывать кровь – самое для них желанное. Это фиксируют. На сектор, в котором находится упырь, тут же концентрируют чары разделения. То есть, что? Все из простых людей, кто находился поблизости, либо спешат поскорее убраться прочь, либо засыпают на месте. В секторе остаются лишь те, кто причастен к миру магии.

Ярослав прикрыл глаза и чуть улыбнулся – он знал эту тему на зубок. Термос молчал и, казалось, внимательно слушал.

— И в этот самый момент туда прибывают кто? – спросил Ярослав. – Правильно, оперативники. Стоп-команда. Я говорил, что хочу стать оперативником? Так вот. Оперативники, как правило, к миру магии не причастны. Простые люди. Стало быть, в сектор их не пустят чары разделения. Что же делать? И вот тут вступают в дело обратные обереги, что висят на груди каждого оперативника, надёжно укрытые бронежилетом. В итоге, оперативники входят в сектор и делают с упырём… В общем, ликвидируют его.

— Я бы поаплодировала, было бы чем, – отозвался термос. – С нами у вас, как видно, особо не церемонятся. Меня тоже ликвидируешь? Представь, что я показываю пальцами кавычки.

— Ты не упырь, – возразил Ярослав.

— А кто? Мертвец? Призрак? Ледяной гомункул, м?

Ярослав нахмурился, отложил плетение и побарабанил пальцами по столу. Содержимое термоса было ничем иным, как объектом четвёртого класса, двенадцатым по порядку обнаружения, в быту именуемое Снегурочкой. Если быть до конца откровенным, в термосе был лишь её маленький кусок – обломок льда, что Ярослав подобрал, прежде чем на место инцидента прибыл спецотряд и забрал то, что осталось от его спасительницы. Лёд против пламени. Снегурочка оказалась той, что вырвала Ярослава из огненных когтей смерти. Она растаяла, раскололась на сотни частиц, но подарила Ярославу шанс.

— Скажи, как ты стала такой? – спросил Ярослав.

— Такой тварью, м?

— Да нет же! – Ярослав всплеснул руками. – Ты не тварь, ты ведь раньше была человеком, разве нет?!

— О-хо-хо, какой нервный, – сказал термос. – На Эльбрус лазила.

— Поздравляю!

— Спасибо!

Термос замолчал. Ярослав схватил кулон и принялся быстро наплетать виток за витком на изделие. Дождь бил в окно градом капель. Термос хмыкнул.

— Кто-то любил острые ощущения? – спросил Ярослав.

— И сейчас люблю, – отозвался термос. – Это было захватывающе. Каждый раз говоришь, что ещё немного пройдёшь и спустишься, но азарт берёт своё: заходишь всё дальше и дальше. Становится тяжело дышать. Не только из-за нехватки кислорода, но и из-за ветра, который режет лицо через малейшую дырочку балаклавы… Я не дошла до намеченной точки. Поняла, что просто не могу сделать вдох… Я бы хотела попробовать ещё раз. Знаешь, там на высоте оглядываешься и видишь, как всё…

Термос смолк. За окном приглушенно шумел дождь – силы его иссякали. Ярослав отложил плетение и уставился на термос.

— Света? – позвал он.

Термос не ответил. Ярослав встал и прислушался. Термос молчал. Дождь полностью стих, и в комнате повисла тишина.

— Света, что с тобой?!

***

Артём завершил подъём по лестнице, сдал пальто в гардероб и направился в недра бежевого вестибюля. Коридоры, лампочки, жирные крысы, ступени и снова лампочки. Артём очутился у массивной железной двери, покрытой странными угловатыми символами. Слева от двери на желтой шершавой стене располагалась прямоугольная панель для карты-пропуска. Надпись над дверью предупреждала: «Бестиариум. Вход свободный. Выход только для сотрудников».

В этот ранний час казалось, что в здании не было никого кроме гардеробщицы Зины, охранника и Артёма. Однако Артём знал, что сие было совершенно не так. Именно поэтому он и пришёл сюда.

Бестиариум был личной коллекцией Константина Афанасьевича. Здесь были собраны представители разных классов нечисти. Константину Афанасьевичу они были нужны для экспериментов. Жутких, аморальных и самую малость безумных.

Было тихо. Даже местных крыс не было слышно. Артём поправил лямку рюкзака и приблизился к двери. Он снял маску, что так некстати натирала его оттопыренные уши. От двери исходил странный аромат – запах гари смешивался с запахом плесени. Артём провёл ладонью по лицу и ухмыльнулся – на лице красовался гладкий блестящий шрам. Под прикосновением карты панель пропуска пискнула, и дверь со скрипом отъехала в сторону. Это был вовсе не Артём.

***

Остаток ночи, в которую замолчал термос, Ярослав провёл не сомкнув глаз. Он вышагивал взад-вперёд по комнате, подходил к окну, смотрел на пустые улицы, освещённые желтым светом фонарей, возвращался к столу, присаживался на корточки, так что его глаза оказывались напротив термоса, вздыхал, поднимался и вновь метался из стороны в сторону.

Электронные часы высветили на сером табло «6:30». Пол был холодный, гладкий, имитирующий текстуру дерева. Ярослав лежал посреди комнаты, подложив руки под голову. Белый котик на его пижаме смотрел большими печальными глазами. Термос молчал. Ярослав вздохнул, крякнул и поднялся.

За скудный остаток ночи он перерыл штук пять учебников по прикладной бестиологии, прошерстил вдоль и поперёк МАКОШпедию, и к тому моменту, как солнечные лучи осенили его комнату утренним светом, записал в ежедневник следующие заключения:

Первое: Снегурочка – четвёртый класс нечисти – в случае повреждения формирует ядро регенерации (Сердце). Оно способно разговаривать. В случае критических повреждений (ядро утеряно), останки Снегурочки восстанавливаются до предельно возможного уровня, образуя тело №1.

Второе: В случае, если «сердце» будет возвращено Снегурочке (достаточно соприкосновения с телом №1), при пригодных значениях температуры Снегурочка сможет регенерировать без каких-либо дефектов. По прошествии критического срока (дедлайн послезавтра!!!) тело №1 саморазрушается, а «сердце» формирует вокруг себя тело №2. В этом случае, все предшествующие воспоминания теряются. Образуется новая личность…

Третье: Тело №1 Снегурочки сейчас находится в личной коллекции Константина Афанасьевича. (см. сайт Бестиариума)

***

Кафедра биохимии располагалась в громадном бордовом здании с колоннами. Через дорогу желтел парк, то и дело шумели машины. Было пасмурно.

Прозрачные двери автоматически раздвинулись, и навстречу Ярославу зашагал Артём – хмурей хмурого.

— Как поживает Биохимик? – спросил Ярослав, отлипая от гладкой поверхности колонны.

— Восхитительно, – ответил Артём и улыбнулся одними губами.

— Зарезал?

— Выпотрошил. И надругался. Ты же знаешь, он один из этих, – Артём приложил пальцы ко рту, изображая клыки.

Товарищи вместе спустились по ступеням крыльца и зашагали к дороге. Ярослав достал из кармана ежедневник и сунул подмышку.

— Слышал, ты подрабатываешь в одном мрачном заведении, – сказал Ярослав.

— Так, – сказал Артём и остановился. – миссис Сноу тебя всё же одурманила. Скажи, не возникало ли в этой поджаренной башке мысли, что тебя используют?

— Артём, пожалуйста. Мы примерно одного роста, одной комплекции. Медицинская маска – и нас, считай, не отличить.

— Нет, Слава. Меня за такое уволят. Извини, но нет.

Артём развернулся и зашагал прочь по улице. Ярослав долго смотрел ему вслед. Наконец он сжал губы, сунул ежедневник в карман и затопал в противоположную сторону.

Поднялся ветер. Воздух наполнился крутящейся желтизной. Ярослав сорвал и отбросил лист, что ненароком угодил ему в лицо. Город должен был быть серым. Серая дорога, серые машины, серые лужи. И только листья, мёртвые желтые листья впивались в мозг Ярослава своим едким цветом.

Ярослав достал из кармана телефон и стал смотреть на дисплей, листая иконки приложений. Обои экрана золотились пляжем, на который, брызжа пеной, набегала волна. Ярослав запрокинул голову, выдохнул, ткнул в ярлык «недавние вызовы» и выбрал последний номер. В ухе зловеще загремела музыка из Призрака оперы. Ярослав переступил с ноги на ногу. Музыка стихла, уступив место невнятному покашливанию, как-то незаметно перешедшему во фразу: «Добрый день! Чем могу быть полезна?».

— Варь, слушай, ты не в курсе, к кому обращаться, если позарез нужно передать кое-что кое-кому кое-куда? – спросил Ярослав

— Даже представить не могу, – ответила Варя, растягивая слова.

Варя в этот момент сидела в кресле на колёсиках и наматывала красную прядь волос на палец.

— В следующем году биохимию принимает сама-знаешь-кто, – сказал Ярослав. – Тебе не помешают ответы на экзаменационные вопросы.

— С сам-знаешь-кем у нас напряженные отношения, ответы не помешают. Но этого явно мало.

— В самом деле? – Ярослав вскинул брови. – С твоим-то талантом, и мало? Знаешь, я был бы тебе… обязан.

Варя оттолкнулась и закружила в кресле по комнате. Этой юной одарённой особе институт любезно предоставил личный кабинет.

— Мне был бы обязан участник инцидента с Птичкой? – сказала она. – Заманчиво.

Тишина. Ярослав вздохнул и стал теребить пуговицу куртки. Очередной порыв ветра завертел вихрь разноцветной листвы. Ярослав проводил его взглядом и, чтоб не мучить пуговицу, заложил руку за спину.

— Расклад такой, – наконец, зазвучал довольный голос Вари. – Если пошлёшь сердце Светы через официальные инстанции, оно попадёт на склад и застрянет там надолго. Не до сердец сейчас. Какой-то упырь спёр у нашего начальника сыворотку человечности и практическое руководство к ней. Теперь всей командой ловим. А в институте по этому поводу все на рогах. Упырь, да инкогнито – это же прелесть.

Ярослав пробормотал что-то невнятное в знак благодарности, оборвал разговор и убрал телефон в карман. Тот завибрировал. Ярослав, не глядя, нажал на зелёную трубку и приложил мобильник к уху.

— Завтра мне нужна замена по работе, что-то я приболел, – раздался голос Артёма. – тебе потребуется моя карта-пропуск… И охранник там та ещё зараза, так что кто-то должен устроить шоу на КПП.

— Дружище, я… – у Ярослава перехватило дыхание.

— Да, охранник этот интересный фрукт, коллекционирует росписи знаменитостей, – перебил Артём. – Полагаю, небольшая иллюзия сможет его отвлечь. Не зря ж я три года отучился. А тебе, оперативник, как всегда предстоит самое интересное. И ещё… Я это делаю не ради счастливого воссоединения с мисс Сосулькой. Я это делаю, чтобы ты увидел Бестиариум во всей красе, и понял, что водить дружбу с нечистью… не стоит.

Раздались короткие гудки. Ярослав улыбнулся, сунул телефон в карман и зашагал дальше.

***

Итак, это был вовсе не Артём. С сочным чмоканьем дверь Бестиариума затворилась, и Ярослав очутился в полумраке наедине с тварями. Тёмный коридор. Снизу у стен медленно загорались и гасли красные полосы подсветки. В стенах зияли застеклённые камеры с нечистью. Здесь было тихо. Настолько тихо, что слышалось собственное дыхание. Что-то неприятно кольнуло глаза. Ярослав поморщился, присмотрелся и увидел, что под его ступнями пол вспыхивал голубым. Позади тянулась дорожка из тлеющих следов.

Чуть попривыкнув к такому странному освещению, Ярослав двинулся вперёд. Вот и первая камера слева. В камере было темно. Ярослав остановился и приблизился к заградительному стеклу. В темноте что-то шевелилось. Ярослав вгляделся пристальнее и увидел холст.

Холст стоял на мольберте-треножнике. Рядом с ним парило несколько карандашей. Карандаши непрерывно перемещались, суетливо оставляя на холсте множество коротких штришков. Ярослав пригляделся. Карандаши разом повернулись остриями грифелей к стеклу. С холста смотрело перекошенное злобой лицо, левая часть которого была изъедена шрамом. Ярослав приложил кончики пальцев к собственной щеке. Холст беззвучно лопнул, и клочки мятой бумаги заметались по камере. Ярослав отпрянул, в последний раз покосился на парящие карандаши и двинулся дальше.

В следующей камере располагался металлический брус – длинная рельса, подвешенная на цепях. На рельсе сидел чёрный силуэт. Ярослав облизнул пересохшие губы и поднял к груди дрожащую руку. На чёрном силуэте загорелась пара янтарно-алых глаз. Ярослав надломлено вскрикнул и упал, отползая к стене. Камера заполнилась белым пламенем. В коридоре стало светлее. По полу заметались расплывчатые оранжевые блики. Ярослав лежал, обхватив голову руками и поджав ноги к животу. Из камеры глухо слышался рёв огня.

Всё завершилось так же резко, как и началось. Птица вновь потемнела вплоть до пепельного-чёрного цвета, описала полукруг, уселась на малиновую от жара рельсу и закрыла глаза. Ярослав лежал, не в силах подняться, и дрожал всем телом. Пол под ним мерцал ярким сиянием.

— Бу, – раздался низкий голос. – давай поиграем?

Ярослав вскочил – оцепенения как не бывало. Изо всех сил вглядываясь в темноту и впиваясь пальцами в лямку рюкзака, он медленно двинулся дальше, оставляя голубые следы.

— Апогей истории, – продолжал нараспев голос. – Герой готов пойти на всё, герой обязан взять своё. Возможно, ждёт его успех, но у меня он вызвал…

Ярослав подошёл к следующей камере. Стены и пол этой светились бледным белёсым сиянием. Ярослав приложил ладонь к заградительному стеклу – там, в глубине, почти в центре комнаты неподвижно стоял угловатый силуэт. Изморозью был покрыт пол, иней рисовал по стеклу витиеватые узоры. Это была статуя. Статуя из полупрозрачного чистого льда. Ярослав отрывисто вздохнул и ударил кулаком по стеклу. В эту минуту он позабыл и об Артёме, разворачивающем в этот самый момент на КПП шоу для отвлечения охраны, и о жар-птице в соседней камере, и о загадочном низком голосе, что только что гремел по коридору. Это была Снегурочка.

Ярослав засуетился и полез в карман брюк. Здесь совсем рядом должна была быть панель для карты-пропуска. Какой-то маленький прямоугольный кусок пластика и четыре набранные цифры пин-кода отделяли его от цели. Согласно инструкциям Артёма, пин-кодом являлся номер мистического существа в камере. Стоило его ввести, и стеклянная стена должна была бесшумно втянуться в потолок.

Карты не было. Ярослав ощупал другой карман, затем снова первый, затем вывернул оба наизнанку – карты не было нигде.

— Разве так интересно? – вновь забасил голос. – Чтоб ощутить истинное наслаждение, мечта должна стать настоящим адом.

Ярослав завертел головой в надежде отыскать хозяина этих слов. Красные полосы вдоль стен ритмично мерцали.

— Ты уверен, что знаешь, чего хочешь? – продолжал голос, став чуть выше. — О-хо-хо, в самом деле уверен. Так позволь развеять это заблуждение, ибо многое здесь не то, чем кажется.

Заставляя пол светиться неоново-голубым, от камеры поползла корка изморози. Лёд полз, разрастался и тянулся вверх. Ярослав сглотнул и шагнул назад. Лёд рос и вытягивался, принимая человеческие формы. Одну, две, три. Небольшой рост, стройные изгибы тела, аккуратные черты лица, глаза небесно-голубого цвета. Ярослав приоткрыл рот, переводя взгляд от одной фигуры к другой. Перед ним было полдюжины абсолютно одинаковых Снегурочек.

Ледяные девушки улыбались. Они тянули к Ярославу полупрозрачные руки, и пол под их босыми ступнями ощетинивался белыми иглами инея.

— Кто же из них та самая? – гоготал под потолком голос, становясь всё тоньше.

— Я не знаю! – заорал Ярослав.

— Ярик не герой, а гад. Будет кровь, и будет ад, – проговорили разом ледяные девушки таким знакомым голосом Светы.

***

Тем временем на посту охраны, так солидно именуемым Артёмом Контрольно-Пропускным Пунктом, заскрипела дверь. Охранник Григорий Георгиевич округлил глаза. Если бы его череп не был выбрит самым тщательным образом, то волосы Григория тут же встали дыбом. Под рамкой турникета очутилась сама Мэрилин Монро.

— Добрый день, не подскажите, как пройти к метро? – сказала Мэрилин, и поправила золотистые кудри.

— Ах… Жэш тэ цэ… – сказал охранник и утёр пот со лба.

Кем была Мэрилин Монро, Григорий точно не знал. Может актрисой, а может спортсменкой. Однако он точно знал, что она была безумно популярна. А также то, что она умерла лет пятьдесят назад, если не больше.

— Что же вы молчите, достопочтенный страж? – спросила Мэрилин с придыханием и оперлась о турникет.

— А… можно ваш автограф? – спросил охранник и потупил взгляд.

***

Всё это было обманом, а кроме того, обманом абсурдным. Ярослав понимал, что настоящая Света сейчас не в той форме, чтобы рифмовать жуткие фразочки, а тем более замораживать людей заживо. Над ним откровенно и бессовестно издевались.

Ярослав снял рюкзак, ступил назад и ощутил спиной промёрзшую поверхность стены. Девушки наступали, вытянув руки, наподобие киношных зомби, а температура в коридоре стремительно понижалась.

С раннего детства Ярослава донимали необъяснимые события. Как-то раз ночью в квартире маленького Славы раздался грохот. Родители спали. Белым светом горел ночник в виде толстого кота, а от шкафа тянулась длинная тень. Казалось, что в этой тени кто-то прячется. Слава потряс маму за плечо, но та не проснулась. Не пробудился и папа, промычав, что он не спит. Тогда маленький Слава вылез из кровати и на цыпочках вышел из комнаты. В тёмному коридоре раздавалось шипение. Слава прислушался. Шипение исходило из ванной. Слава нажал на кнопку выключателя, и под дверью вспыхнула желтая полоса света. Тихо вздохнув, он надавил на холодную ручку и потянул дверь на себя.

Зеркало. Огромное зеркало сорвалось со стены. Оно не упало, не разбилось. Зеркало своей громадой обрушилось на раковину, посшибав с туалетного столика шампуни и включив кран. Именно включённый кран и издавал этот шипящий звук. Шампуни валялись на полу, часть из них угодила прямо в унитаз.

Раздался сердитый кашель. Слава обернулся. За его спиной со скрещенными на груди руками стояла мама.

Славу наказали. Долгие месяцы после этого он гадал, почему же упало зеркало. Крепления были в порядке, в доме никого, кроме него и родителей в ту ночь не было. И всё же оно упало.

Институт, в котором учился Ярослав, был призван разделять естественное и сверхъестественное, оберегать одно и исследовать другое.  Когда мальчик Слава открыл для себя то, что у непонятных явлений очень часто есть причина, когда понял, что вещи сами собой не падают, когда догадался, что человек смертен, и смертен далеко не всегда случайно, тогда мальчик Слава и решил встать на защиту человечества от нечистых сил и поступил в этот институт.

Ярослав выдохнул, и дыхание его от мороза обратилось паром, видимым в красноватой подсветке стен. Он прикрыл глаза и задумался. Перед его мысленным взором замелькали страницы учебников, справочников и конспектов.

Ситуация была не из лёгких. Неизвестный голос, делающий вид, что Света размножается почкованием и пытается его убить, примитивные стишки, имитирующие детские страшилки, игра в угадайку. Подобные странные случаи в своей жизни Ярослав называл Неведомой Хренью. Хрень была чистым воплощением хаоса, а с хаосом можно бороться исключительно с помощью знаний.

Бесы. Третий класс нечисти. Именно эти шаловливые существа и находились в первой камере, которую увидел здесь Ярослав. Бесы были невидимы и неосязаемы, однако сами могли всё прекрасно видеть и осязать. Мнение окружающих для этих существ было дороже, чем кусок мяса для голодной собаки. Однако бесы были невидимы, и от того им приходилось привлекать внимание своими забавами. Стены камеры для них были не большей преградой, чем надпись: «не входить». Они бы с удовольствием и вошли, и вышли, и устроили в Бестиариуме небольшой Армагеддон, однако в этой же камере лежали особые карандаши, зачарованные вызывать у бесов лютый интерес. Ярослав подозревал, что карандаши эти зачаровывал Артём – известный халтурщик. А значит, Бесов можно было отвлечь, выманить сюда, а уж они устроят настоящее шоу, и тогда этому голосу неизвестного происхождения самому придётся разбираться с Неведомой Хренью.

— Кто же настоящая, м? – спросила ближайшая из Свет и прикоснулась к груди Ярослава.

Ярослав ощутил, как прикосновение ледяных пальцев даже через ткань рубашки щиплет и обжигает кожу. Он скользнул в сторону и подскочил к камере с Жар-птицей. Светы хищно заулыбались, глядя на его метания. Ярослав сел на колени. При виде птицы, он снова начал трястись. Ярослав зажмурился и стал часто и с силой выдыхать красноватый в местном освещении пар на стекло. Пар оседал, стекло запотевало.

— Брось, все герои хотят заполучить свою принцессу, – разом заговорили за его спиной Снегурочки. – Так встань и обними нас.

Ледяные дубликаты обступили Ярослава, и тот спиной почувствовал, какой убийственный холод исходил от них. Снегурочки. Лже-Светы. Нечисть. Они набросились на Ярослава. Тот выдохнул в последний раз и молниеносно начертил что-то на стекле.

Раздался треск. Снегурочек разбросало в стороны. Ярослава прижало к стеклу. Прижало, и подняло, и протащило вверх и вбок. Стекло в миг покрылось трещинами. Внизу, там, где Ярослав сидел на коленях, на запотевшем стекле красовалась надпись: «ЛОХИ».

Под неистовым натиском бесов стекло со звоном лопнуло. Ярослав провалился вглубь камеры. Вспыхнула пара янтарно-алых глаз, и коридор наполнился белым ревущим пламенем. Ярослав очутился на полу, сорвал с себя загоревшуюся рубашку, скалясь, отполз в угол и сжался клубочком. Лже-Светы пронзительно завизжали, перебивая гул огня. Они корчились, заламывали к потолку руки и одна за другой взрывались под бешеными потоками раскалённых газов. Когда визг последней оборвался, раздался новый шум. Рокочущий грохот прокатился по коридорам Бестиариума. Что-то пролетело вдоль камер. Кто-то со скрежетом цеплялся за пол. Затем рёв пламени стих. Тот, кого так бесцеремонно швырнули, вынудив цепляться за пол, возвращался, издавая свистящий звук: «Шшшшааааа». Что-то лопнуло. Словно камень в воду упал. Ярослав оскалился пуще прежнего, затем уголки его губ потянулись вниз, он ударил кулаком по полу и поднялся.

Камера, где он обнаружил лже-Снегурочку, пустовала. Её стекло было разбито так же, как и стекло камеры Жар-птицы. В коридоре, среди оплавившихся осколков и клубов белого пара стоял незнакомец. Это был высокий бледный человек в кожаном плаще с бородой и усами на манер Гая Фокса. В руке он сжимал за длинную шею Жар-птицу. Только сейчас Ярослав отметил, что птица напоминает павлина. Злобного, хтонического, но павлина. Птица вспыхивала ярким оранжевыми пламенем, била крыльями и противно кричала. Бледный человек раскрыл рот и шумно вдохнул. Пламя тонкими струями втянулось в его глаза и рот. Птица перестала кричать и обмякла. Человек отбросил пепельно-чёрную тушку обратно в камеру. Ярослав было попятился, но сжал кулаки, сглотнул и хмуро посмотрел на незнакомца. Незнакомец ответил ему пронзительным взглядом светящихся кислотно-голубых глаз. Дыхание Ярослава участилось, но он не отступил. Кислотно-голубые глаза потемнели, и незнакомец улыбнулся.

***

В этот момент на посту охраны экран компьютера замигал красным. В его правом нижнем углу появилась надпись: «Тревога: нечисть вне камер». Григорий вскинул брови и посмотрел на Мэрилин Монро. Та ответила обворожительной, но натянутой улыбкой.

Застеклённая будка, в которой сидел охранник, прыснула в Мэрилин тонкими иглами на нитях. Та вскрикнула, и голос её потерял бархатистые нотки. На пол, корчась в судорогах, повалился Арсений в золотистом кудрявом парике.

***

А Ярослав тем временем вводил заветный номер «04-12» на панели у нужной камеры. За его спиной, заложив руки за спину, стоял бледный незнакомец и покачивался с пятки на носок. Стеклянная завеса вздрогнула и бесшумно поднялась. В камере на гладком металлическом столе лежала Света. Сквозь полупрозрачную кожу смутно виднелись кости и нити сосудов. Света лежала в неестественной, напряженной позе, вытянув руки по швам. Ярослав вгляделся в её лицо – симметричность его черт завораживала. Бледный незнакомец кашлянул в кулак и продолжил раскачиваться. Ярослав засуетился и достал из обгорелого рюкзака термос. Долой крышку. Клапан зашипел, впуская в термос воздух камеры. И клапан долой. Ярослав надел шерстяную перчатку и осторожно достал маленький кусочек льда. Маленькое сердце. Крошечный прозрачный конус, что чуть заметно пульсировал, хоть это и казалось невозможным. Затаив дыхание, Ярослав приложил конус к груди Светы, туда, где меж рёбер зияла пустота. Сердце на миг вспыхнуло, испустив облачно пара, а затем стало покрываться иглами инея, постепенно погружаясь в прозрачное тело.

— Люди раз за разом совершают одну и ту же ошибку, – заговорил незнакомец. – Они думают, что, достигая цели, завершают историю. А ведь жизнь на этом не кончается.

Ярослав обернулся и нахмурился.

— Кажется, кто-то считает, что знатно меня надурил? – спросил Ярослав. – Может этот кто-то представится для начала?

— Для начала считай, что я Водяной, коль тебя страшит неопределённость. Лучше скажи, как тебе такой хэпи энд?

Незнакомец повёл рукой, и стены Бестиаиума стали прозрачными. За ними, Ярослав увидел, как к входной двери быстрым шагом приближаются люди в камуфляжной форме. Стоп-команда. Ярослав плотно сжал губы и отступил к столу. Водяной вновь заложил руку за спину, и стенам вернулся естественный вид.

— Регенерировать Снегурочка будет ещё полтора часа, при этом выдавая шестьдесят относительных градусов по шкале Сварожича. А у стоп-команды приказ на ликвидацию любого, чьи значения превышают тридцать, – сказал Водяной. – Ты так и не сможешь поговорить с ней. И, разумеется, о работе оперативником придётся забыть. Этого ты добивался?

Сгорбившись, Ярослав стоял у стола, на котором лежала Света. Та будто расслабилась. Казалось, она вот-вот должна проснуться. Люминесцентная лампа – одна из немногих в Бестиариуме – мерно лила с потолка свет на поломанное тело Ярослава. Тело, прикрываемое лишь брюками, испачканными в копоти и саже, изведённое тренировками, изъеденное шрамами и абсолютно бесполезное. Неведомая Хрень победила.

***

Водяной покачал головой, вздохнул и вытянул перед собой руки со сцепленными в замок пальцами. Раздался хруст.

— Не люблю людей, но наблюдать за отдельными личностями до жути интересно, – сказал Водяной, убирая руки за спину и подходя к Ярославу. – Ты повеселил меня, славно поиграли. Если доставишь мне удовольствие и продолжишь борьбу, я наделю тебя частью своих сил. Довольно траура, Света будет жить. Ага?

Ярослав поднял голову. В свете лампы его лицо, перекошенное шрамом, казалось страшной маской. Были видны все неровности, все складочки, шрамы и ссадины. Ярослав заложил руки за голову, посмотрел на Водяного полубезумным взглядом и побрёл к выходу. Водяной молчал и пристально смотрел ему в спину.

— Ты всё ещё держишь меня за дурака, – бормотал Ярослав. – Мы заключим сделку, я аки Ахиллес раскидаю спецназ, а затем наступлю на гвоздик и сдохну, верно? Но это другая сказка. И в ней у героя хватит мозгов сдаться.

Водяной ухмыльнулся и наклонил набок голову.

— Могу предложить альтернативу, – сказал он, и в чёрных глазах мигнул голубой огонёк.

Ярослав почувствовал, что не может сделать вдоха. Жгучее чувство стало наполнять его грудь. Он упал на колени, поднялся, и тут же ухватился за стену, чтоб не упасть. В глазах темнело. Изо рта полилась вода. Ярослав пошатнулся, сделал пару шагов, упал и опёрся руками о пол. Хотелось дышать. Лицо его налилось цветом. Он принялся ползти. Ползти к ногам в чёрных кожаных лоферах. Накатила тошнота, и новая порция жидкости вырвалась из глотки. Руки подкосились.

— Неужели, я умру таким нелепым образом? – пронеслась щекотливая мысль.

Ярослав лежал ничком в большой тёмной луже. Вода всё текла. Его будто разрывало изнутри. Рёбра дёргались, силясь втянуть живительного кислорода. Глаза закатились.

— Вот бы ещё раз поговорить со Светой, – подумал Ярослав. – Отчего я не доверился этому чёрту?

— Сочту за согласие, – сказал Водяной.

Ярослав напряг все силы, попытался подняться, но не смог пошевелить и пальцем. В темноте перед собой он увидел голубой огонёк. Огонёк дёргался, слово плясал, и сыпал мелкими искрами.

— Жаль, что он так далеко, – подумал Ярослав и провалился в пустоту.

Был жаркий летний день. Не то, что этот – промозглый, пасмурный, воплощение упадка и самой осени. Было тепло. Солнечный свет, пробиваясь неровными островками, осенял поляну подле многовекового дуба. Дуб был на редкость толст и высок. Ветви его простирались вверх и в стороны, неся груз шелестящей зелени, а кора, в некоторых местах покрытая мхом, топорщилась складками. Воздух был прян и свеж.

Под дубом у узловатых корней сидел Ярослав, потный и раскрасневшийся, облачённый в рваный камуфляж. Совсем скоро он должен был получить свои шрамы. Рядом сидела Света. Дуб за её спиной был покрыт искрящимся инеем, источающим белый пар. Света приложила руку ко лбу – от жары у неё разболелась голова. Ярослав только что вывалил на неё поток бессвязной речи – кто он, где учится, почему он здесь, какую музыку любит, а какую терпеть не может, и ещё множества бессмысленных мелочей. В кустах у кромки поляны что-то затрещало. Света ощутила за ними сгусток жгучего тепла, наморщила нос и потёрла плечо. Ярослав тоже почувствовал, что за кустами что-то есть, прижался к дубу и стал дрожащей рукой шарить в поисках лука.

— Эм, сделай одолжение, – сказала Света. – доживи до завтра.

— Считаешь, у меня мало шансов? – спросил Ярослав.

— Считаю, будет трудно найти такого же болтуна.

Ярослав очнулся. Он ощутил пол. Пол простирался широко, он был чуть прохладным, испещрённым вдоль и поперёк узкими желобками. Очевидно, это была плитка. Постоянно слышалось тихое гудение. Рядом мутным пятном выступал стол, и рядом же стоял человек. Тот самый, бледный, в лоферах и кожаном плаще. Водяной.

Ярославу показалось странным, что он не может сообразить, в какой позе лежит. Он попробовал перевернуться и встать, но вышло как-то неумело, если вообще получилось. За успех Ярослав ручаться не мог – всё было серо и смутно, тело было непривычно подвижным, а пол ощущался всё так же отчётливо.

Ярослав снова лёг и к своему удивлению увидел воздух. Он сперва подумал, что, либо в голове его что-то повредилось, либо все одиннадцать классов школы ему нагло врали, будто воздух прозрачен. Воздух двигался, слои его перемещались и смешивались. Ярослав пригляделся и понял, что с образованием все в порядке, а вот голова вполне могла пострадать. Он видел не воздух, а мельчайшие капли жидкости, парящие в нём. Захотелось вздохнуть.

Совершенно неожиданно Ярослав обнаружил себя стоящим на ногах, кашляющим и отплёвывающимся от остатков воды. Щипало нёбо, болела грудь. Он снова был жив.

— Мои поздравления, – сказал Водяной. – теперь ты ограниченно бессмертен.

Ярослав утёр лицо, поднял брови и, не отрывая взгляда от собеседника, обошел вокруг стола. Водяной ухмыльнулся.

— Ты можешь превращаться в воду и творить всё, что взбредёт в голову, – продолжал он, ухмыляясь. – Впрочем, последним ты и раньше не брезговал. Скажешь что-нибудь?

Ярослав прикрыл глаза и запрокинул голову. Вдох, да выдох, да по новой. Время шло. Водяной стоял рядом и раскачивался с пятки на носок. Снова жив. Бессмертен. Да теперь ещё и чёрт знает кто. Ярослав схватился за голову и рассмеялся. Смеялся он долго, что называется, от души. Водяной смотрел на него и ухмылялся. Когда Ярослав закончил, лицо его сделалось серьёзным. Он приблизился к столу и склонился над телом Снегурочки.

— Света… – сказал Ярослав и сжал край стола, так, что пальцы его побелели.

***

Фойе у Бестиариума. Чтобы попасть сюда, приходилось миновать длинный коридор, напичканный установками СОМя. Коридор белый. Круглые стены, что сливаются с потолком. Туннель, можно сказать. Освещение в нём исходило из длинных полосок ламп, расположенных спирально по всей длине. Считалось, что нечистые не в силах миновать такой туннель – внимание не сконцентрировать, как следует. Четвёртый участник стоп-отряда чуть плотнее сжал паралик-иглу. Он знал, что это не сработает на всех обитателях Бестиариума.

Туннель кончился, и Четвёртый оказался в просторном зале, разделённом надвое изогнутой лестницей всего в три ступени. Здесь царил странный запах гари и плесени. Пол был обрамлён бежевой плиткой, колонны из багрового мрамора поддерживали сводчатый потолок, в горшках возле стен стояли серые травянистые растения. В этом месте с лампами поскупились – свет исходил лишь от голубоватых огоньков, что будто капельки свисали с листьев местной искусственной флоры. Четвёртый поморщился – он не любил сумрак

Фойе было единственной благоустроенной частью здания – здесь нельзя было увидеть трещин на стенах, а пыли не было и подавно. Четвёртый подумал про себя, что будет славно, если после их визита всё останется в таком же порядке. Он спрятался за колонной и затаил дыхание.

Дверь. Дверь, расположенная в стене, что находилась по ту сторону трёхступенчатой лестницы. Дверь из железа, на поверхности которой было выцарапано множество древних рун. Значения некоторых не знал даже Четвёртый. Рядом с дверью, потрескивая, из пола стал вырастать тёмный купол. Купол коснулся стены, приняв форму четверти сферы и перестал трещать. Теперь дверь была изолирована от фойе. В тёмной блестящей поверхности купола зияло два крошечных отверстия. Когда дверь падёт под натиском нечистых, Первый и Второй выпустят через них стрелы.

Стрелы были призваны нейтрализовать Жар-птицу. Их оболочка выдерживала обширный диапазон температур, а зачарованные наконечники при попадании призывали из хранилища запас жидкого азота, достаточный, чтобы Птица потеряла силы. Пока Птица не ослабла, Третий, Пятый и Шестой должны были удерживать купол, усиленный волосками с головы берегинь. Такой выдержал бы даже попадание танкового снаряда.

Пятый сидел на корточках возле купола и упирался в его гладкую поверхность. Он был расслаблен – необходимое условие для беспристрастной оценки ситуации. По полу перед дверью были рассыпаны зачарованные семена льна для отвлечения бесов. По данным предварительного поиска, камеры покинуло лишь два типа нечисти. Выпустивший их, скорее всего, был уже не жилец. И всё же что-то могло пойти не так. Пятый пригляделся к своим товарищам:

«Камуфляж, бронежилеты, луки, паралик-иглы, обратные обереги, накидки-невидимки, инфракрасные очки, чтобы видеть, тех, кто такие накидки использует, браслеты-ускорители на правом запястье. Четвёртый прячется у выхода из Фойе за колонной и ждёт, когда у остальной части отряда что-то пойдёт не так. Не дождётся. Браслет-ускоритель Первого затянут туго – красная нитка впивается в кожу, а металлическая пластинка, оставляет на ней рунический символ силы. Вечером Первый будет долго растирать ноющее запястье, но теперь он действует на пике своих возможностей. Вредная штука этот браслет-ускоритель – повышает шансы схлопотать инфаркт. Но без него за упырями не угнаться».

Пятый прислушался. Разделяющие чары уже должны были вступить в силу. Из людей, кроме носителей обратных оберегов, в здании не осталось никого. Охранник мог остаться. Но он, скорее всего, уснул под чарами. Вентиляция заблокирована. Если минут через пять Жар-птица не начнёт выжигать себе путь на свободу, Первый отдаст приказ о начале штурма.

Пятый посмотрел через чёрный купол на дверь. Мало того, что та была зачарованной, так ещё и в самом Бестиариуме с температурой творилось черт знает, что. Инфравизор не помогал ни капли, и Пятый переключился на обычный спектр.

Раздался стук. Гудящий, резкий стук от удара. Первый сжал древко лука. Пятый различил слабую дрожь в его руках – сказывалось действие браслета. Сейчас Первому было очень нелегко стоять в неподвижности.

Почему стук? Птица должна была расплавить эту дверь. Пятый напрягся. Неужели Седьмой – их поисковик – не учёл чего-то. Ему сейчас наверняка хорошо. Сидит в офисе, да стучит по клавишам ноутбука…

С новым оглушительным стуком дверь прогнулась. Руны на её поверхности наперебой замерцали оранжевым. Бесы? Неужели бесы? Если так, купол должен их какое-то время сдержать. И дело не в прочности или в отвлечении внимания, дело в…

Дверь разорвало. Пятого тряхнуло назад, но он устоял. Показалось, что через какую-то невидимую трещинку из купола выпрыснулось несколько капель. Будто из пулевизатора. В тот же миг зашипел жидкий азот – стрелы делали своё дело. Купол выстоял.

Что-то толкнуло Пятого, сбило с ног, протащило по полу и ударило о стену. Куда-то унесло инфра-очки. Пятый приподнял голову и обнаружил возле купола ревущий пенящийся смерч, что поднимался до самого потолка. Подле него лежали Второй, Третий и Шестой. Накидки их были разорваны – товарищей по отряду было видно без визора.

Последующая короткая схватка произошла на колоссальной скорости. Первый ускользнул от смерча, отскочив к колонне. Сердце его бешено билось, тело будто горело. Из Смерча со свистом вырвался поток жидкости. Первый пригнулся. В колонне осталось ровное цилиндрическое отверстие. Первый выхватил стрелу с азотом. Смерч оказался прямо перед Первым. Тот успел выстрелить в пол, прежде чем врезаться в колонну и осесть на пол.

Раздалось шипение. Смерч принял грубые очертания человека, побелел и застыл. Пятый, отплёвываясь, привстал на локте – он был мокр до нитки. Ледяной великан недвижно стоял, окутанный паром, и поддерживал потолок. У пола тело его расширялось и топорщилось неровностями. Первый вмёрз в него. Он был без сознания.

Вдруг возле Первого, стоя на ледяной глыбе, появился юноша. В голубом свечении растений было видно, что торс его изуродовал жуткий шрам. Шрам тянулся через левую лопатку, огибал грудь, плечо и даже заползал на лицо. Юноша запрокинул голову, выдохнул облачко пара и посмотрел на Пятого. Пятый потянулся к браслету ускорителю.

Четвёртый сработал молниеносно. Он обрушился с потолка, сбил юношу с ледяной глыбы и пригвоздил паралик-иглами его руки к полу. Чародей был нейтрализован. Пас руками не совершить, все потоки мистической энергии в теле закольцованы в иглах.

***

Ярослав оскалился. Пульс часто-часто стучал в висках. Неприятно, когда твои предплечья протыкают сорокасантиметровыми иглами, и вдвойне неприятно, когда это делают твои кумиры.

— Как чудовищно переменились роли! – подумал Ярослав. – Я сам стал тем, кого боялся.

Ярослав превратился в бурлящий поток и припечатал Четвёртого к потолку. Паралик-иглы упали со звоном. Поток отшвырнул Четвёртого к чёрному куполу, что без поддержки начал проседать и рассасываться. Второй, Третий и Пятый были уже на ногах. Шестой при падении ударился головой и теперь стоял на колене и покачивался.

Поток вспенился и принял очертания человека. В свете, исходящем от огоньков и из туннеля, он блестел и култыхался, расплескивая воду. Пол был покрыт лужами. Огоньки серых растений отражались в них, и казалось, что фойе превратилось в космическое пространство, испещрённое звёздами.

Второй и Пятый взялись за нити браслетов-ускорителей.

— Вы посчитали меня чародеем, и проткнули мне руки, – пробулькал человек из воды. – Теперь вы принимаете меня за монстра и думаете, будто я хочу вас убить. Но я всё ещё считаю себя человеком, и действовать буду соответственно.

Ярослав принял свой истинный облик и перевёл дыхание. В кулаке он сжимал на цепочках гроздь обратных оберегов, блестящих каплями влаги. Веки Второго и Третьего налились свинцом, ноги подкосились. Пятый затянул до рези в запястье браслет, выхватил из держателя на спине паралик-иглу, пробежал несколько шагов, кренясь на бок, и упал ничком. Стоп-отряд объял крепкий сон.

— Лицемерие так легко тебе даётся, – прозвучал знакомый надтреснутый голос. – Это странно, учитывая состояние твоего лица.

Ярослав обернулся и увидел Артёма. Артём, широкоротый и лопоухий, стоял у выхода из белого туннеля и мял в руках кудрявый золотистый парик.

— Как тебе Бестиариум? – спросил он. – Вход свободный, выход лишь для сотрудников. Очень удачно иллюстрирует отношения с нечистью.

— Полегче, ты ведь сам сотрудник, – ответил Ярослав. – Я не затем полез сюда, чтобы, сделав дело, просто уйти. Я должен поговорить…

— Поговорить?! – воскликнул Артём и швырнул парик в сторону. – Значит, сердце уже вставил… Знаешь, ты очень верно подметил, что я сотрудник. А некий шаловливый мальчик на экскурсии нарушил комплектацию одного из экспонатов нашего музея. Только что. Придётся вернуть экспонат четыре-двенадцать в исходное состояние.

***

Тем временем, преодолев скрипучую дверь, у поста охраны появилась Варя. Стройная красноволосая девушка в пурпурной куртке. Она взглянула на стеклянную будку и замерла, прикусив губу. Не отрывая взгляда, она засучила правый рукав. Под ним оказалась тонкая нитка браслета-ускорителя. Стекло было разбито. Охранник лежал на кресле в неестественно расслабленной позе. Он был удивительно тощ. Кожа обтягивала череп так сильно, что казалось, вот-вот должна лопнуть. За сухими сморщенными губами виднелись зубы, сжатые судорогой. Варя чертыхнулась, перепрыгнула через турникет и помчалась по лестнице.

***

— Кажется, я куда ближе к истине, чем тебе бы хотелось, – сказал Ярослав и принялся один за другим выпускать из пальцев обратные обереги. Те со стуком падали на пол. – Спать не хочется? Вопрос, на кой тебе якшаться с нечистыми, коль ты их так не терпишь?

Артём приосанился и пошёл вдоль стены. В сумраке фойе казалось, что черты его лица заострились. Он смотрел на Ярослава каким-то странным взглядом, будто видел его впервые.

— Если не можешь победить, почему бы не возглавить? – спросил Артём и растворился в тенях.

***

Варя добежала до входа в туннель. В позе лотоса подле него сидел некто в светло-буром плаще и широкополой шляпе. Парочка недовольных крыс что-то пищала у его ног. Тот слушал и изредка кивал головой.

— Какого чёрта, Кузьма Степанович! – возмутилась Варя. – Член элитного отряда, развивает скорость звука как нефиг делать… Препод по биохимии, в конце концов! И сидит тут. С крысами болтает. Его ж там сейчас…

— Не могу, Варя, – Кузьма Степанович обернулся и сверкнул желтыми глазами из-под полей шляпы. – Лампочки.

— Какого хрена тогда надо было бросать жрать эту треклятую сыворотку?!

— Заметь, Варя, – сказал Кузьма Степанович. – безобразие сейчас творит как раз тот, кто эту сыворотку принимает. А у меня есть время и на крыс, и на биохимию…

— Чёрт! – Варя поправила растрепавшиеся волосы и бросилась в туннель.

***

Мрачные тени потянулись к потолку. Ярослав поёжился. Вход в Бестиариум теперь прикрывала разросшаяся ледяная глыба. Белый великан поддерживал потолок и зловеще потрескивал. Рука одного из участников стоп-команды шевельнулась. Другой согнул колено. Где-то под потолком прокатился надломленный смех Артёма. С хрустом в суставах спецназовцы стали подниматься. Впалые щёки, сухая натянутая кожа, угловатые отрывчатые движения. И глаза, из которых текла чёрная тягучая жижа.

— Мужики, я ж вас даже нигде не покалечил, – пробормотал Ярослав. – Чего зубы скалите?

Тонкое кожистое щупальце обвилось вокруг ноги Ярослава. Тот не успел вскрикнуть, как влетел в торс белого великана, ударился о его основание и повалился на пол. Артём стоял у ледяной глыбы, преграждавшей вход в Бестиариум. Монструозные спецназовцы разбрелись по фойе.

— А сейчас миссис Сноу попрощается со своим сердцем, – сказал Артём, замахнулся и ударил по ледяной глыбе.

Колючая крошка с хлопком разлетелась по залу. Вход был свободен. Артём поднял руку, с интересом наблюдая, как срастаются, выпрямляясь, сломанные кости. Ярослав приподнялся на локте и понял, что не может встать. Его будто парализовало. Артём взглянул на Ярослава и широко распахнул рот.

Длинный кожистый язык обхватил ногу Ярослава и потащил того ко входу в Бестиариум. Ярослав оскалился, пытаясь стерпеть жжение в голени. Пальцы его заскользили по полу, не находя, за что зацепиться. Артём шел к зияющему дверному проёму.

Раздался шорох. Артём обернулся и, отпустив Ярослава, втянул язык. Всё так же светили огоньками серые растения в горшках у стен. Всё так же скрюченно стояли пятеро усохших спецназовцев. Ярослав поморщился и перевернулся на спину. Покалывающее онемение сковало его, мешая двигаться.

Артём прищурил глаз. Нежить-спецназовцы продолжали стоять в корявых позах. Артём резко выпустил язык, обхватил нечто невидимое, притянул к себе и поднял.

Ярослав привстал на трясущихся руках. В сумраке ему стали мерещиться янтарно-алые глаза Жар-птицы. Он зажмурился и помотал головой. Глаза исчезли. Вспучивался ледяными выступами великан у пробитой колонны. Трое из пяти спецназовцев невредимые стояли с поднятой рукой. Двое же лежали на полу – у каждого из шеи торчала паралик-игла.

Раздалось сдавленное мычание. Ярослав пригляделся и увидел, что склизкий язык Артёма обвивает вовсе не невидимку, но раскрасневшуюся от напряжения Варю. Варя была одета в джинсы и зелёное худи. Красные волосы её растрепались. Варя дёргалась и кряхтела, но пошевелиться не могла.

— Телепатка, – проговорил Артём. Из-за высунутого языка голос его звучал непривычно и отрывисто. – Не пристало людям так использовать свой мозг. Разве что они не желают отказаться от своей человеческой сущности.

— На себя посмотри, моралист хренов, – сказала Варя и дёрнула пальцем.

С Артёма будто сорвало завесу. Уши его ещё больше оттопырились и заострились, кожа покрылась бородавками и приобрела серо-зелёный оттенок. Пальцы удлинились, на концах их взбухли утолщения, а между ними протянулись полупрозрачные перепонки. Волосы исчезли, словно и не было. Глаза пожелтели, зрачки вытянулись горизонтально, как у жабы. Артём посмотрел на свои бородавчатые руки, затем на Ярослава. Ярослав помотал головой. Оказалось, что сложную технику создания иллюзий Артём использовал не только для отвлечения охранника, но гораздо чаще.

— Чтение мыслей отвратительно работает на упырях, не так ли? – прошипел Артём.

— Только если они не обкололись сывороткой человечности, – ответила Варя. – Впрочем, твой препарат уже не работает, раз ты такой жабёнок. Ломка, да? Кровушки захотелось?

— Итак, телепатия на упырях не работает, – продолжал Артём. – Но для тебя я сделаю исключение и открою свой разум… Скажи, что я сейчас с тобой сделаю.

Глаза Вари расширились. Она дёрнулась в попытке вырваться, но язык ещё туже сдавил её петлями.

— Нет… – пробормотала Варя.

Артём улыбнулся. Он ещё чуть приподнял Варю и швырнул её к тройке спецназовцев. Тот, что был под номером «пять» сшиб её плечом налету. Раздался хруст. Варя упала. Она приподнялась, затянула зубами красную нить браслета на запястье, но Третий вогнал Варину голову в плитку на полу, так что та пошла трещинами и вздыбилась, а Второй вцепился в руку с браслетом и тут же отгрыз её. Пальцы Вари на уцелевшей руке дёрнулись. Ярослав почувствовал, как спадает оцепенение, как ногам возвращается чувствительность, а рассудку ясность. Пятый впился зубами в зелёное худи и начал рвать. По бежевой плитке потекла тёмно-бурая жидкость. Жидкость подползала к Ярославу, стекала по трём одиноким ступеням фойе и двигалась дальше к туннелю.

***

По ту сторону туннеля Кузьма Степанович разразился рыком. Он воспарил из позы лотоса, и завис перед туннелем. Широкополая шляпа отлетела в сторону, открывая белому свету лицо, покрытое сетью чёрных вздувшихся вен. Пара крыс, что до сего момента сидела у его ног, пронзительно запищала. Константин Афанасьевич скалился, и зубы его блестели двумя рядами острых иглоподобных клыков. Он приземлился на пол и с размаху вогнал когтистую ладонь в стену. Стены устояли. Что-то посыпалось с потолка. Глаза Константина Афанасьевича горели желтым. Он сжал зубы и шагнул в туннель.

Лампочки. Сотни белых огней. Они кружились и будто били со всех сторон. За ними невозможно было уследить. Сверху, сбоку, снизу. Мир белых огней плыл и покачивался. Константин Афанасьевич зарычал, схватился за остроухую голову и упал на колено. Он вонзил пальцы в мерцающий пол и прочертил ровные полосы. Лампочки вспыхивали, взрывались и гасли. Запахло гарью. Константин Афанасьевич привстал, но белые огни швырнули его обратно, парализуя и мстя за своих падших товарищей. Собрав последние силы Константин Афанасьевич выскочил из туннеля.

Он сидел на холодном кафеле и впивался в бежевую плитку когтями. Раздосадованный взгляд его желтых глаз упал на парочку крыс, что всё ещё тряслись неподалёку.

— Прошу прощения, – сказал Константин Афанасьевич. – Не окажите ли услугу, господа?

***

Кровь смешалась с водой. Ярослав превратился в клокочущий столб и обрушился на Артёма. Тот подскочил, уходя от удара, и по паучьи уцепился за стену. Бурлящий поток поднял Варины останки и понёс их по белому туннелю прочь. Нежить-спецназовцы закричали, скаля зубы и брызжа чернотой из глаз. Три тощие тени метнулись в туннель за добычей, но Вода сбила их с ног, ударила в могучий торс белого великана, раскрошила его, и дикий крик нежити оборвался – ледяные глыбы задавили спецназ.

Лицо Артёма исказилось ненавистью, и он слился со стеной, уходя в её глубь. Вода поднялась, на миг приняла форму человека, обратилась ревущей струёй и вырезала в стене правильный треугольник. Артём оказался в коридоре Бестиариума. Он увидел красные мерцающие полосы подсветки, камеры, отгороженные толстым стеклом, пол, вспыхнувший голубым под его ногами. Что-то прогудело. Кусок стены, через которую прошёл Артём, отскочил, и огромная пенящаяся рука утащила Артёма обратно в фойе.

Артём прокатился по полу, врезался в колонну и залез по ней к потолку. Посреди брызжущей стихии появился Ярослав. Он подхватил паралик-иглу и швырнул в Артёма. Игла угодила в живот. Артём зашипел. Он схватился за металлический стержень и с плеском обрушился на пол. Ярослав тяжело дышал. Из ран на предплечьях, оставленных паралик-иглами, тонкими струйками текла кровь. Поглядывая краем глаза на Артёма, он побрёл к другой игле, выпавшей из растерзанного обмундирования спецназа. Артём стал подниматься, сплёвывая и пошатываясь.

— Ну давай, оперативник, покажи свой лучший результат, – сказал Артём.

— Тебе не страшны сломанные кости, – сказал Ярослав. – Так что не волнуйся. Покажу. А заодно выясню, где предел твоей регенерации.

Ярослав обратился в безликого человека из воды. Горизонтальные зрачки Артёма расширились. Он не смог отскочить. Могучая тёмная волна в два человеческих роста обрушилась на Артёма, снося его вместе с колонной.

Гул от удара пронёсся по зданию. Стены задрожали. Артём был разрублен пополам. Нижняя часть его тела валялась около входа в туннель. Верхняя же, окутанная серым дымом, на одних руках ползла по стене. Вода зашипела, сыпля брызгами, отступила, опуская гладкие срезы колонны, вспучилась и приняла форму великана. Артём стал быстрее перебирать руками. Великан поднял кулак. Артём распахнул рот, и кожистый язык замелькал вокруг кольцами.

Дрожь пронеслась по Бестиариуму – громадный пенящийся кулак сшиб Артёма. Тот ударился о пол, перевернулся, подскочил и встал, удерживая на языке своё переломанное, укороченное тело. Артём изогнул язык подобно пружине и подпрыгнул. Бежевая плитка брызнула в стороны, сметаемая неистовым потоком. Артём висел, цепляясь пальцами за сводчатый потолок. Под ним ревела и плескалась пасть водоворота.

Артём чертыхнулся и стал сливаться с потолком. Краем глаза он заметил, как несколько капель, парящих рядом с ним, стремительно увеличиваются в объёме.  Прогремел хлопок, и, не успев вторично чертыхнуться, Артём полетел в гудящую водяную воронку.

***

— Я уж решил, что ты стал настоящим монстром, – сказал Артём. – Но ты всё ещё цепляешься за человечность. А любому человеку нужно дышать.

Вода почти исчезла, лишь несколько луж блестело в тусклом свете раскуроченных растений. Язык Артёма обвивал горло Ярослава и прижимал того к уцелевшей колонне. Передёрнутое шрамом лицо покраснело. Ярослав цеплялся за склизкий язык, порываясь сделать вдох. Артём – полностью исцелившийся – наклонил голову набок и приподнял Ярослава над полом.

— Я сразу заметил, – продолжал Артём. – после каждого превращения ты глубоко и часто дышишь. Неужели Ярославу всё ещё нужен кислород, пока водяная тварь делает своё дело? В этом и прелесть безкислокодного способа получения энергии. Помнишь? Прямо как с циклом Кребса и гликолизом. Может у меня и не такие крутые примочки, зато действуют постоянно. Мне даже дышать не надо, чтобы оторвать тебе голову.

Ярослав хрипел, цеплялся за язык и болтал ногами. Он не мог ответить. Глаза его стали закатываться. Окружающий мир стремительно темнел.

***

Разговор по телепатической связи экспериментального отряда специального назначения «Фрики»:

Кузьма Степанович: Я УБЬЮ ЕГО.

Пётр Семёнович: Спокойно. Связь держится, значит Варя жива. Наташа, переместись на базу. Нужны концентраты мёртвой и живой воды. Я уточняю пропорции. И обезболивающее. Много.

Наташа: Поняла. Как быть с Водяным?

Пётр Семёнович: Пусть уйдёт. Не приоритет.

Кузьма Степанович: Вздор.

Наташа: В смысле?

Кузьма Степанович: Я всё чую. Он не собирается уходить.

***

Бледный человек в плаще прохаживался вдоль стола, на котором лежала Снегурочка. Он приглаживал чёрную как смоль бородку и поглядывал на девушку. Снегурочка лежела не шевелясь, будто спала. От неё шел белый пар. В Бестиариуме стоял визг, вой и скрежет. Минувшая заварушка в конец растревожила местных тварей.

— Эм, Водяной, помоги Ярославу, пожалуйста, – прозвучал тонкий голос.

— Без «эм», – ухмыльнулся Водяной. – И называй по имени-отчеству. С титулом. Пожалуйста.

— Константин Афанасьевич.

— Ага.

— Создатель Бестиариума.

— Ага.

— Бессмертный. Князь Нави.

— Ага-ага.

— Член пантеона шести. Бывший, правда.

— Не будем о грустном, – вновь ухмыльнулся Константин Афанасьевич. – Ты закончишь восстанавливаться, и я смогу сделать тебя человеком. Сможешь снова слазить на Эльбрус. Ты хотела чего-то ещё, девочка?

— Ярослава убивают, – ответила Света. – Вы можете его спасти?

— Разве так интересно? – удивился Константин Афанасьевич. – Это совершенно не входит в план эксперимента.

— Какого ещё эксперимента?!

— Обычного эксперимента. По созданию гибрида человека и нечисти. Нужно проверить, действительно ли он может умереть, как человек.

— О-хо! Бессмертный князь Нави не знает сам, что создал. Это не эксперимент, это жизнь!

— А раз так, могу предложить альтернативу, – отозвался Константин Афанасьевич, сверкая голубым огоньком в глазах.

***

Ярослав потерял сознание. Он лежал на полу под колонной, широко распластав кровоточащие руки. Вокруг царил хаос. Обломки колонн, глыбы льда, черепки от разбитых горшков. Помятые серые растения с голубыми огоньками на листьях шевелили корешками. Одни суетливо ощупывали пространство, ища под содранной буйством Ярослава плиткой трещинки. Другие миллиметр за миллиметром ползли к темным лужам, в которых отражалось их едкое глазу сияние.

Над Ярославом стоял Артём. Его жабьи глаза светились оранжевым. Они неотрывно следили, как в шее, под кожей у Ярослава, пульсировала тугая артерия. Артём потянулся к ней длинными перепончатыми пальцами. Несколько капель слизи сорвалось с его бородавчатой кожи и упало на лицо Ярослава. Артём схватил себя за руку, зашипел и отпрянул.

Серое растение с длинным стеблем наконец подползло к луже. Корни его, тонкие, бледные и ветвящиеся, удлинились, коснулись тёмной зеркальной поверхности и принялись пить. Глоток за глотком. Они напрягались, втягивали воду, набухали и снова напрягались. Растение стало тянуть свой стебель вверх. Листья его распрямились, распушились и расправились в стороны. Огоньки стали ярче.

Извиваясь, изо рта Артёма потянулся длинный кожистый язык. Он петлял и покачивался, а Артём все смотрел на пьющее растение. Скользкий кончик языка коснулся шеи Ярослава. Раздалось шипение, пошёл дымок, и язык погрузился под кожу. По его сердцевинке в рот Артёма потекла тонкая красная полоса.

— Артёма больше нет, – прозвучал шипящий голос.

Артём обернулся и втянул язык. На шее Ярослава осталась кровоточащая язва. Голос принадлежал крысе. Был он тонкий, пискливый, шепелявый. Крыса сидела у входа в туннель с защитными спиральными огоньками. Рядом с ней сидела её серая компаньонка – очевидно, сестра или свекровь. Крысы были жирные, с кошку размером. Они сидели, подняв передние лапки и разложив полукругом свои мясистые розовые хвосты.

— Артём исчез в тот момент, как попросил силы у Водяного, – говорила крыса. – Он решил, что человеку никогда не превзойти в мощи сверхъестественное, что он всегда будет добычей. Он захотел стать хищником и попросил силы.

Артём выпустил склизкий язык, сверкнул оранжевыми глазами и пошел к крысам, оставляя липкие следы.

— Нелепость, – продолжала крыса. – Я по ту сторону туннеля, и говорю с тобой через это благородное создание. Артёма нет, и тебе больше отсюда не выбраться.

— Ты лесной упырь, а я болотный, – сказал Артём. – Ты избрал путь пацифиста и в своей жизни не поглотил ни одной живой души. На моей же стороне сила семерых. Битва потрепала защиту Бестиариума. Я пройду сквозь стены, найду брешь, а затем уничтожу тебя и всех в вашем жалком отряде.

— Всего лишь надеешься добыть ещё сыворотки человечности, – отвечала крыса. – Но я лесной упырь, а ты болотный, и моя сыворотка тебе не подходит. Ты читал руководство, должен был догадаться, когда жабья внешность вернулась раньше срока.

Тени сгустились. Артём будто увеличился в росте, глаза вспыхнули ярче. Язык взметнулся вверх и ударил в потолок – посыпалась каменная крошка. С кожи Артёма тонкими вязкими струями потекла слизь.

— Сила упыря зависит не только от поглощённых душ, но и от возраста, – продолжала шепелявить крыса. – Ты сожрал семерых, а я жил три сотни лет. Так что не советую искать бреши в защите этих стен.

— Упырь-пацифист наконец решил стать хищником. Неужели я прав, и форма определяет сознание? Так к чёрту старые связи! Я должен просто стать сильнее, чтобы раздавить всю нечисть.

Кожистый язык подхватил Ярослава, пальцы с утолщениями на концах коснулись кожи, изъеденной шрамом, и вошли под неё. Артём сжимал в объятиях своего товарища. Ярослав бледнел и ссыхался на глазах.

Крысы зарычали. Рык этот был похож на рык тигра. Из пастей их повалил густой серый дым. Артём осклабился и стал отступать ко входу в Бестиариум. Дым поднялся над крысами и принял смутные очертания человека. Вспыхнула пара желтых глаз. Константин Афанасьевич был уже здесь.

Он парил на высоте полуметра, покрытый сетью чёрных вздувшихся вен, окутанный серостью и самим страхом. Полы его светло-бурого плаща в отсутствие всякого ветра развевались, напоминая крылья летучей мыши. Крысы у его ног скалились и топорщили шерсть.

— Эй, жабёнок, – прозвучал тонкий голос.

Артём обернулся. В дыре, что некогда была дверью в Бестиариум, стояла стройная девушка. От верхних слоёв кожи и до самых костей тело её было словно соткано из полупрозрачного льда. Света исподлобья смотрела на болотного упыря. Где-то во мраке за её спиной мигнула пара любопытных кислотно-голубых глаз.

Освещение приобрело алый оттенок. За долю секунды Константин Афанасьевич бросился к Артёму, вырвал Ярослава из перепончатых пальцев и очутился у туннеля. Длинный склизкий язык заметался кольцами. Артём зашипел. Света схватила кожистое щупальце, и то покрылось изморозью.

Окруженный кольцами собственного языка Артём замер, разведя руки в стороны, будто издавая неслышимый крик. Иней покрыл серо-зелёную кожу. Оранжевые жабьи глаза затухали.

***

За окном шумел ливень. Книги пестрели корешками из застеклённого стеллажа. Света стояла напротив, приложив к губам ледяной пальчик. Ярослав сидел за рабочим столом и деловито выкручивал рычажки у СОМи, которая урчала, раздувалась и пульсировала переплетением проволочек. Света открыла дверцу и достала толстую книгу. На красной обложке золотистым витиеватым шрифтом было написано: «Мифы, легенды и сказания». Света раскрыла книгу наугад.

«…взмахнул мечом. И опять замерла рука, сжимавшая смертоносный клинок, ибо не в его силах было решать, кому жить, а кому умереть. Не в его силах было судить о враге по словам его, по виду и деяниям, ибо настоящий герой не выжигает зла, не сносит башен, не порицает, не лжет и не судит. Огонь, жрущий гниль сожрёт и молодые побеги, падающая башня похоронит под ней стоящих, и Судья станет палачом и карателем.

Понял это Степан и закричал в сердце своём. И стиснул зубы, сжал рукоять меча, что мочи было, зажмурился и …»

Страница стала покрываться иголочками инея. Света захлопнула книгу и убрала в стеллаж. СОМЯ, именуемая в просторечье путеводным клубком, чуть расширилась. Лиловая точка замерцала в переплетении её нитей. Ярослав встал и подошел к окну. Был он исхудалым, почти тощим. Предплечья были перемотаны бинтами, шрам блестел будто глянцевый, но в глазах искрился задор.

Ярослав распахнул окно, и поток сырого ветра тут же ворвался в комнату, став трепать занавески. Света подступила к столу. Перед СОМей лежала схема-шпаргалка. Расшифровка для показаний путеводного клубка. Столбиком на ней располагались разноцветные точки, и напротив каждой было что-то написано. Света мельком взглянула на мерцание СОМи и вернулась глазами к схеме. Напротив лиловой точки значилось: «Упырь городской. Вновьпробуждённый».

— Что ж, в добрейший путь, Ярик, – сказала Света. – Постарайся аккуратней супергероить в этот раз.

— Кто-то до сих пор считает меня идиотом, – усмехнулся Ярослав.

— Эм, только совершенно безмозглое существо пойдёт с простым луком против Жар-птицы, – Света подошла к Ярославу и обняла за плечи. Ярослав чуть вздрогнул от холода. – Безмозглое, безрассудное и отважное. Самую малость.

— Хорошо, что я нашел того, кто не уступает мне в безрассудстве, – сказал Ярослав. – Можно будет по дороге заскочить на вершину Эльбруса.

— Чт…

Ярослав превратился в водяного человека и, прежде чем Света успела ответить, поцеловал её. Прогремел гром. Кристально-чистые прозрачные струи окутали пару. Воздух наполнился дрожащими шарами, будто мыльными пузырями, что напитали влагой. Спустя миг Ярослав со Светой унеслись в распахнутое окно, в ливень, в шторм, в облака, оставив в комнате собственные статуи из тонкой корочки льда, замершие друг у друга в объятиях.