Настя, уже вполне сформировавшаяся девушка с изумительными чертами лица, ярко-синими, словно в них опрокинулось летнее безоблачное небо и так там и осталось, глазами, и привлекательной фигурой, на какую обычно мужчины, проходя, оборачиваются и долго смотрят вслед, сдав выпускные экзамены, попрощалась с одноклассниками и одноклассницами, родителями и уехала, как если бы стремилась вычеркнуть из своей жизни село, в город, манящий своими разноцветными вечерними огнями, раскованностью, неизвестностью.

Как же глубоко мы заблуждаемся в своей бесшабашной молодости и не замечаем, когда совершаем ошибки одну за другой, желая постичь смысл жизни.

Приехав в город, не утруждая себя, напрасными подчас, поисками, она устроилась работать на швейную фабрику. За год, что она уже работала здесь, обзавелась новыми подругами, кругом знакомых, пока однажды, из-за срочного телефонного звонка Настя не вынуждена была съездить домой. Взяв в кассе автовокзала билет, она вышла к платформам, где в томительном ожидании застыли высокие «Икарусы», «Мерседесы» и рядом притулились «ПАЗы» и прочие, почти незаметные микроавтобусы.

Уже в просторном салоне комфортабельного автобуса, продвигаясь к задним местам по проходу, она ненароком(ни с того, ни с сего) встретилась взглядами с парнем, глаза в глаза. И будто молния сверкнула в эту минуту, на какой-то миг ослепив их обоих…

Но её хватило, чтобы в этой вспышке промелькнули, словно кадры киноплёнки, их счастливые летние вечера, когда они гуляли вдвоём под яркими звёздами, усыпавшими ночное небо, их чувственные поцелуи украдкой, и… та сказочная ночь, наполненная неземным блаженством, их ночь на двоих.

Память не ошиблась. Это действительно был он… Виталик. Сердце грустно защемило от невозвратимости того времени, душа, казалось бы, уже успевшая многое позабыть, утихомириться, вновь выплеснула прошлое, освежая память. Настя, не останавливаясь, прошла мимо, а вот сердце… сердце, запутавшись в сетях сладостного прошлого, осталось у него, поселив нечаянную грусть, необъяснимую тоску в девичьей душе,  жаждущей любить и быть любимой.

Два дня, проведённые у родителей в родном селе, пролетели словно в тумане; от странного чувства, поселившегося после встречи с ним, Настя чувствовала себя разбитой, а перед глазами всё так же стоял его образ: статный, решительные черты смуглого лица с глубоко посаженными чёрными глазами, тонкой полоской усов над верхней губой.

Виталик. Он всегда умел в любой компании, в первую очередь очаровать девушек своей внешностью, и всё же всерьёз влюбился он только в Настю. Если бы не её неукротимое желание жить в городе, возможно, и были бы они вместе до сих пор. Но её скорый отъезд в город разрушил всё. И вот снова…

Невдомёк было Насте, да и не хотелось думать, что Виталик давно уже встречается с другой, не испытывая к той никакого желания, кроме как физического влечения, и чисто инерционно, лишь по предложению подруги, собирается на ней жениться. Обо всём этом, да и многом другом, что произошло в её отсутствие, Настя не догадывалась. Уже вернувшись в город, на родной улице, у самых дверей, ведущих в общежитие, где прожила чуть меньше года, она спохватилась и, развернувшись, направилась к таксофону. Набирая второпях заветный номер, она мысленно молила: «лишь бы не ошибиться, Господи, лишь бы не ошибиться».

– Алло, Виталик? – она торопливо произнесла, словно выстреливая слова, как если бы кто-то, случайно оказавшийся рядом, мог выхватить трубку из её рук.

– Простите, нет. Если надо, могу его позвать, – послышался в ответ мужской бархатный баритон, по всей видимости, принадлежащий отцу парня.

– Позовите, пожалуйста, если, разумеется, моя просьба не затруднит Вас, – сердце Насти в ожидании услышать его голос бешено заколотилось, в ногах появилась предательская дрожь. Волнение, вмиг захватившее её всю, распространилось по всему телу.

– Привет. А кто это? – через некоторое время, прервав тягостное молчание, казавшееся вечностью, раздался голос Виталик, такой родной и такой близкий.

– Привет, Виталик. Это Настя, – она не могла подобрать слов, не знала, что сказать: слова, что она заготовила загодя, будто застряли в горле и не желали произноситься вслух, подобно подземной речке, текущей по своему руслу и не стремящейся выходить на поверхность.

– Настя? Какая Настя? Откуда? И разве мы знакомы? – в его голосе чувствовалось недоумение и растерянность.

– Виталик, вспомни наши вечера, твои признания, – нашлась она, надеясь, что он вспомнит её.

Поздно. На том конце уже успели водрузить трубку на место; её слова, идущие из затаённых уголков сердца, летели в пространство, бессильное помочь её. У неё от обиды выступили горькие слёзы, губы задрожали. Она бы разрыдалась, если не прохожие, многочисленные в это время, в конце рабочего дня. С тяжёлым сердцем Настя прошла в общежитие и, стараясь ни с кем не встретиться, вошла в свою комнату, где и позволила чувствам взять верх над собой.

Ещё пару дней назад яркие глянцевые плакаты с фото любимых групп и певцов, наклеенные на стены, радовали глаз, сегодня вдруг разом потускнели. Солнечный день, влекущий на улицу, тоже не в силах оказался привлечь её внимания и рассеять тоску. Все её мысли, всё её сознание заполнил собою Виталик, её первая любовь, кому она подарила самое дорогое – свою честь.

А сегодня же… сегодня в телефонном разговоре он даже не удосужился вспомнить её имя. Настя без чувств ничком упала на кровать, вся весёлость куда-то улетучилась, оставив вместо себя горькие терпкие воспоминания; желания все, кроме одного – увидеть его вновь, обнять и прижаться к нему, даже, не любящему её, растаяли.

Настя не желала принять сам факт, что он её не любит, забыл её; главным ей казалось, быть с ним рядом. Посреди рабочей недели, бросив всё, она поехала к нему. Напрасно. Виталик с подругой уехал в гости. От негодования Настя нацарапала на стене: «Виталик, я люблю тебя. Н.». Вышло, конечно, по детски, глупо, но разве любить человека, которому ты совсем не нужна – не глупо? Возможно даже, он не стоил того, чтобы портить стены подъезда?

В жизни так много противоречий, не поддающихся никакой мало-мальски вразумительной логике, что порою невозможно и понять, когда же мы поступаем правильно, не оступаясь принципами? Когда же правы? Настя в душе чувствовала себя опустошённой, брошенной, лишённой самого дорогого на свете: ведь любит она его, любит, и ничего с этим не поделаешь. Или же это типичный девичий каприз, переходящий в манию? Настя не знала ответа. В тот же вечер она уехала, а утром следующего дня подала заявление об увольнении.

Жаркое солнце палящими лучами плавило асфальт, в душном воздухе ощущалась напряжённая тревога, или так думалось Насте, всем своим существом погрузившейся в мысли о Виталике. Но погода действительно была душной. Уже который день, столбик термометра, зацепившись мёртвой хваткой, не сходил с сорокаградусной отметки, лишь по вечерам, после сгустившихся сумерек, опускаясь до тридцати восьми. Она шла по улице, наполненной ароматами: бархатцев, календулы, что пьянили без вина; когда впереди себя разглядела знакомый силуэт, или сознание, замутнённое всем окружающим и мыслями о нём, заставило её поверить, что это он. Настя ускорила шаги и, уже почти догнав, окликнула его: «Виталик!»

*****************

На её оклик парень и девушка недоумённо обернулись и, ничего не понимая, зашагали дальше. Настя готова была вскрыть себе вены от досады, что уже проделала она однажды ещё в классе девятом, и если бы не вовремя вернувшаяся мама, неизвестно, чем бы всё закончилось. Тогда, в далёком девятом классе, Настя без ума влюбилась в парня с десятого класса. Да и как можно было удержаться. Сегодня это называют игрой гормонов, хотя кто может утвердительно ответить на этот вопрос, не представляется возможным, когда уже стройная схема расчётов рушится от одной мысли, что не приходила в голову химикам. Парнишка высокого роста, с весёлым и общительным характером, играет на гитаре,  – ох, уж эти гитаристы, сколько девичьих сердец губят они своим обаянием, увлекая собой, – но что в нём было особенного, так это: всегда выглядел потрясающе. Настя, конечно, же была осведомлена, да и утаишь ли в сельской школе у кого с кем роман, что он встречается с одноклассницей, да только сердцу не прикажешь, объятому пламенем страсти, обжигающим душу. Разве не так?

Девушка, ещё не успевшая познать горечь предательства любимого человека, стремилась к нему, стремилась наперекор обстоятельствам, собственной судьбе. Как же всё-таки бессердечно, безрассудно чувство любви, самое прекрасное из чувств.

На школьной вечеринке, устроенной в канун осеннего бала, Настя решилась объясниться с ним, признаться в своей любви к нему, но тщетны оказались её попытки. Он даже не обратил внимания на её слова, идущие из самой глубины сердца. В тот вечер, она и задумала покончить с этим миром, с собой, не заботясь, как воспримут всё это родители, друзья, подруги…

Дома, куда она прибежала со школы вся в слезах, никого не было. Без всякого сожаления, уже отрешённая от мира одной-единственной мыслью: я не хочу жить без тебя, она открутила ручку станка бритвы, извлекая лезвие. Взгляд, устремлённый в никуда, наткнулся на зеркальную поверхность, на запястье с матовой кожей.

Надавив на кожу, она с силой полоснула лезвием, обагряя серебристый металл, ещё не ощущая боли. Она успела нанести режущий удар и по правому запястью, но тут услышала звук, открываемой двери…

Как и тогда, она не испытывала страха смерти, страх попросту перестал существовать. Удержало же от последнего шага, за которым тьма и пустота, её желание жить, страстное желание любой ценой сделать его своим, подобно игрушке.

Для достижения цели она устроилась в посёлке продавцом, а по вечерам спешила к нему, стараясь, стараясь, как можно чаще видеться с ним.  Может быть, даже однокомнатную квартиру, что она сняла только ради него на свою небольшую зарплату? Она не знала, да и не желала знать, что делает, правильно ли поступает. Все мысли поглощались мыслями о Виталике, как если бы сошедшим с экрана кумиром. Советы сестры, каким-то образом дознавшейся причин её поведения, воспринимались в штыки.

Подруга Виталика как-то раз, совершенно случайным образом, застав их у подъезда, где он жил, чуть не расцарапала Насте лицо. Какие только обвинения, унизительные оскорбления она не бросала в её адрес, в пылу мести, не задумываясь, как низко падает она в глазах парня. Виталик, из желания завершить ссору, как можно скорее, поспешил увести Настю в её квартиру. Девушка возликовала в душе, радости не было предела: Виталик выбрал её.

Настя чувствовала себя на вершине счастья.

В этот вечер и в другой, он остался у неё.

Настя, отработав смену, спешила домой к нему, в его объятия, не вдумываясь, любит он её или нет. Она считала, что её любви хватит на двоих. Как бы не так…

Как легко и просто бы было, будь всё так, не мучились бы двое по всей планете, независимо от цвета кожи.

Однажды она в магазине, покупая молоко, на сдачу взяла газету. Вечером, устроившись поудобнее в кресле, она просматривала колонку объявлений и невольно взгляд выхватил строки объявления о знакомстве. Никогда до этого не обращавшая внимания на них, на этот раз она не удержалась от того, чтобы прочитать хотя бы половину из них. Одно из объявлений странным образом приковало её внимание. Ничего особенного в нём не было, и всё же… не случайно же оно заинтересовало её.

Без каких-либо намерений и без мыслей о последствиях  странного иопрометчивого шага, она набрала номер, указанный в конце и с волнением в сердце стала ждать звонка, представляя голос собеседника, внешность, вскоре раздался щелчок, а затем:

– Добрый вечер. Я Вас слушаю, – произнёс мягкий и вкрадчивый голос.

– Я к Вам по объявлению.

– Да, я слушаю. Как Вас зовут? – вопросы обыденные, как если бы заполняла анкету, но вот голос, тембр голоса пленил её, она готова была слушать этот голос всегда, вызывающий страстное вожделение.

– Аня, – не желая сразу раскрывать подлинное имя, представилась она, – обятельная, хрупкая и, как и предпочитают мужчины, блондинка.

– Как мило. У Вас красивое имя, очень приятное, ласкает слух. Позвольте в свою очередь представиться мне: Артур. И замечу, кстати: в отличие от всех, цвет волос, не является для меня преобладающим фактором…

– Очень интересно, – прервала я его, – Вы так оригинальны…

– Не уверен, хотя всё может быть. Может быть, встретимся вечером завтра, если разумеется, свободны располагать временем?

– Ну, не знаю. Мы ведь едва знакомы с Вами, – она отключила телефон, чувствуя, что краска смущения покрывает её лицо, а в дверях слышен звук отпираемого замка.

На другой день, едва придя на работу, она уже знала, что скоро позвонит ему. Настя воспринимала себя проснувшейся от долгого-долгого сна, в котором частыми гостями были лишь ночные кошмары.

В магазине, где она работала, покупателей ещё не было, , воспользовавшись создавшимся удачным моментом, Настя набрала заветный номер. Вот в трубке послышались длинные гудки.

– Привет, Аня. Доброе утро.

– Здравствуй Солнышко, – Настя сама толком до конца не знала, почему она обратилась к нему именно так, то ли ей хотелось поделиться накопившейся невостребованной любовью или, желая приободрить себя, обогатив новыми ощущениями.

– Как у Вас делишки? Чем занимаешься?

Настю не заботило, что она с «вы» переходит на «ты» и наоборот, ей бесконечно хотелось слушать и слушать его голос.

– Да пока особо ничем. Ну, а как Солнышко пытаюсь отогреть остывший за ночь воздух, – пошутил он, даже не принимая во внимание, что ночью температура не опускается ниже тридцати восьми. – А вообще, дел хватает, конечно. Кстати, я работаю в одной компании недвижимости.

– О, как интересно, – Настя старалась как-то удержать нить разговора, готовую вот-вот порваться.

– Да какое, Аня, интересно. Звонки бесконечные, калькуляция, да ладно, это всё наносное, преходящее. А как насчёт вчерашнего предложения?

Вопрос поставил в непростое, а возможно и неразрешимое затруднение. «Хоть Виталик и в ночь идёт на работу, посёлок же небольшой, все вокруг друг друга знают, а рот каждому не заткнёшь, как известно. Компрометировать себя, тоже не резон. Что же делать? Как быть?

А может быть, пока вести на коротком поводке? » – мысли лезли в голову разные, напирали друг на друга, подобно льдинам в половодье, с шумом раскалываясь на мелкие обломки. «Ну почему всё так происходит в жизни? Почему?» – голову распирало от мыслей, отвлекая от основных занятий.

– Очень жаль, Артур, но сегодня ко мне приезжает мама в гости. Ну, сам понимаешь, хотя признаться честно, очень хотелось бы встретиться с Вами, – слова лжи о приезжающей маме, спасительной лжи, сами сорвались с языка и полетели к дальнему собеседнику.

****************************

– Да? А может быть и мне в гости к Вам напроситься? – провоцирующе, спросил он.

– Куда?

– К тебе…

– А Вам, Артур, разве известен мой адрес?

– Пока что, нет, но думаю, ты подскажешь, – в трубке многозначительно замолчали.

– Нет, пока ещё нет. До свидания, – закончила разговор она, с замиранием сердца вновь и вновь, прокручивая его голос в душке, как если бы желала запечатлеть . Она опять радовалась каждому новому дню, чему не придавала никакого значения вот уже, Бог знает, сколько времени. «Артур, ну где ты раньше был? Где?» – мысль со скоростью ракеты пролетела по всем извилинам, вызывая неясное, но такое приятное чувство истомы.

– До свидания, – с грустью, как отметила Настя, ответил он, не ожидавший столь скорого завершения разговора. Хотя чувство невыразимой грусти, наворачивающей на глаза слёзы от невозможности, от расставания с ним испытывала она. Ей почему-то и самой страшно захотелось встретиться с ним и если не минусовой баланс на счёте телефона, она быть может, позвонила и сама назначила ему свидание в тот момент.

Снова охота стало жить, любить всё лишь благодаря незнакомому человеку, о ком она знала только: у него такой притягательный голос, всё остальное же дорисовывало воображение, сообразуясь сл вкусом Насти – высокий, шатен, с зелёными глазами – хотя бывают ли такого цвета глаза, она не представляла, – и очень, очень симпатичный.

На этом качестве она особо акцентировала внимание. Её душу часто доставали наглые покупатели, что глазели на неё, готовые прямо на месте её раздеть и овладеть ею, как же раздражало всё это, но поскольку другой работы не находилось, вынуждена была все эти взгляды терпеть

Именно в эту пору нашёлся совсем другого склада мужчина… ей так хотелось в это верить. Артура она считала лучом света во тьме, озарившим её жизнь яркими многоцветными красками.

Напарница Насти почти сразу отметила перемены в её настроении, но попыток выведать, с чем это связано, она не решалась предпринимать, решив, что если пожелает, сама обо всём поведает. Да и выведывать чужие тайны, она считала непристойным занятием. Настя же, с момента её первого  звонка, будто преобразилась, обрела крылья; до этого понурая, она сияла теперь изнутри, и с волнением ждала каждого звонка от таинственного незнакомца, носившего королевское имя Артур, почти решилась встретиться с ним.  Ион… позвонил. Настя, державшая в руках пакет с сахаром, едва удержала его, не уронила. Предательская, волнующая  дрожь охватила всё её тело. Настя нажала на кнопку приёма вызова и услышала долгожданный голос:

– Привет, Аня.

– Привет, Солнышко, – она уже подумывала раскрыть своё подлинное имя, но внутренний голос, к которому порою прислушивалась, подсказал, что пока ещё рановато делать подобные откровения. Она и без того совершила уже немало ошибок, так зачем прибавлять к ним ещё одну? – Что-то у тебя, Солнышко, голос будто простуженный? –  Она почти тут же определила хрипотцу в его голосе.

– Да, есть немного. Но это, сезонное, – ответил он, – как, Анечка, настроение с утра? Сегодня Шатунов приезжает в город со своей новой программой. Может быть сходим вместе? У меня два билета…

«Солнышко, милый, ну ты загнул. Это, то же самое, что с тобой на центральной площади целоваться. У меня всё же какой-никакой, а муж . И как я ему объясню? – пронеслись в голове шальные мысли, снежным вихрем, сметая всё на пути, – хотя, говорила ли я ему о мужке, не помню. Может быть, и не говорила».

Вот так предложение: и отказываться не хочется, о том, чтобы увидеть живого Шатунова, легенду «Ласкового мая» – не по телевизору, не на постере, а на сцене – сколько лет она лелеяла прекрасную мечту, и скоропалительно принять приглашение тоже? То же ему ответить? Что делать-то? Сердцем, уже успевшим принять его, она соглашалась, а разум вечно сохраняющий трезвость ума и прагматизм, говорил обратное.

– А где мы встретимся? – выпалила наконец она, уже не в силах более сдерживать накалившиеся до предела чувства.

– Анечка, а что если у входа во дворец культуры? – предложил он.

– Артур, а, узнаем, друг друга как? – сердце готово было вырваться из груди, настолько оно бешено колотилось.

– Любящие сердца не могут ошибиться, – хрестоматийно прозвучал ответ Артура, но как романтично, – а вообще, подойдя к входу, созвонимся.

– Хорошо, я согласна,  – Настя отключила телефон.

До назначенного времени ещё оставалось около шести часов; и за это время ещё можно было что-то придумать, но думать не хотелось, сердце, словно часовой механизм взрывного устройства, уже начало отсчёт времени и жаждало встречи.

«Но откуда такая уверенность, что он отличается от других? – спрашивало сознание, – ты ведь даже не видела его?» «Я люблю его, люблю», – в ответ звучал голос сердца, вступив в перепалку с сознанием, также не желающим сдавать свои позиции.

С немалым трудом она дождалась конца рабочего дня и, вызвав такси, поехала домой. Ноги уже подкашивались от обилия информации, избытка чувств. Душа девушки в этот момент представляла собой бушующее море, где волны вздымались на недосягаемую высоту и с шумом падали вниз, накатывая друг на друга.

Беспокойные чайки в испуге метались в воздухе. Тысячи, сотни тысяч брызг, радугой переливаясь в лучах солнца, сливались с волнами, чтобы через мгновение вновь угрожающе оторваться от поверхности.

Дома она приняла ванну, что в какой-то мере остудило её, и села смотреть телевизор. Стрелки часов, хоть и медленно, но неумолимо приближались к означенному времени, всё меньше и меньше оставляя шансов на отказ от договорённой встречи. Звонок телефона, раздавшийся на кухне, заставил её вздрогнуть. Она встала с кресла, прошла на кухню и взяла трубку:

– Привет, пушистая.

– Привет, Солнышко.

– Ты уже собралась на концерт?

– Да, скоро выйду, – соврала она, осмотрев себя, одетую в банный халат.

– Я жду тебя, Пушистая!

Настя с воодушевлением начала готовиться идти на концерт: усевшись за туалетный столик, она позволила себе максимально расслабиться. По особенному нанесла макияж, благо профессиональная косметика высокого качества позволяет творить чудеса преобразования. Каких-то пятнадцать минут и в зеркале отражалась совсем другая Настя: яркая, непередаваемо прекрасная, перед её красотой блекли всякие слова.

Через полчаса Настя вышла из дома и направилась в сторону ДК. Уже пройдя почти половину пути, она сама того не понимая, вдруг почувствовала, что замедляет шаги. Не останавливаясь, она набрала номер телефона:

– Солнышко, я, наверное, не смогу подойти…

– Пушистая, а ты где? – голос его казался спокойным.

– Мне страшно стыдно?! – она опешила.

– Ну как же так?

– Пока по улице иду, мимо салона «Ассоль и Грей».

– Анечка, может быть, мне подъехать?

Настя не на шутку встревожилась. Надо срочно предпринимать какие-то шаги, дабы исправить создавшуюся ситуацию, пока ещё не поздно.

– Нет, не надо, – через силу выдавила Настя, заглушая голос сердца, желающего встречи.

-А всё же?

Нет, нет, нет, – и каждый отказ, отзывался в сердце ударом гильотины, отсекающим плоть от плоти. Настина душа разрывалась надвое: и никто не в силах ей помочь в принятии решения.

– Но почему? Что произошло? Пушистая, подскажи, пожалуйста, чем я могу помочь? – Артур умолял её ответить, объяснить. Но… но… в жизни, в безумном мире, где всё так запутано, Настя не в силах была подобрать слов, способных передать её состояние без искажений. Она попыталась воспринимать себя со стороны, но тоже не выходило. Словно машщина, которую разогнали до предельной скорости, а затем задумались: тормозить, или дальше ехать, а впереди – неизвестность.

– Пушистая, Анечка, родная, я жду тебя, – прервал тишину голос Артура из телефона, а она стояла и, обратив взор в одной ей ведомые дали, молчала, – я жду тебя, родная.

И тут, словно подгоняя ей настроение, с вечернего неба сорвались крупные капли дождя. Одна из капель, упав на её щеку, скатилась к губам: вкус горький и солоноватый. А может быть это не дождь вовсе, а слёзы, её горькие слёзы…