ЯНВАРЬ
Скуп нынче холодом январь
И не пылает киноварь
Залётных снегирей.
Зато – и это не слова –
На крыше белая сова,
Заблудшая скорей,
Чем прилетевшая «спецом».
Не инкрустирован резцом
Пока ледка кристалл.
Погода – только заболеть.
Кружится, шкуря гололедь,
Колючих звёзд фристайл.
Я сел финансово на мель.
Выходит новогодний хмель.
В графине скис крюшон.
Тошнит от запаха сардин
И едкой горечи «Jardin» –
Вновь кофе пережжён.
А завтра снова торжество –
Вселенский праздник – Рождество.
В тот день Господь пришёл.
От Магадана до Пинег
Покроет тихо землю снег…
И будет хорошо!
УЛУГБЕК
Над ямой всплыло облако-тюрбан,
Эпох прошедших звук дошёл до уха.
В лучах зари – как огненный тюльпан –
Дрожит флюид разбуженного духа…
Над ним летали раньше стерхи, но…
Теперь здесь в прах размолотые квадры.
Я вижу, словно в стереокино,
Прошедшего разрозненные кадры.
Когда века достигли середин,
Устав от мук безудержного бега –
В стране, где жил пройдоха Насреддин,
Взошла звезда эмира Улугбека.
В руках он держит жезл и калам,
В зиндане мирно спят топор и плаха.
В его лице обрёл седой Ислам
Слугу и сына вечного Аллаха.
Властитель дум, поэт, и звездочёт,
Ходжа и маг восточного глагола –
Познал при жизни славу и почёт
Великий внук великого Могола.
С младых ногтей до белой бороды
Он время жизни посвящал, с лихвою,
Тому, чтоб вникнуть в сущность доброты
И тайны звёзд над спящею Хивою.
Но вдруг мятеж. Секира и кинжал
Обагрены и души нищих ржавы.
Как в балагане кукловод, держал –
Перевернув вверх дном судьбу державы –
Один из сыновей в руках событий нить.
Чего творит, не понимая толком,
Отдал приказ отца скорей казнить.
Распорядившись так сыновним долгом…
Зажатые у Вечности в тисках,
На дне воронки древнего раскопа
Среди пустыни в выжженных песках
Лежат руины башен телескопа…
БАШНЯ
Перевод с финского стихотворения Пяйви Ненонен
Древний конунг с дружиной пошёл на войну.
Вёл он войны жестоко, без правил –
Бился зло, за собою не чуя вину.
Много стран оказалось у князя в плену –
В землях тех он свой замок поставил.
Замок с башнями взмыл – стройка быстрой была –
Возвышался он глыбой матёрой.
И красив и велик – кладка стенок бела –
Золотились червонно его купола.
Он сиял и сверкал солитёром.
Только башня одна в нём чудна: ни ворьё,
Ни разбойник, ни тать или огуд,
Никогда ни за что не войдут внутрь её –
Нет ни щели, ни двери – и даже зверьё
Или мыши влезть в башню не смогут.
Но об этом задумались много поздней –
Закружили другие заботы:
Надо замок убрать, коль есть деньги в казне.
А про башню, что мир не впускает извне,
Позабыли до Страшной Субботы.
Но однажды опять наш воинственный князь
Двинул рать на заморскую землю.
Он победу добыл, от беды хоронясь.
К встрече князя был замок готов – не чинясь
Засверкал, будто с солнцем играющий язь.
Башни столп (я истории внемлю) –
Среди света объят был ночной чернотой.
Люди пили, «собачась» беззлобно –
Праздник шёл беззаботный своей чередой.
Столп стоял, зря в чертог за надмирной чертой,
Аки перст, с обвинением словно.
Кто-то молвил: «Тут зодчий ошибся, видать.
Дело – всё разрушать – не благое.
И не ясно – сносить…или всё ж обождать?
Башня лепа, как будто на ней благодать…»
Так оставили башню в покое.
Как-то князь был разбит в битве при Монтево.
Долго князя с той битвы встречали
Блики чёрных глазниц в окнах замка его.
Князь, бредущий подавленно по ездовой
Тропке, был одинок и печален.
Ранен он и от битвы смертельно устал –
Надоели и свары и войны.
И заметил: вдали, как волшебный кристалл,
Тёплый свет в странной башне отрадно блистал,
В дом зовя его к жизни достойной.
Но сказали монарху: «Должно быть, мираж –
Вас, Владыка, сморила усталость.
Солнце, делая свой предзакатный вираж,
Полыхнуло в стекле, словно кёльнский витраж…»
С тайной башня навеки осталась…
Бродят слухи, что башня темнеет rapid,
Даже вран над ней каркнуть не смеет.
Башня молча ждёт час свой и мудро не спит.
Её время придёт – и она возопит,
Когда всякий другой онемеет.
СИМВОЛ ВРЕМЕНИ
Время – это древний пепел
На кострах сгоревших истин,
Что развеян был над миром
Из сердоликовой урны
Самым мощным из титанов,
Ставшим главным богом Кроном.
Миг – суспензия событий,
Абразив из абразивов –
Соскребает всех налипших
безрассудно к стенкам жизни,
И смывает к тьме бездонной
За пределы Ойкумены.
Я кружусь в водовороте,
За опоры не цепляясь,
И несусь в потоке щепкой,
Супротив грести не смея.
И с восторгом принимаю
Всё как Дар Судьбы суровой…
СПЛЮЩЕННЫЙ ОВАЛ
Стал я гордо к людям боком,
Мня себя почти что богом.
В кайфе праздности убогом
Суеты торгпред.
Пьян всегда – хоть и не пьющий –
Иногда как демон сущий…
Жизни круг гордыней сплющен
В кривизну «торпед».
Вспомнив мудро жизнь «Ab ovo»,
Мир, прощая вспышки злого,
Протянуть готов мне Слово –
Дружества залог…
Диалог бесперспективен.
Дух мой в злобе безмотивен –
Сдохни Кинг, который Стивен.
Жжёт мне глотку слог.
Я тоскую. Я обижен –
Где душа, тот угол выжжен –
И кричу: «Уж, коль Всевышен,
Дай – верну стократ!»
Но безмолвен Дух Нетленный –
Принимает во Вселенной
У галактик турбулентных
Мировой парад…
Эластично и упруго
Жмёт под яблочко подпруга.
Мне не выправить до круга
Сплющенный овал.
«Делать что?» – вопрос излишний.
Возлюби того, кто ближний,
Если хочешь, чтоб Всевышний
В лоб поцеловал.
ПРИЗРАК ИНДОГАНГА
Для слабин моих опорой и порукой –
Закружившись в вихре Шивой семирукой –
Ты пришла во сне, весёлая вакханка,
Из сакрального пространства Индоганга.
Засвистели во садочке свиристели.
Свиристели те из Дели прилетели.
Свиристят-свистят Соловушкой былинным.
А у них кричат, как выпь в ночи, павлины,
Горделиво возносясь над чёрным бреньем
И жарптицево пылая опереньем –
Изумруды и сапфиры, видно, в перьях.
Их навеки полюбил когда-то Рерих.
Там – то жаркие, то мокрые сезоны.
То пассаты дуют в небе, то муссоны.
Наши ветры плачут флейтой водосточной.
По тайге крадётся барс дальневосточный,
а по джунглям где-то их гуляет «тиггер».
Я тону в её глазах, как в яме диггер,
Задавая в трансе глупые вопросы:
«Почему у нас растут их дикоросы –
Огурцы, арбузы, тыквы, «хрен» лакрицы?
Отчего ушли к нам древние арийцы?»
Но не слышу на вопросы я ответов.
Жаркой страсти с нею так и не отведав,
Окунул перо павлина я в чернила,
Вздрогнул – вдруг меня спросонья осенило:
Не кружил бы кот в цепях у лукоморья,
Каб Никитин не ходил бы за три моря…
ИЕРУСАЛИМ
Б.Чичибабину посвящаю
От наших глаз неотдалима
Холмистость Иерусалима
И огнедышащая синь.
Скрипел небесной тверди жёрнов
Свою мелодию мажорно
И ветер дул от абиссин.
С «сегодня» несоотносима
Картина манного энзима,
Крупой летящего с небес –
Сквозь толщу вод тропою брода
Для выводимого народа –
души спасительный собес.
Как драгоценные финифти –
Узлами памяти на нити –
Дано им было много Слов.
Уток тянул – как буря лодку –
Ту Жизни нить. Вот так был соткан
Твой Мир из тысячи узлов.