Илия Аблыев. Публицистика в формате структурности и музыки (статья)

Томас Венцлова, литовско-американский поэт и ученый-филолог, в бытность в СССР преподавал в Вильнюсском университете, до недавнего времени занимался тем же в США, в Йельском университете. Если в первом случае он давал своим студентам курс литовской литературы, то потом — русской литературы , и, прежде всего, поэзии, используя структуралистские и постструктуралисткие методы.

А недавно вышла на русском языке его книга «Пограничье. Публицистика разных лет (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015).

Поскольку в шестидесятых годах прошлого века Томас Венцлова по его определению – «всерьез заинтересовался структуализмом, который глубоко разрабатывался в Тартуском университете Юрием Лотманом и его учениками», есть намерение в качестве эксперимента сделать то, что обычно не делают при рецензировании подобных изданий: передать содержание книги как бы в контексте структурализма и того, что может быть также востребовано в данном случае вроде музыковедения.

Но сначала определим координаты разговора о сборнике Томаса Венцлова.

К сожалению, для начала придется процитировать издания, вышедшие достаточно давно. Поэтому представление о структурализме , заданное в них, специфическое. И явно отличается от того, что характерно для семинаров , проводимых Лотманом и его группой в Тарту.

В «Словаре литературоведческих терминов», вышедшем в 1974 году в издательстве «Просвещение»(Ред.-сост. Л.И.Тимофеев и С.В.Тураев) о структурализме написана статья на две страницы, что говорит о внимании к новой области знания, которая тогда в СССР только начала обнаруживать себя чуть ли ни полуподпольно.

Итак, читаем.

Структурализм (от лат. structura — строение) направление в современной лингвистике; в последнее время делаются попытки перенести  принципы этого направления в науку о литературе…

Исходный пункт этого направления лингвистики — понятие о    с т р у к т у р е  языка. В самом общем виде структура представляет собой внутренние отношения и связи лежащие в основе языка и определяющие характер непосредственно воспринимаемой нами субствнции, «материи» языка — системы звуков и знаков. Эти внутренние соотношения и составляют предмет структурной лингвистики . с. 388.

 

 

А вот как определяет в энциклопедической форме тоже самое «Словарь иностранных слов», вышедший уже в 1989 году 18-м, стереотипным изданием (М.:Русский язык).

 

Структурализм — с т р у к т у р н а я   л и н г в и с т и к а   – общее название ряда направлений современной лингвистики (Пражский лингвистический кружок, глоссемантика,дискриптивная лингвистика), выработавших методы точного описания  структурных           отношений между единицами языка. с.488.

 

 

Как видим, и тут ни слова про Лотмана и достижения его последователей, к которым по праву принадлежит и Томас Венцлова. Он вспоминает в одной из статей, которые опубликованы в данной книге, что при прохождении собеседования в одном из университетов США члены комиссии заметили в его зачетке подпись Лотмана, и это стало пропуском для будущего профессора данного учебного заведения к карьере преподавателя.

Естественно, было бы нелепо подвергать книгу публицистики поэта и интеллектуала сугубо лингвистическому анализу с привлечением математики.

Но сделаем небольшую и вполне дилетантскую попытку в заданном направлении.

Ключевые слова здесь следующие — литовец, Литва, Вильнюс,Польша, эмиграция, правда, язык, литература,Чеслав Милош, Иосиф Бродский, тоталитаризм, свобода, поэзия, культура, патриотизм, национализм, самиздат, культура, демократия, религия и многие другие.

Читайте журнал «Новая Литература»

Ими можно передать основыне тезисы статей, которые оригинально выстроены в четкую и программно составленную композици.

Томас Венцлова говорит и о том, что всю жизнь стремился ощущать и в меру возможного старался в СССР быть свободным человеком. Когда это оказалось вовсе невозможным и по внешним причинам — запрет на публикации стихов оригинальных и переводных, и по внутренним причинам — дискомфорт творческого человека, чувствующего , что он не имеет точки приложения собственных сил должным образом — поэт и филолог написал письмо в Центральный комитет компартии Литвы, участвовал в самиздате, подписывал письма в поддержку диссидентов литовских и российских. А потом его выслали на Запад как бы в командировку, предполагая, что там, за пределами отечества, малой родины, он не состоится творчески и человечески, и вернется назад, в Литву.

Произошло все совершенно по другому сценарию, более оптимистическому и перспективному с возможностью преподавать в США, публиковать статьи и стихи, а также ездить по миру, в том числе, бывать периодически на родине, в Литве.

Таким образом, книга о том, что вероятно быть самим собой несмотря ни на что, какие бы обстоятельства этому не мешали.

Известно, что, когда пятью годами раньше Венцловы в Штатах оказался Иосиф Бродский ( который , кстати достаточно иронично в молодости относился к структурализму), ему написал известное письмо польский поэт в изнании тогда Чеслав Милош. В нем шла речь о том, что эмиграция есть некоторый опыт, явное испытание для человека, связанного профессионально с языком: сохранит он себя в иных условиях  в качестве самодостаточного автора или нет. Милошу, Бродскому и Венцлове это удалось, о чем свидетельствует книга «Пограничье», название которой имеет не столько географический, а и политический, филологический и гуманистический смыл, и потому может быть интерпретировано по одной из статей, вошедший в описываемый здесь сборник «Глобальный опыт -сплошное пограничье».

Сквозным сюжетом книги стал литовский язык, его бытование в разные исторические времена, а вместе с ним — и итсория Литвы вплоть до наших дней.

Венцлова, например, пишет о старолитвинах и младолитвинах. Для первых главным языком общения был польский, а литовский — домашним. Для младолитвин — главным являлся исключительно родной язык, а польский становился в таком случае вариантом разговорного общения.

Не раз и не два в книге так или иначе — латиницей или по-русски передается название нынешней столицы этого прибалтийского государства, которое , в зависимости от того, на каком языке — польском, дитовском или русском ее называли — звучало схоже, но при том с заметными различиями. В статье о Милоше, который родился в Вильнюсе и с разницей в четверть века учился там же в университете, как позже и Томас Венцлова, он вспоминает, что из уважения друг к другу при общении каждый из них, говоря об одном и том же городе по существу, называл его то на польский, то на литовский лад, проявляя таким образом уважение к собеседнику.

Венцлова говорит и о том, что и из-за засилия полонизмо в одни периоды бытования языка и идеологических штампов в другие десятилетия его истории, язык почти засыхал, умирал, становился выхолощенным и банальным. Но усилиями ученых, интеллигентов, а также тех, кто в эмиграции писал на литовском и издавал там книги на родном языке, которые попадали и в Литву, язык, сохранивший собственный характер и несомненные красоту и выразительность, все же не исчез, а продолжил существование, преодолев, как и носители его, перипетии трех, как минимум, прошедших веком.

Венцлова еще в годы, связанные с Вильнюсским периодом жизни, плодотворно и последовательно занимался переводами русских и не их одних поэтов.

И здесь снова в ракурсе его публицистике возникла тема языка: каким быть переводу, писать ли на родном языке в эмиграции, как то делал несмотря ни на что Милош или пробовать самому переводить стихи на английский или даже писать на нем оригинальные произведения, как то пробовал Бродский.

(Заметим, к слову, что это был удивительный триумвират поэтов-эмигрантов — патриарх и классик при жизни Чеслав Милош, современники и имевшие схожий опыт неприятия советского режима Томас Венцлова и Иосиф Бродский).

Важно подчеркнуть в данном случае самое важное: когда Томас Венцлова говорит о том, что он литовец, о родном языке и Литве, то речь идет не об изоляции от европейских ценностей и актуальных поисков идентичности. Его в чем-то прямолинейное, с долей футурологии и декларативности повестование о том, что должно быть выглядит и обобщением, выводы которого распространимы и на бывшие советские республики Прибалтики — Латвию и Эстонию, наряду, естественно, с Литвой. Но значимы они и приложимы они и к тому, что касается литовско-польских отношений, истории Польши в двадцатом веке, как и новых демократий, возникших в Европе на исходе прошедшего века, как Европы целиком и даже Америки.

И происходит это потому, что, взяв за основу рассуждений язык, как инструмент передачи информации любого рода — от разговорной до поэтической — Томас Венцлова смог представить пример Литвы и того, что для него, гражданина и поэта с нею было связано и не утеряло злободневности и сейчас, показал, что есть заведомый модуль всего и вся. И его можно приложить в качестве лекала ко всему, что есть летопись отдельного государства и народа. Естественно, Томас Венцлова выходит постоянно за рамки разговора только о литовском во всех его проявлениях, приходя к общеевропейскому и общечеловеческому.

Это то, что с оговорками будем считать как бы приложением структурализма к книге «Пограничье».

А теперь представим ее же в контексте музыковедческом, чему содержание и композиция ее идеально поддаются без всякого нажима и насилия над смыслом и тематикой отдельных статей и сборника целиком.

Книга «Пограничье» состоит из трех частей.

В первой из них говорится о том, что было с автором до эмиграции. В третьей — до эмиграции и после вынужденного отъезда из СССР. Но здесь лейтмотивом является уж не его биография и круг общения , а портреты тех, с кем ему приходилось встречаться в жизни. Это филологи Лотман и Эткинд, поэти Бродский и Милош.

Начальная часть книги есть вступление в нее — пролог. Финальная часть — эпилог. Элементы публицистичности здесь не педалируются специально, но заметны ровно настолько, насколько касаются биографии частного человека — рассказчика и интеллектуала, или связаны в событиями и деятельностью тех людей, о ком Венцлова рассказывает там подробно и обстоятельно.

Несомненно, что и по объему — больше двух других частей книги( математика,структуализм, наверное) и по центральному месту в сборнике статей и человеке и мире главенствует в «Пограничье» вторая часть.

Собственно говоря, именно она могла бы представить сама по себе публицистику Венцловы при прямолинейном подходе. Но понятно, что, возникая то там , то здесь одни и те же темы книги, подобно нарастанию звука в «Болеро» Равеля, развиваются, продолжаются в каждой из частей книги. Заметим, что каждая из них заверщается кодой в виде интервью на ведущую в ней тему.

Обратим внимание и на то, что хронологический порядок композиции сознательно не соблюдается, поскольку тут важнее не он, а внутренние сцепления текстов внутри отдельной главы-части и во всей книге.

Кроме того, публицистические размышления затрагивают две основные темы — поэзия( язык, культура) и политика( свобода, демократия), которые не существуют сами по себе, а постоянно сливаются в единое по вектору осмысления прошлого и настоящего,бытового и творческого, индивидуального опыта и историчесих ожиданий стран и народов.

Говоря на языке исследователей музыке , перед нами в прозаическом виде не что иное, как  сонатная форма.

Вот , что  сказано о ней в «Кратком музыкальном словаре для учащихся» Ю.Булучевского и В.Фомина (Л.: Музыка, 1988, 9-е изд., доп.).

Сонатная форма ( сонатное allegro) — музыкальная форма, основанная на сопоставлении и развитии 2 тем, обычно контрастных.Представляет обширные возможности для воплощения драматизма в музыке. Применяется преимущественно в инструментальных произведениях.

Сонатная форма состоит из трех разделов: 1) экспозиция ( латинское -expositio — показ) завязка действия. В ней излагаются : главная партия и примыкающая к ней связующая партия, побочная партия    и  заключительная партия.(см.). Чаще всего главная партия носит динамичный, решительный характер, ей противостоит более созерцательная лирическая побочная партия; 2) разработка — драматический центр сонатной формы: сопоставление, столкновение, и широкое развитие тем, изложенных в экспозиции ( главным образом путем их мотивной разработки — видоизмененного повторения мотивов); 3)реприза ( французское  reprise — возобновление) – развязка действия, несколько видоизмененное повторение экспозиции с изложением обеих основных партий в главной тональности. с. 271.

 

 

Разве все это не напоминает построение книги Томаса Венцлова «Пограничье»? И разве поэзия не соотносима по сути своей с музыкой?

Если по поводу одного вопроса вероятны и дискуссии, по в контексте другого — о поэзии и музыки — никаких споров быть не может, поскольку уже самостоятельное звучание отдельного слова музыкально, тем более, в строке, в строфе.

Однако, справедливости ради надо заметить, что подобное квазилитературоведение, образец которого заявлен в данном случае, в чем-то есть игра на узнавание, даже шутки, чем сопровождались семинары Лотмана и Эткинда, как и творчество Венцловы и Бродского во время их встреч в Литве.

Поэтому разговор о книге целесообразно воспринимать именно в контексте своеобразной шарады, но проведенной с серьезными намерениями и с пиететом перед автором книги, о которой здесь шла речь пусть и в неожиданных аспектах ее восприятия.

 

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.