У каждого своя история
Линда – это сценический псевдоним и сложносокращенная аббревиатура имени и фамилии певицы.
Эллин Даллес – так звали девочку, которая родилась тридцать два года тому назад в многодетной актерской семье бродячего цирка, кочующего по провинциальным городишкам США. Мать девочки – некогда маленькая изящная эквилибристка – сразу после рождения первенца подорвала здоровье и ушла с арены, подрабатывая в Шапито костюмером, гримером и кассиром. А отец Эллин – был «коверным» (так циркачи всего мира называют клоунов). Пятнадцать с лишним лет девушка колесила с передвижным цирком из города в город, из штата в штат.
К этому времени она самостоятельно выучилась играть на гитаре, скрипке, концертине и губной гармошке, придумывала и недурно напевала свои песенки. Стоя перед входом в цирковой шатер, Эллин (звонкими песнями и одновременно лихими танцами со «шпагатом» и «сальто-мортале») забавляла праздношатающуюся публику, не спешащую покупать билеты на «фантастическое представление». В футляр от гитары (лежащий возле ее ног) летели жалкие центы, но и эти деньги Эллин не видела – по сути, весь скудный заработок уходил в многодетную семью, едва-едва сводившую концы с концами.
Но у девочки был тайничок, куда она (цент за центом) систематически откладывала монеты на «черный день». И он (только не «черный», а какого-то «странного цвета»!) пришел, перевернув всю ее судьбу…
В день своего шестнадцатилетия Эллин сгребла свои «тайничковые» запасы (почти двадцать долларов) и, не сказав никому ни слова, в одиночестве отправилась в ближайший городской кантри-бар праздновать День рождения – то есть, впервые в жизни пьянствовать!..
В баре было накурено и шумно. В углу стояла небольшая сцена, и какой-то небритый парень заунывно пел мексиканские песни, аккомпанируя себе на гавайской гитаре. А полупьяная и очень пьяная публика гоготала, орала, свистела и нестройным хором громко напевала что-то свое. Эллин сидела за барной стойкой и, после второй пинты густого крепкого темного пива, с непривычки ее совсем развезло. Сначала девушку не хотели обслуживать («Может, молочную кашку?..»), но она крепко выругалась, и без дальнейших вопросов перед ней запенилось пиво.
Захмелевшую Эллин вдруг охватила злость на весь этот мир, на свою беспросветную бедность, на бессмысленное унылое существование и еще Бог знает на что! Девушка представила и явственно осознала, что она, как и ее мать, до глубокой старости и смерти обречена (!) жить в этом заколдованном кругу нищенского однообразия!.. Эллин Даллес захотелось завыть во весь голос, а потом ломать и крушить все, что под руку попадется!..
Вся эта ее озлобленность была готова в любую минуту выплеснуться в дикую шизоидную истерику, а выплеснулась… в песне!
Как только небритый парень поставил гитару на стойку и сел за столик пить пиво, Эллин неосознанно «ломанулась» к сцене. Девушка без спроса схватила со стойки инструмент и, эффектно ударив по струнам, громко и очень весело (да, да, ВЕСЕЛО! – потому что она была прирожденной артисткой и умела моментально перевоплощаться!) запела оптимистичную песню о том,
Как скрипят колеса судьбы!
Не случилось бы с повозкой беды!
Но дорога одна
И только она
Приведет тебя за горизонт!
Нужно много успеть,
Но за солнцем не поспеть –
Что ж…
Разожжем костер и будем петь!
А о чем мы будем петь? – а?..
Что дорога одна
И только она
Приведет всех нас за горизонт!..
У меня к тебе, приятель, вопрос:
«Ты зачем опять повесил свой нос?»
Ты, дружище не ной,
А со мною вместе пой!
Нам с тобою не о чем жалеть!..
Так о чем мы будем петь? – а?..
Что дорога одна
И только она
Приведет всех нас за горизонт!..
Погляди, приятель – ну, дела!!!
Закусила лошадь удила!..
И несет нас вперед
Туда – за горизонт!
У нее, конечно, свой резон!
Там – живи, веселись!
Там еды – завались!
Там травы нескошенной – газон!..
В том далеком краю
Я тебе опять спою,
Что наша жизнь – счастливый горизонт!!!
Опля!!!
Черте что случилось с публикой кантри-бара!!!
Начнем с того, что выскочив на сцену, Эллин моментально протрезвела! И выступая, девушка настолько звонко и заводно пела, настолько лихо отплясывала, не выпуская из рук гитару и не сбиваясь с ритма, настолько легко крутилась «колесом», о котором пелось в ее беззаботной веселой песенке, что когда она ударила по струнам в последний раз и с ходу легко уселась на продольный шпагат «Опля!!!» – ЗАЛ ВЗРЕВЕЛ!!! Тут же на сцену (к ногам Эллин) полетели звонкие монеты, и даже скомканные долларовые купюры!..
Ее не отпускали со сцены три часа. В тот день Эллин два-три раза спела на «БИС!!!» все песенки из своего развеселого репертуара, и заработала (о, Боже!) почти 150 долларов! В сравнении с «двадцаткой», чудом скопленной за шестнадцать предыдущих лет жизни – это был королевский гонорар!.. Правда, 50 «баксов» пришлось отдать хозяину бара и поставить пинту пива небритому владельцу гитары, но у нее осталось около СОТНИ ДОЛЛАРОВ!.. Да еще и хозяин («нескладный хромоногий пингвин» – как назвала его про себя Эллин) тут же предложил ей выступать в его баре по вечерам на условиях: «ночлег, ужин, пиво, 2% от всей выручки бара, а «левые» деньги – фифти-фифти».
Ее, конечно же, устраивали любые условия, поэтому в ту ночь девушка вернулась «домой» только для того, чтобы собрать свои вещи, документы и музыкальные инструменты. Коротко и без объяснений распрощавшись с недоумевающими родителями, заспанными братьями и сестрами, отдав рыдающей от горя матери 50 долларов, Эллин ушла, не оборачиваясь и ни о чем не сожалея…
В кантри-баре (у «хромого пингвина») она проработала почти два года, став мини-Звездой этого мини-городишки. Но девушке претило сидеть на одном и том же месте, развлекая одну и ту же недалекую публику. К тому же денег «от процента» ей платили все меньше и меньше (хозяин бара был скупердяем и обманщиком, каких свет не видывал!) И кое-как скопив тысячу, она на прощанье выразительно поднесла к носу «пингвина» средний палец и подалась в Нью-Йорк.
Однако (к ее неописуемому изумлению!) в «столице мира» Эллин никто не ждал и все ее заводные песенки про «колеса и дороги, ведущие за горизонт» здесь никому не были нужны!.. Ньюйоркцы слушали и пели совсем другие песни!!!
Признаться, девушке и самой осточертели эти ее веселенькие «бродяжьи баллады». И внимательно прислушиваясь к тому «как и о чем поют в этом великом городе», она мгновенно уловила для себя совершенно новую яркую поэтическую краску и оригинальную музыкальную тональность! Теперь она точно знала, ЧТО и КАК нужно петь, чтобы покорить эту привередливую искушенную публику!..
Экономя каждый цент на еде и одежде, Эллин купила за 550 долларов очень хорошую концертную акустическую гитару и два комплекта струн к ней. Девушка поселилась в самой дешевой ночлежке на окраине города и три месяца сочиняла свой будущий первый сольный альбом, параллельно придумывая сценическую программу…
Шестнадцать лет жизни с трудолюбивыми циркачами научили Эллин Даллес полной самоотдаче на репетициях и выступлениях!
– Страшно? – а ты выходи и улыбайся!.. Упала? – встань и улыбайся! Больно? – терпи и улыбайся!.. – так советовал Эллин ее отец.
«Чтобы не произошло – вставай, терпи, выходи и УЛЫБАЙСЯ!..» – этот непреложный Закон арены, стал для девушки Девизом Жизни…
Когда песни уже были написаны, на сотню раз обыграны мимика и жесты во время исполнения, отрепетированы танцы и придуманы фразы для общения с публикой между музыкальными номерами – Эллин решительно отправилась со всем этим своим творческим «богатством» обивать пороги фешенебельных музыкальных Продюсерских Центров.
Но везде ей говорили:
– Мисс, оставьте аудио- и видеоматериал!.. Мы послушаем, посмотрим и обязательно вам позвоним!
Выходя из дверей, девушка от досады пинала воздух и вслух громко негодовала, размахивая руками:
– Куда вы мне позвоните? – на Статую Свободы или в подворотню, где я сегодня буду ночевать? – «Алло?! Это пятый мусорный бак дерьмо-стрит 16?.. Будьте любезны, пригласите к крышке мисс Эллин Даллас!.. Что? Она моется в луже?.. О, нет, нет, нет!.. Что вы, что вы?! – не стоит ее отвлекать! Передайте, что мы обязательно перезвоним ей позднее!..»
Днем она «доставала» продюсеров, напоминая о себе вновь и вновь, вечерами подрабатывала, играя на улице, а ночевала – где придется…
В конце концов, один солидный продюсер сжалился-таки над Эллин и, вознаграждая ее хотя бы за настырность, согласился послушать девушку, мысленно называв ее «очередная городская сумасшедшая, считающая себя гениальной!..»
Но то, что он услышал и увидел – превзошло все его продюсерские ожидания!..
Эллин крутилась по репетиционной сцене, как заводной волчок! Она изгибалась в дугу, задирала ноги выше головы, взмывала вверх с гитарой в руках и «Опля!!!» приземлялась на шпагат! Но (самое удивительное!), что исполняя все эти сложные акробатические этюды, она при этом еще играла и пела! – и КАК играла, и КАК пела?! А когда продюсер, потрясенный всем увиденным, прислушался к словам ее песен – он понял, что девчонка очень поэтична и ненавязчиво мудра.
По сути дела – это была ГОТОВАЯ ЗВЕЗДА с оригинальной Шоу-программой!!!
– Детка, это твои песни? – поинтересовался продюсер, вальяжно восседая в первом ряду зрительного зала.
– Да, мальчик! – мои!.. – развязно ответила Эллин, ловко спрыгивая с репетиционной сцены.
Она встала напротив и, утирая ладонью пот со лба, с вызовом добавила:
– И если ты сейчас же не заключишь со мною контракт, то очень скоро все равно увидишь меня на TV и будешь грызть ногти на своих ногах!..
Продюсера, естественно, покоробило ее неприкрытое хамство, но эта талантливая девчонка права – такой «товар» долго на дороге не заваляется и при хорошей «пиар-раскрутке» заработать на этом «товаре» можно очень и очень приличные деньги!
На следующий день контракт был подписан…
Буквально через месяц три ее баллады «Соленый дождь», «Помни и живи» и «Глупая правда» уже сотрясали FM–эфир, занимали какие-то почетные места в престижных чатах, а добротные клипы на эти песни «крутились» на MTV!.. Сама Эллин (теперь уже под псевдонимом Линда-«Мьюзик») вновь кочевала из города в город. Но это были очень большие города, по которым разъезжала она со своими музыкантами и продюсером на комфортабельном огромном автобусе, и селили ее в хороших отелях, а кормили в дорогих ресторанах.
И покатилось Колесо Фортуны – понеслось…
Бег по кругу! – концерт, интервью, концерт, тусовка, автобус, дорога, концерт, концерт, интервью, тусовка, интервью, автобус, дорога, концерт, интервью, концерт, концерт, «Никаких интервью!..», тусовка, скандал, автобус, дорога, концерт, «Я убью этого папарацци!..», концерт, самолет, концерт, скандальное интервью, автобус, дорога, концерт, «Я больше не могу!..», концерт, автобус, дорога, «Что за дрянь вы там нюхаете? Дай-ка попробовать! – может расслабит…», кокаин, концерт, кокаин, концерт, кокаин, дорога, кокаин, интервью, кокаин, концерт, кокаин…
В одном из своих шлягеров под названием «Цирковые лошади» Линда пела:
С рождения до смерти
Вся жизнь – тринадцать метров!
По кругу мы несемся под щелканье хлыста
А после – снова стойло,
Овес и мало пойла…
Ведь завтра – то же самое, но с чистого листа…
«Тринадцать метров» – это стандартный диаметр круга арены во всех цирках мира. Круг, по которому изо дня в день лихо несутся лошади, выходя на представление всякий раз, как на премьеру… В общем, в цирке, как и в жизни – бег по кругу!..
У Линды (в этом закольцованном беге) было так много концертов, кокаина и дорог, что за четыре гастрольных года она с трудом записала один неудачный и два полностью провальных альбома.
– Всё!.. – сказал сам себе ее продюсер, – Девочка выдохлась!!!
В Америке не любят неудачников! – а где их обожают?..
Загнанных лошадей пристреливают! – не правда ли?..
Но продюсер не пристрелил свою «загнанную лошадь» – он просто отказался продлевать с Линдой контракт.
Она попробовала сама продюсировать себя, но ее вздорный характер портил все на корню! – Линда умудрялась поссориться с нужными людьми, еще не успев даже толком с ними познакомиться. К тому же достойного репертуара с новыми хитами у нее не было, а на старых хит-балладах долго не просуществуешь.
Увы, популярность – товар скоропортящийся, а свеженький шлягер (который был необходим для «реанимации»!) из пальца не высосешь!.. И постепенно о певице стали забывать, а потом забыли совсем…
Девять лет тому назад о Линде-«Мьюзик» вспомнил Марк Штейн. Вспомнил случайно – кто-то при нем напел некогда очень популярный куплет из ее саркастично-надрывной баллады «Глупая правда»:
Обмани себя – если хочешь!
Обмани меня – если сможешь!
Предположим, все мы можем – вверх упасть!..
Ты, приятель, наверно, бредишь!
На обмане ты не уедешь!
Но и правды мне не надо – она глупа!..
Так что – лучше молчи!
Лучше просто молчи!
Слышишь? – сердце стучит?!
Сердцу тесно в груди!!!
Сердце криком кричит:
«Уходя – уходи!
Или сиднем сиди,
Но, умоляю – молчи!!!»
…Твоя правда глупа…
Штейн задумчиво крякнул и попросил помощников – навести справки о Линде. Буквально через полчаса ему сообщили, что «бывшая певичка совсем плоха! – проходит курс реабилитации от кокаиновой зависимости…»
Когда-то они были знакомы через ее прежнего продюсера, поэтому Марк, как старый приятель (по-свойски), встретился в клинике с Линдой. Во время задушевной праздной беседы, Штейн для себя приятно отметил, что глаза певицы вновь горели творческим огнем. Ее новые песни (она исполнила их «а-капелла») вполне могут стать мощными хитами, да и сама девушка (как ему показалось) решила навсегда покончить с кокаиновым безумием и рвется в бой – то бишь, на сцену!..
Линда тоже осознавала, что появление в клинике «всемогущего еврея» Марка Штейна – это не визит вежливости. Да и не были они никогда друзьями. Так – знакомые по «тусовке»!.. И «Мистер 10%» отнюдь не страдает праздным любопытством! Значит – ему что-то от нее нужно!!!
Но ЧТО?.. – что Линда-«Мьюзик» может ему предложить, кроме своих новых песен, написанных в период годового забвения?..
Смекнув – что к чему, она и демонстрировала Штейну себя во всем своем творческом и физическом преображении!..
– Посмотри на меня, Марк! – у меня открылось «второе дыхание»!!! – смеясь, уверяла Линда, – Я, как птица Феникс, готова летать!.. Полетишь со мною?.. С прошлым покончено! – поверь мне!..
И он поверил. В нее поверил. Марк связался с нужными людьми из «Sony Records» и нашел для ее нового альбома двух грамотных продюсеров, которые вначале несколько скептически выслушали Штейна, переглянулись меж собой, и честно признались:
– Марк, мы, конечно, возьмемся, но только из уважения к тебе!.. И если ты хочешь знать наше мнение, то – это абсолютно дохлая затея!.. Дважды не рождаются!..
– Окей, но Линда не умерла! – отвечал им мудрый дальновидный Штейн.
Марк был прагматичным бизнесменом – он умел считать свои и чужие деньги, поэтому доходчиво объяснил продюсерам деловую позицию:
– Эта девочка крепко спала летаргическим сном, а теперь музыка сама льется из нее!.. На ее обновленном имидже можно неплохо заработать!.. Я – гарант! Если у Линды не получится в течение года окупить затраты – что ж, тогда все расходы я беру на себя! А если получится, то, как всегда, мне – мои 10% от сборов!.. Завтра утром я пришлю вам своего юриста и ее нового агента!..
Такие условия устраивали всех, тем паче, что соскучившаяся по музыке Линда работала, как одержимая! – она не выходила из студии четыре месяца, доводя каждую ноту до совершенства и подбирая ни на что не похожие звуковые нюансы!..
Штейн оказался прав! – очень скоро ее новый альбом на «Sony» не успевали тиражировать (диски раскупались с быстротой молнии!), а прибыль от капиталовложений превосходила самые оптимистичные ожидания! Линда рекламировала духи, от запаха которых ее тошнило; косметику, которой она никогда не пользовалась; новую коллекцию элитной одежды, в которой она оригинально «продефилировала» по престижному нью-йоркскому подиуму умопомрачительным по сложности акробатическим «колесом»…
И все это только потому, что ее новую балладу «Я пролила вино любви» напевала, насвистывала и мурлыкала практически вся американская и европейская молодежь от 12-ти лет и выше!
Впрочем, только ли молодежь?.. Один из влиятельных менеджеров «Sony Records», смеясь, рассказывал Марку Штейну:
– Приезжаю к маме, а она меня встречает словами: «Я пролила вино любви!..» А моей маме – 75 лет! И все эти годы я слышал от нее только одну песню – «Бесамэ мучо»!!!
Да, практически всем без исключения нравились и сочная поэтичность, и сумасшедшая по энергетике мелодия, и смелая агрессивная аранжировка этого шлягера!.. Однако по сути никто из фанатов так и не вник в подсознательный смысл поэтического фатализма певицы, написавшей эти строки:
Я пролила вино любви,
Но нету пятен…
Теперь зови и в рев реви
Итог понятен
Не лги, что не видать ни зги –
Корабль прибыл!
Кругом круги, одни долги!..
А где же прибыль?
Вернет мне тот круговорот
Без снов основу
И в зеркалах наоборот
Любое слово…
Да, мало кто обратил внимание на страшные пророческие слова, которые уже тогда певица «прочитала в зеркалах» своей несуразной истерзанной души. Проницательный Марк раньше всех «услышал» это пророчество – наблюдая, как неистово Линда записывала свой хит в студии. И «услышав», он недовольно покачал головой и с тоскою подумал: «Надолго ли хватит тебе второго дыхания, девочка?..»
Так или иначе, но благодаря протекции всемогущего Марка Штейна, Линда-«Мьюзик» триумфально вернулась в этот суровый мир шоу-бизнеса, где проигравших презирают или не замечают вовсе, а победителей (вопреки поговорке) судят! – и судят очень строго!..
И для Линды начался новый (или старый?) «круговорот» – опять калейдоскопично замелькали большие города и страны в гастрольных турне. Самолеты, лимузины, концерт, отели, баллада «Я пролила вино любви» вошла в десятку «хитов года», интервью, самолеты, гастрольное турне по столицам Европы и Азии, баллада «Я пролила вино любви» вошла в десятку «мировой хит», интервью, скандальное интервью в «People» под названием «Я умею петь, но не умею жить!», благотворительный концерт, самолеты, лимузины, TV-шоу, гастроли по странам Южной Америки, самолеты, лимузины, «Больше – никаких интервью!..», самолеты, гастроли, «Я убью этого гребаного папарацци!..», гастроли и… два года назад в эту цепь однообразных перечислений вновь вклинился кокаин!..
Увы, после открывшегося «второго дыхания» частенько требуется «искусственное»!.. Но иногда не помогает и это…
В свой последний вечер Линда «просадила» в казино Лас-Вегас почти 20 тысяч долларов, а вернувшись в отель, разоралась на ни в чем неповинного Тома, выгнав его за дверь.
Оставшись в одиночестве, она вывалила из сумочки на стол весь «снежок», какой у нее был, но кокаин уже не мог ее успокоить, расслабить, заставить забыться. Тогда Линда вылакала прямо из «горлышка» больше трети бутылки коньяка и запустила бутылью в стену. Она бросала коньячную бутылку до тех пор, пока не разбила ее о кафельную плитку ванной комнаты. На какое-то время Линда успокоилась. Нюхнула еще «снежка». Отыскала авторучку и на каком-то замызганном клочке бумаги написала:
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ
Ненавижу вас всех!
Ненавижу ваш быт,
Где имеют Успех
Потерявшие стыд
Она еще что-то хотела написать, но листок был маленький, да и мысли в голове прыгали – не цеплялись друг за друга.
Не осознавая, что делает, Линда набрала полную ванну теплой воды, легла в нее, не раздеваясь (прямо в вечернем платье), и стеклом от бутылки вскрыла себе вены на обеих руках…
Полуночный грохот в ее номере, конечно же, взволновал портье. Но как показывает многолетняя гостиничная практика, «бушующие Звезды» наутро трезвеют и втридорога оплачивают отелю счет за причиненный ущерб (лишь бы не вызывали полицию). Поэтому дежурный администратор и охранники отеля не спешили успокаивать буйную певицу, тем более что в ее номере скоро все стихло.
Обычно во время таких грандиозных истерик Линды, верный Том покорно уходил и ночевал либо в соседнем номере, либо бессонно просиживал всю ночь на лавочке, глядя на плотно занавешенные окна, за которыми была она. Под утро хмурая Линда выглядывала в окно из-за занавески, и начальственно (то есть – небрежно) махала ему – мол, «хватит там торчать! – заходи!» И Том шел в ее номер.
Но в этот раз Линда в окне не появилась и не позвала…
***
За тридцать шесть лет своей жизни Том видел много искалеченных раненных и убитых с оторванными руками, ногами и головами. Он с молодости лет успел повоевать – начиная с вооруженного конфликта в Боснии, а потом, по сути, во всех «горячих точках» планеты. В этих боевых «пожарищах» Том не раз видел такое, на что не хватило бы фантазии даже у маниакального киновурдалака Квентина Тарантино!.. Но первые массовые человеческие жертвы он воочию увидел еще в пятилетнем возрасте…
Томислав Драгич родился в Белграде в семье военного.
14 апреля 1979-го года он с родителями поехал к родственникам, живущим в небольшом черногорском городке Петровац, расположенном в низовье массивного горного хребта на живописном берегу Адриатического моря. Ранним утром 15-го апреля земля и горы вдруг заходили ходуном – как будто спящий подземный великан перевернулся с боку на бок, встряхнув над собою «земное одеяло». От такой встряски с гор (в море и на город) посыпались гигантские валуны, разрушая хрупкие дома, словно спичечные коробочки.
Так погибли многие, кто в то трагическое весеннее утро находился под кровом. Так погибли и родственники, и родители пятилетнего Томислава Драгича. А его самого (полуживого и насмерть перепуганного) чудом обнаружили и вытащили из-под обломков только вечером следующего дня. От пережитого стресса он практически перестал разговаривать…
Отныне Томислав воспитывался у подслеповатой бабки. Но что могла ему дать немощная старуха? чему могла научить? – ведь мальчишка от рождения рос бойцом, воином. С раннего детства он не интересовался ничем, кроме оружия. Ножи, сабли, пистолеты, ружья, автоматы – это его стихия. Рукопашный бой он (еще до черногорского землетрясения) начал изучать по картинкам кустарно распечатанной книги «Самооборона без оружия». Эту уникальную (и запрещенную в те времена) брошюру Томиславу подарил его отец, и с этой «боевой» книжицей, как со священной реликвией, мальчишка не расставался ни на секунду!..
К восемнадцати годам, не занимаясь (ни дня, ни часа!) ни одним видом классического спорта, Драгич вымахал больше двух метров ростом и мог бы легко дать фору многим прославленным спортсменам в беге, стрельбе, боксе или борьбе…
На рубеже веков (весною 1999-го) Томислав Драгич отважно воевал в сербском ополчении против натовцев. Но их отряд, скрывающийся в белградских лесах, сначала разбомбила авиация, а потом его, контуженного, подобрали американские пехотинцы и на вертолете доставили в военный госпиталь. Придя в себя и немного отъевшись на натовском провианте, Томислав вечерами тренировался во дворе госпиталя, развлекая раненных, врачей и солдат-интервентов.
Драгич забавлял своих «зрителей» искусным владением саперной лопаткой, летящей из любого положения под любым углом прямо в цель. Он без усилий разбрасывал вокруг себя пять-семь крепких солдат, которые одновременно нападали на него с боевыми (а не муляжными) штыками и ножами. Кирпичи и толстенные доски, Драгич (походя!) ломал с первого же удара ноги, кулака, локтя или головы, а металлический доллар Томислав, будто картонку, сгибал пополам пальцами одной руки. Двухметровый стокилограммовый сербский воин умел вскарабкиваться, как кошка, на любое дерево. Мог, ловко прыгая по отвесным скалам, без страховки забраться на вершину горы и так же лихо спуститься, не уронив вниз ни единого камушка!..
Во время изнурительных многочасовых тренировок огромное тело Томислава Драгича демонстрировало чудеса уникальной выносливости и гуттаперчевой пластичности. Наблюдать за ним – все равно, что смотреть и восхищаться неповторимой грацией гигантского тигра! Вот только зверь еще и рычит для устрашения, а громила Драгич был молчуном – мог за весь день не произнести ни звука, а мимика на лице отсутствовала начисто – будто лицо загипсовано…
Обычная практика заведена в таких случаях – обмен военнопленными и подлечившимися раненными. Но этот огромный сербский парень почему-то (не трудно догадаться – «почему и для чего?») очень заинтересовал натовское командование. Адъютанты быстро собрали на Томислава Драгича полное досье и после тщательного изучения документов, два офицера особого отдела по очереди провели с ним предварительные собеседования. Как и о чем они могли беседовать с этим молчуном? – остается только гадать. Но еще через неделю Драгича перевезли из госпиталя в расположение американской «десантуры» для того, чтобы высокие командиры сами принимали решение о дальнейшей судьбе сербского воина-гиганта.
Вечером этого же дня седой, как снег, полковник через переводчика по-военному строго спросил Томислава:
– Хочешь служить в армии США?
Драгич, который и до контузии-то не был словоохотлив, а после ранения и вовсе стал общаться крайне редко и односложно, на этот раз проявил чуть ли не все свое «ораторское мастерство»! – он поднял вверх правый кулак и грозно ответил девизом югославских партизан:
– Смерть фашизму! Слобода народу!..
Полковнику перевели – он засмеялся и махнул рукой:
– Гитлер капут! Иди – собирай вещи! Завтра утром на «борт»!
А когда Томислав вышел из палатки, американский полковник, ставя наборную печать «ГОДЕН» на досье с фотографией Драгича, усмехнулся и покачал седой головой:
– Славный смертник!..
Так на специальном «борту» ВВС США Томислав Драгич был доставлен из Югославии в расположение засекреченного американского лагеря, в котором готовили бойцов (лучших из лучших!) для самых опасных (то есть – смертельных) операций.
Через полгода спецподготовки в закрытом лагере, Драгич (или попросту – Том, как его теперь все называли) побывал на «кровавой чистке» в Чечне, потом в Афганистане, затем снова в Чечне, а после – в Ираке, Израиле и Пакистане, а далее география его военных вояжей была настолько обширной, что он просто из одного самолета пересаживался в другой. На «борту» он спал, молча ел или чистил оружие, а на земле (так же молча) – воевал.
Драгич никогда не утомлял себя вопросами «Куда?.. Насколько?..», а уж другие бойцы и подавно не слышали от него ни словечка…
В октябре 2005-го, после одной из таких спецопераций, Тома доставили в Штаты с тремя осколочными ранениями, два из которых оказались очень серьезными. Прямо перед ним на мощной мине подорвался командир отряда, а огромного Тома, как пушинку, отнесло взрывной волной на три метра. Хваленый бронежилет разлетелся на куски. Хотя, почему «хваленый»? Если б не «жилетка», то на куски разорвало бы самого Драгича! – а так серб просто «поймал» три осколка. И еще одно существенное «если б…»! – если б там (на поле боя) он потерял сознание, то, скорее всего – Тома пристрелили бы там же свои же.
«Из огня выносят только живых, но не калек!!!» – таков Закон Отряда Смертников! На диверсионной войне философские понятия «Добро» и «Зло» приобретают совсем другое значение. Безнадежно раненого убивают свои же, потому что он (изуродованный физически и душевно!) воевать все равно уже не сможет, а живя среди обывателей в каком-нибудь тишайшем Sleep-City, этот калека наверняка озлобится и натворит таких бед, от которых волосы на голове встанут дыбом даже у лысого!.. Но есть еще одна причина – почему безнадежного калеку добивают на поле боя. Это делают для того, чтобы он, попав в плен, не мучился от чудовищных беспощадных пыток!..
«Из огня выносят только живых!!!»
Драгич оказался живучим, и его (раненого, но не изуродованного) донесли до «вертушки»…
Отлежав пять месяцев в военном госпитале, Томислав Драгич прибыл в военную комендатуру, где прослушал четкий инструктаж (что ему теперь можно и чего нельзя). После инструктажа он послушно подписал какие-то бумаги о «неразглашении». Хотя в данном случае, эта процедура носила до смешного формальный характер, потому что и так было ясно – даже при великом желании у этого серба не получится что-то кому-то «разгласить».
Том получил на руки американский паспорт, с прилагающимся к нему странным пластиковым документом с какой-то голографической пометкой в правом верхнем углу (впоследствии, глядя на эту яркую голограмму, полицейские, вытянувшись стрункой, молча отдавали честь). Еще ему вручили полторы тысячи долларов наличными, и после этого Драгич вышел в мир людей. В мир, который он не знал…
Некоторое время Томислав работал вышибалой в нью-йоркском ночном Клубе и долго не мог усвоить – кого можно бить, а кого нельзя?! Однажды какой-то подвыпивший парень захотел силой овладеть стриптизершей. Драгич схватил хама за тонкую шею и коротким резким движением бросил насильника-неудачника через весь зал – на «свежий воздух». Всё бы ничего, но до этого инцидента все наивно полагали, что металлические двери при выходе из Клуба открывались только «на себя», а тот похотливый парень умудрился «открыть» их в другую сторону, выпав на улицу вместе с ними.
Приехали полицейские – посмотрели документы Томислава Драгича, отдали ему честь, что-то полушепотом «посоветовали» хозяину Клуба, кивая при этом на Тома, сели в свою машину и уехали. Парня увезли в клинику, двери заменили, а хозяин того ночного заведения, давясь от смеха, строго-настрого приказал Драгичу больше никого не трогать, а просто стоять при входе в виде громилы-истукана.
Кто знает – сколько еще лет он проработал бы «статуей», но по чистой случайности один отставной офицер (знавший не столько Тома, сколько «о Томе» еще по Югославии) забрел как-то со своими друзьями в тот ночной Клуб. А наутро этот отставной офицер замолвил кому-то словечко о гигантском сербе и уже через неделю анемичный воин Томислав Драгич работал телохранителем певицы Линды-«Мьюзик»…
Линде Том понравился с первого же взгляда внешне («человек-гора!») и поведением! – невозмутимо слушает, молчит, беспрекословно выполняет все команды, не умеет думать, поэтому не утомляет вопросами. В общем – идеальный телохранитель!..
Да, Том был из той породы людей, которые не умеют думать и не хотят этому учиться. Как робот, в «память» которого закладывают простую четкую программу, и «машина» ее безотказно выполняет. Думать – это сбой всей программы, не поддающейся перезагрузке!
Чувствовать, сочувствовать, переживать, томиться – все это абсолютно не понятные термины!..
Что же касается чувств Линды, то…
Давно уже подмечено, что творческий человек (жаждущий одиночества из-за пресыщения настойчивым фанатским вниманием) всеми фибрами души ненавидит людей из «толпы», и при самом коротком контакте с ними тут же начинает грязно лаяться. Но этот же самый творец с удовольствием «общается» с предметами бытовой техникой – компьютером, холодильником или газонокосилкой. Ходила байка, что Мирлин Монро часто и подолгу о чем-то разговаривала с отключенным телефонным аппаратом. А для Линды таким вот «аппаратом» был ее телохранитель Том.
Линда, слегка надменно смеясь и кивая на Драгича, говорила Штейну:
– Я нашла общий язык с этим Терминатором! И этот язык – мой!..
Отчасти эта ее высокомерная шутка была правдой, потому что по напрочь анемичному лицу Томислава со временем певица даже научилась «читать» глубокопотаенную поведенческую реакцию своего громилы-телохранителя – его сомнения, удовлетворение, блаженство, тревогу или обиду…
Только ради эксперимента! – подойдите прямо сейчас, ну предположим, к своему утюгу, и попытайтесь отгадать – в каком он сегодня настроении?.. Если получится – тогда можно утверждать, что и вы бы «нашли общий язык» с Томиславом Драгичем.
Кстати, если вы считаете таких людей, как Том, примитивными – то очень заблуждаетесь! Это самые верные друзья, которые никогда не обманут вас, не обворуют, не предадут!.. Сегодня вы им платите, и они охраняют вас, но завтра у вас закончатся деньги и они по-прежнему будут вас охранять! Они не сбегут к тому, кто поманит их звонкой монетой! Не выдадут ваших тайн! Такие люди, как Томислав, ни за что не станут долго и нудно требовать от вас взаимности!.. Если вам не надо мешать – они отойдут в сторонку и будут ждать, когда вы их позовете!.. Если вам нужно помочь – они всегда придут на помощь!.. Если необходимо умереть за вас – они умрут!..
Ну что? – много таких вот преданных людей вы встречали среди тех, кого считаете «не примитивными»?..
За тридцать шесть лет своей жизни Том видел много искалеченных раненных и убитых с оторванными руками, ногами и головами! – так мы начали свой рассказ о Томиславе Драгиче.
Потом мы говорили, что он не умеет чувствовать, и не знает – что такое «думать».
Но если б вы видели этого анемичного громилу в то роковое утро…
Впрочем, не дай вам Бог такое видеть никогда!..
Когда Том молча показал портье, чтобы открыли дверь в номер Линды, когда певицу обнаружили в ванной комнате с перерезанными венами, ее верный друг-телохранитель свалился на колени, открыл рот и зарыдал, не произнося ни звука!!! Последний раз Драгич плакал еще в пятилетнем возрасте – во время черногорской трагедии!..
Для Тома Линда была единственным и самым близким ему человеком! – любовницей, женой, подругой, матерью его будущего ребенка… И вот в одночасье он вновь (как и тридцать лет тому назад) остался один!.. Поэтому сейчас он даже не плакал, а просто уливался горючими слезами, и это было страшное зрелище!.. Около получаса огромный серб простоял вот так, замерев в одной позе – с открытым ртом и мокрым от слез лицом…
Полицейский офицер изучил документы Тома, восхищенно поглядел на голограмму, а затем толи попросил, толи отдал Драгичу команду:
– Парень! Вставай! Пойдем!.. Ей ты уже ничем не поможешь, а нам надо осмотреть место происшествия!..
Том разом прекратил рыдать, покорно встал с кафельного пола и вышел вслед за полицейским.
О чем Драгич думал в эти минуты? – наверное, о чем-то думал, хоть и не умел этого делать!..
Что Томислав чувствовал? – скорее всего, он что-то чувствовал, как-то переживал и страдал!..
Что понял? – ведь он же что-то осознал, раз уж так горько рыдал?!
Боюсь, что более конкретные ответы на эти вопросы мы не получим никогда. И даже если какой-нибудь сверхталантливый психолог станет просвещать нас в этой области сознания воинов-смертников, то даже у самого гениального психолога не найдется таких слов, чтобы внятно объяснить хотя бы самому себе – ЧТО в такие моменты происходит в голове у таких людей, как Том?!..
В полицейском участке офицеры с долгим удивлением разглядывали таинственную голограмму на пластиковом приложении к паспорту «немого» серба. Потом старший офицер позвонил кому-то и через полчаса за Томом приехали (на большом черном джипе со странными номерами) трое суровых парней в штатском. Один из них коротко кивнул Драгичу на дверь, и громила проследовал за парнями – в джип…
Где он теперь – молчаливый серб Томислав Драгич? Охраняет ли кого-то? А может вновь завербовался в спецподразделение (здоровье позволяет), и летит сейчас в очередную «горячую точку» планеты? А может…
Нет, не станем гадать…
***
Я пролила вино любви,
Но нету пятен…
Теперь зови и в рев реви –
Итог понятен!..
Не лги, что не видать ни зги –
Корабль прибыл!
Кругом круги, одни долги!..
А где же прибыль?
Вернет мне тот круговорот
Без снов основу
И в зеркалах наоборот
Любое слово…
Я пролила вино любви! –
Вот так стихия!..
Теперь за дверь – зови, реви –
Кругом глухие!..
Хоть ты кричи, хоть ты мечись
В ночи по кругу!
Но на бегу не отличить
Врага от друга!
Кругом туман и кутерьма,
Что мне досталась,
Осталась где-то в закромах –
На дне бокала
Моя вина, что я одна,
Так мне и надо!
Ну, где бы взять еще вина?
Ну, или яда…
Я пролила вино любви
В финале пьесы!
И злую мессу на крови
Поют мне бесы!..
А до зеркал казалось нам,
Что мы другие!
И в зал я пела
Наизнанку литургию!..
Просты условия игры,
А это значит,
Что все летит в тартарары! –
К чертям собачьим!..
Себя по кругу я гнала
Словесной плетью!
Я разбиваю зеркала
На междометья…
***
Аня позвонила Алексу в тот момент, когда Фомин и Штейн обсуждали самоубийство Линды. Да, Марк уже обо всем знал – об этой трагедии во всех подробностях (включая текст «ПОСЛЕДНЕЙ ПЕСНИ») ему оперативно доложил по телефону юрист «Sony Records».
Бизнес есть бизнес! И если пойти на поводу у сантиментов, не решая при этом возникших важнейших задач, то легко можно (в одночасье) развалить гигантскую работу по всем ее направлениям. Партнеры и сотрудники тебе не простят этакой слабости, а твои конкуренты только этого и ждут!..
Штейн выслушал юриста, сухо отдал конкретные указания – что надо сделать в первую очередь, что во вторую и так далее… И только после того, как телефонный инструктаж был окончен, Марк несколько раскис.
Алексей Николаевич сидел, понурившись, возле кровати Штейна – больно было смотреть на друга! Марк, чтобы не заплакать, время от времени закрывал глаза, откидывая голову на подушку.
– Эх, девочка, девочка!.. Что же т… ты н… наделала?.. – сокрушался Штейн.
Фомин молчал, тяжело вздыхая. Он осознавал, что Марк, не смотря на недавнюю кокаиновую фанаберию певицы, по-прежнему готов был многое простить Линде. (Не всё, конечно, но очень многое может простить мудрый человек тому, кого любит!..)
Однозначно, что после оскорблений, которые он выслушал от Линды в римском ресторане, Марк не стал бы больше работать с ней. Но… не стал бы и мстить, настраивая против нее весь бомонд и «желчных СМИ-палачей»! Всем понятно, что (не случись трагедии) вряд ли в дальнейшем Линда-«Мьюзик» могла бы рассчитывать на «всемогущую» помощь Марка. И даже раскаявшись, ползая в пыли у ног «благодетеля» и выпрашивая прощение, она услышала бы от Штейна:
– Зла не держу! Но всё, что касается бизнеса, у меня для тебя один ответ – «НЕТ!!!»
Алексей Николаевич знал это наверняка, памятуя, что два года тому назад Марк Штейн именно такими словами окончил разговор с одним молодым испанским актером, которого он некоторое время продвигал в Голливуде. Тот актеришка, снявшись (по личной протекции Штейна!) в двух нашумевших кассовых блокбастерах, вдруг «оперился» и, чтобы не делиться, прервал с агентской фирмой Марка все деловые отношения.
Шоу-бизнес – мирок маленький! И в этом мирке посреднические фирмы Марка Штейна (как и сам Штейн!) много десятилетий считались одними из лучших (в первую очередь – с точки зрения юридического обеспечения). Поэтому его агентства и пользуются в США заслуженным авторитетом среди профессионалов. Марк – это всеми уважаемый «Мистер 10%»!!!
А кто такой этот молодой спесивец? Без влиятельного патронажа, без связей, без должной финансовой и юридической поддержки: он – «мистер НИКТО»!..
Так вот, помыкавшись полгодика у наглухо закрытых (для него) дверей крупных Кинокомпаний, испанский актеришка упал на колени (реально, а не метафорически!) перед «благодетелем» Штейном:
– Марк, прости!!!
И Марк Штейн ответил ему – то самое – сакраментальное:
– Зла не держу! Но… – «НЕТ!!!»
Ответил, как отрезал, но до сведения счетов Марк не опустился! – хотя мог бы одной-двумя статьями в престижных СМИ-изданиях создать этому зарвавшемуся актеришке такую дурную «Славу», что даже самые близкие родственники этого испанского парня не отважились бы снимать его на домашнее видео!
Да, Марк не напрягаясь мог бы растоптать не только актера, но и саму память о нем!..
Однако два года назад Фомин видел, как тяжело переживал Штейн ту весьма неприятную ситуацию.
– Алекс! Я сорок лет в бизнесе, а все еще н… никак не могу п… привыкнуть (и никогда, наверное, не привыкну!) к человеческой глупости!.. – говорил он тогда в приватной беседе, – Ведь я ни от кого из них не требую идолопоклоннической благодарности! Но как же этот глупый мальчик не увидел своей собственной выгоды? – ну, пусть не от дружбы, так хотя бы от делового сотрудничества со мной?.. А теперь (и это самое страшное!), чтобы он мне не говорил! – я не верю ни на йоту в то, что он, якобы, все осознал и искренне раскаялся, ползая передо мною на коленях!..
Фомин улыбнулся:
– В XI веке император Германии Генрих IV долго и упорно боролся с католической церковью за инвеституру, то есть, чтобы монаршей, а не папской властью назначались епископы, и чтобы церковь была в полнейшем подчинении монарха. Римский папа Григорий VII предал анафеме все деяния императора и отлучил еретика от церкви. А в январе 1077-го года Генрих IV – уже низложенный германский император – трое суток вымаливал у Римского папы прощение, стоя на коленях во дворе итальянского замка Каносса под окнами Григория VII. Так и простоял на коленях! – три дня и три ночи!..
– Да, да, я что-то такое слышал… – припоминая, прищурился Марк, и спросил, – Ну, и что ему ответил папа? – простил?..
– Григорий VII сказал так: «Вижу мучения твоих колен, но раскаянья души твоей – не вижу!.. А посему – нет тебе прощения!..» И униженный Генрих IV ушел, поклявшись отомстить Римскому папе. Но не отомстил – не было у него уже той силы!..
После этого рассказа Марк Штейн как будто даже повеселел. По крайней мере, засмеялся, хлопая в ладоши:
– Вот так папа!!! А как же заповедь Христова: «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»?.. Что же папа грешника-то не помиловал?..
– Но ведь Генрих IV воевал не против папы Римского, а против веры! Поэтому Григорий VII и сказал императору словами Иисуса Христа: «всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится…»
– Все равно! – усмехнулся и отмахнулся Штейн, – Значит, не один я не верю в искренность коленопреклоненного раскаянья!.. Зла не держу! Мстить не буду! Но в искренность не верю…
Такой разговор состоялся между Марком и Алексеем Николаевичем два года назад.
Голливуд легко «выдавливает» спесивцев, нарушающих строгие правила шоу-бизнеса! – и тот молодой испанский актер не сыграл больше ни в одном американском фильме, а вскоре и вовсе уехал домой в Испанию. Но в этом его фиаско Штейн никак не поучаствовал! Как и обещал, Марк не опустился тогда до мести и травли молодого актера…
Не опустился бы он до этого и в отношениях с Линдой-«Мьюзик»! И уж чего Штейн точно не желал – так это ее гибели!..
Поэтому сейчас он тихо причитал:
– Ты знаешь, я предчувствовал, что с нею случится что-то нехорошее! Еще девять лет назад предчувствовал!.. Но что я мог?.. Вытаскивал ее из забвения, чтобы до людей дошли ее стихи и песни! А саму Линду? – как ее было оторвать от кокаина?.. Она ведь гордая была! Очень гордая!!! И мучилась она не от усталости, а от н… непонимания! От того и рвала свою душу в клочья!!! Эх, девочка моя! – что же т… ты натворила?..
Фомин молчал! – что он мог сказать? Больно другу! Очень больно!!! – пусть выговорится!..
– Я ведь зачем вас свести хотел? Вам обоим (и ей, и тебе) нужна была встряска! Вы оба – творцы! Глядишь от этого брачного союза и новый виток в вашем творчестве родился бы!.. Только вот… видишь – как?! Беречь надо живых, а я опоздал …
Алексей Николаевич думал о своем: «Да, Марк, метко ты это подметил! – опоздали мы с тобой!.. Ты не смог помочь Линде, а я – Кате!!! Как нам жить с этим? – не знаю… Знаю только, что НАДО ЖИТЬ! Надо жить, чтобы не опоздать еще к кому-то!..»
Штейн будто услышал его мысли:
– Теперь у тебя есть Анна!.. И я за тебя спокоен! По-моему, она очень хорошая девчонка!.. А у Линды никого не было!.. Никого!.. – Марк помолчал и заговорил, казалось бы, на отвлеченную тему, – Нынешний кризис – явление не столько экономическое, сколько геополитическое! Изменились люди! Сегодня – век интернета и прочих компьютерных технологий!.. И для человека, живущего в виртуальном пространстве, во многом поменялись жизненные ориентиры, существенно видоизменились все духовные и культурные ценности. В прагматичном Голливуде, ориентированном на кассу, это давно просчитали!.. Теперь, чтобы достучаться до мозгов и зрительских кошельков, нужны совершенно новые формы донесения информации – трехмерное, четырехмерное пространство! Если хочешь – сейчас человечество через новые компьютерные технологии выстраивает новую идеологию! Но старую-то куда девать? Я имею в виду – идеологию не виртуального, а живого общения!.. Прямой присутственный диалог – это же ВЕЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА!!! – фундаментальная основа!!! Как же они хотят строить – без фундамента? На виртуальном песке даже времянка не устоит!..
Он глотнул воздуха, задержал дыхание и горестно продолжил:
– Линда отстаивала этот фундамент!.. В одиночку отстаивала!..
Только сейчас Алексей Николаевич решился высказать свое мнение:
– Марк, прости, но… как можно отстаивать идеологию живого общения, и при этом (не виртуально даже, а прилюдно!) унижать человека, который тебе столько лет помогал, который столько для тебя сделал?.. Ты говоришь, что Линда была гордой?! – сомневаюсь… «Гордость» – качество созидающее! Но ею руководила не Гордость, а всеразрушающая Гордыня!!! И это смертный Грех!!! С таким «оружием в руках» невозможно что-то отстаивать! – можно только рушить!..
Штейн отмалчивался. Сегодня, сейчас ему хотелось найти оправдание для Линды, найти ответы на вопросы: «Почему она покончила собой? Только ли кокаин тому причина?.. Что ее мучило?..»! Однако, как ни прискорбно это было осознавать, но Фомин сказал правду – ту горькую правду, которую сам Марк Штейн не хотел озвучивать. Он знал эту Правду, но боялся ее!.. Марк всегда жил и рассуждал по принципу: «О мертвых следует говорить либо хорошо, либо – ничего!..», поэтому и хотел поскорее забыть обо всем плохом, чтобы помнить только доброе и светлое, что связывало его с певицей.
Алексей Николаевич все это прекрасно понимал, и после короткой паузы заговорил на общую тему:
– Да и вообще, на мой взгляд, глупо с пеной у рта отстаивать какие-то идеалы?.. Надо просто жить!.. Любить!.. Творить!.. А грядущие поколения пусть сами разбираются – что нами сотворено на века и на фундаменте, а что строилось, как времянка!.. Зачем кого-то в чем-то убеждать, а тем более заставлять кого-то любить то, что любишь ты?.. Эстетика – вещица капризная, потому что весьма противоречивая! Кому-то нравится Бетховен, кому-то «Sex Pistols», а кто-то каждое утро напевает «Валенки, валенки, не подшиты, стареньки»…
– Может, ты не понял! – я говорил об идеологии, а не о «валенках»!.. – сухо поправил Штейн.
– Но у любой идеологии (старой или новой) тоже своя эстетика! Одни пропагандируют эфемерное «равенство и братство», другие – строжайший «монархизм», а третьи – ярый «национализм и Суд Линча»… Вот только… Не помню – кто?.. По-моему, Игорь Губерман хорошо когда-то написал:
Возглавляя партии и классы,
Лидеры никак не брали в толк,
Что идея, брошенная в массы –
Это девка, брошенная в полк!..
– Всё они «берут в толк», эти лидеры!.. – саркастически покривился Штейн, – Перечитай «All the King’s men» Роберта Пенна Уоррена и развеются иллюзии…
Марк тяжко вздохнул и покосился на Фомина:
– Но в целом – не знаю… Может, в целом ты и прав!.. А какую идеологию избрал бы ты, мой юный друг, окажись ты на месте Путина, Николя Саркази или Барака Обамы?..
– О, нет! – уволь!.. – тихо засмеялся Алексей Николаевич, – Шапка Мономаха – не по мне!!! Я уж, как-нибудь, в стороночке! – подальше от всех партий и классов!..
– Так я и знал!!! Уф-фу-фу-у!.. – отдуваясь, констатировал Штейн, и вымученно улыбнулся, – Ладно, не обращай на меня внимания!.. Плохо мне сегодня!.. На душе плохо!.. – вот и ворчу…
– Может, мне лучше уйти?..
Марк по-доброму передразнил:
– «Может мне уйти?..» Эх, ты – Иванушка-дурачок!!! Разве ты не понимаешь, что все это я говорю, чтобы уберечь тебя от гибели?..
– От какой гибели?.. – опешил Алексей Николаевич.
– От социальной! Ты ведь не пристраиваешься поудобнее, как все мы! Не умеешь лгать и притворяться! Не ищешь сиюсекундной выгоды!!! Ты живешь!.. Так наслаждаться жизнью, как это делаешь ты – могут только блаженные!
Штейн помолчал несколько секунд и, явно что-то вспомнив, горестно усмехнулся:
– Накануне последних Президентских выборов в США по TV было грандиозное ток-шоу с не менее грандиозным идиотским названием: «Я – Президент!!!» Журналисты в студии и американские социологи на улицах Нью-Йорка проводили опрос среди разных слоев населения: «Что в первую очередь сделали бы вы, если б стали Президентом?..» Знаешь, что поразительно? – сам по себе этот вопрос никого не ставил в тупик! Все четко знали – какие конкретно реформы они тотчас бы провели, став Главою огромного государства!.. Но каждый звонил со своей колокольни!.. Опрашиваемые бизнесмены, естественно, говорили о снижении налогов на прибыль, домохозяйки мечтали об умеренных ценах на продукты, старики – о достойных пенсиях и прочих социальных льготах, а клошары – о пособиях… Они не обращались к будущему Президенту, нет! – каждый из респондентов в этот момент был Главою Белого Дома – этаким Великим Мудрым Реформатором!!! И никто из них почему-то не сказал: «Я не хочу быть Президентом! Ну, какой из меня Президент?..» Стыдно вспомнить, но я тоже сидел перед телевизором – нога на ногу, попивал коньячок, и вслух рассуждал: «Надо сделать то-то и то-то!.. И еще обязательно – вот это и вот это!..» Так что, Алекс, можешь гордиться – твой старый друг тоже несколько минут был «Президентом Соединенных Штатов»!!! И чувствовал я себя при этом весьма комфортно!..
Марк хмыкнул, и тихо подытожил свою мысль:
– А ты хочешь быть самим собою, блаженный Алекс… Потому что ты – честнее всех нас! Честнее и чище!.. За это я тебя и люблю!..
Фомин улыбнулся (что ни говори, а чертовски приятно слышать от друга такие слова!) Но уже через мгновение «блаженный» Алексей Николаевич решительно поднялся:
– И все-таки – я пойду, Марк! Тебе надо отдохнуть!
– Хорошо! – иди!.. – кивнул Штейн, – Только… у меня к тебе одна просьба…
– Слушаю…
Губы Марка задрожали:
– Сочини для меня… сказку…
– Обещаю, мистер Президент!!! – вновь улыбнулся Алексей Николаевич и, прежде чем закрыть за собою дверь, тоже попросил, – Быстрее поправляйся! – нам тебя очень не хватает…
***
Еще по дороге домой в такси Фомин придумал посвящение (в духе «Маленького Принца» Экзюпери) и сюжетную линию «заказной» сказки. Главного сказочного героя надо назвать «Крам» (то есть «Марк», но наоборот)! И не беда, если в итоге получится сказка-пародия! Это же не для печати, а шутки ради! – так сказать, дружеский шарж!..
Домой Алексей Николаевич буквально «влетел» и, когда он сел перед ноутбуком, сказка «полилась» сама собой!!!
Алекс ФОМИН
КРАМ и РОБИН
(сказка для взрослых детей)
Маленькому мальчику Марку Штейну,
которым был когда-то мой старый друг
ПОСВЯЩАЮ…
В одном большом доме жил старенький гном…
Почему-то принято считать, что если в сказке появляется «гном», да еще и «старенький» – так обязательно это должен быть вредный такой коротыш, который постоянно всем делает пакости. Ничего подобного! В жизни (а не в сказке) часто встречаются о-очень большие (ростом и чинами) нестарые люди, которые только и делают, что одни сплошные гадости. Ложатся спать эти молодые великаны, и придумывают: «Кому бы еще завтра какую-нибудь пакость учинить?..» И пока не придумают – заснуть не могут!!! Такие вот бывают Большие Люди!.. Так что – нечего наговаривать на гномов…
Наш гном был хоть стареньким и маленьким, но очень-очень добрым! Звали его Крам. Кстати, Крам – в переводе с гномского означает «Друг». Но вот друзей-то у Крама как раз и не было!..
Гном любил играть с домашним котом, которого все называли Робин. А еще Крам любил смотреть телевизор – особенно мультики и захватывающие боевики (но чтобы обязательно присутствовал «Happy End»)! А еще он любил ночами глазеть в окно! Уцепится Крам коту за шею, Робин запрыгнет на подоконник и так они вместе и сидят – молча смотрят на луну и звезды. Красиво очень!!! А Крам любил, когда красиво!..
Да, пожалуй, Робина можно считать другом, но какой-то он очень уж плутоватый! Стоит хозяйке на кухне отвлечься, а кот уже тут как тут – прыг на стол и сопрет что-нибудь повкуснее! Уж хозяйка его и ругала! Уж хозяин в него и тапкой неоднократно бомбардировал! Но… такая вот у Робина была натура воровская!
– Не могу я без этого! – огорченно и вполне искренне признавался кот гному, – Вот вроде бы и кормят меня сытно, и каждый день – молоко, а иногда и сметана перепадает, а лапы так сами и тянутся что-нибудь спереть со стола, пока хозяева не видят!..
– Ты уж как-нибудь сдерживай себя! Раз не украдешь, два, а потом, глядишь – это войдет у тебя в привычку! – урезонивал Крам.
– Да, не могу я! Объясняю же тебе!.. – отмахивался хвостом Робин, – Пробовал! Уж и так бывало сяду, и так лапы под себя подожму, а они сами – прыг на стол и какой-нибудь кусок повкуснее – «Мяу!» – и нету!.. Я даже иногда опомниться не успеваю, а уже украл и съел!.. Э-эх-х…
Крам пожимал плечами и тоже тяжело протяжно вздыхал: «Уф-фу-фу-у!», но посоветовать больше ничего не мог – не силен он был в кошачьей психологии.
Надо сказать, что у Робина имелся еще один весьма существенный недостаток! – кот очень любил спать! Утром спит, как сурок. Потом позавтракает вместе с хозяевами и, если нечего украсть, снова спит. Днем спит, вечером спит, поужинает и всю ночь дрыхнет, аж мурлычет во сне! Каждый день кота, как день сурка!.. Хорошо еще, что Робину хотя бы в полнолуние не спится, а в остальные дни – увы… Захочешь поиграть – не добудишься!..
Ну как с таким дружить? Не дружба, а сплошное ожидание!..
Вот так и скучал наш добрый старенький гном в одиночестве. От скуки даже стихи стал писать.
Гляжу я в темное окно
О, где же ты мой друг!
Чего-то одиноко мне!
А Робин снова спит…
Когда Крам, волнуясь, прочитал это стихотворение коту, Робин прищурился, почесал задней лапой за ухом и промяукал:
– Мдяу! Неплохо, неплохо, но, по-моему, чего-то не хватает… Может рифмы?..
Гном немного обиделся, что его поэтическое творение не оценено по достоинству, но, в общем-то, Робин прав – рифмы немного не хватает. В том смысле, что ее нет! А должна быть. Раз уж это стих, то должна быть и рифма!
И гном снова уселся за рукопись. В окончательном варианте его произведение выглядело так:
Гляжу я в темное окно
На улице темно.
Мне одиноко до сих пор!
А Робин рыбу спер…
Теперь обиделся кот. Он недовольно потряс головой, пошевелил усами и резюмировал:
– Ни в какие ворота! Ну, что это? – «А Робин рыбу спер»?!
– Во-первых, так нужно для рифмы! – пояснил гном, – А во-вторых, это правда – ты вчера рыбу с кухонного стола стащил!
Кот усмехнулся:
– Ой, уж – «рыба»!!! Так – малёк! Я и облизнуться не успел!.. Да и хозяйка ничего не заметила!.. А насчет стихов… Слушай, Крам, бросай ты это дело! Я слышал, что поэты – они все немного того! – Робин покрутил лапой у виска, – «С приветом» они все!..
– С каким еще «приветом»?.. – не понял Крам.
– Ну, чокнутые! – понимаешь?.. Ходят из угла в угол, и мурлычут что-то под нос! – «мав-мяу, мав-мяу, мя-мя-мя-мя…»
Гном покачал головой:
– По-моему, это зависть! Тебе не дано быть поэтом, вот ты над ними и смеешься!..
Кот аж на спину завалился и лапами задрыгал:
– Ой, насмешил! – «Не дано»… Любой может от безделья!..
– «От безделья»?.. Ну, ну!.. А ты так уработался – воруешь, ешь и целый день спишь!
– Я много сплю, чтобы меньше воровать! – логично объяснил Робин свою жизненную позицию, и саркастически добавил, – А стишки поэты сочиняют от нечего делать!.. Вот ты слоняешься из угла в угол и скуки ради сочинительствуешь!..
– А ты сам попробуй!..
– И попробую! – решительно заявил Робин.
– Давай, давай! – попробуй! А я погляжу!..
– И попробую… – повторил кот, но уже как-то менее уверенно.
Робин запрыгнул на кресло (так он всегда делал, когда хозяев не было дома), но не лег спать, как обычно бывало в таких случаях, а уселся. Кот закинул одну лапу на подлокотник, другую приложил ко лбу (он знал, что настоящие поэты именно так «сочиняют») и тихо-тихо что-то замурлыкал.
Крам улегся на мягком коврике возле кресла, положил голову на хозяйскую тапку, которая всегда служила ему подушкой, и (по-доброму посмеиваясь) снизу вверх стал наблюдать за муками кошачьего творчества. Через несколько минут Робин победоносно спрыгнул:
– Йес!..
Гном приготовился слушать, а кот начал ходить по коврику (туда-сюда перед Крамом) и заунывно напевать:
Гляжу я в темное окно
На улице темно!
Мне одиноко до сих пор,
Пойду сейчас посплю…
И гордо глядя на Крама, Робин спросил:
– Ну как?..
– Да-а, мой юный друг! – загадочно протянул гном, – Ты и здесь без воровства не можешь! В поэзии это называется «плагиат»!..
Теперь Крам был цензором и почувствовал все преимущества этой профессии: кто-то мучается, сочиняет, а ты сидишь себе вразвалочку и указываешь – «То не так и это плохо!..»
Робин усмехнулся в усы:
– Какой же это «плагиат», если последняя строчка другая?..
– Зато все остальные украл!!! А последняя строчка, которую ты сам придумал – вообще не в рифму!..
– Ой, чтоб ты понимал?! Тоже мне – критик!!! Это «белый стих» – здесь рифма и не нужна!..
Но Крам был прирожденным цензором! – и он пристыдил кота:
– Спер стихи в рифму, а на последнюю строчку таланта не хватило!..
Робин надулся и опять запрыгнул на кресло, но теперь уже хвостом к гному. Крам подумал: «Поэзия поэзией, но, кажется, я его обидел! У меня и так-то друзей нет, а теперь еще и Робин отвернулся!..»
– Роби-ин! – тихонечко позвал гном.
Но кот не отзывался. И Крам позвал его чуть громче:
– Робин! Не обижайся!..
Кот резко развернулся и затряс передней лапой:
– Ну что ты ко мне привязался? Не видишь? – я сочиняю!.. А отвернулся, потому что ты меня смущаешь! Так что, мой старый друг – брысь отсюда! Займись каким-нибудь делом!..
И Робин снова повернулся к гному спиной, свесив свой пушистый хвост с кресла. Через мгновение кончик хвоста, как маятник, начал качаться из стороны в сторону. «Сочиняет!..» – догадался Крам. И чтобы не мешать коту-поэту, гном решил посмотреть телевизор – вдруг мультфильмы начались или какой-нибудь «боевичок»!..
Крам с трудом забрался на журнальный столик и двумя руками нажал на клавишу пульта. Телевизор включился, но на этом канале ни кино, ни мультиков не было – транслировали футбол. Комментатор орал, как ужаленный:
– Обходит одного, второго!.. Пас в центр! Го-о-о-ол!!! Наша команда выходит вперед!..
В этот момент за спиною Крама раздался истошный протяжный мявк Робина!.. Гном в ужасе обернулся и увидел свирепые кошачьи глаза! Робин дико верещал, будто ему наступили на хвост:
– Ты что совсем с умяу сошел??? Мявк твою мяу!!! Ты что ли не видишь, что я пишу??? Ты нарочно, да???
– Прости!.. Прости!.. Я не хотел… – испугался Крам, поспешно выключая телевизор.
– «Не хотел!..» – передразнил Робин и, усаживаясь в прежнюю позу, пробурчал, – Сначала мешает, а потом будет говорить, что у меня не получается!..
Крам свесился со столика и, неловко спрыгивая, упал, стукнувшись затылком о деревянную ножку кресла. Почесывая ушибленное место, гном краем глаза обратил внимание, что Робин возмущенно вздохнул. Крам тихонько улегся на коврик (головой на тапку) и с удовольствием стал разглядывать свои башмачки, про себя рассуждая: «Вот этим туфлям в воскресенье в обед исполняется сто лет, а им еще столько же сносу не будет!.. Да, умели раньше обувь делать! Где теперь такую найдешь?..»
Он так восхищенно любовался башмачками, что даже вздрогнул, когда кот решительно спрыгнул с кресла:
– Придумал!!!
Встав на задние лапы, Робин громко продекламировал:
Котом быть очень нелегко
Никто наш мявк не слышит!
Кошачья доля – молоко!
Как утешенье – мыши!..
И Робин застыл в нервном ожидании, прожигая Крама горящим от возбуждения взглядом! Стихотворение гному не очень понравилось (а по-правде – так совсем не понравилось!), но он сам когда-то был поэтом, и смекнул, что если сейчас сказать коту что-нибудь плохое, то Робин (чего доброго!) может вцепиться в критика всеми когтями и зубами!
Поэтому Крам опасливо одобрил:
– Ты знаешь, по-моему, как поэт, ты растешь просто не по дням, а по часам!.. Рифма сочная! Чувствуется настроение! И сразу понимаешь, что автор все это самолично выстрадал! – перенес, так сказать, все тяготы нелегкого кошачьего бытия!..
Напряженный Робин постепенно обмяк, и блаженная улыбка все шире и шире расползалась по его довольной морде!
– Но все-таки я бы на твоем месте не торопился… – осторожно добавил Крам, – Отредактируй текст! В конце концов, нет предела совершенству!..
Вдохновленный похвалою Робин коротко кивнул, и ловко сиганул «в свою творческую лабораторию» – то есть на кресло. Кот уселся в той же позе – закрыв глаза и слегка запрокинув назад голову, стал медленно покачиваться. Какое-то время Крам подсматривал за медитирующим поэтом, а потом задремал.
Проснулся гном от того, что Робин тормошил его лапой.
– Я отредактировал!.. Слушай:
Кошачья доля – молоко,
Рыбешки или мыши!..
Котом быть очень нелегко!
Особенно на крыше!..
Крам уже полностью освоился с ролью личного редактора и рецензента, поэтому для критики избрал самую верную политику: «Прежде чем ругать – похвали!..» И он похвалил:
– Супер!!! Очень сильно и стильно!.. Просто восхитительно!.. Хорошо передан глубокий личностный драматизм и читателю сразу «рисуется» объемный образ! Опять же – неожиданная рифма! До тебя, мой юный друг, еще никто так удачно не рифмовал «мыши-крыши»!!! И как вывод: «Котом быть очень нелегко!..» О, эта фраза сродни классической: «To be or not to be…» Только у Шекспира что? – сомнения: «Быть или не быть?..» А ты зришь в корень! – копаешь вширь и вглубь! Ты смело провозглашаешь: «БЫТЬ!!!» Хоть и «нелегко», но «БЫТЬ!!!» Браво! Молодец!..
Робин блаженствовал! – сейчас захлопает ушами и улетит! Настала пора его «приземлить», то есть – немного поругать:
– Только не кокетничай! – тебе это не идет!.. Недостатки, конечно, есть! – как без них?.. Резюмируем… У тебя кот проживает в некой абстрактной стране! – Крам поморщился, – Не надо абстракций!.. Перенеси действие в США и все встанет на свои места!!! Нынешний американский рынок плохо охвачен современной поэзией! Так вот – будет просто прекрасно, если ты напишешь большую эпическую поэму о суровой жизни гордого кошачьего народа в каменных джунглях нью-йоркских подворотен! Сыграй на патриотизме! – пусть твой главный герой станет этаким отважным защитником угнетенных собаками котов!.. Он готовится выступить в Белом Доме с грандиозным докладом о коррупции в высших эшелонах собачьей власти! Чтобы сорвать доклад, коалиция псов готовит покушение, доверяя эту грязную работу кровавым лапам мафиозного клана «Сукины дети»! Но красавица-кошечка Кэт (пусть она будет коренной американкой и работает журналисткой в «Нью-Йорк мяу»!) предупреждает нашего героя о грозящей смертельной опасности!!! По дороге в Вашингтон – погони, перестрелка… О, Боже! – наш герой тяжело ранен!!! И все-таки!.. В самый последний момент (окровавленный, но непобежденный!) он на полусогнутых подползает к высокой трибуне! Едва держась на лапах (но хвост – трубой), он читает свой компрометирующий доклад!.. Высокопоставленным псам прямо в зале надевают намордники и на жестком поводке их уводят в вольеры! Красавица-журналистка эротично лижет героя в израненную морду! А растроганный Президент дружески обнимает кота, поднимает его лапу вверх и назначает героя своим приемником!.. Звучит гимн США!!! Все поют и плачут от счастья! Наши котики целуются и под громовые аплодисменты покидают зал!!! Титры! The END…
И только теперь гном, разгоряченный своими эмоциональными фантазиями и демонстрацией захватывающего действия в лицах, устало сел на коврик, облокотившись на тапку:
– Ну что? – хороший сюжетец?.. Дерзай, мой юный друг!.. Напишешь – я покажу это кому-нибудь в Голливуде! По-моему, Джеймс Камерон сейчас без работы! – поддержим старика!.. Главный герой – Бред Пит, журналистка – Анжелина Джолли, Президент США – Кевин Костнер (завьем и передержим в солярии для реализма!), ну и в роли главного собачьего мафиози, как всегда – бульдог Энтони Хопкинс!.. Всё! Садись за работу!.. Ну, а я пока что, пожалуй, посплю…
Робин с радостным «Мяу!!!» запрыгнул на кресло и снова стал качаться, закрыв глаза. А Крам усмехнулся: «Ловко это я придумал про эпическую поэму! По крайней мере, теперь два-три часа могу спокойно отдохнуть!..» И гном вновь задремал.
Проснулся Крам, услышав, как открывается входная дверь – пришли хозяева. И прямо с порога люди возмутились:
– Робин, ты опять на кресле?.. – крикнула хозяйка.
– Совсем обнаглел!.. А ну – брысь!!! – гаркнул хозяин и грубо скинул меланхоличного «поэта» на пол.
Но Робин не оскорбился. Он забился в дальний угол, чтобы ему никто не мешал, закрыл глаза и, плавно пошатываясь туда-сюда, что-то тихонечко намурлыкивал.
Через час хозяйка налила молоко в блюдечко, насыпала кошачьего корма в чашку и позвала Робина кушать. Но кот и усом не повел!
– Что это с ним? – удивилась женщина, – Возле стола не крутится! Есть не идет!..
– Заболел, наверное… – немного равнодушно ответил мужчина и, включая телевизор, зевнул…
Но Робин заболел творчеством! Вот уже третий день он практически ничего не ел, не пил, не спал, а только сидел целыми днями в углу и что-то жалобно мурлыкал. Ночами кот и гном забирались на подоконник и Робин (потихоньку – чтобы не разбудить хозяев) читал Краму отрывки из своей героической поэмы с не очень скромным названием «Кот Робин Гуд в Нью-Йорке».
Однажды кот, мечтательно глядя на полную луну, еле слышно признался гному:
– Я наверняка знаю, что очень скоро на Манхеттене вместо статуи Свободы воздвигнут памятник моему эпическому Герою-Коту!.. И еще я даже «вижу» свой собственный портрет на новой пятисотдолларовой купюре!.. Поэтому уже сейчас (заранее) надо придумать творческий псевдоним… Я придумал два, вот только не знаю – какой из них лучше: «Робин Мяуковский» или «Уильмяу Шыыкспирр»?! Второй псевдоним звучит несколько агрессивно – «Шыыкспирр!.. Шыы… рр…» Впрочем, есть в этом какой-то социальный вызов! – ты не находишь?..
Гном с сочувствием посмотрел на кота и подумал, ужасаясь собственным мыслям: «А ведь это я во всем виноват! Зачем взбаламутил парня?..» Крам хотел было сказать Робину что-то ободряющее, но вместо этого невольно прошептал:
– Знаешь – что… Ты только на меня не обижайся! Но… бросай ты эту поэзию!!! Посмотри на себя! – похудел, осунулся, шерсть скаталась, потому что не вылизываешься уже три дня…
Но Робин будто не слышал Крама. Он измождено вздохнул, закрыл глаза и снова принялся раскачиваться…
В конце недели хозяева не выдержали и отвезли «больного» Робина к ветеринару. В клинике коту вкололи какие-то инъекции и, когда его привезли домой – он уже спал мертвецким сном…
Робин дрых весь день. Проснулся глубокой ночью. На шатающихся лапах он еле-еле добрел до своей чашки и, злобно рыча, сгрыз весь корм, затем жадно вылакал молоко из блюдца, потом тяжело запрыгнул на кухонный стол – что-то слопал и там… За полчаса кот обшарил все углы в поисках съестного и, только после этого, сиганул в кресло.
Глядя сверху вниз на гнома, Робин чихнул, утерся и тихо спросил:
– Крам, что это было?.. Дружище, я ведь чуть с ума не сошел!!! Черт бы побрал эту поэзию!!! Теперь, если только увижу какого-нибудь писателя – без предупреждения в морду вцеплюсь!!!
И друзья весело расхохотались…
КОНЕЦ.
***
Алексею Николаевичу было очень приятно, что его сказка понравилась Марку и Ане! – оба фонтанировали эмоциями, цитировали, хохотали!..
Штейн игриво возмущался, хрипло смеясь:
– Ну, спасибо, Алекс! – удружил!.. Неужели я такой? – гном, критикан, болтун и бездельник!.. Как тебе не стыдно?..
Фомин отвечал ему с шутливой укоризной:
– Ты не только гном и критикан! – ты еще и жадина! А я стал жутко меркантильным! Если б ты мне хорошие деньги заплатил за этот заказ, тогда я сделал бы тебя мудрым великаном с атлетической внешностью?.. Но ты же пожадничал!.. Вот и получай вместо портрета – карикатуру!..
А Анюта, ежедневно звонившая из Неаполя в Рим, «капризничала»:
– Папка, родненький! Напиши продолжение!.. Но, чур, следующая сказка – моя, обо мне, про меня!!! Я тоже хочу быть сказочным персонажем!.. Вернусь домой, встану посреди твоего кабинета, как девушка с веслом, и ты будешь писать «с натуры»! – окей?..
