Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего.
Тадеуш Котарбиньский
Воспоминание – это единственный рай, из которого мы не можем быть изгнаны.
Ж.П. Рихтер
Музыка не имеет отечества; отечество ее – вся вселенная.
Ф. Шопен
Кишиневский Соловей
О ней в моем доме напоминают висящие на стенах афиша ее сольного концерта и написанные ею пейзажи, оставшаяся после нее скрипка, ну и, конечно же, альбомы с фотографиями: маленькими, полувыцветшими и большими, сверкающими рекламным глянцем, концертные программки, пожелтевшие скрипичные ноты, старые открытки и еще многое. А во мне живет о ней память маминых рассказов, на фоне которых прошло мое детство, и воспоминание почти двадцатилетнего моего с ней личного общения. И очень мне захотелось этой памятью с кем-то поделиться и таким образом эту память сохранить.
Клара Имас, сестра моей мамы и моя единственная родная тетя: домашние звали ее Акой и для меня она была тетя Ака.
Я вырастала с ее именем и образом…. Помню, как мама вспоминала и рассказывала об их совместном, довоенном прошлом, о той, навсегда ушедшей в небытие, семейной идиллией, о ее талантах, красоте, жизнерадостности, полетах фантазии. Я знала и любила мою тетю задолго до нашей встречи.
А она росла в семье, где всегда звучала музыка и царил дух творчества. Несмотря на то, что ее отец был по профессии бухгалтером, а мать домохозяйкой, он был прекрасным художником-самоучкой, а она неплохо играла на скрипке. Творческие гены и любовь к искусству передались детям. Конечно же, в доме было фортепиано и, конечно же, обеих, и маму и тетю, учили на нем играть.
Клара была старшей. Она родилась 21 мая 1914 года в Кишиневе, но первые несколько лет ее жизни прошли в Бендерах, откуда был родом ее отец, мой дедушка, Арон Имас. Время было напряженным, неустойчивым и опасным. Шла первая мировая война, затем произошла революция, власть постоянно менялась. Наконец, в 1918 году, Бессарабия присоединилась к Румынии, после чего молодая семья Имасов переехала в Кишинев. Там, в доме на Бендерской 18 (между Киевской и Александровской), и провела свои юные годы моя тетя.
С раннего детства она проявляла ярко выраженную музыкальность и желание создавать звучание. Мажорная мелодия вызывала у нее радость, минорная – грусть. Она любила привязывать тонкую проволочку к маминым вязальным спицам и, задевая их пальчиком, извлекать из самодельных струн звуки. На обеденном столе выстраивала в ряд наполненные на разном уровне водой стаканы и выстукивала ложкой «гамму». Вскоре Кларе купили скрипочку, и мать (моя бабушка) начала учить ее играть.
После румынской начальной школы Клара училась и получила бакалавриат во французской гимназии «Женераль Бертелло». Параллельно с этим она также окончила частную музыкальную консерваторию «Униря», где занималась по классу скрипки у знаменитого профессора Марка Пестера, который очень высоко отзывался об ее исполнительском таланте. Под его чутким наставничеством Клара оттачивала свое мастерство сольной и ансамблевой игры, исполняла скрипичную классику: Паганини, Сарасате, Венявского, Лало и др. и играла в различных камерных ансамблях со своими сокурсниками: виолончелистами Б. Шварцберг и Й. Слепаком, скрипачами Р. Берзон и М. Кожушнером, пианистками С.Таксир и С.Ширман. Была в дружеских отношениях с Оскаром Дайном, Яковом Сорокером и многими другими известными кишиневскими музыкантами.
Примерно в тот период у юной Клары открылся еще один музыкальный талант: художественный свист. Художественный, или как его иногда называют академический, свист – это искусство и искусство редкое. Подобно инструментальным и вокальным солистам, артисты, владеющие этим искусством, обычно выступают с оркестрами, высвистывая произведения классической музыки. Таких артистов в мире считанные единицы. Это явилось причиной того, что художественный свист так никогда и не получил широкого распространения и не был признан полноправным видом искусства, а остался всего лишь экзотической диковинкой. Для художественного свиста не пишут специальную музыку и отведена ему роль в мире кабаре, варьете и эстрады. А ведь этот редкий жанр по уровню своих требований к таланту и мастерству исполнителя по праву заслуживает место среди «серьезных» видов музыкального искусства. Однако даже в наше время до полного признания еще далеко, а в годы, когда моя тетя начинала свою музыкальную карьеру, и подавно.
Кларины природные данные были поистине уникальными: начав с простых мелодий, она за короткое время довела свою технику, тембр и владение дыханием до виртуозности, позволяющей ей исполнять классические произведения, требующие большого диапазона и филигранной техники (например, «Соловей» Алябьева и вальсы Шопена)
Вдобавок к этому, она — красавица, яркая, эмоциональная, пластичная, обожающая выступать перед публикой – была рождена для сцены и ее выступления всегда проходили на ура. А выступать она начала в 16 лет: сначала на различных благотворительных концертах-вечерах, а затем в составе театра «Улыбка» под руководством известной певицы Л. Липковской (в прошлом оперной солистки в Петербурге, а затем в Бухаресте). После номера, в котором Клара свистела алябьевского «Соловья», ее прозвали Кишиневский Соловей.
Но несмотря на такой огромный успех, акцент в то время все-таки делался на скрипке. Клара брала уроки в Бухарестской музыкальной академии у профессора Димитриу и готовилась к занятиям в Берлинской консерватории, в которую она уже поступила. Однако этим планам не суждено было сбыться: в том же, 1933 году, в Германии к власти пришел Гитлер.
Клара осталась в Кишиневе, в котором ей, однако, было тесно. Ей хотелось разъезжать, видеть мир, выступать перед широкой публикой. Такая возможность представилась в 1935-м: Клара вышла замуж и уехала в Палестину, которая в то время находилась под британским мандатом и где проживал ее супруг. Там она много выступала и концертировала по Ближнему Востоку и в Европе. В Кишинев она наведывалась регулярно и жила там подолгу и несколько раз выступила на Бухарестком радио с симфоническим оркестром, которым дирижировал знаменитый композитор Теодор Рогальский. Однако политическая атмосфера в стране менялась в сторону национализма. В один из таких визитов ей предложили выступать на радио с очень выгодным контрактом, но при условии, что она сменит фамилию с Имас на Имасеску. Клара, конечно же, отказалась и разорвала контракт.
Тетя вообще была человеком непрактичным, чаще руководствовалась чувствами и идеалистическими принципами и всегда очень сильно ассоциировала себя с еврейством, а в последствии и с государством Израиль.
В 1938 году в Румынии пришло к власти профашисткое правительство: Лига Национал-Христианской Защиты под предводительством профессора Ясского университета Александру Кузы и национал-аграрной партии поэта Октавиана Гоги. Начался развиваться антисемитизм в государственном масштабе. Министр иностранных дел правительства Куза-Гога в официальном выступлении сравнивал евреев с «мусором», который «бессмысленно терпеть» и требовал «срочно вымести двор».
Клара покинула Кишинев и вернулась в Палестину. Так закончился ее последний визит в родной город. В 1940 году в Молдавию вошли советские войска и граница закрылась, казалось бы, навсегда. Родителей своих она больше никогда не видела: они умерли в эвакуации где-то в степях Киргизии. А со своей сестрой (моей мамой), она встретилась только почти через 40 лет.
А за это время в мире отбушевала Вторая Мировая война, Великобритания потеряла власть над Палестиной и родилось суверенное еврейское государство Израиль, который моя тетя полюбила всей душой: сразу, крепко и навечно, несмотря на все трудности становления, экономические недостачи и, с первого дня своего существования, враждебное окружение, а значит, постоянную опасность войны и уничтожения. Там проходил расцвет ее молодости, там, несмотря на то что часто жилось впроголодь, ее окружали родственные, актерские души, там она встретила своего второго мужа, которого очень любила (он заменил ей оставшуюся в Кишиневе родную семью, по которой она всегда тосковала); там она была по-настоящему счастлива. Много лет Клара выступала в труппе сатирического театра «Ли-Ла-Ло», деля сцену и известность со знаменитой Шошаной Дамари и другими артистами, а также делала радиозаписи для солдат и для детей и ездила с концертами в Париж, Брюссель, Прагу и другие места. В Израиле многие ее помнят до сих пор, и ее музыка исполняется по радио.
Однако случилось непредвиденное. Неожиданно тяжело заболел ее муж и оставаться жить в жарком климате, который был ему противопоказан, стало невозможным. Так в 1956 году тетя с дядей оказались в Нью-Йорке. Прибыли они туда пароходом с несколькими долларами в кармане. Но уже через очень короткое время Клара выступала на телевидении в популярной программе знаменитого Эда Салливэна (который через несколько лет откроет Битлз для Америки), а потом в телевизионных шоу Лоуренса Вэлка и у Джорджа Джессела (выдающегося продюсера, сценариста и актера телевидения, кино и театра). О ней писалась хвалебная критика в New York Times и других публикациях. К ней приходили знакомиться знаменитости (в частности, по рассказам, и жена президента Элеанор Рузвельт). Внезапная известность была ошеломляющей. А гонорар, полученный за эти выступления, сразу позволил поселиться в хорошей квартире и обустроиться на новом месте.
С таким прекрасным началом тетя могла бы продолжать свистеть и жить припеваючи, но она поняла, что в ее блестящем будущем не будет места для ее любимого спутника жизни, а этого она допустить не могла. И тетя приняла решение вернуться к скрипке и выступать со своим мужем, пианистом Станиславом Петерсбурским вдвоем.
Те, кто имел возможность жить в Америке, знает, как сложно классическим музыкантам зарабатывать себе на жизнь. Большинство скрипачей играет в оркестре или занимается частным преподаванием. Однако моя непрактичная тетя отказывалась играть в оркестре и преподавать она тоже не хотела. Думаю, что причина этому была та же, что и в ее нежелании продолжать свистеть. И действительно, все получилось, как она решила: тетя Ака была прирожденной солисткой, а дядя Стасик – великолепным аккомпаниатором, и вместе они создали чудесный дуэт.
Дядя, к слову сказать, тоже происходил из музыкальной семьи: его старший брат, Ежи Петерсбурский, был всемирноизвестным автором многих популярных мелодий, в том числе, прославленной К. Шульженко песни «Синий Платочек», незабываемых танго «Утомленное Солнце», «О, Донна Клара» (кстати, посвященного моей тете). Благодаря мужу, тетя впоследствии выучила польский язык и поддерживала тесные культурные связи с польско-язычной общиной и с культурным фондом Игнация Подаревского. О ней много и с благодарностью писалось в прессе, она удостаивалась почетных наград за свою концертную деятельность и исполнение скрипичной музыки великого польского композитора Генрика Венявского.
В составе дуэта она выступала под именем Клара Петерсбурски. Давала сольные концерты в знаменитых залах Эвери-Фишер и Карнеги, а также разъезжала по стране и за рубежом в дуэте с мужем, а после его смерти в составе струнного квартета. У нее был необыкновенно глубокий, сочный, почти что виолончельный тон, «с мясом», великолепная легкость пальцев, отважное владение смычком и порхающее flagеoletto. Она с одинаковым мастерством передавала глубину баховских сонат, огненность «венгерских рапсодий», смятенность и поэзию романтиков, русскую широту, блеск полонезов, щемящую лиричность Чайковского. В последние годы, уже будучи в пожилом возрасте, она разъезжала по Америке по приглашению различных универститетов и колледжей, выступая перед студентами.
Я счастлива, что мне довелось с ней лично познакомиться. Произошло это в 1976 году, после нашего прибытия в Нью-Йорк. Несмотря на разницу в возрасте, у нас оказалось много точек соприкосновения и мы сразу подружились. Наша дружба продлилась восемнадцать лет и за это я благодарна судьбе. Мне довелось побывать на ее последнем сольном концерте в Карнеги-холл в 1982 году. В свои 68, тоненькая, стройная и грациозная, в бело-шифоновом, длинном платье, делающим ее похожей на ангела, она играла два полных отделения, играла музыкально, темпераментно, с отдачей… Венявский, Сарасате и других… играла так, что хотелось плакать от восторга.
Наряд свой, кстати, она придумала и сшила сама… ведь необходимо отметить, что, помимо незаурядных музыкальных способностей, тетя была одарена и другими талантами: она в совершенстве владела русским, румынским, английским, немецким, французским, польским, идишeм и ивритом, одно время работала модельером женской одежды, прекрасно шила и вышивала бисером, а также была талантливой художницей – писала маслом пейзажи (многие из них ностальгически молдавские – пастухи с овцами на покатых зеленых холмах, виноградники, кодры вдали…). Ну а, кроме этого, она была чудесным, добрым человеком с большим, щедрым сердцем, неутомимой энергией, творческой фантазией и вечно молодой душой, частицы которой навсегда остались на трех континентах, в городах, где она жила, творила, и которым подарила свою любовь: в Кишиневе, Тель-Авиве и Нью-Йорке.
Ушла моя тетя Клара из жизни 10 мая 1994 года, не дожив нескольких дней до своего восьмидесятилетия, и похоронена она рядом с мужем на еврейском кладбище в штате Нью-Джерси, на противоположном от Нью-Йорка берегу Гудзона, неподалеку от красавца-моста имени Джорджа Вашингтона. Тут, под скромным гранитным надгробием, лежит ее прах. А где-то там продолжает витать ее нетленная душа Кишиневского Соловья…
***
