Женщинам России посвящаю.

 

Часть 1.

Библиотекарша сидела сгорбившись, закрыв лицо руками. Кажется, она плакала. Это было странно! Я уже двадцать один год работаю на этом заводе и столько же лет хожу в эту заводскую библиотеку. И каждый раз меня встречал ее доброжелательный  взгляд, при этом безупречная прическа, ухоженные руки, опрятная одежда без единой морщинки или пятнышка. В ней чувствуется некая внутренняя интеллигентность, сдержанность, не приобретенные, а именно врожденные манеры, она всегда «держит спину». Я даже не знаю, как ее зовут. Скорее всего, она старая дева, потому что только они так умеют сохраниться с годами. Да и за кого выйти замуж приличной женщине в нашем городке: мужское население процентов на семьдесят составляют алкоголики и пьяницы, а остальные двадцать девять – просто тупицы (один процент оставим на всякий случай, мало ли). Что же все-таки могло произойти, что так выбило ее из колеи?

Я осторожно кашлянула, плечи ее дрогнули, она достала из рукава чистейший носовой платочек с кружевами, и, прикрыв им глаза, поднялась и ушла за книжные полки. Минуты через две она вернулась, опять вся безукоризненная, только красные пятна на лице выдавали ее состояние.

–         Что будете брать? – голос ровный и приветливый.

–         Мне, пожалуйста, Радищева «Путешествия из Петербурга в Москву».

Она опять исчезла за полками.

Если бы кому-нибудь пришла в голову ненормальная идея заглянуть в мой библиотечный формуляр, то у этого человека сложилось бы за глаза  обо мне ложное мнение как о человеке  высокообразованном, так как формуляр толстенный и записаны там исключительно произведения классиков, а также энциклопедические и исторические книги. Дело в том, что у меня двое мальчишек: младший – девятиклассник, старший – учащийся техникума. То ли им лень ходить в свои школьную и техникумовскую библиотеки, то ли там действительно нет ничего, но мне на работу чуть ли не ежедневно звонит то один, то другой с просьбой (то есть, пардон, с требованием) взять в заводской библиотеке то одно, то другое. Так как с классиками в наших учебных заведениях долго не чикаются и проходят, например, того же Радищего за один-два урока, то  и хожу я два-три раза в неделю в нашу библиотеку.

Кстати, читать мои детки не любят. И те книги, которые я приношу им, в лучшем случае пролистываются, а чаще читаются только аннотации. Старший обычно подходит с книжкой ко мне и, небрежно пощелкивая ногтем по обложке, говорит: «Мать, в двух словах: в чем тут фишка?». Я рассказываю содержание, стараясь увлечь сюжетом и питая призрачную надежду вызвать желание прочесть самому все произведение, но бесполезно. Приходится констатировать, что телевидение, компьютеры и душевная лень совсем убили в новом поколении любовь к чтению. Бедные, как они себя обокрали! Не сумела привить любовь к чтению своим детям и я. В детстве я им довольно часто читала вслух, особенно по вечерам, на сон грядущий. Они знали наизусть уйму сказок, стихов. Детские книжки до сих пор целыми стопками хранятся на антресолях книжного шкафа. Отрывая деньги от скудного семейного бюджета, позже я покупала классику, фантастику, детективы, книги по истории, но стройные тома Толстого, Есенина, Лермонтова, братьев Стругацких, Юлиана Семенова пылятся нетронутыми в стенке, разве что я иногда их перечитываю под настроение.

Но недавно я придумала способ как хоть немного приобщить своих отпрысков к чтению. Способ простой, как все гениальное: я всего лишь стала класть в туалете на сливной бачок книги. А так как туалет – это единственное место, где человек в современном мире поневоле  проводит в неподвижности и скуке энное количество минут в день, то я заметила, что в книгах стали появляться закладки из обрывков туалетной бумаги. Обрадовавшись, я стала класть на бачок несколько книг, дабы удовлетворить разные вкусы – такая вот мини-библиотека. Но главное: это реально работает. Муж даже съязвил, что, может быть, пора уже сделать в отхожем месте книжные полки. Пусть шутит, я считаю, что в благородном деле приобщения молодежи к чтению допустимы любые методы. Был бы результат. Как говорится, цель оправдывает средства. Есть у меня и глобальный план, как пристрастить молодежь к чтению в масштабах страны. Опять-таки гениальный, как и большинство моих планов, а именно: надо издать закон о строжайшем запрете читать художественную литературу, особенно классиков, детям и подросткам до наступления совершеннолетия. И назначить очень жесткую меру тем, кто будет преступать этот закон – например, изоляция от общества в школах-колониях строгого режима или запрещение выходить в Интернет в течение года (уж не знаю, что тут страшнее). Вот тогда наши детки начнут тайком по чердакам, по подвалам, по кустам зачитывать до дыр томики Чехова и Толстого, Пушкина и Лермонтова. Поступил ведь аналогично большой знаток русской психологии помещик Болотов во время картофельных бунтов в эпоху Петра I, когда крестьяне готовы были идти на каторгу, лишь бы не выращивать и не есть заморский овощ (вот дурные, что бы мы сейчас делали без нашей кормилицы – картошки?). Болотов тогда приказал выращенную картошку выкапывать, ссыпать на поля в кучи, а кучи весь день охранять гренадерам, которые близко никого не подпускали. Когда на ночь гренадеры уходили спать, крестьяне в темноте пробирались крадучись с корзинами и мешками и воровали то, против чего они днем яростно бунтовали. Запретный плод сладок.

…Тоненькая книжка легла на стол, библиотекарша золотистой ручкой красивым почерком вписала очередного классика в мой формуляр. Я расписалась, можно идти.

– Извините, вы чем-то расстроены? Что случилось?

– Ничего страшного, – чуть помедлив, ответила она, – но вам, моя дорогая, как нашему постоянному клиенту, я советую присмотреть другую библиотеку, так как  наша скоро закрывается.

–         Но почему?!..

–         Наше новое руководство посчитало ее лишним балластом. Так же как детские сады, дворец культуры и пионерский, то есть, детский оздоровительный лагерь. Вот дошла очередь и до нас. Впрочем, этого следовало ожидать.

–         Но ведь вы относитесь к профкому, почему они вас не отстаивают?

Она с иронией взглянула на меня:

– Милая, если бы вы сами висели на волоске, вряд ли вы за кого-нибудь стали бы заступаться. А если бы вас прикормили хорошей зарплатой, то вы наверняка стали бы  еще и всячески содействовать процессу.

Да, как говориться, крыть нечем. В отдел я возвращалась в глубоком раздумье. Блин, что же действительно делается! Ну, ладно, мои детки уже большие, мне садики и детские лагеря ни к чему, но ведь на заводе столько молодых мам и пап. Им куда своих чад девать? Продали на сторону заводской дворец культуры со всеми спортивными и зрительными залами. Говорят, его теперь переоборудовали под фитнес-центр с астрономическими ценами, куда рядовому работнику нашего завода вход заказан. Теперь и библиотеки не будет. Есть, конечно, городская библиотека, но туда надо специально ехать после работы или в выходной. Нет, но библиотека им чем помешала?! Собаки!

– Привет, госпожа Маркелова, куда путь держим? – уважаемый Сан Саныч собственной персоной. Когда-то мы с ним работали в одном большом отделе, потом нас разбили на два отдела поменьше и раскидали по разным производствам.

–         Да вот, в библиотеку ходила.

–         Так-так, любопытно, что сейчас молодежь читает (он старше меня на целых три года, что дает ему полное право считать меня зеленой соплячкой). Никак Радищев?!

–         Ез. Решила освежить в памяти, почитаю на сон грядущий.

–         ???

Оставив в некоей растерянности Сан Саныча, я сама в таком же состоянии продолжила шествие в родной отдел. То, что завод, еще недавно крепкий гигант, не последнее место занимавший среди промышленных предприятий СССР, а потом России, разваливается с катастрофической скоростью – уже ни для кого не секрет. Мне пока только не понятно, происходит это потому, что новое руководство не сумело организовать нормальную работу или это делается умышленно. Впрочем, работа и так за более чем полувековое существование была организована нормально, и надо было только продолжать идти проторенным путем. Нет, все-таки это все делается умышленно. С руководящих и центральных постов за очень короткий промежуток времени были убраны все ценные кадры, настоящие патриоты своего дела, знающие производство до мельчайших тонкостей. Кого-то убрали на пенсию, некоторых досрочно, других просто сократили вместе с их должностями. Профсоюз и тут смолчал. Заставили всех работников, имеющих акции, продать их по смешной цене 2 рубля 50 копеек за акцию, при их реальной цене примерно в полторы-две тысячи рублей. Я попробовала было заикнуться, что это моя собственность, хочу продаю, хочу нет, но на меня так цыкнул шеф, и туманно намекнул в том смысле, что есть негласный приказ увольнять таких работников. Так как увольнение пока не входит в мои планы, то я не стала возникать. Впрочем, и акций у меня было всего две штуки, как говорится, нет смысла шуметь.

Так, полная праведного гнева и патриотических чувств, я добралась до родного отдела. Ладно, будем беречь собственные нервы, тем более, что в таких случаях, пешка вроде меня все равно ничего не докажет, только рога или крылышки (у кого что есть) пообломают и скажут, что так и было.

Она радость в жизни – сегодня пятница, тем более до конца рабочей недели осталось каких-то полчаса. Гип-гип, ура! Впереди целых два дня заслуженного отдыха! Интересное существо человек: радуется, когда впереди выходные, еще больше радости, если впереди отпуск, а скажи ему, что его увольняют, и впереди целое море выходных, то все – катастрофа. И дело не только в деньгах, а само существование вдруг теряет смысл без работы.

Нет, я сегодня определенно настроена философски.

– Маркелова! Марина! Ты где ходишь, тебя шеф уже два раза спрашивал.

Так, сейчас от моего философствования и воспоминания не останется.

– Викентий Аркадьевич, вы меня искали? – престала я пред ясные очи обожаемого начальника. Давно прошли те времена, когда я входила в его кабинет в сильном мандраже. И все-таки без вызова и без крайней необходимости стараюсь здесь не появляться.

Начальник поднял на меня усталые глаза, очки на лице как всегда сидели чуть наискосок:

– Садись, Марина, в ногах правды нет. (Я про себя продумала, что вряд ли правда есть в заднице, но послушно села.) Хочу сообщить тебе новость: к нам едет ревизор.

–         Откуда на этот раз?

–         Все оттуда же, региональный аудит из Нижнего.

–         Но, Викентий Аркадьевич, ведь они только недавно были, двух месяцев не прошло! Весь 2010 год и три квартала 2011 года перелопатили! К каждой букве цеплялись, каждую циферку обсосали, а попутно и мои нервы.

–         Видимо соскучились, решили навестить по новой. В понедельник с утра будут у нас. По телефонному разговору я понял, что на этот раз их интересует четвертый квартал прошлого года.

–         Я так понимаю, что мне надо завтра выйти и подготовить все документы.

–         Молодец, правильно соображаешь. Служебная записка на вход на завод завтра и на всякий случай послезавтра уже подготовлена и передана начальнику караула. Тебе в помощь завтра будут работать еще Андрей и Игорь. Эксплуатируй их нещадно. Подготовьте весь 2011 год с акцентом на четвертый квартал и, на всякий случай, первый квартал текущего года.

Да, вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Обрадовалась: выходные- выходные… Блин, зареклась же в прошлом году радоваться заранее, когда буквально в последний день перед уходом в отпуск, сразу же после того, как в обеденный перерыв мы в отделе тайком от начальника  его отметили, он в аккурат и сорвался, так как Москва затребовала срочные данные по моей части. И в результате я в отпуск не пошла совсем. И вот опять, стоило немного порадоваться предстоящим выходным, как они тут же и отменились. Поневоле станешь суеверной после этого. Ах, елки, как обидно! Хотела со своими мальчишками на новый фильм сходить, посмотреть что это за такой зверь невиданный под названием «три дэ». Подругу Зинку хотела навестить, живем в пятнадцати минутах ходьбы, а видимся раз в году. А вместо этого сиди, как дура, в четырех стенах казенного заведения и парься над осточертевшими цифрами.

Судя по кислым минам на физиономиях Игорька и Андрюши, начальник их уже «обрадовал». Я этаким бодрячком подкатила к ним:

–         Я вижу вы в курсе наших совместных завтрашних дел.

Андрей только обречено вздохнул, а Игорек зыркнул на меня взглядом раненного зверя:

–         Григорьевна, лучше уйди, не сыпь мне соль на раны.

В отделе в последнее время поговаривают, что у этого закоренелого  тридцатичетырехлетнего холостяка наконец-то появилась пассия, представляю как ему сейчас тошно. Небось, планировал со своей возлюбленной пообщаться, а тут такой облом. Можно подумать, что я до смерти рада перспективе трудиться в законный выходной.

Домой я ехала в задумчивости. Сегодня пятница- «день водителя». Каким наш кормилец с работы придет – «красивый» или человеком? Когда я выходила за него замуж почти восемнадцать лет назад, то и не предполагала, что уже тогда он был завсегдатаем пивнушек и вытрезвителей. На наши свидания он приходил в нормальном состоянии, да и время от знакомства до свадьбы прошло чуть. Я до того такая осторожная и разборчивая в кавалерах проявила тогда полную беспечность, ничего не стала про него выяснять, разбираться в своих чувствах и тому подобное. Тогда я решила, что если буду и дальше продолжать такую тактику, то замуж никогда не выйду, так как про семьдесят и двадцать девять процентов я уже упоминала, да и сама я не вполне Анжелина Джоли. Ну что ж, будем благодарны судьбе хотя бы за двух сыновей и отдельную квартиру. Опять-таки работа пока есть, вот даже и в выходные надо на нее идти. Но, боже мой, как хочется иногда праздника, фейерверка! Впасть в состояние временной амнезии, плюнуть на все и просто радоваться жизни. Чтобы забыть про эту работу хоть на несколько дней. И чтобы не думать о том, что, и главное, из чего это что приготовить на ужин семье. И не думать о том, каким с работы придет твой законный. И как бы так исхитриться, чтобы к уже наступившей зиме всех домашних более-менее по-человечески одеть…

 

 

*  *   *

 

Погода в Париже стояла чудная! Легкий туман дымкой стелился над Елисейскими полями. Влажная мостовая, умытая зелень, изумительный запах свежемолотого кофе шел из ближайшей кофейни. Не зайти в нее было выше моих сил. Небольшой уютный зал, полумрак.  Я прошла к столику в самом углу, села спиной к залу, как бы отгородившись от всех. Услужливый официант (или как их тут называют, кажется, гарсон) мгновенно материализовался рядом. В полупоклоне склонив голову, он вопросительно произнес: «Мадам?». Французского, пардон, не знаем. Но я думаю, что элементарный английский в центре Парижа поймут.

–         Please, coffee  with milk and cake «Napoleon».

–         О^,key.

Как чудесно сидеть в уютной парижской кофейне, пить маленькими глотками удивительно ароматный кофе, наслаждаясь тишиной,покоем, думая о том, что вот сейчас я допью этот великолепный кофе, выйду отсюда, дойду по набережной Сены и пойду вдоль нее, думая о чем-нибудь высоком, прекрасном. Например, о том, что вот здесь, по этой земле, по этим булыжникам мостовой ходил великий Наполеон, экстравагантная Сара Бернар, несравненная Эдит Пиаф. А теперь иду я, соприкасаясь с вечностью, с прошлым и будущим…

 

*  *   *

 

–                     Эй, тетка, оглохла? Третий раз спрашиваю: на следующей вылезаешь?

–                     Надо говорить не «вылезаешь», а «выходите». А впрочем, да, вылезаю.

«Вылезя» из набитого автобуса, я поплелась домой. Почему-то резко испортилось настроение. Если бы завтра не на работу, сегодня я бы поздно вечером, когда все уснут, включила потихоньку телевизор, нашла бы что-нибудь подушевнее, может, повезло бы отыскать старый фильм годов 70-х теперь уже прошлого века, с такими знакомыми, почти родными лицами актеров. Потихоньку поплакала бы, посмеялась, попереживала. Или включила на видике самый прекрасный на свете фильм «Гордость и предубеждение» и в который раз, забыв про все на свете, на одном дыхании посмотрела бы пару серий, чтобы потом неделю жить под его впечатлением. Или почитала бы часов до трех-четырех утра еще не читанный мной детектив Дарьи Донцовой. Или… Но теперь, все, финита ля комедия – приготовить ужин, перестирать замоченное с утра белье, полить цветы, помочь младшему сделать уроки и отбой. И завтра, по всей видимости, примерно та же вечерняя программа, так как вряд ли я успею подготовить к понедельнику все материалы за одну субботу.

Дома меня встретили голодные вопли сыновей и Мурки. Старший, как всегда, в рифму орал: «Мать, хочу жрать!!!». Младший более деликатно вопрошал: «Чего бы перекусить?». Что вопила Мурка я не поняла, но судя по ее тону что-то близкое к воплям моего старшенького сынульки. Быстро переодевшись и вымыв руки, я рысью рванула на кухню и началась ежевечерняя карусель с готовкой ужина, параллельно с натаскиванием младшего по математике и физике, уборкой, воспитанием подрастающего поколения, стиркой, телефонными звонками и т.д. Кормилец пришел «человеком» и даже принес соленую рыбу к ужину, вот уж воистину – кормилец.

…От внезапного телефонного звонка я даже подскочила, уронив на пол ложку. Что случилось с телефоном? По крайней мере, года два этот параллельный телефон на кухне молчал как партизан в тылу врага. Никак сынок Андрей наконец-то отремонтировал, от нашего папани таких подвигов ждать не приходится.

– Да, алло?

– Маринка, привет!!!

– Привет.

– Как дела? Сто лет тебя не слышала!

– Нормально. (Господи, кто же это?)

– Чего какая кислая? Как дела и вообще?

– Да все то же… Ничего, особенного. (Это не Ира, не Тамара, не Зина. Может, Надя Петрова? Нет, вроде не она.)

– Голуба, да ты меня узнала?

– Вообще-то, нет.

На том конце провода закатились энергичным смехом здорового и во всех смыслах благополучного человека. Я терпеливо ждала, пока там перестанут веселиться.

– Марин, это я – Наташа Минина.

– Кто?!. Наталья? Быть не может!!! Ты откуда звонишь?! Ты где вообще сейчас?!

– На другой планете. Нет, серьезно. Я живу на другой планете, в параллельном мире, в другом измерении – называй как хочешь. Ты сейчас упадешь! Представь себе – я живу в Америке! В Майами! Муж мой коренной американец, у него собственная стоматологическая клиника. Год назад дала объявление в одну фирму по подбору иностранных женихов через Интернет, чем черт не шутит. Мне, как ты помнишь, терять было нечего. И вот: уже почти год как я американка. Ну, то есть не совсем, американка, а пока только наполовину. Но самое главное, у меня все в порядке. Я абсолютно счастлива. У меня замечательный муж Джек, свой собственный прекрасный дом и даже работа. Представляешь?!

-…Честно говоря, с трудом. Ты как в воду канула. Кого только не спрашивала, никто ничего о тебе не знает. Ты серьезно живешь в Америке? А чего столько времени молчала?

– А я зарок дала: пока точно не убедюсь.. не убежусь.. черт… ну, ты поняла, пока точно не того, что я здесь не временно, а навсегда, никому ничего не скажу. Но теперь-то я точно знаю: я здесь навсегда, в Россию-матушку я не вернусь никогда. Ни-ког-да! Слушай, я тебе письмо написала, подробное такое, на пяти листах, про все мои перипетии. У вас номер факса в отделе не изменился?

– Не-а. А ты его хоть помнишь?

– Я помню все! Завтра выходной, я пришлю его тебе в понедельник.

– Нет-нет. Как раз завтра я работаю, шли хоть сейчас. У нас он теперь на автомате стоит, утром приходим и подбираем рулоны с пола. Шли прямо сейчас, я приду и сразу найду его.

– Как удачно! Тем более я хотела попросить тебя, чтобы ты пока обо мне ничего никому не рассказывала, особенно Васильевой. Она такая завистливая стерва, как только с ней радостью поделишься, так она, гадина, все и сглазит. Тем более, что сейчас у нас с Джеком на днях ожидается прибавление семейства. Голуба моя, как разрешусь, так тебе позвоню. А пока читай мой факс и ничего никому. Ты знаешь, я и тебе пока не хотела звонить. Но мне вдруг в голову такая идиотская мысль пришла:  а вдруг я помру при родах, мало ли что в жизни бывает. Нет-нет, все нормально – и анализы, и лежит пацан (УЗИ показал – пацан!) как надо, опять таки уход не как в ваших задрипанных роддомах. Но… Мали ли что. Помру я, и никто, ни одна душа в России знать не будет обо мне. В общем, читай и жди от меня сообщения. Пока!

– Наташа, милая, как я за тебя рада. Шли мне свой факс и умоляю, позвони, как только сможешь. Я за тебя буду переживать. И… В общем, сама все понимаешь.

…Да, чудны дела тДа, чудны дела твои, гвои, Господи. Тихая невзрачная неудачница с тусклым взглядом и такими же волосами, всегда одета во что-то неприметное – теперь американка, жена удачливого бизнесмена. Что у них там, в Америке, своих женщин не хватает, что они так стремятся жениться на русских? Молодец, Наталья, терять ей было действительно нечего: ребенка она так и не решилась родить от своего мужа-алкоголика Димки. Я его хорошо знала. Еще бы, мы с жили в одном подъезде с ним. Шебутной был парнишка, со временем из него получился шебутной пьяница. А с Натальей мы проработали в одном отделе несколько лет. Помню, как однажды она прибежала среди ночи к нам, вся зареванная, я ее отпаивала валерьянкой и всю оставшуюся ночь слушала вопль ее души о загубленной и несчастной жизни. Тогда-то она и поведала, что до безумия хочет ребенка, но боится родить неполноценного малыша от алкоголика. И в этом я ее поддержала. Помню, я ей еще дала сомнительный совет родить от непьющего, но ничего никому не говорить, пусть все думают, что он от Димы.

А потом Диму задавило поездом. Как его занесло ночью на рельсы? То ли он был невменяем, то ли в минуту просветления сам ужаснулся своей беспутной жизни и таким образом решил все проблемы – неизвестно. Об этом случае было написано в местных газетах. За полгода до этого у Наташи умерла постоянно болеющая мама, единственная ее родная душа на всем белом свете. После всех этих событий Наташа совсем замкнулась и стала еще незаметнее, а потом вовсе исчезла. Признаться, мы даже не сразу это обнаружили. Но однажды, кто-то в отделе спросил: «А где Минина?». И никто не смог ответить. Оказалось, что она уволилась с завода, а по ее домашнему телефону ответили, что здесь она больше не живет. Человек как в воду канул.

Ночью мне снилась довольная Наташка. На ней был почему-то надет национальный украинский костюм с традиционными вышивками и разноцветными атласными лентами. Она стояла на яркой зеленой лужайке на фоне Белого дома с развевающимся над ним звездно-полосатым американским флагом. За руку с ней стоял толстенький мальчик и с аппетитом жевал гамбургер, а вокруг ездил на открытом красном лимузине счастливый артист Джек Николсон и от души сигналил в клаксон.

 

* * *

 

Факс действительно ожидал меня утром в отделе. Пока ребята загружали компьютер своими программами, я незаметно для них оторвала Натальино пространное сообщение и сунула в сумку: почитаю вечером с чувством, с толком, с расстановкой. Наконец, все было готово, и мы все трое погрузились с головой в документацию за 2011 год, будь она неладна.

…- Все, братцы-кролики, отбой на сегодня. Все равно завтра придется выходить, как ни гони лошадей, – наконец изрек Андрюша. Спорить никто не стал – это было очевидно всем с самого начала. Когда мы уже закрывали отдел и ставили его на сигнализацию, Игорек робко заглянул мне в глаза, что при его внушительной комплекции и росте выше меня на полметра выглядело довольно комично: «Григорьевна, а, может, вы завтра без меня с Андрюхой управитесь, а?». Забавно наблюдать за убежденными холостяками, когда они наконец-то влюбляются.

– Ладно, так и быть, знай мою добрость. Обойдемся без тебя, а то ты своими печальными вздохами нас с Андреем только с трудового настроя сбиваешь. Только сам потом не проболтайся, что в воскресенье не выходил, я так понимаю, что лишний отгул тебе сейчас не повредит.

Влюбленный с такой благодарностью посмотрел на меня, что я даже расчувствовалась. Дай бог ему счастья с его возлюбленной.

…Вот и еще один день позади. Сколько таких незаметных дней уже позади. Так и жизнь пройдет, не успеешь оглянуться – как пенсия, старость и конец. И для чего все это: все наши переживания, интриги, любовь, слезы, карьера, мечты – все эти страсти-мордасти, если конец один для всех? Грустно это, господа. И все же, нет, ничто не напрасно в этом мире, ничто не проходит бесследно: и этот вечер, и этот искрящийся под фонарями снег, и я, медленно бредущая по нему домой к своим деткам, к мужу, к вечно голодной кошке, к горе немытой посуды в раковине…

 

* * *

 

В Нью Йорке тоже падал снег. Погода была намного мягче, влажнее, а снега под ногами нигде не было видно. Снежинки упав тут же превращались в капли и тут же испарялись под ногами сотен тысяч человек. Даже слякоти не было – почти сухие тротуары. Нескончаемый поток народа, в толпе очень часто мелькают негритянские лица. Много толстых, очень толстых и чудовищно толстых людей: в этом Америку не спутаешь ни с какой другой страной. Во всем чувствуется приближение рождественских праздников: и в особенно яркой иллюминации, и в красиво оформленных пакетах и упаковках, выносимых из супермаркетов, и, конечно, в первую очередь в разномастных Санта Клаусах везде и всюду встречающихся. На этой улице особенно красиво, она находится в центре мегаполиса, но здесь нет бомжей и нищих, которые в изобилии встречаются в других местах: то ли их каким то образом  умудряются сюда не пускать, то ли они сами избегают этого фешенебельного района. Жуть наводят только небоскребы. Когда я оказалась в центре трех таких серо-бетонных громадин, то мне показалось, будто я нахожусь на дне бездонного колодца, из которого мне уже никогда не выбраться. На такую провинциалку, как я, вид этих монстров из стекла и бетона вблизи произвел кошмарное воздействие, и я поспешила удалиться на более уютную улицу.

Ослепительно сверкают рекламные щиты и вывески. А не попытаться ли мне зайти в один из этих элитных бутиков? Пожалуй, меня туда просто не пустят. Скажут: «Мадам, вы есть ошибаться, Дом колхозница не здесь». Не пустят, так не пустят, по башке не дадут, как говорит одна моя знакомая.

Стеклянная дверь оказалась на удивление легкой, над головой мелодично прозвенел колокольчик. Мне навстречу уже спешила с милой улыбкой очаровательная продавщица. Ее приветливость легко объяснилась астрономическими ценами. Суммы были не намного выше, чем в нашем родном универмаге, только, естественно, здесь имелись в виду доллары. Вот это миленькое голубое платьице без всяких прибамбасов – очень даже симпатичное – ценою в 2500 (это  сколько же будет в наших деревянных?!). К нему  подойдут эти серенькие замшевые туфельки на высоких шпильках за 1800 у.е. Взяла и то, и это. Решительно сняла еще плечики, на которых висело нечто черное полупрозрачное на тонких бретельках: дома разберемся ночная сорочка это или вечернее платье. До кучи взяла прямое платье изумрудного цвета и розовое облегающее, норковое манто (цену принципиально не посмотрела), а также черные кожаные полусапожки. В примерочной кабине померила только розовое, остальное мне и так будет впору. Из огромного зеркала на меня глянула почти ослепительная красавица, платье без единой морщинки сидело как влитое. Его нежный цвет отсвечивал на лицо, необычайно молодя его и скрывая все возрастные изъяны. А у меня, оказывается, довольно тонкая талия и длинная шея. А глаза? Разве они голубые? Они ведь должны быть серыми…

Расплатившись наличными, чем несказанно поразила продавщиц, я накинула прямо на розовое платье норковое манто и вышла на улицу. Снег усилился. Я подняла голову и посмотрела в небо: мириады искрящихся снежных звездочек летели из черной бездны сверху, чтобы упасть на землю и мгновенно умереть.

 

* * *

 

– Мам, звонила бабушка, просила зайти, если сможешь.

Конечно, смогу: родители – это святое. Только сначала надо всех накормить. Это тоже святое. Сменить кошке песок и сунуть в ее вечно голодную пасть кусок отваренной рыбы. Забота о животных – это тоже святое. Неплохо бы и самой поужинать, и хоть чуток передохнуть, но это не обязательно. А вот носки не забыть всем перестирать и развесить на батареях, чтобы к завтрашнему утру высохли – это обязательно. Два часа пролетели как две минуты. Когда все мужское население Маркеловых сыто уселось перед телевизорами и компьютером, чтобы каждому в одиночестве посмотреть хоккей, я отправилась к родителям, к моим дорогим папуле и мамуле.

Как летит время! Уже начался декабрь. Не успеешь оглянуться, как придет Новый Год. В детстве это был совершенно волшебный праздник с ожиданием Деда Мороза, Снегурочки, подарков и, конечно, чудес необыкновенных. Подарки были, Дед Мороз тоже, а чуда не происходило, но с настырностью фанатика я его ждала и ждала из года в год, вплоть до прошлогоднего праздника. Но 31 декабря прошлого года муж приехал с работы вдрызг пьяный на такси, правда, денег расплатиться у него не было, пришлось мне доставать из загашника последнюю сотню, оставленную на черный день. Ввалившись в прихожую, он рухнул как подстреленный на палас и так и проспал всю новогоднюю ночь в брюках и куртке. Я сумела с него стянуть только ботинки, перчатки и шапку. Всю ночь он что-то бормотал, стонал, пыхтел и пытался петь, под утро он, наконец, затих и уснул до утра второго января. Мурка чем-то отравилась, и я новогоднюю ночь не расставалась с тряпкой, вытирая ее блевотину. Хорошо хоть сыновей не было дома, они с друзьями уехали на три дня в профилакторий, где неплохо провели время. Телефон по закону подлости не работал, и я не могла ни с кем поговорить, и меня никто не поздравил. Помню, когда пробили куранты, я чокнулась со своим отражением в зеркале бокалом лимонада, выпила его, что-то загадала хорошее и включила радио на кухне. Очень приятный мужской голос пел чудесную новогоднюю песню про то, что в лесу жила Белоснежка и было у нее семь маленьких друзей, семь гномов, а один гном был самый лучший, самый любимый. Я сидела на табуретке, закрыв глаза, и слушала эту сказочную песню, и стало на душе так тепло и хорошо. И дальше в песне было так: «А этот гно-о-о-мик оказался го-о-о-мик…». В тот миг новогодняя сказка для меня закончилась навсегда и безвозвратно. Нет чудес в жизни, и не будет никогда. Для меня, по крайней мере. Ну, что ж, излечиться от иллюзий тоже надо. И все же, как мне жаль ту восторженную девочку в ожидании праздника и счастья, что умерла во мне, оставив пустоту и горечь. До слез жаль, до безысходности.

 

* * *

 

…Папа лежал с температурой. Он все чаще стал болеть в последнее время. Видимо, возраст сказывается – ему первого марта исполнится семьдесят пять. К тому же он на инвалидности, у него больное сердце. Я вдруг увидела в новом ракурсе их привычную обстановку и взгляд царапнуло: давно пожелтевшая люстра (из пяти лампочек постоянно горела только одна из соображения экономии, еще две вкручивались только когда приходили гости), занавески чуть ли не мои ровесники, холодильник Свияга – антиквариат, трижды обшитый за свою длинную жизнь диван, два скрипучих стула. Но все идеально чисто, тут моя мамуля даст всем фору.

К родителям я захожу часто, примерно через день. Удачно, что они живут в соседнем дворе, пять минут хода. У меня очень хорошие родители, они прекрасные и очень деликатные люди. Даже три ее непутевых зятя (мой муженек, а также бывший и настоящий мужья моей младшей сестры) их очень уважают, а мою маму считают золотой тещей, что согласитесь, большая редкость. Бедные мои старенькие родители, великие труженики и оптимисты – не сломили их ни голодное военное детство, ни неустроенная юность,  ни работа на износ в молодости, ни пост-перестроечная старость. Обманули несбывшимся коммунизмом, мифическими идеалами, завели в тупик и бросили, оставив миллионы беспомощных стариков один на один со всеми проблемами жестокого рынка, с обесценившимися сбережениями, копившимися целую жизнь. Хорошо, если их дети сумели вовремя приспособиться, а если, как у моих родителей, обе дочери работают на заводе инженерами, пьющие зятья, четверо внуков – по двое сыновей на каждую дочь – то, в общем, никаких радужных перспектив. Хотя, чего ныть, никто не виноват, что я, например, не смогла или просто побоялась попробовать найти свое дело и сижу на окладе, установленном мне «добрым» дяденькой, каждый раз умирая от страха при очередной компании сокращения. Никто не принесет успех и материальное благосостояние на блюдечке с голубой каемочкой, но, сколько я не думала, как не прикидывала, ничего не пришло в голову, как изменить жизнь к лучшему. Одно время я устроилась на дополнительную работу и в течение полутора лет после работы мыла полы в продуктовом магазинчике рядом с домом, но, в конце концов, поняла, что это не выход. За дополнительные две тысячи рублей, которые практически никак не сказались на семейном бюджете, я хронически не высыпалась и не успевала помочь младшему сыну с математикой, которая ему дается с трудом. В результате, сынок съехал на тройки, а его мама сделалась окончательным психом. На фиг этот график.

Я возвращалась домой задумчивая и расстроенная одновременно. Сердце разрывается, так хочется помочь своим старикам. Но чем, как? Покупать бы им продукты, лекарства, отправить бы их в санаторий подлечиться. Но все упирается в деньги, вернее в отсутствие таковых. Эх, найти бы сейчас толстенький бумажник, битком набитый долларами. Но для того, чтобы я нашла такой бумажник, кто-то должен его потерять. Нет, не надо мне такой находки. Чтобы завести богатенького любовника мой возраст и моя внешность явно не подходят.

В ту же минуту, как я об этом подумала, рядом со мной притормозила темная иномарка. Я вежливо остановилась, ожидая вопроса типа «где находится такой-то дом?». Водитель иномарки спросил совсем другое: «Далеко идете? Может вас подвести?». Я от неожиданности даже оглянулась – нет, вопрос был адресован мне.

– Нет спасибо. Я просто гуляю.

– Давайте гулять вместе. Садитесь.

–         Нет-нет. Я уже почти пришла.

–         А телефончик свой не дадите?

–         Я бы с удовольствием. Но он мне самой нужен.

Так мы переговаривались на ходу – он тихо ехал со мной рядом с опущенным стеклом. Давненько со мной не пытались знакомиться, я уже всю квалификацию потеряла.

Домой я пришла в приподнятом настроении и с порога с гордостью сообщила своим отпрыскам о том, что со мной дядька на иномарке хотел познакомиться. Вот! На что мой старшой заметил: «Да, похоже, это маньяк был. Он бы тебя разобрал на органы, продал их за бешенные бабки и купил себе новую иномарку. Ты, мать, поосторожнее будь. Сама подумай, ну какой нормальный мужик на тебя клюнет?».

Подъем мой сразу улетучился. И помечтать не дают, ироды.

Я достала Максимкину зимнюю куртку, заставила отпрыска померить ее и с огорчением и радостью заметила, что запястья рук на несколько сантиметров вылезают из рукавов. Хорошо, что детки растут – взрослыми становятся, плохо, что они растут – каждый год надо обновлять одежду, а финансы, заразы такие, все поют и поют свои романсы и с каждым годом все громче и громче. Достала прошлогоднюю куртку Андрея, померили ее. По размеру она как раз подходила младшему, но подкладка в рукавах так измочалилась, что торчали только лохмотья. Как так можно носить одежду, что за два сезона она превращается в тряпье? У Андрея был просто талант по этой части. Ничего, голь на выдумки хитра. Я срезала подкладку со старых сто лет не ношенных брюк мужа и пришила ее внутрь рукавов куртки. Получилось в самый раз. Максим на зиму одет. Ай да я! Ну разве я не умница, не красавица, не хозяюшка? И вовсе не хотел тот дядька в иномарке меня на запчасти разобрать. Вранье. Наверняка я ему как женщина приглянулась. Если меня поставить в тихом месте к теплой стенке, то со мной еще очень можно поговорить. Жаль, что в полумраке я не разглядела какого цвета у него глаза.

 

 

* * *

 

Он заехал за мной после работы на своем роскошном джипе оливкового цвета. Я видела краем глаз как округлились накрашенные глаза у старой девы Васильевой (если так можно назвать никогда не выходившую замуж потаскуху, особенно падкую на молодых мужчин), как перекосило от зависти толстуху Рябикову. Очень хорошо, просто великолепно, какая удача, что именно эти две грымзы видят, как я обворожительно улыбаясь иду от проходной навстречу элегантному мужчине, вышедшему из джипа с шикарным букетом роз в руках.

-Здравствуй, милый. Давно ждешь? – голос мой звенит серебряным колокольчиком.

-Родная, я готов ждать тебя вечность!

Я заглянула в его глаза цвета крепкого кофе и увидела в них безграничную любовь и нежность. Аромат роз кружил голову.

-Куда мы сегодня?

-Сначала в лучший ресторан накормить мою труженицу, а потом мы будет ездить по ночному городу. Ты когда-нибудь ездила по ночному городу? Это совсем не то, что город днем.

-Милый, с тобой хоть на край света. А в какой ресторан мы едем?

-Только в «Фаворит», остальное нам не годится.

-Ты с ума сошел! Говорят, там один только салатик стоит треть моей зарплаты.

Он заразительно захохотал, запрокидывая голову, как мальчишка.

-Дорогая, пусть тебя это не беспокоит, сейчас моя очередь платить. Насколько я помню, в прошлый раз ты накормила меня. Пломбиром. За десять рэ. Так что, считай, что я просто возвращаю долг.

Он включил зажигание, и машина плавно сорвалась с места. Оглянувшись, я с чувством глубочайшего удовлетворения еще раз увидела остолбеневших Рябикову и Васильеву. Нет, сегодня определенно удачный день.

 

 

* * *

 

На днях в нашем дворе практически напротив нашего подъезда вдруг установили полицейский пост. Обычная полицейская будка с крылечком и обезьянником внутри (я заглядывала в окошко). В прошлый выходной я полдня торчала на кухне как всегда изобретая что-либо съедобное и по возможности вкусное из ничего и время от времени наблюдала в окно за молоденьким полицейским, скучавшим на посту. В конце концов, мне стало его очень жаль. Бедный парень, как ему было скучно. Он то смотрел в окно, то гипнотизировал взглядом молчащий телефон, то ложился головой на стол, то ходил из угла в угол как медведь в тесной клетке, то лежал на скамейке в обезьяннике. Почитал бы хоть, что ли. Кстати, как многие, я так и не поняла зачем милиционеров обозвали полицейскими. Лично у меня слово «полицейский» ассоциируется с «полицаем». Хотя, может, и правильно обозвали, судя по тому, как эти самые стражи порядка относятся к тем, кого они по замыслу должны бы охранять.

Вообще, я не понимаю, почему в нашей стране такое раболепское отношение к работникам МВД и ФСБ. Почему им особые привилегии, хорошая зарплата, бесплатный проезд и другие льготы. Что же получается, они особо полезные люди для общества? А хлебопекари, повара, продавцы, портные, грузчики, водители, слесари, врачи и учителя, – те, кто делают конкретные и такие необходимые дела. Они второй сорт? Я уже не говорю про наших бедных крестьян. Это даже не третий сорт, а вообще мусор, судя по отношению государства к их труду и результатам их труда. Морковка, картошка, капуста, молоко – все это копейки стоит, а попробуй, проживи без них. Это ведь самые необходимые продукты. Без чипсов и колы прожить можно. Тем более чипсы эти да кола – чистейшая отрава. А стоит эта отрава в десятки раз дороже натуральных продуктов. Я ненавижу тех жирных теток в золоте и маникюре, которые с презрительной физиономией торгуются на рынке с деревенскими бабулями за пучок редиски или укропа. Ты, свинья такая, попробуй сначала вырастить эту редиску.

К чему я это все? А так, ни к чему. Просто брюзжу. Брюзжу от того, что так трудно жить в родной стране, растить детей, изо всех сил тянуться к свету все врагам назло. Устала. Выдохлась. Притомилась. А главное, нет света в конце моего туннеля. По крайней мере, я его не вижу и мнится мне, что уже не успею увидеть никогда.

…Но помечтать мне никто не запретит! Не помню, кто из великих сказал фразу: «Бойтесь воображения – этого сумасшедшего, забравшегося в ваш дом». Может это и так, но, бога ради, не отбирайте у меня последнюю радость в жизни, мою единственную отдушину, глоток свежего воздуха – мои фантазии. Может это и наркотик, но без них я просто задохнусь, превращусь в высохшую мумию без чувств и жизни.

 

* * *

 

В почтовом ящике что-то белело. Странно, но это был конверт. Я сто лет не получала писем, ничего удивительного, если учесть, что столько же лет я их и не писала. Длинный узкий конверт, адрес надписан не от руки, а отпечатан на принтере. «Госпоже Маркеловой М.Г. Лично в руки. Строго конфиденциально». Хм-м… Тут же у почтовых ящиков, рядом с вонючим мусоропроводом я надорвала конверт. В небольшом письме на полстраницы сухо-официально сообщалось, что мне, то бишь, Маркеловой Марине Григорьевне моим дядей Павловым Иваном Тимофеевичем завещано в наследство 500 тысяч американских долларов. Необходимо срочно прибыть для вступления в права наследницы по адресу: г.Москва,…  Текст поплыл перед глазами. Что это, чья то неумная шутка или?..

…После бессонной ночи, ничего никому не сказав, я взяла отгул на три дня, наврав Викентию Арсентьевичу про больную тетку в деревне, а домашним про неожиданную краткосрочную командировку в Москву. И вот я в поезде, везущем меня в Москву. Я не была в Москве, да что там говорит, я не выезжала из родного города (если не считать, конечно, летние поездки на дачу в 12 км от города), страшно подумать, сколько лет. А действительно, сколько? Так, когда же я в последний раз куда-нибудь выезжала?.. Это что же, получается, последняя моя поездка была через год после моей свадьбы, когда я была на четвертом месяце беременности своим старшим сыном, то есть 17 лет назад. Помню, всю дорогу меня мутило – давал себя знать токсикоз, и я не получила от той поездки никакого удовольствия, как было раньше.

А в поездах ничего с тех пор не изменилось. Единственное, что меня удивило, это то, что билеты перестали быть дефицитом. Я помню, какие очереди с ночи мы выстаивали раньше, чтобы купить заветный билет. А вчера, без всякой надежды на успех я наавось сунулась в кассу и – пожалуйста, предъявите паспорт, платите деньги и езжайте на все четыре. Хотя, на все четыре не получится, из нашего города поездом можно уехать только в московском направлении с конечным пунктом – столица нашей Родины.

В нашем плацкартном отсеке мы были только вдвоем с одной расфуфыренной дамочкой лет тридцати. В соседнем отсеке (или как они в поездах называются?) вообще никого не было. Я прошлась по вагону. Со мною вместе всех пассажиров была чертова дюжина. Ни фига себе. Подошла к проводнице: «А что, у вас всегда так пусто?».

-Ну почему же? На обратном пути пассажиров будет больше раза в три.

– И что, так всегда?

– Ага.

– Это что же, получается, выезжает регулярно меньше людей, чем въезжает? Тут одно из двух: или происходит непонятная миграция московского населения в наш город – что вообще то весьма сомнительно, или в Москву люди добираются другим транспортом, а возвращаются почему-то поездом. Так?

Проводница уставилась на меня своими немигающими желтыми глазами. Видно было, как в ее голове происходит тяжелый умственный процесс. Мне показалось даже, что я слышу, как в ее черепной коробке с тяжелым булыжным грохотом  ворочаются  мысли. Наконец, она почесала затылок.

– А тебе чего надо?

– Можно я переберусь в соседний свободный отсек, хочется побыть одной.

Она пожала мощным плечом.

-Валяй. Так бы сразу и сказала. А то «миграция», «хренация», «трепанация».

Наконец, устроившись в гордом одиночестве, я быстренько расстелила постель на нижней полке, выключила верхний свет, переоделась в халат  и легла. Какое блаженство после дневной беготни вытянуться на постели и неспешно думать о чем-нибудь приятном под мерный стук колес.

«Тра-та-та, тра-та-та»,- пели колеса. «Тра-та-та. Тра-та-та. Мы везем с собой кота, чижика, собаку, Петьку-забияку», – пела в такт и я. Я уже начала было засыпать, как вдруг мысль, мелькнувшая как юркая ящерица в песке, мгновенно привела меня в состояние бодрствования. Я даже слегка подпрыгнула на постели. Мысли вихрем закружили в голове. За всеми заботами сегодняшнего дня я забыла главное: неужели письмо – не липа, и я действительно наследница приличного состояния? Дядя Ваня – мамин брат, второй  по старшинству среди девятерых детей, родившийся после моей мамы. Я смутно помню его, мне было лет 6-7, когда он уезжал в неведомую Сибирь на комсомольскую стройку. Помню проводы в деревне – шумные, с обильными возлияниями, веселыми плясками под гармошку, слезами бабушки. Что случилось с ним дальше, и почему он не вернулся домой, я не знаю. Родные как-то обходили эту тему, а я не очень интересовалась. Как он оказался в Америке? Может быть, где-нибудь на просторах Сибири он встретил прекрасную американку, которая без памяти влюбилась в него и увезла его с собой за океан. Там он открыл свой бизнес,  разбогател и через много лет умирая вдали от родных,  в последнем ностальгическом приступе вдруг вспомнил меня – маленькую худенькую девочку с тоненькими косичками и решил часть своего наследства завещать мне.  Боже мой, 500 тысяч долларов, это сколько в рублях? Я никак не могла умножить на тридцать, все путалась с нулями. Первым делом, куплю роскошную просторную квартиру сестре Свете – хватит им ютиться вчетвером в старенькой тесной хрущовке, потом себе чудесный дом с большим садом. А летом все вместе – Света со своими мальчишками и я со своими –  поедем отдыхать на море или лучше в Турцию, а может быть даже на острова… На Канарские или Багамские. Или в Сингапур. А почему нет? Чем мы хуже других?

Только вот есть одно маленькое «но». Письмо это – плод моей фантазии. И что случилось с дядей Ваней до сих пор неизвестно.

Ну, что ж дело за малым – надо всего лишь отыскать богатенького и одинокого  родственника в Америке, который замучился уже разыскивать наследников на свое многомиллионное состояние. А тут вот она я со своими детьми и племянниками. И родственнику хорошо – не зря копил свои баксы, и нам нормально. Короче, все счастливы, все довольны!

 

* * *

 

Викентий Арсентьевич второй день ходит мрачный как туча перед грозой, мы же все остальные, то бишь подчиненные, наоборот тише воды, ниже травы: на заводе объявлено очередное сокращение в размере 10%. На ум приходит отрывок из старого фильма про войну, как фашисты выстроили всех жителей белорусского села и расстреливали каждого десятого. Я сильно не переживаю, знаю, что в этот раз меня не расстреляют. Не переживают  и Васильева с Рябиковой: первая – правая рука и наушница начальника производства, в состав которого входит и наш отдел, а вторая – близкая родственница первого заместителя генерального. Но если я стараюсь не нарушать общего тона, то эти две штучки демонстративно громко смеются, ходят с гордо поднятыми головами и посматривают на других свысока. Бедный Викентий Арсентьевич!  Представляю, какая для него мука быть палачом неповинных людей. Он очень интеллигентный и порядочный человек, тем тяжелее для него этот крест, ведь сокращать приходится в первую очередь «старичков», то есть его друзей и соратников – тех, с кем он проработал не один десяток лет, с кем начинал свою карьеру, с кем, наверное, в молодые годы гулял в компаниях, пил пиво, волочился за девушками. Поэтому в такие дни, когда ему предстояло сделать столь тяжелый выбор, он закрывался в кабинете, ни с кем не общался, никого к себе не вызывал. И сделав этот выбор, он не прятался трусливо за бездушный приказ, а предварительно вызывал к себе того, кто в этот раз подлежал сокращению, чтобы в личной беседе объяснить, почему он вынужден так поступить. И если кого к себе приглашал, то пока этот несчастный шел по отделу, никто не смотрел ему в глаза, но все смотрели в спину, кто со злорадством, кто с сочувствием. И это шествие напоминало шествие приговоренного на эшафот. Сердобольная секретарша Леночка Виноградова всегда держала наготове корвалол и валерьянку на всякий случай.

Сегодня должны объявить список сокращенных. В нашем отделе работает восемнадцать человек, стало быть, сокращенных будет двое. Я прикидываю, кто бы это мог быть. Меня не сократят, потому что я одна занимаюсь работой, связанной с налоговыми льготами завода – работа большая, ответственная, делаю я ее хорошо. Андрея с Игорем тоже не тронут – молодые, очень талантливые компьютерщики, спецы и асы своего дела. Скорее всего, придется уходить Борису Илларионовичу и Альбине Алексеевне. Первый – без пяти минут пенсионер, вторая уже пенсионерка – месяц назад мы всем отделом лихо гуляли в заводской столовой на ее 55-летии. Подвыпившая юбилярша отплясывала цыганочку с шефом, а потом он целовал ей руки и в ответ на ее мольбы клялся и божился, что даст ей поработать хотя бы год после выхода на  пенсию. У Али дочь – студентка-пятикурсница, обучающаяся на коммерческой основе, которую она растит одна. Борису Илларионовичу сокращение не страшно: у него жена – главбух процветающего ООО, взрослые сын и дочь работают на хороших должностях в стройуправлении. По-моему, он давно хочет на покой, и сокращение для него будет облегчением. Только бы не сократили Аллу Петровну – у нее в этом году погибли в аварии единственный сын и сноха, только работой и глушит свою боль утраты.  А впрочем, чего я ломаю голову над тем, кого сократят, пусть об этом болит голова у начальства.

Работать совсем не хотелось, я посмотрела в окно: тихо падал большими пушистыми комьями снег, голубые ели прямо перед нашими окнами были все в снегу. Какая красота! Захотелось уйти от всех этих переживаний, интриг и стрессов в этот чудесный зимний день. Побродить бы сейчас по зимнему лесу среди пушистых сугробов и тишины. Там, наверное, белочки по елкам скачут. А под елками зайчики прыгают. А за зайчиками серые волки рыскают. А за волками злые охотники ходят. А по следам охотников бредут бдительные лесники, ловящие браконьеров. Тоже, должно быть, стрессов хватает.

По селекторной связи раздалось: «Николаева и Спиридонов, зайдите в кабинет начальника».

По отделу прошелестел вздох облегчения, а двое с посеревшими лицами понуро потянулись в кабинет шефа.

Вот и все. До следующего сокращения можно жить спокойно. Но радости на душе не было, было гадливое чувство, что со временем нас всех, каждого в свою очередь, будут «уничтожать». Как скот на скотобойне. И никто ни за кого не заступится, потому что каждый висит на волоске, и нет никакой гарантии, что ты не окажешься следующим. Так же как нет никакой гарантии, что ты найдешь хоть какую-то приличную работу в нашем городке, где всего несколько предприятий и на каждом точно такая же фигня.

Как случилось, что буквально в течение года на всех более-менее приличных предприятиях руководителями стали люди из Москвы? Они мгновенно скупили все акции, стали владельцами и повели разрушительную политику. Опять таки не понятно, зачем разрушать то, что принадлежит тебе? Ходят упорные слухи, что предприятия сознательно подводят под банкротство, что это очень выгодно. Кому, зачем – непонятно. Я не сильна в этих вопросах, я только вижу, как разоряется то, что создавалось десятилетиями целыми поколениями людей, создавалось капитально, на века, делалось всем миром с энтузиазмом и самоотречением, а теперь мгновенно превращается в частные владения или в прах. И мне очень горько, когда я думаю о том, что ожидает наших детей, моих сыновей и племянников в частности. Если ничего не изменится, то их ожидает унизительная участь быть «обслуживающим персоналом» для кучки пришлых людей. Ведь не секрет, что уже сейчас большинство работоспособных мужчин и женщин ездят на заработки в Москву. Мужчины – на строительство домов и коттеджей, женщины – в домработницы или няньки. Я сама таких примеров знаю массу. А сколько таких, которые честно отработав положенное, остаются ни с чем. Их просто «кидают». Я уже не говорю о страшных криминальных случаях, когда люди попадают в настоящее рабство, исчезают навсегда при невыясненных обстоятельствах. Большие деньги притягивают и большой криминал. Последний раз я была в Москве сто лет назад. А вот моя близкая подруга, с кем я в последний раз была в Москве, бывает там часто в командировках. Она говорит, что столица кардинально переменилась с тех пор, и изменилась не в лучшую сторону. Город неприятно поражает безалаберностью, назойливой рекламой, суетой, нищими и попрошайками на вокзале и в метро. Кругом киоски и палатки, торгующие разной дребеденью. Москва стала похожа на огромный базар. Так, по крайней мере, мне преподнесла ситуацию моя подруга Вера.

Сконцентрировав львиную доли капитала всей России у себя, обобрав всю страну, заставив всех на себя батрачить, наша столица смотрит на нас свысока, считая быдлом. Помню, с каким радостным чувством я ездила в столицу в прежние времена, так называемые, годы застоя. Это было счастье – ходить по ее улицам, по Красной площади, ездить в метро. Было чувство приобщения к великому и светлому под названием «сердце нашей Родины», как ни наивно это звучит сейчас.

И каким монстром, гигантской пиявкой, сосущей силы, финансы и надежды нас, людей провинции, она мне кажется сейчас. Какая тут, к черту, гордость, классовая ненависть – вот что лично я сейчас испытываю к зажравшимся жителям столицы, хотя и понимаю прекрасно, что среди них встречаются люди очень-очень разные. Неужели непонятно всем этим аппаратчикам и финансовым воротилам, что «опуская» нас, людей провинции, составляющих основную массу страны, они рубят сук, на котором сидят, губят и будущее своих детей и внуков. Нельзя построить счастливое богатое общество в отдельно взятом городе, в нищей страдающей стране. За что же вы так нас, господа хорошие, физиономиями по дерьму возите? По-моему, было бы очень полезно огромными буквами написать афоризм одного дедульки из сибирской глубинки: «Русская земля не только у Кремля!» и вывесить его на Красной Площади или в зале, где заседают и решают судьбу России наши горячо «любимые» депутаты.

Итак, резюмируем: на сегодняшний день Москва – раковая опухоль России, которую надо под корень ликвидировать для оздоровления всей страны, пока она не потянула нас всех в бездну, как ни чудовищно это звучит.

…Вот так и рождаются революции и революционерки.

 

* * *

 

Дома меня ожидало сразу два неприятных сюрприза: во-первых, вернувшийся раньше обычного с работы пьяненький муженек, что вероятнее всего означала, что его просто отстранили от работы, и, во-вторых, заболевший Максим. Первое означало, что наступил как минимум двухмесячный период запоя, второе – скорее всего, в семью пришел грипп, эпидемия которого в городе набирала темп. Градусник зашкаливал за 39. Пришлось срочно сбегать в аптеку за парацетамолом, благо она находится в нашем доме. Малина и мед у нас всегда есть в запасе. Уложила Максима в постель, заставила принять лекарство, выпить чай с малиной. Включила торшер, убрав верхний свет. Присела с ним рядом. Весь горит, лицо красное. Когда дети болеют, весь мир для меня переворачивается, жить не хочется. Этот постоянный страх за них появился во мне вместе с их рождением и умрет только вместе со мной. Пока я кипятила молоко и остужала его до температуры парного, Максим уснул, я выключила свет, плотно закрыла двери, убавила звук телевизора в зале. Пусть спит, сон – лучшее лекарство. Моя вторая половина, слава богу, тоже спал, а то у него есть привычка в пьяном виде шарахаться по квартире, то нудя нотации сыновьям, то ревнуя меня к воображаемым любовникам. Я зашла в зал к Андрею, он делал вид, что невозмутимо смотрит телевизор. Но я знаю, что он в душе очень расстроен. Бедный мальчик, как тебе не повезло с родителями. Он перестал приглашать домой своих друзей, видимо, стыдится своего отца-пьяницу, очень скромную обстановку в квартире, а может быть, и меня – затурканную безденежьем и заботами неухоженную стареющую тетку. Как ему тяжело в его семнадцать осознавать все это. Он очень чувствительный, ранимый подросток, хоть и скрывает это под маской напускной грубоватости и пофигизма. Но я же мать, я все понимаю и пока еще он для меня открытая книга. Страшно думать об их будущем, как мне суметь дать им образование, как избежать армии – этого кошмара, который для меня является синонимом тюрьмы, где творится беспредел. Нужны деньги, и большие деньги, а мне не на что рассчитывать, кроме копеечной зарплаты.

Завтра надо вызвать на дом врача.

Так я сидела и кручинилась. Часы показывала почти полночь, когда ночную тишину прорезал телефонный звонок. Я стремглав кинулась в прихожую и мгновенно схватила трубку, пока звонки всех на ноги не подняли.

В ответ на мое «алло», сказанное громким шепотом, незнакомый мужской голос без всяких приветствий недовольно спросил:

– Давай быстро говори, какие там у тебя проблемы?

– У меня?.. – я слегка растерялась, – У меня … во-первых, нет денег, во-вторых, сынок заболел, в третьих, на работе сокращение, правда, меня пока оставили, в четвертых, муж опять ушел в запой, и вообще – в стране бардак…

– А я куда попал, – заинтересовался мужчина.

–  Все правильно: ко мне. Так вот, про проблемы: денег совсем нет. Потом…

На том конце положили трубку. Ну вот, сам же спросил про мои проблемы. А я было обрадовалась, что наконец нашелся доброволец, который решит их. Придется, видимо, рассчитывать только на себя. Я горько вздохнула и пошла спать.

 

* * *

 

На стенах кабины лифта нашего подъезда нет живого места. Отрадно, что в соседях у нас так много талантливых людей. Рисунки, афоризмы и мудрые высказывания о смысле жизни теснясь, наползают друг на друга. Здесь можно почерпнуть и некоторую информацию о соседях: «Аня + Вадик = любовь», «Сизов Колька лох», «Петька из 58 – кретин» и так далее. А то живешь, и ничего не знаешь о ближних своих.

Сегодня на внутренней двери лифта появился очередной рисунок, нарисованный явно не безталантливой рукой. Элегантным росчерком черного маркера неизвестным был нарисован силуэт обнаженной женщины, чем-то напоминающий Венеру Милосскую. Правда, у этой Венеры не было не только рук, но и головы, и ног. Рисунок был в меру эротичным, но без пошлости. Я даже загляделась.

На следующий день уже кто-то явно другой, судя по почерку, дорисовал недостающие части тела, причем так грубо и небрежно, что получилось уродливое страшилище. И надпись, сделанная внизу: «Это дурак Вазген Петров» вполне соответствовала тому, что в результате получилось. Вазген смотрел на меня грустными косыми глазами, и эту грусть не стирала даже ужасная улыбка Квазимодо. Пока я спускалась в лифте, я все смотрела на него, и мне становилось его все жальче. Бедный Вазген! Вечером, когда я возвращалась с работы, в лифте меня встретил все тот же полный печали взгляд. Ночью мне приснился Вазген, который слезно умолял меня стереть его с лица земли, в смысле, со стены лифта. «Все равно это не жизнь, а одно издевательство!» – приводил он последний аргумент, и я была с ним полностью согласна. На следующее утро в одной руке у меня была сумка, а в другой – мокрая тряпка с насыпанным на ней небольшой горкой чистящим средством. Пока лифт спускался вместе со мной с шестого на первый этаж, Вазген исчез, растворился в небытие. Прощай Вазген, но так будет лучше в первую очередь для тебя.

 

 

* * *

 

Чем дальше, тем веселее: в отделе опять новости, увольняют по собственному желанию нашего шефа! Почему-то никому в голову не приходило, что и он тоже уязвим. Считалось само собой разумеющимся, что только когда сократят всех до единого сотрудников подчиненного ему отдела, только тогда, как капитан с тонущего корабля, и он уйдет. Услышав эту новость с утра (между прочим, 13 числа – вот и не верь в приметы) сначала в виде сплетни многие, в том числе и я, не восприняли ее всерьез. К обеду незамедлительно появился и приказ по заводу: « … по собственному желанию, в связи с переходом на другую работу. Назначить начальником отдела Иванова Дмитрия Николаевича…».

В обед почти никто никуда не ушел. В столовую у нас последние годы практически никто не ходит: при наших зарплатах это непозволительная роскошь. Приносим с собой из дома супчик или кашу в баночках, бутерброды, что-нибудь из солений, быстренько разогреваем на старенькой плитке, перекусываем и идем погулять в оставшееся от обеда время, благо рядом есть магазины и симпатичный сквер со скамеечками. Но сегодня было не до прогулок. Живо обсуждали новость, от которой зависело напрямую наше будущее существование на заводе. Выяснилось, что никто не знает, кто такой Иванов Д.Н. Даже секретарша Леночка, наша всезнайка. На какую такую новую работу переходит Викентий Арсентьевич, тоже никто не знал. И вообще, до сегодняшнего утра не было даже намека на такой поворот событий. Решено было спросить все напрямую прямо у шефа, как только он появится. Но шеф в этот день так и не появился (также как и в последующие), зато не заставил себя ждать его преемник. Только взглянув на него бегло, я сразу поняла, что ничего хорошего нас впереди не ждет. Он же видимо решил сразу взять быка за рога и показать всем нам, что к чему. Цепким взглядом он бесцеремонно оглядел все свое хозяйство, персонально каждого из нас и  высказал краткую, но емкую речь в том смысле, что он намерен провести реорганизацию отдела, что ему достаточно несколько работников, которые будут работать со стопроцентной отдачей, чем куча бездельников, что он ценит людей не только по деловым качествам, но и по внешнему виду, поэтому каждое утро лично будет обходить отдел и смотреть кто как выглядит. И если кто-нибудь будет одет как «он» или «она» (его жирный палец ткнул сначала в Андрея, на котором были джинсы-стринги и толстовка с яркой абстрактной эмблемой, а потом на Леночку в розовой мини-юбке), то таких работников он будет гнать в три шеи, так как здесь у нас не дискотека и не вечерний клуб, а серьезное предприятие. В конце своей выразительной речи он презрительно кивнул на подоконники, где стараниями Нины Ивановны пышно цвели герань, глоксиния и фиалки: «Это немедленно убрать, здесь не оранжерея», и по-хозяйски ушел в кабинет. После краткого шока, началось бурное обсуждение. Леночка вся в слезах вопрошала у присутствующих, что такого неприличного в ее юбке. Андрей обиженно басил, что это его личное дело, в чем ему ходить на работу, что он еще не старая перечница, чтобы носить галстуки, что он, в конце концов, свободный человек свободной страны и живет не в рабовладельческое время, а в 21 веке. Нина Ивановна скоропостижно пристраивала в хорошие руки результаты своих стараний, свою тайную гордость. Я с благодарностью приняла от нее два горшочка фиалок – на одной были нежные розовые цветы с зеленым гофрированным ободочком, а на другой – фиолетовые в белую крапинку. Иван Иванович философски время от времени бросал фразы типа: «Да, дожили» или «Помяните мое слово, то ли еще будет». Но  и без этих пророчеств было ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.

Позвонила домой, Максим сообщил, что заходила участковый педиатр, что он болен ОРВИ, выписаны амоксицилин и витамины «Комплевит», еще принимать жаропонижающее при необходимости и пить клюквенный морс. Голос был относительно бодрый. Спросила, что ему хочется. Он помялся и, наконец, признался, что хочет груш. Болезнь не была предусмотрена бюджетом, придется перехватить денег до получки.

В конце рабочего дня новый шеф через Леночку огорошил нас заявлением, что на носу Новый Год, и он намерен отметить его наступление вместе с коллективом в ресторане «Центральный» 30 декабря вечером, для чего необходимо сложится по полторы тысячи рублей, можно с получки. Еще не остывший от обиды Андрей отрезал, что принимать участие в этом пире во время чумы он не желает. Все остальные были с ним солидарны, но по другой причине: оклады наших работников колеблются в пределах нескольких тысяч плюс прогрессивка и полторы тысячи рублей на ресторан – непозволительная роскошь, которая нанесет ощутимый ущерб семейному бюджету. Да и настроение не то, чтобы веселиться, особенно в компании с новым начальником. Леночка выслушала коллективное решение и ушла докладывать шефу. Вышла она оттуда почти сразу, вид у нее был растерянный: «Он сказал, что если для вас полторы тысячи много, то он так и быть, согласен на тысячу, и просил составить список тех, кто категорически откажется от мероприятия. Этот список и будет списком уволенных с первого января, потому что ему не нужны люди, отрывающиеся от коллектива».

Да, с таким явлением, как «начальник-дурак», мне близко сталкиваться еще не приходилось. Придется узнать теперь это на собственной шкуре. Только теперь нам всем стало ясно, каким золотым шефом и прекрасным человеком был и останется в нашей памяти милый и деликатный Викентий Арсентьевич.

Когда в конце рабочего дня я, на ходу застегивая пальто, спустилась в фойе, в глаза мне бросилось объявление, набранное крупным шрифтом: «В связи с закрытием художественной и технической библиотек просьба всем срочно сдать числящиеся за ними книги».

 

* * *

 

Новый Год мы с сыновьями решили встретить на Панамских островах. Нам так захотелось из сырой зимы укатить к пальмам, горячему песку и лазурному морю. Что может быть лучше, чем беззаботно валяться на пляже, плевать в синее небо, купаться в теплом море, собирать экзотические камешки и ракушки. И никакой стирки, уборки, готовки! Никаких проблем!!!

Мы в лихорадочном возбуждении носились по магазинам в поисках плавок, купальника, надувного матраца, летних ярких нарядов. С этим были определенные трудности в связи с тем, что все нормальные люди в эти дни были озабочены покупкой новогодних подарков и зимней одежды, и магазины были ориентированы на них. Но при желании, можно было найти и то, что нам необходимо. Хорошо, что Андрей подсказал, что нам надо зайти в спортивный магазин, где мы благополучно купили три комплекта масок и ласт для подводного плавания, три ярких туристических коврика, которые так удобны для лежания на пляже, пляжную сумку и шляпу с широкими полями из итальянской соломки для меня и даже солнцезащитные очки. В этом отделе кроме нас покупателей не было, и молоденькая скучающая продавщица с удовольствием нас обслужила. По ее совету мы купили еще надувной ярко красный мяч и надувной круг для меня (к своему стыду я должна признаться, что до своих почтенных 43 лет я так и не научилась плавать, то есть не то, чтобы совсем не умею – я запросто проплыву метра два собачьим стилем, если только подо мной глубина не больше полуметра, если же ноги не чувствуют близкой опоры, то я паникую и мгновенно иду ко дну).

– Ма, а ты не постесняешься плавать с этим кругом, как малышня?

– Сыночек, я уже вышла из того возраста, когда подобные пустяки смущают. Пусть смеются, если кому весело.

Нам самим тоже было очень весело.

Итак, даешь Панамские острова! Даешь пальмы, кокосы и бананы! Ура!!!

И пошли на фиг все  проблемы и все Ивановы, черт бы их совсем побрал!

 

* * *

 

Вечером я усердно лечила больного, побаловала ребят грушами и шоколадными конфетами. Муж пришел только слегка выпивший и сразу завалился спать, что радовало. Поговорила по телефону с сестрой, рассказала про новости на работе. Поплакалась в жилетку и верной подруге Наде. На душе чуток полегчало. Ну что ж, будем жить дальше. Что будет, то будет. Моим правилом давно стало не заглядывать далеко вперед, а стараться жить сегодняшним днем. Моими девизами стали два выражения: «Это все пройдет и канет в вечность» и «Дальше Колымы не сошлют, больше одного раза не расстреляют». Мне лично они помогают относиться ко всем неприятным событиям моей жизни слегка отстраненно и философски, а значит не воспринимать все очень уж близко к сердцу. Иначе, или крыша уедет совсем, или сердце разорвется, или станешь хроническим пессимистом, видящим впереди только мрак и бездну. Для полного моего счастья по Ren-ТV показали передачу с Михаилом Задорновым, и мы с мальчишками от души похохотали над его выступлением. Когда я его слушаю, то мне твердо верится, что за Россией и русским народом будущее, и что мы действительно душа земли.

А закончился день совсем замечательно: уже совсем поздно, когда сыновья спали, позвонила из Америки Наташка Минина и, задыхаясь от распиравшего ее счастья, сообщила, что у нее несколько часов назад родился сынок, что все хорошо, что ее палата, где находятся они с малышом, вся завалена цветами и подарками от чуть не сошедшего с ума от радости Джека. Ну что ж, милая Наталья, дай бог тебе и твоему сыну здоровья и счастья на долгие годы. Я искренне порадовалась за нее, а потом поплакала потихоньку в подушку над своей судьбой. Как знать, если бы я где-то когда-то в своей жизни совершила определенный поступок, как сделала это Наташа, то, быть может, жизнь моя пошла совсем по другому руслу и была бы я сейчас любима и обласкана, и жила бы припеваючи, и не зависела бы от самодуров типа господина Иванова.

 

* * *

 

Наутро новый шеф лично с часами в руках сидел напротив входной двери  и в списке работников отмечал, кто во сколько пришел на службу. Ровно в восемь часов он торжественно подвел итог и разразился тирадой в том смысле, что, начиная с этой минуты, он считает каждого, не пришедшего за десять минут до начала рабочего дня, и ушедшего с работы раньше, чем через десять минут после ее окончания, своим личным врагом, что такие работники ему не нужны, и что мы должны думать о работе круглые сутки. Он буквально выразился так: «Чистите дома картошку или смотрите по телевизору хоккей, а ваши мысли в это время должны быть только о работе, о том, как повысить производительность труда и улучшить ее качество. И ни о чем больше!». Закончил свою речь он грозной тирадой: «Я надеюсь всем все ясно». Всем было все ясно, о чем красноречиво говорило гробовое молчание. Потом Леночка по его указанию завела журнал, в котором каждый выходящий из отдела должен был отныне записывать во сколько, куда и по какой необходимости работник вышел и когда вернулся на свое место. Журнал с привязанной к нему ручкой был помещен на тумбочку рядом с дверью. Андрей тут же сделал запись, что он пошел в туалет, в связи с тем, что у него расстройство желудка после приема некачественной пищи и демонстративно вышел. Следом сделал запись и Игорь: «Пошел покурить и заодно подумать о смысле жизни». В обеденный перерыв, едва мы только приготовили свои баночки для разогрева, бдительный Дмитрий Николаевич тут же конфисковал у нас электроплитку со словами: «Это пожароопасно, для вас работает столовая». Из соображений пожарной безопасности и экономии электричества все наши обогреватели также были конфискованы, несмотря на то, что термометр едва дотягивал до +16⁰. Ну и ладно, люди в войну и не такое терпели, подумаешь, напугал. Вздохнув, я принялась за годовой отчет, в конце декабря кровь из носу я должна его отправить в Нижний Новгород.

Сегодня день получки, после обеда Лена сходила в заводскую кассу за нашей хлипкой зарплатой, которую, по моему мнению, каждый уважающий себя человек должен считать оскорблением его достоинства, и, выкрикивая по очереди фамилии, выдала деньги. Шепотом, делая круглые глаза, напомнила, что мы должны сдать по 1000 рублей на ресторан. Кроме Андрея сдали все, я тоже от сердца оторвала. На эти деньги я могла дома накрыть вполне приличный новогодний стол, а теперь придется ограничиться только оливье и пирожными. Да и новые теплые колготки от меня уплыли как льдинки по весне, придется походит в штопанных-перештопанных.

 

* * *

 

Вот бы у меня была машина времени! Куда бы я отправилась? Нет, пардон, сначала бы я потребовала 100% гарантий, что я вернусь назад в это же время и в это же место. Иначе, господа хорошие, путешествуйте без меня. Хоть здесь и не медом намазано, но Родина есть Родина, даже когда она уродина. Совсем как в анекдоте про червячка, который спрашивает свою маму, хорошо ли жить в яблоке.

«-  Хорошо, сынок.

–         А в груше?

–         Еще лучше.

–         А в персике?

–         В персике просто рай земной!

–         Мамуль, а почему мы тогда в навозе живем?

–         Родина, сынок!».

Итак, для начала я бы отправилась в недавнее прошлое, ну, скажем лет на 37 назад. Посмотрела бы на своих молодых родителей, на себя маленькую, на новорожденную сестренку. Я бы обязательно подарила самой себе  большущую шоколадку, даже если бы с меня взяли подписку о том, что я не буду вмешиваться в ход исторических событий. Мир не перевернется от одной шоколадки. Кушай, Маринка. Потом я бы дала в лоб вредине Лидке из второго подъезда. Нечего обижать малышей. Походила бы по улицам 70-х годов, посмотрела на счастливых людей, у которых есть цель жизни, твердая вера в светлое будущее человечества. Как нам сейчас не хватает этого! Даже тем, кто вполне благополучен. Цели то все мелкие какие-то, недостойные высокого звания человека – заиметь шикарную иномарку, собственный особняк, прикид по последнему визгу моды, доллары в швейцарском банке. Разве ради этого эволюционировал человеческий род миллионы и миллионы лет? То ли дело наши дедушки-бабушки, папы-мамы. Они жили ради всеобщего счастья людей и мира во всем мире. Вот это цели так цели!

         Потом я отправилась бы еще дальше. Войну и революцию, пожалуй, пропустим. Ничего интересного нет в этой резне. Куда же мне направиться? Слишком далеко не хочу – ни в мрачные времена инквизиции, ни еще дальше  – к неандертальцам и динозаврам. Лучше, пожалуй, в 19 век, а еще лучше в январь 1837 года, в Москву. Подловила бы где-нибудь на балу Пушкина и сказала бы ему: «Не связывайся ты, Александр Сергеевич, Христа ради, с этим Дантесом. Ведь он, собака такая, тебя голубчика пристрелит скоро». Ну и чего бы я этим добилась? Насколько я помню, какая то ясновидящая действительно предупреждала Пушкина, чтобы он не связывался в 1837 году с высоким блондином (кстати, не я ли это была?) – и что же? Дуэль все равно состоялась, и все случилось так, как и должно было случиться. Так что от судьбы, видимо, не уйдешь.

Отправлюсь я лучше в будущее, но не в далекое – к тому времени наверняка произойдет экологическая катастрофа и, скорее всего, окажусь я  в мертвой пустыне, загаженной отходами былой цивилизации – а лучше лет на тридцать  вперед. Подойду к своему дому, спрошу у какой-нибудь соседки: «Как там поживает Маркелова Марина Григорьевна?». А  мне в ответ равнодушное: «Так она уже лет двадцать как померла». И как мне потом жить с такой информацией, когда я вернусь в настоящее?

Нет, уж лучше пусть мне дадут не «машину времени», а «машину места», то есть, чтобы я могла просто путешествовать по разным местам земли. Я бы отправилась в Париж, зашла бы в супермаркет, набрала под завязку шмоток и продуктов, а на выходе при подходе к кассам воспользовалась бы машиной места и исчезла на глазах потрясенных парижан, и оказалась бы со всеми пакетами дома. Класс!

         …Короче говоря,  нельзя мне доверять ни машину времени, ни машину места.

 

 

* * *

 

В обеденный перерыв я сидела на скамейке в сквере, кутаясь от холодного северного ветра в воротник пальто. Погода мерзкая, но сидеть в отделе в этой атмосфере уныния еще хуже. Метет поземка. Бедный воробышек нахохлившись приткнулся на другом конце скамьи. Если действительно существует реинкарнация, то я думаю, что в прошлой своей жизни я была воробьем или кошкой. Так мы и сидели вдвоем на разных концах одной скамьи, думая каждый о своем, когда появился этот старик. Он шел по дорожке, яростно меряя ее своими стремительными шагами. Полы не застегнутого пальто развевались на ветру как крылья, вместо головного убора – развевающаяся копна седых спутанных прядей. Когда он поравнялся со мной, то, внезапно остановившись, резко повернулся, острый взгляд буквально вцепился в мои глаза. От его пронзительного взгляда все внутри у меня похолодело, было в нем нечто демоническое, безумное. Решительно шагнул к скамье, сел рядом. Воробей, предупредительно чирикнув мне «спасайся, кто может», переполошено вспорхнул. Для вежливости высидев несколько секунд, я тоже встала.

–         Сядь, – прозвучало как безоговорочный приказ.

Я села.

– Плачешь о своей несчастной судьбе, а того не знаешь, что ты счастливица, – он буквально впечатывал слова в меня, – Сколько раз в твоей жизни ты могла погибнуть, а вот живешь до сих пор. И в пять лет, когда чуть не умерла от пневмонии, и неделю назад, когда тебя едва не сбила машина. Да если бы не я, ты бы просто не родилась, а была бы жертвой аборта. У тебя здоровые дети, а сколько рождается инвалидами, даунами. Каково их матерям? И ты еще горюешь?! Как ты смеешь горевать, а?!

Последние слова старик выкрикивал мне в лицо.

Я сидела окаменев, ни в силах что либо возразить. Я была буквально парализована, только мозг лихорадочно пытался что-то сообразить … и не мог.

Лицо старика внезапно смягчилось.

– Через два года (для верности он сунул мне прямо под нос два своих корявых старческих пальца с желтыми ногтями), все изменится к лучшему. Встретишь свою судьбу. Будешь счастлива. И денег хватать будет.

Он вскочил. Через мгновение его крылатая фигура исчезла за поворотом.

Жизнь потихоньку возвращалась в мое тело, но теперь полностью отказали мозги. Я как сомнабулка на ватных ногах поплелась на работу.

Поздно ночью, когда все дома уже мирно спали, я сидела тихонько на кухне и вспоминала в подробностях эту странную встречу. Ясно, что у старикана не все дома. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Скорее всего, это постоянный клиент психушки, временно выпущенный на волю за хорошее поведение. Но откуда он знает, что в пять лет я чуть не умерла от пневмонии? Тем более, мы с родителями жили тогда в далеком уральском городишке Новотроицк. И откуда он знает, что несколько дней назад я по своей беспечности чуть не угодила под машину, рванув через дорогу на красный свет. Ну, положим, что это он мог видеть. Всему можно найти объяснение. То, что порой кажется нам мистическим, зачастую оказывается таким обыденным, как только мы найдем причину или простое объяснение таинственному явлению. А может быть, это был мой ангел-хранитель, ведь у каждого человека есть ангел–хранитель. Я потихоньку рассмеялась, так не подходило это звание   сумасшедшему дедку. Интересно, что означает его пророчество насчет скорой моей встречи со своей судьбой? Неужели почти на закате своей жизни я встречу любовь? А куда же подевается мой законный супруг Саня? Все-таки он мой муж, отец моих детей, с которым прожито вместе без малого 20 лет. И с какого перепугу я внезапно разбогатею? Ладно, чего ломать голову. Дедуля просто болен. Хотя в чем-то он конечно прав: у меня есть сыновья и, слава Богу, они не дауны, есть работа, то есть источник денег для существования (именно существования, я не нормальной жизни), есть какой-никакой муж, я еще в состоянии мыслить и двигаться. В общем, надо радоваться тому, что имеешь, и не гневить Бога оплакиванием своей несчастной судьбы. Сама где-то дала маху.

Уже засыпая, в призрачном состоянии между сном и явью, я все поняла. Просто я сегодня встретилась с Нострадамусом, который в результате мистического перехлеста времени на мгновение попал в нашу действительность, успел предсказать мое будущее, чтобы тут же вернуться в свое время. По-моему, очень простое и, главное, достоверное объяснение. По крайней мере, оно все объясняет.

 

* * *

 

Вопросы типа «Есть ли жизнь на Марсе?» меня уже не так волнуют как в детстве или юности. Сейчас мне в соответствии с моим возрастом положено задаваться вопросами: «Есть ли Бог? Есть ли загробная жизнь и что ждет или не ждет человека после его смерти?». Не то, чтобы я так уж сильно была озабочена этими проблемами, но время от времени задумываюсь над этим, разумеется, совершенно не рассчитывая найти ответы. Не такие светлые головы бились и бьются над решением этих загадок и, насколько я знаю, версий много, а окончательных ответов нет.

И все же: «Есть ли Бог?». Каждый отвечает себе по-разному. В течение моей жизни мой ответ на этот вопрос меняется кардинально. Разумеется, в пионерском и комсомольском возрасте, как и подавляющее большинство моих сверстников, я была убежденной атеисткой. Щадя религиозные чувства моих бабушек и мамы, я не спорила с ними и ничего им не доказывала, но сама твердо знала тогда, что это все выдумки древних старух и предрассудки в виде остатков исторического атавизма. Когда в нестабильные 90-е годы пошла мода на религию и все чаще руководители нашей страны на самом высоком уровне демонстративно стали появляться в церквях на рождество и пасху, и все больше стало появляться статей уважаемых ученых с точки зрения науки доказывающих, что вполне возможно божественное происхождение вселенной, то, как достаточно внушаемый средний обыватель, я тоже вслед за другими стала повторять довольно дурацкие неопределенные выражения типа «что-то все-таки такое есть».

Поразил меня один случай, случившийся со мной позапрошлой поздней осенью.  Кажется, это было в конце октября, потому что по ночам уже подмораживало. Маму тогда прихватил жестокий приступ ревматизма, и она среди недели отправила отца на дачу посадить чеснок на зиму. Папулик встретил на даче соседа и в отсутствии жен они прилично «расслабились», благо запасы самогонки имелись. В общем, поздно вечером позвонила встревоженная мама с известием, что папа не вернулся с дачи, как бы он там не замерз насмерть. Пришлось ловить частника и ехать в дачный поселок. Папулик крепко спал, так что пришлось довольно долго барабанить в дверь, потому что он закрылся на ключ изнутри. Короче говоря, промучились мы довольно долго. Ключ в замке сломался, дверь капитальная, на окнах решетки. Мы уже и топором пытались отжать косяк и просто выбить дверь – все напрасно. И тут я в полном отчаянии повернула голову к черному небу и крикнула: «Господи, если ты есть, сделай так, чтобы эта дверь сейчас открылась!». В ту же секунду раздался скрип, и  я  в полной прострации увидела как нереально медленно, будто в замедленной съемке, сама собой открывается дверь. Еще не веря глазам своим, я протянула руку, и она провалилась в проем двери.

Я много раз потом мысленно возвращалась в тот вечер. Почему дверь сама открылась, стоило мне только произнести те отчаянные слова? Случайность, совпадение? Или все же мои слова дошли по назначению, и высшая сила пришла на помощь? И почему она не всегда приходит к людям в нужные моменты, позволяя гореть заживо в подводных лодках, погибать в угольных шахтах, умирать от болезней? Наверное, есть в этом высший смысл, непонятным нам с человеческой точки зрения. Может быть, действительно есть в космосе или параллельном мире какое-то информационное высокоорганизованное поле, наблюдающее за нами, вносящее иногда свои коррективы,  и порой наши слова в виде молитв и просьб доходят по назначению и приносят свои результаты.

И все же хорошо, что случаются чудеса в нашей обыденной жизни. Хотя на днях я прочла высказывание Цицерона: «То, что не может произойти, никогда не происходит; то, что может, – не чудо». И все-таки позвольте с вами не согласиться, господин Цицерон, – чудеса есть. А если бы их не было, то их надо было бы выдумать. Иначе как жить.

 

 

* * *

 

– Поздравляю с днем рожденья, желаю счастья в личной жизни, – скороговоркой тоном Вини Пуха проговорил Игорек, кладя на мой стол отпечатанную на принтере красочную открытку с изображением пышных роз и витиеватым стихотворным поздравлением от дорогих коллег. В открытке лежало несколько сотен (мы традиционно складываемся по полтиннику к каждому дню рождения).

Господи, дожила, я совсем забыла, что сегодня, 17 декабря, день моего рождения и отныне мне аж сорок четыре (!).

Коллеги заулыбались со всех сторон, заопладировали. Подскочила Васильева, приторно улыбаясь, демонстративно трижды чмокнула в щеку. В обед надо будет сбегать за конфетами к чаю. Вот и еще один год в мой актив. Мои года – мое богатство.

Из своего кабинета выплыл господин Иванов, в руке он торжественно нес три белых роскошных хризантемы.

– Уважаемая Марина Григорьевна, от всей души поздравляю вас с днем рождения. Желаю вам здоровья и больших успехов в труде, – торжественно произнес он.

 

…Может, не такой он и дурак, этот Иванов?

 

* * *

 

Он опять заехал за мной после работы. Когда я садилась в его Рено-Меган, то на заднем сиденье меня ожидал сюрприз – целая корзина бордовых роз. Их было так много, что было удивительно, как они все поместились. До меня дошло: количество роз соответствовало моим годам.

– Не многовато цветочков? – съязвила я.

– В самый раз.

– А где конфетки, сэр? Или вы, уважаемый, забыли, что для меня праздник не праздник без шоколада?

– Будет вам и конфетки. Будет и кофе с какавом., – я увидела его смеющиеся глаза.

– Тогда вперед и с песней!

– Слушаюсь, мэм,- он лихо козырнул мне в зеркало заднего обзора.

Машина рванула с места.

 

* * *

 

Младший сынок шел на поправку. Старшенький сдавал зачеты перед сессией. Самый старший тоже был молодцом: запой внезапно закончился, не успев толком начаться, видно стареет, теряет квалификацию алкоголика-профессионала суперкласса. Я тоже молодец: в ожидании наступления грядущего года каждый вечер после работы навожу дома марафет по всем углам. Сегодня, например, перетряхнула содержимое антресолей в прихожей, в результате чего в мусорный контейнер был торжественно снесен целый мешок барахла. Я получаю настоящий кайф, когда избавляюсь от хлама. Недавно по телевизору показали итальянскую пожилую чету, прожившую вместе лет сорок, и итальянка похвасталась, что за эти годы она ничего из дома не выбросила, вот мол, какая она прекрасная хозяйка. Не знаю, не знаю… Что хорошего в том, чтобы захламить квартиру. Мне кажется, что жилище становится просторнее и воздуха больше, когда нет лишних вещей. Бывает, конечно, что иногда потребуется коробка для чего-нибудь или старые тряпки и тогда я себя ругаю, на чем свет стоит, но в следующий раз все повторяется, и я опять с удовольствием тащу на свалку хлам. Короче, синдром Плюшкина мне не грозит.

Я напевала арию Кармен «Любовь дитя, дитя свободы», проходившие мимо сыновья демонстративно затыкали уши, Мурка же наоборот, пристроившись рядом, пыталась подпевать (вот кто в нашей семье оказывается  истинный любитель искусства), когда раздался телефонный звонок. Телефон у нас находится в прихожей, поэтому я первая схватила трубку. Звонила Сашина сестра Виктория из Тюмени. После дежурного вступления «как живете? как дела?» она «обрадовала» меня известием, что они всем семейством решили приехать к нам на новогодние и рождественские праздники, так как мы давно не виделись, а они соскучились по Андрею и Максиму, и вообще, надо бы чаще встречаться, все же родные, и прочее, прочее. Я, улыбаясь в трубку, мурлыкала: «как мы рады, как мы рады». Фальшивая улыбка сползла с лица, едва трубка опустилась на рычаг. Хорошее настроение мгновенно растаяло, как эскимо в Сахаре. Проблема номер один: чем я буду их кормить? Раз она говорила о новогодних и рождественских праздниках, то речь идет примерно о десятке дней. С кислой физиономией я сделала ревизию запасов продуктов, хотя и так было ясно, что пачкой вермишели и двумя горстями гречки никак не обойтись. Настроения не подняли даже целых три пачки соли. Кроме того, придется взять на прокат у родителей раскладушку и ватное одеяло, чтобы всех размещать на ночлег. У кого бы перехватить денег до середины января? Ну не получается у меня входить в новый год без долгов, хоть ты тресни! Еще этот поход в ресторан, будь он неладен. Может, попросить денег у Саши, все-таки муж родной? Или лучше пусть сам закупит запас продуктов на свои деньги.

У нас с мужем раздельные кассы. Может, кому-то это кажется странным, но нам так удобнее. Первое время после свадьбы я по примеру своих родителей пыталась вести общую кассу, но Саша оказался страшным скрягой, он дотошно расспрашивал меня о каждом потраченном рубле, все время восклицая: «Куда ты только деньги деваешь?». Мне это надоело, и я предпочла не трогать его зарплату. Я не знаю, сколько он получает, есть ли у него вообще в данный момент деньги. Самое смешное, что он их прячет от меня. Я периодически время от времени натыкаюсь на купюры в самых неожиданных местах: то под паласом, то в банке для сыпучих продуктов, то за унитазом. Я равнодушно оставляю их лежать, где нашла, даже не пересчитывая.

…Ну, разумеется, он мне заявил, что денег у него нет. Хотя приезжают, между прочим, его родственники. Другого от него я и не ожидала. Ладно, выкрутимся, не впервой. Ништяк.

 

* * *

 

Сегодня меня поразила моя сестра Света. Я чего угодно могла от нее ожидать, только не того, что она мне заявила. А сказала она мне в обед, когда мы прогуливались по скверу, не много, ни мало, а всего лишь, что видела прошлой ночью в окно НЛО.

Я заглянула ей в глаза, но там не было и намека на шутку. Впрочем, признаков безумия я тоже не обнаружила. Особенно меня поразило, что эти фантастические слова она произнесла  самым будничным тоном и как-то между прочим.

– Шутишь? – на всякий случай неуверенно спросила я.

– Какие шутки. Я действительно видела в окно летающий объект. Пока ужин готовила, пока стирала, гладила, смотрю, а уже почти полночь. Я переоделась в ночнушку, свет выключила, подошла к окну шторы задернуть, смотрю, а в небе летит нечто, похожее на большую сигару. Ну, цилиндр какой-то. Медленно так плывет, бесшумно. Серо-стального цвета. Довольно большой.

– И что дальше?

– Ничего. Я спать пошла.

– Как?! А что было с НЛО?

– Я знаю? Он же медленно летел, а мне спать хотелось. Я и пошла.

– Ты даже не досмотрела?!! И никому не позвонила? Не сообщила?!!

– Нет, конечно. Говорю тебе, поздно было. Нормальные люди спали, и я тоже спать пошла. Летит себе и пусть летит, у него свои дела, а у меня свои.

У меня не было слов от возмущения!!! То, что моя сестренка человек не слишком эмоциональный, я знаю, но нельзя же быть такой бесчувственной балдой. А вдруг произошло событие века, и с нами решили вступить в контакт представители высшей цивилизации! Полетали бедняги над нами, полетали, а нам, видите ли, некогда заниматься ерундой. Мы, понимаете ли, спать хотим. Я прямо таки оскорбилась за них.

– Ну, ты и дура.

– Сама такая, – последовал равнодушный ответ. И дальше она мне обстоятельно стала обрисовывать фасон юбки, которую она сама перешивает из старого платья к Новому Году.

Да, слов у меня нет на таких людей.

 

* * *

 

Я подошла к окну. В небе летел НЛО. Длинный сигарообразный предмет медленно парил в черном небе и только вокруг объекта из-за свечения, исходившего  от него, небо было ярко синего цвета. Я разглядела ряд круглых мерцающих отверстий, похожих на иллюминаторы корабля. Внезапно два тонких розовых луча пронзили темноту ночи. Лучи исходили от «сигары» как длинные усики. Они шарили по земле, по домам спящего города, неумолимо приближаясь ко мне. Я как загипнотизированная смотрела на лучи, не в силах двинуться. Наконец, они скрестились на мне и замерли.

– Здравствуйте, представительница земной цивилизации. Мы хотим вступить с контакт с землянами, но, видимо, прилетели не вовремя. Все спят, собаки.

– Здравствуйте, дорогие инопланетяне. Я не сплю! Общайтесь со мною. Возьмите меня к себе на корабль на экскурсию, но только, чур, с возвратом.

– Ладно, тетка, вот тебе лестница, давай ползи к нам, – из сигары выпал моток веревочной лестницы, которая падая  размоталась, а ее конец оказался прямо передо мной. 

– Нет, друзья, с моей физподготовкой я вряд ли сумею это сделать. В следующий раз. Пока.

– Как хочешь. Было бы предложено. Давай, начальник, поворачивай назад, тут, похоже, делать нечего.

Лестница втянулась обратно в сигару, усики погасли и объект начал разворачиваться на 180⁰. НЛО медленно поплыл обратно. Контакт инопланетян с землянами завершился.

 

* * *

 

По вечерам я теперь с удвоенной энергией драила наше жилище. Не то, чтобы с потолка свисала паутина и под кроватями клубилась пыль, но, согласитесь, одно дело порядок для себя, когда глаз уже замылился и не видит треснувшего плафона на кухне и отпечатков пальцев на косяках дверей, и совсем другое дело, когда на это будут смотреть три пары придирчивых глаз. Артюковы не были у нас три с половиной года. Мы с Сашей и Виктория со своим мужем Володей поженились в один год с разницей в два месяца. Хоть знакомые и поговаривали, что это плохая примета и скоро одна из пар разбежится, но пока и мы и они держимся. Конечно, не сравнить нашу жизнь с их жизнью. Дом их полная чаша, они ни в чем себе не отказывают, каждое лето вывозят свою единственную дочку Светочку – ровесницу Андрея – на юг или за границу, одевают ее по последнему писку моды, для чего специально ездят в Москву прошвырнуться по элитным бутикам. У них шикарная квартира, укомплектованная импортной мебелью и бытовой техникой, две иномарки в двух гаражах – для Вики и Володи. Я не была у них в Тюмене, но знаю об этом с их слов и по фотографиям. Это проскальзывает в письмах и разговорах как само собой разумеющееся. Атмосфера в их семье тоже, похоже, близка к идиллии: Володя зарабатывает большие деньги, Вика их тратит, он явно у нее под каблуком, но это его не тяготит, а устраивает, зато не надо ничего решать, брать на себя ответственность. Раньше они приезжали к нам каждый год – родина все-таки, но с годами зов родного края видимо ослабевает, к тому же на земле есть  так много куда более интересных мест. Разумеется, мы по ним ничуть не скучаем. И надоумил их черт прилупить к нам. Поехали бы лучше на Багамы или в Париж. Экзотика. Впрочем, для них как раз экзотика не Париж, а дыра вроде нашего городка. Ладно, приезжайте, гости дорогие. Как говориться, чем богаты.

А пока я пыталась помыть так называемые моющиеся обои на кухне, скребла газовую плиту и терла кафель в ванной. На взятые взаймы у коллеги Нины Ивановны несколько сотен были закуплены запасы крупы, сахара, макаронных изделий, масло подсолнечное и кукурузное, приличные моющие и чистящие средства, туалетная бумага, во все ночники, светильники и торшер вкручены лампочки. Паласы и ковер были выбиты на снегу, завалы в книжном шкафу ребят были разобраны, постельное белье перестирано и переглажено, вся имеющаяся в доме посуда надраена, треснутый плафон на кухне заменен на новый. В общем, шик, блеск, тру-ля-ля. Пусть хоть сам президент приезжает в гости.

До Нового Года оставалось всего ничего – ровно неделя.

Оставалась одна нерешенная на сегодняшний день проблема: в чем я пойду в ресторан.

Конечно, я могла бы идти в своем повседневном джемпере цвета пожилой мыши и черной юбке, то есть в том, в чем я постоянно хожу на работу зимой. Можно даже сделать уступку празднику в виде мишуры, обмотанной вокруг шеи. Если кому-нибудь не понравится мой наряд, пусть не смотрит – его проблемы. Но я решила попробовать поскрести по сусекам у себя дома и у сестры единоутробной – глядишь, что-нибудь, да выловлю.

Интересное это занятие – перебирать старые вещи. И рука не поднимается выбросить их, так как с ними связано много дорогих воспоминаний, и одеть их никогда уже не оденешь. Вот, например, мое свадебное платье. Оно было заказано в ателье и пошито с таким расчетом, чтобы его можно было надевать и в другие торжественные дни. Я примерила его. Бог мой! Мне все казалось, что моя фигура осталась на прежнем уровне, ан нет, голуба, растолстела так, что молния едва сходится. Успокоила себя тем, что я не растолстела, а просто кости в области таза расширились после двух родов или ткань усохла после долгой лежки. Воланы в три оборота спускаются с талии до подола, на груди тоже волан по моде 20-летней давности. Лепота! А что, одену и пойду в нем. Типа это карнавальный костюм. Шутки шутками, но вывод был неутешительный: мне совершенно нечего надеть на вечер и совершенно нет денег даже на самый дешевый наряд хотя бы из магазина для экономных.

Ладно, завтра после работы заеду к Свете, она чуть богаче меня тряпками, но повыше и тоньше меня. Но, может, что-нибудь подберем совместными усилиями.

 

* * *

 

На работе новый начальник не переставал удивлять нас своими нововведениями. Теперь чай мы могли пить не кто когда захочет, а строго в 10 и 15 часов. Причем пить чай полагалось всем, отлынивавшие признавались людьми, ведущими антиколлективную политику. Ровно в 11 часов в течение 10 минут мы делали производственную гимнастику. Вести гимнастику и придумывать упражнения надлежало всем по очереди в порядке расположения столов, начиная от окна. Забавно было смотреть, как Иван Иванович тяжело пыхтя и отдуваясь, пытается присесть больше двух раз.

Быть может, само по себе ничего плохого и не было во всем этом, но народ усматривал ущемление личной свободы и элементы насилия. Андрей язвительно предлагал составить график посещения туалетов, Игорь выдвинул рацпредложение о проведении в обеденный перерыв коллективных спевок и хоровом пении патриотических песен с целью сплотить коллектив. Он даже не поленился, разыскал а Интернете российский гимн и распечатал на принтере всем по экземпляру. (Вообще, обычно вялый и сонный Игорь в последнее время совершенно изменился. Он стал энергичным, в глазах огонек. Осведомленные люди поговаривали, что он уже живет гражданским браком со своей возлюбленной и в январе у него свадьба.)

Последней каплей стало установление опечатанного личной пломбой шефа деревянного ящика с прорезью, наподобие урн для голосования, для предложений об улучшении условий труда и анонимных заметок о том кто или что мешает плодотворной работе. Предложения посыпались дождем, почти во всех было написано (естественно, без подписи), что работе мешает новый начальник отдела Иванов Дмитрий Николаевич.

Надо отдать ему должное, он вполне спокойно отнесся к такому факту и, видимо, даже задумался, потому что приостановил свою бурную деятельность по научной организации труда, как он ее понимал.

Или что-то задумал. Время покажет.

 

***

 

Со Светой мы перетряхнули весь ее хлипкий гардероб, но за исключением скромненькой светло-зеленой блузки остановиться было решительно не на чем.

– Боже мой, ну так надену эту блузку и свою черную юбку – делов то куча. Кому я там нужна буду. Сяду в уголок, что б никто не уволок. Наемся от пуза, что я зря такие деньжищи отваливаю. Если удастся, то и сопру чего-нибудь со стола для своих голодающих деток Поволжья.

– Сума не сходи – опозоришься еще. Вот стыдобища будет.

– Нет, милая моя, позор не мне, а тем, кто довел меня, законопослушную гражданку с высшем образованием, между прочим, честную труженицу, мать двоих детей до такого состояния. Стыд им и позор на века. Слушай, а к блузке у тебя ничего из бижутерии не найдется – жемчуг там, колье бриллиантовое?

– Верно, как я забыла, есть серьги, – с этими словами верная наперсница моих затей вынула из шкатулки симпатичные темно-зеленые серьги с мельчайшими искрящимися вкраплениями, – Камень авантюрин, а оправа – мельхиор.

– Авантюрин – это то, что надо, так как весь этот культпоход в ресторан есть чистой воды авантюра. Давай до кучи свои зеленые тени для глаз и ту перламутровую помаду, что ты покупала вместе со мной не далее как на прошлой неделе. Не боись, что останется, честно верну. Я женщина порядочная.

О^,кей, к встрече Нового года мадам Маркелова готова!

 

* * *

 

Как жаль, что безвозвратно минула эпоха светских балов, изысканных дамских туалетов, платьев до пола с оборками, со шлейфами, с веерами, замысловатых причесок, украшенных страусиными перьями и жемчугами. Как бы я хотела иметь хоть одно роскошное бальное платье. Или два. Нет, не два, а целых три – нужно, что ни говори! Одно белоснежное из легчайшей искрящейся ткани, с открытыми плечами, затянутое в талии буквой Х. Другое – желтое, шитое золотом с легким газовым  шарфом к нему. А третье – темно-красное парчовое со шлейфом, расшитое ручной вышивкой и крупными сверкающими рубинами.

Как жаль, что у меня никогда не будет таких платьев!

 

* * *

 

Ночью мне не спалось. Это было странно, потому что бессонницей я не страдаю, а наоборот, чуть голова коснется подушки, и я мгновенно проваливаюсь в сон.

Вспоминалось детство, самые ранние мои воспоминания, отрывочные, яркие картинки.

…Вот ранняя весна, мальчишки во дворе пускают бумажные кораблики по ручью, а потом азартно несутся вслед за ними, перепрыгивая через лужи. Некоторые шлепают прямо по ним, поднимая фонтаны брызг. Мне тоже отчаянно хочется иметь такой кораблик, но я понимаю, что мечта эта абсолютно несбыточная и мне только остается стоять в сторонке и остро завидовать этим  мальчишкам.

…Опять весна, но снега почти нет, только местами лежат остатки черного грязного изъеденного солнцем снега. На тополях набухли почки и если приглядеться, то видно просвечивающие сквозь смоляные оболочки, похожие на надкрылья кузнечиков, нежные зеленые листочки. Я вдыхаю этот волшебный запах распускающейся тополиной почки, и голова моя кружится от этого невозможного аромата.

…Мы с папой идем на парад. 1 Мая. У меня в руке красный шарик и маленький флажок на деревянной круглой палочке. Папа такой красивый, на лацкане пиджака приколот красный бант, а на груди висит фотоаппарат. Небо синее-синее и такое высокое. Счастье переполняет меня.

…Хорошо помню конопатого мальчика Валеру с нашего двора. Ему тогда было, как и мне, что-то около 5 лет. Это был не по годам серьезный, основательный мальчик, прямо мужичок с ноготок. Он считался моим женихом. Звание это Валера сполна оправдывал: защищал меня от обидчиков, угощал карамельными подушечками, которые в народе звались «дунькина радость». Иногда он гладил меня по голове и называл «моя Маринка», но из-за картавости у него получалось «моя Малинка». Где он теперь, мой преданный кавалер Валерик? Жив ли, счастлив ли, помнит ли меня, свою ягодку-малинку?

Слезы заполняют глаза, скатываются по вискам на подушку.

И зачем мы все приходим в этот мир, мелькнув снежинкой на мгновение, чтобы навсегда исчезнуть бесследно? Какой смысл во всех наших метаниях, поисках жизненного пути, преодоления трудностей. Быть может, надо просто спокойно плыть по реке жизни, не мечтая, не терзаясь несбыточным, не мучаясь неосуществленной любовью. Плыть и плыть как осенний лист по ручью.

 

* * *

 

Бывают же встречи в жизни!

Сынок Андрюшка ходил последние дни в трауре по причине упорной несдачи зачета по материаловедению злыдне-преподавательнице и по совместительству заведующей учебной частью Елене Александровне.

«Старая курица, медуза Горгона, вампирша,» – это были еще самые мягкие определения сыночка в ее адрес. Бедняга пыхтел над конспектами ночи напролет, но результата не было. Наконец, вздыхая и преданно заглядывая мне в глаза, он намекнул, что пора, пожалуй, и мне подключаться. «А может взятку ей дать?» – предложила я. «Так она же ненормальная – не берет. Придется тебе, мать, включить женскую дипломатию. Меня она слушать не будет, но если ты слезу пустишь, то, может, проймет».

Как я не люблю такие дела, но что делать прикажете. Ради родного дитяти, чего не сделаешь и я, положив в сумку коробку конфет, двинула в техникум. Попробую бить на жалость. Я очень редко прибегаю к подобному методу, только когда все другие не принесли ожидаемого результата. Сейчас был как раз тот случай.

Поблуждав по коридорам, я нашла нужную дверь, зашла и … столкнулась нос к носу со своей школьной подружкой Ленкой, с которой просижено за одной партой не один школьный год. Мы были две подружки-хохотушки, на переменах ходили не иначе как под ручку или в обнимку. Она давала мне списывать диктанты, а я успевала решать на математике и свой и ее варианты. Самые счастливые воспоминания – когда ее или мои родители уезжали, и мы оставались одни в квартире. Чего только не было говорено в такие вечера! Мы забалтывались далеко за полночь, потом жарили на сливочном масле ломти батона и пили с ними чай на балконе под тусклым светом вынесенного туда торшера. Мои сыновья обхохотались бы, если бы я им рассказала, что мы говорили об Онегине, о Наташе Ростовой, о смысле жизни. Не все разговоры, конечно, были такими содержательными. С большой охотой мы с Ленкой сплетничали про одноклассниц, признавались, какие мальчики нравятся. А гадания!.. Как мы любили рождественские гадания! Топили в алюминиевом ковшике воск и выливали его в холодную воду, пытаясь потом отыскать смысл в застывших восковых кляксах, раскладывали карты, крутили блюдечко, вызывая дух Пушкина, чтобы задать ему пару наболевших вопросов.

А потом мои родители получили квартиру побольше в другом конце города, я перешла в другую школу и наша дружба поневоле затухла. Теперь солидная и раздобревшая Ленка, пардон, Елена Александровна, прослезившись такой встрече, сидела передо мной.

Вопрос с зачетом был, конечно, решен в две секунды, конфеты мы мигом «уговорили». За десять минут, имеющихся у нее между парами, она скороговоркой успела поплакаться о своей несчастной жизни («без мужа ращу сына Темку, оболтуса шестнадцати лет; живем в общежитии; в прошлом году похоронила маму; зарплата хоть и за полторы ставки – только ноги не протянуть» и т.д.). Было решено перенести вечер воспоминаний на начало следующего года по причине ее крайней занятости в настоящее время, и мы, обменявшись телефонами, разошлись ненадолго, как нам твердо верилось в тот момент.

 

* * *

 

Я твердо знаю по своему солидному жизненному опыту, что если подряд случились две неприятности, то, значит, я вошла в черную полосу невезения. И тут практически бесполезно предпринимать какие-либо действия, а надо по возможности с меньшими потерями просто пережить этот период.

Субботнее утро началось с того, что Мурка уронила со стола керамическую вазу, которая сто лет там стояла.

– Ну, ты и чукча, Мурында-дурында. Чукча с ушами. Морда кошачья, – беззлобно ворчала я чисто для приличия, собирая с паласа осколки. Меня никогда не расстраивают такие пустяки, как битая посуда или по нечаянности испорченная вещь. «Теряют больше иногда».

Но второе происшествие огорчило больше: я потеряла проездной билет на автобус. Уходя в школу, Максим попросил его, чтобы с друзьями съездить в центр города купить подарок учительнице к празднику, я сунулась в сумку, по карманам, а его нет. То ли сама выронила вчера, когда ехала домой с работы, то ли какой добрый молодец, пользуясь теснотой в час пик, вытащил из моего кармана. Но факт, есть факт.  До конца месяца (и даже года) оставалось всего пять дней, из них четыре рабочих. Но проездной все равно было жалко. А больше расстроило то, что впереди предстояли другие беды, что вы хотите – черная полоса. Пытаясь исчерпать поскорее резерв неудач, я сознательно разбила уже треснувший бокал и банку с отколотым краем (все равно в нее заготовки уже не закатаешь), разорвала свой халат, который за «древностию лет» трещал по всем швам, на тряпку для посуды и половую тряпку. Немного успокоив себя этими жертвами, принесенными мной духу неудач дабы его умилостивить, я принялась за привычные субботние дела. Поставила тесто на пироги, вооружившись пылесосом и тряпкой принялась за уборку по дому.

Телефонный звонок прозвучал тревожно. Поколебавшись, я все же взяла трубку.

– Здравствуйте. Будьте добры, позовите к телефону Марину Маркелову, – мужской глуховатый голос был мне незнаком.

– Это я.

– С вами говорит Алексей, муж вашей знакомой Гали Афонькиной. …Галя умерла. Сегодня похороны. Вынос в 14 часов. Приходите…

………………………………………………………………………………….…………………………………………………………………………………………..……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

 

 

* * *

 

Однажды прошлым летом я ехала в автобусе с дачи. Рядом со мной села пожилая женщина с букетом удивительно красивых астр. Астры мои любимые цветы, они никогда не оставляют меня равнодушной. Но те цветы были особенно красивыми, я такие раньше не встречала: самый кончик каждого  темно-красного лепестка был белоснежным, отчего крупные пышные шапки соцветия казались покрытыми инеем. Женщина пояснила, что это такой сорт астр под названием «седая дама». Какое точное название! Действительно, похоже на даму, тронутую сединой. Совсем как я. Хотя, слово «дама» ко мне совершенно не подходит. Дама – это благородное существо женского пола, красивое, породистое, ухоженное, с соответствующими манерами и прекрасно одетое (определение мое, а не Владимира Даля). Я же просто тетка. Седеющая тетка. Тетка с инеем на голове.

 

* * *

 

На заводе переполох! В предпоследний рабочий день года с утра на доске объявлений был вывешен приказ, смысл которого с первого раза не доходил, поэтому в фойе собралась приличная толпа людей, читающих, перечитывающих и комментирующих сей перл.

Пункт первый: генерального директора Заплаткина В.В. уволить по собственному желанию, назначить на эту должность Кузькина Г.М.

Пункт второй: решением нового генерального ликвидировать инструментально-ремонтный цех, цех переработки пластмасс и гальванический цех, объединить два сборочных цеха в один, объединить планово-экономический и финансовый отделы в управление финансово-экономического планирования, переименовать отдел сбыта в управление продаж и маркетинга.

Пункт последний и самый непонятный: в связи с реорганизацией уволить по сокращению штата таких-то и таких-то. Далее шел список из шестнадцати человек, где были начальники ликвидируемых и объединяемых цехов и отделов, далее исполнительный директор, директор по производству, коммерческий директор, главный инженер, ряд начальников цехов и отделов и их замов. Практически в этом списке был весь руководящий состав нашего завода.

Как говориться, слов нет. То есть как раз наоборот, слова очень даже были. Нечего и говорить, что, несмотря на аврал и прочие горящие дела, сопровождающие конец года, сегодня всем было не до работы. Взбудораженные люди роились кучками по коридорам, группками и поодиночке бегали из отдела в отдел, переполненные туалеты гудели как ульи в период цветения медоносов. К обеду слухи и домыслы сформировались примерно так:

Вариант первый: неведомый Кузькин Г.М. тоже из Москва, он друг, бывший сокурсник и соратник Заплаткина В.В., который сам обратился к своему более решительному приятелю с просьбой побыстрее довести завод до банкротства.

Вариант второй : Заплаткин просто проиграл завод со всем содержимым в казино, и теперь новый хозяин действует по принципу «что хочу, то и ворочу».

Вариант третий: на заводе произошел переворот, путч, ГКЧП заводского масштаба, рейдерский захват, бедного Заплаткина держат связанного с кляпом во рту неведомо где, поэтому приказ недействителен и скоро все прояснится и встанет с головы на ноги.

Совсем непонятно зачем надо было ликвидировать инструментально-ремонтный цех. Машиностроительное предприятие без инструментально-ремонтного цеха – это как балерина без одной ноги. Видимо, завод будут перепрофилировать, как вариант: закупят инкубаторы и будем разводит кур или даже страусов. Про увольняемых говорили, что таким образом из-под завода выбивают все подпорки, чтобы никто из старых кадров не мешал хозяйничать. Самые рьяные требовали немедленно сообщить о происходящем безобразии в прокуратуру, полицию, ФСБ, УЭБ, ОМОН, ООН и срочно позвонить в Москву самому министру или даже президенту, пока этот Кузькин нам всем не показал кузькину мать.

Наконец, сформировалась группа из начальников (сокращенных и несокращенных), которая делегацией направилась в приемную генерального (Заплаткина, Кузина -?) для выяснения всех обстоятельств. Все, затаив дыхание, ждали результата. В обед все остались на своих местах, только некоторые сбегали в буфет за сухим пайком, как знать, быть может, придется перейти на военно-осадное положение.

Спустя почти полтора часа делегация вывалилась из приемной генерального. Лица их были озабочены. Рядом с приемной находится наш актовый зал, двери в который кем-то предусмотрительно были уже открыты. Не сговариваясь, все пошли в зал – делегация в президиум, остальные расселись напротив. Первым заговорил главный инженер Железнов. Приказ действительный, генеральным назначен Кузькин Григорий Михайлович, пятьдесят восьмого года рождения, образование высшее техническое. Заплаткину Василию Владимировичу предложен высокий пост в Москве, поэтому он добровольно снимает с себя обязанности, бывшие у него на нашем заводе. Профиль завод остается прежним. На базе ликвидированного инструментально-ремонтного цеха, гальванического и цеха переработки пластмасс будут созданы самостоятельные ООО, не входящие в состав предприятия, но напрямую сотрудничающие с ним на договорной основе. Большая часть сокращенных сегодня работников будет принята на завод заново по договору, действующему в течение календарного года, в конце которого генеральный лично будет решать вопрос о его пролонгации. К первому рабочему дню нового года будет окончательно разработана новая структура нашего ОАО.

Поколебавшись, Железнов от себя добавил, что лично на него Григорий Михайлович произвел впечатление человека делового и знающего.

Все ясно, нашим руководителям рот заткнули, ведь они еще не знают, кто из них останется на своих местах. Похоже, этот Кузькин хороший психолог и дядька хваткий. Что ж, нам только остается ждать, что будет дальше.

«Дальше Колымы не сошлют, больше одного раза не расстреляют».

А лично я уже ничего не боюсь. Надоело! Потеря работы – это еще не крах всей  жизни. Что нам говорит народная мудрость? Она нам говорит: «Все что ни делается – к лучшему». Так стоит ли горевать о работе с окладом на уровне прожиточного минимума плюс прогрессивка? В условиях нашего города и завода это, конечно, не так и плохо. Но это смотря с чем сравнивать. Если, например, сравнить с зарплатой американца или европейца (любят ведь наши правители равняться на них), то попробуйте предложить тому же американцу зарплату в двести долларов. Если он человек сдержанный, то всего лишь подаст на вас в Страстбургский суд или в ООН за оскорбление его человеческого достоинства, если он псих, то просто начистит вам физиономию. И будет прав. Так стоит ли горевать о такой работе, я вас спрашиваю, господа хорошие? Пойду в дворники, в уборщицы, в сиделки к паралитику, могу заниматься и репетиторством по физике или математике. А что еще я могу? Конечно, очень много ограничений по возрасту и физическим возможностям: я, например, никогда уже не смогу быть балериной или космонавтом. Хотя, почему бы и нет. Существует ведь балет толстушек. Почему бы не быть балету женщин-инженеров предпенсионного возраста. Ну, вряд ли из меня выйдет стриптизерша. Хотя, опять-таки, почему бы и нет? Кто сказал, что стриптизерша должна быть молоденькой и с фигуркой топ-модели? Покажите мне, где это написано, в какой инструкции для стриптизерш. Просто люди привыкли к стереотипам, и когда произносится слово «стриптизерша», то тут же возникает соблазнительной образ этакой полураздетой куколки Барби. Вот и танцуют вокруг шестов одни стандартные куколки, на них уже и смотреть не хочется, глаз замылился, а вот если на помост выйду я и начну в меру своей сексуальности выделывать «па», то уверена, что все, кому посчастливится быть участником такого зрелища, этого шоу долго не забудут, во всяком случае, равнодушных точно не будет, а будет полный аншлаг. Нет, в стриптизерши я пока не собираюсь. Но не потому, что  меня не возьмут, а потому, что я пока этого не хочу. Кем бы я еще могла быть? Да кем угодно: писательницей, законодательницей мод, дрессировщицей тигров, любовницей Кузькина, в конце концов. А вдруг ему как раз нравятся женщины пост-бальзаковского возраста, с сединой в волосах, издерганными нервами и в начальной стадии климакса? И закрутим мы с ним роман, держись Америка! И покатим с ним в кругосветное путешествие! А когда наш бурный роман исчерпает себя, я брошу Кузькина и пойду в стриптизерши. А потом слетаю в космос. Вот так и не иначе.

 

* * *

 

На следующий день с утра я несла в отдел связи на отправку по факсу несколько подготовленных писем. Из приемной генерального вышел незнакомый мужик. Когда мы с ним поравнялись, наши глаза встретились, и я поразилась его взгляду. На каменном неподвижном невыразительном лице глаза как будто жили своей самостоятельной жизнью. Очень цепкий пронзительный взгляд умных холодных и одновременно яростных глаз. Такой взгляд бывает, наверное, у безумцев и гениев. Я обернулась ему вслед. Со спины это был обычный дядька в джемпере и джинсах, кривоногий и плешивый.

В отделе связи кипела работа. Бедные девчонки крутились как белки в колесах, пакуя и распаковывая конверты с почтой, факс-аппараты накручивали рулоны принимаемой информации, по компьютерам передавалась и принималась электронная почта.

-Всем физкультпривет! – прокричала я, – Тут я вам несколько писем подкину, чтобы не скучали, лады? Кстати, девчонки,  вы не знаете, что это за незнакомый мужик в джинсах по коридору шарахается с глазами как у параноика?

Все разом повернулись ко мне. Старшая над всеми Валя сделала круглые глаза и громко прошептала:

-Тише, не ори так. Это же наш новый генеральный директор Кузькин.

Ба-ба. Дожили.

-А мне он понравился, – как всегда жеманно произнесла Ольга Денисова, очень манерная и всегда при идеальном макияже девушка.

-Что там может понравиться, я не понимаю: ноги кривые, одет как бедный студент, несмотря на свой приличный возраст и положение, на голове лысина, глаза как у эпилептика в состоянии приступа. Короче, тихий ужас, а не директор.

Валя опять сделала круглые глаза и приложила палец к губам. Можно подумать, что у них поставлено подслушивающее устройство.

– Вот именно не понимаете, Марина Григорьевна,- продолжала гнуть свое Ольга, – кривые ноги и лысина – это признаки высокой сексуальности мужчины. А в несоответствии высокого положения и непрезентабельного вида есть определенный шарм. Что касается его взгляда, то он также говорит о его большом темпераменте, что, согласитесь, несомненный плюс. Я бы не прочь познакомиться с ним поближе, и даже очень поближе, – она мечтательно потянулась как кошечка.

– Говорят, у него в Москве жена, а также взрослые сын и дочь, – заметила  рассудительная Валя.

– Вот именно, в Москве, – подняла вверх наманикюренный указательный пальчик Ольга, – а такому мужчине женщина нужна постоянно. Нет, девчонки, придется мне определенно им заняться, – она обреченно вздохнула.

Девчонки рассмеялись и опять уткнулись каждый в свое.

…До Нового года оставалось два дня. Шли последние часы последнего трудового дня уходящего года.

После работы идем в ресторан всем отделом (даже Андрей, поломавшись, все-таки сдал деньги на это мероприятие). Гип-гип, ура!

Сегодня рано утром – мы только встали – позвонил Володя. Сообщил, что они уже в поезде, вечером будут у нас. Я извинилась заранее за свое отсутствие, сообщила, что иду в ресторан. «Красиво живешь» – заметил он. Еще как красиво. Красивей некуда.

 

* * *

 

Что бы я попросила у золотой рыбки, если бы неважно каким чудом она у меня появилась?

Желание первое. Хочу, чтобы мои сыновья и сыновья моей сестры (то бишь, мои племянники Ванька и Женька) сумели реализоваться в жизни, то есть найти свой жизненный путь и твердо следовать по нему к поставленной цели. И цель, разумеется, была бы благородной и достойной.

Желание второе. Хочу жить полной, осмысленной жизнью. А то за всей суетой теряется смысл существования, все больше чувствуешь себя запрограммированным био-роботом. Просыпаешься с мыслями, что надо успеть сегодня сделать обязательно то-то и то-то, а что может подождать. Вскакиваешь, и пошла карусель: ставишь чайник, бежишь умываться, чистишь зубы, будишь ребят, трясешься в переполненном автобусе на работу, суетишься там несколько часов с бумажками, которые через несколько лет на фиг никому не нужны будут, бежишь по магазинам, заскакиваешь  к родителям, готовишь ужин, воспитываешь, стираешь, моешь, наконец, выжитым лимоном валишься в постель, чтобы забыться до утра. А утром все по новой. И нет времени, чтобы осмотреться, подумать, просто порадоваться жизни, почитать хорошую книгу. Иногда, только с изумлением замечаешь, что тебе 30 лет, 35, 40, 44, а потом 60, 70. Все, мадам, приехали, ваша остановка, вам выходить. Начинаешь судорожно думать, а когда же я жила? Что я такого-сякого сделала в своей жизни? И оказывается, что и вспомнить нечего. Разве что в детстве и юности и солнце светило, и радуга была, все было, все было и любовь была. А потом? Потом практически ничего. Ну, не шефа любимого же мне вспоминать, в самом деле,  на закате дней своих. А может мне попробовать любовника завести? Еще не вечер и если очень постараться, то вполне возможно. Чтобы было, что вспомнить в свой последний час, кроме пионерского детства. В общем: подайте мне, пожалуйста, на блюдечке с голубой каемочкой интересную, наполненную приятными событиями, счастливую судьбу.

А третье желание? Есть и третье желание. Хотя оно на самом деле первое, потому что самое заветное. Только я вам про него не расскажу. Секрет. Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании (из одного человека – меня), для скромной такой компании, огромный такой секрет!

Осталось только найти золотую рыбку. Рыбка, ты где, а-у-у-у?

 

* * *

 

В зале царил полумрак. Обстановка была торжественная и интимная одновременно. С десяток- полтора круглых столов располагались по периметру зала. В центре стола, рассчитанного на три персоны, горели светильники, стилизованные под подсвечник со свечой. На каждом столе стояла бутылка шампанского, бутылка вина и пузатый графинчик с водкой. Красовалась и ваза с фруктами. Мягкие удобные стулья, льняные салфетки, на полукруглых окнах замысловатые шторы из розовой шелковой ткани, вышколенные официанты. Точечные светильники рассеивали мягкий розоватый свет. В самом центре зала стояла роскошная искусственная красавица елка под три метра. Она была не привычного зеленого цвета, а вся белая с мерцающими на концах иголками. Украшениями на ней были синие и лиловые банты. Мы с подругой Зиной были здесь последний раз двадцать лет назад, когда делали вдвоем девичник накануне моей свадьбы. Нечего и говорить, что сейчас ничто не напоминало тот совковый общепитовский ресторан.

Бестолково потоптавшись, я и мои коллеги стали распределяться по столам. Я первая села за столик недалеко от входной двери, предоставив право выбора сидеть или не сидеть со мной другим. Люди рассаживались по интересам и по возрастам: Игорь и Андрей усадили с собой рядом секретаршу Леночку, Нина Ивановна села с Иваном Ивановичем и Алевтиной Алексеевной, Рябова села с Васильевой (интересно, кто сядет с этими стервами?). А, ну конечно, они зазывают к себе нового шефа – подходящая компания. Но, к моему великому изумлению, Дмитрий Николаевич улыбаясь отнекался от их приглашения и, лавируя между столами, направился прямехонько ко мне. Надежды не осталось, когда он плюхнулся на соседний стул. Здрасьте, я ваша тетя. Фиг теперь стянешь что-нибудь со стола. Весь вечер насмарку.

–         Не возражаете, Марина Григорьевна? – дежурно спросил он.

Как же, возразишь тут.

Наконец, все расселись. Естественно, за наш столик никто уже не сел. Засновали официанты, разнося подносы с салатами и холодными закусками.

– Нам повезло, Марина Григорьевна: всю выпивку будем делить не на троих, а пополам, – потирая руки, подмигнул мне шеф.

– Считайте, что вам, Дмитрий Николаевич, повезло вдвойне: водку я не пью совсем, вина разве что грамм 50  и шампанского на донышке. Так что  все это, – я кивнула на спиртное,  – ваше.

– Нет-нет, только пополам.

– Тогда вам придется доставить меня домой, так как после второй рюмки я обычно засыпаю.

– Не беспокойтесь, доставлю в целости и сохранности.

Наконец, первая очередь блюд была подана, шампанское открыто и разлито по фужерам.

– Дорогие друзья, – встал и начал свою речь глава отдела, обращаясь ко всем присутствующим, – Я очень рад видеть вас всех здесь, в этом прекрасном зале.

Далее он порадовался за себя, что ему повезло познакомиться с такими приятными людьми, как мы. Понадеялся, что мы сплотимся в монолит и добьемся высоких показателей в работе и прочее, прочее. Речь в целом мне понравилась, она не была слишком длинной и напыщенной. По окончании ее мы стоя прокричали «ура», выпили шампанское и набросились на закуски. По причине похода в ресторан сегодня практически никто не обедал, поэтому первые двадцать минут в тишине раздавался только звон фужеров  и стук вилок о тарелки.

Постепенно скорость поедания блюд стала убывать, по залу пополз шумок разговоров, смех все чаще раздавался то справа, то слева. Время от времени добровольцы выдавали экспромтом тосты.

Придвинув ко мне свою тарелку, мой сосед завел светскую беседу. Для начала, он мне сделал комплимент о том, что я сегодня прекрасно выгляжу.

– Не врите, Дмитрий Николаевич. Сегодня я выгляжу ничуть не лучше, чем вчера или позавчера.

– А вы, я смотрю, очень прямолинейный человек.

– Почему же, когда надо, я могу и соврать, и пойти на компромисс, и даже лицемерить. Но я стараюсь этим не злоупотреблять без необходимости.

Он внимательно посмотрел на меня.

– А вы знаете, Марина Григорьевна, я это сразу понял, – после минутной паузы изрек он, –  вы не поверите, но я довольно проницательный человек. Я, например, знаю, что произвел на вас впечатление недалекого самодура. Не трудно также догадаться, что в отделе в настоящее время мне никто не симпатизирует.

Я неопределенно улыбнулась, что можно было расшифровать как угодно.

Он придвинулся еще ближе.

– Но я надеюсь, что в ближайшем будущем ваше мнение на мой счет переменится. Мне бы этого очень хотелось. У меня к вам будет просьба. Я в коллективе в буквальном смысле без году неделя. Не могли бы вы мне коротко охарактеризовать каждого из присутствующих и, буквально в двух словах, рассказать о его семье, увлечениях.

Я посмотрела ему прямо в глаза:

– Извините меня, но я не гожусь в осведомители. Во-первых, я не люблю доносить на людей, а, во-вторых, я и сама знаю их недостаточно хорошо, так как мне известно ровно столько, сколько человек хочет, чтобы о нем знали. У меня нет привычки лезть в чужие души, копаться в грязном белье и искать скелеты по шкафам.

– Ну-ну, милая Марина Григорьевна, вы уж голубушка не передергивайте. А то я сам себе монстром показался. А слова то какие, боже мой: «осведомитель», «доносы». Прямо 37-й год. Вы меня не правильно поняли, просто я хочу узнать людей лучше, ведь вы сами понимаете, что личное дело не дает полного представления о человеке.

– Но я действительно мало, чем могу вам помочь. Близко в отделе я ни с кем не дружу. Во вне рабочее время ни с кем не встречаюсь. То есть, были четыре  человека, которых я могла бы назвать своими друзьями, но двое попали под сокращение, одна плюнула на все и пошла торговать на рынке колбасой (кстати, ничуть не жалеет об этом), а одна женщина ушла на пенсию по возрасту.

– Ну, хорошо. Расскажите тогда о себе то, что бы вам хотелось рассказать.

– Уверяю вас, в моей биографии нет ничего удивительного. Родилась, детский сад, школа, ВУЗ, работа. Муж, двое сыновей, кошка. Вот и все. Давайте лучше поговорим обо мне в следующий раз. Я думаю здесь не лучшее место для таких разговоров.

– Ладно, ладно, – он примирительно похлопал ладонью по моей руке, – пойдемте тогда танцевать.  Я вас приглашаю.

Мы вышли в круг танцующих, где под песню группы «Белый орел» «Потому что нельзя быть на свете красивой такой» медленно кружилось несколько пар. Танцевать с Дмитрием Николаевичем было удивительно легко, он оказался хорошим танцором и галантным кавалером.

– Могу, по крайней мере, я вам задать один вопрос, – перекрикивая музыку, громко сказал он мне в ухо.

– Валяйте, – милостиво разрешила я.

– Почему окончив физико-математический факультет университета, вы работаете простым инженером?

– Во-первых, не простым, а ведущим. А во-вторых, можно встречный вопрос: что окончили вы сами?

– Сельскохозяйственную академию.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Краем глаза я видела, как шушукались Рябикова и Васильева, неодобрительно поглядывая на нас. Наверняка они решили, что у нас завязывается служебный роман, злобно завидовали мне и удивляли извращенному вкусу шефа. А всего то: он пытался меня завербовать в свои агенты, а я не согласилась, надеюсь без неприятных последствий для меня. То, что он не дурак, я уже точно знала. Злопамятен ли он, мстителен ли, покажет время.

А вечер продолжался своим чередом. Вскоре подали горячее – очень вкусные отбивные с картофелем «фри» и зеленым горошком. Мы с шефом вели светскую беседу на нейтральные темы. Он мило рассказывал про свою дочь студентку-первокурсницу, про домашнего кота Чубайса, прозванного так за его рыжий цвет. Мы даже договорились попробовать породниться через его Чубайса и мою Мурку. В общем, собеседник, как и партнер по танцам, он был неплохой. Но в подсознании я четко себя контролировала, чтобы не ляпнуть чего лишнего и напоминала себе время от времени, что при желании мы все можем показать себя ангелами, а на деле бывает все иначе, и я своими откровениями могу кому-нибудь повредить.

Пил он немного и меня не заставлял, чем еще больше расположил к себе. Еще несколько раз он приглашал меня танцевать. Уже не только Рябикова с Васильевой, но и другие с интересом поглядывали на нас.

– Это пироженное называется «хлопец кучерявый», – прокомментировал он поданное с кофе на десерт пироженное полусферической формы, густо посыпанное сверху шоколадной стружкой, которое по форме отдаленно напоминало макушку негритенка, – Интересное называние, не правда ли? Когда я здесь бываю, а бываю я здесь довольно часто, то всегда его заказываю. Очень вкусно! Попробуйте.

Пироженное было действительно великолепное. Оно простоя таяло во рту. Жаль только, что кофе был без молока, я не люблю черный кофе. Но это было единственное, что меня разочаровала в этот вечер. Он явно удался. От хорошей еды и выпивки, да еще под музыку в полумраке мои коллеги окончательно раскрепостились и выделывали коленца, кто во что горазд. Я, например, могла так никогда и не узнать, как великолепно, хотя и несколько старомодно, танцует Нина Ивановна, какой компанейский человек Иван Иванович, какой он милый, когда снимает с себя вечную маску уныния и улыбается. В общем, все были в ударе и, по моему, никто уже не сожалел о потраченной тысяче.

Под занавес вечера, когда я встала, чтобы идти в гардероб одеваться, бросив взгляд сожаления на оставшиеся в вазе фрукты, Николай Дмитриевич перехватил мой взгляд, с видом фокусника вынул из кармана сложенный целлофановый пакет и со словами «это все оплачено» мигом  вытряхнул в него содержимое вазы и передал мне.

В отличном расположении духа я возвращалась домой, любуясь звездным небом. Улыбка сползла с лица, как только я вспомнила, что дома меня ожидают дорогие гости.

 

* * *

 

Дома, несмотря на довольно поздний час, царила суматоха, какая бывает всегда при нашествии гостей. На полу в зале стояли три вместительные сумки наподобие тех, в каких возят свои товары челноки, и еще масса пакетов. Часть вещей была уже распакована и живописными грудами разложена на диване и развешана на спинках стульев. Я поздоровалась с Володей, расцеловалась с Викой, рассыпалась в комплементах Свете – из гадкого долгоногого утенка она действительно превратилась в прекрасного лебедя –  высокую красивую девушку с внешностью топ-модели.   Детки мои сидели на кухне, с молниеносной быстротой поедая деликатесы, привезенные родственниками, причем бутерброды с икрой заедались шоколадом, а апельсины закусывались бужениной. Мой пакет с фруктами, отвоеванными у ресторана, сегодня не произвел никакого впечатления.

Наконец, многочисленные джемпера, юбки, блузки и брюки были благополучно развешаны на плечики и помещены в предусмотрительно освобожденный мной для них шкаф. Полусапожки, туфли и ботинки размещены в тумбочку для обуви. Косметика из двух пакетов заняла целых две полки в стенке (похоже, что они приехали не на две недели, а, по крайней мере, на два года). Разговоры и расспросы было решено отложить до завтра. Категорически отказавшись от ужина и даже от чая – после 18 часов не едим – уже далеко за полночь гости, наконец, угомонились, и мы все отправились спать.

Завтра 31 января, последний день уходящего года.

 

* * *

 

Я очень люблю путешествовать! Странно звучит из уст человека, никуда не выезжающего по причине отсутствия финансов.

И все же, я очень люблю путешествовать! Более того, я очень часто путешествую. Практически постоянно. Я могу по своему желанию оказаться в любой точке земного шара в любое время, когда мне захочется. Завидуйте мне напыщенные дамы, которым состоятельные мужья или богатенькие любовники покупают турпутевки на острова, в Турцию или Париж! Подумаешь! Нет никакой гарантии, что в Париже не будет все время идти дождь, в Турции не произойдет землетрясение, а острова не смоет цунами.

В моем Париже всегда отличная погода! На моих островах буйствует сочная пышная растительность без всяких змей, тараканов, скорпионов и ядовитых пауков – той гадости, которая является неизменным спутником тропического рая. Меня никогда не облает хамоватый турок. Мой самолет никогда не захватят террористы (если только я им этого не позволю). Потому что все мои путешествия происходят только в моем воображении. Но в этом есть своя прелесть.

Боже мой, в каком фантастически волшебном путешествии я была, например, сегодня утром!

 Было раннее утро, преддверие рассвета. Я шла по лесной дороге. Ветви огромных вековых дубов, растущих вдоль дороги, смыкались сверху,  образуя сплошной зеленый шатер. Тишина. Покой. Лес в предрассветных сумерках только начинал просыпаться. Ноги утопали в стелящемся тумане. Вот первые низкие лучи солнца, пробившись сквозь ветви, упадали на мокрые  кусты и траву. Капли росы на паутине  сверкнули в этих лучах  россыпью бриллиантов. Робкие, неуверенные трели птиц разбавили  тишину леса.

 Внезапно лес расступился, и я оказалась на берегу круглого лесного озера. Кольцом вокруг него, как каемка по краю тарелки, росли плакучие ивы. Концы их гибких  изогнутых ветвей с узкими серебряными листьями были опущены в воду. Желтые кувшинки и белоснежные лилии только еще начинали раскрывать свои зеленые кулачки. И над всем этим великолепием рассекали воздух  огромные стрекозы со слюдяными крыльями. (Молчите, умники – ботаники! Не хочу слушать ваши рассуждения о том, что стрекозы не летают на рассвете. Когда я захочу, тогда они и будут летать.) Я опустила руку в воду,  она оказалась  теплой, как парное молоко. Я все скинула с себя и  скользнула в воду. Хрустальной прозрачности, теплая, как будто живая, вода обняла меня и тихонько понесла по течению. (Вы опять, умники,  возникаете? Да, в моем озере есть течение. Такое вот оно, особенное. И чтоб я вас больше не слышала!) Я долго плыла на спине, закрыв глаза, слушая шорохи леса. А потом рвала длинные стебли распустившихся лилий и кувшинок. И вокруг меня плавали, ныряли и смеялись длинноволосые русалки.

И опять я шла по окончательно проснувшемуся лесу. Уже вовсю пели птицы и цветы, шелестела листва. Вдруг, лес внезапно оборвался, дорога привела меня к краю огромной возвышенности, а внизу подо  мной расстилалась голубоватая долина вся в дымке, и огромное оранжевое солнце прямо напротив меня мягким не слепящим светом освещало  долину и лес. Восторг охватил меня! Я раскинула руки и полетела!!! Навстречу солнцу!!! 

…А вам слабо?!

 

 

* * *

 

Законы гостеприимства требовали, чтобы назавтра я встала пораньше и приготовила всем горячий завтрак. Сами мы по утрам не завтракаем и ограничиваемся только горячим чаем с бутербродами. Эх, поспала бы я сейчас часиков до десяти, но делать нечего. С неохотой выползя из теплой постели, я, стараясь не шуметь, отправилась на кухню.

Холодильник ломился от продуктов: сыры трех видов, колбаса вареная и полукопченая, остатки недоеденной моими детками буженины, пакеты с соками, фрукты, шоколад, торт со взбитыми сливками. Похоже, что наш старенький неизбалованный холодильник сам был удивлен своим содержимым. Вот бы всегда так! Но чужие продукты я трогать не буду. Сделаю, пожалуй, овощное рагу и клюквенный морс. Наши гости помешаны на здоровом питании, это должно им понравиться.

Пришлепала заспанная Мурка, мурлыча и трясь о мои ноги, требовала свою ежеутреннюю путассу. Отварила две небольшие рыбки – кушай Мурындоська. Для начала я взбодрилась крепким кофе с молоком. Настроение сразу поднялось. Похоже, я становлюсь кофеманкой: утро без привычной дозы кофеина для меня немыслимо. Конечно, хорошо бы пить настоящий молотый кофе, да еще со сливками, да с пироженным к нему, но  жизнь вносит свои суровые коррективы, поэтому мы с Сашей обходимся дешевым растворимым «Пеле».

Напевая се6е под нос, я привычно чистила картошку, шинковала капусту и морковь, а мысли витали то вокруг вчерашнего вечера, то улетали в заоблачную высь. И вдруг я вспомнила, что сегодня 31 декабря! Все, братцы мои хорошие, еще один год на исходе. Каким он был для меня? Перебрав события года, пришла к мнению, что был обычный год, обычные дела. Он не оставил особого следа в моей жизни. Но лучше никаких следов, ведь они бывают и в виде шрамов в душе и на сердце.

…В дверь кухни высунулась нечесаная голова Андрея:

– Че есть пожрать?

– Иди, умойся сначала, чудо в перьях. На завтрак овощное рагу.

– А нормальной жратвы нет? Мать, имей совесть людей силосом травить. Мясо давай!

– Сейчас тебе и мясо будет и зрелищ. Ты вчера натрескался на трое суток вперед.

– Мамуль, растущему организму треба куча витаминов и белков, – он потупил глаза, – Мамулечка-красотулечка, чего-нибудь вкусненького хочется.

– Да ешь, бога ради, вон холодильник ломится. Бери, чего душа просит. Только сначала мыться, одеваться. В доме посторонние женщины, а ты в трусах болтаешься.

Гости продрали глаза только к полудню. Долго холили босые и немытые из угла в угол позевывая и почесываясь в поисках то зубных щеток, то полотенец. Наконец, умытые, накормленные «силосом» и намарафеченные, дамы собрались и отправились по городу на разведку, Володя же улегся на диван перед телевизором, переключив его на спортивный канал.

Что бы приготовить на праздничный ужин?  Пицца и оливье – это само собой. Без этих традиционных блюд моим детям и праздник не праздник. Что еще? Сделаю голубцы и фаршированную рыбу. Еще салат из крабовых палочек с кукурузой, селедку под шубой и пирожки печеные с капустой и мясом. Пожалуй, хватит. А деликатесов и десерта наверняка добавят гости.

И закипела работа. Тесто поднималось, овощи на салаты варились, мясо было накручено младшим Маркеловым. Мурка тоже помогала чем могла: носилась по кухне, то и дело попадая мне под ноги, опрокинула миску с водой, чуть не уронила кактус с подоконника. Со скрипом, но удалось заставить Сашу взяться за пылесос (делала акцент на то, что приехали, между прочим, его родственники), а Андрея – за ведро с водой и половую тряпку.

Когда уже смеркалось, позвонила по сотовому Вика, что они со Светой едут в такси, уже подъезжают, надо их выйти встретить, у них много покупок. Володя с Андреем накинули куртки и спустились вниз. Я быстренько доделывала порядок на кухне. Практически все было сделано. До начала Нового года оставались считанные часы.

Ввалились с многочисленными свертками и пакетами Вика, Володя, Света и Андрей. Пока все раздевались, пока Вика сортировала и раскладывала покупки, Света не уставляла возмущаться на предмет, как можно жить в такой дыре как наш город, где «нет даже элементарного Макдональда и приличной пиццерии»?

 

* * *

 

За полчаса до полуночи мы все, наконец, уселись за праздничный стол. Мурка, как равноправный член семьи, с красным бантом на шее тоже торжественно сидела на табуретке. Пластмассовая елка в углу вспыхивала мигающей гирляндой. Стол не то чтобы ломился, но благодаря солидному вкладу приехавших родственников выглядел более чем прилично.

Вика в очень красивом вечернем черном платье, Света в ярком оранжево-черном полосатом джемпере и дорогущих джинсах, я во вчерашней зеленой блузке и неизменной черной юбке, мужская половина тоже принарядилась, кто во что горазд. Володя достал видеокамеру, дабы все запечатлеть для истории. Пока раскладывали салаты, разливали напитки, доставали бенгальские свечи, спички и хлопушки, чтобы они были под рукой в нужный момент, подошло время президентского поздравления. Мы внимательно выслушали руководителя страны, и, наконец, под бой курантов зашипело открываемое шампанское, запузырилось по бокалам и под дружное «ура» мы вступили в новый год!

Что принесет он мне, моей семье, моим детям, родителям, сестре и ее детям? Моей стране? Поживем – увидим. Недолго осталось ждать.

 

* * *

 

А в Париже шел теплый новогодний дождь, и праздничные толпы парижан радостно сновали под веселыми разноцветными зонтами …

 

Часть 2.

         Вот и позади новогодние каникулы, в  очередной раз устроенные нам нашим правительством. Устала как собака я за эти каникулы. Если бы не драгоценные гости, я бы, конечно, спала каждое утро часиков до десяти, потом гуляла бы, книги бы читала до одурения, каждый день по часу лежала в ванной. Или, наоборот, взялась бы за ремонт кухни – потолочные плитки и обои с клеем куплены уже два месяца назад, а воз и ныне там. Или бы пошла по гостям: к Надьке, к Ленке, к Зинке и т.д. Или бы…

Но, как говорится, мечтать не вредно, вредно не мечтать. Человек предполагает, а Бог располагает. И я, как Золушка, с утра до вечера, с вечера до утра каждый божий день драила раковины, унитаз, полы, посуду, что-то постоянно варила, жарила, пекла, благо продуктов было завались. Мурка наша за эти дни растолстела,  сразу стала привередой: это я не буду, то не хочу, это дерьмо ешьте сами.

Гости наши тоже были заняты. Оказывается, они решили купить себе в нашем городе скромную квартиру. Как объяснила Вика, они с Володей хотят в недалеком пенсионном будущем обосноваться в тихом провинциальном городе, где можно было бы спокойно коротать остаток жизни. Мегаполис – это так утомительно, шумно и суетливо, да и вредно для здоровья. Деревня тоже не для них, людей привыкших ко всем благам цивилизации. А вот наш город – то, что надо, тем более, здесь малая родина. А Свете уже куплена прекрасная квартира в Москве, куда она со временем переберется. Квартиру в Тюмени они оставят за собой – мало ли что в жизни бывает, будут ее пока сдавать. Вот как предусмотрительные люди все обдумывают заранее. Каникулы, как оказалось, на агентства по продаже жилья не распространяются (люди зарабатывают!), и вся троица – Вика, Володя и Света – мотались целыми днями по городу, рассматривая предлагаемые варианты. Под вечер они являлись голодные и недовольные, сметали все наготовленное мной и заваливались отдыхать, а я мыла посуду и чесала в затылке, чего бы эдакое придумать на ужин. Максим часами кого-то убивал, взрывал и резал в мониторе компьютера. Андрей, наконец, со скрипом сдал последний экзамен и заслуженно дрых каждый день до обеда. Муженек бдительно охранял телевизор, сутки напролет не спуская с него глаз. В общем, все были при деле.

Наконец, каникулы подошли к концу. Признаться, я даже радовалась тому, что пора идти на работу. Не то, чтобы я дико соскучилась по милым коллегам, но такой «отдых» мне порядком надоел. Тем более, было очень интересно узнать, что там наше новое руководство еще придумало на наши головы.

В последний день перед рабочими буднями наступившего года Артюковы устроили прощальный вечер. Квартира была наконец куплена, оформлена, продемонстрирована восхищенным родственникам. Ничего себе «скромная» квартирка, надо сказать: четырехкомнатная, крупногабаритная, с высоченными потолками, с двумя туалетами, один холл раза в два больше нашего зала и даже с окном. Я и не предполагала, что в нашем городе есть такие квартиры. Вика «обрадовала» меня сообщением, что Володя на все лето в отпуск приедет сюда, будет лично руководить отделкой квартиры, такие дела не стоит никому постороннему доверять, жить он будет, разумеется, у нас. Причем, это не вопрошалось, а утверждалось, то есть меня ставили в известность, не интересуясь моим мнением на сей счет. Володя – это, конечно,  не Вика и не Света, с ним намного проще, но все же меня как-то не вдохновило, что целое лето в нашей квартире будет обитать посторонний человек.

Наконец, гости дорогие упаковались, посидели перед дорогой, и такси умчало их на вокзал. Саша поехал с ними помочь перенести вещи к поезду. Максим в последний день каникул вдруг «вспомнил», что в каникулы ему надо было сделать кучу уроков и подготовить какой-то доклад, и теперь пыхтел, обложившись учебниками. Андрей занял освободившееся место перед компьютером и с энтузиазмом управлял маньяком с бензопилой, который бешено крушил все и вся на своем пути. Ну и игры у нынешних ребят. Поневоле заностальгируешь по временам тимуровцев и юннатовцев.

А мне стало грустно. Конечно, я грустила не по уехавшим родственникам. Еще чего! Мне стало грустно, потому что… А бог его знает, почему. Может, это зависть? Живут же люди, и чем мы хуже их? Счастье, конечно, не в деньгах. Счастье в их количестве. Невольно поверишь в судьбу. Вот, например, Вика. Мы с ней почти  ровесницы. В то время как в школе, а потом в университете я корпела над учебниками, добросовестно зубря законы Ома и Кирхгофа, Вика бегала по дискотекам. Правда, бегала она с умом. Надо отдать ей должное, она очень целеустремленный человек. А цель у нее была – удачно выйти замуж, что она и сделала, и теперь пожинает плоды этого мудрого шага. Выходит, у меня были не те цели.

Ничего, еще не вечер. Пока человек жив, у него всегда есть возможность все изменить. Вот и будем все менять к лучшему. Прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Пока я еще сама не сыграла в ящик. Ни фига себе каламбурчик родился!

Я взяла 12-листовую тетрадку в клетку, ручку и уселась за кухонный стол. Так, с чего начать? Начать надо с того, чтобы определить цели, к которым надо идти и пути, по которым надо идти к этим самым целям. Нет, даже не так. Надо сначала определиться, чем мы располагаем на данном этапе. Я вздохнула и уставилась в стену. А чем я собственно располагаю?

Во-первых, у меня есть какой-никакой муж. У некоторых и такого нет. Во-вторых, хотя на самом деле это во-первых, у меня есть двое замечательных сыновей. Это самое главное достижение в моей жизни. В-третьих, у меня есть своя трехкомнатная квартира хоть и в панельном доме, что согласитесь немало в нашей жизни. В-четвертых, у меня есть работа. Пока есть. Вот, пожалуй, и все. Да, не густо для 44-летней женщины.

Я расчертила тетрадный лист пополам и в правую половину с заглавием «Имеется» записала все четыре пункта. Левую половину озаглавила «Необходимо заиметь» и глубоко задумалась. Что же мне необходимо для полного счастья, в самом деле? Во-первых, конечно, деньги. Что бы там не говорили лицемеры и альтруисты, но как поется в песне «а без денег жизнь плохая, не годится никуда». Они дают нам свободу. Свободу действий, свободу перемещений, свободу любого выбора – в одежде, в питании, в выборе вида отдыха и жилья, в реализации замыслов и осуществлении заветных желаний, в выборе образа жизни, в конце концов. Нет, много денег мне не надо. Не более того, что необходимо для нормальной жизни меня и моего близкого окружения. Я не понимаю такого, когда миллионер стреляется, потому что у него, видите ли, состояние уменьшилось со ста миллионов долларов до десяти миллионов. Тебе что, дураку, десяти миллионов долларов мало? Да ты их до конца жизни не проживешь, а с собой в могилу все равно ничего не возьмешь. Стоп, я отвлеклась. Итак, деньги. Что еще? А все, наверное. Будут деньги, будет и все остальное.

Нет, что-то не так. А что мне надо для души, чтобы она пела и летала? Может, хобби завести? В самом деле, почему у меня нет никакого хобби? В детстве я коллекционировала фотографии артистов, марки, еще раньше – фантики. Сколько было радости и счастья найти или обменять редкий фантик или купить  фото любимой артистки. Итак, пункт номер два: заиметь хобби. Пункт номер три: привести в порядок тело, долой лишний жирок на пузе, да здравствует легкая походка, стройная осанка, порядок на голове, маникюр, ухоженное лицо. Пункт номер четыре… Тут я глубоко задумалась. А может мне хорошего любовника завести? Если с этим повезет, то я сразу несколько зайцев убью – будет и праздник души, и праздник тела, и праздник кошелька.

Щелкнул входной замок, вернулся муж. Он молча зашел на кухню и положил купленную буханку хлеба в хлебницу.

– Саш, как ты считаешь, я еще в состоянии заиметь любовника.

– Поздняк, – был равнодушный ответ.

Пожалуй, он прав. Фиг с ним, с любовником. Одни заботы только.

Я перевернула листок. Мне надо еще выбрать пути и способы достижения поставленных целей, составить программу минимум, программу максимум, придумать девиз, сочинить гимн и определиться с идеалом. Но это потом. Сейчас надо что-то на ужин сообразить и Мурынде пасть вискасом заткнуть. Хорошо еще Светлана, добрая душа, оставила для нее запас из нескольких пакетов. Чем я разбалованное животное кормить буду, когда они кончатся, ума не приложу. Ничего, посидит голодная несколько дней, опять начнет за милу душу суп да кашу трескать, да еще добавки просить.

 

* * *

         До обеда на работе все было тихо и спокойно, как в старые добрые времена. Гром грянул во второй половине дня. Вышло сразу два приказа (и когда только успели подготовить?). Приказ № 1 гласил: «В целях снижения себестоимости продукции … сократить численность ИТР путем объединения всех отделов в четыре управления по профилю. …Начальнику отдела кадров обеспечить трудоустройство высвобождаемых работников. При невозможности трудоустройства провести сокращение в соответствии с ТК РФ».

Приказ № 2: «Исключить из штатных расписаний подразделений открытого акционерного общества все имеющиеся на начало года вакантные единицы с внесением изменений в штатные расписания».

Согласно приложению к приказу № 1 наш и так немаленький отдел  объединяли еще с двумя отделами, которые по логике нас ни с какого бока по работе не касались. Начальником вновь созданного управления назначался, конечно же, наш любимый начальник, можно сказать, отец родной – Иванов Дмитрий Николаевич. Поперло человека в гору. Ох, зря я отказалась быть его правой рукой, левой ногой! Народ опять заволновался, потому что неизвестно как будет выглядеть новое штатное расписание.

В обед мы гуляли со Светой в сквере. Был чудесный январский день – ясный, тихий.

– У тебя есть хобби? – поинтересовалась я.

– Хобби? – хмыкнула она, – Ну, читать люблю, сериалы смотрю иногда, когда случается свободное время.

– Короче, никакого хобби нет, – констатировала я.

– А на фига попу гармонь. Нужно мне твое хобби как собаке интернет. Тут телевизор смотреть некогда, хронический недосып, а ты с ерундой пристаешь.

– Бедной духовной жизнью живете, девушка.

– Кто бы говорил.

– И то верно. Так давай придумаем себе хобби. Одно на двоих, чтобы интересней было. Будет общий интерес, детей и мужей приобщим тоже. Знаешь, как общие интересы сплачивают. В общем, твои предложения.

– Тогда нам надо коллекционировать бутылочные этикетки. Мужики наши будут пить, мы с бутылок этикетки сдирать, а детки их в альбомы клеить. А что, нормально, и главное, что все при деле. Дружно возьмемся, пойдет дело.

– Балда. С тобой как с человеком, а ты ерунду порешь.

– Ерунду порешь ты. Бабе под полтинник, пора о душе задуматься, белые тапочки присматривать, а она хобби на старости лет себе надумала искать. Я смотрю, ты в последнее время то ли в детство начинаешь впадать, то ли в старческий маразм. Климакс начинается что ли?

– Вроде, нет.

-Тогда переходный возраст.

– Какой еще переходный возраст? Переходный возраст у моих детей.

– Так у них из детства в юность, а у тебя из почтенно-пожилого в старческо-пердунский

– Щас как обижусь.

– На правду не обижаются. Я всего лишь констатирую факт.

Да, сестренка моя, хоть и младше меня на семь лет, но в отличие от меня человек практичный, пустыми фантазиями себя не обременяет.

Но как-нибудь на досуге хобби я себе все-таки придумаю.

* * *

Начало года, как и его конец, традиционно напряженные. В обед последние дни я уже не гуляла, а, не поднимая головы, корпела над бумажками, разгребая завалы. В выходные дни не хотелось выходить на работу, поэтому я предпочитала жертвовать обедом и задерживаться на час после работы. Мне нравится работать по вечерам. Ровно в семнадцать часов всех как тайфуном сметает, и я спокойно, не дергаясь и не отвлекаясь на звонки и разговоры, сижу себе перед компьютером или с калькулятором в обнимку. И производительность труда высокая в это время – за один час я делаю столько,  сколько за два-три часа рабочего времени.

Вот и сегодня тоже задержалась. Если бы дома не голодные дети и животные (я имею в виду не мужа, а кошку), я бы посидела еще. Но долг матери и жены обязывал вернуться в семью, и я со вздохом оторвалась от монитора, оделась, закрыла дверь, поставила ее на сигнализацию и вышла к лестнице. Лифт, конечно, уже не работал. И в это самое время я услышала,  как этажом выше закрылась дверь лифта. Я нажала кнопку вызова, и через несколько секунд лифт послушно открылся. Чудеса! Я зашла в кабину, и мы поехали. Мы – это я и какой-то дядька, который уже был там до меня. Световое табло высвечивало этажи –  3-й, 2-й, 1-й. Но на цифре «1» лифт и не подумал остановиться. Он провез нас на «0» и только после этого отключился. То есть совсем отключился. Погасло световое табло, погас и свет над нами. Мы стояли молча в полной темноте, еще на что-то надеясь. Дядька стал нажимать на все кнопки подряд, но они и не думали реагировать. Замуровали, демоны. Наконец, дяденька стал барабанить по двери кулаками и орать: «Эй, кто там есть?».  Но «там» никого не было. Стало жутковато. Но я мысленно скомандовала себе: «Главное, без паники!». Сейчас меня волновал один вопрос: «Что за человек мой товарищ по несчастью?». Если он паникер или, хуже того, страдает клаустрофобией, то кранты нам обоим, так как мне было уже абсолютно ясно, что в этом замкнутом пространстве площадью менее, чем в один квадратный метр, нам придется обитать до утра. Слава богу, что сегодня не пятница, а среда. Дядька все еще взывал к кому-нибудь. Впрочем, в его голосе не было паники или истерии, и это обнадеживало.

– Должна вас огорчить, но до утра мы вряд ли отсюда выберемся, – как можно бодрее произнесла я.

–         Вы так думаете?

–         Я в этом абсолютно уверена.

–         Даже так. И на чем основывается ваша уверенность?

Интеллигентный дядя мне попался. Тем лучше.

–         Моя уверенность основывается на том, – обстоятельно, а спешить все равно нам некуда, стала развивать тему я, – что во всем здании, похоже, больше никого нет. Это, во-первых. Во-вторых, по вашему, наш лифт где сейчас находится?

–         Где? – эхом отозвался невидимый собеседник.

–         Объясняю. Наш лифт находится в бомбоубежище.

–         Где?!

–         Нижняя часть шахты лифта располагается на нулевом этаже, который является бомбоубежищем, расположенным под зданием заводоуправления. Вы что, не принимали участия год назад в учениях гражданской обороны?

–         Нет, не принимал. Я недавно на заводе.

–         Считайте, что вам повезло. Я как вспомню, как мы в этом бомбоубежище противогазы  на головы натягивали, так вздрогну. Они, противогазы эти, чем-то посыпаны, тальком что ли. От него у меня лицо и глаза потом опухли и целый день зудели как у аллергика какого. У вас телефон сотовый есть?

–         Точно, телефон, – обрадовался дядька. Я чувствовала в темноте, как он обрадовано заулыбался.

–         Вы заранее не радуйтесь, – притормозила его я, – В этом бомбоубежище бетонированные стены полуметровой толщины. Вероятнее всего связи не будет.

Да, связи не было, я это почувствовала по огорченному пыхтению дяди.

–         Раз вы такая умная, – сказал он не без легкого раздражения, – то подскажите, что нам делать.

–         Будем рассуждать логически, – сказала я.

–         Будем, – согласился он.

–         Можно попробовать отжать двери лифта и выйти. Только это вряд ли получится. Но даже если мы и выберемся, то окажемся в конце коридора бомбоубежища, который отгорожен от остальной части капитальной металлической решеткой. То есть окажемся в клетке, как тигры в зоопарке. Что тоже не фонтан. Стало быть, нам надо рассчитывать только на помощь извне. Если мы услышим чьи-то шаги, то надо звать на помощь. Но вероятность мала. Проходная отсюда далековато, поэтому вахтеры хоть и сидят там круглые сутки, но нас не услышат. Люк в потолке кабины лифта, через который можно было бы попробовать пробраться наверх, напрочь отсутствует. Итак, подведем итог. К сожалению, он неутешителен: нам придется просидеть здесь всю ночь.

–         Умеете вы человека утешить, я вижу. Значит, ситуация у нас безвыходная.

– Вовсе нет.  Я недавно афоризм прочитала. Звучит он примерно так: «Из любой ситуации есть выход. Даже если вас сожрал лев, у вас все равно есть как минимум два выхода». Еще можно попробовать  помолиться и попросить помощи у Бога, мне это однажды помогло.

Дядька хмыкнул, помолчал, попыхтел и нерешительно спросил:

–         …И что теперь?

–         Будем ждать утра! – бодро сообщила я, – На наше счастье завтра рабочий день. Люди утром придут на работу. Ровно в семь включат лифт, и наступит долгожданная свобода. За несколько часов с нами ничего не случится. Вентиляция тут хорошая, температура нормальная. Без еды и воды люди сутками живут. Я читала, что один мужчина без еды больше пятидесяти дней прожил. Женщины, так те еще более выносливые. Еще я читала, что некоторые путешественники в отсутствие воды утоляют жажду собственной мочой. Будем считать, что нам дан прекрасный шанс переосмыслить свою жизнь или подумать, например, в чем смысл бытия.

–         И все-таки я до утра вряд ли доживу.

–         А что такое, – испугалась я, – у вас сахарный диабет, и вы не выживете без дозы инсулина?

–         У меня аллергия на болтунов, а вы похоже всю ночь тут трындычать собираетесь.

– Не беспокойтесь, молчать я тоже умею. Еще как. Просто я вас хотела немного ободрить. Но если вас это раздражает, то я молчу, как рыба об лед.

И я замолчала. Мы молчали минут двадцать. Дяденька пытался еще стучать, кричать, нажимать на кнопки, пока не угомонился. Я терпеливо хранила молчание. Тишина наступила как в склепе. Аж в ушах зазвенело.

Наконец, он вздохнул и сказал:

–         Чего вы там притихли? Лучше уж бухтите чего-нибудь.

–         Как космические корабли бороздят просторы Большого театра?

Он засмеялся, я присоединилась.

– Знаете что?  – взяла я инициативу в свои руки, – Раз уж нам не удается исправить эту ситуацию, давайте примем все как есть по принципу: «все что ни делается – к лучшему». Я предлагаю устроиться максимально удобнее, расслабиться, поговорить о чем-нибудь интересном и приятном. Для начала давайте выясним, чем мы вообще располагаем. У вас есть с собой что-нибудь съедобное? Например, шоколад или минералка, бутерброд с бужениной тоже бы сгодился. Может, у вас есть лом, чтобы дверь отжать, или фонарь, или хотя бы подушка с одеялом? Что у вас вообще есть при себе? Сейчас проверю, что у меня есть, – я стала в темноте шарить в сумке, комментируя свои находки вслух. – Итак, у меня есть зеркальце (сестренка Света подарила к Новому году, симпатичное такое, жаль, что не могу продемонстрировать), очки в футляре (минус три диоптрии, вот если бы мы с вами оказались на острове, то из них можно было бы соорудить лупу, с помощью которой разожгли бы костер, на котором мы бы пожарили выловленную вами в реке рыбу), несколько монет, носовой платок, заводской пропуск, проездной на автобус и … все.

– Да, не густо. Но у меня и того меньше – только деньги в портмоне, но сейчас тот редчайший случай, когда деньги ни к чему.

– Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Марина Григорьевна. Маркелова. Фамилия такая, – на всякий случай уточника я.

– Очень приятно. Мы с вами наполовину тезки. Меня зовут Григорий Михайлович. Кузькин. В смысле, фамилия такая.

Елки-палки! С самим генеральным в тесной компании! Вот это да!

– Как же это вы так опростоволосились, господин генеральный директор? – не удержалась я от ехидства, – Разве вас не персональный водитель на персональной машине домой отвозит?

– Люблю прогуляться пешочком после работы.

– Боюсь, что прогулки на свежем воздухе сегодня не получится. Впрочем, если желаете, мы можем походить с вами друг за другом по периметру кабинки, как заключенные в камере.

Мы опять надолго замолчали.

–  …Григорий Михайлович, а какого цвета у вас глаза?

–         Серые. А вы, мадам, какой цвет предпочитаете?

–         Мне нравятся глаза цвета крепкого кофе.

–         Карие, что ли? А мне больше по вкусу голубые.

–         Ага. И чтобы блондинка и ноги от ушей. И почему у вас, мужиков, все мозги так примитивно одинаково устроены? Почему, вам не нравятся, например, коротконогие шатенки с сединой в волосах. Поверьте, в них тоже есть определенный шарм.

–         Так женимся мы как раз на таких. А блондинки – это так, что–то вроде кукол Барби для девочек, поиграли и забыли. Тем более жены из них, как правило, аховые.

–         Ваша жена, должно быть, красавица.

–         Для кого как, а для меня самая красивая красавица. Женились мы по большой любви, потом много всякого было, но она меня всегда поддерживала, всегда была мне светом в окошке. В моей жизни всякого намешано. Вы не поверите, Марина, но я и спортом серьезно в молодости увлекался, потом наукой занимался, стал кандидатом технических наук, за докторскую было принялся, да тут перестроечная заваруха началась. Я тогда, чтобы семью прокормить в бизнес пошел. Первая попытка была неудачная, и мне пришлось даже срок отсидеть, недолго, менее года, но этот «университет» мне пришлось пройти. Суровая наука, скажу я вам. Но все, что ни делается – к лучшему, как вы говорите. Многому меня это научило, насмотрелся я всякого. Там, конечно, мрази полно, но и такие светлые головы встречаются, такие отличные мужики ни за что пропадают. Да, сурова наша Родина к своим детям. И тогда я решил: жизнь положу, все жилы из себя вытяну, но на коне буду! Мой долг, как главы семьи, обеспечить жену, дочь и сына, помочь родным и друзьям. Кроме меня это сделать некому. Да и себе доказать хотелось, что я мужик, а не амеба. С тех пор, как танк к цели двигаю, только кусты трещат. А если кто на моем пути встает, того ломаю к чертовой матери!

–         А если женщины и дети на вашем пути? Тоже к чертовой матери? Я так понимаю, что вы пришли на завод, чтобы его уничтожить, то есть обанкротить, людей на улицу выкинуть, а себе миллионы в карман положить. Но для работающих здесь, а их около пяти тысяч, зарплата – единственный источник дохода. А как же их дети? Чем они хуже ваших?

–         Я не благотворительная организация, мадам. У этих детей есть свои отцы, вот пусть они и поломают головы, пусть подсуетятся.

–         Не все мужчины обладают таким твердым характером, как вы. Не у всех такие возможности открываются. Очень многие ломаются, спиваются. А во многих семьях просто нет отцов. Вам не жалко тех ребятишек, которые будут страдать из-за вас? По ночам спокойно спите? Не страшно потом умирать будет с таким грехом на душе? Или надеетесь замолить на старости лет?

– Иди ты со своими розовыми соплями сказать куда, или сама адрес знаешь?! Я не Иисус Христос, чтобы печься о раем земном! Каждый решает свои проблемы сам! Я тоже сильно рисковал, когда брал большой кредит в банке, чтобы выкупить ваши паршивые акции и если бы прогорел, то сидеть бы мне сейчас не здесь, а опять в местах не столь отдаленных, где небо в клеточку, а друзья в полосочку, и никто бы тогда, кроме жены, обо мне не плакал. Заткнись лучше, надоела!!

…Мы сидели по разным углам и думали каждый о своем. С одной стороны он прав. Как сказал Омар Хайям: «Чем за общее счастье без толку страдать – лучше счастье кому-нибудь близкому дать. Лучше друга к себе привязать добротою, чем от пут человечество освобождать». Коммунисты, например, боролись за светлое будущее всех людей, порой забывая о близких. В результате, и семьи несчастливы, и идеалы оказались ложными. Мужчина как вол работает для родных – несомненно, он достоин уважения. Но вот методы, какими он обеспечивает благосостояние семьи, мне не нравятся. Но мало ли что не нравится мне. По крайней мере, его дети не голодают, как мои. Им обеспечено нормальное будущее, достойная жизнь, огромные возможности. Они могут ездить по свету, видеть мир наяву, а не только в мечтах, как я. Если судить по результатам, он прав. Тысячу раз прав, и не я ему судья. Я всего лишь неудачница, какими бы философскими разглагольствованиями это не прикрывать. Так что сиди, горемыка, молча, и не учи умных людей как надо плохо жить. И все же, если бы лично для меня на одном полюсе было благополучие моих детей, а на другом – сотни других детей, за счет которых оно обеспечивалось, я бы не захотела такого благополучия.

…Что там сейчас делают мои детки? Переживают, конечно. Такого никогда не было, чтобы мама не только с работы не пришла, но хотя бы задержалась надолго без предупреждения. Бедные мои ребятки! Хорошо если папаня трезвый с работы пришел. Первым делом, как выберусь отсюда, позвоню домой. Но не буду себя травить, раз ничего пока нельзя сделать. Не малыши ведь они. А сердце все равно ноет.

– Марина Григорьевна, ты там еще живая? – раздалось из угла, – Ладно, извини, погорячился я. Не обижайся. Давай мириться.

–  Я не обижаюсь. Я пришла к выводу, что вы абсолютно правы, а я абсолютно не права.

–         Это еще вопрос спорный. Давай лучше анекдоты рассказывать.

–         Валяйте.

–         Значит так. Идет по лесу медведь, а навстречу ему колобок…

Анекдоты из него сыпались как из рога изобилия. Рассказывал он их мастерски: коротко, емко, выразительно и очень смешно. Я ухахатывалась до слез, временами даже уши затыкала, чтобы успеть отсмеяться. Он тоже хохотал над своими анекдотами, как будто и сам слышал их впервые. Посмотрел бы кто на нас со стороны, вот бы удивился: очень взрослые, если не сказать больше, мужчина и женщина сидят на грязном полу в тесной кабине в полной темноте и ржут, как лошади. Наверняка подумал бы, что крыша у нас уехала.

Мы еще очень долго разговаривали о том, о сем. Умный, эрудированный человек, много повидавший на своем веку, с чувством юмора, Кузькин был хорошим собеседником, великолепным рассказчиком. Я слушала, развесив уши, его байки о разных жизненных ситуациях, рассказы о поездках в Китай и в Америку и параллельно думала о том парадоксе, что когда общаешься с такими людьми как Кузькин или Иванов тет-а-тет, то они обычно оказываются очень милыми и приятными людьми. Почему же в другое время мы оказываемся по разные стороны баррикад: они – класс имущих, хозяева жизни, мы – отбросы общества, мусор, пушечно-мышечное мясо. Потом он расспрашивал меня о моей жизни, и я, как это бывает в поездах со случайным попутчиком, подробно рассказывала о себе, о детях, о своих проблемах. Рассказала даже о своих  воображаемых путешествиях.

Наконец, я от души зевнула:

–         Интересно, который час. Спать жутко хочется.

Он включил экран мобильного, – Одиннадцать сорок три. Спите, Марина. Спокойной ночи. Можете опереться на меня, так будет удобнее.

Я вдруг рассмеялась:

– Если бы мне кто-нибудь сказал сегодня, что я проведу ночь вместе с генеральным директором, я бы ни за что не поверила. Пути Господни неисповедимы. Спокойной ночи, Григорий Михайлович.

…Проснулась я от громкого храпа и долго не могла сообразить, где я. Наконец, до меня дошло, кто храпит. Я устроилась поудобнее и опять заснула. Снилось мне, что я иду в сумерках по полю, и где-то недалеко пашет трактор. Вдруг фары трактора начали светить мне прямо в лицо, и тракторист громко закричал: «Марина, подъем!». Я с трудом разлепила глаза, страшно хотелось спать. В кабине горел свет, лифт ехал. Михаил Григорьевич склонился надо мной. Он тряс меня за плечо, приговаривая: «Марина, подъем».

Едва я успела вскочить на ноги, как двери лифта открылись. Хорошо, что в коридоре было еще пусто и некому было нас видеть. Михаил Григорьевич быстренько повел меня в приемную. Я глянула на себя в большое зеркало в приемной и ужаснулась. Растрепанная, заспанная, все пальто в каком то мусоре. Директор легонько втолкнул меня в свой кабинет и прикрыл дверь.

– Давай, голубушка, приводи себя в порядок, пока нет никого. Пройди в ту дверь, там и умывальник есть и все что надо. А я кофейку для бодрости нам организую.

– Я только быстренько домой позвоню…

… Умытая, причесанная, взбодренная кофе с печеньем, как ни в чем не бывало, я явилась в отдел, и ни один человек не догадался о моем приключении. Я решила никому ничего не рассказывать. Зачем?

 

* * *

 

Что-то давненько не была я в Париже. Эх, прокатиться что ли? Нет, в этот раз я не буду бессмысленно болтаться по парижским улицам, я поеду туда с определенной целью, а именно: пожалуй, я отправлюсь на демонстрацию моделей от известнейших кутюрье. Надо быть в курсе современных веяний моды и узнать, что будет модно носить этой весной, чтобы соответственно обновить свой гардероб.

         В демонстрационном зале показа мод, находящемся в самом центре Парижа, я уселась в первый ряд, чтобы лучше все увидеть. Слева от меня сидел импозантный седовласый француз лет семидесяти, справа – тощая, похожая на изможденную лошадь, старуха примерно такого же возраста. Ну, вот зачем им авангардная мода, скажите на милость.

         Наконец, начался показ. По подиуму стали сновать манекенщицы. Господи, боже мой, что было на них надето! На одной была просто накинута крупноячеистая сеть, типа рыбацкой, под которой просматривались крошечные трусики и прозрачный бюстгальтер,  другая вышла вся в разноцветных перьях, как попугай ара,  третья шла в чукских унтах, шубейке до середины попы, из-под которой мелькали ярко-желтые шортики, солнцезащитных очках и панаме, и тому подобная чушь. Носить это немыслимо совершенно нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах. Ужас! Тогда я стала просто рассматривать манекенщиц и ужаснулась еще больше. Тощие длинные швабры с выпирающими ключицами и крестцовыми костями, да к тому же с выражением лиц как у утопленников, пролежавших на дне водоема не меньше месяца. Я, правда,  не видела утопленников, тем более пролежавших в воде месяц, но уверена, у них именно такие физиономии. Бедняжки пытались ходить элегантно, вертеть бедрами. Но если бедер нет, то и вертеть нечем. Бедные, бедные девчонки, как комично они выглядели. Им бы подрабатывать на медфаке в качестве пособий для студентов, изучающих скелет человека. Глядишь, подработали бы немного, заработали на пирожки и булочки в студенческой столовой, откормились малость, стали бы на людей хоть  немного похожи. А то ведь чисто человеческие карикатуры. Неужели их кто-то искренне считает красавицам? Разве  только извращенцы. Я думаю, что все кутюрье – гомики, поэтому им нравятся девушки, похожие на неуклюжих мальчишек- переростков, с их непропорционально длинными худыми руками и ногами, с цыплячьими шеями и выпирающими скулами. И почему нормальным людям приходится подчиняться этим извращенным представлениям о женской красоте?

         Короче, я, не долго думая, сунула в рот два пальца, от души освистала эту порнографию, демонстративно сплюнула и ушла, громко хлопнув дверью. Нечего приличным людям мозги пудрить.

         Пойду лучше болтаться бессмысленно по Парижу. А где здесь моя любимая кофейня на берегу Сены, где так изумительно готовят настоящий французский кофе?

–         Garson, coffee  with milk and cake «Napoleon», please!

–         Yes, madam.

 

 

* * *

 

Когда сегодня мы с сестрой как обычно встретились на проходной, чтобы в обеденный перерыв прогуляться в сквере, я сразу заметила, что она расстроена.

– Давай, выкладывай, что у тебя случилось, – сказала я, как только мы немного отошли от завода.

– Сокращают меня. Буквально сейчас перед обедом вызвал к себе шеф, начал расспрашивать, сколько у меня детей, какого возраста, есть ли муж, какие жилищные условия. Сказал, что мою кандидатуру на сокращение предложила начальница нашего бюро Сперантова. Еще спросил, есть ли между нами конфликт, раз она меня предложила.

– Вот стерва, – от души сказала я, – А ты что?

– Сказала как есть. Что у меня двое мальчиков – семи и четырнадцати лет. Мужа нет – мы ведь с ним официально не зарегистрированы, тем более, он сейчас в очередной раз безработный. Концы с концами еле сводим. Шеф спрашивает: «Как же вы будете жить, если вас уволят?». Странный вопрос. Я ему честно ответила, что не знаю. Сказала еще, что никакого конфликта между мной и Сперантовой нет. «Ладно, – говорит, – идите пока, работайте. Вопрос о вас еще окончательно не решен». Но я ведь не дура, раз нашему бюро дали одну единицу на сокращение и вызвали только меня одну, то нет никаких сомнений на кого пал выбор.

– А ты со Сперантовой не разговаривала?

– Ее не было на месте. Она как увидела, что меня вызывает шеф, все поняла и мигом куда-то слиняла. Ей, наверное, неудобно передо мной. Хотя, по-человечески, я ее понимаю. У нас в бюро кроме нее пять человек, из них двое – ее подруги близкие, с Каримовой они тоже вась-вась, та ей наушничает про всех, докладывает, кто чем дышит, в общем, нужный человек, а молоденькую Юльку по закону нельзя сократить – у нее ребенок младше трех лет. Вот и получается, что только меня можно.

– И что теперь?

– Хрен знает.

Мы сели на скамейку.

-Давай я попробую сходить к генеральному, походатайствую за тебя.

– Даже если к нему пробьешься, что толку. Он тебя и слушать не станет.

– Станет. Мы с ним спали недавно вместе.

Светка удивленно взглянула на меня:

– Ну, ты мать даешь. Как умудрилась?

– Уметь надо, – и я коротко рассказала свое приключение, – Только ты никому больше не говори.

– Ты же меня знаешь. Я не болтушка.

Это правда. Я всегда поражалась ее умению хранить чужие секреты, ей бы в разведке работать.

– Не ходи к Кузькину, не унижайся. Он с тобой тогда на равных общался, потому что вы с ним были в тот момент друзьями по несчастью. Неизвестно как он теперь будет с тобой разговаривать, вполне может и не узнать или нахамить и будешь потом как оплеванная. Из твоего рассказа вырисовывается эдакий положительный образ героя. Чуть ли не Робин Гуда. А знаешь ли ты, какое прозвище у Кузькина?

Я не знала.

– Так вот, его кликуха – «ликвидатор».

– Он что, чернобылец? – изумилась я.

Светка усмехнулась, – Вот именно, в точку, чернобылец. В том смысле, что на том предприятии, где он появляется на должности директора, немедленно происходит этакий чернобыльский взрыв, и предприятие исчезает, в лучшем случае вместо крепкого завода остается крошечное ООО или ЗАО. Он уже с несколькими заводами таким образом расправился. Асс в этом деле. Так что от нашего предприятия в обозримом будущем рожки да ножки останутся.

Я была поражена.

– Слушай, сестрица, а ты откуда все знаешь?

– Откуда-откуда… От верблюда, – проворчала она, – Об этом все знают, кроме тебя, разумеется. Даже если  50% того, что говорят – вранье, как это обычно бывает, то и остальных 50% за глаза хватит, чтобы сделать вывод о том, что за ангелок этот твой Кузькин. Детей своих он, видите ли, от голода спасает, – она опять усмехнулась, – Его сынок, между прочим, в свои двадцать семь лет уже возглавляет крупную торгово-промышленную корпорацию в Москве, а лапушка-доченька учиться в Америке. Угадай с двух раз, из чьих карманов оплачивается ее учеба? А то раскудахталась тут «ах, ах, Кузькин-Пуськин», ты еще его фотографию в угол повесь и молись на него на сон грядущий.

– Ты чего, Свет, разошлась? Я же просто так тебе рассказала, что вроде неплохой он дядька.

– Да я не спорю, может, и не плохой. Только нам от таких Кузькиных почему-то плохо.

– Знаешь, я вот думаю, – продолжила она задумчиво после паузы, – может, все на самотек пустить? Особенно держаться за эту работу – резона нет. Особенно биться не за что. Пусть будет, как будет. Встану на биржу, буду получать пособие по безработице. Плюс алименты за Ваньку и детское пособие. Буду искать другую работу, что-нибудь да все равно найду. Только давай пока родителям ничего не скажем, чего зря стариков расстраивать – у мамы давление опять подскочит, у отца сердце схватит.

На том и порешили, и опять разошлись по своим рабочим местам. Настроение было паршивое. Лучше бы меня вместо нее сократили.

 

* * *

         Уже неделю, как мой благоверный в запое. Теперь это надолго: в лучшем случае – на несколько недель, в худшем – на несколько месяцев или даже пару лет. И ничего тут не поделаешь, это надо просто переждать как стихийное бедствие. В свое время я пыталась и увещевать его, и ругать, и взывать к совести и отцовскому долгу, пыталась его лечить в наркодиспансере, обошла массу бабок, какие только знахарские зелья и рекламируемые снадобья не испробовала, но все бесполезно. Теперь я думаю, что его организм проходит определенные этапы, и если наступил период запоя, то не надо ничего предпринимать, надо просто дождаться периода трезвости.

Все это я хорошо понимаю умом, но когда и так тяжело жить, а тебя  надолго один на один бросают со всеми проблемами, то поневоле срываешься. Ради детей я пытаюсь держаться, но на душе такая тяжесть. Теперь я от него не увижу ни копейки, вся его зарплата будет уходить на пиво, водку, алкогольные суррогаты.

Чтобы себя отвлечь и чем-нибудь занять мозги и руки, я в выходной затеяла ремонт на кухне, тем более все для него было заблаговременно закуплено. Кухонька у нас небольшая, детки мне помогли, и к вечеру воскресенья все было в ажуре – светленькая, чистенькая, как новенькая, кухня радовала глаз. Но не душу, на душе был мрак. Погода тоже была под стать моему душевному состоянию – февральская вьюга завывала и наводила тоску. Хотелось плакать. Вот эту роскошь я себе всегда могу позволить, я набрала в ванную воды, легла в нее и под шум струи, чтобы не слышали мальчишки, от души поревела. Теплая вода согревала, монотонный шум струи успокаивал, и я понемногу пришла в норму. Ничего, Марина, будет и на нашей улице праздник. Вот только дождусь ли я его?

Из уроков обществознания я помню, что общество развивается по спирали. Сейчас наша страна, видимо, проходит не самый лучшей виток, я нисколько не сомневаюсь, что для России наступит еще новый виток – золотое время созидания и расцвета. Но живу я сейчас, в это неудачное время, и жизнь у меня только одна и ее, скорее всего, не хватит, чтобы дожить до этого золотого времени.  Обидно. И я опять заревела.

 

* * *

         Как летит время! Сегодня уже 7 марта. Вся женская половина явилась на работу при параде. Практически все были в обновках, намарафеченные. Все, кроме меня. Нет у меня ни возможности, ни стимула хорошо выглядеть. Я как обычно была в черной юбке и сером джемпере. Кому не нравится, пусть на меня не смотрит, а я сама себя не вижу. К тому же, этот праздник меня не касается. Он – женский, а я не женщина, я – рабочая лошадь.

Мужчины тоже сегодня были улыбчивыми, праздничными. Игорек просто светится весь, как блин масленый на солнышке. Но он теперь всегда такой. И хотя его медовый месяц уже позади, любовь его, похоже, цветет пышным цветом. Хорошо, хоть кто-то счастлив в наше несчастливое время.

Ровно в 10 часов на стол в углу комнаты были торжественно водружены несколько коробок с тортами, и началось праздничное чаепитие. Сам Иванов собственной персоной разрезал торты и раздавал на блюдечках лакомство. Мне он вручил огромный кусище с роскошной масляной розой.

– Марина Григорьевна, – шепнул он, – у меня для вас припасен настоящий кофе. Со сливками, – он заговорщески мне подмигнул. И уже громко, чтобы слышали остальные, официально произнес: «Марина Григорьевна, пройдите ко мне в кабинет, пожалуйста».

Плевать мне кто и что подумает, я взяла блюдце с тортом и под ревнивые взгляды Васильевой и Рябиковой поперлась к шефу пить кофе на халяву, пока предлагают.

А перед обедом получилось еще интереснее. Буквально за десять минут до обеденного перерыва, дверь в нашу комнату распахнулась, и на пороге появился не кто иной, как генеральный директор нашего акционерного общества Кузькин Григорий Михайлович. С тех пор, как мы с ним философствовали ночью  в лифте, видеться нам не приходилось. Сегодня он был в черном костюме, ослепительно белой рубашке, в галстуке, в общем, выглядел на все сто. И почему он на меня в первый раз произвел странное впечатление? Нормальный мужик с простым русским лицом. В руках он держал роскошный букет красных роз. Мгновенно отыскав меня взглядом, он, улыбаясь, направился прямиком ко мне.

– Марина Григорьевна, позвольте мне вас и в вашем лице всех женщин вашего управления, поздравить с самым лучшим праздником – 8 Марта!

Он церемонно поцеловал мне руку, вручил цветы и удалился под  взгляды остолбеневших сотрудников.

Я положила букет на стол, взяла вазу с подоконника и пошла за водой. Когда проходила мимо стола Васильевой, то услышала в спину злобный шепот: «Подстилка».

А мы будем выше того, чтобы реагировать на это! Странно, но это грязное слово в мой адрес меня нисколько не оскорбило, наоборот, у меня мгновенно поднялось настроение. Если наши враги бесятся, то это значит, что наши дела в порядке.  Все о^,кей, Марина Григорьевна!

 

* * *

         – Мам, помоги сочинение написать, а? Ничего на ум не идет.

– Какую тему на этот раз для вас выдумала Людмила Руфимовна?

– Мы скоро с ее сочинениями свихнемся окончательно, а она уже свихнулась. Ей не учителкой работать, а психологом. «Что вы думаете о том? Как вы смотрите на то-то? Ваше мнение о сем?». Достала. На этот раз ее интересует, что бы я сделал, если бы я стал президентом России.

– Это тема такая « Что бы я сделал…»?

– Ага.

– Значит так, сын, времена сейчас жесткие, все перешли на рыночные отношения, никто ничего просто так не делает. Поэтому сделаем бартер: я пишу сочинение, а ты берешься за пылесос. Годится?

– Эх ты, а еще мать родная называешься.

– Ладно. Я берусь за пылесос, а ты за сочинение.

– Пиши уж, шантажистка, – вздохнул сынок и поплелся за пылесосом.

Итак, что бы я сделала, если бы была президентом. Вообще то, лучше быть просто женой президента. Муженек работает, указы – приказы строчит, заседания – совещания проводит, мотается по разным дипломатическим встречам, а ты только пользуешься привилегиями, положенными тебе как супруге первого российского лица, особенно себя ничем не нагружая.

Стоп, не отвлекаться. Итак, мы, Маркелова Марина Григорьевна – Президент Всея Руси! Ура! Свершилось!

Мои дальнейшие действия. Для начала, я издам несколько указов.

Указ № 1. 95% финансового и банковского капитала, сосредоточенного на сегодняшний день в Москве, перераспределить равномерно по территории всей России для подъема экономики других регионов.

Иначе получается, что сейчас Москва в России – отдельное государство, как Ватикан в Риме, что экономически и психологически не обосновано и вредно для страны.

(Я представила себе, как лощеные москвичи приезжают в наш город на калым, и ехидно захихикала. Ничего, им только на пользу пойдет, если с них немного спеси сбить. А то они там уже с жиру бесятся, не знают чем себя хороших еще развлечь, ищут экстрим то в подземных коммуникациях, где бродят среди тараканов-мутантов и крыс-людоедов, то устраивают разные шоу типа «Последний герой», «Дом-2» и прочую чушь, в то время как остальные россияне не на жизнь, а на смерть бьются за выживание. Пожили бы на одну нашу зарплату с полгодика – вот это экстрим, так экстрим.)

Указ № 2. Сделать основной упор в развитии экономики на подъем производства (в первую очередь, тяжелой и легкой промышленности) и, особенно, сельского хозяйства. Льготными категориями граждан сделать не депутатов и им подобных болтунов-бездельников, а рабочих предприятий и рядовых работников сельского хозяйства, как непосредственных производителей материальных благ и продуктов питания. Зарплата высококвалифицированного передового рабочего должна быть как минимум равна зарплате директора, а то и выше.

Указ № 3. Уделять огромное внимание экологическому состоянию в стране. Объявить повсеместно экологический аврал. Срочно начинать создавать детские, юношеские, молодежные бригады типа «зеленых дружин», чем будут достигнуты сразу две цели: первая – быстрое улучшение экологической обстановки в стране, вторая – направление силы и энергии молодежи в нужное русло. Категорически запретить ввоз в страну ядерных и иных вредных отходов. Вести в уголовный кодекс статью, предусматривающую пожизненное заключение тем, кто нарушить этот запрет и поставит свою подпись под документом, разрешающим ввоз отходов, даже если это буду я – президент России.

Указ № 4. Усилить контроль за средствами массовой информации и всей печатной продукцией на предмет содержания в них ненормативной лексики, попросту говоря русского отборного мата. Хватит засорять эфир, бумагу, наши уши и души грязными выражениями. Отбирать лицензии на право работы изданий и телеканалов, которые будут допускать словесное насилие. Установить строгий отбор на телевидении и радио для дикторов, допускать на работу диктором только тех, кто имеет высшее филологическое образование или сдал строгий экзамен на отличное знание русского языка.

Указ № 5.  Организовать Комитет по работе с беспризорными и брошенными детьми с широким привлечением к данной проблеме общественности. Объявить лозунгом года «Каждому ребенку – достойную семью».

Указ № 6. Ужесточить процедуру банкротства предприятий. По каждому факту проводить строгую проверку специально созданной для этих целей комиссией, подчиненной непосредственно Президенту России. При доказанном факте умышленного банкротства заводить уголовное дело с конфискацией всего имущества людей, виновных в банкротстве.

Указ № 7. Немедленно вернуть в школы систему образования, существовавшую при Советском Союзе! Отменить ЕГЭ и разные дебильские тестирования. Продумать как приобщить детей к чтению качественной литературы, вплоть до материального поощрения (например: прочел книжку, пересказал ее содержание – получи от ста до пятисот рубликов и шоколадку в придачу). Стране нужны образованные люди, ведь от этого зависит будущее и страны и самих людей.

Указ № 8. Установить Президенту России на то время, пока этот пост занимает Маркелова М.Г., оклад 300 тысяч евродолларов плюс премиальные в размере оклада и закрепить за ним пожизненно роскошный особняк в 30 комнат в экологически благополучном районе Московской области с бесплатным проживанием и обслуживанием. При вступлении на данный пост иного лица уменьшить размер оклада в 10 раз  и никаких премиальных (нечего транжирить государственные средства).

Примерно в таком духе (за исключением, разумеется, последнего указа) я и настрочила сочинение на четырех страницах.

Да, подумалось мне, хорошо, если после обнародования такой программы своей деятельности в качестве президента, я отделаюсь только моментальным выселением коленоподзадским способом из Кремля. Скорее всего, так легко дело не обойдется, и все население Москвы во главе с Собяниным и примкнувшими к нему банкирами и олигархами размажут меня по булыжникам Красной площади так, что от меня и молекул не останется, а  потом выковыряют эти булыжники, как оскверненные, и закопают их глубоко в землю. А Красную площадь выложат заново плитами из красного гранита, и будет она красивая-красивая, красная-красная, ни в сказке сказать, ни пером описать.

 

* * *

         Я просто задыхалась без денег. За январь в связи с новогодними каникулами мы получили зарплату с гулькин нос. Разумеется, никакой прогрессивки не было и в помине. Да с гостями волей-неволей я влезла в приличные долги. На школьном родительском собрании Максимкина классная руководительница Галина Алексеевна вскользь коснулась успеваемости и дисциплины и затем обстоятельно начала перечислять сколько и за что мы должны сдать денег: за охрану школы (охрана – дедуся–божий одуванчик дремлет на стульчике), в фонд класса за второе полугодие на разные классные дела, в фонд школы на разные школьные дела, на ремонт класса, который будут делать летом, на компьютеризацию школы, на чай с бутербродами детям и на обеды комиссиям во время экзаменов за девятый класс, на альбом выпускника, на сам выпускной и так далее. Квартплата заметно выросла с этого года, плата  за телефон тоже, проезд подорожал и проездные для меня и  Андрея соответственно тоже. Цены в магазине в отличие от зарплаты медленно, но верно ползли вверх. И на фоне всего этого мой благоверный пропивал все свои деньги. Хорошо еще, что он не из тех, кто тащит из дома вещи, чтобы за копейки их сплавить на очередную дозу вливания.

Как непрактично устроен человеческий организм. Все нормальные живые существа покрыты мехом, перьями или, на худой конец, чешуей. И только человек абсолютно голый и поэтому вынужден покупать себе одежду, да еще разную на разный сезон (хорошо живется, должно быть, в Африке – экономно). К тому же, его еще надо кормить как минимум три-четыре раза в день. Вот, например, змеи или крокодилы, проглотят какого-нибудь барана или зебру и живут себе несколько недель без проблем. Нормально! Я читала, что в горах Азии живет пастух, который совсем не ест уже несколько лет. То ли он все необходимые вещества из воздуха и от солнца получает, то ли он вообще не человек – ученые так и не разобрались. Вот счастливая жена у этого пастуха, не надо париться с завтраками-обедами, разбудила его утром раненько, отправила стадо пасти и ходит он там на воздухе до вечера, водицы из ручейка попил и этим все потребности удовлетворил. Какая экономия. Плохо только, что ученые не поняли секрет такого золотого организма, а то бы вывели новую расу «гомо сапиенса пищенеедящего». В нашей стране очень бы прижилась.

Шутки-шутками, а кушать хотелось. Растущие организмы моих ребят сжигали калории мгновенно, как мартеновские печи, только подавай. Они у меня мальчики с понятием и не требовали многого, но сердце разрывалось, когда я слышала как они то и дело хлопали дверцами пустого холодильника и гремели кастрюлями в поисках чего-нибудь съедобного. Хорошо еще картошки от своего урожая оставалось прилично, и я готовила ее в самых разнообразных видах. Оставалось еще соленые и маринованные огурцы и зимние салаты. На последние деньги я купила несколько килограммов муки и сама пекла хлеб. Я всегда так делаю, когда наступают тяжелые времена.

Моя знакомая и бывшая одноклассница Надя Михайлова, человек очень энергичный и деятельный не гнушается по выходным торговать на остановке жареными семечками. Как она сама говорит, с этого они и кормятся. Раза два она и меня пыталась уговорить в свой «бизнес» – вдвоем веселее. Но я не могу преодолеть психологический барьер. Важно, как сам человек расценивает свои поступки. Надька относится к этому с юмором, поэтому ей можно этим заниматься. А мне нельзя, я это чувствую по наитию. Хотя, если обстоятельства окончательно прижмут, и не то будешь делать. Не дай мне бог.

 

* * *

 

Сегодня перед обедом секретарша Леночка раздала расчетные листки за февраль, и я была приятно удивлена – во-первых, дали приличную прогрессивку за февраль, во-вторых, под никогда не встречающимся мне раньше шифром выплат № 085 стояла красивая сумма 3500 рублей. Я заглянула в расшифровку,  085 было премией за экономию электроэнергии (?). Это где и когда я так сильно сэкономила электроэнергию? Я подошла к Леночке и тихонько поинтересовалась, всем ли шеф дал эту премию, чтобы невзначай чего не ляпнуть, на что она шепотом сообщила, что эту премию в нашем управлении дали только мне одной и не по распоряжению Иванова, а по ведомости, распределенной самим генеральным. Леночка еще прошептала, что никому ничего не скажет, чтобы не было кривотолков. Несмотря на молодость и легкомысленный вид, она  хорошая  и надежная девушка, так что на ее молчание я вполне могу рассчитывать.

Что ж, вспомнив, как всю ночь мы просидели в полной темноте в лифте, подумала, что премия вполне заслужена. Я мысленно поблагодарила директора, от всей души пожелала ему здоровья и долгих лет жизни. Этих денег мне хватит рассчитаться со школой. И только. Мне опять стало грустно. Захотелось закричать на весь белый свет словами жены Мармеладова из «Преступления и наказания»: «Не могу больше! Надоело! Заездили!».

Надоело. Не могу больше.

* * *

Хандра, овладевшая мной в последнее время, крепчала. Хотя, «крепчала» – слово неподходящее. Это мороз может крепчать, а хандра может усиливаться или ослабевать. Но этой заразе было не до тонкостей русского языка, и она именно крепчала. Причем в геометрической прогрессии. Сначала я это списывала на весенний авитаминоз. Впрочем, ежегодно на смену весеннему у меня наступает летний авитаминоз, который плавно переходит в осенний, а затем перетекает в зимний. Похоже, дело было не только в авитаминозе, так как хандра и сонливое состояние перерастало в депрессию. А это уже опасно. Надо было срочно принимать меры, решительно действовать. Но чтобы действовать, да еще решительно, нужно много сил, а их как раз не было.

Я попыталась было применить прием, который я использую в таких случаях. А именно: я решила все бросить и поехать в кругосветное путешествие или в круиз на недельку. А вместо себя оставить своего двойника, который будет ходить на работу, вести хозяйство и присматривать за мальчишками. Никто и не заметит подмены. И пока мой фантом делает все, что положено Маркеловой Марине Григорьевне, я в это время в действительности грею пузо на Канарах или лицезрю мировые шедевры в Лувре.

Но в данном случае, это не сработало, так как на путешествие тоже нужны силы и настроение.

А пока я все больше и больше впадала в состояние анабиоза и ходила, как сомнабулка или замороженная треска.

 

* * *

Домой я шла совершенно разбитая. В конце зимы – начале весны это мое обычное состояние. Но так плохо, как в этот раз, мне никогда не было.           Если бы сейчас кто-то спросил меня: в чем смысл жизни, я бы ответила, ни секунды не задумываясь: никакого смысла в нашем существовании совершенно нет. Какая в сущности бессмысленная, бестолковая и ничтожная наша жизнь. Родиться в муках, жить в унижении и постоянно мучиться от сознания, что живешь не так, как должно жить человеку, от нереализованных планов и упущенных возможностей, чтобы через несколько десятков бесцветных и унылых лет умереть опять-таки в  физических и душевных муках. Кто сказал, что человек – существо высоко духовное, высшего порядка, имеющее некое особое предназначение. Какая чушь! Он и сам нормально не живет, он еще уничтожает все, что окружает его – природу, животных, себеподобных. Вся история человечества связана с войнами, с убийствами, с завистью, с интригами. Не так, как я, думает, не тот цвет кожи, не та религия, не то, что мне нравится, делает – значит, чужой. Ату его. Бей! Уничтожай! Земля давно поняла, что ее главный враг – человек. Вот она и начала расправляться с нами с помощью эпидемий, цунами, ураганов, потопов, извержений. А солнце помогает ей магнитными бурями, от которых мозги людей окончательно заклинивает, и они еще быстрее и беспощаднее уничтожают друг друга. Почему Бог, создав нас по своему образу и подобию, не додал нам хоть немного своего разума и любви? Вот и получилась нелепая карикатура.

Дома все было как обычно: старший изводил младшего, тот психовал и швырял в него чем ни попадя, самый старший мирно квасил на кухне рассуждая сам с собою на философские темы, Мурка как по пальме лазила по шторам, оставляя на потрепанной ткани новые зацепки. В раковине красовалась гора немытой посуды, на кухонном столе хлебные крошки, в тазу в ванной вторые сутки кисло замоченное белье. Цветы никто не полил, хотя я утром просила об этом.

Я сама во всем виновата: я плохая жена, плохая мать, плохая хозяйка. В конечном итоге, я плохой человек. Я не реализовала свои возможности, данные мне при рождении, следовательно, вся моя жизнь – пустоцвет. Я – неудачница и плохо не только мне, но и тем, кто в силу обстоятельств вынужден жить рядом со мной. Зачем я родилась на этот свет?..

* * *

         Состояние глубокой депрессии, овладевшее мной в последнее время, все усугублялось. Я по-прежнему ходила на работу, делала там все необходимые дела, общалась с коллегами, даже смеялась, приходила домой, готовила ужин, ела, стирала, иногда помогала с уроками Максиму, навещала родителей. Но это была не я, а моя тень, мой механический двойник. Мрак в душе все нарастал и нарастал и, наконец, подошел к своей критической точке. Назревала или истерика с битьем посуды или нервный срыв. Если бы я обладала сейчас хоть некоторой силой воли, я бы попыталась взять ситуацию под контроль, но сил не было никаких. Что будет, то будет…

Подходящий случай не заставил себя ждать. Видимо, не только у меня накипело, кое в ком говно тоже бурлило и требовало выхода. Когда я во время очередного обеда никуда не пошла, а достала бутерброды, разовый пакетик кофе со сливками и терпеливо ждала, когда закипит вода в чайнике, Васильева громко, чтобы слышали присутствующие, съехидничала: «Что это у нас Марина Григорьевна не идет к Дмитрию Николаевичу на чашку кофию?». Я проигнорировала ее выпад. Она сделала паузу и зашла с другой стороны: «Марина Григорьевна, Кузькин не соскучился без вас или сегодня по графику у вас встреча не с ним?».

Я молчала. Тогда она обратилась к своей подруге Рябиковой, с любопытством наблюдавшей за развитием событий: «Никак нашей приме отставку дали. Да и то – ни рожи, ни кожи. Срослась уже, должно быть, со своей юбкой и джемпером. Моя бабка в деревне лучше одевается. И воняет от нее плесенью, как от подвальной мокрицы». Они издевательски захохотали.

Медленно я подошла к подоконнику, взяла кувшин, в котором отстаивалась вода для питья, подошла к Васильевой и с холодным бешенством опрокинула на нее содержимое. Она дико завизжала, Рябикова испуганно отскочила в сторону. Видимо, выражение физиономии у меня было то еще. С побледневшим лицом подбежал Андрей, расцепил мои пальцы, вынул кувшин, схватил меня за рукав и силой вытащил в коридор. Губы и руки мои тряслись, меня бил истерический хохот: «Жал-ко, что в-в-о-д-да  не усп-пела заки-кипеть. Надо было ее ки-кипятком…».

Дальнейшее я плохо помню. Помню, Леночка совала мне воду с валерьянкой, Игорек отвез домой, дома у меня поднялась высокая температура, ночью приезжала скорая, молодой врач с добрыми все понимающими глазами сделал укол в вену, и я забылась тяжелым сном почти на сутки.

…Две недели я проболела. Аппетита не было, ничего не хотелось, я лежала, тупо уставившись в стену. Дома стояла непривычная тишина, детки ходили на цыпочках, разговаривали шепотом, Сашу тоже не было слышно. Верная Мурка почти все время лежала или на мне, или рядом – лечила меня своим биополем. Раза три заходил участковый врач, мерил температуру, давление, что-то прописывал.

Как жить, если совсем нет ни сил, ни желания. И умереть нельзя, на кого я оставлю мальчиков и родителей. Тупик. Я тихо заплакала в подушку.

Пришел со школы Максим, тихонько зашел в спальню. Я сделала вид, что сплю. Он поставил что-то на тумбочку рядом с кроватью и вышел. Я приоткрыла глаза: в стакане стоял крошечный букетик первоцветов – распустившиеся цветы мать-и-мачехи, похожие на маленькие солнышки. Я с трудом встала и подошла к окну. Снега не было и в помине, земля подсохла, чистый асфальт, деревья стоят в зеленоватой дымке. Почти лето. Ноги задрожали от слабости, поплыла голова.

Ну, нет!!! Это вам фиг!!! Рано списываете, господа хорошие!

Я потащилась на кухню и сварила себе целую тарелку жидкой овсяной каши. Овсянка – первое средство при упадке сил. Я уплела все, запила чаем с лимоном (откуда у нас лимон?). На кухню заглянул Максим, взгляд его повеселел.

– Как дела, сын?

– Нормалек.

– Распустились тут, наверное, без моего надзора?

– Раз речь пошла о надзоре, значит, жить будешь, – резюмировал сынок, и мы оба заулыбались.

…Из зеркала на меня глянула худая малознакомая тетка, с отросшими волосами, седыми у корней, с провалившимися глазами, бледными губами и выпирающими скулами. Да, красавица, нечего сказать. Ничего, все поправимо. Отъемся, покрашу волосы, сделаю маникюр и модную стрижку. Еще не вечер. Что там на работе? Может, меня уже уволили по статье за мелкое хулиганство? Думать ни о чем не хотелось. Потом, все потом.

Максим сообщил, что папа досрочно вышел из запоя, и пока я хандрила, он исправно кормил семью. Видимо, на него так сильно произвело впечатление мое невменяемое состояние. Что ж, нет худа без добра.

Вечером, сидя в прихожей на полу и привалившись к стене (сил совсем не было), я позвонила сначала родителям, чтобы бодрым голосом сообщить, что со мной все в порядке, потом позвонила сестре.

– Ну, что, оклемалась? Я так и не поняла, что с тобой произошло. Чем ты болела?

– В больничной карточке написано ОРВИ. Но в действительности… Я думаю, что в прежние времена именно такое состояние называли нервной горячкой. Без понятия, как это теперь называется.

– Тогда тебя должен был психиатр лечить или психотерапевт. При чем здесь участковый терапевт?

– Какая разница. Все позади. Как у тебя дела?

– А чего нам, безработным, сделается? Встала на биржу. Целыми днями вылизываю квартиру. Детки довольны, что мама все время дома. Сплю, читаю, до одури смотрю телевизор. С месяц поотдыхаю и начну искать другую работу. Хобби себе нашла?

– Не-а. Не до того было.

– А я нашла. Бегаю по утрам на школьном стадионе, потом контрастным душем обливаюсь. Весь день потом легкость в теле и настроение бодрое.

– Да ты что? Молодец! Я вот отойду малость и тоже с тебя пример возьму.

…Ай, да Светка! Таких подвигов я от нее не ожидала. А ведь она права! Тысячу раз права! И я тоже начну бегать по утрам. И контрастный душ освою. И йогу тоже. А с работы надо увольняться. Все равно у завода нет никакой перспективы, и дни его сочтены. Надо начинать новый виток в своей жизни.

Словно в ответ на мои мысли, Андрей вдруг вспомнил, что пока я болела, мне несколько раз звонила Елена Александровна – преподаватель из техникума и моя подруга – и просила ей перезвонить. Не откладывая в долгий ящик, я разыскала в записной книжке ее номер и позвонила. С места в карьер Лена огорошила меня предложением работать у них преподавателем.

– У нас физик на пенсию ушел, срочно требуется замена, а с преподавателями данной специальности, как оказалось, напряженка. И вдруг я вспомнила про тебя, ты же у нас физмат закончила. Я и директору уже сказала. Он в принципе согласен, только на тебя хочет посмотреть. Но ты же можешь произвести хорошее впечатление. Если захочешь, конечно.

– Я сейчас хорошее впечатление могу только на начальника морга произвести или на патологоанатома, как потенциальный клиент. А если серьезно, у меня  преподавательской практики – ноль. Правда, я Максиму все время с физикой помогаю, так что в курсе школьной программы.

– Но ведь ты по образованию преподаватель физики. И по призванию тоже. Я ведь помню, как ты все время в школе кого-нибудь из отстающих тянула и вытягивала всех, с кем занималась. У тебя дар от природы. К тому же, преподавать ты будешь не на технических специальностях, а у экологов, маркетологов и бухгалтеров. А им физика твоя сто лет не нужна, так только, для общего развития. Зарплата не большая, сразу говорю, но в нашем деле зарплата – дело двадцатое, потому что кормимся мы не с зарплаты, а с репетиторства. Так что все будет зависеть только от твоей сноровки. Группы, где ты будешь преподавать – коммерческие, то бишь, учатся там детки состоятельных родителей. Следовательно, с предков не грех и денег стрясти немного, если чадо не фурычит в таком важном предмете. А уж если со временем сумеешь попасть в приемную комиссию, то это вообще – золотое дно. Короче, тебе на размышление – сутки, и так бедные студенты маются, точнее, балдеют без уроков физики уже третью неделю. Я думаю, это шанс для тебя. Как я слышала, завод ваш без пяти минут банкрот. Куда потом пойдешь? Опять-таки, приткнешь и Максима в техникум, Андрею поможешь нормально до диплома дотянуть, оба твоих ребятенка под маминым крылышком будут. Да и мне веселее, когда рядом свой человек. Короче, хорошо подумай, все взвесь и соглашайся. Завтра с утра я жду от тебя звонка. Лады?

Вот и все. Еще не дослушав Лену до конца, я уже знала свое решение. Я пойду работать в техникум. И не только потому, что там я заработаю больше, но и потому, что работа эта мне по душе. И бегать начну по утрам. И обливаться. И сделаю, наконец, маникюр (просто мания с этим маникюром).

На душе стало легко, как будто камень упал с души. Не было никакого сожаления, что я уйду с завода, на котором проработала чуть ли не четверть века. Завтра в семь утра позвоню Ленке, потом пойду в поликлинику, чтобы  закрыть больничный и затем направлюсь очаровывать директора техникума. Только надо будет замазать тональным кремом синие круги под глазами, накрасить бескровные губы и, пожалуй, слегка навести румянец на скулах, а то не возьмет на работу. Как вовремя судьба дает мне этот шанс, и я его не упущу. У меня поднялось настроение, и вместе с ним прорезался зверский аппетит. Я навернула тарелку борщей, сваренных накануне Сашей, потом соленых огурцов. Залила все это литровой кружкой кофе и пришла в щенячий восторг.

Гип-гип, ура! Начинается новая жизнь! К черту, всех Васильевых и Рябиковых! Да здравствуют новые знакомства и новая работа! Я уверена, что все у меня получится.

Наутро моя вечерняя эйфория слегка убавилась, и я посмотрела на ситуацию более трезвыми глазами. Нет, я не передумала, но прекрасно давала себе отчет, что на новом месте работы я, конечно, избавлюсь от старых проблем, но, несомненно, приобрету новые. И свои Васильевы-Рябиковы будут и там. Что делать. С другой стороны, без сложностей и жизнь была бы пресной и неинтересной вроде заплесневелого сухарика, засиженного мухами. И то, что время от времени собственную жизнь надо перетряхивать, как затоптанный коврик у дверей, а место работы время от времени менять – это аксиома. Так что, не дрейфь, Григорьевна. Вперед и с песней!

Я запела и замаршировала вперед. К новым вершинам и новым шишкам на лбу. Се ля ви.

 

* * *

            Директор техникума оказался нормальным дядькой, и мы с ним мгновенно нашли общий язык. В несколько минут все обговорили и расстались вполне довольные друг другом.

Я направилась на работу, чтобы немедленно подать заявление об увольнении. Ходу от техникума до завода было от силы минут двадцать, и я решила пройтись пешком. Теплый воздух трепал мои отросшие волосы, после пальто и зимних сапог идти в плаще и туфлях было легко и приятно. Почки на деревьях лопнули и из них показались свернутые в тугие сочные свитки молодые листочки. Скоро свитки развернутся, и лето начнет записывать на них свою историю. Сейчас, когда все оживает и распускается, мое самое любимое время года. Потом будет пыль, жара, назойливые комары. Вспомнилось Пушкинское «Ах, лето красное, любил бы я тебя, когда бы не жара, не пыль, не комары, да мухи».

В сквере перед заводом я присела на скамейку. Слабость еще давала себя знать. Вот на этой самой скамейке прошедшей зимой случайный старик пообещал, что через два года у меня все будет хорошо. Интересно, кто он – сумасшедший или пророк? И почему он так запал мне в память? А потому, что он единственный, кто пообещал, что у меня все будет хорошо. Он пообещал светлое будущее не человечеству в целом и не через пару миллионов лет, а конкретно мне и в разумные сроки. Спасибо ему за эту слабую надежду.

Я огляделась – скоро сквер неузнаваемо преобразится. Основную массу здесь составляют разросшиеся кусты сирени. Через месяц-полтора заблагоухают пышные сиреневые и белые облака. Мы со Светкой в прежние годы в такие периоды находили и съедали огромное количество пятилепестковых соцветий сирени, которые, якобы, приносят счастье. Больше нам здесь не гулять в обеденный перерыв.

…На заводской доске объявлений в холле первого этажа висело несколько приказов: сократить, ликвидировать, исключить… Эх, господин Кузькин, продолжаете тактику планомерного разорения завода. Впрочем, меня все это уже не касается.

Я зашла в родной отдел, поздоровалась, всем улыбнулась, подошла к Леночке и выложила перед ней больничный лист.

–         У себя? – я кивнула на дверь шефа.

–         У себя. Только он не в духе сегодня, – предупредила Леночка.

–         А это неважно. Я зайду.

И я зашла. Молча положила свое заявление об увольнении пред ясные очи своего, пока еще, шефа.

Он поднял голову, посмотрел на меня, на мое заявление. Прочитал его. Кивнул на стул. Я села.

– А вот это вы совершенно напрасно, Марина Григорьевна. Тот дикий случай, когда вас довели до срыва, был рассмотрен на собрании отдела. Все выяснили, виновным объявлено замечание. Так что, рвите свое заявление и приступайте завтра к работе.

– Спасибо вам. Но мне предложили другую работу, которая мне больше по душе. Я не хочу упускать шанс.

Он помолчал, подумал.

–         Можно узнать, куда вы собрались?

– Вообще то, это пока секрет. Но вам я скажу – я иду на преподавательскую работу в техникум, мое образование и мои способности, как мне кажется, позволяют мне это сделать.

– Ну, что ж, – он вздохнул, – может вы и правы. Тем более, только это между нами, у нашего завода нет будущего.

Он встал, походил из угла в угол. Леночка была права, он сегодня в пасмурном настроении.

Наконец, он остановился передо мной.

–         А как насчет кофейку на прощание? Не возражаете?

–         Еще как не возражаю.

 

* * *

Видимо, судьба благоволила мне. Все шло как по маслу. Я за два дня оформила увольнение, привела после себя в порядок рабочее место, простилась с бывшими коллегами. На следующий день я уже оформлялась на работу в техникум, попутно знакомясь с будущими коллегами. Оттого ли, что я была в прекрасном настроении, все мне показались такими милыми людьми. Ленка, пардон, никаких фамильярностей перед учащимися и коллегами, Елена Александровна тоже подтвердила, что коллектив у них сплоченный, устоявшийся. Есть, конечно, люди тяжеловатые, но работать можно, палок в колеса никто не вставляет.

Мои учащиеся – две группы маркетологов, две группы бухгалтеров и одна группа экологов – были сплошь девчонки. В радужном настроении, в котором я все еще пребывала, все девчушки казались мне исключительными красавицами и редкими умницами. Контакт сразу установился, но дисциплину с первого же занятия я установила жесткую. Из школьных лет я помнила, что стоит преподавателю дать слабинку, и ученики мигом на голову садятся и исправить ситуацию потом практически невозможно. И еще я помнила, что уважают именно требовательных учителей. Так что, милые мои, я вас всех люблю, но грызть гранит науки заставлю.

Дома по вечерам я тоже грызла. Надо было многое освежить в памяти. Но это было не трудно. Знания, в свое время заученные на века, вспоминались мгновенно, стоило только пробежаться взглядом по страницам.

Чем больше я вживалась в жизнь техникума, тем больше я понимала, что всю свою жизнь до этого занималась не тем. Какое счастье, что пусть поздно, но я пришла к своему делу. А то ведь могла так и просидеть до пенсии на заводе. Но и переживать о зря потраченных годах на заводе, я не собиралась. Ничего в жизни не бывает зря. Значит, так должно было все случиться.

Человек дважды определяет свою судьбу – когда выбирает спутника жизни, и когда выбирает себе профессию. Это аксиома. И еще одна аксиома: счастье, это когда тебе хочется утром на работу, а вечером домой. Мне в последнее время никуда не хотелось, и я начала убегать от своих проблем в мир вымышленных путешествий и фантазий. Но и теперь, когда моя жизнь вошла в более счастливое русло, я не собираюсь отказываться от того, что согревает и расцвечивает яркими красками мою жизнь.

 

* * *

Сегодня у меня круиз. На великолепной белой яхте под парусом я пересекаю океан. На мое счастье сегодня он был спокойным, то есть никаких волн, никакой качки. Но все равно это был не полный штиль. Казалось, что подо мной шевелится, вздыхает и медленно переворачивается что-то огромное и живое. Всюду, куда я не кидала взор, была только бескрайняя синяя вода и безграничное синее небо. Далеко на линии горизонта они сливались воедино. Взгляду совершенно не за что было зацепиться: вокруг ни рыбка не плеснет, ни птичка не пролетит (что не удивительно – откуда взяться бедной птичке в середине океана). Где-то в этих местах сейчас путешествует Федор Конюхов, хорошо бы познакомиться с этим удивительным человеком.  Но, сколько я ни всматривалась в даль, никаких яхт на горизонте не наблюдалось. Я вгляделась в воду, но в зеленовато-синей воде тоже не было ничего видно. Оно и к лучшему, меня бы нисколько не обрадовал вид акулы-людоеда или громадного осьминога.

Я поставила управление на автоматическое и спустилась в трюм. В уютной каюте, обставленной кожаными мягкими диванчиками, я включила телевизор, поймала передачу из Сингапура, налила в шарообразный бокал хорошего красного вина и в состоянии полного кайфа  завалилась на один из диванов. Как часто мне хотелось побыть вот так совершенно одной, и чтобы ни одна собака в мире меня не могла достать. Я с удовольствием выпила терпкое вино, подвинула поближе вазу с фруктами. Иногда одиночество – самое огромное счастье. Я налила еще вина, выпила. И еще налила. Эх, наклюкаюсь, пожалуй, разочек до поросячьего визга, не все моему муженьку квасить! Ну, побуяню немного, кто меня здесь увидит.

– Эх, полным полна моя коробушка, есть и ситец и сафьян! – вскоре раздалось разудалое над океанскими просторами.

И еще долго в этот вечер океанские жители, которым посчастливилось оказаться рядом, удивлялись непривычным звукам, доносившимся с яхты.

– И за бо-о-рт ее бросает в набежа-а-вшую волну! – горланила я, пугая рыбок.

Держитесь, мокрохвостые, русские гуляют!

 

* * *

Вечером позвонила Света. Как ни странно, но увольнение с работы на нее подействовало благотворно. Она стала спокойнее, увереннее в себе, жизнерадостнее.

– Как твои поиски работы? – поинтересовалась я.

– Представляешь, – она усмехнулась, – это не я ищу работу, а она меня ищет. Я планировала месяца два-три просто отдыхать, отсыпаться. А мне каждую неделю звонят с биржи труда и предлагают работу. Но то, что они предлагают, совершенно не годится. Это либо работа санитарки, либо подавальщицей корзин в магазинах самообслуживания, либо курьера на побегушках в какой-нибудь вшивой фирмочке. И все, разумеется, за символические копейки. Да сидя дома я буду больше получать по пособию. Я психанула, и так им и сказала: пока не найдется работа с окладом хоть немного превышающим мое нынешнее пособие безработного, не звоните мне. То ли за полную дуру принимают. Но на днях мне сделали более интересное предложение насчет работы. Я же теперь по утрам бегаю. И в это же время один дядька собаку выгуливает. Мы с ним  случайно разговорились о том, о сем. Короче, он предложил работать у него кем-то вроде домработницы. Собаку выгуливать два раза в день, сына первоклассника провожать-встречать из школы, а потом к англичанке и в бассейн на плавание сводить. Убираться, готовить не надо, для этого у них другая работница есть. И плату предложил  нормальную – десять тысяч рублей. Я решила попробовать. Собака – колли, спокойная старая псина, мальчишка – очкастый ботаник, послушный пацан. Да и десять тысяч на дороге не валяются. Плюс пособие по безработице сохраняется. И потом, я же не целый день занята буду.

– А жена у этого мужика есть?

– Есть. Не работающая, между прочим. Но у нее другие заботы – парикмахерские, салоны, массажи, круизы. Не все мужики такие сволочи как твой или мой, есть мужья с понятием, которые видят в женах не ломовую лошадь, а хрупкое и нежное создание,  холят их и лелеют.

– А ты ее не видела? Может, та еще стервочка, будет на тебя ножками топать и истерики по пустякам закатывать.

– Я с домработницей познакомилась, разговаривала. Тетя Маша говорит, что хозяйки практически не бывает дома, домашними делами и сыном она мало интересуется.

– С одной стоны обидно, что дипломированный специалист с высшим образованием будет батрачить прислугой, но с другой стороны, работа на купленном заводе – тоже батрачество, только на другого хозяина. Попробуй, поработай.

– Завтра приступаю.

…Что ж, десять тысяч – совсем неплохо в наших условиях.

 

* * *

Андрей с увлечением смотрел по телевизору «Дом-2». Дебильней передачи, на мой взгляд, не существует.

Только по содержанию телевизионных передач и фильмов уже можно судить насколько деградировало наше общество за последние пару десятков лет. Раньше я была твердо убеждена, что процесс развития человечества по Дарвину идет от простейшего, низшего, к более сложному и высокоразвитому.  Но или я чего-то не понимаю, или в процессе произошел сбой, но человечество, в последнее время здорово поднаторевшее в технике, в компьютерах, нанотехнологиях, катастрофически поглупело в других вопросах. Например, элементарное – современные дети практически не читают и многие старшеклассники не знают не только Куприна, Бунина или Проспера Мериме, они зачастую понятия не имеют о Чехове или Толстом. Недавно преподавательница русского языка нашего техникума Юлия Павловна со смехом показывала мне сочинения, написанные 17-летними лбами, где были выведены такие перлы: «Евгений Онегин был советским человеком»; «Есенин писал нормальные стихи». Можно подумать, что Есенин был полным идиотом, но стихи при этом у него иногда получались нормальные. Я понимаю, что под словом «нормальные» современные дети понимают «хорошие, прекрасные, удивительные, чудесные, потрясающие», только все эти определения у них сконцентрировались в одном безликом «нормальные». Но то, что оказывается Евгений Онегин был советским человеком меня убило окончательно. Может, он еще и коммунистом был? В мое время самый последний двоечник, отсидевший в каждом классе по два года, такую чушь все-таки не написал бы. Юлия Павловна пояснила, что, видимо, имелось в виду «светский человек», просто для ребят и светский и советский одинаково непонятно и неважно.

Очень способствует такому отупению-опупению молодежи наше телевидение. Взять тот же «Дом» – несколько молодых парней и девчонок в самом расцвете сил несколько лет не работают, не учатся, даже не строят этот дом, а только бесконечно выясняют, кто с кем будет сегодня спать. И постоянно «борются» за любовь, то есть за право переспать вчера с Леной, сегодня с Олей, а завтра с Наташей. При этом речь их убогая и густо перемешана бранью.

Переключаешь на другой канал, там другое словоблудие или бесконечные рекламы прокладок-памперсов. Включаешь фильм – того хлеще: герои или бесконечно «занимаются любовью» или стреляю в кого ни попадя, причем оружие они в руках держат куда чаще, чем ложку или вилку, не говоря уже о карандаше, ручке или книжке. Похоже, что читать они совершенно не умеют, так же как и писать. Впрочем, некоторые еще в состоянии нацарапать на клочке бумаги: «Ты ест гад я тибя убиват». И пошла резня и мордобой. Очень меня раздражает выражение «заняться любовью», которое сплошь встречается в фильмах и передачах. При чем здесь любовь, дорогие мои? Так и говорите: «пойдем,  займемся сексом» или «отработаем технику Кама Сутры» или еще понятнее «потр-..-ся». Нельзя пойти «заняться любовью», как нельзя пойти «побыть счастливым». Любовь – это состояние души, а не позиция тела.

Я пыталась объяснить все это своим ребятам, но они отмахиваются, говорят, что все знают и понимают, а телевизор просто так смотрят, от делать нечего.

Опять я брюзжу как старуха, но мне действительно обидно за молодежь. Они неплохие ребята и при других обстоятельствах из них могли бы сформироваться всесторонне развитые духовные личности, умные и деятельные. А сейчас энергия и таланты большинства уходят в худшем случае в криминал или наркотик, в лучшем – на раскрутку своего дела, как источника личного обогащения за счет других. У общества, где такая молодежь, нет будущего.

В знак протеста я достала 1-й том Льва Толстого «Война и мир» и с удовольствием углубилась в великое творение великого писателя. Интересно, что с годами начинаешь совсем иначе воспринимать прочитанное. Например, если раньше я считала первую жену Андрея Болконского Лизу пустенькой жеманной особой, недостойной глубокой натуры Болконского, то теперь мне очень жаль ее. Она просто дитя своего времени и того общества, где жила. И ее трагедия от несоответствия  ее внутреннего мира мировоззрению мужа ничуть не меньше, чем трагедия Болконского. Если он такой умный, что же он не понял ее вовремя. Он больше виноват в том, что несчастлив в браке и сделал несчастливой женщину, которая могла бы быть счастлива и составить блестящую партию какому-нибудь светскому человеку. Или, например, Анна Михайловна Друбецкая, мать Бориса. Теперь я просто восхищаюсь ей, как она без поддержки и средств смогла сделать своему сыну головокружительную карьеру и исполнить свой материнский долг, как она его понимала. Правдами-неправдами она, тем не менее, вывела его из ничего на самую вершину общества, сделала богатым блестящим человеком. Короче, героическая женщина, совершившая настоящий подвиг матери, а ведь я ее раньше считала дурой и ничтожеством. Интересно, что матери Наташи Ростовой в самом начале романа всего лишь 45 лет, то есть практически, она моя ровесница, а в романе она описана как старая женщина на закате жизни. Я, например, себя старухой не считаю, у меня такое чувство, что моя жизнь только начинается и все самое лучшее впереди. В который раз перечитываю сцену первого бала Наташи Ростовой. Я знаю эту главу чуть ли не наизусть, но каждый раз, когда читаю заново, меня это трогает до глубины души. Что значит бессмертное творение. Я только сейчас стала по настоящему открывать для себя Пушкина, Толстого, Бунина.  Вот только мрачный мир Достоевского не прельстил, не по душе фантасмагория Гоголя, скорбь Некрасова – этого мне и в действительности хватает. Недавно я открыла наобум «Евгения Онегина» и зачиталась – классная вещь, оказывается! А какое чудо «Повести Белкина»! Жаль, что в наших школах умеют надолго, если не навсегда, отбить охоту к классике.

 

* * *

От усердия я даже высунула кончик языка. Работа тонкая, требующая твердой руки и меткого глаза. Я вздохнула глубоко, опять зажала между пальцами заостренную спичку, обмотанную тонким слоем ваты, окунула в отбеливатель и едва касаемыми точками стала наносить на бумагу. Дело было архи важное – я подделывала документ. Новые коллеги научили меня выводить на старом проездном билете отбеливателем для белья штамп, обозначающий название месяца, и наносить по самодельному трафарету фломастером новую надпись. С такими проездными ездит добрая половина преподавателей. В этом деле свои тонкости: годился не абы какой отбеливатель, а только определенного вида (не скажу какой – это ноу-хау, коммерческая тайна, информация может быть только продана, дорого), методика изготовления трафарета для новой надписи простая, но оригинальная. Голь на выдумки хитра! Деньги, сэкономленные на покупке проездного билета, пойдут в семейный бюджет.

Так, прежняя надпись выведена, как будто ее и не было никогда. Минут десять на просушку и начну наносить новую надпись «июнь».

Уже июнь! Вроде, вот только Новый год был и уже лето наступает. 6 июня у Максима день рождения, но мы решили в этом году перенести празднование на конец месяца: у Максима и Андрея экзамены, у меня – тоже.

Максим строчил шпаргалки по экономике. Кроме двух обязательных экзаменов за 9-й класс, он выбрал дополнительно экзамен по ОБЖ и  по экономике. Ну, ОБЖ – это понятно, все в классе выбрали этот предмет, так как преподает его Петрович – так все школьники за глаза зовут алкоголика-учителя, с которым можно запросто договориться на 4 или даже 5 за пару бутылок пива с носа. Но экономику в классе выбрали только двое – Максим и отличница Надя Захарова. На мой вопрос, почему экономика, а не труд, например, он ответил, что хочет быть бизнесменом, а для этого нужны экономические знания. В раннем детстве он хотел быть священником (влияние бабушки), потом – дегустатором на кондитерской фабрике, теперь – бизнесменом. Трудно определиться с выбором профессии в 14 лет. Пусть пока учит экономику, а там видно будет.

Андрей у меня страшный лентяй, ему лень не только учить, но даже писать шпаргалки, поэтому он просто находит в учебнике нужные страницы с ответом на очередной вопрос и вырывает их, а  в уголке ставит номер билета, чтобы легче было сориентироваться на экзамене.

– Ты потом как будешь такой учебник сдавать в библиотеку, чучело? – поинтересовалась я.

– Просто вклею листки обратно, – он поднял на меня чистый невинный взгляд, в котором сквозило недоумение по поводу моей бестолковости.

– Хотя бы шпаргалки писал как Максим. Когда пишешь, то в голове что-то остается.

– Не мешай готовиться к экзаменам, видишь – человек трудится в поте лица, –  невозмутимо отрезал сынок.

Я махнула рукой, полюбовалась на свою работу – проездной получился даже лучше, чем настоящий (вот где таланты зарыты) и пошла на кухню соображать насчет ужина. Мурка затрусила рядом.

Вчера на ужин была картошка жареная, позавчера отварная, значит, сегодня будет картофельное пюре.

«Эх, картошка-тошка-тошка-тошка-тошка-тошка пионеров идеал-ал-ал. Тот не ведал наслажденья-денья-денья-денья, кто картошки не едал-дал-дал», –  мурлыкала я, чистя картошку привычными движениями. Мурка подмурлыкивала мне.

– А не пожарить ли мне для разнообразия к пюре твою рыбку путассу? – обратилась я к Мурке.

-Ну, ты, хозяйка, в натуре борзеешь, – обиделась она, – я, между прочим, на ваши борщи – киселя никогда не покушаюсь. А вы так и норовите мою рыбу слопать. Креста на вас нет, басурманы.

И она с обиженным видом уползла за холодильник, чтобы в гордом одиночестве пострадать на тему: как ей не повезло с хозяевами.

 

* * *

 

– Как твои дела, как новая работа?

– Нормально. Утром вывожу собаку погулять на часик, сама заодно прогуляюсь. Приведу собаку, помою ей лапы, наполню миску собачьим кормом и иду будить пацана. Накормлю парня завтраком, отбуксую в школу и до обеда – гуляй, Вася. В обед заберу его из школы, отведу домой, согрею обед – и до трех часов свободна, как птица в полете. В три часа ребенка за шкирку и к англичанке на часок, потом в бассейн, секцию каратэ или шахматный кружок – они чередуются. К шести часам возвращаемся, ужин ребенку в зубы, на собаку – поводок и на прогулку. В семь вечера свободна окончательно и бесповоротно.

– Ничего себе – нормально. Получается, что с утра до вечера ты как привязана к этой семейке.

– А разве на заводе не то же самое было? Только там ты утром ушла и вечером пришла. А здесь я в промежутках дома, все дела переделаю, дети под присмотром, отдохну, телевизор посмотрю. Лучше было бы лежать и от безделья в потолок плевать? Тем паче, что здесь мне платят больше, и не так уж я на износ надрываюсь. Нет-нет, я очень всем довольна. Сережа – мальчик хороший, умненький, папа его тоже нормальный дядька, с домработницей тетей Машей мы вообще подружились. Хозяйка, правда, мадама своеобразная, занята только собой, совершенно не интересуется  ни сыном, ни мужем – холодная, эгоистичная особа. Тем удивительнее, как нежно они любят и берегут ее.

– Это всегда так. Кто на себе все тащит, на того еще больше грузят. А кто себя хорошую любит, к той и отношение трепетное. Где, спрашивается, справедливость? Ну, ладно, хорошо, раз у тебя все хорошо. Пока. Деткам привет.

– Пока.

 

* * *

Уже несколько дней меня новая мечта-фикс: я хочу иметь собственный дом! Не землянку – засыпушку, не дощатый сарайчик, а капитальный особняк в три этажа, с просторным холлом, многочисленными спальнями для себя, сыновей, родителей и гостей, с бильярдной, со спортзалом и тренажерной комнатой, с библиотекой, с бассейном, сауной, встроенным гаражом на несколько машин, туалетами и ванными комнатами на каждом этаже. Обязательно должна быть большая терраса, где теплыми летними вечерами мы всем семейством пили бы липовый чай  с кренделями и душистыми вареньями из настоящего самовара. И чтобы вокруг был большой разросшийся сад с беседкой и гамаками. И никаких грядок, только кусты роз и мои любимые астры.

Я тщательно продумывала планировку каждой комнаты, я мысленно возводила камины, рушила перегородки, пристраивала балконы, я лично выбирала ткань и фасоны штор на окна, тщательно подбирала мебель для каждой комнаты, светильники, цветы, настилы и паласы, кафель и сантехнику в туалеты и ванные комнаты. Надо будет посоветоваться с опытным дизайнером и полистать журналы с иллюстрациями интерьеров жилых помещений.

Мне еще предстояло продумать ландшафт вокруг дома, дизайн скамеек, беседок и фонарей, чем выложить дорожки в саду, каким забором огородить свое огромное хозяйство.

Короче, работы – море!

Вечером я сидела в кресле и, раздувая щеки как Марфуша из сказки «Морозко», шептала: «Хочу богатство! Хочу дом! Хочу! Хочу! Хочу!», когда затрезвонил телефон.

Звонила Наташка Минина из Америки. После приветствий начались охи и ахи по поводу того, какой у нее необыкновенный сынок Майкл, как он уже замечательно сидит и даже стоит, держась за решетку кроватки, как он чудесно агукает, как он прелестно пукает, какая у него великолепная американская улыбка на все 32 будущих зуба. В общем, обычные мамочкины восторги по поводу гениальности ее дитяти. Я от души порадовалась вместе с ней за ее малыша и пожелала и ей и ему здоровья и счастья. (Денег у них, похоже, и так куры не клюют. У меня, правда, тоже не клюют, так как нет ни кур, ни денег.)

После междугороднего разговора я попыталась опять сосредоточиться на мечте о доме, но настроение было упущено и я, отложив это дело до другого раза, пошла стирать целую кучу мужских носков.

Но дом я все-таки хочу. Определиться с желанием – это уже шаг вперед. Остается всего ничего – реализовать свое желание. Но главное сейчас – это решить вопрос: крыть дом черепицей или нет.

Так крыть или нет?! Просто голова кругом, с ума можно сойти от этих проблем!

 

 

* * *

Рано утром, мы еще не успели разойтись кто на учебу, кто на работу, как снег на голову приехал Володя Артюков. Мы знали, что он должен скоро приехать, но я думала, что этому событию будет предшествовать телефонный звонок.

– Сюрприз, – прокомментировал он свое внезапное появление.

– Вот и будешь со своим сюрпризом голодный целый день. Окромя двух яиц в холодильнике ничего больше нет, – проворчала я.

– Ох, напугала! Не боись – старая гвардия в воде не тонет и с голоду никогда не помрет! – он был в игриво-приподнятом настроении. Рад, небось, до смерти, что на целое лето вырвался из-под строгого контроля железной Вики. Из него так и прорывался щенячий восторг.

– Вот тебе ключи от квартиры, где деньги никогда не лежат. Вот пульт от телевизора, вот программа передач. Хозяйствуй, – с таким напутствием мы все разбежались до вечера кто куда.

…А вечером сюрприз ждал нас. Вылизанная пропылесосенная квартира, полный холодильник качественных дорогих продуктов, целый таз фруктов и полная жаровня ароматных острых люля-кебабов встретили нас. Мурка, которая обычно каждого возвращающегося домой обязательно встречает у двери, сегодня сыто развалилась на пуфике в прихожей, не в силах поднять свое раздувшееся пузо. На звук открывающейся двери она только лениво чуть приоткрывала один глаз, как бы говоря «кого опять нелегкая принесла?».

– Ну, Володя, ну удружил, – я радовалась как ребенок, – так и быть, нанимаю тебя в домработницы. Годишься.

– Конечно, гожусь. Я домработница со стажем. Думаешь, у нас дома Вика уборкой и готовкой занимается? Как же.

Вот повезло бабе, где только таких мужей находят – и не пьет, и деньжищи гребет огромадные, да еще и дом на себе везет.

Сгоряча я стрескала три огромные кебабины, заела тремя бананами, запила кофе с молоком вприкуску с шоколадными конфетами.

– Сейчас спою, – пригрозила я осоловевшим голосом, громко икнула и, переваливаясь как беременная корова, потащилась на кровать переваривать съеденное, захватив с полки в прихожей целую кучу журналов и газет, принесенных Володей.

Иногда жизнь поворачивается к нам своей светлой стороной. Оказывается, чтобы стать счастливым в этом мире человеку надо всего лишь хорошо приготовленный кусок мяса, три банана и кружка ароматного кофе.

 

* * *

         Я вышла на крыльцо техникума и, зажмурившись, с удовольствием вдохнула воздух, наполненный запахом цветущей черемухи. Голова аж закружилась от этого невозможного запаха.

         Сегодня я приняла первый в своей жизни экзамен в качестве экзаменатора. Трояков я поставила больше половины, но двоек – ни одной, хотя кандидаты были. Но очернить этот чудесный летний день, морально убить бедных студентов рука не поднялась. Может быть и зря.

         Рядом просигналила машина. Я не оглядываясь, спустилась по ступенькам и медленно побрела по тротуару. Сзади послышались быстрые шаги, и кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулась, и мои глаза встретились с улыбающимися глазами. Глазами уже слегка подзабытого цвета крепкого кофе.

         – Я уже заждался. Увидел тебя, сигналю- сигналю, а ты ноль эмоций. Ну, здравствуй!

         – Здравствуйте.

         – Ну, здравствуйте – приехали… Разве мы уже на «вы»?

         Я молча улыбалась, глядя в его лицо. Возле глаз появились новые морщинки. А в остальном – все то же знакомое до боли лицо. Разве что седины добавилось, особенно на висках.

         Мы сели в машину, и она плавно тронулась.

         – Значит так, – он решительно брал инициативу в свои руки, – срочно требуется выпить на брудершафт, чтобы перестать выкать. И поесть заодно – умираю, хочу есть.

         – А я совершенно не хочу. Разве что кофе со сливками и пироженное «хлопец кучерявый».

         – Кучерявый – так кучерявый. И заодно отметим твой первый экзамен.

         – Откуда такая информация?

         – Знаем, знаем. Разведка донесла.

         – А я о тебе не знаю  ничего. Например, где ты пропадал почти полгода. Но только ты ничего не рассказывай. Соврешь ведь. Сейчас начнешь свистеть, что выполнял важное государственное задание, или тебя забросили в качестве русского резидента в африканское племя юмба-мумба, чтобы выведать стратегическую тайну производства алкогольного напитка из мочи крокодила, или что тебя забрали инопланетяне на свою летающую тарелку, где ты пробыл всего 5 минут, а на земле за это время прошло целых 5 месяцев.

         – Что касается государственного задания и резидента – врать не буду, не было, но вот насчет летающей тарелки ты попала в десятку, – он захохотал.

         – Ну и как там поживают братья по разуму?

         – Там были не только братья, но и сестры.

         – Тогда понятно, почему вы, сэр, там так задержались.

         – Я был в Калифорнии, – он перешел на серьезный тон, – организовывал  там филиал нашей фирмы. Писать и звонить тебе домой ты запретила, с работы уволилась, и я никак не мог с тобой связаться. Писал тебе на главпочтамт до востребования, но ты наверняка не догадалась туда заглянуть. Ведь так? Еле выбрался на несколько дней. Виноват, знаю, но, давай оставим пикирование и упреки на потом. Просто, я жутко соскучился. Жутко.

         – Итак, выкладывай, как ты жила? –  продолжил он, когда мы уже сидели в ресторане за столиком.

         – Начну с того дня, как в этом самом ресторане за этим самым столиком вот на этом самом месте 29 декабря я праздновала наступление нового года с интересным мужчиной.

         – Так-так. Интригующее начало. И что было потом?

         – А потом я… 

         И я начала рассказывать о последних событиях своей жизни.

 

* * *

 

Двенадцатый час ночи. Все нормальные люди спят. Но то нормальные… Я не сплю. Сижу на кухне и пью крепчайший кофе, так как спать мне не хочется, и я пытаюсь выбить клин клином, то есть использовать кофе в качестве снотворного. Если не сработает, то терять мне нечего – все равно не спится.

Сегодня 13 число, да еще пятница.  В общем, кошмарный день, шабаш ведьм. Поэтому когда я днем обнаружила, что у меня из кармана плаща пропали последние 50 рублей (видимо, сама обронила), то даже почувствовала облегчение, что так легко отделалась. В такой день могло случиться что-нибудь и пострашнее (тьфу-тьфу).

Передо мной книга «Поющие в терновнике». Я люблю читать поздно ночью, как сейчас. Когда все спят, телефон молчит, никто уже внезапно не заявится, и я спокойно могу устроиться уютно на кухне, включить настольную лампу и с удовольствием погрузиться в чтение. Весь мир отодвигается, и я остаюсь одна в этом крохотном пятачке света. Никто меня не видит, и я не боюсь показаться нелепой, когда плачу или смеюсь, а иногда в сердцах бью кулаком по книге, когда там происходит несправедливость или предательство. А иногда, когда финал книги меня разочаровывает, я откладываю ее в сторону и сочиняю свой конец с полным хэппи-эндом, когда все негодяи наказаны и положительные герои вознаграждены по заслугам. Пусть хоть в книгах всегда будет гармония и порядок.

…Крупные тяжелые капли дождя застучали по стеклу. Я выглянула в окно –  казалось, что тяжелые черные тучи касаются крыши соседнего дома, сильный ветер нещадно трепал деревья и кусты, освещаемые жидким светом фонарей. Дождь мгновенно перешел в ливень. Я захлопнула книгу и рысью рванула плотно закрывать все форточки и будить Володю, который спал на раскладушке на балконе (он застеклен, но во время сильного дождя там все протекает).

Хотя уже и раскаты грома громыхают, и молния даже сквозь шторы сверкает, но никто не проснулся. Только Володя переехал с балкона в зал вместе с раскладушкой и уже храпит. Что значит, у людей крепкие нервы и чистая совесть. Чего же мне не спится? Вроде и налоги все уплачены, и кофе выпито, а сна нет. Старческая бессонница начинается? Так сказать, первый звонок? Раньше с чем, с чем, а со сном проблем никогда не было.

– Спать, даю установку немедленно спать, – тоном Кашпировского гипнотизировала я себя, лежа в постели. Не брало. Попробовала считать баранов, но бестолковые животные бродили с места на место, и я начинала путаться, кого я уже посчитала, а кого нет, нервничать и сон  улетучился окончательно. Лучше просто подумаю о чем-нибудь.

Например, сегодня с моей новой подругой русоведом Юлией Павловной мы ходили – куда бы вы думали? – к гадалке. Это была идея Юльки, ей знакомая разрекламировала эту гадалку так, что не сходить было невозможно. «Все твое прошлое и настоящее знает, порчу, болезни по пульсу определяет, убирает их заговорами, определяет будущее, корректирует судьбу на удачу, снимает венец безбрачия и прочее, прочее». Скорее всего, Юлю прельстило именно снятие венца безбрачия, хотя она в этом никогда не признается. Умница, красавица, хозяйка превосходная, оптимистка, имеет прекрасную двухкомнатную квартиру – и на тебе: без мужа и без кандидата в оного. Короче, пошли мы с ней к некоей Татьяне узнавать, что дни грядущие Юльке готовят. Я просто за компанию, подругу поддержать. Добрых полчаса мы с ней плутали между стандартными панельными пятиэтажками на краю города, ругая на чем свет стоит тех, кто планировал этот район. Бульвар Сиреневый, на котором располагался искомый нами дом, извивался змеей анакондой. И не просто змеей, а змеей агонизирующей или бешеной – так затейливо сикось-накось, абсолютно нелогично, располагались дома. За домом под номером 2, следовал 13-й дом, далее шли дома под номерами 14-й, 21-й, 13-а, 2/1, 25, 24, 17, 33 и так далее. То ли архитектор был пьяный, то ли тот, кто прибивал таблички, шлепал их, как бог на душу положит. Два раза мы прошли от головы змеи к хвосту и обратно, но дом № 10 отсутствовал напрочь.  Наконец, проходящий мимо пацан сказал, что дом № 10 – это котельная.

– Как котельная? Нам нужен жилой дом. Может быть, есть дом 10/1 или 10-а?

– Не-а. Десятый дом у нас один. Вам случайно не тетя Таня нужна? Так она в котельной и есть.

Мы в недоумении потащились к котельной. На наш стук дверь в котельную мгновенно распахнулась, как будто нас только и ждали, и на пороге появилась молодая миловидная пухленькая женщина с голубыми глазами и симпатичными ямочками на щеках.

– Нам нужна Татьяна, – решительно заявили мы.

– Я Татьяна и есть. Заходите.

Оказалось, что Татьяна работает оператором в котельной и здесь же в бытовушке принимает посетителей.

– Муж у меня строгий, не любит, когда домой посторонние приходят, вот я и приспособилась здесь людей принимать. Кому гадать будем или обоим?

– Ей, – я кивнула на Юльку, – Мне выйти?

– Отчего же, сидите, – проворковала Татьяна, застилая обшарпанный столик куском цветастого ситца. Она достала карты, свечу, спички, перекрестилась на крошечную инонку в углу.

– Чего хотите женщина? Приворожить кого, будущее или прошлое узнать, по картам или фото погадать, удачу наворожить?

– Будущее узнать.

Татьяна быстрыми движениями раскидала карты.

– Вы, моя милая, не замужем, детей нет. Родители живы, но не рядом с вами живут. Венца безбрачия у вас нет, порчи тоже. Не замужем до сих пор, потому что в ранней юности обожглись: полюбили парня, и он, вроде, любил, да бросил. А вам кажется, что до сих пор его любите и всех знакомых мужчин с ним сравниваете. Только я вам вот что скажу, моя милая, любви то у вас к нему и не осталось ни капельки, привыкли просто думать, что любите, да и человек он нехороший. К лучшему, что жизнь вас развела, пропали бы вы с ним. Есть сейчас в вашей жизни рядом человек хороший, но вы его не замечаете, а он к вам всем сердцем. Он и есть ваша судьба. Если не упустите его, то будете оба счастливы. И детишки будут – двое мальчиков. Долго жить будете, внуков дождетесь. Болезней сильных у вас не вижу. А вот маму свою поберегите, ей совсем недолго осталось солнышку радоваться.

Карты стопочкой легли на край стола. Гадание окончено. Я с сомнением глядела на Татьяну, больно уж все буднично, никакой таинственности. Юлька же глядела на нее широко раскрытыми глазами, как будто та ей мировые секреты раскрыла.

– А то, что вы сказали – обязательно сбудется? – поинтересовалась я.

– Нет, – ответила просто гадалка, – Можно с уверенностью гадать только о прошлом, а будущее зависит от самого человека. У любого человека есть несколько вариантов будущего, и какой именно вариант будет выбран, то и случиться. Я предсказываю наиболее вероятный вариант, но человек может сознательно изменить свой жизненный путь. Вот приглядится ваша подруга к мужчине, о котором я ей сказала – она поняла о ком – и будет у нее счастливая семья, хорошие сыновья,  а будет продолжать бессмысленно страдать о прошлом, и ничего этого не будет, родовая ветвь на ней и засохнет. Все в наших руках. Выражение «человек хозяин своей судьбы» – не пустые слова, в них глубокий смысл. И не надо на судьбу жаловаться, мы ее сами делаем. Что сами сеем, то и пожинаем.

– Сколько с нас?

– Сколько дадите, – улыбнулась своими ямочками Татьяна.

Юлька положила на столь две сотни, и мы поднялись.  Нормально люди деньги делают, три минуты трепа и пара сотен в кармане. Мне за эти деньги полдня физику в тупые головы вбивать. Потом голова гудит и язык через плечо. Я с ухмылкой взглянула на Юльку, та была в прострации. А ведь ничего особенного ей не сказали. Уже на выходе из котельной Татьяна чуть придержала меня за рукав.

– Вы не переживайте за подругу, она сделает правильный выбор. И у вас все наладится, милая моя. Через два года и судьбу свою встретите, и денег хватать будет. Ну, с богом, – дверь за нами закрылась.

Теперь уже мы обе шли с распахнутыми глазами. Чудеса, да и только.

…Сон, наконец, начал тихонько подкрадываться ко мне. Боясь его спугнуть, я замерла, закрыла глаза и расслабила тяжелые веки. И тут же голова моя плавно поплыла, унося сою хозяйку в сладкий мир снов.

 

* * *

         Вечером по пути от родителей домой я встретила Анну Федоровну – маму одноклассницы Максима. Она шла под ручку со знакомой, оживленно о чем-то беседуя и хохоча. Я решила сделать вид, что не узнала ее, чтобы не мешать людям. Но Анна Федоровна сама подлетела ко мне, схватила меня за рукав и стала громко на всю улицу интересоваться моими делами. Я проговорила формальные фразы типа «все нормально», но от нее не так то просто было отделаться. Они с подругой – абсолютно незнакомой мне женщиной – подхватили меня под руки и мы этакой разбитной троицей, перегородив всю улицу, стали неспешно делать моцион.

– Чем Максим занимается? – поинтересовалась Анна Федоровна.

– Занимается. Экзамены ведь скоро.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – дуэтом зашлись мои попутчицы.

– А моя Алка все на танцы бегает. И пусть бегает! Когда еще и потанцевать, как не в молодости. А экзамены – это ерунда. Я к заучу зашла, конвертик ей сунула, да по коробке конфет и бутылке шампанского учителям – и все нормально! Экзамены, считайте, сданы. Я могу и за Максима похлопотать, – обратилась она ко мне, – мне ваш сынок уж больно нравится. Такой серьезный мальчик. Я и Аллочке все говорю: вот кто мне в зятья подходит.

– Да нет, спасибо. Я думаю Максим сам в состоянии сдать все экзамены.

Ох, не дай бог, такую сваху мне и такую тещу Максу! Я еле отделалась от этих теток, от которых так и несло пивом, сигаретами и  какой-то животной жизнерадостностью. А они всем довольные, особенно собой, поплыли дальше вдоль по Питерской. Я, глядя им вслед, вдруг подумала: вот кто живет в полной гармонии с собой и с окружающим миром. Эти женщины не терзают себя понапрасну в поисках ответов на извечные мировые вопросы, на которые ответов все равно не существуют и, наверняка, тысячу раз правы. Жизнь их ясная как безоблачное небо. Смотреть на них все же было приятно, так как гармония в любом своем проявлении всегда радует глаз. Им легко и счастливо. А что еще надо в жизни? Ничего.

* * *

Мы с отцом вдвоем едем в стареньком дребезжащем автобусе в деревню, в которой я проводила все летние школьные каникулы. Тогда были еще живы мои дедушка и бабушка, папины родители. С тех пор, как они умерли, а было мне тогда 19 лет, я ни разу не была в тех местах. Очень интересно побывать там, где прошло твое детство, спустя много лет. Я понимаю, конечно, что с тех пор все очень изменилось, что деревни сейчас вымирают, но все равно с удовольствием согласилась на эту поездку. Планировалось, что поедут мои родители, но маму опять скрутил жесточайший хондроз, а ехать надо обязательно – необходимо к Троице покрасить ограды могил родителей отца и его брата Ферапонта. Каждый год мои родители обязательно совершают этот священный для них ритуал, в этом году вместо мамы еду я.

Наш автобус пылит по проселочной дороге, мы едем уже около часа, скоро приедем. Наконец, остановка, и мы выходим. Нам с отцом идти еще восемь километров пешком. Раньше автобусы ходили и дальше этого райцентра до следующей деревни, но теперь маршрут сократился, так как ездоков немного. Мы проходим по поселку, и я с любопытством разглядываю его. Он очень изменился, я почти ничего не узнаю. Многие дома снесены, и вместо них поставлены огромные коттеджи. Но в целом поселок не производит впечатление процветающего.

Мы выходим за его пределы, наша дорога тянется в лес, и мы входим в его прохладную тень. Помню в детстве с деревенскими подружками мы иногда приходили в поселок по этой дороге. Так далеко нам не разрешали ходить, но мы изредка нарушали запрет. Теперь дорога захирела, временами она с трудом угадывается в заросшей траве. Потом мы выходим из леса и долго идем по его краю. Справа – лес, слева – бескрайние поля. Раньше здесь каждое лето обязательно сеяли то рожь, то пшеницу, то овес. Рос тут и горох, и подсолнечники, и кукуруза. Теперь же поля стоят заброшенные, одичавшие, дуром растут ромашки, васильки и трава по пояс. Странно все это видеть. Раньше каждый метр земли был при деле, даже если ничего не сажали, то хотя бы косили траву на сено. Сейчас все бесхозное, никому не нужное. Почему? Не понятно. Сиротливо торчат покосившиеся столбы, на которых нет проводов: то ли срезали добытчики цветного металла, то ли убрали за ненадобностью. За все время, что мы шли до деревенского кладбища, мы не встретили не только ни одной машины – тут и дорог для них не осталось, но и ни одного человека. Ни одна собака не повстречалась на нашем пути. Было впечатление, что мы на краю света, далеко-далеко от цивилизации.

Только кладбище еще живет, здесь видны следы пребывания людей, кто-то был недавно перед нами, вот и голубая краска на чужой оградке еще не высохла. Мы с папой достали банки с краской, кисточки, надели перчатки и принялись за работу. Через три часа все было сделано, и мы собрались в обратный путь. В деревню заходить не стали, сейчас там никто не живет, и она зарастает деревьями и бурьяном, среди которых уже с трудом можно увидеть подгнившие почерневшие крыши. Умерла наша деревенька со смешным названием «Большие Крышки». Меня в детстве всегда интересовало откуда такое необычное название, ведь крыши (и крышки) в ней были не больше, чем в соседних деревнях. И никто не мог ответить мне на этот вопрос. А теперь уже и некому отвечать. Прощай, моя родная деревенька.

Мы торопливо шли обратно, чтобы успеть к автобусу, а на сердце щемило от утраты навсегда друга детства и от невозвратности прежнего.

 

* * *

Мы всей семьей смотрим телевизор. Событие эпохальное, если учесть, что такого никогда не бывает, так как у всех четверых вкусы совершенно противоположные, поэтому практически не существует фильмов и передач, которые были бы интересны всем членам семьи, кроме Мурки – та согласно смотреть что угодно, если ее при этом будут гладить. Но сегодняшний фильм объединил нас всех, хотя речь идет всего лишь о пустяковой комедии «Невинно обвиненный» с Лесли Нильсоном. Незамысловато, немного грубовато, но очень смешно, особенно, когда пародируются до оскомины надоевшие рекламы. Во время настоящей рекламы, которая прерывает фильм практически через каждые десять минут, мы все срываемся с мест и разбегаемся доделывать недоделанные дела. Я, например, полощу белье; Максим созванивается с друзьями; Андрей рысью несется в туалет – у него расстройство желудка, а левомецитин еще не сработал; глава семейства смазывает машинным маслом все дверные петли, которые в последнее время начали скрипеть и брюзжать, как неудовлетворенная старая дева. По команде «началось!» мы мгновенно собираемся у телевизора до следующей рекламы. Вообще, насколько я знаю, эти рекламы никто не смотрит. Более того, по-моему, у людей начинает вырабатываться стойкий иммунитет к рекламе, то есть, то, что рекламируется, как раз покупать не хочется по принципу «хорошую вещь не будут так настырно всучивать, наверняка это дерьмо». А некоторые рекламы я просто не понимаю и спрашиваю разъяснения у ребят, чего рекламируют – то ли машину, то ли колеса, то ли девушку, а оказывается – шампунь или кофе. Под расстрелом бы не догадалась. Хотя, под расстрелом имя свое забудешь, не только рекламу.

Едва фильм закончился, позвонила сестра. Она только что пришла с работы – собаку выгуливала.

– Как живут безработные?

– Получше некоторых работающих. Пособие по безработице – раз. Деньги за работу – два. Бесплатные обеды для нищих – три.

– Что-что?! Какие такие еще обеды?

Она рассмеялась.

– Я официально безработная, к тому же, формально одинокая мать двоих несовершеннолетних детей. На днях мне позвонили из общественной благотворительной организации «Забота» и предложили мне и мальчишкам бесплатные обеды в кафе «Ландыш» – тут недалеко, ты знаешь.

– И что, вы обедаете там?

– А то. Конечно, обедаем. Довольно питательно и в меру калорийно. Пироженных – мороженных не дают, икра черная – красная тоже отсутствует, но суп, каша с котлеткой, салатик капустный или свекольный, чай с булочкой – вполне съедобно.

– Докатились, блин. Официальные нищие – какой позор! Светка, плюнь на эти дармовые обеды, не больно с голоду пухните. Не боишься, что у твоих сыновей разовьется комплекс неполноценности. Привыкнут считать себя отбросами общества. Дразнить начнут еще сверстники. Сформируется психология бомжей и нищих. Ой, я бы ни за что туда не пошла, со стыда можно сгореть.

– Ну и дура. Ты, Маринка, как в 19 веке живешь, ей богу. Сейчас совсем другая жизнь, все перемешалось, нет твердых понятий, что хорошо – что плохо, что постыдно – что нет. Напиши еще лозунг «Воровать стыдно» и ходи с ним по улице. Тогда тебе мигом объяснят, что тот, кто ворует с умом и талантливо – самый уважаемый человек в обществе на сегодняшний день. Ты бы посмотрела, кто обедает в этом кафе, какие расфуфыренные дамы и господа иногда захаживают. Грязных бомжей и пьянчужек там нет, так как они официально нигде не зарегистрированы и их туда никто не пригласит. Сегодня за соседним столом одна мамаша с дочуркой обедала, так они вообще на роскошной иномарке приехали. Просто у людей временные трудности и глупо отказываться от помощи в любой ее форме, когда ты в ней нуждаешься, а кто-то ее предлагает. Короче, девушка, пора тебе расставаться с тургеневскими взглядами на жизнь и трезво оценивать ситуацию. И нисколько мои детки не комплексуют, еще как довольны. Дома я им только пустые макароны или жаренную картошку с луком могу предложить, а тут все же разнообразие и какие никакие калории.

-…Ну, не знаю. Может, ты и права.

– Не «может», а абсолютно права. Мне иногда кажется, что не ты, а я твоя старшая сестра. Удивляюсь, как ты еще не вымерла как динозавр с такими дремучими понятиями о жизни. Придется мне вплотную взяться за формирование у тебя современного мировоззрения, а то совсем пропадешь на фиг.

– Возьмись, Свет.

* * *

         Зря я переживала, что все лето у нас будет жить посторонний человек. Володя из тех людей, кто умеет оставаться незаметным, даже живя в чужой семье. Спал он исключительно на балконе, так как оказался большим любителем свежего воздуха, быстро приспособился к ритму и укладу нашей семьи и не лез со своим уставом в чужой монастырь. И еще он всегда и всем был доволен – исключительно ценное качество, на мой взгляд. Когда у него было свободное время, он успевал убраться в квартире, частенько готовил к нашему приходу вкусный ужин и постоянно покупал продукты на всех. Причем, делал это так естественно и деликатно, что мы принимали все как само собой разумеющееся.

Отделка их новой квартиры шла полным ходом, и я поражалась, каких фантастических денег стоит выравнивание потолка и стен, грунтовка, замена обычных рам стеклопакетами, установка дверей, настил паркета и прочее. Вика звонила каждый вечер, и Володя добросовестно докладывал ей о продвижении ремонта и своем достойном поведении. На ее месте, я бы тоже боялась потерять такого ценного мужа. Так что здесь у меня преимущество: на моего мужа никто никогда не позарится, в этом я могу быть абсолютно спокойна. А если и позарится, то никакой трагедии для меня в этом не будет. Более того, я сама еще быстренько и вещички ему соберу и денег на такси дам, пока он и его новая пассия не передумали. Только мне это, к сожалению, не грозит.

Впрочем, я ворчу на Сашу скорее по привычке. Не так он и плох. Я спросила его вчера вечером к слову, что случилось, что он практически не пьет в последнее время. Факт очень положительный, но мне захотелось узнать его причину. Он по своему обыкновению долго молчал и по прошествии нескольких минут, когда я уже и забыла о своем вопросе, вдруг заявил, что у них месяца три назад на заводе был полный медосмотр, и врач старичок – божий одуванчик, посмотрев результат анализа крови и прощупав его печень, заявил: «Пьете, голубчик». Тот в ответ тонко пошутил, что не пьют только дураки и идейные. На что одуванчик безапелляционно заявил, что не видать Саше следующей зимы, как своих ушей, если он будет продолжать в том же духе. Санек не проникся и продолжал блистать остроумием, заявив, что уши свои он часто видит в зеркале.

– Вот и зимушку русскую разве что во сне увидишь, балда! – рявкнул старичок.

– Но почему, доктор? – насторожился Саша.

– Печень у тебя, голубчик, в два с лишним раза увеличена. Предцеррозионная стадия. Продолжай дальше, и долго мучиться не будешь.

– А если брошу пить?

– Поживешь еще.

Из куцых Сашиных слов я поняла, что примерно такой диалог состоялся между ним и врачом. И он испугался. И страшно захотел жить. У нас русских Иванов ведь всегда так получается: имея – не бережем, потерявши – плачем. Желание жить, видимо, оказалось так сильно, что и алкогольная зависимость растаяла как прошлогодний снег.

Слава богу, что вовремя этот врач встретился Саше. Надолго его трезвенного порыва вряд ли хватит, но хоть поубавит свой алкогольный пыл.

…Опять позвонила Вика и позвала на этот раз к телефону меня. Стала допытывать, как ведет себя Володя, не пьет ли, не волочится ли за бабами.  Я ее заверила, что муж ее молодец, не пьет, занимается только отделкой квартиры, по женщинам не гуляет – некогда ему бедняге. И еще добавила, что вообще то мне некогда чужих мужей караулить, на своих детей и мужа времени не хватает. Получилось грубовато, но пусть ко мне больше не лезет с такими вещами. Еще не хватало мне пасти чужих мужиков. Если ее это так заботит, то пусть сама приезжает и водит его за ручку или нанимает частного детектива, который будет ее информировать о каждом его шаге. Она, видимо, обиделась и, чтобы уколоть меня, стала хвалиться, что они со Светой на днях едут в круиз по Европе. Да бога ради, езжайте, красавицы. Счастливого пути. Чао-какао!

Я что-то тоже давно никуда не ездила. Хочу в Китай!!

 

* * *

 

         В Китае полным ходом цвела сакура – такой красивый пышный кустарник с цветками, похожими на цветы багульника. (Что-что? Сакура – это дерево, и цветет оно не в Китае, а в Японии? Спорить не буду, дерево так дерево, Япония так Япония. Я, к слову сказать, и багульника то никогда не видала.)

         Итак, в Китае кустарник сакура покрылся бледно розовыми цветами, в точности, как у багульника. Красивые нежные китаянки под разноцветными бумажными зонтиками мелко семенили крошечными ножками мимо меня. Китайцы в треугольных шляпах из рисовой соломки с энтузиазмом катили мимо на велосипедах. И только смуглые китайские узкоглазые детки вели себя так, как все дети на земном шаре: носились с визгом как угорелые, давали друг другу тумаков и, не стесняясь, в упор рассматривали иностранную тетку странного вида – то есть меня.

         А я счастливая в спортивной красно-белой футболке с надписью «Спартак», шортах, белой бейсболке «ЛДПР» и солнцезащитных очках гордо ехала на роликах. Я искала Великую Китайскую Стену, на которую мне очень хотелось посмотреть. Но как назло натыкалась только на малюсенькие китайские стеночки.

         Наконец, отчаявшись, я обратилась на чистейшем английском к более менее приличному китайскому гражданину европейского вида: «Веа хиа вери биг Чина вол?», сопроводив для наглядности свой вопрос движением рук, изображавших стену.

         – Вас интересует, где находится Великая Китайская стена? – по-русски совершенно без акцента уточнил он.

         -Ез, – закивала обрадовано я.

         – Езжайте прямо, мадам, еще минут десять, а потом направо минут пять. Там и будет искомый вами объект.

         – Сэнк ю вери матч.

         – Пожалуйста. До свидания.

         – Гуд бай.

         Наконец я увидела то, что хотела. Да, впечатляющее зрелище! По холмам насколько хватало глаз от горизонта до горизонта, длиннющей  непрерывной линией тянулась Она – Великая Китайская! Да, это вам не абы что. Потрясающее зрелище! Так и хотелось подобострастно назвать ее Величайшей Китающенской Стенищей! Не помню только, зачем ее построили. Наверное, все же не только для того, чтобы потрясать воображение потомков вроде меня. Я прошлась немного вдоль стены, потрогала ее шероховатые каменные бока. Попробовала даже как Дэвид Копперфилд проникнуть сквозь нее, но у меня, почему-то, ничего не получилось, как я ни старалась.

         У меня тут же родилась гениальная мысль, как решить огромную проблему нашего времени –  безработицу. Надо собрать со всего мира всех безработных, и поручить им штукатурить и красить эту стену. Работы хватит на всех на целое столетие. И китайцы будут довольны, и туристы, и безработные.

         От всех этих впечатлений жутко захотелось есть. Я с удовольствием поехала к ближайшему открытому кафе. Но когда услужливый официант поднес мне несколько тарелочек непонятно с чем, в меня закрались жуткие сомнения. А вдруг это жареные червяки, вареные пауки или тушеные змеи? Или бараньи яички в собственном соку? Нет уж, мерси боку за такую экзотику, лучше я дома поужинаю гороховым супом.

         До свидания, Китай! Я еще приеду посмотреть твои таинственные пирамиды, о которых известно гораздо меньше, чем о египетских. И еще надо попробовать на вкус жаренных кузнечиков и суши. Хотя, суши – это опять в Японии. Нет, определенно придется навестить и Японию. Только непонятно как можно есть сырую рыбу? Гадость ведь.

 

* * *

         Но в следующий раз я поехала все же не в Японию. Япония была оставлена на другой раз. Восток дело тонкое и утомительное в больших количествах. Но и по путешествиям я жутко соскучилась. Со всеми своими нервными потрясениями и жизненными изменениями я слегка забросила свое любимое занятие. До меня только сейчас дошло, что не надо мне искать и придумывать никакого хобби, так как хобби мое – это мои приключения, мои путешествия, которые приносят мне столько радостных и счастливых мгновений. Например, сегодня мне предстоит особенно интересное путешествие.

 

* * *

            Вот она – легендарная пустыня Наска. Та самая, в которой мне уже давным-давно мечталось побывать, но как голодный человек оставляет на потом самое вкусное, так и Наска для меня что-то вроде кружки ароматнейшего кофе со сливками, которым надо медленно наслаждаться на десерт в уединении и тиши.

         Мы с моим гидом – местным жителем с истинно перуанским именем Тимофей Игнатьевич – летим в маленьком туристическом вертолете на высоте птичьего полета над знаменитой пустыней. Меня всегда интересовал вопрос: как за столько лет в пустыне рисунки не засыпало песком, не завалило барханами. А оказывается песчаная пустыня отсюда довольно далеко, здесь же почва плотная, почти каменистая, и рисунки просто прочерчены на ней. Все это мне любезно рассказывает, вернее, выкрикивает прямо в ухо, стараясь перекричать винтокрылую машину, Тимофей Игнатьевич. Рассказывает и историю случайного обнаружения этих рисунков летчиками в середине прошлого века. Пересказывает гипотезы их происхождения, начиная с той, что рисунки показывают месторасположение подземных водяных каналов и заканчивая инопланетной гипотезой. Мне все это известно, но я не хочу прерывать услужливого гида и с удовольствием слушаю его.

         – Обезьяна!!! –  внезапно завопила я, до смерти испугав и Тимофея Игнатьевича и летчика, так что вертолет даже дал сильный крен. Но я, не обращая на это внимание, сама как обезьяна прыгала на своем сиденье и пальцем показывала вниз на отчетливый рисунок огромной обезьяны с лихо закрученным хвостом.

         – Обезьяна! Обезьяна! – продолжала, как резанная, верещать я, не смотря на живописный жест летчика, крутящего пальцем у своего виска.

         – Верно, мэм. Это рисунок обезьяны. Чуть дальше уже виднеется образ паука.

         – Паук!!! Человек!!! – орала я что мочи, на что мой гид только кисло улыбался.

         – Инопланетянин!

         – Какой инопланетянин? – удивился Тимофей Игнатьевич.

         – Да вон там, на склоне холма нарисован. Отсюда уже не видно.

         – Вам померещилось, мэм. Рисунка инопланетянина здесь не существует.

         – Я что сильно похожа на идиотку? Говорю вам, там нарисован инопланетянин, – сердито настаивала я.

         – Мэм, вы не очень сильно похожи на идиотку, но на том склоне  вообще нет никаких рисунков. Можете посмотреть по этой карте, здесь все рисунки обозначены.

         Железная логика: если на карте рисунок не обозначен, то он не существует.

         – Не будем попусту спорить. Давайте просто сделаем небольшой круг и посмотрим на тот склон еще раз, – и, предупреждая взрыв возмущения летчика, который уже начал открывать рот, чтобы сказать мне все, что он думает о таких наглых туристках, я добавила, – Плачу 100 баксов.

         Я уже усвоила, что в таких случаях фраза «плачу 100 баксов» – производит то же магитческое действие, что и «мы с тобой одной крови – ты и я» в «Маугли» Киплинга.

         Вертолет тут же развернулся, и мы полетели к спорному склону. Подлетев к нему, я скомандовала спуститься пониже и взять левее. И тут же взору изумленного Тимофея Игнатьевича во всей красе предстал силуэт маленького инопланетянина. То, что это именно он не вызывало никакого сомнения: несоразмерно остальным частям тела большая голова без признаков волос, с огромными миндалевидными глазами и воронкообразными ушами, непонятно как удерживалась тоненькой шейкой, сидящей на щупленьком тельце со слабенькими ручками и ножками. Причем одна его трехпалая ручонка была поднята в приветственном жесте нам, землянам. Казалось, он говорил: «Здравствуйте, друзья! Наконец то вы меня обнаружили».

          Наш вертолет завис в воздухе, в нем царило гробовое молчание. Тимофей Игнатьевич, казалось, не верил своим глазам, он то пытался найти на своей карте изображение инопланетянина, то, рискуя свалиться вниз,  по пояс свешиваясь из вертолета, рассматривал рисунок внизу через бинокль и невооруженным взглядом. Наконец, и до него и до пилота дошло, что это не мистификация и не мираж, и теперь они оба, не сдерживая своего южноамериканского темперамента, ликовали. Они что-то орали на своем языке, визжали, улюлюкали, хлопали в ладоши, обнимались, разве что не плясали. Мне было не до плясок, пока они веселились, я судорожно держала штурвал вертолета, про который пилот напрочь забыл, и машину швыряло как шлюпку в шторм.

         – Летаем взад! Нада всякий ученый сказать! – от волнения Тимофей Игнатьевич стал говорить с сильным акцентом.

         Если нада, значит, нада. И мы на максимальной для нашей драндулетины скорости, от чего воздушная машина почти разваливалась на ходу, полетели взад.

 

* * *

 

А лето тем временем полностью вступило в свои права. Мгновенно установилась жара, днем зашкаливало далеко за 30⁰. Зимой я мечтала о тепле, но сейчас хотелось прохлады. Человеку трудно угодить.

Один из плюсов моей нынешней работы – это то, что отпуск всегда летом, и не надо с пеной у рта доказывать, что за столько лет добросовестного труда имеешь право отдыхать  летом вместе с детьми.  Наш глава семейства трудился, Володя мотался по магазинам стройматериалов в поисках красок, гипсокартона и каких то особых точечных светильников, и только мы трое – я, Андрей и Максим – вели паразитическую жизнь сачков-матрасников. Спали часов до десяти, завтракали и потом тащились на пляж, чтобы на самом солнцепеке часа два-три жарится под самым вредным ультрафиолетовым облучением. Вернее, жарилась я одна, так как мальчишки мои практически не вылезали из воды, а я, по причине неумения плавать, только окуналась в теплой мутной воде, взболтанной десятками бултыхающихся тел. В один из таких приемов солнечных ванн я и заметила ее – небольшую твердую горошину на ключице, которая как сопливый гриб по масленой тарелке каталась под кожей, когда я пыталась нащупать ее пальцем. Что это такое? Я готова была поклясться, что неделю назад ее не было. Может, это жировик или что-то вроде подкожного прыща? Скорее всего, просто ерунда. Но эта горошина не шла у меня из головы. Снова и снова я нащупывала ее, разглядывала в зеркале. Когда через неделю горошина явно увеличилась, я всерьез обеспокоилась. На пляж я ходить перестала, сказав мальчишкам, что у меня много дел дома. И я действительно мыла окна, стирала занавески, привела в порядок кладовку и балкон, но мысли мои все вертелись около горошины, которая медленно и  безболезненно росла и росла.

Господи, мне ведь только сорок четыре, как минимум еще лет двадцать – двадцать пять у меня должно быть в запасе. Это несправедливо и нечестно. У меня дети еще несамостоятельны, а надежды на папочку мало. Да и старым моим родителям нужна опора в конце их жизни. Да и вообще, кому я мешаю? Я нужна своим близким, и просто хочу жить, в конце концов! Имею право! Но мое подсознание подленько подкидывала мыслишки вроде тех, что все хотят жить, но не всем удается встретить свой последний час в преклонном возрасте в собственной постели в окружении внуков и правнуков. И Пушкин хотел жить, и Лермонтов, и имели они на это прав куда как  больше. «Не переживай, – тихо шептало мне подсознание, – все там будем. Поздно или рано». Но я злилась: «Хочу поздно, как можно поздно». «Все в руках божьих».

Раз так, я решила обратиться к самому старшему по этому вопросу без бестолковых дурацких посредников. Я пошла в церковь.

В приятно-прохладном полумраке церкви с платком на голове и самой толстой свечкой в руках, какую только продавали здесь, я стояла и в нерешительности переводила взгляд с иконы на икону, которых здесь было очень много. Как надо ставить свечу, куда, что надо говорить или не надо? Наверное, нет особой разницы куда поставишь свечку и какими словами произнесешь свою просьбу, здесь любая молитва дойдет по адресу. Утренняя служба закончилась, народу было совсем немного. Пахло ладаном. Было тихо и величаво-торжественно.

Вдруг я вспомнила, есть же такой святой Николай Чудотворец. Чудо-творец! Вот кто мне сможет помочь!

– Бабушка, а здесь есть икона Николая Чудотворца?

– А как же милая, конечно, есть. Вот она. Правее смотри. Еще правее.

…Строгие глаза немолодого святого смотрели прямо в душу. Казалось, взгляд говорил мне: а достойна ли ты жить дальше?

– Я буду стараться!

– Сколько в тебе мелочного, недостойного.

– Я буду стараться!

– Ленишься много. В душе нет порядка.

– Я буду стараться!

– Иди уже.

– Поможешь мне, Николай Чудотворец?

– Я буду стараться.

* * *

Я уже второй час сидела в очереди к терапевту Ворониной Наталье Ивановне. Это не мой участковый врач, это даже не моя поликлиника. Просто Наталья Ивановна – моя давняя знакомая, Наташка, с которой я познакомилась в 19 лет в студенческом строительном отряде. Она была с медфака, я – с физмата, но у нас оказалось много общего, и с тех пор мы дружим. Я была на ее свадьбе, она – на моей. Я навещала ее в роддоме, когда она рожала своих дочек, она – меня, когда я рожала сыновей. Потом, как это водится, семейные заботы и дети потихоньку развели нас, но изредка, примерно раз в году, мы созванивались и тогда разговаривали долго-долго, рассказывая, что произошло за это время. Я боюсь идти со своей проблемой к равнодушному врачу, я хочу, чтобы меня посмотрела близкий мне человек.

– Следующий.

Следующий – это я.

– Добрый день, Наталья Ивановна. Здравствуй, Наташка.

– А кто это к нам соизволил пожаловать! Никак Маринка собственной персоной? Сколько лет… Проблемы со здоровьем?

– Даже не знаю…

– Людочка, – обратилась она к молоденькой симпатичной медсестре, – попей пока кофейку, а мы побеседуем.

Людочка вышла в соседнюю комнату.

– Ну, что у нас?

– У тебя не знаю что, а у меня – вот это, – с этими словами я отогнула лямку сарафана и показала ей свою горошину, которую правильнее было бы теперь назвать фасолиной или даже маслиной.

Наташка нацепила очки и стала разглядывать и прощупывать мое приобретение. Лицо ее стало серьезным.

– Давно это у тебя?

Я рассказала все как есть.

– Что Наташ, плохо дело? Ты только мне не ври, говори все как есть. В Америке, например, врачи прямо говорят пациенту, сколько ему осталось жить, чтобы человек спланировал свою жизнь и успел сделать все неотложные дела.

– Я ничего не могу тебе сейчас сказать определенно. Надо делать анализ, только он все покажет. У меня есть знакомая в онкологическом диспансере, скажешь, что от меня. Сейчас мы ей звякнем.

Наташка набрала номер телефона:

– Алло, Аллочка, привет дорогая, ты то мне и нужна. Подругу мою надо посмотреть и анализ сделать… Подкожное новообразование в области ключицы… Да, быстро увеличивается… Да… Да… Хорошо, договорились, – она положила трубку.

– Завтра подойдешь к ней к десяти часам, она все сделает. Вот ее координаты. Платить ничего не надо – она моя должница, ну, купишь ей коробку конфет и все.

– Наташ, ты врач с солидным стажем. На твой взгляд, только честно, что это у меня? Говори прямо, нервы у меня в порядке.

– Для особо бестолковых повторяю еще раз – все покажет только анализ. Будем надеяться, что шишечка твоя доброкачественная. Но, вообще то… похоже, очень похоже на то… Подождем результата анализа. Держись подруга.

– Я пойду, Наташ, там еще несколько человек в очереди к тебе. Спасибо.

– Держи меня в курсе, лады?

– Ага.

Я шла по коридору поликлиники, почти ничего не видя. В глазах было темно, горло сдавил горячий ком. Как все просто. Как все нелепо. Как все несправедливо.

– Подождем результата анализа, – уговаривала я себя, а в ушах стояло «похоже, очень похоже…».

 

* * *

         Ночью я не спала совсем. Лежала, смотрела в потолок, вспоминала свою жизнь. Не так она была и плоха. И хоть прошедшие годы пролетели мгновенно, воспоминаний хватило на целую ночь. Почему-то вспоминалось только детство, какое оно, оказывается, было длинное, яркое, полное событиями и впечатлениями. А вот последние годы безликие, скомканные, как смятая постель. Только и вспоминается безденежье, обиды, огорчения. А в детстве каждый день как год, нет мелочей – все важно, все главное. Вот мы с подружками, такими же малявами-дошколятами, собираем в лесу ярко-желтые купальницы и ландыши. Вот мы с соседской девчонкой Людкой на лугу ловим сачками мотыльков и бабочек, а потом опять выпускаем их. Помню, как в шесть лет я чуть не утонула. Мы с подружками одни без взрослых купались в реке, и неожиданно я оступилась в яму. Я открыла глаза и увидела над головой зеленоватую воду и сквозь нее солнце. Отчетливо помню мысль, промелькнувшую тогда: вот он, конец воды, совсем близко, но как он далеко. И тут рядом с собой я увидела «большого мальчика» – как теперь понимаю пацана лет 12 – он схватил меня за волосы и выволок из воды. Видимо, мальчишка шел мимо и прыгнул в воду в чем был, потому что на нем были черные брюки, ботинки и клетчатая рубашка. Еще долго на берегу он отцеплял от своего рукава мои пальчики, мертвой хваткой в него вцепившиеся. Если бы не этот неведомый герой, не было бы сейчас меня. Кстати, об этом случае я так никому дома и не рассказала – боялась, что меня будут ругать. А вот тому герою наверняка попало от матери за мокрые штаны и ботинки. Это вместо медали! Какая ирония судьбы.

…На улице уже светало, это и неудивительно, ведь сейчас самые короткие ночи. Я встала и пошла на кухню пить чай, все равно не спится. За этим занятием меня и застал Володя, который заспанный в трусах и майке зашел выпить воды.

– Ты чего не спишь, старуха?

– Не спится. Будешь чай?

– Какой чай в такое время. И, вообще, я по ночам не жру, как некоторые. Талию берегу, – и он, почесываясь и позевывая, пошлепал на свой балкон дрыхнуть дальше. Счастливый человек.

…Что будет с моими мальчишками, когда не станет меня? Это был вопрос вопросов. За мужа душа не болела, он переживет, вот только горе начнет заливать, и тогда все трое совсем пропадут.

Нет, рано я себя хороню. Ради детей надо жить. Надо. И все же, на всякий случай, надо быть готовой к самому худшему. И подготовить домашних. Нет, я ничего никому не скажу до последнего, пусть хоть эти месяцы или недели будут для них безмятежными, но надо показать Андрею и Максимке где и как надо платить квартплату, за телефон, налог на квартиру, надо переписать телефон с себя на Андрея, сделать ответственным квартиросъемщиком Андрея. Надо все продумать, чтобы им потом было меньше волокиты. Может, составить завещание? И обязательно написать подробную инструкцию, что и как надо делать в таких-то ситуациях. И еще я напишу сыновьям письмо, которое они вскроют, когда не станет меня. Я напишу в нем, чтобы они помогали друг другу, держались вместе и терпеливо преодолевали трудности, что свет в конце туннеля будет обязательно.

Как все это страшно. Помогите, Николай Чудотворец, Матерь Божья, Иисус Христос.

Неизвестно откуда в мозгу всплыли строчки «Иже еси на небеси. Да святиться имя твое…».

Я молилась.

 

* * *

         Алла Матвеевна, рыхлая, очень близорукая женщина, встретила меня приветливо. Тут же повела в лабораторию, где быстренько взяла небольшой срез с шишки и будничным тоном велела зайти через неделю.

– А раньше никак нельзя? – на всякий случай поинтересовалась я.

– Никак. Время отпусков, работников не хватает.

– Я заплачу сколько надо. За срочность. Пожалуйста.

– Ладно, – она вздохнула, – приходите завтра к обеду. Только платить ничего не надо.

Завтра. Только завтра. Еще день мне жить в неизвестности. Целый день!

Я вышла на улицу и только сейчас внимательно оглядела окрестности. Диспансер находился на самом краю города, то есть это был самый последний дом, стоящий на отшибе. Сзади него начинался небольшой сосновый бор, переходящий в веселенькую березовую рощицу и затем начинался обычный лес. Красивое место.

Совсем рядом надрывалась кукушка.

– Кукушка, кукушка, сколько лет мне осталось жить?

И тут же после моего вопроса зараза-птица булькнула неохотное короткое «ку» и замолчала.

Я взбесилась.

-Дура!!! Гадина!!! Быстро кукуй!!! Говори: «ку-ку, ку-ку», ну же, кому говорят «ку-ку, ку-ку»! Я тебе дам «ку»!!! Мне старик обещал, что через два года я только и начну по человечески жить! И гадалка Татьяна обещала! Ку-ку! Ку-ку!!! КУ! КУ!! – я бежала среди сосен, спотыкаясь о шишки и корни, временами чуть не падая, остервенело стучала кулаком по стволам и орала «ку-ку».

Наконец, словно отзываясь эхом на мое «ку-ку», кукушка продолжила свой счет.

Я села на кочку и разрыдалась.

– То-то же, – всхлипывала я, размазывая по щекам слезы, – то как заведенная нудила, а то жалко ей покуковать, когда ее просят по-человечески. Дура такая!

 

* * *

         Жаркий летний день плавно перешел в душный вечер, и только ближе к десяти на землю опустились прохлада и свежесть. Я вышла пройтись. Родителей нет дома, они предупредили, что останутся ночевать на даче. И хорошо, я никого не хочу видеть, ни с кем не хочу разговаривать. Я хочу пройтись по вечернему городу, неспешно погулять по набережной, побродить по аллеям, посидеть в сквере. Подумать. У меня сегодня особенно обострено зрение, обоняние, осязание. Всей кожей, каждой клеточкой впитываю этот напоенный летними ароматами и выхлопными газами воздух.

Всюду бродят влюбленные парочки, истошно орут влюбленные коты. Красное огромное солнце опустилось за крыши домов. Небо начинает на глазах темнеть, и звезды проступают на нем все ярче и ярче, как зажигаются фонари с фотоэлементами при наступлении темноты. Говорят, у каждого человека есть своя звезда, которая зажигается при его рождении и гаснет с его уходом. Где она, моя звезда? Сколько ей еще светиться?

Гори, гори, моя звезда, звезда любви, звезда надежды…

* * *

–  Здравствуйте, Алла  Васильевна. Анализ готов? Чем обрадуете?..

– Образование доброкачественное. Но его следует все же удалить. Я записала вас на  восемнадцатое июля. Придете со страховым полисом к 9 часам. Оперативное вмешательство под местной анестезией. Несколько минут и все. В общем, пустяковая процедура.

– А точно … доброкачественное.

– Абсолютно. Вот, посмотрите результат сами. …И не надо плакать, ведь все хорошо. Сестра, принесите валерьянки и воды. Да быстрее же!

* * *

Я вышла на крыльцо онкодиспансера. Глубоко вдохнула пахнущий лесом воздух. Как хорошо! Как все же чудесно жить, дышать, ходит по земле, растить сыновей! Видеть весь этот мир, мечтать, смеяться и плакать!

Ко мне подлетел маленький тощенький кровопийца и с жалобным писком стал летать вокруг. Я подставила ему руку: «Ешь, малыш». Он робко уселся на нее, проткнул своим носом-жалом мою кожу и не спеша стал перекачивать в себя живительную жидкость. Наконец, сыто отвалился, погладил себя по налившемуся пузику и весело подмигнул мне: «живем».

Живем…  Живем!!!  Живем.

 

Часть 3.

 

         – Ма, знаешь, когда конец света наступит? – поднял на меня от книги  глаза Андрей, едва я вошла в зал.

Ох, сынок, для меня он чуть было не наступил час назад.

– Ну и когда же?

– 23 декабря 2012 года.

Я хмыкнула:

– Откуда такая точность?

– Об этом сообщает Алексей Прийма.

– Кто такой? Почему не знаю?

– Автор этой книги.

– Ну, если сам Алексей Прийма, то я пас, – я подняла руки вверх, означая тем полную капитуляцию перед авторитетом неведомого мной Прийма.

Прошла на кухню, села за стол. Руки мои мелко дрожали, видимо, напряжение только сейчас начало отпускать. Не буду сегодня ничего готовить, и, вообще, не буду ничего делать. Отныне, 16 июля мой второй день рождения, о котором буду знать только я. Эх, тяпнуть бы сейчас грамм сто для расслабона, но в доме, где живет любитель спиртного, запасов алкоголя не бывает. Тогда организуем большущий бокал кофе.

После кофе меня отпустило окончательно. Жизнь засверкала всеми гранями, меня охватил бурный восторг эйфории. Было такое чувство, что я стояла на самом краю черной пропасти, осторожно заглянула в нее, ужаснулась ее холоду и мраку, услышала вой внизу бездны, почувствовала, как меня туда затягивает непреодолимая сила, а потом все же сумела медленно-медленно сантиметр за сантиметром отползти на безопасное расстояние.

Я взяла из шкатулки отложенные на всякий случай три сотенные и весело крикнула Андрею:

– Сынок, пожалуй, сгоняю я за тортом! И за фруктами! Гулять будем!

– С чего бы это? – удивленно выглянул Андрей.

– Как с чего?! Сегодня особенный день! Сегодня – макушка лета! Тем паче, что ты вместе с Прийма обещаешь скорый конец света. Хоть погудим напоследок! А?!

 

* * *

         По телевизору шел повтор одной из тех нескольких передач, которые я с удовольствием смотрю: «В поисках приключений». Мне нравится и сама передача и особенно ее ведущий Михаил Кожухов. Такой симпатичный, добродушный, умный, эрудированный и уравновешенный мужчина. Как с ним, должно быть, надежно и спокойно его жене и близким. Я смотрела как он путешествует по Мексике и незаметно для себя мысленно перенеслась в другую точку мира, туда, где мне давно хотелось побывать – в Японию. Вот с кем мне туда надо отправиться. Вот кто будет моим гидом и попутчиком.

 

 

* * *

 

Итак, Япония, небольшой городок на побережье океана. Мы в крошечном ресторанчике сидим прямо на полу на циновках. Перед нами две круглых, плоских как дощечка, тарелочки, на которых лежат кусочки свежей рыбы, еще нечто зеленое и розовое, похожее на лепестки роз, в рядом стоящей маленькой миске. В отдельной тарелке что-то налито. Мне вдруг вспомнилась книга «Принц и нищий», прочитанная в далеком детстве. Там, когда нищему подростку, переоблаченному в принца, принесли перед едой миску с жидкостью, в которой плавали лепестки цветов, и он, не зная, что это просто ароматизированная вода для мытья рук, к ужасу слуги  отхлебнул из нее и сказал: «Сэр, я не буду это пить. Мне это не по вкусу». Как бы мне сейчас подобных ляпсусов не наделать. Хотя, ничего страшного, я впервые пробую японскую кухню и это написано на моем лбу большущими буквами. Так что, я думаю, меня простят, если даже я и натворю дел по незнанию.

         – Михаил, а как же все-таки можно есть сырую рыбу? Или японцы  ее как-то предварительно обрабатывают, ну там, выдерживают в уксусе или ионизируют, например?

         Круглое лицо расползается в доброй улыбке, мелкие морщинки как тоненькие лучики разбегаются от глаз.

         – Рыба обычная, сырая. Конечно, тщательно промытая и разделанная на аккуратные кусочки, и только. Весь секрет в японском хрене васаби, – он указывает на зеленую пирамидку на отдельной тарелке, – его надо растворить в соевом соусе, находящемся вот в этой глиняной плошке и затем в этот бактерицидный раствор окунаются кусочки рыбы, которые после этой процедуры можно есть совершенно безбоязненно.

         Я взяла в руки палочку – длинную и тонкую – и попробовала нацепить на нее кусочек рыбы. Нацепляться то он нацеплялся, но когда я пробовала поднять его этой деревянной спицей, кусочек тут же соскальзывал с нее и плюхался обратно в тарелку. После нескольких неудачных попыток,  невозмутимо наблюдаемых японской девушкой-официанткой, я начала было закипать и собралась уже попросить нормальную человеческую вилку или ложку, когда на помощь опять пришел Михаил.

         – Ничего страшного. Суши можно есть и руками, – он взял кусочек рыбы, окунул его в соус с растворенным в нем васаби, и ловко отправил в рот. А затем взял с тарелки розовый лепесток и отправил его вдогонку за рыбой. При этом я не заметила на его довольном лице даже тени отвращения. Наоборот, лицо выражало крайнюю степень удовольствия. То ли он искусный притворщик и дипломат, то ли действительно так вкусно.

         Я в точности повторила его трюк и, зажмурив глаза, мужественно стала жевать сырую рыбу. «М-м-м-м!» – с наслаждением произнесла я. Вкус был необычным, но божественным. Я еще и еще раз повторила процедуру. Вкусно, братцы мои! Ей богу, вкусно! Я схватила несколько розовых лепестков и, несмотря на предупредительный жест Михаила, впихнула в рот. Бог мой, что началось! Мне показалось, что я разжевала целую горсть гвоздики или с десяток-другой горошин душистого перца! Я то думала, что это лепестки каких-то цветов с нейтральным вкусом, а это… Что же это такое, елки-палки?!

         – Это имбирь. Маринованный имбирь, – пояснил Михаил, – его надо есть маленькими кусочками, он очень пряный, – и, не удержавшись, он расхохотался, глядя на мою вытянувшуюся физиономию.

         А потом мы пили сакэ со вкусом винограда и бананов, закусывая какими-то водорослями, ели вкуснейший рисовый десерт в шоколаде. А вот кофе мне не дали, как я не просила милую узкоглазую официанточку. Она только вежливо улыбалась и отрицательно качала головой на  мое умоляющее «coffe, please». Ну, на нет и суда нет, выпью кофе в «своем» кафе в Париже.

         На память об этом удивительном обеде я потихоньку стащила маленькую плетенную из соломки  салфетку. Их там было много, одной больше, одной меньше, а мне память.

         Потом мы побродили по берегу океана, и я нашла красивую ракушку. Отвезу ее своим мальчишкам. В сувенирной лавке, которые встречались на каждом шагу, Михаил купил и подарил мне маленькую фигурку толстяка, сделанную из слоновой кости. Если загадать желание и погладить пузо толстяка 300 раз, то желание непременно исполнится. Долго же мне придется гладить этот упитанный живот – слишком много у меня желаний.

         А потом начало слегка потряхивать, видимо, землетрясение начиналось, и мы поспешили оттуда убраться. Экзотика экзотикой, но землетрясение сегодня не входило в мои планы. Как-нибудь в другой раз.

 

* * *

         Я не уставала радоваться жизни, мне все виделось в розовом цвете, вернее, в радужных тонах. Умом я понимала, что это всего лишь ответная реакция организма на удрученное состояние последнего времени. Так сказать, откачка маятника в другую сторону: из отчаяния в восторг. Это скоро пройдет, но пока я пребывала в этой атмосфере вселюбви и всепрощения, и она мне очень  даже нравилась. Ну, выпил муж, ну и что, он же никому не мешает, тихонько лежит на диване, мурлычит себе под нос всем довольный. Опять повысили квартплату – какие пустяки по сравнению с мировой революцией. Ванную комнату затопили соседи сверху – они же не нарочно, с каждым может случиться. Порвались единственные Максимкины кроссовки – элементарно, Ватсон, надо просто занять денег и купить новые, еще лучшие прежних. Разбилась тарелка – к счастью, рассыпалась соль – к несчастью, но мы поверх соли намеренно рассыплем сахар и – где оно несчастье? – его не видно, одно сплошное сладкое счастье.

Сегодня Володя повел нас в свою новую квартиру на экскурсию, не терпится мужику перед кем-нибудь похвастаться своими роскошными хоромами. Да, слов нет, квартира чудесным образом преобразилась. Ремонт практически закончился в сверхударные сроки, что и не удивительно, ведь работы велись практически круглосуточно тремя бригадами. Скоро на ревизию из Европы прикатит Вика и надо, чтобы к этому времени все было в шоколаде. Мы с ребятами ходили по гулким огромным пустым комнатам, еще пахнущим краской, шпатлевкой, свежим деревом и искренне восхищались. Красота! Володька радовался нашему восхищению и обращал внимание на особенно качественные итальянские плитки в ванной, на двери, сделанные из чистого натурального дерева, на рельефный потолок из гипсокартона, на ажурные чугунные перила лестницы, ведущей на второй этаж, на дышащие оконные рамы, произведенные по наиновейшей технологии. Представляю, как здесь станет красиво, когда поставят дорогую мебель, на окна повесят красивые шторы, расставят цветы. Но это уже Викина область деятельности.

Я ходила, искренне радовалась и восхищалась, но зависти во мне не было. Меня вполне устраивает моя квартира, вот только покрашу подоконники, смою потеки в ванной и нормально, жить можно. И это самое главное, что можно жить. Все остальное – тлен и мишура.

 

* * *

         Сегодня я сходила в онкодиспансер, где меня за каких-нибудь двадцать минут избавили от проклятой шишечки – причины моих душевных мук. Я подарила медсестре и Алле Васильевне по коробке дорогих конфет, молодому хирургу бутылку коньяка и с чувством огромного облегчения покинула это несимпатичное учреждение. На крыльце, убедившись, что меня никто не видит, я трижды сплюнула через левое плечо с тем, чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах здесь впредь не появляться. Тьфу-тьфу-тьфу!!!

А по пути домой я зашла в церковь и долго стояла перед иконой Николая Чудотворца.

 

* * *

         Андрей таки подсунул мне свою книгу, чтобы я ее прочла. Причем сделал это способом шантажа: ты, говорит, мать, заставляешь меня читать свою нудную классическую муть, потому что считаешь это важным и интересным, а я считаю важным и интересным другие книги, и если ты не будешь читать мои, то не взыщи, я не открою впредь твоих. Железный довод, не лишенный логики. Действительно, надо же быть в курсе интересов своих сыновей,  следовательно, я просто обязана читать эту хрень. Тяжело повздыхав, я выбрала свободное время и открыла книгу того самого Прийма, который математическим путем рассчитал дату конца света. Надо сказать, что мой скептицизм быстро испарился, так как книга написана очень интересно, популярно и даже художественно. Я зачиталась ею не хуже, чем, например, Эмилем Золя. В ней все было навалено в кучу – приведения, НЛО, переселения душ, гипноз, полтергейст, техногенные катастрофы, предчувствия, потусторонний мир – эдакий мистический коктейль.  Но читалось захватывающе, лучше любого детектива, тем более, что, как уверяет автор, все это наша реальность, которую мы не замечаем, или не хотим замечать, в своей будничной жизни. А заканчивалась книга весьма «оптимистично»: согласно древнему календарю майя наш мир перестанет существовать 23 декабря 2012 года, так как именно этой датой заканчивается календарь майя. Да, если всему этому верить, а написано очень убедительно, то осталось нам всем всего ничего. Это что же получается, зря мои детки мучаются-учатся, зря я добросовестно хожу на службу, строю планы, жду светлого будущего, вообще все напрасно, потому что через несколько месяцев – всем большой привет и масса наилучших пожеланий: объявляется конец света. Мерси боку за такой прогноз, майя, конечно, не дураки, но не всему нужно и можно верить. Иначе, как жить с таким знанием? Никакого стимула чтобы совершенствоваться, духовно и физически развиваться, обогащать себя знаниями, расти в смысле профессионализма. Зачем? Если всем близкий конец. Наоборот, гуляй Вася, пока еще есть время, бери от жизни что успеешь!

Я решила потихоньку прощупать настроение своего сынульки. А вдруг подобные перлы отбивают у него охоту к жизни? Но, судя по  его ответам на мои осторожные вопросы, сынок строит далеко идущие планы на свое будущее, он не прочь был после техникума поступить в институт, потом идти работать, попробовать организовать свое дело и потом, когда крепко встанет на ноги, завести семью исключительно на основе любви и взаимопонимании. То есть планы переваливали далеко за наш роковой год. То-то же, уважаемый Прийма. Вы как хотите, а лично мы с Андреем и Максимом еще поживем. А если у майя не хватило бумаги, карандашей и терпения, чтобы нарисовать свой календарь дальше, то не страшно, в наших типографиях напечатают календарей сколько надо и до какого хотите года, хоть на тысячу лет вперед. Это не проблема. А если вы хотите настоящих проблем, то я, пожалуй, вам подкину. Как, имея зарплату в несколько тысяч рублей обеспечить сыновьям обучение в институте, если поступить в бюджетные группы шансов практически нет, а обучение стоит не менее тридцати тысяч рублей в год за каждого? Да одеть всех, да прокормить, да квартплату эту кошмарную оплатить? Вот это проблемы, так проблемы, не то, что недописанный календарь.

 

* * *

         Погода испортилась и уже несколько дней холодно, часто идут дожди.  Но оно и к лучшему, так как я с чистой совестью могу позволить себе читательный запой. С утра до обеда быстренько переделаю все необходимые дела – и с книжечкой на боковую. Едва я расправилась с Прийма, как услужливый сынок подкинул мне еще одну про тайны Бермудского треугольника и не только. Максим ревниво заметил, что Андрейкины книги я читаю, а в его любимые компьютерные игры не хочу играть. Пришлось и с ним заключить договор, что он будет иногда читать «мои» книги, а я за это буду бегать с автоматом наперевес по монитору. Если так пойдет дальше, то скоро мой благоверный предложит мне иногда выпивать вместе с ним в обмен на чтение им бессмертных творений Толстого. Одна Мурка ничего не требовала. Она находилась в задумчиво-лирическом настроении, по всему видать, что скоро начнутся истошные вопли по Барсику или Мурзику. Срочно надо покупать таблетки контрасекс. Меня, правда, одна знакомая научила, как можно отбить у кошки охоту к естественным радостям с помощью обычной водки, которая разводится пополам с водой и впрыскивается в незначительном количестве с помощью шприца (естественно, без иголки) прямо в глотку животного. Говорит, очень помогает. Но я решила, что одного алкоголика в семье достаточно и не стоит спаивать еще и кошку.

Вечером пришел усталый и довольный Володька и сунул мне под нос целую кипу журналов «Спид-Инфо» со словами «просвещайся, старуха». Господи, боже мой, неужели мне еще и это надо осваивать? Нет уж, увольте, господа хорошие.

Потом позвонила сестра и с места в карьер огорошила новостью: она едет отдыхать в Турцию. Я сначала решила, что она шутит, и решила поддержать шутку в том смысле, что как хорошо заботится о своих подопечных  благотворительная организация «Забота», вот даже и  за границу отправляет безработных отдохнуть. Но оказалось, что она говорит совершенно серьезно. Она вместе с семьей, в которой подрабатывает кем-то вроде прислуги, действительно едет через два дня в заграничную турпоездку. Загранпаспорт по совету главы этой семьи она заблаговременно получила и вот, пожалуйста, естественно полностью за счет этой семьи едет вместе с ними, чтобы заботиться об их сыне, пока хозяин с женой будут отдыхать и развлекаться.

– А ты сама-то хочешь ехать? – спросила я.

– Ну, ты даешь! Естественно, хочу! Когда еще будет у меня такой шанс в кои-то веки поехать за границу. Пацан – лапушка, очень послушный мальчишка. С ним проблем нет. А с меня и требуется только, чтобы я не спускала с него глаз. Мы будем жить в разных номерах: супруги в одном, а мы с Сережкой в другом. Фактически, я буду там тоже отдыхать, фруктов наемся, загорать буду, по экскурсиям мотаться вместе с ними. Мне мадам на бедность подкинула даже пару своих вышедших из моды купальников, да пару сарафанов.

– Я смотрю, Свет, ты все больше деградируешь. Уже обноски начинаешь носить, тем более, нижнее белье. Фу, гадость!

– Ты бы видела эту гадость. Каждый купальник не меньше трехсот баксов стоит. Я в них натурлих топ-модель. Еще и мужика там подцеплю.

– А вместе с мужиком и еще кое-что. Ох, Света, катишься по наклонной и все больше не вверх, а вниз. Смотри.

– А ты за моими мужиками смотри, пока я там развлекаюсь и опускаюсь в бездну разврата. Лады? Две недели срок небольшой, но я буду спокойна, если ты будешь их контролировать, особенно, Женьку.

– Езжай в свою Турцию, крути там хвостом и будь спокойна. Все будет нормально. Да, и привези оттуда хоть ракушку какую.

– Легко.

Вот тебе и на. Люди по Турциям разъезжают, а я весь отпуск дома торчу. А мне и дома хорошо. И я опять завалилась на кровать в обнимку с книжкой про вампиров и привидения. Перед сном только такое и читать.

 

* * *

         В техникуме началась пора вступительных экзаменов, но меня это не касалось. В приемной комиссии я не состояла по случаю своего мизерного преподавательского опыта. Впрочем, я восприняла это с превеликим удовольствием, в то время как некоторые другие преподаватели готовы были грызть глотку друг другу за то, чтобы войти в ее состав. По-человечески это вполне понятно, так как есть возможность пропихнуть в бюджетные группы детей родственников, знакомых и знакомых знакомых, попутно заработав на этом приличные деньги. Но Максим категорически заявил, что он будет заканчивать школу и, следовательно, пойдет в десятый класс. Андрей успешно закончил сессию на стипендию и уже отработал практику. Никто из родственников, к моему великому облегчению, пока не обратился с просьбой посодействовать  поступлению их чад, и, следовательно, в техникуме до конца моего отпуска, то есть до десятого августа, у меня дел не было. Я заглянула один раз туда, увидела какие там кипят страсти-мордасти и спешно ретировалась.

Моя совесть сначала робко мне пыталась напомнить, что отдых отдыхом, а дела то дома сами собой не делаются. Но я ее в упор не слышала. Наконец, ей это надоело, и сегодня утром она так рявкнула мне прямо в ухо, что я подскочила на кровати, а книга выпала из моих рук на пол. «Подъе-е-м! В конце концов! – истошно вопила она, – Сколько можно валяться? Подоконники не крашены, окна все запылились, постельное белье давно пора менять! А варенье тебе кто варить должен? Тетя Мотя? Туды-растуды тебя!».

Я рысью на полусогнутых рванула на кухню. И закипела работа. К вечеру окна блестели, чистые постели похрустывали под покрывалами, нигде ни пылинки, ни соринки. На кухне дымился наваристый борщ, на подносе горкой красовались румяные пирожки, а на балконе трепыхалось выстиранное белье. Завтра по плану мне предстоит покрасить подоконники и сварить варенье из черной смородины, целое ведро которой принес с рынка Володя.

«А можно я почитаю немного? Чуть-чуть», – робко спросила я свою совесть. «Черт с тобой, валяй», – милостиво разрешила она, и я с радостью опять уткнулась в книгу. Но едва я одолела с полстраницы, как звонок в дверь оторвал меня от этого приятного занятия. За дверью в широкополой шляпе и белом брючном костюме стояла Вика собственной персоной. Услышав родной голос, в прихожую пулей выскочил Володя. Он суетливо бегал вокруг жены, выхватывая у нее из рук сумку и пакет, по-бабьи причитая, как же это она так бедняжка сама приехала с вокзала, не позвонила, не предупредила, а уж он бы ее, раскрасавицу, встретил, помог, донес вещи, донес саму и т.д. и т.п. Постепенно подозрительность в глазах Вики растаяла. Она убедилась, что ее власть над мужем осталась в силе.

– А Света где? – спросила я.

– Света осталась в Москве, не захотела сюда ехать. Устала в круизе. Пусть отдохнет, отоспится. Потом, если захочет, приедет тоже. Но вряд ли. Ей надо готовиться к поступлению в институт.

Ну, что ж, логично, от отдыха надо отдохнуть. Пока Вика принимала душ, я быстренько накрыла стол, мысленно благодаря свою совесть за то, что она вовремя дала мне пинка.

Когда Вика в коротеньком халате и без следов косметика на лице, отчего казалась чуть ли не школьницей, явилась в сопровождении мужа на кухню, я поставила перед ней тарелку борща, салат из свежих помидоров и огурцов, пододвинула поднос с пирожками.

– Как там Европа?

– Европа как Европа, – вяло ковыряясь в салате, ответила Вика, – ничего особенного. В любом случае, лучше, чем ваша дыра. – И вдруг резко и грубо сказала мне, – Ты бы вышла, что ли, не видишь, что мне с мужем поговорить нужно.

Эх, и ни фига себе! От неожиданности я оторопела. Володя кинул на меня быстрый  взгляд и виновато отвел глаза.

– А не пойти ли вам в задницу, мадам, – сказала я. Мысленно. Вслух я сказала:

– Приятного аппетита, Вика.

Быстренько переодевшись, я вышла прогуляться, проведать родителей. Я шла, обхватив себя руками и ведя мысленный монолог с нашей гостьей:

– Дорогая Вика. Я всегда стараюсь радушно встретить всех, кто приходит в наш дом, даже когда эти люди, бывает, мне не совсем приятны. Я всегда встречала и вас по возможности хорошо. Но, если, моя дорогая золовка, ты еще раз позволишь себе хамство в моем доме, то двери оного навсегда закроются для вас. Не думаешь ли ты, что если вы намного нас состоятельнее в финансовом отношении, то ты можешь вести себя по отношению к нам как барыня с холопами? Если тебя что-то не устраивает в нашем доме, то существуют гостиницы, а воспитанные люди в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Короче говоря, если унизишь меня  еще раз или моих сыновей, повысишь свой голос, то я вас, уважаемые господа Артюковы, просто выставлю за дверь. Ты меня, дорогая, еще не знаешь. Никогда и никому я не позволю с собой так обращаться. Я женщина терпеливая, но терпение мое не безгранично.

Немного выпустив пар сей эмоциональной мысленной речью, я успокоилась и дала себе твердое слово при первом же случае дать понять Вике, что если она привыкла командовать Володей, то я совсем другое дело, и такое обращение ко мне недопустимо вплоть до полного разрыва наших отношений.

Дома у родителей я застала трогательную картину: папулька, стоя на коленях перед мамой, растирал ее ноги. Мамулька, полулежа на диване, охала и ахала.

– Мам, ну что такое, опять путешествовала?

–  Опять, – ответил за нее папа, в сердцах обильно смачивая ладони спиртовой настойкой сирени, – они, сердешные, сегодня километров сорок отмахали.

– Я не понимаю только, чем и о чем думает ваш священник. Конечно, крестовые походы с целью освятить наш город и его окрестности – дело весьма благородное, но неужели он не видит, что практически все участники похода немощные бабульки. Зачем же он вас заставляет такие кошмарные марш-броски совершать? Вы же не двадцатилетние солдаты. А если кондрашка кого в пути хватит?

– Не хватит, бог поможет. И отец Виталий нас ничего не заставляет, мы сами.

– Ох, мама, мама. Всему должна быть разумная мера, даже в богоугодных делах.

Уходя домой, я сказала маме:

– Теперь я точно знаю, что тебе подарить на день рождения. Я подарю тебе рюкзак, туристический коврик, котелок, кеды, компас и карту нашей области.

* * *

Мы с ним сидели в нашем любимом парижском кафе. Я пила кофе, а он в это время делал мне предложение. Предложение руки и сердца. До меня не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, то мне стало смешно. Странно, я столько лет втайне ждала этих слов, а их не было, и вот теперь, когда я уже не хочу никаких кардинальных перемен в своей жизни, он мне их предлагает. Поздно, милый мой, сопливых вовремя целуют. И я его остановила, чтобы не ставить в неловкое положение. Так и сказала: «Поздно, надо было раньше. Сопливых вовремя целуют». Но мой отказ, как это всегда бывает, его только раззадорил. Он стал приводить весомые, как ему казалось, аргументы, почему именно сейчас мы должны быть вместе.

         – А как же  мои дети?

         – Они будут жить с нами. И Мурка тоже, – торопливо добавил он.

         – А как мой муж?

         – Мы часто будет навещать его.

         Меня искренне позабавила такая ситуация. Чтобы отделаться от своего настойчивого собеседника, я сказала ему, что мне, как и положено в таких случаях, надо подумать и все взвесить.

         – Сколько тебе надо времени? – спросил он.

         – Два года, – твердо ответила я, глядя в его карие глаза, и предупреждая его возражения, сказала, – Ты сам сказал, что будешь ждать столько, сколько потребуется. Впрочем, ты не обязан это делать. А теперь я хочу пройтись. Одна.

         Я допила свой кофе и вышла на улицу. Эйфелева башня колебалась в мареве плавящегося асфальта. Остро захотелось домой, в свой родной город, к своим детям  и своему мужу. Что я здесь делаю, чужая в чужом городе? Как только люди годами живут за границей? Я пробыла здесь несколько минут, и меня уже грызет ностальгия.

         Хочу домой! Немедленно!

 

* * *

         Как все-таки хорошо быть отпускницей. Я, наконец, отоспалась, отъелась, нервы мои пришли в норму, морщины слегка разгладились, в глазах вместо тусклого отблеска появился огонек. Днем, если не считать Мурки,  я оставалась одна,  все разбегались по делам: муж уходил на работу, Вика с Володей разъезжали по мебельным и хозяйственным магазинам, Максим и Андрей тоже где-то мотались по своим делам. Но сегодня я иду в гости, позвонила подруга Люда, она только вчера приехала из Москвы, где последние годы работает прислугой. Мы не виделись около года. Я купила рулет к чаю и пошла. Просидела у нее часа три, послушала московские новости, про ее столичную жизнь. Да, деньги зря не даются, за те тридцать тысяч, которые ей платят, из человека все соки выжмут, да еще и ноги об него вытрут. Нет, я так не смогу. И не хочу. А Людке надо еще четыре года терпеть, пока обе дочки не закончат платное обучение в колледже.

Заглянув по пути в почтовый ящик, я обнаружила в нем письмо. На красочном конверте было написано «Маркеловой Марине Григорьевне. Лично в руки. Строго конфиденциально». Обратный адрес: Москва, ООО «Озон». Шо це такэ? Никакого Озона я не знаю. Дома я открыла конверт, из которого вывалилась целая куча разноцветных бумажек. Некто господин Долгов, директор этого ООО, сердечно поздравлял меня с выигрышем в лотерее, проводимой его организацией среди россиян. Он бурно радовался, что именно на меня выпал выигрыш в 500 тысяч рублей. На письме были следы от нескольких высохших капель, видимо это были слезы умиления и счастья господина Долгова. В конверт был еще вложен лотерейный билет Бинго с указанием, что если я обнаружу под защитным слоем в трех из девяти квадратов звездочки, то дополнительно выигрываю еще 100 тысяч рублей. Я стерла. Там были три звезды. Впрочем, я ничуть и не сомневалась в подобном результате. Итак, дамы и господа, присяжные и заседатели, перед вами счастливая обладательница шестисот тысяч рублей. Ура! И чтобы получить свой законный выигрыш требуется самая малость: всего лишь выбрать по присланному каталогу пару книжек и перечислить на расчетный счет этого самого Озона 1000 рублей. Какие пустяки по сравнению с выигранной суммой!

Я только не понимаю, откуда они берут данные на людей. Откуда этому Озону в далекой Москве известен мой адрес и фамилия? Я подавила свой первый порыв просто выбросить письмо в мусорное ведро. На меня нашел кураж, и я написала обстоятельное письмо на имя господина Долгова, в котором я разделяла его искреннюю радость по поводу моего выигрыша, просила удержать 1000 рублей из выигранной мною суммы, а остальное, то есть 599 тысяч немедленно прислать мне. В конце я постскриптумом сообщала, что Россия, конечно, страна дураков, но на его беду не все полные идиоты.

К слову сказать, от господина Долгова вестей больше не было, но через месяц я получила аналогичное письмо из ООО «Эллис», с радостной вестью о выигрыше мной миллиона рублей и каталогом китайских колокольчиков. Надо только перечислить им две тысячи рублей за колокольчики и все – миллион в кармане. Красота!

Если так пойдет дальше, то скоро мне не избежать статуса супер-пупер-миллионерши. Еще и в список Форбса попаду.

 

 

* * *

         В одной из книжек Андрея я прошла, что ученые уже практически не сомневаются в том, что существует еще один мир, который сродни нашему, и в то же время совершенно не похож на наш. Некоторые называют его параллельным, некоторые запредельным миром, миром, вывернутым наизнанку, или антимиром. Оказывается, у каждого человека, живущего на Земле, есть в том мире двойник, каким-то образом прочно связанный с этим человеком. Бывает, что иногда этот двойник предупреждает человека об опасности или даже спасает его. Впрочем, это вполне понятно, тут чисто меркантильный интерес, ведь если его подопечный погибнет здесь на Земле, то, видимо, и ему там в антимире не жить. Интересно было бы встретиться со своим двойником. Я попыталась представить себе эту встречу.

         …А кто это тут у нас такой неказистенький с оранжевыми проблесками в фиолетовых волосах (я так понимаю, что седина здесь ярко оранжевого цвета)? А чего это вид у нас такой усталый и затурканный как у загнанной лошади? Антизаботы одолели? Как тут антижизнь вообще, в антимире? Тоже антипроблем хватает?

         Антитетенька с фиолетовыми волосами посмотрела на меня грустно и устало.

         – Жизнь так себе. Честно говоря, не очень, а еще честнее – хреноватенькая. Как вскочишь с вечера, так и носишься до утра (у нас тут день и ночь наоборот, чем у вас). Надо Йердна и Мискам накормить, Ашас напоить, Акрум рыбу отварить и в прожорливую пасть запихнуть. На работе антиначальник достал уже. Устала, как Кибоб какой.

         Эх-ха-хах, и тут, оказывается, не сахар. Даже в антимире нашему брату, в смысле сестре, нет покоя.

Посидели бы мы с ней, поделились своими горестями, посочувствовали и, пообещав друг другу держаться до победного конца во что бы то ни стало, разошлись. Каждый в свой мир.

         – Пока, Анирам. Держись, подруга, – крикнула бы я ей на прощанье.

         – Будь здорова, Марина. Береги себя хотя бы ради меня, – помахала бы она мне в ответ.

 

* * *

         Сегодня с утра, когда все опять разошлись кто куда, мы с Муркой занялись консервированием компотов на зиму. Не абы каких, а абрикосовых! Вчера вдруг Санек отвалил мне от щедрот своих аж пятисотку на это мероприятие. Я, придя в себя от шока, вызванного этим весьма неординарным поступком, моментально сгоняла на рынок и купила на всю сумму абрикосов, пока он не очнулся от временного помутнения рассудка и не потребовал деньги назад. Десять килограммов сахара были мной закуплены заблаговременно в конце зимы, когда сахар стоил дешевле.

Мы с Муркой мыли и стерилизовали банки, параллельно кипятя воду на сироп и раскладывая вымытые и перебранные абрикосы на полотенце. Работа кипела. Двенадцать закатанных трехлитровых банок с желтым содержимым как двенадцать китайских борцов сумо уже красовались на столе, готовые к эвакуации в кладовку под старенькое одеяло, когда неожиданно ввалились Володя с Викой.

– Мы сейчас опять убежим, только перекусим, – с ходу предупредил Володя.

– Десять минут. Я все сейчас здесь уберу и подотру пол, – крикнула я из кухни.

На кухню вплыла Вика. Она недовольно сморщила нос:

– Ну и баню ты здесь устроила. А бардак развела! Нет, здесь решительно невозможно  есть. И где прикажешь нам теперь обедать?

Я подняла на нее глаза и, чеканя каждое слово, медленно произнесла:

– В ресторане. Или кафе. Где вам, мадам, больше нравится.

От неожиданности ее глаза расширились. Когда секунды растерянности прошли, она тихим угрожающим тоном процедила:

– И как это понимать?

– А как тебе хочется, так и понимай. Во-первых, я вас сейчас не ждала. Во-вторых, бардак, потому что компоты на зиму дела, если ты еще не в теме. В-третьих, подождешь минут десять, ничего с тобой не случиться, а если невтерпеж, то возьми тряпку и ведро с водой и вымой пол сама. И самое главное –  не смей больше на меня покрикивать в моем же доме, я тебе не официантка и не горничная. Я – хозяйка этого дома, если ты забыла.

– Ты нас выгоняешь?

– Отнюдь. Живите, сколько хотите. Я просто объясняю тебе, что я не намерена ритм своей жизни подчинять твоим потребностям. У вас свои дела, а у меня свои, не менее важные для меня. А если тебя что-то в моем доме не устраивает, то я вас не смею задерживать и постараюсь мужественно пережить ваше отсутствие, господа.

Она фыркнула и выскочила из кухни, хлопнув дверью. «Володя, уходим!», – услышала я  ее крик, готовый сорваться в истерику. Через минуту входная дверь за ними захлопнулась.

– Вот и идите, – сказала я в сторону двери, – и можете не возвращаться. Плакать не будем. Подумаешь, белая кость, голубая кровь. Научитесь сначала вести себя в гостях.

Но осадок в душе остался. Нагрубить своим гостям не есть признак воспитанности. Впрочем, каков привет, таков ответ. И я уже без всякого настроения принялась за уборку. Я пылесосила, поливала цветы, протирала пыль с мебели, готовила плов, а мысли все вращались вокруг недавнего инцидента. Скорее всего, Вика сейчас потащила Володю в гостиницу снимать номер, а потом они явятся за своими вещами. Или отправились в агентство по недвижимости снимать квартиру. Совесть меня  потихоньку грызла, и я старалась ее заглушить песнями, которые горланила, что было мочи. За этими песнями я не услышала, как пришли Максим с Андреем. Куда они вдвоем ходили, мне не рассказали. Дети становятся все старше и все больше отдаляются от меня. У них свои дела, свои секреты.  С мужем контакта давно нет, мы с ним, бывает, неделями не разговариваем. Скоро родственники отвернуться, и останусь я одна как перст. Настроение упало до нуля. Чтобы немного развеяться, я собралась и поехала проведать своих племянников. Через три дня должна вернуться из Турции Света, а пока я отвечаю за ее детей. Ваня и Женя обрадовались, увидев меня. Я подогрела плов, который привезла с собой в маленькой кастрюле, приготовила салат, вскипятила компот. Перекинулась с племянниками в карты, сделала уборку. Домой не хотелось. Я бы осталась здесь ночевать, но вряд ли это понравится Светкиному мужу. И здесь я не нужна. Я поплелась домой пешком, благо вечер был теплый и тихий. Вырыть что ли землянку в лесу и жить там отшельником?

Дома, вопреки моим ожиданиям, кроме моих домочадцев были и Вика с Володей. Судя по их настроению, они никуда уходить не собирались. На столе красовался огромный торт и бутылка вина. Значит, мир. И слава богу. Камень с души упал.

– По какому поводу праздник? – повеселевшим голосом вопросила я.

– То есть как по какому? Сегодня ровно восемнадцать лет как мы с Викой женаты, – радостно объяснил Володя, – Через два месяца будем праздновать совершеннолетие и вашего брака.

Точно. Мы накрыли стол и закатили пир на весь мир. А Володя преподнес своей дорогой женушке золотые серьги с черным жемчугом, кольцо и браслет. Везет же некоторым.

 

* * *

 

Уже второй день я живу с подругой Зиной в деревне у ее родителей. Каждое лето мы с ней в ягодную пору приезжаем сюда дня на два, на три. Деревня Полянки всего в получасе езды от города, но стоит в стороне от шоссе, поэтому еще километра четыре надо идти пешком. Кругом сплошные леса, настоящий ягодный рай. Горожане так далеко не забредают, деревенских жителей немного, вот и получается, что ягод здесь море, а охотников за ними наперечет. Земляника уже отходит, но при желании, и ее можно набрать, а вот черника в самом разгаре. За черникой мы и прибыли сюда. Зина знает заветные места, и мы с ней с утра пораньше в болоньевых штанах, сапогах, ветровках и платках, с ведерками в руке выходим из избы, заходим в лес, который начинается прямо за сараями, долго бредем по росистой траве, пока не дойдем до нужного места. И вот они – черничные заросли. Кустики черники сплошным ковров по колено среди нечастых деревьев тянутся тут далеко-далеко, иди в любую сторону, только не ленись. И мы с Зиной присаживаемся у первых симпатичных, усыпанных крупной блестящей ягодой, кустиков. Черника – ягодка совсем небольшая, и хотя ее здесь много, пока наберешь пятилитровое ведерко, пройдет несколько часов. Мы с Зиной переговариваясь переползаем потихоньку от кустика к кустику. В лесу хорошо – тишь, покой, только комариный писк слегка отравляет всю эту благодать, но что делать, в любой бочке меда есть своя ложка дегтя.

Солнце висело высоко над деревьями, когда мы решили перекусить. Наши ведра были наполнены уже почти доверху, до заветного края оставалось несколько сантиметров.

Мы размяли наши затекшие поясницы, уселись на траву, развернули свои свертки. Хлеб, свежие огурцы, вареные яйца и зеленый лук – самая здоровая, натуральная пища. Да еще на свежем лесном воздухе. Я просмотрела на подругу и расхохоталась.

– Чего ржешь как лошадь? – деловито поинтересовалась она.

– У тебя зубы черные. Ты похожа на негатив негра: у него черная кожа и белоснежные зубы, а у тебя наоборот: белое лицо и чернющие зубы. Ха-ха-ха, – опять рассмеялась я.

– На себя посмотри, – с полным ртом ответила Зинка.

– Не могу, зеркала нет. Между прочим, в древней Руси одно время была мода у девушек оттягивать вниз мочки ушей и чернить зубы. Это считалось очень красивым. Вот уродство, да?

– Ага. А чего хорошего, например, в том, чтобы отращивать ногти чуть ли не на несколько сантиметров. У моей подруги дочь в косметическом салоне нарастила ногти сантиметра на два. Они у нее теперь такие длиннющие, толстенные, загибаются дугой, да еще выкрашены в черный цвет. Я по телевизору на днях в передаче «В мире животных» видела медведей гризли – ну точь-в-точь такие же когтищи. Говорят, что сейчас начинается мода отращивать ногти на ногах. Это же ужас. Придется обувь на два размера больше покупать. Вот представь себе, идет эдакая фея по пляжу, а у нее длиннущие черные когти на руках и ногах – зверь, да и только. А считается красиво. …Да, кстати, вчера прочитала в местной газете, что сейчас как раз пора змеиных свадеб. Не ходите, пишут, в лес, а то есть шанс наступить на гадюку. А если все же наткнетесь на нее, то не надо делать резких движений, а просто подождать, пока гадина уползет сама. В общем, я тебя проинструктировала по технике безопасности. Ладно, поели…

– Пора и поспать, – подхватила я.

– Вот ведерки наберем, да домой отвезем, да вареньице сварим, тогда и поспим. А сейчас, вперед и с песней.

И мы поползли дальше. Я думала о том, что лучше сделать из ягод – варенье или компот. Варенье мои детки плохо едят, в черничные компоты получаются немного пресными, не хватает в них кислотности. Сделаю несколько банок чернично-смородиновых компотов и свежую протертую чернику с сахаром. Если, конечно, останется что-нибудь, а то может получиться, что все ведерко в свежем виде съедят. И пусть едят, свежая ягода самая полезная. А вот интересно, если бы я сейчас вдруг действительно увидела гадюку. Главное, не паниковать, надо остановиться и не делать резких движений. Гадюке такая встреча тоже ни к чему, она просто уползет от греха подальше. И в то же самое мгновение, как только я об этом подумала, я увидела что-то необычное под ногами. Я наклонилась пониже, чтобы рассмотреть. Перед моими глазами извивалось кольцами что-то длинное, гибкое, упругое. Змея… Кто-то рядом дико завизжал, деревья в одно мгновение сорвались с места и помчались прямо на меня, хлеща по моему лицу своими ветвями. Трава и кусты  неистово били по штанам и сапогам. Дикий животный ужас наполнял меня всю без остатка. Сердце стучало где-то в голове, а мозги утекли в пятки и заставляли их мчаться и мчаться сквозь зеленую стену. Когда я немного пришла в себя и остановилась, сердце мое страшно колотилось, но уже в груди, и трусливые мозгишки потихоньку занимали свое привычное место. Я понемногу приходила в себя. Эх, блин горелый, впервые в жизни я видела живую змею и не в зоопарке за стеклом, а в лесу, прямо под ногами! Я стояла не шевелясь, только глаза мои шарили по кустам и траве. Всюду мне мерещилось извивающиеся змеиные тела. Черничных кустов не было, травы было мало, земля усыпана хвойными иголками. Далеко же я ускакала, если вместо лиственного леса находилась в ельнике. Где теперь искать Зину? Ведро с ягодами я, похоже, потеряла. Вот дура то. Ума нет, как зовут? Ответ: Маркелова Марина. Я повертела головой в разные стороны, пытаясь определить откуда примчалась. Безнадега. Вспомнилась история, прочитанная мной в центральной газете, как прошлым летом в тайге заблудилась женщина, которая тоже пошла по ягоды. Она проплутала в лесах больше месяца и еле живая вышла к людям. Здесь не тайга, конечно, но и не парк. Короче, нашла приключение на свою задницу.

– Марина-а. А-у-у, – то ли послышалось, то ли действительно кричали где-то далеко.

Я набрала в легкие побольше воздуха и завопила, что было мочи:

– Зина! Я здесь! Я здесь! Я здесь! Зина-а-а!

Через минуту-другую затрещали кусты, и собственной персоной явилась Зинаида. В руках она держала два ведра – мое и свое.

– На следующую олимпиаду я буду рекомендовать тебя в сборную России как лучшего бегуна на спринтерскую дистанцию, – сказала она запыхавшись, – Ну, ты мать, скачешь. Кто скажет, что тебе уже пятый, глядя, как ты несешься, прямо как сайгак по степи. Это надо видеть.

– Да ладно тебе, – сказала я, скромно потупивши взор, – неужели как сайгак?

– Пожалуй, даже быстрее. Хорошо еще ведро не опрокинула.

– Ох, Зин. Как я перепугалась! В жизни такого страха не испытывала! Представляешь, я гадюку сапогом пнула! Она так извивалась передо мной, как анаконда! И большущая – толщиной в мою шею, нет, даже толще! А длина…

– Метров тридцать, а то и больше, – закончила за меня Зинка, – Я понимаю, что ты сейчас в состоянии аффекта, но все же не завирайся. Таких змей в природе не бывает. Лежал, наверное, маленький мирный ужик, наевшийся лягушек, дремал бедолага в тенечке, пока ты его сначала сапогом по морде не двинула, а потом визгом не оглушила. Забился сейчас под корягу и трясется, потом своим ужатам рассказывать будет, какие ужасные звери иногда в лесу встречаются. Ладно, ведра практически полные, хватить нам на сегодня приключений. Вертаемся взад.

Я забрала у Зины свое ведро, и мы побрели в сторону деревни. Под ноги я теперь смотрела в оба и шла очень осторожно и медленно.

– Зин, а как ты меня нашла? Я ведь далеко убежала.

– Я просто шла по твоим следам, то есть по сломанным кустам, вывернутым с корнем деревьям и трупам змей, которых ты передавила, пока неслась реактивным катком. В общем, тебя найти было совсем не трудно. Иди смелее, не боись. Сейчас в радиусе сорока километров вся живность либо сдохла от шока, либо разбежалась после твоего выдающегося ора.

 

* * *

         После отъезда Вики и Володи в Москву наша квартира как будто выросла: стала просторнее и потолки сделались выше. Света в этом году закончила лицей, и на семейном совете Артюковых было решено, что она будет учиться в Москве и только в Москве, в МГИМО и только в МГИМО. По поводу поступления никто из них не беспокоился, так как, во-первых, Света действительно хорошо закончила учебу в лицее и с помощью опытных репетиторов прилично натаскана по всем необходимым предметам, а, во-вторых, мама уже навела мосты где надо и обеспечила стопроцентное поступление дочери в заветный институт. Как сама объяснила Вика, большие надежды она возлагает на этот институт в смысле нахождения там Светой себе подходящей пары для семейной жизни, так как там обучаются сыновья высокопоставленных и состоятельных людей, следовательно, подцепить нужного жениха Свете с ее данными будет не сложно. К тому же она получит необходимые знания и навыки для дальнейшей жизни за границей, если все пойдет как рассчитала Вика.

И почему это люди так стремятся выпихнуть своих детей из родной страны и привычной среды, от себя подальше? Почему они уверены, что их любимым чадам за границей будет лучше?

А пока я уничтожала следы пребывания посторонних в нашей квартире: расставляла стулья и раскладывала вещи по привычным местам, освобождала кладовку от многочисленных коробочек, пакетов и упаковок, оставшихся от Викиных покупок. На душе было светло и радостно. Спасибо за это праздничное настроение Артюковым, ведь если бы они не жили у нас, то сегодня не было бы и праздника по случаю их уезда.

А потом я завалилась на кровать с одной из моих любимых книг – «Стальная змея» Севера Гансовского.

Когда дома появились сыновья и муж, я громко предупредила их, что объявляю сегодня день безделья, поэтому ничего не готовлю, пусть доедают, что найдут в холодильнике, или варят себе сами, или поголодают до завтра и если доживут, то завтра, так и быть, будет им борщ и тушеная картошка.

– А сегодня меня нет, – предупредила я и опять уткнулась в книгу.

* * *

         Отчего люди не летают? Отчего они не летают как птицы? Вот оттолкнулась бы я и полетела. Надо только подхватить себя под коленки и посильнее натужиться. Я натужилась и полетела.

         Лететь было здорово! Я плавно взмыла в небо, выше нашего дома, выше подъемного крана, что строит дом на соседней улице. Я поднималась все выше и выше, и мне нисколько не было страшно. Наоборот, было здорово и весело! Мне захотелось влететь в небольшое розоватое облачно, похожее на распускающийся бутон. Я подлетела к нему и уже собиралась нырнуть в этот розовый пух, когда пролетающий мимо стриж отсоветовал, сказав, что это не облако, а выброс с химического завода.

         – Не видишь что ли какой у него цвет? Соображать надо, влетишь – живой не вылетишь, имей в виду, – недовольно проскрипел он.

         Я поимела в виду и влетать в выброс не стала. А полетела дальше. Я кувыркалась в воздухе, парила в нем, раскинув руки как крылья, поднималась выше или спускалась ниже до самых деревьев, касаясь рукой их верхушек. Налетавшись вволю, я медленно пошла на посадку. Вот и мой дом, вот и наше окно. Пролетая к нему мимо соседской квартиры, я помахала рукой малышке Иришке, которая на кухне пила чай. Она обрадовано помахала мне в ответ своей пухлой ладошкой. Я подлетела к открытой форточке на кухне, побарахталась в ней, с трудом протискивая ту часть тела, которая идет ниже талии, опустилась на стул и отдышалась.

         Утренняя прогулка по небу так бодрит и поднимает настроение! Попробуйте, не пожалеете. Честное слово.

 

* * *

На двери нашего подъезда висело объявление о том, что на целый месяц нам отключают горячую воду. Обидно, досадно, но ладно. Придется сегодня срочно менять планы и перестирать все, что только можно. Стирального порошка оказалось с горсточку, я пробежалась по всем карманам, которые обнаружились в доме, и наскребла на пачку. Купила в хозяйственном порошок и принялась за стирку.

Когда-нибудь, когда я стану состоятельной женщиной, то первым делом, что сделаю – это куплю стиральную автоматическую машину. Должно быть, мы единственная семья в нашем городе, которая не имеет стиральной машины. Хочу как в рекламе: вы спите или отдыхаете, а она работает. Легким движением руки я нажимаю пару кнопочек и – пошла работа: белье кипятится, стирается, отбеливается, а я лежу на диване, читаю книгу и ем шоколадные конфеты. Мечта! А пока я вся в мыле тру, кручу и верчу тяжеленные бязевые пододеяльники и простыни. Телефонный звонок прервал сей творческий процесс. Звонила моя сестра, интересовалась не нужен ли нам письменный стол. Пояснила, что хозяева, у которых дома она работает, после поездки в Турцию, решили дома всю обстановку поменять. Гарнитуры и крупные вещи продали по объявлению, а мелочь просто выбрасывают на улицу.

– Мы стулья – табуретки забрали, а письменный стол у нас есть, ты же знаешь.

– У нас тоже есть, – неуверенно сказала я.

– Что у вас за стол? Потрескавшаяся столешница на слабеньких ножках? Говорю тебе, это очень приличный письменный стол с ящиками, с полочками. Короче говоря, мы его уже занесли пока к нам, надо будет на днях организовать машину и перевезти к вам. А вот ваш так называемый письменный стол давно на свалку истории пора. Хотя, нет, пожалуй. Попробуй его в антикварную лавку сдать, большие деньги можешь отхватить как за раритет. И кончай комплексовать. Если есть возможность заменить плохую вещь на лучшую, то почему бы это не сделать?

Действительно. Почему бы нет. Многое чего я бы из нашей квартиры выбросила на свалку истории, но ведь пустоты потом нечем будет заставлять. Например, с удовольствием заменила бы прямоугольные куски выцветших полотен на красивые шторы, которые радуют глаз и душу в специализированных магазинах или ателье. С огромной радостью рассталась бы со скрипучим диваном и замызганной стенкой, купленной в свое время в комиссионке. Это старье стоит не потому, что мне оно нравиться, и у меня совершенно нет вкуса, как весьма прозрачно намекает Вика. Просто мне сейчас никак не потянуть такие расходы. Иногда в мыслях я так отделывала квартиру, что Вике и не снилось. Так что как говориться в известной кинокомедии выпьем за то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями. Я тяжело вздохнула и пошла стирать дальше.

 

* * *

         Вот и август наступил. Не успеешь оглянуться, как мне уже выходить на работу, а сынулькам продолжать учиться. Не охота! Опять день будет расписан по минутам, опять все бегом с утра до ночи, ранние подъемы по утрам, поздние засыпания, вечная борьба за выживание, а в результате – хронический недосып и разболтанные нервы. «А чего ты хочешь?» – спросила я себя. Действительно, чего? Чтобы я не работала, спала до обеда, ничем не занималась, а кофию мне бы в постель подавали? Нет, тоже не хочу. С тоски помереть можно. Хорошо, а чего тогда тебе надобно? А разве больше нет никакой альтернативы? Я бы хотела жить жизнью насыщенной, полной, интересной, чтобы в ней была и интересная работа, и полноценный отдых с поездками к морю или в другие страны и города. И самое главное – чтобы у меня было достаточно денег для обыкновенной нормальной жизни. Так унижает, сушит мозг и душу необходимость экономить на всем, даже на хлебе и самых необходимых продуктах и вещах. Неестественно, что я, взрослая женщина под пятьдесят лет, имею одну летнюю юбку, пару дешевеньких блузок и единственные босоножки – и это вся моя одежда на лето.  Я уже много лет не хожу в парикмахерские, а стригу сама себя, сидя перед трельяжом, стригу и своих ребят, мужа и родителей. Моя сестра, имея высшее университетское образование, работает прислугой, потому что родной стране не нужны ее знания и немалый опыт. Почему честно работая третий десяток на благо своей страны, мы с мужем не в состоянии заработать на нормальную жизнь со скромными потребностями и живем со своими детьми на грани нищеты или даже ниже ее? Хорошо еще, что мы все четверо работоспособны и относительно здоровы, страшно подумать, если вдруг кто-нибудь из нас серьезно заболеет (тьфу-тьфу!) и потребуется длительное лечение. Это будет катастрофой, потому что мы не в состоянии будем заработать на дорогие лекарства. В наше время болезнь – это роскошь, которую могут позволить себе только уж очень состоятельные люди. Я могу купить разве что анальгин, аспирин, да поливитамины, ну может еще дешевые антибиотики. Причем так живет не только наша семья, а, практически, все мои знакомые, родные, коллеги и соседи. И это на фоне того, что другая часть населения шикует, жирует, меняет машины как перчатки (хотя как сказать, я свои перчатки, например, ношу уже одиннадцать лет, поэтому может лучше сказать «меняет машины как тампаксы»?).

Грустно все это, господа присяжные и заседатели. Что-то здесь не так. Как говорит мой любимый юморист-философ Михаил Задорнов, где-то сбилась программа. Где же тот программист, который ее наконец настроит как положено? И может скоро появится объявление во всех газетах мира: «Срочно требуется опытный программист, который настроит сбившуюся программу страны на всеобщее ее процветание и процветание ее жителей. Подпись: Россия».

 

* * *

         Встретила сегодня на рынке своего бывшего коллегу Игорька. Обрадовались друг другу как родные. Он изменился в лучшую сторону: стал поджарым, энергичным, плечи распрямились. Оказывается, Игорь тоже уволился с завода вскоре после моего ухода.

– Я понял, что на заводе делать больше нечего, потому что у него нет перспективы, и подал заявление. Сейчас работаю в компьютерной фирме у своего знакомого. Интересно! И платят соответственно. А заводу скоро хана, там сейчас начинают китайцев набирать. Че, не слыхала? Я тебе говорю, скоро там наших никого не останется. Кроме пятого этажа, где сидит руководство, остальные работники будут выходцы с востока. И такая тенденция намечается на всех заводах. Ну, разве что, в первых отделах будут оставлять русских. Хотя кто знает, может и государственную тайну России тоже китайцы скоро начнут охранять. Представляешь картину: все работники ФСБ – узкоглазые, смуглые с непроницаемыми восточными лицами. Такая жизнь пошла – хрен разбери поймешь. Одним словом, все смешалось в доме Облонских. А мне зарабатывать надо, тупо нужны бабки. Я же теперь глава семьи. Слыхала, Григорьевна, у меня же сын недавно родился! Богатырь, весь в меня! Вот, хожу, фрукты жене, соки малому покупаю. А ты как, нормально? Молоток! Так держать! Как та лягушка, что в молоке лапами била-била пока масло не сбила и не выпрыгнула, так и нам остается только лапами трясти. Ну, будь, а то мне еще в молочку за питанием успеть надо. Держись, Григорьевна! – он потряс на прощание сжатым кулаком.

Держусь, Игорек. Только вот за что держатся? Приходится, как Мюнхгаузену, только за себя держатся, да за слабенькую надежду.

Я вернулась домой с крышками для консервирования, за которыми собственно и ходила на рынок. Буду консервировать огурцы. Зимой с картошечкой маринованный огурчик идет за милу душу. Значит, завод заполоняют китайцы. Я краем уха слышала что-то такое, но думала что это дурацкие слухи. Оказывается правда. Жалко завод. На нем работали до выхода на пенсию мои родители, работали мы с сестрой. А вот нашим детям, видимо, там работать не доведется. Конечно, китайцы намного выносливее и непритязательнее наших работников, они не будут требовать путевки в санаторий, в детский лагерь своим детям, повышения зарплаты или премий. Им даже можно не оплачивать больничный лист. Заплати им пру тысяч и будут как муравьи с утра до ночи без выходных не разгибая спины батрачить на процветание Кузькиных. А жители города останутся без рабочих мест. И начнутся стычки между горожанами и пришлыми, хотя ни те, ни другие не виноваты в таком раскладе дел. А с тех, кто виноваты, как с гуся вода. Так всегда бывает. Тревожно становится, когда пытаешься заглядывать вперед. Экономическая пропасть, куда так стремительно мы движемся, экологические катастрофы, нравственное и моральное разложение общества. Если так пойдет дальше, то за короткое время мы все скатимся в такой хаос, так закрутим узел проблем, то придем к тому, что этот узел останется только разрубить глобальной катастрофой. Может и прав Прийма со своим прогнозом насчет 2012 года.

 

* * *

         Детки мои уговорили меня сходить с ними на фильм «Война миров». Фильм вышел на экраны несколько лет назад, но мы на него так и не сходили тогда. «Потрясный фильм, ма. Круто! Ты же сто лет в конотеатре не была, тряхни стариной, развейся. Сам Том Круз снялся. Спецэффекты – закачаешься!» – соблазнял меня младшенький. Короче говоря, взяли меня сыночки под белы ручки и повели. Я попыталась припомнить, когда последний раз была в кино, получалось, что это было еще до рождения Андрея. Целая эпоха прошла, новое поколение успело вырасти. Хотя, нет, лет восемь назад я решила сводить своих ребят и племянника в кино, чтобы они хотя бы представляли себе, что это такое. В то время все кинотеатры пустовали и нас контролерша, она же кассир, она же оператор встретила как родных. Мы купили билеты, сели в совершенно пустой зал и та женщина вдруг подошла к нам и спросила какой фильм мы хотим посмотреть и перечислила на выбор несколько названий. Меня это так поразило! В первый и последний раз в жизни я сама заказывала фильм уже сидя в зале. Мы выбрали фильм «Киллер» с Жаном Рено, я села в середине зала, а мои мелкопузые мальчишки не столько смотрели, сколько бегали по залу да пересаживались с места на место и я их не одергивала, ведь они никому не мешали. И вот теперь не я своих сыновей, а они меня ведут в кино, чтобы я представляла себе что это такое. Первое, что меня поразило – это цены на билеты. Сто пятьдесят рублей на нос! Действительно, круто. Но детки мои взяли билеты на второй ряд, где они стоят на двадцатку дешевле. На мои возражения, что на втором ряду неудобно смотреть, уж лучше переплатить, они меня заверили, что все будет нормально. Второй раз я поразилась, посмотрев цены в буфете. Е-к-л-м-н! А вот народу в зале было чуть больше, чем восемь лет назад: я насчитала вместе с нами всего 22 человека. Мы, разумеется, сели в середине зала. К слову сказать, смотреть фильм было очень комфортно: от кондиционера было в меру прохладно, весьма удобные сиденья, звук шел из многочисленных динамиков, расположенных по периметру зала. Как и следовало ожидать от продукта Голливуда да еще с таким громким названием, фильм с размаху бил по нервам, по глазам и по ушам. Каждую секунду что-то взрывалось, горело, со звоном билось, хрустели кости, кровь текла рекой. По экрану шествовали трехпалые огромадные роботы-инопланетяне, порабощая нашу бедную планету и зверски истребляя людей. Герой Тома Круза был хорош, спасая свою дочь. Когда фильм закончился, я вышла из зала оглушенная, ослепленная и с совершенно запудренными мозгами. Да, давить на психику в Голливуде большие мастера, но пищу для души сия киносинтетика не дает совершенно. Уже назавтра я еще помнила пару впечатляющих эпизодов, а послезавтра все совершенно стерлось из памяти. Вот фильм «Девчата», например, живет уже сколько десятилетий, хотя там нет даже захудалого трупика и ни одной взорвавшейся петарды. А красавчика Тома Круза несмотря на все его трюки и близко не поставишь с Николаем Рыбниковым. Что значит действительно искусство, а не фильм-однодневка, которому жить от силы несколько месяцев, несмотря на колоссальные сборы и такие же затраченные средства. Впрочем, это свое мнение я оставила при себе, все равно мои сыновья меня обсмеют. Что делать, каждому поколению свои кумиры и свои фильмы.

А вечером по НТВ показывали фильм «Неоконченная повесть» с Эллой Быстрицкой и Сергеем Бондарчуком в главных ролях. Максим, вопреки обыкновению, уселся рядом со мной и просмотрел почти полфильма. Временами он задавал вопросы:

– А это что, интернатские?

– Ну, почему интернатские. Это обычные школьники идут в школу.

– Почему они все как двое из ларца одинаковых с лица?

– Тогда была установленная школьная форма. И обязательно октябрятский значок, или галстук, или комсомольский значок. Если ты забыл одеть, то не допускали в школу на занятия.

– Ужас. Натуральный концлагерь.

– Я это так не воспринимала. Да и никто из школьников тоже так не думал. Мы были твердо убеждены, что живем в самой замечательной стране, самой свободной и счастливой. У нас было хорошее детство, намного более полное и насыщенное, чем сейчас у вас.

И опять о фильме:

– Девчонка с воспалением легких умрет?

– Нет, сынок.

– Парализованный умрет?

– Нет, сынок.

– Тогда я не понял, а в чем тут смысл?

– По-твоему, смысл в том, чтобы кто-нибудь умер? Это просто жизнь как она есть.

– А чего эти придурки болтаются по ночам и поют? Из бара что-ли вывалились?

– Это выпускники школ после выпускного вечера гуляют всю ночь на пролет и поют.

– Вот так в ряд под ручку?

– Именно так.

– Так не бывает.

И со словами «смотри сама эту ненаучную фантастику» он ушел. Да, как изменилась жизнь на моем не столь длинном веку. Современной молодежи легче понять шагающих по планете монстров, чем идущих по улице под руку и поющих лирические песни молодых людей. Совсем другая жизнь, как на другой планете.

 

* * *

         Когда я шла с дачи, нагруженная двумя полными авоськами огурцов, то, проходя по ромашковому полю, неожиданно в моей голове экспромтом родилось нечто вроде стихотворения. Это было так неожиданно, что я даже остановилась. Дома я первым делом кинулась к бумаге и ручке, чтобы запечатлеть для истории то, что родилось в моих воспаленных жарой мозгах.

Я шла по лугу. Белые ромашки

                                      Мне ноги целовали и подмигивали вслед

                                      Своими желтыми зрачками.

 

                                      Я шла по лугу. Бронзовые птицы

                                      Кричали что-то сверху мне,

                                      Купаясь в облаках как в мыльной пене.

 

                                      Я шла по лугу. Лето обнимало

                                      Меня своими теплыми руками

                                      И говорило мне:  «Все хорошо!».

Вот так блин горелый! Это что же, у меня стихи получились, что ли? Здорово! Гип-гип, ура! Но когда радость по этому поводу слегка поубавилась и я более трезвыми глазами глянула на свое творение, то слегка засомневалась в его гениальности. Чего-то в нем не хватало: то ли рифмы, то ли глубины, то ли еще чего-то. Подумаешь, рифмы нет, это у меня белые стихи. И все-таки, чего-то не того. Хотя, может быть, в них как раз наоборот чего-то слишком много, чего не дано понять среднестатистической человеческой единице. Ладно, нет проблем, напишу стихотворение в рифму и попроще. Фиг ли нам, красивым бабам. И уже через десять минут творческих терзаний я с вдохновением перечитывала новый шедевр:

Я лапшу сегодня ела,

                                      Подавилась, обалдела,

                                      Закричала «Ой-ей-ей!»

                                      Прибежал к нам домовой.

 

                                      И спросил он: «В чем тут дело?»

                                      «Подавилась, обалдела», –

                                      Отвечала я ему

                                      Домовому своему.

Рифма явно на лицо. Особенно вот эта – «ела – обалдела» – очень удачная, на мой взгляд. Но чего-то опять не хватает. Может, смысла? Зато на лицо явный маразм. Вот тебе и поэтесса. Марины Цветаевой из меня не получилось. И пусть. Мариной Маркеловой тоже неплохо быть. Зато у меня гениально получаются маринованные огурчики. И я, отложив в сторону ручку, отправилась мариновать огурцы.

 

* * *

Вдруг представила себе, что если бы неожиданно ко мне явилась моя крестная – волшебница и спросила меня: «Хочешь начать жизнь заново? Я могу дать тебе шанс все исправить и прожить по-другому с учетом твоего жизненного опыта и знаний». Захотела ли бы я? С одной стороны, здорово попытаться сделать все иначе. Что бы я исправила? Может, не вышла бы замуж за Сашу, а вышла бы за Валеру, был в свое время у меня такой кавалер. И что бы из этого вышло? А фиг его знает. Или бы поступила учиться не на физмат, а на экономический или юридический. А что бы из этого вышло? Ответ аналогичен прежнему: фиг его знает. Нет уж, увольте. Не хочу опять корпеть над учебниками, опять ходить беременной и рожать по двое-трое суток в грязном роддоме под окрики равнодушной акушерки, не хочу стиснув зубы голодать несколько лет, пока строится кооперативная квартира. Только-только дети начали становиться на ноги. Да и дети были бы не мои родные сыночки, а какие-то чужие мальчишки или девчонки. Не хочу чужих, хочу своих родных Андрея и Максима, они хоть и вредные временами, но, в общем, совсем неплохие ребята, и я люблю их и только их. Нет уж, пусть все остается по-прежнему. Хорошо там, где нас нет. Надо ценить то, что имеешь.

 

* * *

Опять по асфальту и лужам лупит дождь. Тяжелое свинцовое небо не дает ни малейшей надежды на улучшение погоды. Гниловатое лето получилось, жаркие дни можно пересчитать по пальцам. Но если бы мне дали на выбор: такое лето, как у нас сейчас или погода, которая стояла пару лет назад, когда зашкаливало за сорокоградусную отметку, по всей России горели леса и плавились мозги и асфальт, то я не колеблясь тут же выбрала бы сегодняшнюю погоду. Оделся потеплее, взял зонт и гуляй себе. Дышится легко, а под мерный стук капель о зонт думается хорошо. И вот я иду, дышу и думаю. Думаю о том, что бы приготовить на ужин сегодня, о том, что надо завтра законсервировать на зиму несколько банок зимнего салата, о том, что все же настоящая жизнь, несмотря на ее обыденность, куда прекраснее и удивительнее, чем самые яркие фантазии. Но и без фантазий жизнь – что еда без соли или обед без десерта. Только надо держать свои фантазии в узде и не позволять им заслонять саму жизнь и держать их, как норовистых кобылок в загоне, выпуская только время от времени попастись, поразмяться на воле и будьте добры опять в загончик. Сейчас мои кобылки в загоне, нетерпеливо ржут, переминаются с ноги на ногу, просятся на волю, но я им цыкнула «ша, молчать шалавы!» и они угомонились. Сейчас приду домой, пожарю картошечку, сделаю салат из огурцов и помидоров, накормлю всех мужичков, накормлю животинку по имени Мурка, вымою посуду, выстираю футболки и носки, уложу всех спать, обойду всех по очереди, начиная со своего старшенького, с Саши, заботливо подоткну им одеяльце под бочок, поцелую в лобик, выключу везде свет, лягу спать и … пожалуйста, загончик открыт. Гуляйте, мои кобылушки, резвитесь, радуйтесь и радуйте меня.

 

 

* * *

 

 

Где еще  мне не доводилось бывать, так это под водой, в том смысле, что я еще не испытала прелестей подводного путешествия, и чтобы немедленно восполнить этот досадный пробел я в аквалангистском снаряжении уже плыву по дну океана. Рядом со мной плывет опытный инструктор, так как даже в воображаемом плавании по дну океана могут случиться всякие неожиданности, опасные для моего драгоценного здоровья, которое я теперь ценю и берегу как зеницу ока.

         Я и не предполагала, что под водой обитает такая неописуемая красота! Мы плывем на мелководье, рядом чувствуется близкий берег. Солнечные блики танцующими пятнами освещают дно. Вода хрустальной прозрачности и потому видно абсолютно все, каждый камешек, каждая веточка кораллов. Я видела кораллы однажды в сувенирном магазине, но та блеклая корявая веточка тогда совершенно не произвела на меня впечатления. А тут! Бог мой, кораллы поражали взгляд необычайно нежными оттенками всех цветов радуги от бледно алого до бирюзового и сиреневого. В ярко зеленых водорослях, облепленных мельчайшими пузырьками воздуха, которые придавали водорослям серебристый оттенок, временами сверкали маленькие радуги. А рыбы! Удивительных расцветок и форм они стайками и поодиночке проплывали мимо, совершенно не пугаясь нас, видимо принимая за своих собратьев. Из-под огромного покрытого мхом  валуна показались красные щупальцы. Судя по ним, это был весьма приличных размеров осьминог, и я поспешила уплыть подальше от этого места. Мимо проплыла пятнистая мурена. Ее наглая тупая физиономия живо мне напомнила мою бывшую коллегу Рябикову. Я показала мурене кукиш и поплыла дальше. Прямо между мной и инструктором молнией проскользнула морская змея, ярко раскрашенная в желто-черную полоску – настоящая живая реклама Билайна. Большая бесшумная тень медленно двигалась по морскому дну, я подняла глаза вверх и увидела двигающуюся прямо надо мной огромную манту. Она была не менее двух с половиной метров в длину и около двух в ширину. Если бы я захотела, то могла протянуть руку и коснуться ее светлого живота. Но я почему-то не захотела и долго смотрела ей вслед, пока не убедилась, что она исчезла из поля моего зрения. Потом я увидела на дне замысловатых форм ракушку и уже хотела прихватить ее себе на память, но в это время из нее показался сам страшноватенький хозяин дома, и я передумала. Мой инструктор, решив видимо компенсировать эту мою потерю, поднял со дна раковину устрицы, ловко приоткрыл ее створки ножом, вынутым из-за пояса, вынул оттуда чудесную черную жемчужину безупречной формы и вручил ее мне. Устрицу он прикрыл и положил на свое место. Я глазами поблагодарила своего спутника и бережно спрятала жемчужину за рукав гидрокостюма.

         Вдруг, мои глаза округлились: на дне океана лежал человек, глаза его были закрыты, а лицо неестественно синим. Я дернула инструктора за руку и показала пальцем на человека. Инструктор посмотрел на него и жестом изобразил утопленника, схватив пальцами себя за горло, закатив глаза и вывалив язык. Потом небрежно кивнул рукой, мол, пустяки, дело житейское. И, как бы между прочим, показал мне еще одного утопленника, которого я поначалу не заметила. Мне сразу расхотелось радоваться подводными красотами, и мы поплыли к берегу.

         В общем, настоятельно советую вам подводную прогулку. Получите огромное удовольствие, уверяю вас.

* * *

В кои веки раз выгуливаю Мурку. Держу ее на поводке, все чин чинарем. Но поводок – чистая формальность, так как бедная киса в полуобморочном состоянии и так прилипла к моим ногам. Представляю, какой сейчас стресс она испытывает, ее уши прижаты к голове, голова втянута в тело, а тело распласталось на траве впритык с моей ступнею. Страшно! А невдалеке с грохотом проносятся ужасные машины, мимо толпами ходят чужие люди, непривычный ветер сильно дует прямо в нос, не давая дышать. Ужасно страшно! Но через десять минут Мурында все же преодолевает свой страх и потихоньку ползет, прижавшись к земле. Она похожа на мужественную партизанку, производящую разведку в тылу врага. Внимание, что это? Мурка зорко вглядывается в траву, куда прыгнул кузнечик. Она подползает ближе и принюхивается, кузнечик высоко выпрыгивает на добрых полметра в сторону, кошка – в другую. Мимо пролетает бабочка крапивница, и Мурка провожает ее долгим пристальным взглядом. Она втягивает в себя незнакомый воздух. Она осторожно пробует на запах и вкус траву. Вкусно. Теперь пугаюсь я: к нам бежит громадный лохматый ньюфаундленд, хозяйка которого беспечно прогуливается вдалеке. Я не боюсь, что собака обидит мою подопечную, сразу видно, что пес очень добродушный. Я боюсь за Мурку, уж если она кузнечика испугалась, то как же она должна среагировать на собаку, злейшего врага кошек. Мурка подняла голову, ушки торчком, внимательно посмотрела на приблизившуюся вплотную собаку, с веселым видом взирающую на мою кису, принюхалась и равнодушно повернулась задом. Пес обошел кошку и опять встал перед ней, приветливо помахивая хвостом, как бы предлагая поиграть, но Мурка опять отворачивается, с досадой тряся головой. Кажется, что она дает понять псу: «Отстань, не до игр мне сейчас», – и пес убегает к хозяйке. Мы гуляем еще минут десять, потом я беру ее на руки и несу домой. Увидев родные стены, она вырывается из моих рук, прыгает на пуфик, сворачивается калачиком и облегченно вздыхает: слава богу, пронесло, все опять родное и знакомое.

Не так ли и мы: живем на крохотном пятачке бескрайнего мира, обычно ограниченного пределами одного города, поселка, деревни, и жизнь наша заключена в узкие рамки привычных дел. И думаем, что это и есть полноценная жизнь. А чуть рамки раздвигаются, и мы сразу пугаемся, теряемся и мечтаем только о том, чтобы вернуться к прежней жизни, которая хоть и осточертела до оскомины, зато в ней все так привычно и понятно.

 

* * *

         Объявление в местной газете гласило:

«Решением арбитражного суда …  от …. по делу № … ОАО «Машиностроительный завод» признано несостоятельным (банкротом), и в отношении него открыто конкурсное производство. Конкурсным управляющим назначен … Требования кредиторов принимаются  по адресу: … Дата закрытия реестра требований кредиторов по истечении 2 месяцев с даты опубликования настоящего сообщения».

 

* * *

Верите ли вы в вещие сны? Верите ли вы в них так, как верю я? Сегодня мне приснился сон, такой яркий и отчетливый, что уже во сне я сразу поняла, что это именно вещий сон. Мне снилось, что я мчусь в автомобиле, причем сама веду этот автомобиль. Роскошная иномарка, великолепный кожаный салон. Машина чувствует мое малейшее движение и мгновенно выполняет все мои команды. За окном мелькают деревья и кусты. Причем, мелькают все быстрее и быстрее, пока не сливаются в сплошную зеленую полосу. И вот я вижу только серую прямую полосу перед собой – это шоссе, и две зеленые прямые полосы по бокам. А я в восторге все наращиваю и наращиваю скорость. Наконец машина отрывается всеми четырьмя колесами от серой полосы и взмывает в небо. Теперь вокруг только синий цвет. Я лечу! Лечу!

И прилетела, свалившись с кровати. Сразу кинулась к сонникам – у меня их целых два. В одном было написано: «летать означает исполнение желаний, ехать в автомобиле – большое удивление». В другом: «к переменам в денежных делах» и «пустые мечты» соответственно («летать в автомобиле» почему то отсутствовало в обоих сонниках). Я подумала и решила, что, скорее всего, мой сон к деньгам. Неплохо бы.

Звонок в дверь сдунул остатки сна. Накинув поверх ночнушки халат, я пошла открывать дверь. На пороге собственной персоной стоял Анатолий, муж моей подруги Нади. Вот кого я никак не ожидала увидеть. Сто лет я его не видала, а у нас дома он был всего однажды, давно, когда мы только переехали в свою тогда еще новенькую квартиру.

– Марин, я буквально на минуту. Я сей момент удалюсь, – суетливо бормотал он, заглядывая мне в глаза, – Выручи, будь другом. Пятьсот рублей. Только пятьсот и меня здесь не будет. На три дня. В Москву доехать. На заработки еду. Я как приеду, перезайму и сразу телеграфом вышлю. Моментально. Ты ж меня знаешь.

Я его знаю и прекрасно понимаю, что ни через три дня, ни через три месяца своих денег я не увижу. В лучшем случае они ко мне вернуться через полгода – год. А, скорее всего, мне надо распроститься с ними навсегда. Но не дать их ему я не могу, потому что мне его по-человечески очень жалко. И дать ему их я не могу по той простой причине, что у меня просто сейчас совсем нет денег, так как отпускные мне выдают небольшими дозами, которые мгновенно испаряются.

– Когда ты едешь? – спрашиваю я его.

– Послезавтра. Я сразу вышлю. Телеграфом. Честное слово. Только Надюшке не говори ничего.

– Толя, у меня сейчас шаром покати. Последняя десятка осталась. Но я постараюсь занять для тебя. Позвони мне завтра. Помнишь телефон?

Он не помнит, и я записываю ему номер. Я займу для него денег и дам ему. А вдруг он действительно бросит пить, начнет работать и присылать своей семье деньги. И заживут они как прежде хорошо и счастливо, как они и жили до того времени, пока он не стал скатываться в пропасть. Умный мужик, окончил в свое время МАИ, был на отличном счету во ВНИИ, пока не началась перестройка и не вышибла его из привычной колеи. Вернуться в нее было уже невозможно, а в другую он не попал. Вернее попал, но совсем не в ту. И выбраться никак не может. Ах, Толя, Толя. Надо дать ему шанс. А вдруг?

Значит, я неправильно расшифровала свой сон. Он не к деньгам, а к их потере. Улетят мои пятьсот рублей на автомобиле в небо и с концами. Вот что означает мой сон. Летите, денежки, летите.

 

* * *

         Прикатил Володя Артюков. В Москве все улажено, Света зачислена в заветный институт. Вика носится по московским магазинам в поисках мебели, посуды и прочего – обустраивает квартиру дочери. Решено, что на первых порах она будет жить в Москве, чтобы помочь Светлане  адаптироваться к столичной жизни. Прочем, Света и сама не промах, похоже, уже вполне освоилась и со столицей чуть ли не на «ты». Ей приобрели новенький «опель» и она вовсю его обкатывает по московским улицам. Володе дана команда по пути в Тюмень заехать в наш город и установить сигнализацию на новую квартиру.

Он прикатил утренним поездом. По пути к нам домой заглянул в супермаркет и явился весь такой бодренький, свеженький и с кучей пакетов. За что мои ребята его обожают, так это за то, что он  не жадный, и пока в нашем доме живет дядя Вова, нам голодная смерть не грозит. Я заметила, что и Мурка тоже любит щедрого дядю Вову и всегда радостно трется о его джинсы, зная, что и ей хорошей от него отломится вискас или китекэт. А мне он нравиться за легкий уживчивый характер, ну и за то, естественно, что он мгновенно решает нашу семейную продовольственную программу.

Сегодня последний день моего отпуска. Завтра на работу. И хочется, и не хочется. Но больше все же не хочется, чем хочется. Прочла на днях афоризм: «Никто не нуждается так в отпуске, как человек, только что из него вышедший». Золотые слова.

В последний день отпуска имею полное право на поездку в мой любимый Париж. В последний раз я была там в растрепанных чувствах и не вкусила тогда никакого удовольствия. Сейчас чувства мои причесаны и настроены должным образом. Тем более я так соскучилась по настоящему кофе, который умеют готовить только в моем парижском кафе. А пироженное «наполеон» только там такое умопомрачительно вкусное, что и не удивительно, ведь именно Париж – его родина.

Париж, Париж! И сразу меня охватил особый неуловимый парижский запах, который ни с каким другим никогда не спутаешь. В нем переплелись запахи и божественных французских духов, которые так любят парижанки, и запах свежемолотого кофе, доносящийся из многочисленных кофеен, и специфический запах мутных вод Сены, и масляных красок с непросохших картин художников Монмартра и еще много-много разных запахов, которые сливаясь и дают этот незабываемый парижский аромат.

Я сижу на своем любимом месте в своем любимом кафе, и услужливый официант издали кивает мне и улыбается своей славной улыбкой как хорошей знакомой. Он, предупреждая мой заказ, уже несет на крошечном изящном подносе кофе со сливками и пироженное «наполеон», ставит кофе и пироженное передо мной и говорит по-русски: «Как нашей постоянной клиентке – за счет заведения, мадам». Я солнечно улыбаюсь ему в ответ, поглядываю в окно на пыльную парижскую зелень, на снующих веселых и озабоченных парижан и парижанок, пью маленькими глотками обжигающий волшебный напиток и думаю о том, что, ни смотря ни на что, жизнь наша все же – чертовски прекрасная штука!