Власенко Ирина Владимировна. Штампы

Гриша Кипятков решил бороться с литературными штампами.

– С ними жизнь серой становится, – объяснил он своей глухонемой  бабушке, к которой съехал от активного родительского глазу.  – Красок не хватает…

Старушка согласно кивала головой и, задумчиво уставившись на угол кухни, затянутый паутиной, посылала внуку мысленные призывы побелить потолок. Куда там. Гришин мозг невозвратно воспарил над бытом в области нетривиальной лингвистики. Гришка начал с самого очевидного. С речи.

Раньше Кипятков грешил штампами густо и плодотворно. Это не удивительно. Они его кормили. Будучи обозревателем в провинциальной газетенке, он ежедневно кропал с десяток статей, обильно сдобренных лежавшими на поверхности языковыми конструкциями. Штампы облегчали жизнь и как нож в масло входили в черепушку, лепя стройные тексты с подобием некой заключенной внутри тайны. На самом деле тайна, как правило, отсутствовала.  Ибо все эти «принимая во внимание, на основании изложенного, бурные аплодисменты, теплая обстановка, широкое распространение, неизгладимое впечатление» несли в себе не столько свежую информацию, сколько её отсутствие.

Газета была политической трибуной местного выдвиженца от демократов, наевшего такую откровенную ряху, что даже самый незаангажированный избиратель понимал, насколько тот далек от народа.

Отрабатывая зарплату, Кипятков быстро и без особого напряга мастерил наполнение для предвыборных колонок. И, как паклей,  затыкал штампами пробелы в содержании. Зато в сознании нетребовательного к подаче электората послушно выстраивались нужные ассоциации и политические мотивы.

И все как будто шло хорошо. Только однажды Кипятков вдруг  ни с того ни с сего почувствовал себя полным ничтожеством. То ли сон плохой увидал, то ли ворона на хвосте принесла, когда пометила его ничем не примечательную фигуру. Но, скорее всего, ему просто попала в руки хорошая книга.

И осенило вдруг Кипяткова. Что живет он как-то не так. И пишет не так. И что жизнь его незаметно превращается в одну большую и лживую передовицу, нафаршированную безнадежно заезженными фразами.

Когда-то в юности он мечтал о большой литературе и большой любви. О жизни особенной и замечательной. Однако мечты превратились в химеры, предательски трансформируясь в тривиальные заботы об элементарном выживании. Досадное «как у всех» под корень оттяпало крылья.

Вот тогда и решил Кипятков безжалостно выкосить штампы из жизни. Потому что именно в них видел причину унылого варианта своей судьбы.

Сделать это оказалось не так просто. Многолетняя привычка прибегать к помощи костыля, долго не давала свободно перемещаться по листу документа и плести словесные кружева при помощи собственных мозгов.

Он стал медлителен и часто в задумчивости зависал над клавиатурой.

Стиль его изменился. В статьях, как на болоте, неожиданно всплывали кочки, усыпанные яркими пятнами словесной клюквы. От этого тексты получались неровные и аляповатые, будто надетые набекрень парики.

Не добившись подвижек с помощью косьбы, Кипятков понял, что сорняки надо выпалывать на корню. И решил расширить зону лингвистического контроля, пытаясь и в быту применять исключительно новаторские конструкции. Слава Богу, бабуля была глухонемой, иначе неминуемо скрутилась бы в ленту Мёбиуса, слушая реинкарнированного Велимира Хлебникова:

«Буки. Баки.

Каки. Знаки.

Мы алкали, утро пья,

В каждом вечера кармане

Мани, флешки, спам новья.

Ярь вселенская вскипала,

«Жарь!» – орал в руке айпод,

Читайте журнал «Новая Литература»

Я был более чем слово,

Я был мысль наоборот».

Кипятков уже совсем было съехал с катушек, совершено разучившись говорить русским языком, но однажды встретил девушку Машу. И понял, что жизнь дарит ему последний шанс выбраться из границ серого существования.

Первое время он был так взволнован, что вообще потерял дар речи. Потом  ограничился самыми  безобидными окказионализмами, которые были понятны даже бабушке. Но решительного наступления, с использованием новой, придуманной им лексики, все-таки опасался. А вдруг Маша не так его поймет?

Он ходил за ней хвостом, прощупывал почву, слушал её насыщенную штампами речь, похожую на журчание сточных вод, и по большей части молчал и  идиотически улыбался. Штампы абсолютно не портили её. Напротив, делали простой и понятной, как распускавшийся в желудке Кипяткова волшебный цветок счастья.

Так продолжалось два месяца. Девочка попалась терпеливая и правильная. Но и она, стал замечать Гриша, устала от молчанки и поглядывала на часы.

А однажды, в самый бравурный момент односторонней беседы, когда из штанов Кипяткова буквально выскакивала забывшая об осторожности харизма, вдруг спросила:

– Гриша, я тебе нравлюсь? Скажи честно, – и выжидательно уставилась на парня. Тот , мысленно проклиная себя за нерасторопность, наконец, выволок из лексикона самый заезженный штамп на свете:

– Я люблю тебя, Маша.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.