Ольга Синкевич. Семь встреч

1. «Кобра»

Громко стуча шпильками, Кавита бегом спустилась в подвал, пробежала по грязному коридору и в конце его распахнула дверь. Зайдя внутрь, громко хлопнула дверью, повернула ручку и бросилась в кресло перед трюмо. Закрыв глаза, она сидела какое-то время неподвижно и шумно дышала. В висках стучала кровь. Пальцы рук мелко дрожали. К горлу подступала отвратительная тошнота, а перед глазами возникало потное мужское лицо …

Раздался стук в дверь и обеспокоенный голос Раджни:

– Кавита!.. Кавита!

Кавита раскрыла глаза, привстала и, потянувшись к двери, отодвинула защёлку. Комната, служившая подобием гримёрной, была такого размера, что до двери можно было дотянуться, практически не вставая с кресла.

Раджни, высокая женщина на вид лет сорока, хотя на самом деле гораздо младше, стройная, с красивыми пышными формами, впорхнула в гримёрную и присела на подлокотник кресла, наклонившись к девушке.
– Кавита, Малютка, ну что ты делаешь? – защебетала она, обнимая подругу за плечи. – Зачем ты убежала?.. Ничего страшного не произошло!.. Ну, подумаешь, он взял тебя за руку!.. Ты же знаешь: наши ребята не дадут тебя в обиду!
– Оставь меня, – сдавленно ответила Кавита, стряхивая её руки, и брезгливо повела плечами. Раджни усмехнулась и покачала головой.
– Нельзя быть такой неженкой, подруга! Неужели ты до сих пор не поняла этого? Мужчины есть мужчины!
Ничего не отвечая, Кавита оперлась на локти и сжала голову ладонями. Сейчас ей хотелось остаться одной. Глядя на её открытую, почти голую вздрагивающую спину, Раджни вздохнула.
– Послушай, Малютка, слезами тут не поможешь, так что не трать понапрасну силы. – Её голос зазвучал несколько мягче. – Здесь такие законы. Есть только один способ выжить в этом дерьме: быть сильнее. Ну, хватит! Перестань плакать! Слышишь?..
Кавита не плакала. Глаза её оставались совершенно сухими. Она уже давно не плакала, наверное, с тех пор, как Нилу заболел.
В сущности, Раджни права: ничего особенного не случилось. Тот пьяный лысеющий человек, дёргавшийся перед сценой, просто схватил её за руку. А его масленно блестевшие глаза, ощупывавшие её тело… Кавита давно привыкла к таким взглядам и научилась не замечать их. Просто до сегодняшнего дня никто не осмеливался прикоснуться к ней. Мужчина рывком потянул её к себе. Вздрогнув от отвращения, она размахнула и изо всех сил ударила его по лицу, так что разбила ему губу. Мужчина отскочил, не ожидая столь грубого отпора, затем, брызгая слюной, стал выкрикивать ругательства, попробовал возобновить свои попытки, но тут уже подоспели двое вышибал – Рамзан и Резван – и выпроводили орущего клиента из клуба.
Несколько придя в себя, Кавита взяла лосьон и вату с трюмо и стала снимать грим – вызывающе красную помаду, дерзкие зелёные тени, зелёную тушь, краску с бровей.
– Зря, – сказала Раджни, наблюдая за ней. – Шарат недоволен твоим уходом. Не стоит его сердить, Малютка.
Кавита резко повернула голову к подруге.
– Можешь передать ему, чтобы он убирался к чёрту! – повернувшись к зеркалу, добавила: – Пусть запихнёт своё недовольство себе в глотку.
Её подруга выразительно покачала головой.
– Ах, Кавита, ты делаешь такие глупости! Бояться следует не пьяных клиентов, а Шарата! Он приходил сегодня, чтобы посмотреть твоё выступление, а ты оставила его с носом! Так нельзя поступать! Как-никак, он твой хозяин!
– Не мой, – возразила Кавита, – он хозяин этого клуба, Раджни. Но не мой.
– Нет, вы только послушайте! – воскликнула её подруга и даже всплеснула руками от возмущения. – Услышь Шарат такое – он попросту вышвырнет тебя на улицу! И что ты тогда будешь делать?! Попомни мои слова, подруга: твой острый язык не доведёт тебя до добра! В конце концов, надо уметь быть благодарной!
– Если я и должна быть благодарна кому-то – то только самой себе. – Сказала Кавита, скидывая босоножки. – А если Шарат, как ты выразилась, вышвырнет меня на улицу – я ни капли не огорчусь.
Девушка встала и подошла к раковине. Умывшись, сняла блестящий топ, облегающую мини-юбку и колготки в крупную сетку и переоделась в чёрно-синий шальвар-камиз. В чёрном она чувствовала себя защищённой. Конечно, пустая иллюзия, но она придавала толику уверенности.
Теперь перед Раджни стояла совсем юная девушка, не старше двадцати лет, невысокая, изящная и хрупкая, отчего и получила своё прозвище – Малютка. Лицо её было свежим, с правильными миловидными чертами, болезненно бледным после пережитого волнения. И тем сильнее был контраст между её бледностью и большими огненно-чёрными глазами, блестевшими тревожным сухим блеском. Глаза Кавиты составляли главную прелесть её лица, а густые изогнутые брови оттеняли их неотразимую, колдовскую красоту.
Кавита прошла мимо насупившейся подруги и собрала кое-какие вещи в сумку. Потом принялась расчёсывать свои шелковистые блестящие волосы.
– Куда ты собралась? – спросила Раджни, уже смирившись, что эта черноглазая бестия всегда поступает, как ей хочется.
– Домой, – ответила девушка. – Нужно отвести Нилу в больницу.
– А как же?.. – Раджни не договорила и бросила красноречивый взгляд на дверь.
– Не имею ни малейшего желания видеть Шарата и его шакалов.
Заплетя волосы, она перебросила сумку через плечо.
– Знаешь, Малютка, – вздохнула Раджни, – порой я так тебе завидую!
Кавита ошеломлённо посмотрела на женщину.
– Завидуешь? Мне?
– Тебе.
– Почему?
Лицо Раджни погрустнело, красивые плечи обвисли, и она стала похожа на состарившегося облезлого попугая. Голос её стал тихим и напряжённым, словно она не хотела выдать своих глубоко запрятанных чувств.
– Ну, во-первых, не у всякой танцовщицы есть такой влиятельный папочка. Кадара Кхана побаивается даже Шарат . Он убивает людей так же легко, как тараканов. Всем известна его жестокость. Самые отъявленные головорезы дрожат, как дети, при одном его имени. А уж обидеть его родную дочь – всё равно что подписать себе смертный приговор. Ты должна радоваться такому родству!
Кавита невесело усмехнулась.
– Ошибаешься. Это вовсе не повод для радости. Поверь мне, куда лучше быть сиротой.
– Что ж, тебе виднее. – Неодобрительно отозвалась Раджни. Она всматривалась в лицо девушки, словно любуясь ею. – Однако я знаю, знаю наверняка: даже если б не существовало никакого Кадара Кхана – ты вела бы себя точно так же. Ты особенная. Не похожа ни на одну из здешних танцовщиц. Как тебе это удаётся?.. Не понимаю. За два года ты осталась такой же, какой была. На тебе нет… нет того налёта, который отличает женщин вроде нас. Тебе не место здесь, Малютка.
Голос Раджни стал совсем задушевным и тёплым, что было ей несвойственно. Это удивило и тронуло Кавиту. Она печально улыбнулась и прикоснулась к руке женщины.
– Мне пора, Раджни.
В ответ танцовщица глубоко вздохнула .
– Я совру что-нибудь Шарату.
– Спасибо.
– Малютка, послушай! – остановила девушку Раджни. Кавита обернулась. Подруга весело подмигнула ей. – Ты залепила этому нахалу отменную пощёчину!

2. Лишний

Агастья Толлейни проснулся поздно, когда солнце уже во всю мочь светило в окно. Спустив длинные худые ноги с постели, он ткнулся во что-то мягкое, и тотчас из-под кровати раздался обиженный вопль, а в следующую секунду большой ротвейлер с чёрной блестящей шерстью выскочил из-под кровати и уставился на хозяина, раскрыв пасть и виляя обрубком хвоста.
– Прости, Бам, – сиплым голосом пробормотал Агастья. Бам сел и почесался за ухом. Агастья потянулся к псу и потрепал его по голове. – Ты, наверное, заждался, дружок?.. Сейчас приму душ, и пойдём на прогулку!
После душа, бодрый и посвежевший, Толлейни надел лёгкий костюм и отправился с Бамом в парк.
– Что-то вы припозднились сегодня, господин, – сказал ему сторож, старый знакомый.
– Это точно, Камлеш! Проспал.
– Проспали? Наверное, ночь напролёт гонялись за своими преступниками?
Агастья рассмеялся.
– Да нет, всю ночь читал!
– Что читали? – с интересом спросил сторож. – Роман?
– Уголовное дело!
Желтоватое лицо Камлеша сморщилось.
– Хорошее хоть дело-то?
– Нет, старина, весьма скверное!
– У вас, полицейских, странные привычки, господин!
– Жизнь вообще странная штука, Камлеш!
– Это верно, это верно!
Дело, которым занимался Агастья, и правда было скверным. Один из мафиозных лидеров, некто Кадар Кхан развернул в городе нешуточную деятельность, так что стал мешать властям. Погромы, мятежи, потасовки, наркотики, захват земли, утечка финансов, коррупция, убийства и похищения – всё это превратилось в настоящую головную боль для верхушки города. «Вы должны в кратчайшие сроки выйти на Кхана, – сказал Толлейни начальник Департамента. – Мы рассчитываем на вас. Такое дело под силу только вам!». Это не была лесть. Агастья справлялся со своими обязанностями как нельзя лучше, и именно поэтому его всё ещё держали в Департаменте. В свои шестьдесят четыре он давно должен был выйти на пенсию, пить по утрам чай и смотреть матч по крикету. Но Толлейни рвался на работу. Начальники хвалили его неуёмное трудолюбие и ставили в пример молодёжи, подчинённые офицеры обожали его, и никто не догадывался, что желание Агастьи работать как можно дольше объясняется вовсе не трудолюбием, а куда более тривиальными мотивами. Толлейни просто боялся. Боялся, что однажды проснётся – и ему не нужно будет никуда идти. Придётся остаться в своём пустом холодном доме, пропахшем одиночеством, от которого не спасёт даже жизнерадостный Бам. Подобные мысли вызывали у Толлейни приступы настоящей паники. Нет-нет, благодарю покорно! Лучше уж провести остаток жизни под бандитскими пулями, чем в этой немой могиле.
Через парк Агастья направился в сторону порта, размышляя над тем, что изучил за ночь.
Кадар Кхан. О нём в Департаменте говорят уже около года. Своему помощнику Толлейни поручил разузнать о последнем месте пребывания Кхана. Воможно, он сегодня же получит кое-какие сведения. Агастье казалось, что с именем известного в криминальных кругах авторитета связано что-то ещё, а что именно, он никак не мог вспомнить. Проклятая старость!..
Вчера, вручая ему папку с делом Кхана, полковник полиции Самир Тукрал сказал, вглядываясь в Толлейни:
– Неважно выглядите, друг мой. С чего бы это?
Агастья вскинул седую голову.
– Право, не знаю, сэр.
– Скажите: вы давно посещали кардиолога?
«Не суйтесь не в своё дело!», – очень хотелось ответить Толлейни, но он только промычал что-то невнятное в ответ.
– Послушайте, Агастья, в ваши годы нельзя пренебрегать здоровьем, – внушительно произнёс Тукрал. – Особенно если имеешь проблемы с сердцем!
Ха! «В ваши годы!..» И это говорит человек, который всего на два года младше него! Толлейни скрипнул зубами.
– Разрешите идти?
– Ну, подождите, подождите, – примиряющее сказал полковник. – Да не хмурьтесь, майор! Эта тема вам не по нутру, да? – Он устало улыбнулся. – Вы уж не сердитесь: иногда меня, знаете ли, тянет поговорить о насущных проблемах… Чёрт, весь день болит голова! – Тукрал потёр затылок. – Как будто по ней стучали деревянным молотком! У вас не болит?
– Нет, сэр.
– А у меня прямо-таки раскалывается!.. Надо позвонить Лалите, чтобы купила ещё таблеток!
Агастья промолчал. Такие разговоры наводили на него тоску и заставляли чувствовать себя старой развалиной. Он отдал честь и направился к двери.
– Кстати, вы идёте на званый ужин к Шарме? – в спину спросил полковник. Толлейни развернулся на каблуках.
– Нет, сэр.
– Я так и думал. Бедняга Вашишт: проиграл мне сто рупий. Не удивляйтесь, майор! – прибавил Тукрал, заметив удивление в глазах Толлейни. – Вы же знаете, что Шарма устраивает этот ужин перед своей полугодовой командировкой. Хочет попрощаться с нами перед отъездом, покутить напоследок. Все приглашены, и все придут. Все, кроме вас. Вы – загадка для меня, Толлейни. И не только для меня. – Агастья нахмурился, но снова промолчал. – Знаете, вы напоминаете мне старого тигра-одиночку, который потерял все зубы и силу, но по-прежнему бродит по охотничьим тропам и не желает уступать ни дюйма своих владений.
Агастья усмехнулся: Самир сегодня что-то увлёкся нравоучениями!
– Интересное сравнение, – отозвался он. – Тигры – одиночки по своей природе, сэр. Следовательно, совершенно не страдают от этого одиночества.
– Вы правы. – Полковник задумчиво смотрел на майора. – Видите ли, Агастья, этот инстинкт – инстинкт охотника-одиночки, этот образ жизни у тигра в самой крови, так сказать, в генах. – Агастья вздохнул: сегодня шеф был дотошен как никогда! – Но тигр – животное, – продолжал своё Самир, – а человек – человек не может жить один. Ему нужна семья, нужен надёжный тыл. Нужен кто-то, кто позаботится о нём в старости, кто-то, кому он может передать свой опыт, знания, взгляды на жизнь. Понимаете?
– Всё это звучало бы весьма уместно, господин полковник, если б перед вами стоял двадцатилетний юноша, а не ваш ровесник.
Повисла пауза. И так как Агастья ничего больше не прибавил, Тукрал вздохнул и протянул ему руку.
– Ладно, майор, довольно лирики. Желаю удачи в расследовании!
– Спасибо, сэр.
Выходя из Департамента, Толлейни не переставал чертыхаться вполголоса. При всём уважении к старшему по званию, Самир Тукрал – редкостный зануда! Манера полковника самым наглым образом лезть в душу выводила Агастью из равновесия. И выводила тем более, что он понимал: в чём-то Самир, безусловно, прав.
«Надо позвонить Лалите, чтобы купила ещё таблеток» Старый гипертоник!.. Разглагольствовал бы лучше перед своей женой!..
Сам майор был женат двадцать пять лет, из которых последние десять прожил один. Он до сих пор помнил слова жены, сказанные в их последний вечер…
– Живи, как знаешь, Агастья, а я больше так не могу! – Её высокий голос срывался на крик. – Сколько себя помню, ты всем жертвовал ради работы! Ты просто-напросто не замечаешь ни меня, ни Санджну!.. Порой мне кажется, что ты не человек, а робот! Или может быть, ты считаешь, что это мы – бездушные куклы?!
Взгляд жены был холодным и тяжёлым, как металл. Её аристократичные тонкие черты стали резче, как бывало всегда, когда она сильно волновалась. Загорелые руки она скрестила на груди и нервно сжимала пальцами локти. Агастья видел, как от напряжения у неё побелели кончики пальцев.
– Сохини, давай спокойно всё обсудим. – Совершенно идиотская фраза! Он прекрасно понимал, что жена дошла до той стадии негодования и отчаяния, на которой примирение уже невозможно. Он привык к её упрёкам и истерикам, однако сейчас видел явственно как никогда, что их семейная жизнь трещит по швам. – Моя работа – это моя жизнь. Я ведь предупреждал тебя, что работа будет у меня на первом месте.
– Да, предупреждал, – с горечью подтвердила жена. – Только я надеялась, что в этой жизни ты отведёшь мне хотя бы крохотный уголок! Твоя проклятая служба у тебя и на первом, и на втором, и на пятом месте тоже! Если бы ты хоть однажды попытался встать на моё место – то понял бы, как тяжело мне приходится! Но нет, тебе ведь некогда даже подумать о нас! Зачем тебе вообще семья?! Чтобы обслуживать твои нужды? Прости, Агастья, я ценю себя несколько выше! Я не хочу тратить свою жизнь на человека, который не чувствует ко мне ни любви, ни уважения, ни ответственности!
Брови Толлейни дрогнули. Сдерживая глухое раздражение, он поднял глаза на супругу и устало спросил:
– Чего ты хочешь от меня?
Жена улыбнулась – криво и жалко.
– О, я уже давно ничего от тебя не хочу!..
– Тогда зачем говоришь всё это?
– Конечно, ты же всё равно меня не слушаешь!.. Когда же наконец поймёшь, что ты теряешь! Неужели не видишь, что твоя жизнь проходит впустую? Ты просто сумасшедший старик! Ты живёшь, не замечая, что мир меняется, а ты в нём лишний!
– Сохини!
Жена злорадно сверкнула глазами.
– О, ты изволил заметить моё существование?.. Какая честь, господин офицер!.. У тебя нет ничего, кроме твоих дурацких принципов! Долг, честь, верность! Ты поклоняешься им, как Богу! А они давно мертвы и никому не нужны! И сам ты никому не нужен! Слышишь?
– Остановись… – с угрозой произнёс Агастья. Но Сохини уже не могла да и не хотела остановиться.
– Что, неприятно слышать правду? Ты никому не нужен! – Она залилась нервным хохотом. – Ты никому не нужен, Агастья Толлейни! Ни друзьям, которых ты растерял, ни своей любимой службе, на которой тебя терпят только из милости! Ты же знаешь: тебя выбросят из департамента, и это время уже не за горами! Тебя выкинут, как использованную вещь, и никто о тебе не вспомнит!.. И знаешь что?.. – Сохини вдруг перешла на шёпот, напоминавший больше шипение ядовитой змеи. – Мы тоже о тебе не вспомним, потому что нам ты тоже не нужен!..
Что было дальше, Агастья помнил смутно. Вся кровь в нём закипела, гнев застлал рассудок. Он наклонил голову, как бык, и, шатаясь, пошёл на жену. Сохини взвизгнула и метнулась в сторону. Похоже, она вправду думала, что он – впервые в жизни – поднимет на неё руку. Толлейни размашистым шагом прошёл мимо и с грохотом распахнул входную дверь. Раздался треск – осколки стеклянного витража посыпались на порог.
– Я тебя не держу… – сказал Агастья, не узнавая собственного голоса.
Тогда, десять лет назад он впервые ощутил давящую, мешающую дышать боль за грудиной. И эта боль осталась с ним навсегда.

3. Факир

Любимым местом Кавиты был квартал Факир. Совсем маленький, всего в два десятка домов. Здесь всегда было много солнца, ветра и почти не было людей. Старые заброшенные строения жались друг к дружке. Сносить их никто не думал. Факир был забыт и властями, и бизнесменами, и мафией. Неподалёку располагалась торговая площадь, а за ней – порт, и ветер доносил глухие людские голоса и гудки пароходов. А в утренние часы даже можно было различить едва уловимый шум прибоя.
В знойный полдень, когда солнце становилось белым от собственного жара, Кавита любила приходить сюда, иногда вместе с Нилу, но чаще одна. Ей нравилось, как ветер треплет её густые кудри, нравилось, как скрипит под ногами жёлтый песок. Она любила слушать сонное воркование голубей под крышами и смутный гул большого города. Она любила танцевать здесь, босиком на прогретых солнцем плитах, когда её никто не видел и можно было безоглядно отдаться музыке. Единственные её зрители – пугливые дикие пичуги – со временем привыкли к ней. Она любила мечтать здесь. Вспоминать всё хорошее, что случилось за день или неделю. Наслаждаться солнечным теплом и пряным солёным воздухом. Тишина и особенная, старинная атмосфера Факира успокаивали душу и навевали счастливые мысли, лёгкие, как перистые облака на высоком голубом небе.
Кавита сидела на ступенях полуразвалившейся живописной беседки, стоявшей здесь с незапамятных времён. Наверное, её выстроили ещё тогда, когда Индия была колонией Британской империи. Беседка была вся увита старым плющом, а широкие каменные ступени стёрлись от времени и покрылись толстым слоем тёмно-зелёного мха. Перед беседкой в песке купались и чирикали воробьи. Где-то в порту гудел басом прибывший пароход. Положив кожаную сумку на колени, Кавита сидела, мечтательно подперев голову руками, и жмурилась от яркого солнца.
Сегодня она не танцевала в клубе, поэтому надела красочную одежду, которую всегда любила. Жёлтые, салатовые, голубые и красные цвета поднимали ей настроение. На девушке была розово-лиловая туника с красивым голубоватым орнаментом на вороте и рукавах и длинная, до самых пяток юбка синего цвета, с вкраплениями зелёных травных узоров на кайме. Длинные вьющиеся волосы Кавита оставила распущенными, и они рассыпались по плечам и блестели на солнце. При малейшем движении девушки её серьги и браслеты издавали тихий мелодичный звон.
На такие прогулки Кавита брала с собой только немного денег и телефон. На случай, если Нилу позвонит. А иногда, как сегодня, клала в сумку кулёк с зерном – чтобы покормить птиц.
Девушка достала свёрточек и, высыпав на ладонь горсть зерна, стала бросать понемногу копошащимся у её ног воробьям. Те сразу накинулись на угощение. К ним присоединились голуби, слетевшие с ближайших крыш. Кавита с улыбкой отряхнула руки и прикрыла глаза. Ей вспомнился вчерашний день. За исключением неприятного инцидента в «Кобре», он прошёл довольно сносно.
…Добравшись до своей улицы, Кавита пошла спокойнее. Волнение улеглось. Вспомнив последние слова Раджни, девушка улыбнулась: а ведь и правда, она дала тому негодяю достойный ответ! Несмотря на возмущение и гнев, она успела заметить изумлении в глазах Рамзана, когда он пришёл ей на помощь. И потом (правда, этого она уже не видела), выставив бунтаря за дверь, Рамзан с восхищением посмотрел ей вслед. Рамзан Шамир был немногим старше неё, наверное, лет двадцати трёх – двадцати пяти и поступил в клуб на должность вышибалы совсем недавно. Он пришёл в начале весны вместе со своим братом Резваном. Они были очень похожи, и поначалу все в клубе путали их, что нередко приводило к курьёзным ситуациям. Потом все научились различать молодых людей: у Рамзана глаза были зелёные, а у Резвана – тёмно-карие, Рамзан был чуть ниже брата и имел более хрупкое телосложение. Кавита не заводила дружбы ни с кем из «Кобры». Исключением была лишь Раджни. Рамзана девушка заметила только спустя три месяца, когда он стал появляться на каждом её выступлении. Вначале Кавита недоумевала: неужели парень работает без смен? На этот её вопрос, высказанный как-то вслух, Раджни добродушно рассмеялась и сказала, легонько постучав пальцем по её лбу: «Ну и глупенькая же ты, Малютка!.. Неужели не видишь, какими глазами этот мальчик смотрит на тебя?..» Слова подруги смутили девушку, тем более что подтверждений им она видела достаточно. Рамзан влюблён в неё?.. Этого только недоставало! Кавита стала присматриваться к молодому человеку и не могла не отметить его весьма привлекательную внешность, добрую улыбку, открытый взгляд и безыскусственные манеры. Возможно, другая на её месте не стала бы долго думать, ведь молоденькие танцовщицы нет-нет да и заглядывались на братьев. Но не Кавита. Одного перехваченного взгляда ей было довольно, чтобы установить границу. И с тех пор она относилась к Шамиру с подчеркнутой холодностью. Причин для этого было больше, нежели строгий запрет на флирт между танцовщицами и вышибалами.
Погружённая в свои мысли, Кавита не заметила, как дошла до дома. Её соседка Таманна стирала бельё во дворе и, увидев девушку, приветливо кивнула ей. В ответ Кавита помахала ей рукой и, зайдя в дом, поднялась по шаткой лестнице на второй этаж.
Полутёмная квартирка, которую она снимала у торговца, месяцами пропадавшего Бог весть где, встретила девушку тишиной и тонким ароматом цветов, которые она принесла вчера. Кавита с детства очень любила, чтобы в доме были свежие цветы.
Она сняла сандалии и на цыпочках прошла на кухню. Включила свет. На столе стояла пустая чашка. Кавита заглянула в холодильник: ну, еды им хватит ещё дня на два. Услышав шлёпанье босых ног по полу, девушка обернулась.
На пороге кухни стоял худощавый заспанный мальчик семи лет, в одних трусиках и маеечке, и тёр кулачком глаза.
– Привет, Нилу, – сказала Кавита с улыбкой и, подойдя к брату, присела перед ним на корточки и обняла его. – Как спаслось?
– Мне снилось море, – ответил мальчик, зевая, – пойдём на пляж?
– Обязательно! Только сначала нам нужно повидать доктора Сахиндра.
– Ура! – закричал Нилу. – Мы пойдём в гости к доктору! Я обещал Буджи, что приду навестить его!
– Ну, конечно, – Кавита взъерошила ему волосы и встала. – Только вы должны запомнить, мистер Пулмани, что в гости к господину Сахиндру не пускают всяких чумазых мальчуганов вроде вас! И если вы вознамерились навестить друга, то непременно должны привести себя в порядок!
– Так точно, мисс! – звонко ответил Нилу, вытянувшись и приставив ладонь к виску, как делают солдаты. – Какие будут приказания?
Сдерживая смех, Кавита скомандовала:
– Отправляйтесь в ванную, маленький сэр, и приготовьте парадную форму!
– Есть!
Нилу, подпрыгнув от радости, убежал в комнату. Улыбнувшись, Кавита поставила на плиту обед.
В ванне, наполненной водой и душистой пеной, Нилу дурачился и смеялся, так что Кавита изрядно вымоталась, когда ей наконец удалось вымыть его.
– Ну, посмотри на меня, Нилу! – укоризненно говорила она мальчику, закутывая его в пушистое полотенце, пока тот был занят своей игрушкой – обезьянкой, у которой глаза вылезали из орбит, когда ей надавливали на живот. – Такое впечатление, что ванну принимала я, а не ты! Я вся мокрая с головы до ног!
Вместо ответа Нилу чмокнул сестру в щёку и, опираясь на её руки, спрыгнул на пол – аккурат в намокшие сандалии.
– Одевайся, – сказала Кавита, сняв с верёвки сухую одежду мальчика. – Через пять минут жду тебя за столом!
Глядя на брата, уплетающего за обе щеки обед, Кавита чувствовала прилив сил. Она сидела напротив мальчика и улыбалась. Сейчас всё, что не касалось Нилу, всё, что случилось в клубе, – всё это было так далеко, как будто осталось в чьей-то чужой, а не в её жизни. Что бы там ни случалось – у неё есть этот кучерявый мальчонка с солнечной улыбкой.
Последнюю неделю Нилу чувствовал себя лучше. Месяц он провёл дома, безропотно принимая уколы и горькие лекарства. Уходя в клуб, Кавита просила Таманну присмотреть за мальчиком. Впрочем, Нилу в этом смысле не доставлял сестре никаких хлопот. Может быть, понимал, что ей приходится зарабатывать для них обоих. Кавита возвращалась обычно утром или после обеда, они вместе ели, а потом отправлялись к морю. Перед самым закатом на побережье было особенно хорошо. Брат и сестра почти не купались. Чаще сидели на прогретом за день песке и любовались солнечными бликами на воде, смотрели в просторное небо и пытались разгадать причудливые фигуры, в которые складывались облака. Иногда бродили, взявшись за руки, по кромке песка у самой воды, обязательно босиком, чтобы ласковые тёплые волны омывали ноги. Порой на ногах, по самую щиколотку, оседали маленькие прозрачные креветки, и тогда Нилу, визжа и смеясь, смешно прыгал и заходил поглубже в воду, чтобы смыть непрошенных гостей.
По дороге домой, когда начинало смеркаться, Кавита и Нилу покупали карамель и горячую кукурузу и, жуя и болтая, возвращались в свою каморку. Кавита включала ночник в комнате, забиралась с братом на кровать и читала ему сказки, пока он не засыпал.
Но сегодня нужно было снова ехать к доктору. Что он скажет? Девушка предпочитала не думать об этом.
Допив молоко, Нилу поставил чашку на стол и отрапортовал:
– Готово, сестрица! Теперь можем ехать?
Кавита протянула руку и оттерла молоко с его подбородка.
– Полный вперёд, капитан!
Доктор Сахиндр решил оставить Нилу в больнице. «Динамика положительная, – сказал он девушке, – и я хочу понаблюдать твоего брата ещё два дня. В пятницу можешь забрать его».
Кавита открыла глаза. Стайка воробьёв по-прежнему купалась в песке. Ветер стал прохладным и порывистым. Подняв голову к темнеющему небу, девушка вздохнула: кажется, будет дождь.

4. Дождь

         Агастья Толлейни  шёл по торговой площади Факира, протискиваясь сквозь  беспрестанно движущуюся толпу. Люди всех цветов кожи, всех вероисповеданий и возрастов, одетые во всевозможные наряды, сновали туда и сюда. Торговцы зазывали  прохожих, ругались и кричали. Женщины торговались, требуя сбавить цену на цыплят и кукурузу. Босоногие подростки шныряли глазами по сторонам в поисках  наживы. Мычали коровы, бранились погонщики. Портовые грузчики  на ходу перекидывались шутками и громко гоготали, сплёвывая сок бетеля. Тут же готовили  аппетитные самосы и жарили орехи.  Играли в камешки на деньги. Нанимались на работу и затевали драки. Обманывали и взрывали хлопушки.  Запах лепёшек  и специй смешивался с запахом моря, пота и угля.

Верный Бам трусил за хозяином. Пёс вертел головой, фыркал  от резких запахов. Толлейни шёл, засунув руки в карманы и дымя сигаретой.  Царящий вокруг невообразимый хаос нисколько не заботил его.  Майор имел привычку обдумывать свои дела, прогуливаясь по городу. Шум и гвалт толпы помогали ему сосредоточиться на работе.

– Не желаете  лимонной воды, господин? – раздался голос у самого уха Толлейни.  Перед ним  словно из-под земли вырос  тощий юноша в  грязной одежде, держащий  в руках пластиковые бутылки с  зеленоватой жидкостью, весьма отдалённо напоминавшей лимонную воду.  Агастья сдвинул брови, недовольный тем, что его отвлекли от важных мыслей, а Бам недоверчиво обнюхал оборванца. – Такая жара стоит! ! – продолжал тот. – Возьмите, господин, это очень полезная вода!

– Пошёл прочь! – беззлобно ответил    майор. Парень ничуть не смутился.

– О, я вижу, вы любите курить, господин! В таком случае у меня есть замечательный  пенджабский табак! Попробуйте, очень  душистый!

Толлейни остановился. Видимо, придётся объяснить этому юнцу по-другому.

– Господин, берите, не пожалеете! – настаивал  парень. – У меня есть также  сигары из самого Дели! Таких вы нигде больше не найдёте!

– Послушай, сынок, – сказал негромко Агастья,  вытаскивая изо рта сигарету, – если ты не оставишь меня в покое, я заткну тебе рот вот этой штукой, – майор чуть  распахнул  пиджак, и  из-под полы  предостерегающе блеснул чёрный «Глок».  Глаза юноши расширились,   он мгновенно развернулся в другую сторону с криком:

– Господа, не проходите мимо!  Посмотрите только! Таких товаров вы нигде больше не сыщете…

Читайте журнал «Новая Литература»

Усмехнувшись в усы, Агастья продолжил путь и свернул на боковую улочку, что вела в соседний квартал.

Он редко бывал   здесь.  Кровавая история этого места снискала ему  мрачную славу, и многие обходили квартал стороной. Но Толлейни не был суеверен. Бам тоже.

Извилистые  узкие переулки.  Более века назад именно здесь заговорщики-факиры из служителей храма и сипаи, недовольные правлением Ост-Индийской компании, обсуждали  планы по свержению  англичан. Именно здесь происходили секретные совещания, а затем облавы и публичные казни. Каждый камень, каждый дом хранили память о тех страшных  и славных событиях…

Налетел ветер, подняв тучу песка и мелкой пыли, а затем раздался резкий удар грома. Агастья посмотрел на небо. Вот-вот начнётся гроза, а он как нарочно не захватил с собой зонт!..

Первые холодные  крупные капли испарились прежде, чем успели коснуться выжженной земли. Через минуту хлынул ливень.

Майор швырнул погасшую сигарету в  сторону и огляделся.  Возле домов укрыться было невозможно. Посмотрев вперёд, сквозь пелену дождя Толлейни разглядел старую беседку и счёл её  единственным убежищем.

Бам заскочил в беседку первым, и Агастья, вбежавший  следом, услышал испуганный крик. В полутьме он смог различить только маленькую фигурку, прижавшуюся к стене.

– Не бойтесь! – произнес он. Это  прозвучало скорее резко, нежели ободряюще.  Фигурка шевельнулась, и вдруг  раздался звонкий девичий смех.

– Что вы, я совсем не боюсь собак! – весело ответил мягкий грудной голос. – Просто ваш пёс появился очень неожиданно!

Агастья почувствовал досаду: он рассчитывал на уединение. Глаза привыкли к темноте, и майор рассмотрел человека, сидящего на  стенке  небольшого фонтана. Это была ещё очень молодая девушка, с роскошными волнистыми волосами и  лукавым блеском   в глазах. Такая встреча  совсем не входила в планы Толлейни. Но деваться было некуда. Дождь лил сплошной стеной, так что противоположной стороны улицы  не стало видно.  Повернувшись спиной к девушке, майор отошёл ко входу.

Между тем Бам, в отличие от хозяина, заинтересовался  незнакомкой. Он понюхал её ноги и ткнулся ей в ладони влажным носом. Девушка снова засмеялась.

– Ой, какой ты забавный!

Баму чем-то очень понравились её руки, и он облизал ей пальцы. Девушка прикоснулась к морде  собаки и обратилась к майору:

– Можно погладить?

Толлейни нехотя повернул голову в их сторону.

– Вы уже гладите.

Незнакомка  обхватила руками голову собаки и потрепала его за ушами. Бам довольно  прикрыл  умные глаза.

– А он не кусается? – снова спросила девушка.

– Только если приказать.

Незнакомка с улыбкой взглянула на майора.

– Надеюсь, вы не прикажете?

– Дельная мысль, –  сухо ответил Агастья. Болтливость девчонки начинала раздражать его.  Бам же вёл себя довольно непринуждённо: высунув розовый язык, он встал на задние лапы, а передние положил девушке на колени.

– Ты – прекрасный пёс, – сказала та, продолжая гладить собаку. – Вот бы мне такого  друга! Скажи, ты бы стал моим другом? – Бам  повёл маленькими коричневыми бровями, и девушка снова рассмеялась. – Ну, а как тебя зовут, а? – спросила она,  приблизив лицо к морде  ротвейлера.

– Не думаю, что он вам ответит, – заметил Агастья, доставая сигареты. Ему надоел этот бестолковый монолог. – Бам, ко мне!– приказал он псу.

Ротвейлер  тотчас  оказался подле хозяина.

– Так его зовут Бам?

Боже, да замолчит она когда-нибудь или нет?!.  Лучше бы он мок под дождём!.. Внезапно Толлейни ощутил, как сердце сжалось и стало таким тяжёлым, словно весило не меньше десяти килограммов. Он попробовал вдохнуть поглубже, но боль сделалась  лишь сильнее. Дьявол!.. Майор выронил сигареты и схватился рукой за грудь. Девушка встрепенулась и встревожено спросила:

– Что с вами?.. – Вскочив, она подошла к Толлейни. – Вам плохо?

До чего глупый вопрос! Интересно, почему люди всегда задают его, когда ясно видят, что другому плохо?.. Больше он не успел ничего подумать, потому что в ушах зазвенело и пальцы стало противно покалывать. О, нет, нет, только не здесь!.. Агастье были хорошо знакомы  эти симптомы. Задыхаясь, он попятился. Последнее, что он помнил, было обеспокоенное лицо девушки.

Всё случилось так быстро, что Кавита даже не успела поддержать этого странного человека.  Опустившись возле мужчины на колени, она попыталась привести его в чувство, но безуспешно.  Закусив губу,  девушка огляделась. Дождь усиливался. Нет никакого смысла звать на помощь.  Они были одни. Бам недоумённо глядел на распростёртого хозяина, явно не понимая, почему тот упал.

Кавита чувствовала смятение. Но страха не было.  Уж что-что, а оказать первую помощь при обмороке она умела как никто. Девушка ослабила  ремень на поясе мужчины, затем подняла его ноги и положила их на стенку фонтана. Сев рядом с  незнакомцем, Кавита достала свой мобильный.

– Алло, скорая!.. Приезжайте срочно в квартал Факир, здесь человеку плохо!.. Что?.. Мужчина… Боже мой, откуда я знаю, сколько ему лет?!.  Наверное, около шестидесяти… Мы незнакомы… Пожалуйста, приезжайте скорее!

Услышав вздох, она склонилась над незнакомцем. Тот вздохнул ещё раз и  медленно раскрыл глаза.

– Слава Богу! – вырвалось у Кавиты. Мужчина обвёл  взглядом беседку и остановил   глаза на девушке. Опять она!..

– Это вы меня уложили? – сипло спросил Агастья. Кавита подняла  брови.

– Нет, упали вы сами. Вам лучше?

– Снова нелепый вопрос.  Видно, что мне лучше?

– Честно говоря, нет.

Это была  правда: лицо майора оставалось смертельно бледным. Агастья сделал ещё один осторожный глубокий вдох. Сердце по-прежнему давило грудь.

– У вас случаем нет нитроглицерина? – поинтересовался он.

– Теперь вы задаёте  нелепый вопрос, – отозвалась  Кавита. – Откуда у меня нитроглицерин? У меня есть вода, – прибавила она, вспомнив.  Агастья  поморщился: во-первых, лёжа вот так,  с задранными ногами, перед девушкой, он  находился  в глупейшем положении, во-вторых,  он бы всё сейчас отдал за таблетку  проклятого нитроглицерина!  Ему казалось, что он слышал, как сердце  буквально разрывается.

– Черт с вами, – прохрипел Толлейни, – давайте вашу воду…

Кавита мигом достала бутылку минеральной воды из сумки, открыла её и, приподняв голову майора,  поднесла горлышко к его пепельно-серым губам. Агастья пил медленно, маленькими  аккуратными глотками.

– Потерпите, – проговорила девушка, – скорая уже едет.

Толлейни поднял на неё глаза.

– Скорая?.. Весьма оперативно…

Кавита не поняла, было ли это одобрение или недовольство. Отставив воду, она осторожно  опустила голову мужчины себе на колени.

Майор тяжело дышал. Боль не отпускала, но и обмороки не возобновлялись. Он чувствовал на лице горячее дыхание Бама. В  беседке пахло сыростью и пылью. Снаружи слышался шум дождя, который через несколько минут прорезал тревожный вой сирены. Вот и скорая.

Кавита  выбежала из беседки. Вскоре она вернулась в сопровождении трёх  человек, одетых в халаты. Двое из них несли носилки.

– Живо, ребята! – сказал один, невысокий и тёмноглазый.

Фельдшеры стали возиться  около Толлейни, затем положили его на носилки.

Кавита совсем промокла,  струйки воды стекали по её волосам, юному лицу и одежде.  Наклонившись, она  подняла с пола свою сумку, и вдруг  мужчина взял её за руку.  Кавита  замерла и взглянула на него. Майор  смотрел ей в глаза.

– Спасибо, девочка… – прошептал он непослушными губами.  Девушка молча глядела  на него, не отнимая своей руки.  Щёки её вспыхнули.

– Меня зовут Кавита. – Сказала она зачем-то. Ни одному незнакомцу прежде она не называла своего имени.

– Агастья, – ответил Толлейни, выпуская её ладонь. Фельдшеры подняли носилки и понесли его к машине.

И тут Бам, всё это время беспокойно крутившийся около хозяина, побежал за ними следом, подпрыгивая рядом с носилками и жалобно скуля.

– Мисс, уберите собаку! – крикнул один из фельдшеров. Кавита  подбежала к псу и ухватила  его за ошейник. Двери машины закрылись, снова завыла сирена, и скорая выехала  с улицы. Бам стал вырываться, визжа и волнуясь. Кавита не смогла удержать его. Пёс помчался за машиной и скоро скрылся из вида.

5. Хозяин

        – Пошевеливайтесь, безмозглые доходяги! Что с вами сегодня?!  На следующей неделе вы должны  танцевать, как Парвати для Шивы! А что я вижу?! Вы не в состоянии сделать  простейшие элементы!

Грозный голос Парду разносился по всему этажу. Когда хореограф   был недоволен работой, то  не знал пощады и  готов был взвалить на танцовщиц все грехи мира.

– Посмотрите на себя! – гремел он, прохаживаясь взад и вперёд по залу.  Девушки стояли перед ним кто со скучающим, кто с испуганным видом. – Вы вконец обленились! Ваши головы набиты опилками! Думаете о чём угодно, только не о работе! Вас всех, всех до одной нужно прогнать! – Он погрозил девушкам пальцем.  –Идите просить милостыню на перекрёстках!

Такие тирады обычно продолжались около двадцати минут. Выпустив пар,   хореограф успокаивался и принимался за репетицию.

Кавита и Сунил  репетировали танец у окна в другом конце зала. Порой Кавита ловила на себе завистливые взгляды танцовщиц, но не обращала на них внимания.  В отличие от многих из них, она добилась  занимаемого места не через постель Шарата, а благодаря таланту и упорной работе. Парду, грузный мужчина с  крупными чертами и раскатистым басом  был виртуозом в своём деле, и  половиной своих клиентов «Кобра» была обязана именно ему.  Он создавал такие образы из своих «воспитанниц» и такие неповторимые номера, что «Кобру» смело можно было назвать одним из лучших ночных клубов города.

С танцовщицами Парду был груб и несдержан. Говорили, что иных он поколачивает. Но с Кавитой у него царило полное взаимопонимание. Забавно было наблюдать, как при виде девушки морщины на лбу этого гиганта разглаживаются, лицо расплывается в улыбке, а глаза превращаются в две щёлочки. «Говорю тебе, Малютка, –  часто повторял он, – ты  единственная в этом  вонючем болоте, кто  достоин моего внимания и моих трудов!»

Сунил упал на одно колено, поднял вверх руки и обхватил Кавиту за талию. Девушка выгнулась назад, ложась на его колено.

– Когда же ему надоест орать? –  вполголоса произнёс Сунил, имея в виду хореографа, продолжавшего  отчитывать танцовщиц.  Кавита  обхватила ногами  талию партнёра и коснулась пола ладонями.

–   Не забудь про  время, Сунил.

Сунил встал и подал ей  скрещенные руки. Кавита скрестила свои  и подала ему. Они начали вращаться, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, и в ту минуту, когда уже невозможно было различить, где он, а где она, танцоры расцепили руки, Сунил подкинул партнёршу вверх и поймал на расставленные ладони. Кавита оказалась у него над головой в позе лениво лежащего на диване человека. Это было очень сложно, так как точек соприкосновения у них было всего две: ладонь – колено и ладонь – локоть.  В завершении Сунил сел на шпагат  и рывком опустил девушку на пол. Они плавно встали, взялись за руки и поклонились.

– Ну, сколько времени? – спросила Кавита, стараясь отдышаться. Её партнёр посмотрел на часы.

– Ровно две минуты, – ответил он. – А наш милый  сценарист  вопит уже не менее получаса.

Они посмотрели на хореографа.

– Всё, всё! Живее, работать, работать! – крикнул тот, хлопая в ладоши. Танцовщицы засуетились, заняли свои места. Парду включил музыку, и  девушки вновь принялись за репетицию. Бросив напоследок грозный взгляд на «воспитанниц», Парду подошёл к Сунилу и Кавите.

– Ох, – выдохнул он, вытирая платком вспотевшее лицо и шею. – С этими  глупыми овцами невероятно тяжело работать!..  Что у вас?

– К понедельнику всё будет безупречно, Парду, – ответил Сунил.

– По-моему, чего-то не хватает, – добавила Кавита, поставив руки на пояс. – Я имею в виду конец, он какой-то… неинтересный. Как тебе кажется?

Парду задумался.

– Покажите-ка ещё раз! – потребовал он.

Сунил  метнул на партнёршу взгляд, как бы говоривший «Ну, спасибо!». Кавита в ответ сморщила носик. Они повторили танец. Парду следил за каждым движением зорким взглядом коршуна.

– Да, ты права, – сказал он, когда танцоры остановились, – действительно, конец должен быть более зрелищным. Нужно что-то придумать. Но! – он поднял  указательный палец. – Придумать что-то особенное, новое, чего ещё ни разу не было на нашей сцене! Ясно?

– Да.

Хореограф заложил руки за спину и забормотал, обращаясь больше к самому себе:

– Танец изящен, быстр  и зажигателен. Музыка,  декорации, костюмы – всё подобрано идеально. Осталась только одна маленькая деталь – неожиданный ход в конце, такой, чтобы ваше выступление запомнилось навсегда, такой, чтобы публика требовала вас снова и снова! У нас будут весьма важные гости! – Парду внимательно посмотрел на танцоров. –  Смотрите, не ударьте в грязь лицом! Иначе я сожру вас живьём!

– Боже, как страшно! – шепнул Сунил на ухо партнёрше.  Кавита улыбнулась.

– Что ты там мямлишь?! – закричал Парду, вытаращив на танцора и без того круглые глаза.

– Я говорю, что нужно усердно потрудиться, господин Джан!

– Несомненно! Что ж, – Парду хлопнул в ладоши – это был его любимый жест, – я уже кое-что придумал.  Давайте сначала! Слушайте внимательно, я скажу, что делать!

В десятый раз зазвучала музыка, но Кавита и Сунил  не успели начать танец, так как двери зала отворились и вошёл Шарат.

– Ну, вот, – проговорил Сунил вполголоса, – пожаловал Рааван собственной персоной!

Шарат быстро пересёк зал, направляясь прямо к ним. Кавита сразу поняла, что  хорошего ждать не приходится. Впрочем, как и всегда.

Многие считали Шарата Нараятру красивым мужчиной. Он был высок, строен, широкоплеч, с красиво посаженной головой, на которой к сорока годам ещё не появилось ни одного седого волоса.  Оливковый цвет кожи нисколько не портил его, а  окладистая чёрная борода на французский манер добавляла шарма. Да, пожалуй, Шарата можно было бы назвать красивым, если б не его глаза. Глубокие, миндалевидные, они слишком откровенно устремлялись на собеседника и  выражали  неизменное высокомерное  презрение ко всему и вся.

– Выключи свою шарманку! – со злостью крикнул хозяин Парду и остановился перед Кавитой. Музыка стихла. Нараятра несколько секунд молча рассматривал девушку. Кавите захотелось сжаться от его взгляда.

– Нужно поговорить, – сказал он. – Наедине!

Повторять дважды  не пришлось: зал опустел за считанные мгновения.

Хозяин обошёл вокруг стоявшей перед ним танцовщицы, потом взял  стул  и сел. Неторопливо достав сигареты, он вновь устремил на Кавиту оценивающий взгляд.

Кавита скрестила на груди руки.

– Ну, – негромко начал Шарат, –  скажи, зачем я пришёл?

– Откуда мне знать?

– Не прикидывайся дурой!.. – рявкнул Нараятра. Он чиркнул зажигалкой и затянулся. – Ты очень милая девочка, Малютка, – проговорил он  спокойнее. – Но всему есть предел. И моё терпение не безгранично.

– Не понимаю, о чём ты.

– Неужели?.. – Он резко встал со стула, заставив Кавиту вздрогнуть. – Значит, не понимаешь? – Шарат подошёл к ней совсем близко и выпустил струю дыма  ей в лицо. – Признаться, я тоже не понимаю, дорогая. Не понимаю, как это получилось, что за два года я ни разу не поцеловал твои прелестные губки? – Голос хозяина стал тихим и низким. Кавита крепче сцепила челюсти. – Ты – дрянь, каких мало. Дразнишь, но никогда не даёшься. – Шарат протянул к ней руку. Девушка отпрянула к окну. Нараятра самодовольно усмехнулся. – Не думаешь ли ты сбежать, красавица? Ну, же,  крошка, не будь такой строптивой!.. – Он набросился на неё, крепко схватил за плечи, тесно прижался к ней всем телом, так что она стукнулась о подоконник.  Кавита упиралась, отворачивая лицо, но, конечно, Нараятра был сильнее. Наклонившись к девушке, он намеревался поцеловать её – и внезапно остановился, ощутив холод у самого своего горла. В первую секунду Шарат даже не понял, что случилось. Тяжело дыша, Кавита сжимала рукоять крохотного кинжала, приставленного к горлу Нараятры.  Оправившись от изумления, тот насмешливо проговорил: – Неожиданный поворот!.. И что же ты сделаешь?.. Перережешь мне горло?..

– Попробуй шевельнуться – и узнаешь! – отвечала Кавита, смело глядя прямо в его ненавистные глаза. В эту минуту она была готова на что угодно. Видя девушку такой, Нараятра  ещё сильнее хотел овладеть ею.

– Брось, Малютка! Тебе совсем не идут подобные игры! – промурлыкал он, снова пытаясь поцеловать её – и снова остановился, почувствовав, как лезвие больно кольнуло шею и по ней потекли горячие ручейки крови.  Кавита не бросала слов на ветер. Нараятра злобно прищёлкнул языком. Сумасшедшая девчонка!.. Как она смеет противиться ему?!  Гнев и похоть сжигали его, но Шарат умел подчинить  страсти рассудку. В конце концов, он ничего не теряет.  Сейчас ему совсем не нужны проблемы. А до этой своенравной гордячки он ещё доберётся и вдоволь с ней позабавится. Отпустив Кавиту, Шарат поднял ладони.

– Ты полна сюрпризов, Малютка! – его голос дрожал от еле сдерживаемого бешенства.  – Достойная дочь своего отца! И давно у тебя эта вещица?.. – он показал глазами на кинжал.

– Давно.  И можешь не сомневаться, она всегда при мне.

Шарат  гнусно усмехнулся, лицо его превратилось в маску. Отступив на шаг, он произнёс:

– Не будем ссориться.   Я пришёл просто  поговорить.

– Неужели?

Девушка по-прежнему держала кинжал перед собой.

– Убери свою игрушку,  я же сказал, что не трону тебя!  – Шарат вернулся к стулу и сел. – Присядь, и давай побеседуем.

Стараясь дышать ровно, Кавита опустила руки и  присела на подоконник.

Несколько минут Шарат молча смотрел на неё,  с наслаждением затягиваясь. Кавита ненавидела  этот  его взгляд и молчание. Это было хуже, чем когда он кричал и ругался. В такие мгновения  очень важно было  выдержать характер, не поддаться ненависти, не выдать своих чувств, не заговорить первой. Иначе он победит. Призвав на помощь всю выдержку, на которую была способна,  Кавита смотрела на хозяина с холодным безразличием,  ни на секунду не отводя глаз.

–  Какой бесподобный взгляд… – задумчиво проговорил Нараятра, когда ему наконец надоела эта игра. Кавита напряглась, готовясь к новому посягательству. Но Шарат лишь прибавил: – Ни тени страха. Скажи, ты совсем меня не боишься?.. Или это лишь  искусная маскировка?

Теперь в голосе хозяина слышался неподдельный интерес.

– Не в моих привычках бояться мужчин, – ответила Кавита, откидывая назад локоны. «Ну, давай, говори, зачем пришёл, и убирайся!.. Меня от тебя тошнит!»

– Тебе не мешало бы  пересмотреть свои привычки, – сказал Шарат и затушил сигарету о сиденье стула. –  Не стоит дерзить мне, дорогая, ведь второй раз я могу и не сдержаться! – его  тяжёлый взгляд стал жестоким и хищным, как у волка. – И тогда ни твой кинжальчик, ни даже твой папаша меня не остановят! Я не ударил тебя сейчас только потому, что мне жаль испортить такую очаровательную мордашку! Если я разобью её – вряд ли к четвергу она заживёт. А ты должна иметь товарный вид.  Здесь будет Кхан и кое-то из его дружков. Понимаешь, что это значит?

Кавита промолчала. Конечно, она понимала, что это значит.

–  В субботу  на сцене будешь только ты.  Всю ночь.  Ты сделаешь так, что нашим гостям не захочется уходить из клуба. Ты должна  блистать как никогда, должна заставить их забыть обо всём. Я знаю, ты это умеешь. А если кто-нибудь из них захочет – то уж не обессудь, придётся оказать и другие услуги. И попробуй только отказаться! – с угрозой прибавил Шарат. –   Эта встреча для меня очень важна, и я не позволю тебе всё испортить, маленькая  сучка! Я прощаю твою недавнюю выходку, но если выкинешь что-нибудь подобное ещё раз – тебе не поздоровится, клянусь! Ты меня поняла?!

– Да, – ответила Кавита   бесцветным голосом.  «Ничего, это только слова… Не бойся… Нельзя бояться…»  Нараятра удовлетворённо вздохнул.

– Давно бы так.  – Он встал. – Советую тебе научиться быть более покладистой, Малютка. Так и мне будет лучше, и ты заработаешь больше. Ведь деньги тебе необходимы, не так ли? – Услышав неожиданные шаги, он выругался:  – Чёрт подери, я же сказал оставить нас одних!

Повернувшись, Нараятра  увидел  вошедшего Рамзана.

– Кавита, всё хорошо? – спросил вышибала, не глядя на Шарата.

Кавита была удивлена приходом  молодого человека не меньше, чем хозяин.   Нараятра  молча разглядывал Шамира, и на секунду Кавита испугалась за Рамзана. Ах, зачем он пришёл!.. Но  Шарат, видимо, счёл, что этот мальчишка не стоит его внимания.

– Боже, как трогательно! – иронично произнёс он и посмотрел на Кавиту. –  Твой телохранитель?

– Телохранитель и друг, – ответил за девушку Рамзан

Нараятра зло ухмыльнулся.

– Ты идиот, – бросил он вышибале  и  пошёл к дверям.

Когда двери зала  закрылись  за хозяином, Кавита облегчённо вздохнула, спрятала лицо в ладонях.

– Он тебя не обидел? – участливо спросил  молодой человек.

– Рамзан, зачем ты здесь? – вопросом ответила Кавита, отняв от лица руки. – Тебе разве не нужно работать?

– Резван замени меня ненадолго,  –  простодушно ответил  Шамир. –  Я  шёл к себе и  решил повидать тебя. Прости, если помешал.

На самом же деле услышав от танцовщиц, что Шарат заперся наедине с Кавитой, Рамзан бросился сюда, как сумасшедший.

– Ты не должен был приходить, – устало  сказала девушка. – Мы говорили о работе.

– Это хорошо. – Отозвался   вышибала. Его  нежно-зелёные глаза светились таким искренним чувством, что Кавите стало жаль молодого человека. Она решила  говорить начистоту. Вздохнув, она начала:

– Послушай, Рамзан, ты очень хороший парень. Правда. Я благодарна тебе за помощь, за то, что   ты выставил того человека…

– Не стоит, это моя работа.

– Пожалуйста, дай мне сказать. Я  благодарна тебе за  твоё отношение,  наверное, ты единственный человек, с которым я могла бы подружиться… – Она запнулась.

– Но..? – произнёс  он.

– Но я не могу ничего предложить тебе,  – продолжала Кавита, избегая встречаться с ним взглядом. Почему-то говорить всё это было  очень тяжело. – Я не могу ничего дать тебе взамен. Даже дружбу.

Девушка встала с подоконника, намереваясь выйти, но Рамзан  мягко взял её за локоть, как бы прося остаться.

– Ты сказала, что хотела. Пожалуйста, выслушай  и меня. – Кавита  снова села, глядя в пол. Она почти физически чувствовала волнение молодого человека. Однако его голос был спокоен, когда он заговорил: – Кто сказал, что ты должна что-то мне предлагать? Я ничего не жду. Ни дружбы, ни тем более любви. То, что я сейчас сказал Шарату, – это просто так, я опасался, что он причинит тебе вред. Просто я… никогда не встречал таких женщин, как ты. Я  только  хочу, чтобы ты знала: если тебе понадобится помощь – я всегда рядом.

Кавита слушала, затаив дыхание. Какая же она глупая! Она настолько привыкла никому не доверять, настолько привыкла, что в этом клубе всё покупается и продаётся, что  бескорыстное участие в её судьбе другого человека  показалось ей чем-то сверхъестественным.

Девушка   подняла голову  и от души улыбнулась молодому человеку.

– Спасибо, Рамзан! Прости мою резкость.

– Пустяки,  – Рамзан улыбнулся в ответ. – Увидимся!

– До встречи.

Нет, она ничего не будет просить ни у него, ни у кого бы то ни было.  Любая просьба становится обязательством, которое ведёт к зависимости, это Кавита усвоила очень хорошо.  А ей, чтобы остаться невредимой, нужна свобода. Хотя бы относительная.

6. Бам

        Лечащий врач выразил серьёзную  озабоченность здоровьем Толлейни. Впрочем, как и всегда.

На всё происходящее с ним в больнице Агастья смотрел как бы со стороны, не принимая никакого участия, словно речь шла не о нём, а о ком-то постороннем. Все  эти дурацкие процедуры – измерение давления по пять раз на дню, почасовой приём стимуляторов,  холтерное мониторирование –  занимали уйму времени и не приносили никакой пользы.

С самого утра Агастья слонялся по  второму этажу, так как оставаться в палате с его  неуёмными соседями, то и дело охающими и ахающими о своих хворях, было выше его сил.  Четверо мужчин в возрасте от пятидесяти до девяноста находились здесь, по-видимому, давно, и прибытие новичка  внесло столь долгожданное разнообразие в их скучное времяпрепровождение. Один из них,   худой, как жердь, и лысый, со скрипучим голосом развлекал себя тем, что через каждые десять минут спрашивал Агастью:: «А что у вас, братец? С чем вы лежите?», так что Толлейни  от души пожалел, что его «Глок» остался в камере хранения. Назойливость лысого переходила все границы, искушение свернуть его тощую шею и тем самым заткнуть его навсегда было прямо-таки неодолимым, и Агастья во избежание кровопролития решил покинуть свою палату.

Настроение было скверным. Вместо того, чтобы заниматься расследованием, он второй день торчит здесь без толку и теряет драгоценное время! Да ещё в обществе таких недоумков!

Измеряя шагами холл, Агастья дошёл до окна, повернулся и опять зашагал вдоль стены. Подняв голову, он увидел того самого «недоумка», которого хотел бы видеть в последнюю очередь. Худой лысый старикашка ковылял прямо к Толлейни. Вот наказание!..

– Послушайте, братец! – старичок помахал Агастье рукой и улыбнулся… лучезарно, можно было бы сказать, если у него было больше зубов. – Братец! Куда вы запропастились? Я нигде не могу вас найти!

– Предпочёл бы, чтобы вы никогда меня не нашли!

Старик, казалось, не расслышал его слов.

– Идите скорее, к вам пришли!

– Скажите доктору, что я сам к нему приду, когда мне будет надо! – раздражённо ответил Толлейни.

– Да нет же, это не доктор, а девушка! Почему вы не сказали, что у вас такая красивая дочь?

– А почему вы решили, что пришла  моя дочь?

Ничто не дрогнуло в душе майора при этом известии. Дочь… Санджна не прилетит из Сиднея, даже если он умрёт, и уж конечно не станет навещать его в больнице. Толлейни давно свыкся с этой мыслью, и она перестала причинять боль. Нет, это не Санджна. Но  тогда кто же?

– Вы ошиблись. Это не ко мне.

– Да как же не к вам? – запротестовал лысый. – Ваше имя – Агастья Толлейни, вы поступили вчера, и по описанию вы подходите: высокий, мрачный и весьма грубый…

– Это девушка так сказала? – перебил Агастья, начиная догадываться, кто его посетитель.

– Нет, это я сказал! –  беззубая улыбка старичка стала ещё шире. – И понял, что красавица ищет именно вас!

– Ладно, – сквозь зубы произнёс Толлейни и пошёл в палату.

В коридоре на банкетке сидела его вчерашняя знакомая. Агастья попытался вспомнить её имя. Как она сказала, её зовут? Что-то на «к»… Калпана? Кульчита?.. Нет… Может, Кангана?.. Тоже нет… Как можно забыть имя той, которая… которая что? Спасла ему жизнь?.. Агастья чуть не рассмеялся. Будь ему лет восемнадцать, он, может, и воспел бы красивую незнакомку в своих стихах. Но сейчас он испытывал только досаду и смутное беспокойство. Зачем она пришла? Услышать от него  слова благодарности? Он уже всё сказал ей вчера. И потом, ничего особенного эта девушка (как же её имя?!) не сделала. Последние  три года приступы случались у Толлейни всё чаще и рано или поздно заканчивались, так что он просто полежал бы в той беседке несколько минут, а потом встал бы и как ни в чём ни бывало пошёл дальше.

Увидев майора, девушка поднялась. «Кавита!» – наконец вспомнил Толлейни и отметил про себя, что жёлто-зелёный  шальвар-камиз ей очень к  лицу.

– Добрый день! – первой поздоровалась Кавита и одарила его приветливой улыбкой.  Лицо Агастьи и его голос были  оскорбительно равнодушны.

– Добрый. Чем обязан визиту?

Кавита оглядела его.

– Решила проведать вас.

– С чего бы это?

– Просто так, –  девушка снова улыбнулась. Казалось, тон и колючий взгляд майора нисколько не смущали её. – Как вы себя чувствуете? Что с вами было?

– Небольшой сердечный приступ, только и всего, – неохотно ответил  майор.

– Надеюсь, вам уже лучше?

– Как видите, – пожал плечами Агастья.

– Вижу, – подтвердила, засмеявшись, Кавита.  – Вы такой же язвительный, как прежде, – значит, вам действительно лучше!

Толлейни  в недоумении поднял брови. Что за детские выходки?..

– Как вы нашли меня? – спросил он, не зная, что ещё сказать.

– Я вас и не искала, мистер Толлейни. Я здесь по своим делам. Это Бам нашёл вас. Ваш ротвейлер второй день  дежурил у дверей больницы. Сторож пытался прогнать его, но бедняга и не думает уходить.

– Ах, Бам…

Бедный пёс! Агастья даже не подумал о том, что стало с его другом! А он, должно быть, соскучился.

– Где он сейчас?

– Там же, где и вчера, – ждёт у входа. – Ответила Кавита.

– Пойдёмте скорее!

– Но доктор сказал, вам нельзя никуда выходить без его присмотра.

– Плевать на доктора! – отмахнулся Агастья. Кавита прыснула, и они  чуть ли не бегом спустились на первый этаж.

Радость Бама была безграничной, как у всякого питомца,  привязанного к своему хозяину. Будучи довольно крупной собакой, Бам, поднявшись на задние лапы и положив передние майору на грудь,  стал почти с него ростом. Он радостно повизгивал, изо всех сил крутил хвостом и старательно вылизывал  Толлейни лицо.

– Привет, привет, дружище, – приговаривал Агастья, похлопывая собаку по шее. – Соскучился?.. Ничего, скоро пойдём домой… А пока… – Тут майор взглянул на стоявшую рядом Кавиту. –  Не могли бы вы взять Бама к себе?

От столь неожиданной просьбы  девушка  растерялась.

– Что?.. Домой?..

– Мне придётся остаться в этом  сумасшедшем доме  до завтра. Бам хороший пёс и не доставит вам  неприятностей.

Агастья требовательно смотрел на неё

– Но… я не знаю… не знаю даже, чем его кормить, как обращаться! – попыталась объяснить девушка.

– Бам всеяден и не требователен к условиям.

– Но… а если он не пойдёт со мной?

Ответить Толлейни не успел, так как в этот момент у него зазвонил мобильный.

– Одну минуту,  – проговорил Агастья, отошёл на несколько шагов и поднёс телефон к уху.   – Слушаю!

– Господин майор! – раздался молодой голос его помощника. – Есть сведения о Кхане!

– Я весь внимание.

–  Мы выяснили, что в данное время Кадар Кхан находится в Дубае. Кто-то из его подельников остался здесь, чтобы замести следы. Скорее всего, они что-то заподозрили, иначе Кхан не исчез бы так быстро. Он был в городе ещё примерно два дня назад.

– Кто-то, скорее всего, примерно… Говорить нужно по сути. Проверь по последним отчётам, кто из его  дружков  был замечен в округе.

– Уже проверил, сэр, – с готовностью подхватил молодой человек, – никто. Но мы узнали, что  у него есть  дочь, совсем молодая девушка, года на три-четыре младше меня.

– Имя? Где живёт, работает, учится?

– Известно только, что она окончила школу, сэр, а потом два года была танцовщицей   в ночном клубе «Топаз»  и ещё год в  клубе «Чёрная вода». С тех пор её след теряется.

– Значит, его дочь, – пробормотал Толлейни, хлопая по карманам в поисках сигарет. Вспомнив, что оставил их в палате, поморщился. – Откуда сведения?

– Вчера удалось схватить одного из дружков Кхана, того самого, которого мы выслеживали в течение недели, Кабира Джоши. Я доставил его в участок, но это всё, чего мне удалось от него добиться.

– Ничего, скоро мы с ним увидимся и поговорим по душам. Отличая работа, Сурья, ты молодчина!

– Благодарю, сэр!  – обрадовано отозвался парень, по опыту зная, как скуп майор на похвалу.

Толлейни убрал телефон и подошёл  к Кавите.

– Ну, что, согласны  приютить Бама?  – вернулся он к прерванному разговору.

– Хорошо, – ответила девушка. – А  что мне делать, когда вас выпишут?

– Дайте ваш адрес, завтра я приду и заберу Бама.

Кавита бросила на него внимательный взгляд. Но колебалась недолго. И почему она снова поверила этому мужчине?.. Достав из сумки блокнот и карандаш, она написала адрес, вырвала лист и протянула Агастье.

– Только приходите после двенадцати.

– Как скажете. – Агастья аккуратно сложил листок и положил в карман халата. – Что ж, ещё раз спасибо, Кавита.

Девушка озорно  блеснула глазами.

– Берегитесь: благодарить меня входит у вас в привычку!

Сумрачные черты Толлейни  на миг смягчились,  он словно помолодел.

– Должны же у меня быть хорошие привычки!

7. Обезьянка

            Доктор Сахиндр  был по обыкновению немногословен. Раньше Кавита  с замиранием сердца ждала его слов, задавала массу вопросов и нередко звонила ему на мобильный. Теперь, по прошествии стольких лет, она  лишь послушно выполняла всё, что он велел.  Лечение Нилу проходило с переменным успехом. За последние полгода ему не становилось лучше, правда, хуже тоже не становилось, и Кавита  была благодарна судьбе  уже за это.

Забрав Нилу из больницы,  девушка медленно шла по улице, держа в одной руке руку брата, а в другой – его медицинскую карту, которая была вдвое толще, чем  у любого  семидесятилетнего старика. Бам  отнёсся к мальчику вполне дружелюбно и, казалось, не имел ничего против того, что новый друг крепко держится за его ошейник.

Для Нилу это был настоящий сюрприз. Его бледные щечки порозовели,  на личике заиграла радостная улыбка.

– Какой чудесный пёс! Такой большой! Такой красивый!  Как хорошо, что Бам с нами! Мне не будет  скучно!

Кавита рассеянно слушала брата.  Изучая  заключение врача, она в сотый раз испытывала  болезненное чувство внутри, когда желудок сжимался в комок и становилось трудно дышать.  Порой у неё возникало ощущение, что доктора лишь тянут время, не говоря ничего конкретного.  Вердикт господина Сахиндра был очень простым: продолжать курс терапии.  До каких пор его продолжать? – хотелось спросить Кавите.  Доктор не ответил бы ей, да она и сама знала ответ. Неизвестность, как, впрочем, и ясность уже давно не пугали её.

– Сестра, сестра! – Нилу дёрнул её за накидку, и девушка перевела на него взгляд. – А  можно Бам будет спать на моей кровати?

– Нет, только на полу.

– Ну, пожалуйста, Кавита! Пожалуйста! Он такой хороший!

– Разумеется, он очень хороший, но всё-таки он собака. А собаке нечего делать на кровати.

– Сестрица, ну почему? – личико Нилу сморщилось, он захныкал, всем своим видом показывая, что  готов зареветь. – Пожалуйста, пусть он будет спать со мной!

Кавита  вздохнула. Остановившись,  взяла брата под мышки и усадила на  скамейку.

– Нилу, послушай меня,  – устало заговорила она, наклонившись к мальчику. – Мне и самой  очень нравится Бам. Но  постарайся понять: Бам  не наш, у него есть хозяин, который  может рассердиться, если узнает, что он спал на постели. Бам всего лишь переночует у нас, а завтра его хозяин придёт за ним.

– А  может, мы попросим, чтобы Бам остался у нас? – с надеждой спросил мальчик.

– А ты думаешь, он захочет остаться у нас? Он ведь привык к своему хозяину.

Нилу задумался.

– Наверное, да. – Он вздохнул.  – А давай  возьмём домой щенка. А?

Девушка обняла брата за худые плечики.

– Обсудим это за ужином, малыш. И ещё, Нилу: никому не рассказывай, откуда у нас Бам. Хорошо?

– Хорошо.

– Ну, и славно.  А теперь – домой!

Тут Нилу встал на скамейке  и, улыбаясь, протянул  к сестре руки.

– Что?  Взять тебя на руки?.. – Кавита улыбнулась. – Ладно, иди сюда, обезьянка!

Взяв брата на руки, девушка  пошла дальше, а за ней потрусил Бам.

 

Первой заботой Толлейни по выходе из больницы был господин Джоши, и  Агастья  сразу же отправился  в  участок.

Спустившись в  цокольное помещение, в  котором располагался карцер для особенно спесивых «гостей», Толлейни уловил запах сигаретного дыма, причём не самого высокого качества.  Завернув за угол, он увидел Сурью, стоявшего спиной к проходу.

Откинув голову, молодой человек  медленно затягивался, картинно выпускал дым изо рта и, судя по всему, получал невыразимое  удовольствие от  этого процесса. Усмехнувшись про себя, Агастья на цыпочках подошёл к помощнику и хлопнул того по спине.

– Как поживаешь, Сурья?

Молодой человек подпрыгнул от испуга,  поперхнулся и выронил сигарету изо рта.

– Тише, тише! Чего ты так испугался?..

Сурья откашлялся.

– Ох, господин майор… – сипло проговорил он, выпрямляясь. – Если б вы знали, как напугали меня!.. Я думал, брат пришёл!

Старший брат Сурьи  служил в том же управлении на более высоком посту.

– Викантеш не знает, чем ты тут занимаешься?

– Что вы, сэр, конечно, нет! – парень сделал умоляющие глаза. – Прошу вас, не говорите ему ничего! Если он узнает  – мне не сносить головы!

Агастья спрятал улыбку в усах.

– Не скажу, не беспокойся. – Он протянул руку и вытащил из нагрудного кармана Сурьи  недокуренную пачку. – Что за дрянь ты куришь?.. С такими сигаретами  просадишь себе лёгкие через два года. – И смяв пачку в  ладони, Толлейни швырнул её в урну. – Вот, держи, отличный аромат, и качество отменное. – Он достал свои сигареты и отдал их парню.

– О, сэр… – пролепетал тот, благоговейно приняв подарок. – Вот это да! Спасибо огромное!.. Я  никак не ожидал… Как мне благодарить вас?

Лицо его сияло.

Не ответив, Агастья  прошёл дальше и остановился у карцера. Отперев дверь,  переступил порог и, видя, что Сурья намеревается зайти следом,  обернулся к  нему.

– Останься.

– Но почему, сэр? – удивился молодой человек. – Разве вы не будете допрашивать Джоши?

– Именно это я и собираюсь сделать.

– Вы не позволите мне присутствовать?

– Нет.

Сурья покрутил головой. Ах, как ему хотелось  посмотреть на работу Толлейни! Как и многие молодые сотрудники, он был наслышан об удивительном таланте майора добывать сведения из самых отпетых негодяев и  давно уже мечтал стать свидетелем такого допроса.

– Почему мне нельзя с вами, сэр? – недоумевал парень.

– Потому что я так сказал, – был ответ, и майор захлопнул за собой тяжёлую дверь. Сурья обиженно вздохнул и, сокрушённо покачав головой, поплёлся назад.

Так бывало не в первый раз,  и молодой полицейский всегда обижался,  не догадываясь, что Толлейни всего лишь бережёт его неокрепшие нервы.  Самое меньшее, что могло случиться с Сурьей после допроса,  – это приступ рвоты, а самое большее – заявление об уходе, которое легло бы завтра на стол начальнику департамента. Такие случаи уже бывали, так что в конце концов  Агастья решил проводить допросы водиночку.

Будучи воспитанником старой школы, Толлейни предпочитал добрые испытанные методы.  К новомодным методикам психологического давления он относился с холодным презрением. Пусть  безусые  мальчишки вроде его помощника забавляются такими игрушками.  А ему некогда упражняться в красноречии. Нужно получить результат – и быстро. Для этого вовсе не обязательно  затевать с преступником игру. Достаточно разбудить в нём самое сильное, самое древнее из всех чувств – страх. Психология может подвести.  Страх никогда не подводит. Страх  не ошибается. Страх делает своё дело безупречно.

Через тридцать минут майор вышел из карцера. Закрыв дверь, он  достал из кармана чистый носовой платок и  тщательно  вытер лезвие  складного ножа. Затем убрал нож и брезгливо вытер  руки, хотя они почти не были запачканы. Покончив с этим, Агастья выбросил платок и поднёс  к уху мобильный телефон.

– Говорит Толлейни,  сэр, – доложил он, – допрос окончен. Джоши сказал всё, что знает.  Приступаю к дальнейшей работе. – Он пошёл к лестнице. – Да, и пришлите медика в карцер: нашему другу нужна перевязка.

Район, где жила Кавита, был похож на сотни таких же районов по всей Южной Индии. Единственное, что  осталось здесь от былого величия, – древние  храмы  и дома, построенные ещё в эпоху Великих моголов. Многих, кто приезжает сюда впервые, поражает такой контраст: изумительной красоты архитектура, здания, куполами устремлённые  к небу,  ступенями спускающиеся к  воде, красота, потрясающая воображение, – с одной стороны, и жизненная неустроенность людей, населяющих эти прекрасные дворцы, – с другой.  Дома сохранили свой царственный облик, изящество и гармонию с окружающим миром. Чего нельзя было сказать об их обитателях. Проходя по улицам, Агастья видел в основном пожилых людей, торговавших закусками, мелкой утварью, дешевыми украшениями  и прочим хламом. Иные сидели на ступенях домов, читали газеты,  обмахивались  засаленным краем одежды, громко спорили, играли на деньги. Некоторые женщины набирали воду из крана, стирали или развешивали бельё на  террасах.  Некогда эти дома принадлежали городской знати и содержались в чистоте и порядке. Ныне же  служили пристанищем всем, кто мог позволить себе  платить за комнату или целый дом. Толкотня, теснота и постоянный шум.  Велосипеды, скутеры и коровы.

Найти  жилище Кавиты оказалось несложно. Это был один из больших старинных домов, в котором жили сразу несколько семей. Здесь у каждого была если не своя комната, то во всяком случае свой угол.

Пересекая обширный двор, Агастья увидел мальчика лет восьми у одной из дверей. Мальчик сидел на ступенях и, подперев руками кудрявую голову, прилежно читал книгу, лежащую у него на коленях.  Должно быть, ребёнок был целиком захвачен чтением, потому что даже не шелохнулся, когда Агастья подошёл к нему.

– Эй, – сказал майор, и мальчик поднял голову, – скажи-ка мне, в какой квартире живёт девушка по имени Кавита?

Мальчик закрыл книгу. Глаза его стали не по-детски серьёзными.

– Вы пришли за Бамом?

– А ты знаешь Бама? – удивился Толлейни.

– Он у нас в комнате, – ответил  мальчик. – Но я не отдам вам его, пока сестра не проснётся.

– Кавита – твоя сестра?  В таком случае позови её.

– Я же сказал: она спит.

Агастья поджал губы и презрительно прищурился на ребёнка. Ещё не хватало, чтобы какой-то щенок  разговаривал с ним, как с прислугой!

– Послушай, мальчик, – раздельно произнёс Толлейни, – я пришёл не для того, чтобы выслушивать твои дерзости. Где Кавита?

И, не обращая внимания на громкие протесты ребёнка, майор поднялся по ступеням и открыл дверь.

На него пахнуло ароматом цветов и свежих фруктов. В квартире было чисто и опрятно. Ветерок колыхал лёгкие занавески на окнах. На этажерке возле двери стояла небольшая статуэтка весёлого толстощёкого Ганеши. Из кухни доносился аппетитный запах недавно приготовленного  бирьяни и лепёшек. На столе Агастья заметил несколько книг: «Мировая история»,  «Английский язык. Вторая ступень», «Искусство танца».

Внезапно из комнаты выскочил Бам, бросился к хозяину и принялся радостно лаять.

– Бам, тихо! – шикнул на собаку Толлейни, но поздно: Кавита уже проснулась.

– Нилу, что случилось? – спросила она, выглянув из-за занавески, а увидев майора, проговорила:  –  Ах, это вы…

Девушка накинула шарф и, закалывая волосы на макушке, подошла к Агастье.

– Здравствуйте. Вы давно пришли?

– Только что. Извините, что разбудил, Кавита.

Одетая в белоснежный шальвар-камиз с бледно-жёлтым орнаментом,  помятая и растрёпанная со сна,  девушка  выглядела усталой и чрезвычайно милой.

– Пустяки, мне всё равно пора вставать. Бам вас ждал… Нилу, иди сюда!  – прибавила она, глядя мимо Толлейни на брата, стоявшего у двери. Нилу подошёл к девушке.  Сестра обняла его.

– Знакомься: это хозяин Бама, господин Агастья.

Мальчик  нахмурился и демонстративно отвернулся.

– Нилу, что с тобой? Почему ты так себя ведёшь?

– Позвольте я объясню, – сказал Толлейни и передал ей разговор с мальчиком. Девушка засмеялась.

– Ах, ты, моя маленькая обезьянка! Так вот в чём дело! – присев перед братом, она взяла в ладони его лицо. – Не будь таким букой! Я ведь говорила тебе, что у Бама есть хозяин.

– Пусть он уйдёт отсюда! – сердито выкрикнул мальчик.

– Нилу! – строго произнесла Кавита. – Пожалуйста, перестань капризничать! Мы же с тобой договорились. Бам должен уйти домой.

– Я не хочу! – закричал Нилу. На глазах у него выступили слёзы. – Почему он не может остаться с нами?! Пусть лучше его противный  хозяин уйдёт!

– Замолчи сейчас же! – повысила голос Кавита. – Как тебе не стыдно говорить так о чужом человеке! Немедленно извинись!

– Не буду, не буду извиняться! Я хочу, чтобы Бам остался!

И, оттолкнув руки сестры, он  выбежал из квартиры.

– Нилу! – крикнула Кавита, подбежав к двери. – Нилу, вернись! – Вздохнув, она повернулась к Агастье и провела по лицу рукой. – Простите, мистер Толлейни. Нилу успел  подружиться с вашей собакой,  разлука очень его огорчает. На самом  деле мой брат вовсе не грубиян.

«Я так и подумал», – хотелось сказать Толлейни, но вслух  произнёс:

– Давайте я поговорю с вашим братом.

– Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет. Порой он совсем  не слушается.

– Меня он послушает.

Кавита пожала плечами, и майор вышел.

За  десять минут, в течение которых Толлейни и Нилу отсутствовали, девушка успела причесаться, умыться и накрыть на стол. Обычно приходя из клуба, Кавита спала несколько часов, а после полудня они с братом пили чай.

Она разливала кипяток в кружки, когда Агастья вернулся за руку с  Нилу. Взглянув на мальчика, сестра могла только подивиться: куда девались его слёзы? От обиды не осталось и следа. Чёрные лукавые глазки  горели, а лицо выражало неподдельный восторг.

– Вижу, вы договорились, – с улыбкой сказала Кавита. Нилу подошёл к ней и, прижавшись, обнял за талию.

– Прости меня, пожалуйста, – виновато проговорил он. – Я больше  никогда не буду грубить тебе. Перед господином я уже извинился, – добавил мальчик. Сестра  ласково погладила его по голове.

– Садись пить чай, шалун. Составите нам компанию? – обратилась она  к майору.

– Нет, благодарю, мне нужно идти.

– Пожалуйста, выпейте с нами чаю! – попросил Нилу.

– Как-нибудь в другой раз, обезьянка, – ответил Толлейни. – До свидания.

– Постойте, я провожу вас, – сказала Кавита.

Когда они вышли во двор, девушка спросила:

– Что вы сказали Нилу?  Обычно если он обижается то дуется целый день!

– Сказал, что по субботам он может приходить на набережную возле Факира играть с Бамом.

– Правда? – Кавита скрестила руки на груди и с иронией взглянула на майора. – Неужели  ради  Нилу вы  будете приходить   туда каждые выходные?

Толлейни посмотрел на неё и ответил без улыбки:

– Я сделал это не ради Нилу. Всего хорошего.  

8.  Богиня

        Иногда игра становится искусством жить. К двадцати годам Кавита осознала это во всей полноте. Для неё игра стала единственной возможностью выжить в том мире, где она вынуждена была существовать.  Однажды наступил момент, когда воспринимать всё происходящее всерьёз она уже не могла. Порой ей казалось, что она сходит с ума. А порой душу охватывало странное, пугающее безразличие к собственной жизни, и тогда ей казалось, что она почти умерла.

В своём воображении Кавита каждый день превращала в радостное событие, а  каждую ночь – в великолепное выступление. Это вправду было похоже на помешательство. Но так было легче. Так можно было испытать радость. Так можно было дожить до следующего дня.

Когда Нилу засопел, Кавита бесшумно выскользнула из квартиры, повесила ключ на гвоздь у окна, чтобы  Таманна   смогла открыть дверь, и направилась вниз по переулку.

«Кобра» находилась в центре города, пришлось прибавить шага, чтобы успеть до начала выступления.

– Чёрт побери, Малютка, где тебя носит?! – набросилась на Кавиту Раджни, когда девушка распахнула дверь в их маленькую душную гримёрную. – Я сбилась с ног!  Все ждут только тебя! Живо переодевайся! Ещё надо накраситься и уложить волосы! Почему ты опоздала? Тебе мало вчерашней взбучки?..

Кавита покосилась на подругу. Хотя это и не имеет значения, всё же интересно, откуда она знает про «взбучку»?  Разболтал Рамзан?..  Жаль, если так: он показался Кавите честным парнем.

Больше она не думала об этом.  За считанные минуты  привела себя в порядок. Раджни  была уже готова. Она выступала после Кавиты с другими танцовщицами и  называла своё выступление  «очередью второго сорта». Впрочем, говорила это без всякой зависти.  Раджни давно уже разучилась завидовать  более молодым и красивым конкуренткам.

Молодые  танцовщицы «Кобры» были не только красивы, но и опасны. В их хорошеньких головках зрели алчные жестокие замыслы,  в томных глазах тлел недобрый огонь, белые зубы хищно блестели.  Новичкам здесь были не рады. Попасть в «Кобру» значило ступить  на лезвие ножа, а быть ведущей танцовщицей – всё равно что сунуть голову в пасть голодного льва. Кавита добилась  оглушительного успеха   за полгода, что вызвало бурю негодования и самой чёрной злобы остальных девушек, которые годами  довольствовались унизительными подтанцовками и столь же унизительной платой.  Статус ведущей танцовщицы клуба  давал большие преимущества, но и подвергал Кавиту серьёзной опасности каждый день.  Злобные взгляды, оскорбительные смешки и издёвки – самое безобидное, с чем ей пришлось столкнуться. Куда страшнее были  соперницы, подстерегавшие её на лестнице и у входа, чтобы облить ей лицо кислотой или переломать ноги. Два раза Кавите удалось избежать смерти, третье покушение, после которого она попала в больницу  с сильнейшим отравлением, заставило Шарата, всегда избегавшего подобных разбирательств, провести собственное расследование. Ходили слухи, что Нараятра пошёл на это под давлением Парду. (Кавита – единственная танцовщица, способная сделать всё как полагается! Потерять её значит потерять публику, лишиться популярности! Нет, если Кавита не будет выступать в «Кобре» – он, Парду, тоже здесь не останется!) Виновница покушения, зеленоглазая Шейла, была безжалостно изгнана из клуба. Парду настаивал, чтобы Кавите дали охранника из числа клубных вышибал, но Нараятра быстро напомнил хореографу, кто хозяин, и Парду прикусил язык.

С тех пор покушения не возобновлялись. И всё же Кавита не могла избавиться от привычки, находясь в клубе,  настороженно оглядываться по сторонам.

– Красотка!  – удовлетворённо сказала Раджни через десять минут и ещё раз внимательно оглядела подругу. –  Вперёд, Малютка! Покажи, на что ты способна!

Сцена была оформлена как тропический лес. Искусственные цветущие лианы спускались до самого пола. Слышно было журчание воды, перекликавшиеся голоса птиц, и вдруг раздался короткий рёв пантеры. Свет погас, погрузив сцену и зал в полную темноту. Зрители замерли.

Вспыхнули два зелёных прожектора, явив взору присутствующих Кавиту, стоявшую в напряжённой позе в центре сцены. За её спиной виднелись неподвижные силуэты танцоров. Толпа восторженно заревела при виде девушки. На Кавиту обрушился шквал аплодисментов. Она улыбнулась, глубоко вздохнула и высоко вскинула красивые руки.  Грянула музыка. Кавита начала танец. Её  быстрые, стремительные движения, выверенные до милимметра, безупречная пластика и предельная выразительность завораживали.  Толпа вздрогнула и прихлынула к сцене.  В фантастическом свете прожекторов,  в причудливом дразнящем наряде, открывающем совершенство её тела, Кавита двигалась   лёгко и непринуждённо, с только ей присущей чувственной грацией.  Глядя на неё сейчас, не верилось, что она может ходить по земле, как  обычные девушки.  Всё время и внимание зрителей безраздельно принадлежало ей одной. Сейчас она была богиней.

И вдруг – её словно ударили плетью по спине. Она едва не споткнулась. Дыхание сбилось, руки  упали и безвольно повисли вдоль тела.

Агастья Толлейни направлялся от входа к барной стойке. Даже в толпе, в причудливом освещении Кавита узнала его высокую худощавую фигуру и седую гриву волос.  Толлейни бесцеремонным жестом отодвигал в сторону   стоявших на его пути, так что скоро люди сами  начали расступаться перед ним. Он   скучающим взглядом смотрел по сторонам, не обращая  ни на кого особенного внимания.

Музыка гремела. А Кавита не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к сцене. Почему, откуда он здесь?.. Сейчас он  дойдёт до стойки, обернётся и увидит её. И тогда… Кавита не представляла себе, что случится «тогда», но была уверена, что эта встреча будет последней. Никогда больше они не увидятся. Агастья будет думать о ней… как о той, кем она не является. Видит Бог, за все эти годы Кавита ни разу не устыдилась своей работы. Профессия танцовщицы такая же, как и все прочие.  Но увидев  Агастью здесь, ей почему-то впервые стало стыдно за себя.  Захотелось спрятаться, убежать как можно дальше, пока его внимательные голубые глаза не настигли её…

Музыка гремела.  Танцоры за спиной Кавиты  в недоумении переглядывались. Раджни, наблюдавшая за выступлением из-за кулис, тоже не понимала, почему  подруга застыла, как изваяние. Кавита неотрывно следила за майором и ждала неизбежного.

Перекинувшись парой слов с барменом, Агастья развернулся, небрежно оперся о стойку  и обвёл взглядом помещение. Его глаза задержались на сцене. Секунду или две он всматривался в стоявшую там девушку, затем переменился в лице и резко выпрямился. Он узнал Кавиту. Глаза их встретились.  В следующее мгновение Толлейни  отвёл взгляд. Повернулся к сцене спиной и больше уже не смотрел на неё. Прошло не более пяти секунд.

Музыка играла не переставая. Раджни выбежала на сцену, схватила Кавиту за руку и потрясла.

– Ради Бога, Малютка, что с тобой! – взволнованно зашептала она на ухо подруге. – Не стой же как столб! Танцуй!

Её прикосновение и слова вывели Кавиту из оцепенения.  Она неосознанно провела по лицу ладонью, как бы просыпаясь, и заставила себя  закончить танец. Едва  стихла музыка, Кавита, поклонившись, убежала за кулисы.

За сценой уже готовились к выходу другие девушки.  Кавита прошла к лестнице, опустилась на ступени на  спрятала лицо в ладонях. Танцовщицы с любопытством  следили за ней.

– Что случилось, Кавита?.. Ты выглядишь расстроенной!

– Наверное, опять кто-нибудь распустил руки?

– Или опять поссорилась с Шаратом?

–  Так, девушки, марш на сцену! – скомандовала появившаяся Раджни. – Ну, что стали?.. Публика ждёт!.. Идите!

Танцовщицы, хихикая и перешёптываясь, скрылись за кулисами.

Раджни села рядом с Кавитой.

– Малютка, что происходит?.. Ты сегодня сама не своя! Часом не заболела?

Кавита ничего не ответила.  Ей всё ещё не верилось в то, что произошло.  Кто мог подумать, что Агастья появится в «Кобре»!.. Теперь он знает правду о ней. И вряд ли эта правда пришлась ему по вкусу. Кавита отняла от лица руки.

– Он знает, Раджни, – проговорила она  вслух , – он меня видел.

– Кто? О ком ты говоришь?.. Я ничего не понимаю! – Раджни взяла её руки в свои и с беспокойством поглядела ей в лицо. – Ты холодна, как лёд!.. Что с тобой? Расскажи, что произошло?

Кавита перевела взгляд на подругу.

– Не сейчас. Иди, не хочу, чтобы у тебя были проблемы  из-за меня.

К счастью, Нараятры не было в клубе, а Парду из-за какого-то срочного дела не мог присутствовать на выступлении, иначе  эта ночь не закончилась бы для Кавиты так просто.

В семь утра они с Раджни вышли из клуба. Пустынные улицы встретили их тишиной и прохладной  свежестью. Слышалось только  сладкое пение птиц да шелест листвы.

Теряясь в догадках, Раджни поглядывала на  подругу. Что могло её так расстроить?

Кавита шла, напряжённо сжав губы и  глядя вперёд неподвижным взглядом. Ей не было тяжело, а только бесконечно грустно, как бывает, когда теряешь близкого друга или дорогую сердцу вещь.

– Рассказывай, Малютка,  – нарушила молчание Раджни. Кавита вздохнула.

– Собственно, рассказывать нечего…

Когда девушка закончила своё короткое повествование, подруга, покачав красивой головой из стороны в сторону, как это умеют делать только индийцы, проговорила:

– Н-да, теперь я понимаю. Занятная история. Жаль, я  не обратила внимание на того человека. Но скажи мне, Малютка, на что ты надеялась? Хотела с ним подружиться?

Кавита пожала плечами.

– Не знаю. Может быть. Во всяком случае, мне очень не хотелось, чтобы он думал обо мне дурно. – Она снова вздохнула.

Некоторое время они шли молча. Потом Раджни вкрадчиво спросила:

– Я кое-что спрошу у тебя, Малютка, только не сердись и, пожалуйста, отвечай откровенно. Этот человек, Агастья Толлейни, он тебе понравился?

– В каком смысле?

– Да в самом прямом. Как мужчина.

Кавита   высоко подняла брови и рассмеялась.

– Что ты, Раджни!  Конечно, нет!  Надо же придумать такое!

– Слава Богу, – успокоилась Раджни. – Тебе в твоём положении недоставало только несчастной привязанности!

Кавита не стала уточнять, какое именно положение подруга имела в виду. Сейчас ей хотелось поговорить об Агастье.

– Он не похож на мужчин, которых я знаю.

– Милая моя, те, кого ты знаешь, и не мужчины вовсе, – презрительно хмыкнула Раджни, – так, жалкое подобие.

– Он очень странный человек, – продолжала задумчиво Кавита. – С виду такой неприступный и сердитый. Но мне отчего-то кажется, что у него доброе сердце.

– Доброе сердце? – повторила Раджни. – Знаю я их доброе сердце! Запомни, Малютка:  если мужчина добр к тебе – значит, ему что-то от тебя нужно. Они не могут любить бескорыстно никого, кроме самих себя.  Так что будь осторожна.

Кавита нахмурилась. Ей не хотелось думать так об Агастье. Однако  слова подруги   пробудили в её душе сомнения. Она ничего не знает об этом человеке, кроме того, что у  него неважное здоровье,  дружелюбная собака и крайне вызывающие манеры. Одному Богу известно, кто он такой и чем занимается. Возможно, и вправду стоит быть осторожнее?

9. Сделка

       Агастья Толлейни шёл очень быстро, словно хотел обогнать собственные мысли, которые неслись, как сумасшедшие. Увидев Кавиту на сцене, он сначала не поверил своим глазам, а потом  почувствовал, как кольнуло сердце. Только на этот раз  причиной был не приступ, а душевная боль.  Проклятая девчонка!..   Ему и в голову не могло прийти, что она – танцовщица в  вульгарном ночном клубе, да ещё в том самом, где околачивается этот мерзавец Кадар Кхан!..  Боже, как же гадко на душе!..  Особенно гадко становилось, когда Агастья вспоминал лицо Кавиты в тот момент, когда их глаза встретились. Её юное лицо,  повзрослевшее на несколько лет под слоем грима, обезобразили вмиг отразившиеся на нём  растерянность и испуг. Растерянность и испуг. Она, конечно, не ждала, что он появится в  этом вертепе. Неизвестно, кто из них удивился больше.  В конце концов, если отставить эмоции в сторону,  какое ему дело до Кавиты? Она может быть кем угодно: танцовщицей, стриптизёршей, проституткой… Это её жизнь.  От таких мыслей Агастья невольно поёжился.  И всё же это её жизнь. И она наверняка по-своему права.  Но почему же тогда так больно?!

Майор давно уже не испытывал столь сильной горечи, и признаваться в подобных  чувствах, пусть даже самому себе, было весьма неприятно. Уж он-то, Агастья Толлейни, матёрый полицейский, который за свою жизнь упрятал в тюрьму не один десяток бессердечных ублюдков, а уничтожил больше сотни, он, всего насмотревшийся в жизни, он не должен вести себя, как слабохарактерный слюнтяй. Нет, не должен.  Что ж, старый беззубый тигр, тебе подпалили усы, и ты злишься.  Пугливая лань оказалась   хитрым хамелеоном. Но кем бы ни была Кавита,  тебе  есть что сказать ей.

Ни Кавиты, ни Нилу не оказалось дома. Раздосадованный, Толлейни повернул назад и тут встретил Таманну, которая сообщила, что Нилу играет в   комнате с её сыном.

– А  Кавита? – спросил  майор.

– Кто её знает, – пожала плечами Таманна. – Наверное, ещё не пришла с работы. Или  гуляет по городу, она любит бродить одна. Правда, обычно сначала забирает брата.

«Не пришла с работы», – думал Агастья с неприязнью.  И в чём, интересно, заключается  эта «работа»?  В том, чтобы крутить бёдрами перед пускающими слюни самцами?.. Толлейни попробовал закурить, но сигарета была отвратительна, и он с гримасой бросил её себе под ноги. «Или гуляет по городу. Она любит бродить одна».  В этом они похожи.  Куда же она могла пойти?

В утренние часы Факир напоминал застывшего паломника, потерявшегося во времени. Жизнь вокруг кипела, бурлила, меняла формы и краски, а этот  высохший  древний старец бесстрастно  наблюдал  восходы и закаты, как и много веков назад.

Потревоженные приходом чужака, испуганно вспорхнули голуби. Толлейни осмотрелся. В беседке не было ни следа присутствия человека. Если Кавита и была здесь, то не сегодня. Но  у майора возникло необъяснимое чувство, что девушка пошла именно сюда.  Прислушиваясь, Агастья  направился  по узкой улочке между покосившимися домиками. Звук его шагов эхом отражался от  стен, будто кто-то невидимый  собирал шаги в волшебный мешок, чтобы навсегда оставить их здесь. Вдруг чуткий слух майора, не потерявший с годами своей остроты, уловил другие шаги – лёгкие  и неспешные. Развернувшись, Агастья увидел ту, которую искал всё утро.

Кавита  медленно  шла ему навстречу, опустив голову, глядя себе под ноги, глубоко задумавшись.

– Кавита!

Девушка вздрогнула, подняла голову. Увидев майора, приоткрыла рот, остановилась, а потом попятилась.

– Кавита, постойте…

Но она повернулась и скрылась за стеной  какого-то строения. Однако Агастья быстро сообразил, куда она побежит, так как все улицы  Факира выходили на одну небольшую площадь.

И действительно, Кавита, полагая, что ей удалось  скрыться, остановилась в конце улицы, отдышалась, завернула за угол – и  столкнулась лицом к лицу с майором.  Отшатнувшись, она  попыталась было снова сбежать, но Агастья схватил её за плечи.

– Да постойте вы, несносная девчонка! – воскликнул он. – Куда вы всё время убегаете?..  Я не намерен носиться за вами по всему городу!..

– Пустите!

– Дайте слово, что останетесь на месте!

– С какой стати мне давать вам слово?

– С такой стати, что я вам не враг.

– А тогда кто? – Кавита взглянула ему в глаза. – Друг?

– Это решать вам. – Ответил Толлейни и отпустил её. – Простите, если сделал больно.

Кавита  откинула растрепавшиеся волосы.

– Мне не больно.  Я … не ожидала вас увидеть.

– К счастью, я знаю, где вас искать.

Девушка  невесело усмехнулась.

– Вы говорите, как полицейский.  Ну, и зачем я вам понадобилась?

– Почему вы убежали? – задал свой вопрос Толлейни.

Кавита потупилась.  Нижняя губа её дрогнула, как у ребёнка, готового заплакать, и Агастье стало  жаль эту малютку.

– Кавита, тебе нечего бояться, – мягко произнёс он, не заметив, что сказал ей «ты».

– Я и не боюсь, – пробормотала девушка. – Вы… вы ведь видели меня ночью?.. В том клубе?

– Ну, и что? Ведь и ты видела меня, не так ли?

Кавита подняла на него глаза.

– Вы смеётесь надо мной?

– Вовсе нет,  – покачала головой Толлейни и положил руки ей на хрупкие плечи. – Послушай меня, девочка.  Ты можешь думать всё, что тебе угодно,  я и сам, признаться, до этой минуты думал Бог весть что. Но если считать женщину, танцующую в ночном клубе, непристойной, то почему не считать непристойным мужчину, пришедшего посмотреть на её танец? – Кавита  недоверчиво смотрела на него. –  Знаешь, я страшно голоден, так что давай оставим бег с препятствиями и перекусим.

 

По мнению Кавиты, единственное, что можно было есть  в такую жару, – это мороженое. Но Толлейни считал иначе. Погода ничуть не смущала его. В кафе на набережной майор заказал  кебаб, рисовые лепёшки, рыбное желе, сабджи, несколько самос, сладости  и горячий чай.  Когда официант поставил всё это на стол и удалился, Агастья, повязывая салфетку, сказал:

– Угощайся. Думаю, тебе тоже не мешает подкрепиться.

– Это вы называете «подкрепиться»? – проговорила Кавита, с изумлением глядя на  блюда.

– А что? – удивился Агастья. – Как это ещё можно назвать?

– Полноценным обедом.  Я ем так за целый день.

Толлейни пожал плечами.

– Каждому своё. Впрочем, если ты ко мне не присоединишься – я  не обижусь!

Кавита не могла не улыбнуться.

– Ну уж нет, мистер Толлейни, – сказала она, беря вилку, –  я присоединюсь к вам хотя бы из вредности!

 

– В «Кобре» хорошо пдатят, да и отношение там лучше, чем в прежних местах. Я пришла туда два года назад.  Не знаю, был ли у меня выбор. Возможно,  я могла избрать другой путь. Но этот самый лёгкий. – Кавита вскинула на майора чёрные глаза и тотчас опустила. Агастья внимательно слушал её, помешивая чай. – Мне нужны деньги. Лекарства для Нилу, процедуры и обследования стоят очень дорого.

– Твой брат болен? Чем?

– Лейкимия.

Кавита научилась произносить это слово спокойно, без  дрожи в голосе и болезненного чувства в животе. Толлейни отпил чаю.

– И что, нет никакого шанса вылечить Нилу?

– Единственный шанс для него – пересадка костного мозга.  Но здесь такие операции не делают, а  в  больших городах  они стоят баснословных денег. Даже если я буду копить в течение десяти лет, этого не хватит. Да и… – Кавита умолкла.  Агастья  понял, что она хотела сказать.

– Скажите, вы презираете меня? – спросила Кавита, с трудом оторвав взгляд от  своей чашки.

– Презираю? – искренне удивился Толлейни. –  За что бы мне презирать тебя?

– А что вы подумали обо мне вчера?

Агастья вытер губы салфеткой и положил её возле тарелки.

– Вчера я был поражён.  Может быть, я презирал бы тебя, если б не встретил раньше.

Кавита облокотилась на край стола.

– А я ничего не рассказала бы вам, если б не встретила вас раньше.

Толлейни откинулся на спинку стула и заговорил, внимательно и серьёзно глядя на девушку.:

– Вот что, Кавита. Я буду до конца откровенным с тобой. И взамен  прошу тебя также быть откровенной.

Девушка приподняла брови.

– Я уже всё рассказала вам.

– Но я рассказал не всё.  Я – майор полиции и был вчера в «Кобре» не случайно.

Это  слова произвели на Кавиту странное действие. Она всегда опасалась полиции. Девушка сделала  непроизвольно движение, будто хотела встать из-за стола, но что-то остановило её.  Внутренний голос подсказывал:  майор не причинит ей вреда.

– Вот как, – медленно проговорила Кавита. –  Я должна была догадаться… Чего ещё я о вас не знаю?

– Пожалуй, это всё.

Помолчав, девушка спросила:

– Значит, ваш интерес ко мне объясняется профессиональными мотивами?

Она сейчас же пожалела о своих словах, потому что в голубых глазах Толлейни появился холодок  неприятного удивления.

– Мои профессиональные мотивы, – ответил он, подчёркивая каждое слово, – не имели к тебе никакого отношения до вчерашнего вечера. А теперь, Кавита, мне нужна твоя помощь.

– Какого рода?

– Владелец  «Кобры» господин Нараятра водит дружбу с  одним чертовски опасным негодяем по имени Кадар Кхан…

– Я знаю.

– Разумеется, знаешь, ведь Кхан – твой отец, не так ли?

Теперь Кавита по-настоящему испугалась.

– Как вы узнали? – пролепетала она.

– Ты сама только что сказала. Я знал только, что его дочь очень молода, танцует в ночных заведениях, а в данное время выступает в «Кобре» как ведущая танцовщица. Сопоставить нетрудно.

Кавита помолчала несколько секунд, а  потом произнесла с каким-то сожалением в голосе:

– Я начинаю бояться вас,  мистер Толлейни.

– Напрасно, – спокойно отозвался майор. – Дело, которым я занимаюсь, связано  с твоим отцом…

– Не говорите так! – перебила  девушка. –  Я никогда не называю его  отцом. Кадар Кхан – ужасный человек.  Поверьте, я бы хотела быть как можно дальше от него. А если он умрёт –   я не буду сожалеть.

– Нилу знает о нём?

– Конечно, нет!

– Хорошо, – кивнул Агастья. – Так вот, моя работа заключается в том, чтобы выследить Кхана и засадить за решётку.

Кавита невольно усмехнулась.

– Что здесь смешного?

– Похоже, вы сами верите в то, что говорите, – ответила девушка. – Поймать Кхана! Вы знаете, сколько раз полиция пыталась сделать это? Он неуловим,  у вас ничего не выйдет.

– Посмотрим, – сказал майор, доставая сигареты. –  Мне нужен свой человек в «Кобре».

– И вы хотите, чтобы этим человеком стала  я?

– Да.

– Но я ничего не знаю о делах Шарата и Кхана. Я всего лишь танцовщица, меня не посвящают в такие детали. И я вообще сомневаюсь, что Шарат обсуждает с кем-либо эту тему.

– А что ты знаешь о Нараятре?

Кавита задумалась, потом сказала:

– Ну, по сравнению с Кханом он – мелкая сошка. Всем известно, что Шарат – частый гость на чёрном рынке… Ах, да, я совсем забыла! Недавно Шарат сказал, что в четверг у него будут важные гости, в том числе  Кхан.

Майор оживился.

– Прекрасная новость! И, полагаю, для этих  особых гостей ты будешь танцевать?

– Да, – Кавита снова опустила глаза. При воспоминании о словах Нараятры краска разлилась по её лицу. – Мне придётся уйти из «Кобры». – Сказала девушка.

Толлейни, занятый своими размышлениями, взглянул на неё.

– Почему?

Кавита замялась.

– Как вы сказали, эти гости особые… и в таких случаях…  в общем….

– Я понял, не продолжай, – помог ей Агастья, а сам подумал: «Для особых гостей – особые услуги». Его передёрнуло от мысли, что Кавита может этим заниматься. Очевидно, его чувства отразились на лице, потому что девушка  поспешно прибавила:

– Я не буду этого делать. Никогда этого не делаю.  Я могу делать всё что угодно, но только не это. Не могу переступить через себя, понимаете? Это всё равно что предать саму себя. Я не могу. – Она покачала головой и стала нервно  вертеть в пальцах ключи от дома, затем устало продолжила: – К тому же,    за танцы в ночном клубе ещё никого не арестовывали… а… – Она опять запнулась. И Агастья опять пришёл ей на помощь.

– А за проституцию могут, – закончил он её мысль.

– Да. – Едва слышно отозвалась Кавита. –  Раджни, моя подруга, говорит, что за это хорошо платят… А ещё некоторые девушки  имеют дело с наркотиками… Но я  не могу допустить, чтобы Нилу остался один.  Для него это равносильно смерти… Пожалуйста, давайте закончим этот разговор!.. – умоляюще прошептала девушка.  Уголки её губ печально опустились.  Толлейни  протянул через стол руку и накрыл её кисть  своей  огромной ладонью.

– Прости меня, моя дорогая, – проговорил он, – порой я бываю жесток. Мне знакомо сочувствие. Принуждать тебя я не хочу. Я обещал быть честным с тобой, поэтому слушай: в начале нашего разговора я хотел предложить тебе своего рода сделку. Ты поможешь мне заполучить Кхана, а  я  помогу тебе вылечить Нилу. Подожди, – он поднял указательный палец, предупреждая слова девушки, – дослушай до конца.  Я действительно помогу  тебе.  Даже если ты откажешься работать со мной.   Разумеется, гарантии нет, но реальный шанс для Нилу имеется. – Кавита снова попыталась было возразить, и  Толлейни слегка сжал её пальчики. –   Помолчишь ты или нет?.. Если  откажешься помогать мне – я найду другой путь. Но, как и ты, всегда иду более лёгким.  Теперь думай и говори, что хочешь.

Майор убрал свою руку и закурил.

Кавита смотрела на него во все глаза. Этот человек  сбивал её с толку. Чем дольше она общалась с ним, тем меньше понимала его и тем сильнее ей хотелось его понять. Глубоко вздохнув, Кавита очень медленно провела обеими ладонями по лицу.

– Не верится, что это происходит со мной,  – пробормотала она в замешательстве. – Неужели вы серьёзно? Вы правда поможете мне вылечить брата?

– Я же сказал.

– Но это невозможно!.. Как? Каким образом?!.

– Всё возможно, Кавита. Скажи лучше, согласна ты помогать мне или нет?

– Это всё-таки сделка?

– Нет,  просьба.

Кавита  скрестила на  груди руки.

– Как только вы появились в моей жизни, господин майор, со мной стали происходить невообразимые вещи!..

Толлейни молчал. Он ждал ответа. Девушка колебалась. Агастья понял, в чём дело.

– Не беспокойся,  – сказал он. – Пока я жив,  с тобой и Нилу ничего не случится. Даю слово.

10. Звонок

          Толлейни взял Сурью в  помощники по одной-единственной причине:  молодой человек был не болтлив. Он мог молчать часы напролёт. Такой напарник – настоящее сокровище.  Если нужно было долго стоять на одном месте или колесить по городу,  Агастья, который терпеть не мог  шумных и  не в меру общительных коллег, смело брал с собой Сурью. В чём-то молодой человек был похож на Бама: такой же дисциплинированный, послушный и преданный.

Три года назад полковник Самир Тукрал и майор Агастья Толлейни прогуливались вдоль   стрельбища, где проходили учения. Дождь только закончился, и воздух был влажный и прохладный, рыхлая  земля мягко оседала под ногами.

– Я хотел бы попросить вас, Агастья, – говорил полковник, заложив руки за спину,  – взять к себе одного паренька. Да, я знаю, вы не любите работать в команде, но  просто ума не приложу, что делать с этим юнцом! Он своенравен,  дерзок и невоспитан до невозможности! Впервые вижу такого нахала! А ведь ему только исполнилось девятнадцать!  Что происходит  с нашей молодежью, майор! Даже не верится, что  он – родной брат Викантеша!

– Какого Викантеша? – спросил Агастья, поморщившись. Перспектива шефства над  желторотым  шалопаем  скорее отталкивала, нежели привлекала его.

– Помните прошлый выпуск? – Агастья промолчал. Ему не было дела ни до прошлого, ни до ещё какого-либо выпуска. – Викантеш Сахай,  с отличием окончивший полицейскую академию. Так вот  Сурья   Сахай – его родной брат.

– Чем же этот Сурья вам так не угодил?

– Он подрывает дисциплину, вносит смуту в ряды наших сотрудников! И просто-напросто позорит звание офицера полиции! В работе толку от него совершенно никакого,  а вред он приносит изрядный!

– И вы хотите, чтобы  я  занялся его перевоспитанием?

Полковник остановился.

– Да, майор. Называйте это, как хотите: перевоспитание, принудительное исправление, наказание… Вы – моя последняя надежда. Если уж вы не сможете ничего добиться от этого парня – не сможет никто.

Агастья предпринял ещё одну попытку отказаться от  навязываемой ему почётной миссии.

– Но чего именно  я, по-вашему, должен от него добиться? Сэр, вы сами сказали, что он никого не слушает, никого ни во что не ставит!

– Это так, – подтвердил Тукрал, – но давайте  говорить начистоту, майор. И вы, и я, мы оба знаем о вашем взрывном характере.  Лично я всегда был того мнения, что он приносит вам одни неприятности. Но должен признать, что  в некоторых случаях ваш темперамент, как ни странно, помогает делу. Думаю, Сурья Сахай – как раз такой случай. Я хорошо знаю, что  вы ни  от кого не потерпите неуважения к себе. – Самир хитро прищурился на майора. – И я также знаю о методах устрашения, к которыми вы нередко прибегаете.

Толлейни невольно взглянул на него с удивлением. Самир добродушно усмехнулся.

– Да-да, майор! Не смотрите так на меня!

–  Должен  заметить, сэр, что методы устрашения  я  применяю только к преступникам.

Тукрал нетерпеливо махнул рукой.

– Что не мешает вам применить их и  к господину Сурье. Поверьте, ему это не повредит. – Полковник  подумал и прибавил: – Разумеется, Агастья, в разумных пределах. Не воспринимайте мои слова слишком буквально. Как  вы сами понимаете, проблемы с руководством и   с семьёй Сахай нам ни к чему. Припугните его, если будет необходимо, но не более того.

– И как долго  продлится наш счастливый союз? –   иронично спросил Толлейни.

– Это уж зависит от вас. Делайте что хотите, но вы должны раз и навсегда отучить  этого грубияна  смотреть на старших свысока.

Мальчишка и вправду оказался  грубияном хоть куда.  При первой же встрече с Агастьей в кабинете начальника Сурья, беспрестанно  двигая челюстями, уставился  на  майора  с  наглым любопытством. Представив мужчин друг другу, Тукрал вышел из кабинета со словами:

– Ну-с, джентльмены, я вас оставлю. Думаю, вам есть, что обсудить.

Как только дверь за  полковником закрылась, Сурья  не спеша потянулся во весь свой невеликий рост,  подчёркнуто шумно зевнул и  – плюхнулся в кресло Тукрала.

– Ну-с, – произнёс он, подражая тону полковника, – что же мы, двое джентльменов, будем обсуждать? А, майор? –  и  он  положил ноги на стол.

Его чавканье раздражало Толлейни даже сильнее, чем  вызывающий тон. Глядя на  парня с холодным  снисхождением, Агастья спокойно проговорил:

– Для начала, господин Сахай, уберите изо рта жвачку.

– О, для начала? – подхватил Сурья. – Но зачем, господин Толлейни? Разве моя жвачка мешает вам?

– Рядом с вами я не могу отделаться от ощущения, что нахожусь в коровнике.  Да и пахнете вы примерно так же.

Сахай развязно ухмыльнулся. Однако по его глазам Толлейни заметил, что последние  слова всё-таки задели парня.

– Простите, не знал, что у вас такой утончённый вкус! – Говоря это, молодой человек  вытащил изо рта розовую жвачку и, поглядывая на майора,  медленно раскатал её по столу. – Так лучше?

– Лучше будет, если ты перестанешь кривляться и уберёшь это.

Сначала Агастья хотел  исчерпать все возможные мирные методы. Нельзя же  переходить к действиям без предупреждения. Но Сахай, на свою беду, не оценил  отсрочки.

– Да пошёл ты!.. – сказал он. – Кто ты такой, чтобы я тебя слушался?.. Я слушаюсь только брата, да и то – не всегда!

Что произошло в следующую секунду, Сурья даже не успел понять.  Он вдруг слетел с кресла и ударился о край стола  так сильно, что из разбитого носа, как из крана, хлынула кровь, заливая форму.  Через мгновение он лежал на полу, вжимаясь щекой в грязный паркет, а перед самыми глазами видел ботинок майора.  Он не чувствовал боли, не считая покалеченного лица, но совершенно лишился возможности двигаться.

– Итак, господин Сахай, – услышал он над собой голос Толлейни, по-прежнему спокойный, –  отныне вы будете работать под моим началом, до тех пор, пока полковник Тукрал не сочтёт нужным освободить меня от сей утомительной обязанности. Не стоит беспокоить вашего брата.  Вам нужно запомнить всего лишь две вещи: во-первых, я не выношу хамства. Во-вторых, я  люблю  свою работу. А теперь   давайте выйдем, и я  незамедлительно введу вас в курс нашего первого дела.

Толлейни подал  новоиспечённому напарнику  руку и помог подняться. Сурья, закрывая  ладонью лицо, оторопело смотрел на майора. От его  былой спеси не осталось и следа. Теперь это был просто испуганный мальчишка.

Агастья достал из кармана белоснежный носовой платок и протянул молодому человеку. Тот молча взял и приложил  платок к носу.

В этот момент вернулся Тукрал.

– Вы поладили?.. – спросил он, открывая дверь.

– Несомненно. – Ответил Толлейни.

– Я так и думал! Что ж…  – Разглядев окровавленное лицо Сурьи, полковник осёкся. – О Господи, что с вами?..   – он  повернулся к Агастье. – Майор, я требую объяснений!  Зачем вы ударили его?! – на  лице полковника было написано  неодобрение, он вправду  сердился и  в эту минуту наверняка пожалел о своём разговоре с Толлейни.

– О чём вы, сэр? –  недоуменно отозвался Агастья. –  Мистер Сахай был так неловок, что  ударился о ваш стол, только и всего!

Тукрал, насупившись, смотрел на майора. Потом перевёл взгляд на  Сурью.

– Что вы молчите? Это правда?

– Да, – гнусаво ответил Сахай, зажимая платком нос. Кровь не унималась.

– И как же это вы ухитрились  удариться о стол?

– Споткнулся, – буркнул Сурья.

– А… позвольте-ка, а это что такое?! – воскликнул полковник, увидев размазанную по его столу жвачку. Сурья беспомощно поглядел на Агастью.

– Простите, господин полковник, – проговорило он очень тихо, –  больше такого не повторится.

Первое время Сахай  побаивался майора и не осмеливался ему перечить, от души ругая  Толлейни  за глаза.  Затем, вконец измотанный бешеным графиком,   возненавидел начальника. А когда  побывал с  ним под перекрёстным огнём, в погоне и в рукопашной, – на смену ненависти пришли уважение и мальчишеская влюблённость, очень скоро перешедшая в  горячую и искреннюю  привязанность.

Полковник Самир Тукрал был весьма удивлён, когда  однажды утром в его кабинет пришёл Сурья и попросил перевести его под начальство Толлейни.

– Вы уверены? – спрашивал  полковник. – Ваш испытательный срок  заканчивается через неделю.  Вы можете выбрать другого начальника.

– Я хочу работать с господином Толлейни, сэр. – Отвечал Сахай.

С тех пор Сурья был помощником  майора уже третий год и радовался всякий раз,  когда представлялся случай доказать свою преданность, как это случилось  полгода назад.

Дождливым вечером они возвращались с дежурства.  У Агастьи  внезапно начался сердечный приступ.  Майору с трудом удалось уговорить насмерть перепуганного Сахая не везти его в больницу. Сурья отвёз  Толлейни домой и безапелляционным тоном заявил, что «останется  присмотреть за ним на ночь», что пришлось очень кстати, так как под утро Агастье стало хуже, и Сурья уже не стал слушать его  угроз и ругательств.

Последние  два  часа  Толлейни и его молодой помощник занимались тем, что  кружили по центру, всё больше удаляясь от ночного клуба «Кобра», у которого простояли не более трёх минут.   Нужно было удостовериться,  что за ними нет «хвоста».  Агастья курил одну сигарету за другой, иногда нарушая молчание.

– Завтра ты   будешь стоять у чёрного входа. Так, чтобы  тебя никто не видел. Может быть, твоя помощь не понадобится. Но ты должен подстраховать меня. Там будет Кхан, и живым он от нас не уйдёт.

– Я всё понял, сэр.  Мы будем одни?

Агастья повернул к помощнику голову, и его голубые  глаза сверкнули доброй насмешкой.

– А что?   – весело спросил он. –  Уже испугался?

Сурья вспыхнул.

– Вы  же знаете, что я не трус, сэр… Зачем вы так говорите?

– Ну, ладно, ладно, не  обижайся! – улыбнулся Толлейни. – Я хотел подразнить тебя, вот и всё! Завтрашний вечер –  час икс.  Подкрепление вызовем, только если станет очень жарко. В противном случае они будут  мешать.  Услышишь  стрельбу – не двигайся с места.

Сахай  изумлённо воззрился на майора.

– Не двигаться с места?.. Что это значит?

– Это значит, что надо сидеть в машине.

– Но, сэр, если вы пойдёте туда один… Сколько там будет людей?

– Не знаю, – Агастья небрежно пожал плечами, – Кхан, Нараятра и ещё человек пять-шесть или около того.

– Наверняка, гораздо больше. И все вооружены до зубов!..  Я  пойду с вами!

– Ты останешься в машине.

– Но если они будут стрелять…

– Я тоже недурно владею  оружием. – Это Сурья знал лучше, чем кто бы то ни  было. –   С ними  я справлюсь. Твоя задача будет заключаться в другом.

– В чём же?

– Тормози: красный свет. – Проговорил майор. Зазвонил  его мобильный. – Алло!  – сказал Агастья  в трубку. – Алло! Что?.. Да, здравствуй… Что?.. Очень плохо слышно!.. Что ты говоришь?..  Если так… Это твой выбор.

Захлопнув телефон, Агастья озабоченно молчал минут десять. На лбу у него пролегли  тяжелые морщины.

– Господин майор, – осторожно спросил Сурья, – что-то случилось?

Толлейни не ответил. Когда  машина  остановилась на очередном светофоре, спросил:

– Есть бумага и карандаш?

–  В бардачке.

Агастья нашёл блокнот и карандаш, написал что-то на листе и посмотрел на помощника.

–  Если завтра что-то пойдёт не так, отвезёшь по этому адресу одного человека…

Сурья нахмурился. Ему не нравился  тон майора. Никогда раньше Агастья не говорил  с ним так. Никогда раньше он не испытывал  такой невнятной  и необъяснимой тревоги, которая, как вор, закралась в душу при этих словах  Толлейни.

– Какого человека? – спросил  Сахай.

– Скажу позже. Поехали.

11.  Последний день

     Услышав шаги в коридоре, Кавита поспешила спрятать телефон в сумку.  Скорее всего, её никто не слышал. Однако в «Кобре» нельзя  быть до конца уверенной ни в чём. Девушка подсела к зеркалу и принялась  расчёсывать волосы.

Дверь открылась, и Раджни, мурлыча себе под нос фривольную песенку,  прошла в гримёрную.

– Ух, ну и жара сегодня! – сказала она, раскрывая  маленькое окошко, расположенное  над её головой.  – Танцевать  просто невозможно! Я думала, это никогда не закончится! Слава Богу, всё позади!.. – Она обернулась к подруге.  – Как ты?

– Устала, – ответила Кавита и, запрокинув голову, потёрла шею.  Руки поднимались с трудом, спину ломило от напряжения, а голова горела. Сбросив босоножки, девушка  поставила ступни на холодный пол, чтобы дать ногам отдохнуть.

– По-моему, ты сегодня в форме, – заметила Раджни, снимая наряд, –  совсем другое дело! В прошлый раз ты заставила меня побеспокоиться.

– Да?  – Кавита откинулась  в кресле. –  Почему?

– Потому что у  тебя был такой вид, точно ты увидела призрак… Кстати, как там наш таинственный незнакомец? Не появлялся?

– Нет.

– Значит, больше вы не встречались? – уточнила Раджни. Кавита бросила на неё быстрый взгляд. Почему она спрашивает?.. Праздное любопытство или…

– Нет, мы не встречались.

– А сюда он не приходил?

Беззаботный тон подруги   стал внушать девушке подозрения.

– Не думаю, что он ещё когда-нибудь придёт.   А что?

– Жаль,  – вздохнула Раджни, закалывая волосы на макушке. –  Мне ужасно хочется  на него посмотреть!

– Зачем? – спросила Кавита с каким-то ревнивым чувством.

– Просто так! Интересно всё же, кто  произвёл на тебя такое неизгладимое впечатление!

–  К чему теперь говорить об этом?  Он ушёл, а я  по-прежнему танцую здесь.

– Ты права, подруга! –  одобрительно отозвалась Раджни, натягивая джинсы. – Нам, бедным девочкам, некогда думать о делах сердечных. Лучше сосредоточиться на работе. – Она глупо хихикнула. – Готова  к  выступлению?

Кавита не ответила. Сегодня четверг.  Последний день.  Ей почему-то казалось, что этот день наступит ещё очень не скоро.   Ночью  Толлейни   придёт в клуб, чтобы  арестовать Кадара Кхана.  Эта мысль была нереальной. «Ничего не выйдет,  – подумала Кавита. – Кхан ускользнёт, как всегда бывало прежде». Что тогда будет с ней и Нилу? Что будет с Агастьей?

Между тем Раджни продолжала рассуждать вслух:

– Следующая ночь будет удачной, Малютка, я чувствую! Мы можем хорошо заработать! Говорят, Кхан необычайно щедр к красивым девушкам! Так что надо ловить момент! Шарат планирует грандиозный  праздник!  Ты, само собой разумеется, составляешь  главное блюдо. На закуску оставили меня и ещё пятерых девиц. Всё бы хорошо, но  мне придётся танцевать  с  Ситой, этой белокожей стервой!..  Так бы и придушила её собственными руками!..  Она думает, что зрители приходят исключительно ради неё!

– А зрители будут? – спросила Кавита.

– Конечно!

– Странно…  Я думала, это закрытая вечеринка…

Раджни уставилась на подругу, очевидно, не понимая, как  такое  могло прийти той в голову, и произнесла тоном наставницы:

– Малютка, ты меня удивляешь! Ты ведь не первый год  в нашем деле! Пора бы уже кое-что понимать!  Кадар Кхан – заметная фигура в криминальных кругах.  У полиции  свои осведомители повсюду. Кто знает, может, они уже готовят облаву. Где гарантия, что среди нас нет шпиона? – При  этих словах Кавита невольно взглянула на подругу, но не заметила в её лице ничего особенного. – Если Шарат устроит закрытую вечеринку, сто  против одного, что нас тут же накроют. С виду всё должно быть как всегда: уйма народу, танцы, музыка, выпивка…    В  толпе  никто не обратит внимания на Кхана.

– Он не боится полиции? – проговорила Кавита, думая о Толлейни.  Раджни засмеялась.

– Милочка, я думала, тебе лучше других известно, что Кхан никого не боится! Тот, кто боится полиции, сидит  дома и играет в крикет.  – Она села  в кресло и, придвинувшись к девушке, доверительным тоном сказала:  –  Говоря между нами,  Шарат знает, что   сегодня полиция нагрянет сюда.

Кавита   широко раскрыла глаза. Этого она не ожидала, хотя, наверное, могла бы предположить, зная коварство Нараятры  и дьявольскую проницательность  Кхана.

–  Как ты узнала об этом?  –  спросила она  у подруги.

– Подслушала   разговор Шарата и   Парду, – ответила Раджни, беря в руки  тюбик с кремом. Выдавив крем на ладонь, она стала массирующими движениями втирать  его в кожу щёк и шеи. – Конечно, разговор был приватный, но  я случайно  оказалась рядом…

– Откуда у Шарата такие сведения?

– Этого я не знаю. Должно быть, из надёжных источников.  Он приказал своим парням быть начеку.

Кавита поджала губы.  «Они не знают, – думала она, – что Агастья будет один… один против них всех…»

– И много их будет? – спросила она.

– Кого?

– Парней.

– М-м, дай-ка подумать! – Раджни склонила голову набок, прикидывая. –  Вероятно,  не менее десяти человек, ведь  Кхан тоже придёт  не один.  Но ты не беспокойся,  – прибавила она,  – тебе это ничем не грозит. Верзилы нужны  больше для вида. Обычно всё проходит спокойно: полицейским  отстёгивают кругленькую сумму, и они убираются восвояси, а некоторые даже  присоединяются к  веселью. В последний раз  один из них, кажется, это был капитан, пил с Шаратом  до утра и убеждал всех вокруг, что  они – друзья детства! Ей-богу, это было  очень смешно!

Кавита  молчала. Агастья Толлейни – иной. Его убьют, в этом Кавита не сомневалась. Как не сомневалась в том, что Кхан убьёт и её, и Нилу, если узнает, что она помогала полиции.

Сглотнув,  девушка спросила:

– Раджни, ты уверена в том, что говоришь?

Танцовщица, которая подкрашивала ресницы,  обиженно фыркнула.

– Я всегда уверена в том, что говорю, Малютка. Можешь, конечно, расспросить Шарата. – Она искоса взглянула на подругу. – Расслабься: волноваться совершенно не о чем.   Расскажи-ка лучше, что любит твой отец? Как ему понравиться?

Кавита  подняла на подругу глаза.

– Что?

– Я подумала, ты должна знать, каким женщинам Кхан отдаёт предпочтение…

– Не имею ни малейшего понятия, – холодно перебила Кавита.

– Ну, он же твой отец…

– Я никогда не считала его таковым и отнюдь не питаю к нему нежных родственных чувств.

Девушка встала с кресла и накинула на плечи шаль, так как ей  стало холодно. Затем переобулась.

Раджни, закончив манипуляции с тушью, занялась своей причёской. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова заговорила.

– Ну, не сердись, Малютка. Я спросила не подумав. Ты давно не общалась с отцом?

– С тех пор, как забрала Нилу, – ответила, не глядя на неё, Кавита.

– И Кхан ни разу не напомнил о себе?

Кавита горько усмехнулась.

Не напомнил, как же! Едва  ли Кадар Кхан помнит, как выглядит его дочь и сколько ей лет. Но Кавита всегда ощущала его  незримое   присутствие  в своей жизни.  Кхан не приближался, однако всегда держал её под наблюдением. Если б он потерял Кавиту из виду, с его стороны это было бы непростительной беспечностью. Его отстранённый и тем не менее неотступный контроль  приносил  девушке одни проблемы. Нередко ей приходилось переезжать с места на место, как только люди узнавали, кто её отец. Мало кому хотелось иметь дело с кровожадным главарём  бандитского мира.

– Я  не хочу говорить о нём, Раджни.

– Окей,  – легко согласилась танцовщица. – Тебя проводить?

– Не стоит, доберусь сама.

– Тогда до вечера. И, – Раджни игриво погрозила  девушке пальцем, – не опаздывай!

 

Кавита сидела  у раскрытого окна с глиняной чашкой в руках и смотрела,  как плавно разворачиваются в кипятке зелёные листья чая и лопаются маленькие пузырьки. Она приняла правильное решение. Риск слишком велик. И едва ли  оправдан. Даже если  Агастье удастся арестовать Кхана – что само по себе невероятно – их  с Нилу жизнь никак не улучшится. «Ты поможешь мне заполучить Кхана, а  я  помогу тебе вылечить Нилу» Бред!..  Кавита помотала головой.  Можно подумать, Толлейни  достанет  необходимую сумму из какого-то  волшебного мешка, как фокусник достаёт  кролика  из шляпы!  Призрачный шанс, о котором говорил Агастья,  даже если этот шанс на самом деле существует,   ничтожно  мал по сравнению с реальной угрозой, исходящей от Кадара Кхана. Кавита понимала, что она  не вправе  поступать необдуманно, потому что  в ответе не только за свою жизнь, но и за жизнь брата.  Благополучие Нилу было для неё дороже всего.

Девушка перевела взгляд на улицу.  На востоке собирались тёмные грозовые  тучи.  Прохладный ветер налетал порывами, поднимая   мусор и пыль.  На небо медленно наползала тяжёлая мгла, было темно, словно стояли неуютные сумерки, хотя часы показывали уже половину девятого утра.

Кавита ещё раз  перебрала в мыслях недавний телефонный разговор с Агастьей. «Простите меня, мистер Толлейни,  я ценю вашу поддержку, но не могу так рисковать… постарайтесь понять….». Агастья ответил в своей обычной манере. «Это твой выбор, Кавита». Ему легко говорить!.. Очень легко рассуждать о выборе, не имея серьёзных проблем!  У него в жизни нет тех трудностей,  с которыми приходится сталкиваться ей! У него на руках нет маленького больного ребёнка! Кавита отпила из чашки.  Да, она приняла правильное решение.  И всё же…  Какое-то гнетущее, едва уловимое чувство не давало покоя. Почему-то было такое ощущение, что она предала друга, бросила его в беде.  А после разговора с Раджни  девушке стало страшно за майора. Если бы она могла предупредить его! Она пробовала дозвониться до Толлейни, но телефон не отвечал. Конечно, глупо думать, что Агастья сердится на неё и поэтому молчит. Впрочем, с него станется. А  у неё так мало времени!..

Девушка решительно встала, поставила чай на стол и прошла в прихожую. Там, на зеркале  среди  разных мелочей был  маленький листок  с телефоном, который ей дал Рамзан «на всякий случай».  Взяв листок, Кавита  подержала его в пальцах. Сейчас, пожалуй, у неё нет другого выхода.

После нескольких гудков  в трубке раздался  заспанный голос Рамзана.

– Алло?.. Кто это?

– Рамзан, это Кавита, – произнесла девушка. – Мне  надо с  тобой поговорить…

– Кавита! Рад тебя слышать! – по его голосу  она поняла, что молодой человек улыбается. – Что-то случилось?

– Нет, ничего…. мне просто нужна твоя помощь.

– Да, конечно. В чем дело?

–  Необходимо найти одного человека… нужно узнать, где он живёт…

– Нет проблем, назови  имя, я мигом достану его адрес!

12. Загадка

     «Стоит выспаться – и сразу чувствуешь себя человеком!» – подумал Агастья Толлейни, открывая дверь, выходящую в сад. На майоре были шаровары и курта. Мягкие домашние туфли  без каблуков делали его шаги неслышными. Под мышкой он держал утреннюю газету.

Толлейни  стоял некоторое время на крыльце, вдыхая свежий утренний аромат. Было очень тихо. Взглянув на небо, Агастья понял, почему: птицы никогда не поют перед дождём.  Сизо-лиловые тучи заволакивали небо, а над ними, ещё не поглощённое тёмной массой, сверкало  утреннее солнце, и его лучи освещали небосвод широкими полосами,  будто торопясь успеть перед надвигающейся бурей.

Бам выбежал из  дома на лужайку, с глупым восторгом и звонким лаем стал гонять белых голубей, мирно искавших в траве пропитание.

– Бам! Эй, Бам! Иди сюда, дружок!

Ротвейлер, тявкнув напоследок, подбежал к майору.

– Принеси-ка мяч, – сказал тот, показав рукой на лужайку. Пёс помчался обратно,  подобрал валявшийся в траве резиновый мячик и принёс  его хозяину. Толлейни погладил собаку, взял мяч и зашвырнул его в самый дальний угол сада.

– Ищи!

Бам рванулся с места и скрылся в кустах жасмина. Агастья  развернул газету и сел на крыльцо.

Увидев на первой полосе  число, он вспомнил, что Нилу должен ждать его на набережной, вернее, не столько его, сколько Бама. Интересно, придёт он или нет? В любом случае обмануть доверие ребёнка нельзя, поэтому сразу после завтрака Агастья  переоделся и в сопровождении верного пса отправился к порту.

О предстоящей ночи он совершенно не думал. Мелькнула мысль о Кавите, но майор тотчас отогнал её прочь. Пусть Кавита поступает, как считает нужным. А он будет поступать так, как считает нужным он.

На оживлённой улице Толлейни остановился возле одной из машин, припаркованной у обочины. В зеркале заднего вида он заметил позади себя, метрах в двадцати,   невысокого человека. Не подав виду, майор  пошёл дальше. Любопытно, что за субъект следит за ним вот уже полчаса? Толлейни завернул в арку, молчаливый наблюдатель поспешил за ним. Агастья направился в переулок, преследователь не отставал. Ещё несколько минут майор забавлялся завязавшейся игрой. Наконец, наскучившись,  направился к храму. Затеряться в толпе было несложно, и неизвестный человек, следовавший за  Толлейни по пятам, упустил майора.  Зато Агастья хорошо  видел своего сопровождающего. Укрывшись за колонной, Толлейни выждал момент, когда преследователь окажется рядом, схватил его за руку и рванул на себя, не слишком сильно, так как узнал его.

– Ну, и долго ещё ты собираешься плестись за мной?

У Кавиты  вырвался  возглас досады. Недовольно глядя на майора, она произнесла:

– От вас ничего не скроешь!  Давно вы меня заметили?

У Толленйи был такой вид, словно он сейчас расхохочется.

– Ты следишь за мной от самого моего дома, как же было тебя не заметить? Что с тобой, Кавита? Ты странно одета!

На девушке были потёртые джинсы, видавшие виды кеды, футболка неопределённого размера, потрёпанная куртка, а на голове – синяя бейсболка, из-под которой выбивались непослушные локоны. Издалека  танцовщицу можно было принять за подростка лет 15 – 16.

Кавита вздохнула.

– Как же глупо… – пробормотала она и провела по лицу рукой. – Я звонила вам всё утро. Почему вы не брали трубку?

– Оставил телефон на работе.  – Ответил Толлейни. – Откуда такой внезапный интерес к моей скромной особе?

– Скромность – это не про вас, – порворчала Кавита и высвободила из-под  бейсболки свои густые волосы, рассыпавшиеся по плечам. – Мне необходимо переговорить с вами. Срочно.

– И для этого понадобилось идти за мной? Да ещё в таком виде?

– Я опасалась, что люди Кхана заметят  меня! – с вызовом ответила Кавита. – Может, они следят и за вами! Мне не хотелось  создавать лишних проблем! Что вы смотрите, как будто я – провинившаяся школьница?!

Толлейни не выдержал и рассмеялся – весело и заразительно.

– Значит, ради меня весь этот маскарад? – он постучал пальцами по козырьку  её бейсболки. – Тебе не идёт. В следующий раз надень паранджу.

– Перестаньте паясничать! – рассердилась Кавита и сорвала с головы бейболку.- Можете смеяться сколько угодно! Я пришла по очень важному  делу! Так что оставьте ваши шутки и потрудитесь стать  серьёзным!

– Я серьёзен как никогда. – Агастья с трудом подавил приступ смеха. – Кстати, я шёл  к порту, чтобы встретиться с Нилу. Раз ты здесь – составишь мне компанию. – Майор взял у девушки бейсболку и  надел ей на голову со словами: – Надень-ка,  а то напечёт макушку.

 

Море слегка штормило. Волны с силой разбивались о берег. Пляж будто вымер. Чайки с криками  летали над водой.

– Ха-ха! Бам, лови!

Нилу со смехом поднял принесённую  ротвейлером палку, размахнулся и что было сил бросил её вперёд. Бам припустил за добычей.

– Давай, давай! Неси сюда! – кричал Нилу, бегая по берегу.

Кавита и Агастья шли позади  мальчика.

– Стало быть, – говорил Толлейни, – твой хозяин обо всём осведомлён. Хорошо. Так ещё интереснее.

Кавита остановилась.

– Интереснее?.. – повторила она. – Вы притворяетесь или правда  не понимаете?

– Не понимаю чего?

– Вам нельзя туда ходить! Их будет не менее десяти человек! А вы один! Вы же не думаете, что сможете уцелеть?

Агастья поморщился: нечто подобное он уже слышал  от  своего помощника. Доставая сигареты, майор сказал:

– У нынешних молодых людей имеется два недостатка: отсутствие чувства юмора и склонность преувеличивать проблемы.

– Преувеличивать?! – воскликнула Кавита. – Мистер Толлейни, до сих пор вы казались мне необычайно храбрым. Похоже, я ошиблась: вы просто безрассудны!

– Вполне возможно.  А ты, напротив, необычайно рассудительна.  И именно поэтому  отказала мне в помощи.

Кавита скрестила руки на груди и мрачно сказала:

– Вы не вправе сердиться на меня за тот звонок.

– Конечно, не вправе, – согласился  Агастья, закуривая.  – Мне только непонятно, зачем ты пришла сейчас.

– Чтобы предупредить вас! Пожалуйста, мистер Толлейни, не ходите сегодня в «Кобру»!  Вы не знаете этих людей! Они жестоки и беспощадны!

В голосе девушки звучала страстная, отчаянная мольба. Агастья вздохнул.

– Идём. Ты же понимаешь, Кавита,  это моя работа. Да, я не знаю  людей, с которыми встречусь. Так же, как  и они не знают меня.

Кавита  закатила глаза – самоуверенность майора была поистине непостижимой.

– Они убьют вас. – Сказала тнцовщица упавшим голосом.

– Посмотрим. Может, ты передумаешь и всё-таки поможешь мне?

Девушка взглянула майору в глаза и заметила после паузы:

– Вы недурной психолог.

– Благодарю.

– Сначала объясните, какой помощи вы ждёте,  после будете благодарить.

– Резонно, – довольным тоном отозвался Агастья. – Видишь ли, у полиции нет ни одного изображения Кадара Кхана. Ни фотографии, ни рисунка, ни видеозаписи, ни фоторобота – абсолютно ничего. У нас нет даже приблизительного представления о том, как он выглядит.  Я хочу, чтобы  ты показала мне  Кхана. Это займёт  несколько секунд, Кавита. Мне  нужно только несколько секунд. На этом твоя работа будет  окончена. Согласна?

Кавита молчала, размышляя. На словах всё было  так просто!.. Толлейни  не торопил её.

– Тот, кому я  подам выпить,  – Кадар Кхан. – Ответила наконец девушка.

 

Нилу носился  с Бамом по берегу.

Толлейни присел на старую безхозную лодку, перевёрнутую днищем вверх, и прикрыл глаза. Казалось, он сильно устал.

– Ветренно… – проговорил он. Открыв глаза, посмотрел на стоявшую рядом Кавиту. – Посиди со мной.

У него был странный голос: наполненный какой-то неизъяснимой  теплотой, непривычно мягкий, с бархатными переливами, которых девушка не слышала прежде.  Она села рядом. Агастья устремил взгляд  на горизонт. Так они просидели, слушая шум прибоя, неопределённое количество времени. Потом Кавита спросила:

– О чём вы думаете?

– Ни о чём. –  Агастья глубоко вздохнул. – Отчего-то сегодня мне дорог каждый миг.

Его спутница улыбнулась.

– Не знала, что вы романтик!

– Иногда. – Он поднял голову к небу. – О чём они кричат?

– Кто?

– Чайки.

Кавита тоже посмотрела вверх. Тучи с востока уже  захватили полнеба. Девушка поёжилась и ответила:

– Я   не  знаю.  Подобные мысли никогда не приходили мне в голову…

Агастья не слышал её. Он смотрел на  тёмные волны, с шумом разбивавшиеся о берег, и слушал жалобные пронзительные крики птиц. Становилось всё темнее, в лучах гаснущего солнца  краски приобрели особенную яркость, звуки и запахи – необыкновенную  остроту, а предметы – удивительную выпуклость и четкость линий. Толлейни наклонился вперёд и потёр глаза пальцами.

–  Вы здоровы? – заглядывая ему в лицо, с беспокойством спросила Кавита.

– Да… да, – невнятно пробормотал майор и, подняв голову, тихо прибавил: – Так странно, Кавита… Сам не пойму, почему  мне так грустно сегодня…

Он взглянул на танцовщицу. Наверное, из-за причудливой игры света и тени его голубые глаза показались Кавите какими-то выцветшими, почти прозрачными, почти стеклянными, а сам взгляд был  пустым,  устремлённым сквозь неё, как если бы Агастья увидел кого-то за её спиной…  Девушка почувствовала, как по телу у неё побежали мурашки.

– Давайте поговорим о  чем-нибудь другом,  – сказала она наиграно бодрым тоном. – У вас  есть семья?

– Семья… – Агастья выбросил окурок, взял вторую сигарету и чиркнул зажигалкой. Затянулся. – У меня есть дочь. Санджна.

– Она живёт с вами?

– Нет. С матерью  в Сиднее.

– Значит, вы в разводе?

– Нет.

– Тогда  в каких же вы отношениях с  женой?

– Ни в каких.

Помолчали.

– А ваша дочь – какая она? – спросила Кавита.

Толлейни снова затянулся, на этот раз  дольше  обыкновенного.

– Санджна похожа на тебя. – Ответил он. – Только на год старше и на голову выше. Она учится на экономиста. В следующем году заканчивает университет, а в этом выходит замуж.

– Ух ты! – вырвалось у танцовщицы. – Здорово!  А кто её жених?

– Делийский бизнесмен, Абхай Редди. Говорят, неплохой молодой человек.

Кавита подтянула колени к груди и обхватила их  руками.

– Как бы я хотела, чтобы моя судьба сложилась так же! – мечтательно проговорила она.

– Хочешь выйти замуж?

– Нет! Никогда не мечтала о замужестве. Я говорю об университете.  По-моему, образование очень важно. Я закончила школу, но этого мало, так мало!

– В  твоём доме я видел книги…

Кавита дёрнула плечом.

– Да, я стараюсь заниматься самообразованием. Но это совсем не то, что учиться в университете! Ведь нужна определённая система …

– А ты не пробовала поступить куда-нибудь?

Кавита  взглянула на майора и рассмеялась.

– Кто же захочет взять на обучение девушку, которая танцует в ночном клубе? Нет, мистер Толлейни, путь  в университет для меня закрыт. Не беда. Я привыкла отказывать себе во многом.

– Я бы сказал, во всём, – заметил майор, выпуская дым.

Кавита, глядя  на море,  уперлась подбородком в колени.

– Может быть, вы правы. Знаете, порой мне кажется, мистер Толлейни, что я разучилась плакать. Бывают дни, когда  у меня тяжело на душе и просятся слёзы… Но их нет. Их нет, даже когда я хочу. Но вообще я не люблю плакать. Лучше смеяться. Знаете, чего мне хочется?

– Чего?

Кавита чуть улыбнулась и заговорила тихо, словно рисуя  картину:

– Мне хочется, чтобы далеко-далеко стоял маленький домик, окружённый кипарисами и зарослями акаций. С видом на море, чтобы из окон был слышан его рокот. Не здесь, не в этом городе. Я бы хотела, чтобы в  моём доме было  светло и просторно, чтобы мы жили там с Нилу, чтобы он был здоров. Чтобы  по утрам я провожала его в школу, а к обеду он приходил бы с  друзьями, и они бы садились за стол,  смеялись, а потом играли на террасе.  А  по вечерам мы с Нилу пили бы чай на крыше. И ещё на крыше у меня был бы свой сад, такая маленькая оранжерея под открытым небом. Мы бы любовались солнцем, которое садится, словно уходит под воду, смотрели бы, как небо постепенно окрашивается в оранжевые и розовые тона…  А ветер тихонько шевелил бы  листву. и цветы кивали бы своими нежными головками… Вот такая  у меня мечта. Жаль только, что она несбыточна, – прибавила  девушка со вздохом.

– Кто тебе это сказал?

– Это же очевидно.

– Кто тебе такое сказал?  – повторил майор.

Кавита поглядела на него непонимающе.

– Что значит «кто сказал»? Никто не говорил…

– Вот в чем всё дело, – подхватил Агастья. – Ты сама себе это сказала,  да ещё и поверила в эту чушь.

– Простите, я вас не понимаю.

– В мире нет ничего такого, чего нельзя было бы получить.

Кавита подперла рукой голову и с иронией  спросила:

– Да? В таком случае просветите меня, почему же я до сих пор не имею того, что хочу?

– Думаю, ты и сама знаешь. Потому что не веришь в такую возможность.

– Вот как? Что же делать?

– Это очень простая загадка, Кавита.

– Предположим, я  её разгадаю. И что будет?

В голосе Кавиты сквозила насмешка, смешанная с недоверием.

– Увидишь. – Агастья встал и  стряхнул песок с брюк. – Пора возвращаться. У нас мало времени.

 13. Западня

         Сурье казалось, что прошло бесконечно много времени с того момента, как, оставив его здесь, майор  скрылся в  «Кобре». Молодой человек сидел, нервно барабаня пальцами по рулю. Машину он поставил недалеко от   шоссе, как и велел Толлейни.

Со своего места Сурья прекрасно видел здание клуба. У чёрного входа дежурили двое человек. Ещё четверо стояли вдоль стены. «Наверняка расставлены по всему периметру, – подумал Сурья. – И внутри их не меньше дюжины. Правильное название «Кобра». Настоящее змеиное логово». Сахай поёрзал на сиденье. Заставить себя сидеть на месте стоило юноше немалых усилий.  Что толку торчать в машине и ждать? Находясь здесь, он никак не сможет помочь майору! Сегодня к лёгкому возбуждению, которое Сурья всегда испытывал при подобных операциях, когда сознание смертельного риска сладко щекотало нервы, примешивалось безотчётное беспокойство, объяснить которое юноша не мог. Ни разу он не усомнился в  профессионализме Толлейни. Не сомневался и сейчас, однако не мог отделаться от ощущения, что  Агастье грозит страшная опасность. Да ешё этот странный приказ! За три года работы с Толлейни Сурья привык к чудачествам майора, но сегодняшнее задание поставило  молодого полицейского  в тупик: Агастья приказал ему отвезти девушку, которая выйдет  с чёрного входа,  на другой конец города, в старый район, недалеко от порта Факир.  Какое отношение  к их операции имеет девушка? Кто она такая? И что может связывать её с майором? Как ни ломал  парень голову над этой загадкой, он так и не смог найти хоть сколько-нибудь вразумительное объяснение.

Нетерпеливо вздохнув, Сурья взглянул на наручные часы. Стрелки показывали пятнадцать минут второго. Прошло всего пятнадцать минут. Пока из клуба доносилась только приглушенная музыка. Вот бы знать, что там происходит! Он снова нетерпеливо заёрзал на сиденье и протяжно вздохнул. Неужели майор считает его способным только на то, чтобы подвозить до дома девушек с сомнительной репутацией?!

Через несколько минут стал накрапывать дождь, быстрые мелкие капли забарабанили по лобовому стеклу. «Этого только не хватало»,  – ворчливо проговорил юноша и включил дворники.  Минуты  тянулись как никогда. Чтобы чем-то себя развлечь, Сурья стал внимательно разглядывать дежуривших у клуба охранников, прикидывая, как быстрее с ними справиться.

У каждого из мужчин было при себе оружие. Те, что были у чёрного входа, судя по ухмылкам на их лицах, перекидывались шутками. «Незаметно к ним не подойти, – размышлял Сахай, – вот только если действовать очень быстро…»

Внезапный взрыв вспорол воздух, оглушительно ударив по барабанным перепонкам. В небо взмыла стая голубей.  Двое охранников тотчас бросились внутрь, остальные вскинули оружие наизготовку. Сурья вцепился в руль. Раздался ещё один взрыв. Несколько секунд тишины – и далее один за другим загрохотали выстрелы.

Сурья сидел как на иголках. «Услышишь стрельбу – не двигайся с места». Конечно, он обязан был подчиниться приказу, но… Сквозь  грохот стрельбы послышались крики, визги, шум толпы. Люди в беспорядке выбегали из клуба. Сурья услышал звон разбившегося стекла, очевидно, где-то на верхнем этаже, а потом неожиданно наступила тишина. Сахай  в ужасе замер. Неужели всё?.. В мозгу с безумной скоростью  замелькали мысли, одна страшнее другой. Но вот снова загремели выстрелы, ещё яростнее, ещё оглушительнее, как будто там, в самом чреве «Кобры» велась настоящая война.

Больше Сурья не мог просто сидеть и ждать. Пусть майор надаёт ему оплеух, пусть его разжалуют или даже выгонят из полиции – сейчас ему было всё равно.  Только бы Толлейни был ещё жив, только бы успеть прийти ему на помощь!..

Не раздумывая  ни секунды, Сахай открыл дверь, выскользнул из машины и быстрее молнии метнулся к  зданию клуба. Его встретили  огнём. Несколько пуль просвистели у юноши над головой, не задев его, и рикошетом отскочили от стены. Сахай стал отстреливаться, то и дело пригибаясь. Двоих охранников он подстрелил через несколько минут, а третьего ранил в ногу. Вскрикнув, мужчина выронил пистолет, потом вдруг одни  прыжком набросился на Сахая и, повалив его на спину, вцепился ему в горло.  Сурья был моложе, но его противник –  в несколько раз сильнее. Юноше показалось, что  он попал в железные тиски, которые вот-вот раздавят его шейные позвонки. Лицо Сурьи пошло красными пятнами, потом стало пунцовым. Он изо всех сил вырывался, напрягал мышцы шеи. Мужчина держал его за горло мёртвой хваткой.  Сахай начал извиваться всем телом, чтобы сбросить с себя бандита, отчаянно пытался расцепить его руки.   От недостатка кислорода и боли у него начала кружиться голова, на глазах выступили слёзы. На какой-то миг чудовищным усилием  Сурье удалось разжать пальцы охранника. Хватая ртом живительный воздух, юноша несколько раз ударил противника кулаком в лицо, в то же время шаря свободной рукой по земле. Где-то поблизости должен быть  его револьвер.  Охранник тряхнул головой, подался вперёд и  снова стал душить Сурью. На этот раз Сахай понял, что не продержится и  минуты. Мир вокруг него начал расплываться и меркнуть. В этот момент его рука наконец нащупала револьвер. Сурья сжал  оружие в ладони, напрягся всем телом, чтобы поднять руку и, уперев дуло револьвера в тело противника, нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел, но Сахай ничего не слышал. Почувствовал только, что смертельная хватка бандита  ослабла. Охранник дёрнулся, глаза его расширились, лицо исказила гримаса боли. Из последних сил Сурья отшвырнул его от себя. Мужчина повалился на бок и схватился руками за живот. Сахай, лёжа на спине, зашёлся яростным кашлем. В эти мгновения ему казалось, что он никогда больше не сможет дышать. Когда же ему наконец удалось сделать вдох, всё внутри сжалось, как будто в лёгкие вонзились тысячи  мелких острых осколков. Он почувствовал приступ тошноты. Поднявшись на четвереньки, Сурья с хрипом вбирал в себя воздух. Когда в ушах перестало звенеть и мир снова принял ясные очертания, юноша, пошатываясь, встал на ноги и, не обращая внимания на истекавшего кровью корчившегося на земле охранника, неверными шагами направился к входу.   В полутьме он разглядел лестницу и, хватаясь за перила, побежал наверх.

Только бы не опоздать, только бы не опоздать!..

Занятый одной этой мыслью,  Сахай слишком поздно заметил двух человек, поджидавших его на втором этаже. Его ударили  под рёбра с такой силой, что   он согнулся пополам от боли. Тотчас же двое неизвестных навалились на него, выбили из рук револьвер и скрутили ему за спиной руки. На мгновение  Сахай различил  в нескольких шагах от себя за какой-то перегородкой бледное перепуганное лицо,  но понять, мужское оно или женское,  не успел, потому что  в следующую секунду  ему на голову  натянули чёрный   мешок, лишая  возможности видеть, а потом время для   Сурьи  слилось в  один кровавый сгусток мучительной   боли…

 

Наверное, ещё ни разу в жизни Кавите не было так страшно. За себя, за брата. И за совершенно чужого человека.  От страха у неё заболел живот и стало слегка подташнивать.

– Фу, какая ты бледная, Малютка! – заметила Раджни,  когда они готовились к выходу. – Так не годится! Ну-ка, подрумянься!

– Оставь, Раджни, – сказала Кавита, отталкивая её руки. – На сцене ничего не будет заметно…

– Как хочешь, – пожала плечами танцовщица. – Ну, удачи! И не прибирай к рукам всех мужчин!  Оставь что-нибудь мне!

 

«Боже мой, что я делаю?!» – думала Кавита, поднимаясь на сцену. У неё было ощущение, будто она сидит за рулём неуправляемого автомобиля, мчащегося на предельной скорости, и не может ни затормозить, ни свернуть в сторону, ни позвать на помощь. На мгновение ей захотелось,  чтобы всё происходящее оказалось просто дурным сном, захотелось проснуться в своей комнате и увидеть за окном ясное небо.  Но когда  девушка вышла на сцену – всё оцепенение  разом схлынуло с неё. Обратной дороги нет. Она должна сделать то, что намеревалась. Они с Агастьей должны сделать это. Сегодня или никогда.

 

– Бесподобна! –  произнёс Кадар Кхан, отпивая из бокала содовую.  На встречах с  «клиентами» Кхан никогда не пил алкоголь.  Он не отрывал глаз от дочери, как и Нараятра, расположившийся напротив него.

– Я рад, что вам нравится, – удовлетворённо отозвался Шарат. – Малютка – настоящая жемчужина нашего клуба!  Она разбила не один десяток  мужских сердец!

– Вижу, что вы заботитесь о ней, господин Нараятра. Это хорошо. – Кхан потёр кончик носа. – Я могу быть спокоен за свою крошку.

Шарат закивал.

– Дойную корову необходимо беречь, мистер Кхан.

Кадар  кашлянул и с расстановкой  произнёс:

– Теперь поговорим о деле. Полагаю, вы принимаете мои условия.  В этом случае вы получите  некоторую часть прибыли от продажи моих милых безделушек.

Он выдержал паузу. Шарат  спохватился:

– Да-да, мистер Кхан, разумеется, я согласен. Очень щедро с вашей стороны…

Кхан приподнял кустистые брови.

– Щедрость тут ни при чём. Моим коллегам нужно надёжное прикрытие. Ваш клуб подходит как нельзя лучше. – Он сделал ещё глоток. – Надеюсь, с полицией вы договоритесь.

– О, не сомневайтесь! – заверил Нараятра. – Здешняя полиция уже давно у нас на прикорме!

– В самом деле? – Кхан достал револьвер и как бы между прочим стал его чистить. Лицо Нараятры сделалось  напряжённым.

– Вы не верите мне?

Кхан неожиданно расхохотался.

– Ах, забавный вы человек! Право же, я думал, вы более здравомыслящий! Эти  задушевные словечки из школьных учебников!.. Ха-ха! – Кхан наклонился вперёд и резко оборвал свой смех. – Послушайте меня внимательно, господин Нараятра. Я  занимаюсь бизнесом. А время от времени убираю ненужных мне людей.  Так что вопроса о вере или сомнениях для меня не существует. – Убедившись, что Шарат проникся его словами, Кхан  снова откинулся на спинку дивана. –  Мои люди сообщили, что именно сегодня, именно в это время в вашем клубе  будет полиция. И это, как вы догадываетесь, создаёт мне проблемы.

– Мистер Кхан,  – заговорил Нараятра уже менее уверенным тоном, –  я предупреждал вас о возможном визите полицейских. Но  до сих пор  никто из них не появился. Возможно, сегодня  мы не встретим препятствий… А если и встретим – быстро уладим дело.

Кхан издал хрипый короткий смешок.

–  Вы считаете, что можете  купить весь Департамент?..

Хозяин не нашёлся, что ответить.

– Так вот, мистер Нараятра, – продолжал Кхан,  – как это ни прискорбно, в мире ещё есть неподкупные полицейские. И один из них сейчас здесь.

Шарат выпучил глаза.

– Что? Здесь? С чего вы взяли?

Кхан допил свой бокал и поставил его на низкий столик.

– Вероятно, вы незнакомы с доблестным майором  по имени Агастья Толлейни? – Это имя ничего не сказало хозяину. Он отрицательно качнул головой. – Вам повезло. А мне этот человек  уже год стоит поперёк горла! – в глазах Кхана внезапно сверкнул тусклый огонь. – Но майор сам выбрал свою судьбу.  Как вы думаете, господин Нараятра,  найдётся ли у вас  в клубе  лишнее местечко для трупа?

Шарат почувствовал, как у него мелко задрожали колени.

– Для одного трупа?

Кадар снова  захохотал, закинув  назад голову.

– Люблю деловых людей! У вас верный подход!  Ну да ладно, бросьте! Трупы посчитаем потом. А пока – давайте  насладимся представлением!

И Кхан повернулся к сцене. Нараятра тоже перевёл взгляд на Кавиту, но уже не мог думать ни о чём другом, кроме полицейского, который затаился среди посетителей и ждёт своего часа. «Чёрт возьми, – думал Шарат, рыская взглядом по лицам присутствующих, – кто же из них майор?.. Если придётся оставить после себя  мертвецов –  уладить это будет не так-то просто!..»

 

Всё случилось очень быстро. Едва только Кавита спустилась со сцены и, как и условилась с Толлейни, подала бокал Кхану,  – в клубе раздались два коротких взрыва, и первый этаж наполнился дымом.   Люди, оторопелые, испуганные, непонимающие, закричали, стали озираться по сторонам, потом кто-то побежал к дверям,  и вся толпа устремилась к выходу.   Сцена вмиг опустела.  Теперь каждый спасал сам себя.

Агастье Толлейни хватило минутного замешательства среди бандитов. Майор неожиданно возник перед ними и открыл огонь. Перестрелка была недолгой. Через несколько минут в живых остались только Нараятра  и Кхан. Шарат выхватил было оружие из-за пояса, но  в следующую же секунду был сражён пулей Толлейни. С громким воплем хозяин клуба повалился на пол. Агастья  перевёл пистолет на Кадара Кхана.

– Ну? – спокойно произнёс  тот. – Чего же ты ждёшь?

Позади него, на полу возле сцены Толлейни видел  сжавшуюся фигурку Кавиты.

– Подними руки! – приказал Агастья.

Кхан усмехнулся и поднял руки со словами:

– На твоём месте я бы стрелял.  Но – закон есть закон, правда?

Нахмурившись, Агастья шагнул к нему.

– Благодари Бога, что этот закон не разрешает мне сейчас же пустить тебе пулю в лоб!

Кхан приподнял брови как будто в удивлении.

– А ты бесстрашный человек, майор. Знаешь, почему до сих пор ни одному полицейскому не удавалось поймать меня?..

– Расскажешь в тюрьме, – перебил Толлейни. – Надеюсь, дорогу ты знаешь?

Глаза Кадара Кхана сузились.  На лице снова промелькнула недобрая усмешка.

– К чему такая спешка? У нас полно времени. Я наслышан о вас, господин майор! О вашем уме, вашей тактике, ваших успехах. – Толлейни  показалось, что за  этими словами кроется нечто большее,  чем пустое бахвальство. – Надо отдать вам должное – трюк с дымовыми бомбами удался, – продолжал Кхан. – Но сегодня вы кое-чего не предусмотрели. Эй, Макс!.. – крикнул он куда-то наверх.

Послышали шаги, и с  лестницы спустились двое мужчин, которые вели под руки третьего.  На голове у него был чёрный мешок.

Сурья…

Бандиты со своей жертвой остановились между Толлейни и Кханом.

– Ну, – сказал последний, с хищным  торжествомлядя на майора,  – узнаёшь?.. – он подошёл к Сахаю и сорвал мешок с его головы.  Агастья вздрогнул.  На  окровавленном лице  его помощника  в буквальном смысле не было живого места. Левый глаз затёк и опух так сильно, что почти не открывался.   Юноша с трудом держал голову прямо, а правой рукой  сжимал левое простреленное предплечье. Взглянуть на  начальника он не решался.

Кадар Кхан с интересом наблюдал за  переменами в  лице Толлейни. Голубые глаза майора  приобрели оттенок стали.

– Да, – с холодной яростью проговорил он, опуская пистолет,  – мне следовало пристрелить тебя!

Кхан коротко хохотнул.

– Разумеется. Но, видишь ли, если бы ты поступил так – то угробил бы этого милого юношу.  – Схватив Сурью за волосы, Кадар  рывком поднял его голову. – Бедный маленький лягушонок!  Он так надеялся помочь   папочке! Но его поймали мои ребята. – Кхан наклонился к Сурье и похлопал  того по щеке со словами: – Ничего, маленькие мальчики  часто совершают большие глупости! – Кхан  подошёл к  Агастье и,  с презрением глядя на него, сказал: – Вот мои условия:  оставь меня в покое, забирай своего щенка и проваливай! Может быть, встретимся в другой раз!

Краем глаза Агастья видел, что происходит возле сцены позади Кхана.

– Я вижу, ты очень любишь диктовать условия. А если я откажусь?

Кадар  поморщился, как будто сама эта мысль чрезвычайно огорчала его.

– Отказаться – твоё право, майор, – ответил он, – тогда делать нечего: я убью тебя и мальчишку! – при этих словах он выхватил оружие, раздался выстрел…

Упав на колено, Кхан разразился ругательствами. За его спиной стояла Кавита, сжимая в руках пистолет. На её бледном лице был написан ужас.

Более удобного момента нельзя было и придумать. Толлейни как вихрь набросился на бандитов, опрокинул их на раненого  главаря и, подхватив Сурью, ринулся к танцовщице.

Они успели  добежать до  небольшой комнатки слева от сцены и захлопнуть за собой дверь, которую тут же изрешетили пули.

– Эй вы!.. Долго вы надеетесь там отсиживаться?!

Это прокричал  один из сообщников Кхана.

– Ломайте дверь, Макс, – крикнул главарь. На дверь навалились с внешней стороны, стали бить в неё ногами, пытаясь сломать замок.

Агастья понимал, что это западня.  Однако в данный момент гораздо больше его беспокоил Сурья.  В комнате, где они оказались, было очень тесно. Слабое освещение позволяло с трудом различать лица друг друга.  Вдоль стен стояли шкафы с пустыми полками, возле двери майор заметил стремянку и два заляпанных  краской табурета.. Судя по всему, это было подсобное помещение.  Агастья посадил Сахая, едва державшегося на ногах, на табурет.

От боли Сурья дрожал всем телом. Но Толлейни, осмотрев его руку, сразу понял, что кость не задета. Рана была не опасна.  Отодрав лоскут от своей сорочки, Агастья перевязал руку помощника.  Сурья наконец осмелился взглянуть майору в глаза.

– Сэр… – хрипло произнёс юноша, – сэр… простите меня…. я ослушался вас… я хотел помочь… на улице я одолел троих …  но те двое…

Агастья молча  вглядывался в его  изуродованное лицо и с трудом сдерживал собственную дрожь, поднявшуюся от охватившего его гнева.

– Сэр,  я…  всё испортил, да?

– Нет.

Дверь заходила в проёме под обрушивающимися на неё ударами. Затянув повязку на руке Сурьи, Толлейни выпрямился и  взял в руки пистолет.

– Кавита, отсюда  можно пройти к чёрному входу?

Так как ответа не последовало,  Агастья повернулся к девушке.

Лицо Кавиты странно подёргивалось, словно мышцы сокращались  помимо  её воли, большие глаза  испугано и безостановочно перебегали с предмета на предмет, ничего не видя. У Толлейни  мелькнула мысль, что девушка близка к нервному срыву – до того исказился весь  её облик.

– Кавита! – строго произнёс  майор и взял её за плечи. – Сейчас же успокойся! Слышишь? Скажи: как пройти к чёрному входу?

Девушка издала какой-то нечленораздельный звук.

– Послушай меня! Не время раскисать! – Толлейни сильно встряхнул танцовщицу. Она часто заморгала и посмотрела на него уже более осмысленным взглядом.

– Как попасть к чёрному входу? – в третий раз спросил Агастья, поставив её на пол.

– Если только пройти за кулисами… – дрожащим голосом пролепетала  Кавита, – а потом спуститься по лестнице…

Агастья отпустил её.

– Старик, избитый  юноша и перепуганная девчонка.  А за дверью  – трое вооруженных мужчин. – Щёлкнув пистолетом, он выбросил использованный  магазин. – Каковы наши шансы?

Сурья считал, что шансов  нет вообще.

– Сэр, недалеко находится полицейский участок…

– Они не успеют, – перебил Толлейни и, достав новый магазин,  сказал:

– Вот что:  на некоторое время  я задержу их, а вы  побежите  к чёрному входу. Бегите быстро, так быстро, как только можете.  Понятно?

– А вы? – спросил Сахай.

– Я прикрою.

– Вы не пойдёте с нами?

– Нет.

Сурья  сглотнул.

– Но… вы ведь догоните нас?  -пробормотал он.

Толлейни загнал  магазин в рукоятку пистолета  и посмотрел  Сахаю в глаза.  Помолчав мгновение, ответил – тем же странным тихим голосом, который так поразил Кавиту, когда они были на пляже:

– Ты отличный напарник, малыш. Запомни это. И не вини себя ни в чём.

Сурья почувствовал, как у него защипало глаза. Должно быть, от  пота, стекавшего со лба.

Майор взялся за ручку двери.

– Подождите! – пронзительно  крикнула  Кавита, схватив его за руку. –   А как же вы?..   Они ведь убьют вас!..

– Ты говоришь мне это с самого утра…

– Я не могу вас здесь бросить!..

– Что ж, оставайся: твоя помощь в перестрелке будет просто неоценима! – съязвил майор.

– Я никуда не пойду!

– Ну хватит! – воскликнул Толлейни, теряя терпение. – Там, – он указал стволом на дверь, – трое ублюдков, которые собираются перестрелять нас! Я смогу справиться с ними, только если вас двоих здесь не будет!.. – Агастья внезапно осёкся. – Что такое?.. Ты плачешь?

Кавита всхлипнула и ещё сильнее сжала его  руку.

– А ты мне говорила, что разучилась!

– Ох, господин… – в отчаянии простонала девушка, – неужели нет другого выхода?..

В это мгновение дверь наконец поддалась под натиском бандитов. Оттолкнув Кавиту, Агастья начал стрелять.  Макс и  его сообщник отскочили назад.  За их спинами   Кадар Кхан метнулся  к колонне.

– Сурья, живо! – скомандовал Толлейни. Сахай схватил Кавиту за руки и увлёк  за собой  в коридор. Кхан, укрывшийся от пуль майора за колонной, выстрелил. Агастья покачнулся,   схватившись за простреленное плечо. Сахай обернулся…

– Бегите! – крикнул Толлейни, продолжая стрелять. Сурья толкнул упиравшуюся Кавиту, и они, согнувшись чуть не до пола, побежали за кулисы, потом по коридору и к лестнице… За собой они не слышали погони. Только непрекращающуюся стрельбу.

14. Подарок

        Полицейские, которых  вызвал Сахай, позвонив с ближайшего таксофна, прибыли на место через восемь минут.  К этому времени всё было кончено. Здание  «Кобры» оцепили, свидетелей допрашивали. Ждали приезда медиков.

Множество машин, вой сирен, бьющий в глаза свет мигалок… Собаки, треск раций, люди в полицейской форме… Любопытные, столпившиеся возле клуба… Ночной холодный воздух… Всё было как во сне. Кавита стояла  около входа, крепко вцепившись пальцами в воротник куртки, которую Сурья, не скрывая брезгливого выражения на лице, накинул ей на плечи. По телу девушки то и дело пробегал озноб. Казалось, что всё происходит  не с ней. Даже Сахай, стоявший рядом, казался персонажем нелепого сновидения.

Они молча ждали, когда им разрешат войти.

Наконец из клуба вышли несколько полицейских. Один из них, плотный, с пышными  усами и коротким седым «ёжиком», подошёл к Сурье.

– До приезда комиссара мы не стали ничего трогать. Мистер Чхоли будет с минуты на минуту, поэтому поторопитесь.

Сурья, а за ним Кавита вошли в клуб.

Странная, гнетущая тишина, в которой их шаги звучали пугающе громко и отчётливо.

Проходя мимо сцены, Кавита покосилась на тела бандитов и пятна крови на полу. К счастью, трупы были накрыты чем-то чёрным – тканью или полиэтиленом, девушка не могла разобрать. Сурья даже не взглянул на них. Он шёл дальше.

Майор лежал навзничь на полу, раскинув руки.  Недалеко валялся его  «Глок». Одежда Толлейни была вся залита кровью. Большая лужа крови растекалась  под ним. И на подбородке запеклась тоненькая тёмно-красная струйка. Голубые глаза были  широко раскрыты.

Задрожав, Кавита   упала на колени – ноги отказывались служить. Раньше она всегда боялась мертвецов. А сейчас склонилась над майором, прикоснулась к его лицу. Острое чувство невосполнимой утраты пронзило   душу. Слёзы  сами собой брызнули из глаз, и девушка зарыдала ,   как ребёнок.

Сурья не плакал. Он словно окаменел.   Беспечный  шалопай исчез навсегда, за одну ночь  повзрослев на несколько десятков лет.

– Закройте ему глаза… – услышала Кавита глухой голос Сахая. – Закройте…

Девушка  положила ладонь на глаза Толлейни и опустила его веки. И теперь казалось, что майор просто крепко уснул.

 

Гроза четвёртый день висела над городом, но дождь всё не приходил.  Наэлектризованный до предела воздух был удушлив и тяжел.  Высохшая земля требовала влаги. Небо было затянуто сине-сизыми тучами, которые далеко на востоке изредка прорезали слабые вспышки молний.

В этот пасмурный серый день на старом   христианском кладбище хоронили майора полиции Агастью Толлейни.

Кавита стояла  у чугунной ограды,  не решаясь  подойти к могиле. Да она бы и не смогла: чуть ли не всё полицейское управление  собралось на центральной аллее, чтобы воздать майору последние почести. От цвета хаки рябило в глазах. Какой-то полный полковник  произносил надгробную речь, из которой  Кавита не поняла ни слова. «Почему он  был только майором? Этот полковник такого же возраста… Странно…» Мысли пронеслись  в голове девушки, как и сотни других в течение утра, не оставив следа.  Кавита чувствовала страшную опустошённость, как будто из неё выкачали всю жизненную силу. Она внимательно рассматривала присутствующих, но не увидела ни  одного женского лица. «Интересно, сколько лететь из Сиднея в Индию?» – подумала она и через секунду забыла об этом.

Могилу Толлейни закопали, поставили  гранитное надгробие, положили пышные цветочные венки. Стали расходиться.

Выйдя за ворота кладбища, люди уже улыбались,  обменивались ничего не значащими замечаниями о погоде и работе, спешили по своим делам. Обычная жизнь продолжалась.

Посмотрев вдоль аллеи, Кавита увидела, что у могилы остались только два человека.

– Идём, сынок, – негромко сказал Самир Тукрал, тронув Сурью за плечо. Сахай стоял над свежей могилой своего начальника, засунув  одну руку в карман, другую держа на перевязи, и смотрел на надгробную надпись. «Агастья Балрадж Толлейни. 5 декабря 1947 года – 18 июня 2011 года». Верный Бам сидел тут же у ног юноши, понуро опустив голову и высунув розовый язык.

– Сурья, – снова позвал Тукрал, – нечего стоять здесь, идём.

Сахай поднял голову и взглянул на полковника. У Тукрала сжалось сердце: за два дня  молодой человек осунулся и посерел, как после долгой изнурительной болезни, а  его светлые лучистые глаза, казалось, навсегда утратили былой блеск. И хотя опыт говорил Самиру, что со временем улыбка вернётся на лицо юноши, полковник понимал:  Сурья уже никогда не будет прежним.

– Пойдём, я подброшу тебя до дома.

– Вы идите, сэр. – Ответил Сурья. – Я побуду здесь ещё немного.

– Уверен? Собирается гроза…

– Уверен, сэр.

– Ну, тогда… как знаешь. – Самир вздохнул, прочистил горло, посмотрел себе под ноги.  Но не уходил.  – Послушай, сынок, – снова заговорил он, – с тобой всё будет хорошо?

Сахай кивнул. Тукрал вздохнул ещё раз.

– Ну, до встречи.

Покачивая головой и бормоча что-то себе под нос, полковник зашагал прочь.

Проводив его взглядом, Кавита направилась к могиле.  Сурья обернулся на звук её шагов, и на лице его появилось то же брезгливое выражение, которое Кавита видела два дня назад. Но  презрение юноши нисколько не задевало её.  Она просто не обращала на него внимания. Девушка молча встала рядом с Сахаем. Через несколько минут он спросил:

– Скажите, вы вернётесь в тот клуб?

Кавита посмотрела на него почти с высокомерием. Этот   человек дорожил Толлейни, но он ничего не знает об Агастье. Совсем ничего. Девушка не ответила полицейскому.

Помолчав, Сурья сказал:

– Знаете, я всё время думал: что общего у  него с вами…

Кавита снова промолчала. Какое это имело теперь значение? Того, о ком они говорили, больше нет. Да и ей совсем не хотелось посвящать Сахая в их с Агастьей историю. Хотя в какую, собственно, историю? Они виделись всего-то несколько раз.

– В тот день, утром, – снова нарушил молчание юноша, – он просил  передать вам это.

Достав из кармана конверт,  Сурья протянул его девушке. Кавита молча взяла конверт.

Сахай  поднял голову к небу. Тяжёлые грозовые облака непроницаемой завесой окутывали город. Изредка налетали резкие порывы ветра, грозя оборвать электрические провода. Молодой человек вспомнил, что Агастья, Бог знает почему,  любил такую погоду. Сурья снова посмотрел на стоявшую рядом танцовщицу и наконец сообразил, что Кавита хочет побыть в одиночестве.  Не прощаясь, молодой человек  повернулся и пошёл к воротам.

Оставшись одна, Кавита присела перед могилой майора и положила на холодный гранит маленький букет цветов, который принесла с собой – душистые жёлтые ирисы. Потом машинально развернула конверт, который отдал ей Сурья. Что-то выпало из него и с металлическим звоном ударилось о гранит. Кавита подняла с земли маленький ключ, поднесла его к глазам и  в недоумении нахмурилась. Ключ? Для чего он ей? Ничего не понимая, девушка перевела взгляд на конверт, на внутренней стороне которого чётким,  округлым мужским почерком было написано:

«Кавита, ключ – от  сейфа в Центральном банке.  Там драгоценности, которые принадлежали моей  семье.  Не знаю точно, сколько они стоят, но   денег с лихвой хватит для тебя и Нилу.

Ты была права: благодарить тебя вошло у меня в привычку. И я благодарю ещё раз: за то, что ты была моим ангелом-хранителем, за то, что напомнила мне дочь. Санджна, как и ты, – сущий ребёнок.

Сделай мне ещё одно одолжение: возьми к себе Бама, чтобы он не скучал»

Вот и всё письмо. Ни прощания, ни подписи. В этом был  весь Толлейни.

Кавита с трудом дочитала последние строчки, то и дело смахивая набегающие слёзы.

Непостижимый, странный человек!

Почувствовав внезапный холод, девушка вздрогнула: это Бам ткнулся ей в плечо влажным носом. Кавита  протянула руку и погладила ротвейлера по голове. Пёс тихонько заскулил,  грустно глядя на неё  умными круглыми глазами.

– Ничего, Бам, – прошептала девушка. Взглянув ещё раз на письмо майора, она  вдруг улыбнулась сквозь слёзы. – Всё будет хорошо!

 

     …Далеко-далеко, на обрыве, под которым плещется море,  стоит маленький домик, окружённый кипарисами и зарослями акаций. Из его окон слышен морской рокот. В  доме   светло и просторно. По утрам Кавита провожает Нилу в школу, а к обеду он приходит  с  друзьями, и они садятся за стол,  смеются, а потом играют на террасе.  По вечерам брат и сестра пьют  чай на крыше, в маленькой оранжерее под открытым небом. Они  любуются солнцем, которое садится, словно уходит под воду, и смотрят, как небо постепенно окрашивается в оранжевые и розовые тона.   А ветер тихонько шевелит   листву,  и цветы кивают  своими нежными головками…

18 августа, спустя год после  смерти Агастьи, Кавита, сидя возле могилы майора и теребя Бама за уши, вспоминала  всё, что произошло. Сколько же раз они виделись? «Семь раз… Мы встречались с ним всего лишь семь раз…» Ей стало грустно, как всегда становилось грустно при мысли о том, что она так и не успела   подружиться с Агастьей. Кавита  знала: больше ей такого никогда не встретить. И всё же  грусть её была светлой, согретой теплом воспоминаний. Те семь встреч значили для неё  больше, чем вся  предыдущая жизнь. Да, она никогда не встретит другого Агастью Толлейни. Но и никогда не забудет его – человека, научившего её, что мечты   сбываются.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.