Евгений Синичкин. Сангвинария (рассказ)

Наталья Кирилловна, невзирая на хромоту, бежала домой. В руках от спешки трясся тонкий с малозаметной дыркой пакет. В нем при каждом шаге подпрыгивали скудные покупки: батон, выглядевший недоразвитым кусочек вареной колбасы, мягкий пакет молока, пачка овсяного печенья и один глазированный сырок. На богатом разнокалиберными морщинами лице старухи отразилась усталость. Рот был приоткрыт. Изможденные желтые зубы от напряжения сжимались и скрипели подобно несмазанным дверным петлям. На кривом носу синела бородавка. Но глаза горели молодым, едва разожженным огнем.

Ноги, обутые в резиновые бабуши, скользили по черному гололеду. Чтобы удержать равновесие, Наталья Кирилловна работала плечами с энергией юной пловчихи. Она не смотрела по сторонам. Знакомые пейзажи не привлекали внимание, хотя обычно Наталья Кирилловна любила задержаться на прогулке, остановившись возле какого-нибудь запачканного подъезда и наблюдая за перебежками бродячих кошек и собак или за проведенными с опасением посадками воробьев и голубей. Переминаясь с ноги на ногу, Наталья Кирилловна могла часами сверлить взглядом изрисованный подростками забор: в мире неподвластного старости воображения она придумывала рисункам и надписям необыкновенные истории возникновения – и упивалась ими. Сейчас ничто уличное не представляло интерес. Чем ближе она становилась к дому, тем скорее заставляла себя передвигать уставшие ноги. Перед подъездом она столкнулась с ветром. Тот, не посчитав нужным извиниться, сорвал с головы косынку и унес ее за дом. Наталья Кирилловна ощупала растрепавшиеся жидкие волосы, редкими рядами просторно отмиравшие на голове, затем махнула рукой и скрылась в подъезде.

Когда раздался приглушенный, засоренный звонок, Наталья Кирилловна, вытирая со лба капли пота, отработанными движениями мяла сварившуюся картошку. Едва заслышав звучанье, она сорвалась к дверям, вытерев по пути замасленные руки о старую, полинявшую, но чистую тряпочку. В дверном проеме она увидела двоих высоких, спортивного телосложения молодых людей, лет двадцати пяти, похожих между собой настолько, что не оставалось сомнений: они – близнецы. У обоих были карие глаза, короткий аккуратный нос, тонкие, смахивающие на цепочки от браслетов, губы и узкие скулы. Первый был одет в элегантный деловой костюм цвета маренго, другой – в безыскусный черный свитер. Пожалуй, это было единственное отличие в их портретах. Наталья Кирилловна всплеснула руками:

– Какие же вы красивые, сыночки мои! Красивые, статные, словно гвардейцы при императоре. Глаз радуется на вас смотреть. Ждала я вас, продукты специально к вашему приходу купила. Картошечку сварила, вы же любите, я знаю. С маслицем и петрушкой. Проходите, проходите. Скорее за стол. Накормлю вас, мои хорошие, мои красивые!

– Не до того нам сейчас, тетя Наташа, – барственно ответил тот, что был в деловом костюме. – Мы по делу приехали. Его прежде всего нужно решить.

– Конечно, конечно, миленький мой! Но все равно пойдем на кухню. Пока я буду накладывать вам, все и расскажешь.

С ленцой и неохотой, но в тот же момент по-хозяйски, братья прошли на кухню и брезгливо осмотрели прибранную шестиметровку. Из нержавеющей металлического цвета кастрюли поднимался густой аромат только что приготовленной картошки. В бежево-песочных барханах таял кусок сливочного масла. Наталья Кирилловна засуетилась. Уронила деревянную давилку на пол. Попыталась поднять, но скрутил радикулит. Ни один из гостей не двинулся помочь. Старушка достала столовую ложку и домесила ею пюре. Разложила его по тарелкам из старого китайского сервиза, подаренного ей пару десятков лет назад Сергеем Викторовичем, отцом близнецов. Она хранила сервиз, как берегут в музеях редчайшие реликвии, не позволяла никому трогать руками. Распаковывала его в двух случаях: на новый год (при условии – что будут гости) и на день рождения покойного дарителя, который она почитала больше, чем католики – Рождество. Но она так давно не видела Димочку и Егора – двух братьев, – что не смогла удержаться и устроила небольшой праздник. К картошке она сварганила вареные сардельки, купленные накануне – впервые за пару лет. Их было четыре – по две на близнеца. Пока «гвардейцы» с тоскливым видом и миной явного неудовольствия жевали картофель, Наталья Кирилловна поставила чайник и взяла с полки шкафа принесенное из магазина печенье (единственное угощение, имевшееся в квартире).

– Слушайте, тетя Наташа, – начал костюмированный Дима. – Ситуация следующая. Мы собираемся продавать эту квартиру.

– Но Димочка, а куда же мне податься? – с нежной улыбкой вопросила Наталья Кирилловна.

– Мы с Егором обо всем позаботились. Пусть вы нам и не мать, но растили вы нас с материнской любовью.

– Ну а как же иначе Димочка… – попыталась вставить пожилая женщина, но Дима, подняв вверх палец, жестом показал ей не перебивать.

– Так вот. Выкидывать на улицу мы вас, разумеется, не станем. Мы знаем, что у вас есть комнатка в коммуналке где-то под Якутском. Вы поедите туда. Мы купим вам билет на поезд. Будете жить там.

– Но ведь я там никого не знаю. Я не была там со смерти Сережи. Уже шесть лет. Как же я там буду?

– Как-нибудь разберетесь, – отрезал Егор, уставший от затянувшейся беседы. – Собственно, выхода иного нет. Мы собираемся строить на участке второй дом – для этого нужно продать эту квартиру. Вы, тетя Наташа, тут прописаны, но прав на нее не имеете.

– Разве я не могу жить на даче? В маленькой комнате? Там так хорошо, свежий воздух…

– Нет, на дачу у нас свои планы. Вы в них не вписываетесь. Короче говоря, через две недели начинается январь. В начале-середине февраля вы съезжаете. Почти два месяца у вас будет, чтобы собраться и со всеми вашими здешними знакомыми попрощаться. Да и посудите сами: там, куда вы поедете, могила папы. Будете всегда рядом. Станете приходить на кладбище, цветы приносить, ухаживать. А скоро – чего уж там – сами к нему ляжете.

– Понимаю, Егорушка, – вздохнула Наталья Кирилловна. – Что ж, раз нужно – поеду. Чай с печеньем будете?

Чайник к тому моменту вовсю свистел.

До 26 февраля – билеты в плацкартный вагон были куплены на эту дату – время пролетело незаметно. Так спешно удаляется за горизонт автомобиль, если водитель опаздывает на важную встречу. Так безжалостно быстро растворяются попавшие на раскаленную печку снежинки. За Натальей Кирилловной приехал Дима. Он грузил в багажник автомобиля сложенные в дорожные сумки вещи, а Наталья Кирилловна решила в последний раз прогуляться вдоль примкнувшего к многоэтажке палисаднику. Три года она растила за этой низенькой оградой сирень, пионы, флоксы и другие цветы, названия которых она и сама не помнила. Она заботилась о них без знаний опытного садовода, а лелеяла их, как детей. Взращенные лаской, они цвели от весны до поздней осени. Нигде на районе восемь-девять месяцев в году не раздавался свирельный говор цветочного благоуханья. Наталья Кирилловна присела на заборчик, сложив руки на коленях, и обозрела участочек, большей частью еще спрятанный под снегом. Возле палисада, где снег по преимущество сошел, она заметила сверкающие белизной пушистые цветочки, напоминающие то ли хризантему, то ли ромашку. Это проснулась девственная сангвинария, посаженная в первый раз. Преодолевая тупую боль в спине, Наталья Кирилловна нагнулась к цвету. Сухие шершавые пальцы погладили нежные лепестки.

Сзади слышалось басовитое «пора». Наталья Кирилловна неотрывно смотрела на сангвинарию, по которой стекали ручейки растаявшего снега. Казалось, что цветок плакал.

Читайте журнал «Новая Литература»
Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.