Евгений Синичкин. У обочины (рассказ)

По проложенному в лесу шоссе, со свистом разрезая воздух, неслись автомобили. В сердцах чертыхаясь, водители притормаживали перед «лежачими полицейскими», установленными по обеим сторонам от автобусной остановки, стукались головой о крышу машины, когда передние колеса миновали цементный бугор, и, с остервенением вдавливая педаль газа, уверенными движениями переключая коробку передач, разгонялись, с наслаждением и в забытьи проезжая весь пятикилометровый кусок леса до въезда в город. Ловко маневрирую между выученными назубок ухабами, трещинами и ямами старого дорожного покрытия, автомобилисты оставляли на этом отрезке проблемы закончившегося дня, представляя сытный ужин, который ожидает их дома. Они не смотрели по сторонам и потому не могли видеть, как гнулись от ветра тонкие березки, как кружились частички песка, в суматохе оторванные от земли, как белочки спускались с ветвей в надежде отыскать в траве что-нибудь съестное. Не замечали они или не хотели замечать и комок, без движения лежавший на обочине, в паре метров от проезжей части.

Это была бездомная собака неопределенной породы. Небольшой размер тела выдавал принадлежность ее предков к домашним и, возможно, декоративным песикам. Сплошной черный окрас лишь на брюхе сменялся светлыми круглыми вставками, на фоне которых явственно виднелись крупные, вздувшиеся сосцы. Собака лежала с закрытыми глазами, и грудь ее редко поднималась и опадала: амплитуда этих перемещений была с трудом различима. Муравьи исследовали джунгли черной шерсти на лапах и спине, а один смельчак забрался на нос и блуждал по горячей шершавой поверхности. Когда он попытался забраться в ноздрю, нос собаки задергался, мышцы ее морды начали рефлекторно сокращаться – и в конце концов она распахнула глаза. Муравей тут же выполз наружу и поспешил скрыться в надежное убежище. Увидев на носу незваного гостя, собака покрутила головой; желая ускорить отступление маленького пришельца, она попробовала скинуть его лапой, но не смогла сдвинуть ее с мета. Только в эту секунду она осознала, что с момента пробуждения не чувствовала ничего ниже шеи, не ощущала загривком легкого порыва воздуха, обычно разгоняемого быстрыми метаниями хвоста.

Она напрягла силы, чтобы закричать, но из горла вырвался слабый, тихий визг, похожий на писк или всхлипывание. Приподняв голову, она оглядела свои лапы, силясь понять, что произошло, почему они не хотят шевелиться, верно служить, как прежде. Правая задняя лапа была вывернута под неестественным углом, а окровавленные кости голени пробили кожу. Чуть повыше, у бедра, черная шерсть окрасилась в бордовый цвет. Боли не было. Но собаке казалось, что ни лап, ни тела у нее также нет, словно их отделили, оставив одну голову.

Глаза собаки наполнились слезами, которые потекли по грязным щекам ко рту. Высунутый язык слизывал соленые капли. Дыхание собаки участилось; грудь вздымалась все стремительнее. Зрачки собаки расширились, она заморгала чаще. Страх перед неизвестностью, страх перед ужасом своего положения, страх, вызванный непониманием причин случившегося, закрался ей в душу и обдал холодом внутренности. В приступе паники, порожденной отчаянием, собака приказывала себе биться из стороны в сторону, пытаясь в порыве горечи и ярости подняться, но бешено и конвульсивно, как у эпилептика, тряслась только ее голова, в то время как тело оставалось неподвижным. Несколько минут псина доводила себя до изнеможения, сверкая налившимися кровью глазами, а затем, обессилев, повалила голову на песок и, тихонько поскуливая, вновь зарыдала.

Она спрашивала себя, что произошло, но старания оживить в памяти события дня выражались в острой, сводящей с ума головной боли. Она помнила, как оставила своих шестерых щенят в кустах, отправившись на поиски еды, как дошла до дороги, как начала ее быстро перебегать – а дальше воспоминания обрывались…

Стемнело.

Густая темно-синяя масса вечернего неба нависла над верхушками деревьев. Шумели поредевшие кроны. Фары пролетающих автомобилей равнодушно бросали потоки болезненного искусственного света, слепившего собаку, как вспышки фотоаппаратов. Она прикрыла глаза, возлагая надежды на сон, после которого она всегда чувствовала себя лучше, магическим образом исцеляясь от самых серьезных ран; но мысль о том, что она не могла зализать неподвижные и кровоточившие лапы, заставляла ее сомневаться. Впрочем, надежда – на выздоровление или смерть, спасение или избавление – это единственное, что остается лелеять в такой ситуации.

Она задремала, но скрип шин и грохот моторов машин, проезжавших в считанных метрах от нее, немилосердно будил ее, возвращая в суровую действительность, и побуждал сердце стучать отбойным молотком. Она повернула морду так, чтобы глаза ее смотрели в небеса, на далекие маленькие звезды, аккуратные, беззащитные, одинокие, но завораживающие своей красотой. Она глядела в почерневшую высь и в каждой звезде видела кого-то из своих щенков, еще не прозревших, брошенных, наверняка плачущих от голода и холода, прижавшихся друг к дружке и не понимающих, почему мама оставила их без защиты и заботы.

Собака беззвучно завыла, глотая слезы и давясь неравномерно поступавшим из-за рыданий воздухом.

Лишь под утро, когда небосвод посветлел и звезды исчезли, дворняга погрузилась в сон, нервный, какой сопровождает тяжелую болезнь, но не дарующий облегченья.

Расшевелил ее звук людских голосов. Звонкие, бодрые, радостные возгласы детей заставили ее сердце забиться в счастливом волнении. Возле нее прыгали маленькие мальчик и девочка, с любопытством посматривая на искалеченное животное.

– Какие у нее несчастные глаза, – промолвила девочка, не решаясь приблизиться и поправляя чистое платьице. – Я бы к тебе подошла, но мама мне запретила трогать грязные вещи.

– Трусиха! – воскликнул мальчик и подскочил к собаке. Гладкая рука легла на спутавшуюся шерсть головы. Ладонь была теплой и напоминала лысые тельца щенков, которые собака с любовью и нежность расталкивала своим носом. Благодарный стон вырвался из ее пасти, но потонул в истошном крике: «Не смей ее трогать!» бежавшей к ним женщины, худой, жилистой, с костлявыми руками и острыми коленками. Подлетев, она схватила мальчика за руку и оторвала ее от собачьей головы.

– Что ты делаешь? – высоким голосом, колеблющимся от переживаний, сказала она. – Я ведь предупреждала, что нельзя подходить к бездомным животным. Откуда ты знаешь, не больна ли она чем-то? Хочешь заболеть и умереть, да?

Она продолжала возмущаться, уводя обоих детей.

– Но ей же плохо, ей нужно помочь, – робко вставил мальчик, бросая последний взгляд на грязное тело, местами уже покрывшееся кровавой коркой.

– Всем не поможешь, – безапелляционно возразила мать, – нам всем ее жалко, но это всего-навсего дворняжка. Каждой счастья не подаришь.

Мальчик захлюпал носом. Он не мог взять в толк, отчего же, если нельзя помочь всем, не следует помогать и одной и неужели, если нельзя всем помочь, их следует бессердечно бросать умирать?

Каким-то неведомым способом собака прочитала мысли мальчика и приняла реакцию женщины, и ее охватило смирение. Она лежала, устремив безразличный взор в сторону леса и умоляя судьбу смилостивиться над щенками, оставшимися где-то там, в зарослях, вдалеке и вместе с тем так близко от нее. Она с радостью и без колебаний отдала бы жизнь, приняв все страдания мира, если бы кто-нибудь пообещал счастье для ее потомства.

Как хотела она вернуться в лес! Как хотела она возвратиться назад во времени и никогда впредь не переходить это злополучное шоссе! Как хотела она стереть из истории мгновение, долю секунды, за которую даже не успеешь чихнуть, но которая разрушила жизнь стольких живых существ! Вот он миг – и ее щенкам, видно, не доведется насладиться согревающим солнцем, не удастся похлебать свежей водички из ручейка, дитя растаявшего снега, не представится возможность покусать братьев и сестер за уши; а как прекрасно было греться друг о друга, свернувшись в один большой шерстяной шар и слышать, как бьется крохотное родное сердечко!..

Читайте журнал «Новая Литература»

Вдруг запищали тормоза остановившегося автомобиля. Высокий звук, как кнут, рассекающий воздух, резанул по ушам и вывел собаку из задумчивости. Она слышала, как из машины вышли двое и направились к ней; под их тяжелыми сапогами трещали ветки и хрустели опавшие листья. Они говорили спокойно, мягкими, вызывающими доверие голосами. Большая рука опустилась на собачью спину и бережно прошла вдоль шерсти до самой головы. Может, подумала собака, не все потеряно? В ту же секунду ботинок второго человека с размаху влетел ей в нос. В голове помутилось от боли.

– Долбанная псина! – зарычал тот, что нанес удар. – Еще жива, сука! Ты знаешь, сколько мне придется отдать за ремонт машины? Хули ты, падла, выбежала на дорогу? Хули ты своей вонючей тушей мне фару разбила?

Новый выпад сапога пришелся в висок. Собака была в сознании, с непередаваемым страхом озиралась на обоих мучителей и не понимала, в чем провинилась перед ними, раз они так над ней измываются. Первый, который погладил ее, отошел в сторону и закурил, а второй наклонился над ней и продолжал говорить изменившимся голосом – холодным, трясущимся от ненависти, брызгая слюной:

– Ты мне заплатишь за то, что родилась на свет, тварюга! Блядская псина, чтоб вас всех поубивали! Никакого от вас толка, один вред, гниды!

Он подобрал с земли тонкую веточку с заостренным концом. Надавливая, он водил ею по морде собаки, раздирая до крови нежную кожу. Он бил ее по глазам, пихал палочку в уши. Перед тем как уйти, он, похожий на гордого альпиниста, устанавливающего флаг на вершине покоренной горы, со всей силы воткнул палочку в обезображенную лапу дворняги и с сияющим лицом зашагал к автомобилю. Другой, бросив недокуренную сигарету, последовал за ним. Через минуту они, словно ничего не случилось, ехали по дороге и вели оживленную беседу.

…Прошла ночь. Утренний ветер раскачал деревья и стряхнул с веток желтые и красные листочки. Они, подхваченные невидимой силой, плавно кружились в воздухе, а потом медленно опускались вниз, покрывая разноцветным одеялом мертвое тело собаки. Кровь из многочисленных ран на морде давно перестала идти. Только слезы в уголках закрытых глаз, еще не успевшие засохнуть, блестели в тусклых лучах осеннего солнца.

В паре сотен метров через дорогу, обнявшись, еле-еле слышно скулили двое пока что живых щенков. Они не видели, но, дрожа, ощущали бездыханные тела своих братьев.

А автомобили продолжали свой путь, и из их окон выглядывали улыбающиеся лица детей и взрослых, подпевающих веселой, динамичной музыке, рвущейся из динамиков.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.