.1.

Машина подъехала к побережью. Кипящая работа по обыкновению прекратилась.
Я был единственным в нашей команде, кто не занимался раскопками вручную; меня считали кем-то, вроде руководителя. Присмотреть за работой, поумничать, дать дельный совет – это, пожалуйста. А раскапывать землю в поисках военных безделушек – увольте, ни за какие коврижки. Наверное, не только интерес к археологии, но и высокая успеваемость в университете позволили мне изучать историю в рамках моей работы. Историки кубанского университета археологии с сарказмом отнеслись к моей персоне, когда я впервые появился в его стенах. Но после кратковременной работы приняли беспрекословно.
Они предложили заняться античностью, но я посвятил себя Великой Отечественной войне. Проводил раскопки вблизи родного края, уезжал далеко на Кавказ. Вспоминались слова покойного деда: «Сколько бы ты не колесил по стране, внучок, на Кубани останутся тайны, которым вряд ли найдется объяснение».
Мой дед служил в рядах Советской армии, когда наши прорывали оборону «Голубой линии». Если б не шальная фашистская пуля, он бы еще радовался новому миру.
Войну я изучал на протяжении двух лет. Но еще ни разу мне не довелось отыскать что-нибудь выдающееся. Находил патроны, гильзы, осколки от взрывчатки. Бывало, выкапывал парочку орденов и медалей, но ничего более ценного не попадалось. В таком темпе я работал каждый день.
В институте меня в шутку называли «археолог по мелочам». Платили, кстати, соответственно. Иногда я обижался. Потом вспоминал дедушкины слова, снова отправлялся на раскопки.
Со мной работали два мешковатых студента Лешка и Митяй. Я нашел их в толпе добровольцев, желающих подзаработать. Но после первого рабочего дня пожалел об этом. Лопаты ребята в жизни не держали, а когда приступали к работе, учиняли такой бардак, что расхлебать потом было трудно. Но все же не из-за них меня преследовали неудачи. Студенты работали как могли. Учитывая небольшую разницу в возрасте, обращались ко мне только на «вы». Начальник все-таки.
В самый разгар рабочего дня солнце пекло с такой силой, что я был вынужден спрятаться в палатке. Мне вообще не нравилась Тамань. Что море грязное, как после бури, что местные жители смотрят на тебя как на дикаря. В палатке я настраивал радиоприемник. Просто так, от нечего делать. На столе шипел стакан минералки со льдом, рядом смята колонка с кроссвордами. На кушетке «грузился» ноутбук.
Раскрутив панель радиоприемника, я услышал шаги возле палатки.
– Игорь Петрович! – голос Митяя. – Разрешите?
Недолго думая, я повернулся
– Заходи.
В палатку вошел паренек ростом под потолок с почти идеальной осанкой. Митяй разгладил длинные кудри, снял с головы мокрую повязку. Протерев вспотевшие очки, он внимательно посмотрел на меня. В молодых глазах искрилось удивление. Во мне разгорелось любопытство.
– Как работается? – поинтересовался я, видя, что парень немного подустал. – Солнце сильно печет?
– Ерунда, – отвечал Митяй. – Мы кое-что нашли, Игорь Петрович.
За что мне нравилась моя бригада, так это за то, что на них всегда можно положиться. Митяй слова лишнего никогда не скажет, не обманет, не украдет. Насчет его приятеля я пока сомневался.
Митяй вынул из кармана маленький сверток.
– Совсем с головой не дружишь? – нахмурился я, забирая его. – Ты же сломать мог!
Развернув черную ткань, я увидел четыре сияющих предмета. Чистые, без остатка земли (надо отдать должное ребятам) медали засеребрились на ладони. Одна из них в форме круга, в центре которого гласило «Отечественная война». Другие три походили на ордена с изображениями героев-бойцов. Ниже указывались даты, разглядеть которые мне не удалось.
– Неплохо, – я довольно улыбнулся. – Где вы их нашли?
– Выкопали,- отвечал Митяй. – Лешка вообще хотел их выбросить. Подумал, старые запчасти. Хорошо я догадался их осмотреть.
С довольным видом я рассматривал находку. Чувствовал, как просыпается льстивая гордость. Да такая, что я даже не подумал, сколько они могут стоить.
– Интересно, – с любопытством проговаривал я. – Кому они принадлежали?
– Вряд ли их обладатель жив, – заметил Митяй, вскидывая брови. – Задача выполнена.
Я задумчиво поджал губы, посмотрел на него.
– Это все?
– Не совсем, Игорь Петрович, – замялся студент. – Лешка нашел парочку советских монет. Но какой от них сейчас толк?
И то правда. Никакого.
Я аккуратно сложил медали на стол, достал кисточку, чтобы вычистить остатки грязи. Митяй нерешительно топтался на месте, как будто хотел что-то сказать.
– Игорь Петрович, – замялся он. – Как думаете, университет заплатит за находку?
Я только усмехнулся. Ну нет в нем ничего святого!
– В лучшем случае. А в худшем отправят куда-нибудь в Сибирь на поиски замерзших пингвинов. Или же найдут хозяина медалей, что, впрочем, маловероятно.
Снаружи снова раздались шаги, больше похожие на бег. Я отложил находку в сторону. Палатка задрожала. Внутрь просунулась большая голова Митькиного напарника. Лешка выглядел здоровее и сильнее жилистого друга, но в уме ему намного уступал. Словом, толстый и жутко бестолковый. Носил коричневую панаму, под засаленной футболкой прятал солидное брюшко. Его всегда можно узнать по неуклюжей походке, а еще когда он все время подтягивает широкие бриджи. Митьке я доверял больше, чем Лешке, хотя оба работали как попало.
Зато в воспитанности Лешке не было равных.
– Извините за беспокойство, Игорь Петрович,- промычал Лешка. – Совсем забыл постучаться.
Я улыбнулся.
– Ничего, старина. Как видишь, ты у меня не первый.
Лешка немного помялся у входа, ткнул пальцем на улицу.
– Там торгаши приехали. Что прикажете делать?
– Торгаши? Какие еще торгаши?
– Торговцы антиквариатом, – объяснил он. – Или, может быть, скупщики.
Я сморщился от недовольства.
– Гони их к чертовой матери! – проворчал я. – Только этих нам не хватало!
– Я им сказал, что это закрытая территория, – сказал тот. – Но они какие-то наглые. Просили начальство позвать.
Я вскочил с кушетки.
Учитывая Лешкину бестолковость, не грех предположить, что к нам с утра нагрянула проверка или, что хуже, милиция. А разрешение на раскопки я по глупости оставил дома.
– Ты уверен, что это торгаши? – поинтересовался я, не спеша выходить. – Может, менты?
– Нет. Я торгашей узнаю на расстоянии.
– Точно?
– Как пить дать.
Я вышел из палатки, прихватив на всякий случай паспорт и водительские права. В данный момент, это все документы, которые я взял с собой.
Я зажмурился от ослепительного света, не заметив крошечную «ниву-шевроле», проезжавшую вдоль раскопанной земли. Машина наехала на инструменты. Таинственный водила поймал мой рассерженный взгляд, потом остановился. Я выжидающе наблюдал, пока наружу не высунулись двое.
Один из них, судя по наружности, представлял собой известного артиста. Одет в черный смокинг, украшенный симпатичным галстуком, глаза скрывали темные очки в золотой оправе. В одной руке он сжимал трость, а другая пряталась под кожаной перчаткой.
Руки у него нет, что ли, одной? Ну кто станет носить перчатки по такой жаре?
Человек был невысок, носил маленькую бородку, сквозь которую еле-еле проглядывала седина. Головным уборам предпочел шляпу. Черную, нечто похожее на ковбойскую. Незнакомец деловито размахивал тростью, слегка покачивая головой.
Иностранец. Иначе и быть не может.
Другой таинственный визитер выглядел скромнее.
Среднего роста, одет в бежевую футболку, джинсы и бейсболку. На лицо вылитый москвич, хотя я не особо в них разбирался. Судя по манере двигаться, человек любит пафос, но никакой агрессии я в нем не заметил. Он слушал плеер, заняв уши рок-н-роллом. Его спутник беспечно прогуливался по местности.
Я подошел к машине, сохранив недовольное выражение лица.
– Добрый день, молодые люди, – обратился к ним я. – Объясните, на каком основании вы здесь припарковались?
Мужчина в шляпе косо на меня посмотрел, а пижон в кепке только кивнул ему.
– Вам было сказано, что территория закрыта?
– Я хочу поговорить с руководителем этой песочницы, – дерзко заявил парень, размахивая руками. – Я и мой коллега.
Он указал на иностранца.
– Это я и есть, – я покраснел от недовольства. – Но ничего от этого не изменится. Вам было приказано уехать.
Мужчина в кепке просиял, протягивая мне руку. Его приятель осторожно подвинулся к нему.
– Что ж вы сразу не сказали? – уголки губ разошлись в фальшивой улыбке. – Вы-то мне и нужны. Меня зовут Николай Шинников, а это, – он указал на иностранца, – историк, мой драгоценный друг, гость из Германии Аристарх Кинслер.
Я пожал парню руку, именуемого Шинниковым. а иностранец только коротко кивнул. Меня это отнюдь не смутило.
– Это ничего не меняет, – повторил я. – Если вы не заметили, мы здесь работаем. И о своем визите лучше предупреждать заранее.
Немец поднял голову, снял очки. Стоило мне взглянуть в золотисто-карие глаза, картина понемногу прояснилась: ему явно здесь не нравилось.
– Прошу меня, пожалуйста, извинить, – с акцентом заговорил Кинслер. – Я прибыл издалека и еще не усел привыкнуть к России. Меня, как историка, заинтересовала Кубань. Мне крайне любопытно побывать в местах, где больше половины века назад мои предки завоевывали ваши земли.
Я чуть не плюнул ему в физиономию. Но из тактичности мягко улыбнулся. Меня бесило в нем практически все, не только глупое тщеславие. Он был одним из тех, кто до сих пор смотрел на нас с презрением, чувствуя себя владыкой мира.
– Мой друг в восторге от вашего края, молодой человек, – лживо оскалился Шинников. – Можно узнать ваше имя?
Тут, наконец, я опомнился.
– Извините, совсем забыл представиться, – пролепетал я, глядя, как немец внимательно меня изучает. – Игорь Капранов. Я вообще-то принял вас за торговцев.
– Не хочется вас разочаровывать, но мы действительно торговцы, – Кинслер достал из кармана серебряный футляр, где лежали сигареты. Одну оставил, а другую предложил мне. – Угощайтесь.
Я закурил, поблагодарив немца за любезность. А он тем временем продолжал:
– Мы занимаемся куплей антиквариатов и исторических ценностей, найденных в России. Я и мой коллега Николай.
Рановато я начал ругать Лешку.
– Боюсь, ничем не смогу вам помочь, – отвечал я. – Я не занимаюсь продажей своих находок.
– Разве? – немец недовольно вытянулся. – Думаю, мы сможем заключить хорошую сделку.
Я отрицательно покачал головой.
– Не думаю, что что-то получится. Все находки принадлежат университету археологии. Каждая песчинка отправляется туда.
– Мы все понимаем, Капранов, – заговорил Шинников. – Неужели вы думаете, что о сделке кто-нибудь узнает?
Я презрительно прищурился.
– Сделка не состоится, ребята, – решительно сказал я, выбрасывая сигарету прямо у их ног. – Я не тот, кто вам нужен. За годы своей работы в археологии я не нашел ничего стоящего.
– Неужели? – немец недоверчиво огляделся по сторонам. – Хотите сказать, что не находили ничего ценного?
Я открыл было рот, чтобы заново им солгать, как тут из палаток высунулись Митя с Лешкой. В руках толстяк держал сверток, с интересом разглядывая находку.
В отчаянии я схватился за голову. Начал проклинать ребят за их тупую выходку.
Кинслер довольно усмехнулся, глянул на остаьных.
– Что ж вы нас обманываете? А говорите, не находили ничего…
Митя и Лешка поравнялись со мной, не совсем понимая, что происходит. Я окинул парней испепеляющим взглядом, а немец тем временем потянулся к свертку.
– Можно взглянуть?
Я нехотя его развернул. Кинслер впился глазами в сияющие медали. Его напарник присоединился к нему. От жадности у них чуть не брызнула слюна. Видимо, торгаши уже примеряют их к кошельку.
– Замечательно, – мечтательно проговорил Кинслер. Глаза его загорелись. – Именно то, что я искал.
– Они не продаются, – сказал я. – Это собственность археологического университета.
Митяй толкнул меня в плечо, но я лишь отмахнулся.
– Вы не дослушали, – настаивал немец. – Я хочу предложить за них десять тысяч долларов. Сомневаюсь, что университет заплатит вам больше.
У меня отвисла челюсть. Я не поверил своим ушам. Мои подчиненные вспыхнули от счастья, подумав, наверное, что ослышались.
Шинников захихикал.
– Десять тысяч, друзья, – осклабился он. – Маловато будет?
Я представил, что смог бы купить на эту сумму… и желаниям не было предела. Мне безумно хотелось их заполучить. Десять тысяч долларов… Какая там археология! Такие деньги вертятся вокруг! Я же тогда куплю новую машину. А лучше… лучше поеду на международную конференцию археологов в Чикаго.
Тихий шепот Митяя вернул меня в реальность:
– Соглашайтесь скорее! Вы не понимаете, как нам повезло!
– Молчал бы уже! – огрызнулся я. – Как обычно все испортили!
И, позабыв о соблазнительных перспективах, я вновь обратился к торговцам.
– Сделки не будет, – твердо повторил я. – Медали не продаются.
Кинслер удивленно вылупился на меня. Губы его напарника мрачно опустились. Митя и Лешка ошеломленно переглянулись. Или мне показалось, но сейчас они готовы были выбить мне все зубы.
– Я не ослышался? – возмутился немец. – Вы отказываетесь?
– Совершенно верно, – отвечал я. – Найденные награды я продавать не буду. А теперь попрошу вас уехать.
Кинслер сделал шаг вперед, в упор посмотрел на меня.
– Вам денег мало, Капранов? Так я могу дать еще.
– Они не имеют значения. Я бы все равно вам их не продал.
Теперь взбесился не только он. Шинников встал рядом с приятелем, сверкнув алчными глазенками
– Вы не понимаете, от чего отказываетесь! – сухо произнес Кинслер. – Деньги в машине. Мы рассчитаемся и сразу же уедем.
Я поймал умоляющий взгляд команды. Почувствовал тяжесть немецкой руки, которая легла мне на плечо. Шинников напрягся.
– Соглашайтесь, – повторил иностранец. – Другого шанса не будет.
И знаете, что я ответил?
– Нет, ребята, – сказал я, пряча ценности в карман. – Сделка не состоится. История не продается.
На последнюю фразу Кинслер отреагировал как на кипяток.
Глаза его злобно вспыхнули, он потянулся за тростью. Маленькая палочка поднялась вверх, уткнулась мне в грудь.
– Ваша поганая история умрет точно так же, как и все вы,- презрительно бросил немец. – Ничтожества!
Лешка шагнул вперед, выставляя кулаки. Митяй последовал его примеру.
Я загородил собой ребят, чтобы не началась драка. Со временем они успокоились.
Немец усмехнулся.
– До встречи.
Кинслер с Шинниковым вернулись в машину и уехали восвояси.

.2.

Мне никогда не нравились клубы.
Много шума, да и воздух там не первой свежести – накурено, как в каптерке. Музыка бьет по ушам, а обслуга не блещет хорошими манерами. А сегодня я поехал в один из самых модных клубов Краснодара, чтобы встретиться с девушкой. Любимой, если кто не понял.
Мою длинноногую красавицу звали Мариной. До нашего двухлетнего юбилея я считал, что мне дико повезло. Познакомились мы в галерее абстрактной живописи. Нет, вы не подумайте… туда я попал, разыскивая однокурсника. Тогда я оканчивал институт, пытался найти подходящую работу. Марина училась на педфаке в Майкопе. Как выяснилось, она увлекалась искусством. А в живописи я разбирался не больше, чем в квантовой физике. Но все же девушка мне сразу приглянулась.
Мы стали встречаться чуть ли не каждый день. Наши отношения не ограничились походами по ресторанам и сексом на природе. Я вовсе не собирался сворачивать горы – просто хотел подарить ей капельку счастья. Ну а потом влюбился. Мы даже жить пытались вместе. До той поры, пока грязные носки и горы немытой посуды все не испортили. В итоге я решил, что жениться пока рановато. Не готов еще к семейной жизни.
Сегодня опять планировалась встреча. Тут может быть только один вариант: мы сначала сильно поругаемся, а потом поедем ко мне «мириться».
Домой я приехал как только расплатился с ребятами. Марина позвонила уже к вечеру, сказав, что хочет встретиться. Я ждал в клубе «Небеса» за последним столиком. Между пальцев дымилась тоненькая сигарета, другая рука держала стакан вишневого коньяка. Пить, на самом деле, не хотелось. С самого вечера меня начали терзать сомнения. Я почти пожалел, что не продал медали. Лешка с Митей со мной не разговаривали. И только из-за страха потерять работу не обозвали меня болваном.
Ко мне подошла официантка, бросив меню на стол. К тоненькой книжке прилагалась газета, которую я сразу принялся читать. Просто так, от скуки.
– Хотите чего-нибудь еще? – зевнула девушка.
– Нет, спасибо. Я лучше еще чего-нибудь выпью.
Я заказал кофе с кексами. Это на случай, если Марина приедет раньше. А сам продолжил листать газету. Улыбнулся от парочки анекдотов, пробежался по колонке новостей. Остановился на объявлении внизу страницы.
«Состоятельный коллекционер из Краснодара заплатит сто тысяч долларов за юбилейную медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг».
Ниже указывался номер телефона и краткое описание награды.

Юбилейная медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» — государственная награда России и Казахстана, учреждённая Законом Российской Федерации от 7 июля 1993 года по поводу ознаменования 50-летней годовщины Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов и признанная юбилейной медалью Республики Казахстан на основании Постановления Верховного Совета Республики Казахстан от 26 октября 1993 года № 2485-XII

Я усмехнулся, отложив газету в сторону.
Кому захочется продавать раритет, когда его сейчас не сыщешь? Да еще и богачу, любителю «поиграть в войну»…
Я потянулся за новой сигаретой. Тут внезапно прозвучавший голос оторвал меня от мыслей.
– Нашел что-нибудь интересное?
Улыбка расползлась по лицу.
За столик села как всегда очаровательная Мариночка.
Каштановые волосы и скромные глазки порой толкали меня на глупости. Ради них я бы сделал что угодно. Иногда она могла поддаться притворству, и начинала играть со мной, как кошка с мышкой, пытаясь быть властной и твердой. И всякий раз у нее это плохо получалось. В моменты, когда она переставала быть доброй и нежной, я всегда начинал подшучивать. И Марина становилась прежней. Я был в восторге от ее строгой фигурки, аккуратных очертаний губ, которые вмиг становились притягательной улыбкой.
Как, скажем, сейчас.
Я слегка коснулся ее руки. Поцеловал.
Марина не ответила. Сегодня она была холодна, как в последний раз, когда мы серьезно повздорили. И меня это слегка обидело.
– Ничего такого, – ответил я, спрятав глаза. – Просто мусор.
– Прости, что опоздала, – теперь она смотрела куда-то в сторону. Меня это насторожило. – Я хотела с тобой поговорить.
Я взял со стула букет белых роз, который купил час назад. Протянул ей.
Марина слегка покраснела, нехотя забрала цветы.
– Спасибо, – она с трудом выдавила улыбку. – Это в знак того, что ты соскучился?
– Именно, – сказал я. – Я действительно очень соскучился.
Марина покосилась на чашку кофе, потом вопросительно взглянула на меня.
– Это тоже мне? – вопрос оказался глупым.
Я кивнул, подвинув кофе ближе к ней.
– Угощайся.
Она отпила немного, как-то странно улыбнулась мне. Улыбка отчего-то мне не понравилась.
– Игорь, нам нужно расстаться.
Я невольно рухнул на стул. Грудь сжалась от боли.
-Ты серьезно? – я внимательно посмотрел на нее.
Марина замолчала. Улыбка исчезла с лица.
– Да, я серьезно. Нам больше не стоит быть вместе.
Странно… У меня возникло острое желание вскочить со стула и закричать. Закричать, потребовать объяснений. Мысли как-то совсем не клеились. А уж логика тем более. И было больно… чертовски больно.
– Почему? – воскликнул я, опасаясь, что крик превратится в плач. – Почему?!
– Мне уже двадцать один год, Игорь. Я скоро закончу институт, начну работать. Нужно думать о семье.
– Малыш, я тебя не понимаю. Я разве против?
Голос сорвался.
– Семью? – наконец она обратила ко мне взгляд.- С тобой? Что ты можешь мне предложить, Игорь?
У меня отвисла челюсть. Никогда раньше такого не слышал. Я промолчал.
– Ты живешь мечтой, Игорь. Рыхлишь землю, ищешь раритеты, называешь себя «историком». Я понимаю, тебе это нравится, но… твоя работа не приносит денег.
– Это сейчас не приносит! – рявкнул я так, что посетители обернулись. – Ты думаешь, я не смогу подняться?
Ее губы искривила едкая усмешка.
– Все возможно, дорогой. Только ждать я не намерена. Прости.
Она отложила цветы, подаренные мной, поспешно вышла из-за столика. Прошла через толпу танцующих, а дальше прямо к выходу. Я смотрел на это, как редкостный параноик, не в силах ничего сделать.
Потом меня словно переклинило – я побежал за ней.
Марину поймал у самого выхода, вцепившись ей в плечо.
– Остановись! – шепнул ей на ухо. – Пожалуйста…
– Не надо, Игорь, – спокойно попросила Марина. – Между нами больше ничего не может быть.
Внутри меня все сжалось. Я чувствовал, как грудь разрывается от боли.
– Пожалуйста! Не надо…
Марина вырвала руку, каблуки стремительно унесли ее прочь. Я беспомощно глядел ей в спину, боясь зареветь. Достал мобильный, открыл телефонную книгу.
Зачем я это делаю?
Пальцы пробежались по клавиатуре. Я приложил телефон к уху. Абонент вне зоны обслуживания. Мог бы и сразу догадаться.
Разозлившись, я вернулся в клуб. Официантка кружила вокруг моего столика, выискивая меня глазами.
– Молодой человек, вы отлучались? – спросила она.
Я кивнул.
– Мне показалось, вы ушли, – девушка поджала губы. – Что ж…
– Мне сейчас расплатиться? – мне хотелось, чтобы она поскорее отстала.
Официантка чуть не подпрыгнула.
– Нет, нет, что вы! Отдыхайте на здоровье!
Она развернулась, через пару секунд ее как не бывало.
Я схватил стакан с остатком коньяка. Голова кружилась и без него, но все-таки немного не помешает. Я залпом проглотил содержимое. Схватил бутылку и допил все, что оставалось.
В помещении барабанила музыка, а я слышал лишь собственное сердцебиение. Алкоголь приятно растворился в крови, мне до смерти захотелось танцевать. Но только я попытался это сделать, как ноги сразу же подкосились. В голове случился неожиданный круговорот. Я рухнул на стол.

Ударившись подбородком, я почувствовал, как сводит желудок. Глаза по-прежнему закрывались. Когда я пытался сделать какое-либо движение, меня резко отбрасывало в сторону.
Как же паршиво!
Боль в расколотом сердце пульсировала несколько тише, но я все равно ощущал ее. Всем телом, каждой клеточкой, особенно, когда пытался вздохнуть.
В стельку пьяный я перебрался на другой стул. Невидимая сила потянула меня назад – я оказался под столиком. Видеокамера, которой сейчас стали мои глаза, завертелась. Было непросто что-либо разглядеть – одна размытая масса. Я схватился за голову.
Потянулся рукой к столу, но снова упал и остался лежать, пока не услышал рядом шаркающие шаги.
Надо ухом прозвучал приятный женский голос:
– Мужчина, вам плохо?
И я выплеснул на нее всю злобу.
– Пошла к черту!
Послышался недовольный визг. Шаги стихли. Меня, наконец, оставили в покое.
Камера не меняла направления. Она только двигалась и извивалась. Я беспомощно взмахивал руками, шлепая ногами по полу. Глаза вернулись в прежнюю позицию.
Спать больше не хотелось.
– Слышишь, мужик, шел бы ты отсюда!
Я даже не обернулся.
– Проваливай давай!
До меня доносилось множество голосов и оскорблений, но я не обращал внимания. Слова превращались в меж пространственное эхо, а затем затихали вдали от моих ушей.
– Если ты не уберешься отсюда, я позову охрану! Или сам тебя вышвырну!
И снова женский голос:
– Вы что, не видите, он пьяный?! Зовите охрану…
Ага, как же. Пускай попробуют.
Когда я попытался встать на колени, чей-то каменный кулак мигом полетел мне в нос. Я впервые ощутил, как ломается кость, лопаются сосуды. Кровь забрызгала пол-лица. Я взвыл от боли, пронзившей голову. Опрокинулся назад.
– Осторожней! Зашибешь еще!
– Куда уж там!
Второй удар.
Боль схватила в области печени. Я только жалобно взвыл. Кричать не было сил.
– Хватит! Еще и ногой!
– Что с ним сделается?!
Неожиданно во мне стали просыпаться силы. Слегка отрезвев, я уже мог нормально ориентироваться.
Надо мной стояли двое головорезов. Один – в черной жилетке и джинсах, лысый с бутылкой пива в руках, другой – чуть пониже, блондин в пляжном костюмчике. Он всеми силами пытался остановить лысого.
– Мужик, ну не надо…
– Отойди!
Я поймал очередной удар в левую ягодицу, который ничего не стоил по сравнению с предыдущими. Но в этот раз я устоял.
Побитый, с расквашенным носом, я харкнул лысому в лицо.
– Что же это такое?! – завопил блондин, хватаясь за голову.
Лысый в бешенстве завопил, вытирая лицо. Я подскочил к столику, схватился за ножку стула. Головорез снова повернулся ко мне, чтобы ударить. Размахнувшись, я угодил ему в лоб деревянной ножкой.
Треснули стаканы, все посыпались на шоу.
Я не совсем соображал, что делаю, но все следующее время размахивал сломанным стулом из стороны в сторону, пока меня не окружила толпа народа. Через нее с трудом протискивались охранники.
Настал конец моим приключениям.
– Уберите его отсюда! – закричала какая-то женщина.
– Больной совсем!
– Псих!
Охрану я ждал недолго. Ко мне примкнули четверо молодых людей в костюмах. Остановились, с опаской поглядели на меня.
Я улыбнулся, как чеширский кот, затем выбросил стул.
Ребята вмиг подвинулись ко мне. Скрутили руки и потащили к выходу. Сопротивляться я почти не пытался. Или спиртное вновь дало о себе знать или же понял, что бесполезно делать это.
Меня пронесли к выходу. Терраса встретила меня грязным асфальтом и несколькими бутылками из-под пива. Не было сил встать, тело болело, словно его ножом покромсали. Я закрыл глаза. Всего лишь на минуту.
В голове всплыла кабанья физиономия лысого, который избил меня в клубе. Я со злорадством осознал, что сейчас ему гораздо хуже.
Я вытер кровь, сочившуюся из носа.
Это была еще одна причина, из-за которой я не любил ходить в клубы.

.3.

Просыпаться было не только нелегко, но и мучительно больно.
Нечасто у меня такое бывает: просыпаешься и не понимаешь, где ты. Голова то кружится, то болит, во рту суховатый привкус, словно песка объелся. Суставы хрустят, давая понять, что прошлой ночь не все кости остались целы.
Не помню даже, как умудрился уснуть. Но, судя по тому, какой я сейчас «красивый», все-таки уснул.
Открыв глаза, я таки удивился. Надо мной кружилась шарообразная люстра, с которой пыль не стряхивали как минимум года два. Да, да, именно кружилась! Хотя… Что-то мне подсказывает, что это все коньяк виноват. Взгляд перемещается в сторону. Вижу старый сервант с хрустальной посудой и глиняным подсвечником. Смотрю дальше – натыкаюсь на телевизор. Ничего особенного, цветной – и то хорошо. У меня дома такой же. Чуть выше висит икона божьей матери Марии, а рядом две фотографии молодой женщины и мальчика лет 5, широко улыбающегося в кадре.
Оторвавшись от снимков, я встряхнул головой.
Куда же меня занесло? Ну на фига было столько квасить?!
Тут я вспомнил, из-за чего начал пить – в голове вертелись ее последние слова. Сердце убийственно сжалось, я стал подозревать, что никогда их не забуду. «Ты ничего не можешь мне предложить, Игорь. А ждать я не намерена».
Конечно, не намерена. Денег же у меня нет!
Но почему она? Почему Марина? Она ведь любит меня…
Не всегда же я, в самом деле, буду копателем, который ищет ложки и медные бляхи. Осталось немного «подрасти». Да и черт с ним! Я потерял самое главное – потерял Марину. Она вырвала себя из моей жизни, но из сердца не вырвет никогда. Как бы мне этого сейчас ни хотелось.
Прекрасно.
Я проверил карманы. Все на месте: деньги, паспорт, ключи от квартиры и даже грязный носовой платок. Мобильный лежал в заднем кармане. Как ни странно, с утра мне ни разу не позвонили. Обычно мне звонили с работы, требовали отчет (даже в выходные!), иногда могла позвонить Марина – от одной мысли я чуть не заплакал, – а в худшем случае, старые «друзья», которым понадобились деньги.
Я щелкнул кнопкой, на дисплее загорелась картинка.
Одиннадцать тридцать. Спал как убитый.
Я попытался встать с постели, голова взорвалась адской болью. Я застонал. Ничего страшного, меньше буду пить.
Оставшись в постели, я приложил телефон к уху.
Спустя пару секунд:
– Алло.
– Митя, ты?
– Да, Игорь Петрович.
Настроение поднялось от одного его приветливого голоса. Надеюсь, он на меня не злится.
– У меня к тебе дело, – сухо сказал я. – Серьезное.
Митя кашлянул.
– В разумных пределах, – добавляю.
– Хорошо.
– Ты много знаешь о медали «50 лет Победы в Великой Отечественной войне»?
Он замолчал. Видимо, вопрос поставил его в тупик.
– Знаю, звучит неожиданно, – поправился я. – Но мне очень нужно знать.
– Что-то, может, и слышал, – отвечал Митя. – Ее вручали в девяносто пятом году, если не ошибаюсь. После развала Советского Союза. А зачем она вам?
Сердце наполнилось надеждой.
– Митя, мне нужна эта медаль! Объяснить пока не могу, но она мне просто необходима!
Митя только усмехнулся. И я понял, почему.
– А от меня вы чего хотите?
– Найди ее, пожалуйста! – умолял я.
– Где же я ее найду? – недоумевал он. – Не из земли же выкапывать. Такая штука есть у каждого дедули. Тут я ничем не могу помочь.
Я подождал. Набрался терпения. Уговорить его будет непросто. Плевать он хотел, что я плачу ему деньги. Он ни за что не возьмется за это дело.
– Может, ты передумаешь? Я хорошо тебе заплачу.
– Как же! – фыркнул Митька. – Вам когда предлагают большие деньги, вы поему-то отказываетесь. Я не хочу. Не буду ввязываться в это дело. Это не входит в мои обязанности.
Со злости я стиснул зубы. Рука вцепилась в телефон.
– Если я расскажу, зачем она мне, ты поможешь?
Ответ меня поразил.
– Нет, Игорь Петрович. Не вижу смысла.
– Ты даже не выслушал!
– Вы – историк, вот и занимайтесь этим сами.
Внутри меня что-то забурлило. Ненавижу унижаться.
– До свидания, Игорь Петрович, – веселым и непринужденным голосом попрощался Митя и живо повесил трубку.
По правде говоря, другого я и не ожидал. Теперь все: помощи ждать не от кого. Лешке звонить бесполезно. Даже этот увалень не согласится мне помочь.
Что ж, спасибо вам, ребята!
С трудом поднявшись с кровати, я подошел к окну. Слегка отодвинул занавеску. Передо мной расстилалась совершенно незнакомая местность. Улица походила на маленькое село, окруженное голым полем. Поблизости тускнели затхлые бараки и парочка частных домов. Кругом царила беднота, такая, что можно возрадоваться от собственной жизни. В очередной раз задался вопросом: куда же я попал?
– Уже проснулись? – послышалось позади, когда в ответ на вопрос я услышал скрипучие шаги.
Я чуть не подскочил от неожиданности.
Нежный голосок принадлежал приземистому старику, одетому в коричневый халат. Дедушка лет восьмидесяти застыл в дверном проеме, приветливо улыбаясь. Деловито почесал лысину, вокруг которой прорастала блестящая седина.
Старик протянул костлявую руку.
– Доброго вам утра.
Я удивленно покосился на деда, полагая, что он не совсем здоров. Но ответил тем же.
– Здравствуйте, – неуверенно бросил я. – А… а вы кто? И как я попал сюда?
Вместо ответа на вопрос дедушка принялся заправлять постель. Двигался он еле-еле, оттого казалось, что прожил он на своем веку как минимум лет сто. Худощавые руки дрожали, а передвигался он, похрамывая на левую ногу. Это еще ничего, но мне все время казалось, что старик вот-вот откинет лыжи.
– Вам было нехорошо прошлой ночью, – говорил дед, хмурясь. – Вас били…
В голове вспыхнула картина вчерашней драки. Мне вспомнился сломанный нос, который теперь вовсе не болел.
– Да, я помню, – прищурился я. Мне стало стыдно перед пенсионером. – А что случилось потом? Простите, я мало что помню.
Скрипнув ногами по полу, старик присел на собранную кровать. Я опустился рядом.
– Я подобрал вас на дороге, – пояснил он. – За вами должна была приехать милиция.
Я поежился. Страшно представить, что бы со мной сделали менты!
– Спасибо вам огромное, – поспешил сказать я. – Правда, спасибо. Не знаю, что со мной было, если бы не вы.
Дед широко улыбнулся, обнажая пустые розовые десна. Мне стало тошно.
– Давайте спустимся вниз, выпьем чайку, – предложил он. – Кстати, зовут меня Николай Иванович.
– Игорь Капранов, – представился я. – Рад знакомству.
Сказать «рад знакомству» человеку, спасшему меня от безумной пьянки – не самый разумный поступок в моей жизни, но в целом правильный.
Потому и от чая я не отказался. А почему нет? Вряд ли у него часто бывают гости.
Николай Иванович пригласил меня на кухню. От предыдущих комнат она мало отличалась. Грязная, пропахшая котлетами, с радиоприемником на окошке. На столе печалилась ваза с ромашками, на печи кипел зловонный отвар.
Маленький домик, в котором он жил, съела разруха. Желтые стены, неубранный двор, охраняемый доброй дворняжкой, живописный пейзаж безлюдной местности, среди которого не слышно и собаки. Я так и не понял, в каком это районе, но Николай Иванович пообещал, что покажет мне дорогу.
Усадив меня за стол, старик засуетился, приготовил чай. Поставил банку варенья и поднос с печеньем. А сам накинулся на яичницу.
Это может прозвучать странно, но меня потянуло с ним поговорить.
– Вы здесь один живете? – поинтересовался я, взяв чашку.
Николай Иванович с непониманием взглянул на меня.
– У вас есть жена? Дети? – уточнил я. – Внуки…
– Нет, – покачал головой Николай Иванович. – Один я живу. Уже давно.
– Один? – удивился я. – Все время?
Дедушка пожал плечами. Тоски в его глазах я не наблюдал.
– Жену я потерял еще в сорок шестом, – сказал он, опустив глаза. – Ее одолел рак. А детей у нас никогда не было.
Я стал догадываться, что краснею. И уже пожалел, что задал этот вопрос. Старик насупился, потерял к беседе интерес.
– Простите, я не хотел…
– Не стоит, Игорь, – неожиданно его глаза столкнулись с моими. – Мы оба совершаем поступки, о которых жалеем. И так случается с каждым.
Я вздрогнул. От такого тяжелого взгляда мне захотелось спрятаться под стол. Мудрейшие глаза, посаженные вглубь сплошных морщин, словно видели все грехи, о которых я даже не заикался.
Мне стало не по себе.
– Вы правы, – выдавил я, стараясь вести себя спокойней. – Где вы работали раньше?
Удачно я перевел тему. Старик заулыбался.
– По профессии – инженер. После сорок пятого работал на предприятии, которое перестало существовать после развала СССР, потом работал непостоянно. Где подвернется хороший заработок.
Я навострил уши. Одна неосторожная фраза, и я уже был готов его внимательно слушать.
– Вы воевали?
Вместо того чтобы гордо выпятить грудь, Николай Иванович смутился.
– Конечно, сынок, воевал. Вместе с Советскими войсками освобождал Новороссийск в сорок третьем, когда фрицы проклятые чуть всю Кубань не захватили. Я родился и вырос здесь, и Родина моя здесь.
– Я занимаюсь археологией, – решил поделиться я. – И немного увлекаюсь историей. Сейчас провожу раскопки на территории Тамани. Ищу все, что связано с Великой Отечественной.
К моему удивлению, старик нахмурился.
– Продаете военные раритеты? – с грустью выдавил он. –
– Нет, Николай Иванович, что вы! – его вопрос меня испугал. – Я работаю на университет археологии, все находки отправляю туда. Я люблю нашу историю, и никогда не стану продавать ее.
Старик смягчился.
– Приятно слышать. Сейчас почти не осталось молодежи, которую не интересовали бы деньги. Хотя, знаете, мы живем в такой стране, где без них нас за людей даже не считают.
«Эх, дедуля, знал бы, насколько ты прав!»
Проклятое чувство бедноты вновь защекотало мне нервы. Почему я не родился богачом, как некоторые? С родителями повезло с рождения, а вот с деньгами как-то не срослось. Я удачно поступил в университет, кое-как защитил диплом, ну а дальше кинулся работать. Причем сразу же. Никаких тебе девочек, никаких клубов…
Николай Иванович закончил пить чай, в то время как я к нему даже не притронулся.
– Интересно, наверное, археологом быть?
Я ответил правду.
– Не скрою, работать интересно, но больших денег это не приносит.
Николай Иванович назидательно покачал головой.
– Вы должны радоваться, что занимаетесь любимым делом. Я обожаю историю, – старик улыбнулся. – Вам нравится ваша работа – в счастливый человек.
Я усмехнулся. Да уж, далеко он ушел от современной жизни.
– А как же остальное? – нахмурился я. – Любовь, семья, деньги?.. без этого жизнь не построишь.
– Любовь случается с каждым, – мудро заметил старик. – Но чувство это приходящее и уходящее. Вы должны это понимать. Семью создать еще успеете – какие ваши годы… а вот деньги…
Николай Иванович осекся, будто усиленно искал ответ. И вряд ли он смог бы его найти.
– Вам меня не переубедить, – твердо сказал я.
– Не думаю, сынок. Деньги не принесут тебе счастья, как и не принесли остальным. Они могут вас только испортить, но вы не станете счастливее.
От его слов меня бросило в смех. Но из вежливости я подавил смешок, старик даже не обратил внимания.
– А что, если без денег у вас не будет ни любви, ни семьи? – говорил я. – Что, если это так? Где тогда ваше счастье, Николай Иванович?
– Вы заблуждаетесь. Сильно заблуждаетесь. Времена поменялись. Я не думаю, что богачи живут беззаботной жизнью.
– Вы просто видели их только по телевизору, – помрачнел я. – Может, вы старше, опытнее меня, но богатых я видел больше. И я бы не назвал их несчастными.
Морщины на лбу старика собрались в кучу. Он внимательно посмотрел на меня, неожиданно опустил глаза. Наверное, хотел еще что-то возразить, но понял, что бесполезно.
– Хочешь, я покажу тебе свои награды? – переводя тему, предложил Николай Иванович.
Я кивнул.
Старик вышел из кухни. Через минуту вернулся с маленьким черным футляром, запертым на замок.
– Здесь я храню все свои награды, которые получил после войны, – сказал Николай Иванович, открывая футляр. – Это единственное, что у меня осталось. Я никому их не показывал еще с пятидесятых, но вам, думаю, они покажутся интересными.
В шкатулке лежало несколько наград, прикрепленных шелковыми лентами разной формы. Среди них я заметил медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг», которая, насколько мне известно, изготавливалась из латуни. На лицевой стороне помещено выпуклое изображение Сталина в форме Маршала Советского Союза; по верхнему краю надпись «Наше дело правое», по нижнему – «Мы победили».
Дальше моего взора коснулась медаль «За оборону Кавказа». Я видел такие раньше у деда, но тогда они не вызвали у меня любопытства. Медаль изготавливалась в виде правильного круга, окаймленного бортиком с лицевой и обратной стороны. На лицевой стороне виднелись изображения танков и летящих самолетов на фоне Эльбруса, символа Кавказа, и нефтяных вышек. На обороте выделялась рельефная надпись в три строки «За нашу Советскую Родину»
– Этой я горжусь больше всего, – Николай Иванович указал на медаль, которую я рассматривал с особым вниманием. – Сколько моих товарищей тогда полегло… боюсь даже вспоминать!
– Воевать всегда страшно, – сухо сказал я, замечая, что старик снова впадает в печаль. – Мой дед тоже воевал.
– Правда? На Кубани?
– Да, – киваю, – Его убили в сорок третьем, года мы погнали фашистов из Новороссийска. Ушел, так сказать, со спокойной душой.
Я обратил внимание на очередную награду, на которой гласило «Партизану Отечественной войны». Николай Иванович, как выяснилось, прошел через огонь и воду, оставшись в живых. Медаль была первой степени, а такие вручались немногим. Это наталкивало на мысль, что дедушка мог оказаться советским героем.
– Вы были партизаном? – спросил его я, положив все на место.
Старик улыбнулся.
– Да, конечно, – он обнажил болезненные десна. – Правда, совсем недолго. Меня перевели в двадцатую дивизию артиллерийской разведки командира Ланько, и я больше не принадлежал к числу партизан. Однако награду все-таки вручили.
Я слушал историю Николай Ивановича о службе в артиллерийской разведке, продолжая рассматривать медали. В шкатулке их было так много, что разбегались глаза.
Моя рука коснулась очередного круглого предмета. Меня пробила дрожь от головы до пят, когда я увидел ее. Пальцы жадно сжали золотистую штуковину. Юбилейная медаль “50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.” сделана из томпака, на лицевой стороне красуется изображение Кремлевской стены со Спасской башней, собора Покрова на рву и праздничного салюта. Внизу изображение ордена Отечественной войны и цифры «1941-1945», по окружности лавровые ветви.
Когда я разглядывал столь драгоценное сокровище, руки неустанно дрожали. Зато внутри загорелось желание ее заполучить. Я старался не показывать восторга, насколько это было возможно. Больше не взял ни одной награды из коллекции Николая Ивановича.
Да, это та самая медаль!
Именно ее хотел заполучить некто, кто разместил объявление в газете. И собирался заплатить за нее сто тысяч долларов! А я сейчас держу в руках целое состояние и чувствую, как трепетно бьется сердце.
– Откуда она у вас? – спросил я старика.
– Получил в девяносто пятом году, – сказал Николай Иванович. – Если доживу, надеюсь получить еще и за шестьдесят пять лет.
Понятно, что ничего особенного он в ней не находил. Для меня она сейчас гораздо больше, чем часть его огромной коллекции. Мне захотелось предложить ему продать ее, но вскоре я отбросил эту мысль. Старик увидел во мне патриота чистой души, который в жизни не продаст военный раритет. А просить об этом напрямую – значит, потерять возможность приблизиться к медали. Обмануть дедулю тоже не получится. Не убивать же его, в самом деле?
Последняя мысль вызвала расстройство.
– Можно еще чаю?
Старик улыбнулся, не разжимая губ. Кивнул. И отправился за чайником.
Золотая медаль все еще блестела у меня в руках. Я сунул ее в карман, прикрыв для верности мобильным телефоном.
Когда вернулся Николай Иванович, я сделал вид, что продолжаю рассматривать коллекцию. Не знаю, много ли во мне тогда изменилось, но вора он не разглядел. Старик залил еще один пакетик кипятком. Скрипнул стул, он сел. Ободрил меня широкой улыбкой, а я сложил награды обратно в футляр.
– Спасибо вам за увлекательную историю, – поблагодарил я, стараясь сохранить непринужденный вид. Упаси Бог, если он что-нибудь заподозрит. – Можно узнать, где моя машина?
Николай Иванович повеселел.
– Она у меня в гараже, – смущенно заявил он. – Я позволил себе вчера сесть за руль. Вы не против?
– Нет-нет, – сказал я, захлебывая чай. Отчего-то мне стало страшно. Я захотел поскорей сделать ноги. – Спасибо, что не оставили ее там.
Я в спешке разделался с чаем и печеньем.
Николай Иванович проводил меня в гараж. Сердце бешено колотилось. Казалось, что он схватит меня за горло, если я сейчас же не уеду. Все это время он шел позади и молчал. В машине я опустил стекло, чтобы попрощаться.
Улыбка стерлась с лица Николая Ивановича. Он пожирал меня холодным взглядом, от которого мне стало не по себе. Мурашки защекотали спину. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать.
– Что-нибудь не так?
Его глаза сверлили меня не то с любопытством, не то с безразличием. При этом он не говорил ни слова. Как будто видит меня впервые.
Я включил зажигание, пытаясь не дрожать. На лбу выступила испарина.
Холодная рука вцепилась мне в плечо.
– Если мы еще встретимся, моя фамилия Игнатов.
Я бестолково посмотрел на него.
– Что?
– Если мы еще встретимся, моя фамилия Игнатов.
Николай Иванович разговаривал как робот, а глаза все еще жадно впивались в меня.
Я осторожно кивнул, дернув за ручник
– Спасибо, – ляпнул на прощание. – Рад знакомству.

.4.

«Удача улыбнулась мне», – думал я, когда машина пересекла поворот моей улицы.
Я почти не следил за дорогой, а вовсю разглядывал украденную ценность. Юбилейная медаль, похожая на крупную монету, из-за старости не могла столько стоить. Как не крути, а в городе не найдется большего идиота, который заплатит за нее сто тысяч. Мне небывало повезло.
Я остановил машину напротив газетного киоска. Хорошо, что он на моей улице. Там я купил «Вольную Кубань», где надеялся найти то самое объявление. Неизвестный указывал только номер телефона. По крайней мере, договорюсь о встрече.
Я пролистал серые страницы. Вот оно! Нашел! Маленькие строчки аккуратным шрифтом теснились в колонке новостей. Узнав их, я довольно улыбнулся. Достал сотовый. И тут впервые за все это время меня посетило сомнение. Мурашки пошли по телу.
Что же я делаю?
Продаю историю нашей Родины, которая принадлежит моему деду и моему народу! Зачем?
Рука машинально щелкнула «вызов» Я вслушался в гудки. Сердце сбивчиво стучало.
– Я вас слушаю.
Голос оказался сиплым, немного прокуренным. Человек на линии закашлялся.
– Здравствуйте, – только и сказал я. Голос оборвался.
Я не знал, какие слова подобрать. Мне было тяжело оторваться от мыслей, ведь все они пробуждали коварную и непостоянную совесть.
– Я вас слушаю, – нетерпеливо повторил человек, и я вздрогнул. Голос вернул меня в реальность.
– Я звоню по объявлению, – выдавил я, оборачиваясь по сторонам. Рядом ни души. – По поводу медали.
Молчание повисло на линии. Незнакомец зашептал:
– Вы, случаем, не с городского звоните?
– Ни в коем случае! – отвечал я. – Я с мобильного.
– Замечательно, – собеседник смягчился. – Меня зовут Михаил Геннадьевич Бабаев.
– Очень приятно, – отвечал я, назвав ему свое имя. Никогда раньше не слышал о местных бизнесменах с фамилией Бабаев. И вообще, вряд ли он работает наравне с законом.
– Пишите адрес.
– Так сразу? Может сначала…
– Пишите адрес, молодой человек! – приказал Бабаев. – Скорее!
– Хорошо.
Но писать я ничего не стал. Только отложил в памяти название улицы и номер дома.
– До скорой встречи, – я повесил трубку.
Газета отправилась в мусорный бак. А я – за руль нелюбимой «семерки».
Шикарный особняк в центре Ставропольской как-то сразу привлек мое внимание. Тяжело не заметить трехэтажные апартаменты, огражденные со всех сторон. Перед домом виднелась чистенькая лужайка, там дежурила охрана, а во дворе бассейн с парочкой мангалов для шашлыков. Со двора доносилась приятная музыка.
Я припарковался подальше, чтобы не вызвать у охранников подозрения. Двинулся к дому.
У ворот меня «вежливо» встретили.
Один из плечистых парней внимательно меня осморел, а второй ткнул пальцем:
– Кто такой?
Я растерялся.
– Я к Михаилу Геннадьевичу, – пробормотал я, с трудом вспомнив, как его зовут.
– Я это понял, – оскалился охранник. – Сегодня выходной. Шеф не принимает.
Он махнул рукой, объясняя, чтобы я убирался.
– Я по делу, – не угомонился я. – Пропустите меня к нему.
– И что теперь? Знаешь, сколько таких, как ты, здесь крутится?
– Скажите ему, что приехал Капранов, – огрызнулся я. Такое невежество мне стало надодать. – Игорь Капранов.
Широкоплечий поднял брови, нехотя потянулся за рацией. Неколько секунд он разговаривал с шефом, а когда закончил, кивнул и оборвал связь.
– Проходите, – смягчившись, пригласил он.
Как по мановению волшебной палочки передо мной распахнулись ворота. Я поспешил. Мало ли что еще взбредет в голову этим недоумкам. Встав у двери, я нажал на звонок.
Ко мне вышел человек лет тридцати пяти с представительным животиком, в пиджаке, держа в руках старую книгу. Хозяин был гладко выбрит, имел привычку носить крохотные усики, что придавало ему весьма добродушный вид. На крючковатый нос падали очки в тонкой оправе, за которыми бегали глазки и в то же время внимательно меня изучали.
Человек – видимо, это и был Михаил Геннадьевич Бабаев – вскинул брови вопросительно посмотрев на меня.
– Это вы? – осторожно спросил он. Огляделся по сторонам.
– Да, это я, – мы обменялись рукопожатиями. – Вы ждали кого-то еще?
– Нет, нет. Проходите. Я вообще-то думал, что вы хотите меня подставить.
Я довольно улыбнулся. Приятно все-таки, когда тебя боятся богачи. Авось и денег заплатит мне больше, чем обещал.
Войдя в дом, я словно попал в большую галерею с несчетным количеством дверей. Отделанный керамикой коридор встретил меня прелестными картинами великих художников, начиная от Репина и заканчивая Ван Гогом. Вдоль дорожки стелился ковер из медвежьей шкуры, освещением служили декоративные свечи. Ну, просто замок какой-то!
Бабаев проводил меня в гостиную. Там мне улыбнулась симпатичная горничная, торопливо выпорхнувшая из комнаты. Я подмигнул девушке, обратил внимание на «царские хоромы».
Посреди гостиной стоял широкий телевизор, рядом тихонько играла стереосистема. С обеих сторон два дивана и четыре кресла, на каждом аккуратно сложены подушки в форме сердца. По углам несколько ценных скульптур, одна из которых напомнила мне великую скульптуру Микеланджело «Распятие». Голова Христа с опущенными глазами лежит на груди, ноги плотно скрещены. Помнится, отец рассказывал о ней.
Кое-где между скульптурами теснились барные стойки. Окна, которых в комнате не так уж много, скрыты шелковым занавесом.
– Нравится? – спросил Бабаев, явно нарываясь на комплимент.
– Очень, – признался я. – Обожаю Микеланджело.
Его губы разошлись в добродушной усмешке.
– Я про горничную, – пропыхтел толстяк. – Девчонка как тебе?
Я поднял глаза. Едва заметно улыбнулся.
– Ничего так, – лаконично заметил я. – А почему вы спрашиваете?
– Хочешь, взять ее на одну ночь? Даже не представляешь, что может эта красотка!
Я вздрогнул. Внутри проснулось чувство острой неприязни к нему. Таких подонков в городе хватало. Грязные, извращенные, и с кучей денег. Достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать. Но я презирал таких, потому что не мог смотреть на маньяков в родном городе.
– Нет, спасибо, – сказал я. – Давайте перейдем к делу.
Бабаев предложил присесть. Диваны, с виду такие дорогие, оказались жутко неудобными.
– Виски? Мартини? – предложил он, но я отказался.
– Как хотите, – сказал бизнесмен, все еще улыбаясь – Вы ее привезли?
Я кивнул. Вынул из кармана золотистую вещицу.
Глаза Бабаева широко распахнулись. Он немедленно попросил взять ее в руки. А почему бы и нет? Бизнесмен крепко сжал ее в ладони, поднес поближе к глазам. Долго рассматривал драгоценную штуковину, пока не убедился в ее подлинности.
Улыбка снова искривила его лицо – наглая и жадная до безобразия.
– Где вы ее взяли? – полюбопытствовал Бабаев. – Это же… это же она и есть!
Я только фыркнул.
– А вы думали, фальшивка?
– Честно говоря, да, – признался тот. – Меня уже пытались провести.
Я с недовольством уяснил, что все-таки ошибся. Толстяк не так прост, как кажется.
– Где вы ее взяли? – повторил вопрос Бабаев. – Или это секрет?
– К сожалению, да, – нахмурился я. – Это не имеет никакого значения. Я лишь хочу вас заверить, что приехал к вам только ради сделки.
Толстяк коротко кивнул.
– Конечно-конечно. Не мое это дело. Итак, сколько вы хотите?
Неожиданно я растерялся. Вспомнить, сколько он за нее предлагал, не удалось. Я принялся выдумывать новую сумму. И чтоб побольше!
– Сто пятьдесят, – заявил я. – В долларах наличными.
Бабаев изумленно вылупился на меня. Потом еще и рассмеялся.
– С ума сошли? Я предлагал только сотню!
– И что с того? – наглел я. – Вам ведь она нужна?
Скорчив мину, Бабаев покачал головой.
– Я не могу дать вам столько. Сейчас у меня кое-какие проблемы с бизнесом. Потому я не в силах.
Ну да, конечно! Обычно они всегда так говорят.
– Такая вещь стоит дороже, – заявил я с видом знатока, спрятав медаль. Бабаев жадно облизнулся. – Вы даже не представляете, чего мне стоило достать ее.
Его глаза еще больше загорелись. Он озабоченно схватил меня за руку.
– Постойте, Игорь… Мы можем договориться… я… не могу заплатить столько.
– Как насчет компромисса? – предложил я, поняв, что денег мне не видать.
Бабаев повеселел.
– Сто двадцать. Простите, больше не могу!
– Сто тридцать пять, – настаивал я. – И медаль ваша.
Хозяин дома напрягся. На виске выросла дрожащая жилка, пока ее обладатель нервно зафыркал.
– Вы чокнутый! – со злостью бросил он. – Сто двадцать пять!
И точка!
Я загадочно посмотрел на него. Дело сделано
– Хорошо, – на том я и решил. – Уговорили.
Бабаев довольно потер руки, алчно потянулся к медали. С каким упоением он разглядывал ее, когда в очередной раз взял в руки. И с каким недовольством косился на меня – наглеца, который требовал больше положенного.
– С вами приятно иметь дело, – льстиво отозвался бизнесмен.
Он вышел из комнаты, а вернулся с черным чемоданчиком, который положил на стол напротив моих сцепленных рук.
– Считайте, молодой человек, – сказал Бабаев. – Внимательно считайте.
Я открыл чемодан. Зеленые купюры бережно покоились внутри. Каждая стопка скреплялась бумажной оберткой. Чистые доллары лежали передо мной. Ровно сто двадцать пять тысяч.
От радости мне захотелось взвизгнуть, но я лишь скрытно улыбнулся.
Наконец-то богат!
– Я верю вам. Пожалуй, мне пора.
Бабаев засуетился.
Он помог добраться до выхода. На прощание стиснул мне руку.
– Никому не рассказывайте, – на всякий случай предупредил он. – Если кто-нибудь узнает, нас обоих упекут в тюрьму.
– Я что, похож на идиота? Наша сделка останется в секрете.
– Очень на это надеюсь, – сказал Бабаев, захлопнув дверь.

.5.

На протяжении недели мне казалось, что я попал в сказку.
Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Не знаю, случалось ли с вами такое, но я чувствовал себя властелином мира. И это касалось всего.
На постах ГАИ я давал взятки в таком количестве, что все мои нарушения стали воспринимать как должное. В ресторанах заказывал столько, сколько не съел бы на месячную зарплату. Ловил на себе взгляды прелестных девушек, которым нравилось смотреть не на меня, а на то, каким цветом икра у меня в тарелке. Порой это даже забавляло. В магазине хватал чуть ли не все подряд, лишь бы хватило сил дотащить до дома. Когда ломалась машина, смело заказывал такси и мог кататься, пока не надоест. Хоть водителя выгоняй.
В таком сумасшедшем темпе текла моя жизнь. Ну, как текла… наверное, стреляла фонтаном. О хромом старике я почти не вспоминал. Неважно, где он сейчас. Я никогда не перестану благодарить его за столь удачную находку. Пускай он не заметит пропажи, пусть не догадается, что это сделал я – когда-нибудь я обязательно его отблагодарю.
Позавчера у меня возникла странная мысль. Позвонить Марине. Не для того, чтобы снова унижаться, а только чтобы высказаться. Хочу показать этой жадной стерве, кто теперь на коне. И кого она оттолкнула.
Но это я оставил на потом.
В одном только я не изменился. Я продолжал работать, приезжая с ребятами каждый день на раскопки и каждый раз открывая для себя что-то новое. Плевать на насмешки университета. Плевать, потому что теперь я по-настоящему богат. Отыскать древнее захоронение или хотя бы ржавую мину все равно не получалось, но сам процесс меня завлекал. Потому я не сильно расстраивался.
После очередных выходных с новыми силами я поехал в Новороссийск. Из Тамани пришлось уехать по требованию университета. Начальство решило, что там искать бесполезно. Я ухал вместе со студентами.
Митя с Лешкой почти забыли о том случае с немцем. Про свою находку я даже не заикнулся. Куда уж такое им знать. Сначала от зависти умрут, а потом не заставишь нормально работать.
Мы разбили лагерь подальше от Цемесской бухты у подножия горы. Приехали рано, с трудом разбудив Лешку. Они взялись за лопаты, а я сел в палатку, надеясь, что солнце сегодня не припечет. Сегодня меня ждали записи в дневнике, которые я вел достаточно редко. Какой же я тогда археолог?
Моя писанина хранилась в архиве университета. Доступ к ней открыт лишь немногим. Иногда я позволял себе полюбопытствовать, чем занимаются коллеги. Но, к моему удивлению, войну изучали немногие. Лишь изредка попадались достойные люди, которые рассказывали о своих открытиях, а я лишь с завистью впитывал их истории, мечтая когда-нибудь достичь таких же высот.
Как я и думал, работать спокойно мне не дадут. Только я стал записывать наблюдения, как в палатку ворвался Митя. Капельки пота застыли на его щеках. Его взбудораженный вид ничуть меня не заинтересовал. Опять, небось, мусор какой-нибудь нашли
Я флегматично усмехнулся.
– Что случилось? – безо всякого интереса спросил я.
– Игорь Петрович, там кости! – автоматом выпалил Митя.
На смену смеху пришло изумление.
– Какие еще кости?
– Человека…
– Я понял, что не мамонта! – отмахнулся я. – Какого еще человека?
– Судя по форме, партизанского солдата, – впопыхах объяснял он. – По всем признакам напоминает партизана…
Я недовольно хмыкнул. Только этого не хватало.
– Ты уверен, что это солдат?
– На нем партизанская форма. Куча всяких медалей навешано… мы подумали, вам станет интересно.
Говорил Митя обрывками. До сих пор пытался отдышаться. Видимо, мертвец произвел на него сильное впечатление.
– А где Лешка? – задумчиво спросил его я. – Уже что-нибудь сломал?!
– Его тошнит немного, – смущенно признался Митя. – Что прикажете делать с телом, Игорь Петрович?
Я почесал затылок. Такое в моей практике впервые.
– Отдохните пока. Сам посмотрю.
Я схватил со стола холодную бутылку «пепси», шурша песком, выскочил на улицу.
Жара поднялась такая, чтобы с ума можно сойти. Ребята вырыли глубокую яму вблизи палаток. В нее мог запросто поместиться человек.
Я подошел поближе.
Внутри сидел Лешка, утираясь носовым платком. Увидев меня, он виновато заулыбался.
Не хватало еще, чтобы он испортил тело.
На дне покоился ссохшийся скелет в маскировочной форме. Плоть давно съедена, в некоторых местах заметны остатки кожи. Темные кости сломаны на части, партизанская форма, увешанная наградами, поблескивает в пыли. Сапоги покойника валялись рядом, босые ноги, а точнее кости, плотно спрятаны под землю. Рядом лежали маленькая лопата и грязная фуражка – головной убор солдат СССР.
Мо дед носил такую же.
– Немец? – дернул меня Лешка.
– Русский, – пояснил я, вглядываясь в труп. – Советский партизан.
Я обратил внимание на награды. На форме их столько, что я не успел толком разобраться. Странно – они крепились к партизанскому наряду. Обычно их вешают на парадный китель специально для парада.
Лешка осторожно коснулся одежды солдата. Я ненароком вздрогнул, опасаясь, что кости могут рассыпаться. Но ничего не произошло.
Лешка залез в карман грязной рубахи.
– Игорь Петрович, паспорт! – воскликнул он. На его крик вернулся Митя.
Я вскинул брови.
– Посмотри, кто он такой, – приказал я, выпивая «пепси». – Думаю, начальству это покажется интересным.
Митя спрыгнул в яму. Они засуетились.
Лешка достал документы.
– И-г-н-а-т-о-в. Тут так написано.
Банка «пепси» выпала из рук. Холодная вода прыснула наружу.
– Что ты сказал?! – я закашлялся. – Повтори!..
Лешка смотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Фамилия этого парня Игнатов, – тупо повторил он.
Я спрыгнул в обрыв, выхватил паспорт у него из рук. Меня начинало лихорадить. Пальцы по-детски дрожали.
С большим трудом я перелистывал страницы, пока не наткнулся на инициалы.
– «Николай Иванович Игнатов» – прочитал вслух Лешка. Мне стало плохо. – «Тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения…»
Меня словно ударило молнией. Я отшатнулся, медленно опустившись на земляную кучу.
– Игорь Петрович! – Митька шмыгнул ко мне. – С вами все хорошо?
Я его не слышал. В голове вспыхнула беззубая физиономия старика, его мерзкая улыбка, вечно трясущиеся руки и резкий запах изо рта. Сейчас тот самый Николай Иванович лежит погребенный в этой яме. Как раз в соответствии с его рассказами.
Мертвый партизан. Невозможно.
– Это что, такая шутка? – обезумевши, проговорил я, глядя куда-то в сторону.
– Вы о чем? – Лешка окинул взглядом иссохшее тело. – Всего лишь кости.
Ты не знаешь, чьи это кости! Не знаешь, что я украл у этого старика …
Господи, не может быть!
Руки клешнями вцепились в Лешкино плечо. От неожиданности парень чуть не упал, но я притянул его к себе.
– Ты уверен, что это… что это его паспорт?!
– Игорь Петрович, вы чего?
– Ты уверен, что паспорт ему принадлежит?! Может, кто-то просто оставил его здесь?..
Митя вырвал мою руку:
– Игорь Петрович, успокойтесь!
Я вырвал паспорт у него из рук, на что его глаза еще больше расширились. Меня утешала надежда, что настоящий Николай Иванович сидит сейчас дома перед телевизором, а тот мертвый – просто тезка. Но в паспортных данных личность Игнатова была достоверна. И мне почему-то казалось, что это он и есть.
Такого не бывает…
Сердце забилось еще сильнее.
– Что прикажете с ним делать? – спросил Митька, отвлекая меня от мыслей.
Я не ответил.
– Надо бы закопать кости, – предложил Лешка, переглянувшись с приятелем.
– Не вздумайте! – вскрикнул я, словно меня окатили холодной водой.
Спрыгнув в яму, в ноздри впился резкий трупный запах. Вонь царила еще та, но я нашел в себе силы к нему прикоснуться. Кости почти превратились в прах, я старался вообще их не трогать. Поперек пятнистой рубахи выстроен ряд золотистых наград. Я сосчитал их количество – около пятнадцати штук.
Я не нашел медаль, которую украл, – ежу понятно, что тогда ее не существовало. Бедняга погиб задолго до конца войны, пятидесятилетняя медаль появилась позже. Поэтому и Николай Иванович никак не мог покоиться в этой могиле. Солдата убили, вероятно, в конце сорок третьего, а старика я видел пару дней назад.
Сходу выдуманная гипотеза понемногу меня успокаивала. Но не до конца. Я осторожно коснулся наград на его груди и вздрогнул. Меня отвлек взволнованный голос Мити:
– Давайте снимем брюлики, – предложил он. – Их можно дорого продать…
От его слов мурашки пошли по телу.
А может, я ошибаюсь? Что если это и есть тот самый старик?
– Игорь Петрович, соглашайтесь! – подхватил Лешка, но я их не слушал. – Мы можем хорошо заработать.
Откуда тогда совпадение? Ладно, если только фамилия одинаковая – в России Игнатовых много. Но тут не одна фамилия… тут все остальное.
Я выполз из ямы, с удрученным видом двинулся в палатку. Трудно сказать, что я сейчас чувствовал. Страх, недоумение… шок. Все это никак не оправдывало желания уехать отсюда и оставить тягостные мысли кому-нибудь другому. Если б я только мог.
– Игорь Петрович! – окликнул меня Митька. Ребята ошарашено смотрели мне вслед. – Что с ним делать?
– Ничего, – на автоматизме отвечал я. Голова отказывалась работать. – И ничего не трогайте…
С этими словами я вернулся в палатку. Внутри меня ждала кушетка и исписанная тетрадь. Я прилег, вдохнув побольше воздуха, который совсем не чувствовался. Закурил. Никотин слегка ослабил волнение, но в висках все равно колотило, как после пробежки. Мысли расплывались. И я не знал, чему верить. Интуиции или здравому смыслу?..
Для верности я снова залез в воспоминания. Все происходило на самом деле – я это помню, как сегодняшний день. Проснулся пьяный в доме у Николая Ивановича, потом мы выпили чаю, он показал военные награды… Ясно, как сегодняшний день. А теперь передо мной кости того самого Николая Ивановича, погибшего больше шестидесяти лет назад!
Бред!
Ужасно то, что знаю об этом только я. Как будто уже схожу с ума…
Минутой позже мне пришла в голову одна мысль. Я попытался сразу забыть о ней, но что-то внутри подсказывало, что это нужно сделать.
Я достал из кармана мобильный, быстро вспомнил заветный номер. Потекли гудки.
«Пожалуйста, возьми трубку! – упорно шептал себе я. – Больше мне никто не поможет!»
И как же сильно я ошибался.
– Алло.
– Мариш, привет! Это Игорь!
Ее голос моментально стих. Я занервничал.
– Не звони мне, пожалуйста, больше.
– Прости, – стиснув зубы, выдавил я. – Я вынужден был позвонить. Мне нужна твоя помощь.
– Я ничем не смогу тебе помочь. И не нужно больше звать меня.
Голос прервался, на смену пришли частые гудки.
Грудь сдавило судорогой. Я застонал. Больше всего на свете мне хотелось забыть обо всем. Забыть, что видел сегодня, забыть этого проклятого старика, забыть, наконец, о Марине…
Я вскочил с кушетки и снова выскочил на улицу. Митя с Лешкой бездельничали, наверное, дожидались меня. Но я отправился к машине.
У двери меня поймал испуганный Митя.
– Игорь Петрович, вы куда? – осторожно спросил студент, переглянувшись с Лешкой. Очевидно, они уже приписали меня к шизофреникам.
– Мне нужно съездить в одно место, – уклончиво ответил я, включая зажигание. – Вы свободны на сегодня.
Я ждал, что выражение его лица изменится. Но довольная улыбка так и не появилась. Губы застыли в недоумении.
– Вы уверены?
– Конечно.
Я уехал, так ничего и не объяснив.

.6.

Память – явление непостоянное, но в данный момент я мог надеяться лишь на него.
Хижина Николая Ивановича мало изменилась. Впрочем, что может случиться с захламленным домом, огражденным рядом сгнивших досок? Ничего особенного. Но появилось еще кое-что, что меня испугало. Теперь это не тот ветхий домик, где жизнь струилась ручьем. Сейчас оттуда не слышно ни звука. Лай взволнованной собаки стих, дружелюбный гомон соседей – тоже.
Медленно выхожу из машины, бросаю взгляд на безнадежную калитку. Заперта. Чугунный замок соединяет две толстые цепи, проходящие поперек двери. Забор, как я заметил, не очень высокий. Непонятно, зачем запирать дверь. Вряд ли она для кого-нибудь станет препятствием.
Оглядевшись, я подхожу ближе.
Сомнения иссякли со временем.
В доме действительно никто не проживал. Ни единого намека на присутствие. Все словно вымерло, перестало существовать. А тускнеющий дом, как многолетнее привидение, смотрит на мир полусонными глазами.
Странно…
Возникает подозрение, что старик просто дурачится. Сидит себе дома, плюшки с чаем попивает, а надо мной смеется.
Я дернул металлический замок, но он будто намертво вцепился в забор. Еще одна попытка – и опять промах.
– Николай Иванович! – прокричал я во весь голос. Так уж я привык, что надежда умирает последней.
Ответа, естественно, не слышу. Только ворона гаркнула в небе, будто в насмешку надо мной. Меня сковало ощущение неловкости.
– Николай Иванович! – продолжал я. – Вы дома?
Чего я ждал? Что Игнатов выбежит из дома и с распростертыми объятиями встретит меня, как старого друга?
– Николай Иванович, это Капранов! Откройте мне! Николай Иванович!
Отчаяние меня поглотило. Я прижался грудью к забору и застонал.
«Его здесь нет и никогда не было. Ты выкопал труп, Игорь и обокрал его тоже…»
Руки беспомощно вцепились в замок. Такой холодный, что мне с трудом удавалось их разжать, когда пальцы совсем замерзли. От бессилия закрывались глаза.
– Что ты тут забыл? – окликнул кто-то позади.
Я моментально поднял глаза.
За спиной горбилась старушка лет восьмидесяти, держа ведро воды. С виду она уже успела задержаться на этом свете – уж больно болезненно выглядела. Жилистая бабуля поправила сползающий платок, прищурено посмотрела на меня.
– Чего ты тут околачиваешься? – проворчала она.
Я не сразу сообразил, что отвечать.
– Пьяный что ль?
Старуха боязливо отошла.
– Скажите, – я слегка встряхнулся, – куда подевался хозяин этого дома?
Она посмотрела сначала на хижину, потом на меня. Ох, и не нравился мне ее туманный взгляд. Так обычно смотрят на сумасшедших.
– Что ты такое мелешь, сынок? – нахмурилась старуха. – Какой хозяин?
– Николай Игнатов! – я чуть не закричал ей в лицо. – Хозяин дома, ветеран Отечественной войны!
Бабуля почесала затылок.
– Совсем спятил? Здесь давно никто не живет.
У меня засосало под ложечкой. Громадный ком, вскочивший поперек горла, перехватил дыхание. В животе неприятно защекотало.
– Как это не живет?
– Обыкновенно, – старуха до сих пор гадала, пьяный я или дурноватый. – Лет десять, наверное.
Я не поверил ушам.
– Шутите? Я был здесь позавчера!
– Какая ерунда! – воскликнула старуха. – Я много лет живу по соседству, но ни разу не видела, чтобы здесь кто-нибудь жил. Кстати, – она смерила меня пристальным взглядом, – тебя я тоже тут никогда не видела.
Я понял, что говорить с ней бесполезно. И еще одно ясно наверняка: там, под землей покоится Николай Иванович. Фамилия в паспорте мне не привиделась. Он лежит там на самом деле. Не знаю, как, но… Кажется, я разговаривал с мертвецом.
Немыслимо!
Или я слишком напился в тот день? Не может быть!
– Шел бы отсюда, сынок, – пригрозила старуха. – А то милицию вызову.
Ссориться с бабкой не хотелось. Хоть она и выглядела дружелюбной, но маразм штука страшная.
Я отошел подальше от дома, но мысленно еще стоял там. Мрачные стены искоса посматривали на меня; створчатые окна зловеще улыбались, размахивая ставнями. Крыша осторожно покачивалась, словно пыталась дразниться. По крайней мере, мне так казалось.
Когда я прыгнул в машину, рука в очередной раз потянулась к мобильному. Как ни крути, а в существование покойников верить не хочется. Или я псих, или же действительно встречался с ним.
Я набрал номер Бабаева.
– Слушаю, – сказал Михаил Геннадьевич, не заставляя долго ждать. Голос у него какой-то уставший.
– Здравствуйте. Это Капранов.
– Кто?
Меня передернуло.
– Игорь Капранов! – выпалил я. – Вы купили у меня медаль!
– Ш-ш! Тише вы!
На сердце полегчало. Бабаев помнит – значит, у старика я все-таки был.
– Вспомнили?
– Да, конечно, вспомнил, – недовольно проворчал бизнесмен. – Чем, собственно, обязан?
Покраснев, я подумал, что вопрос, может быть, прозвучит глупо.
– Михаил Геннадьевич, я был у вас две недели назад?
Бабаев смолк. Такой вопрос любого поставит в тупик, особенно, если быть уверенным, что у собеседника все в порядке с головой.
– Чего?
– Я был у вас неделю назад? – повторил вопрос я. – Когда продавал вам медаль…
Опять молчание. Он забурчал под нос, а потом ответил:
– Ну… да… были.
– И медаль вы тоже у меня купили?
– Так точно… – по-военному отвечал Бабаев, недоумевая. – Да, покупал… а что?
Я не успокоился.
– Вы хорошо это помните?
Он молчал. Нетрудно догадаться, о чем подумал.
– Помню, как вчерашний день. А почему вы спрашиваете?
Я улыбнулся про себя. Если в жизни есть хоть какой-то лучик надежды, то это он.
– Большое спасибо, – сказал я. – Вы очень помогли.
И повесил трубку.
Тревога потихоньку проходила.

.7.

Решение пришло – я собрался закопать его. Зарыть кости на том самом месте, где мы их нашли. Пускай медаль к нему никогда не вернется, но и света ему больше не видать. Во всяком случае, я так решил.
В Новороссийск я прибыл поздно ночью. Дальняя дорога ничуть не утомила, меня лишь мучило чувство страха. Я подъехал к Цемесской бухте. Высоко в горах гремела музыка, причем не какая-нибудь, а кое-что из репертуара Виктора Цоя. Помимо рока с высоты слышались мужские и женские голоса, что в свою очередь натолкнуло меня на мысль о вечеринке. Я с любопытством поднял глаза.
Гулянка бушевала именно там, где мы работали.
Меня пробрала злость. Я сразу подумал о Мите с Лешкой. Неужели у них хватило наглости притащить сюда дружков и устроить пьянку прямо на могиле?
Оставив машину внизу, я начал карабкаться в гору. Музыка стала слышна отчетливей, когда вдали загорелся маленький огонек среди деревьев между двумя горами. Это как раз то место, где я занимался раскопками.
Посреди площадки стоял миниатюрный уазик. В нескольких шагах от него четверо молодых людей сидели у костра, освещавшего тусклые, но смеющиеся лице. Здесь, если мне не изменяет память, работали и мы. Палатки с принадлежностями Лешка и Митя забрали с собой. Могилу Игнатова я приказал не трогать.
Вот идиот!
Я подошел поближе.
Незваные гости меня не замечали. Среди них я заметил двоих парней, судя по внешнему виду, моряков, и двух девушек. Крепкие юноши обнимали подружек – я назвал их именно «подружками», так как на проституток они не были похожи. Ребята пили пиво, покатываясь со смеху. Один из них зажимал между пальцев косячок и покуривал, другой увлеченно целовался.
Я стал осторожно спускаться к ним. Одна вещь меня интересовала больше всего – могила Николая Ивановича. И я, к несчастью, ее нашел.
Глубокая яма, где покоился солдат, вырастала под ногами курившего моряка. Едва ощутимый ветер сгонял туда всю листву, а он только хмуро поглядывал вниз, словно пытаясь там что-то разглядеть.
Моряк был настолько пьян, что даже не видел их.
Я уперся в колючий ствол ели, еще раз посмотрел на них. Компания веселилась на всю катушку. Вряд ли кто-нибудь из них мог представлять опасность.
Я осторожно высунулся из-за дерева. Никто меня даже не заметил. Краем уха удалось услышать, о чем они говорят.
– Видишь этого гавнюка, дорогая? – сказал целующийся моряк девушке, указывая на второго. – Зуб даю, сейчас он упадет в эту чертову яму…
– А вот хрен тебе! – послышался другой голос. – Не дождешься!
Девушка на коленях моряка громко рассмеялась.
– Что там внизу, Антон?
– Не знаю! – отмахнулся парень с именем Антон. – Слушай, отвали?!
Компания снова засмеялась, только теперь без него.
Я понял, что дальше лучше не тормозить. Так они погубят тело. Выйдя из-за дерева, я махнул рукой.
Моряк мотнул головой, посмотрел на меня. Девушки испуганно ахнули. Что касается Антона, то ему вообще было все равно.
Рассеяв мрак, ко мне двинулась таинственная фигура. Появился высокий мужик криминальной наружности в военно-морской форме. Большие покрасневшие глаза говорили о том, что он в стельку напился, а дрожащие руки – об испуге. В руке болталась бутылка пива. Озверелые глаза словно ревели «пошел прочь!».
По правде говоря, я и сам испугался.
– Проша, что там такое? – раздался капризный женский голос. – Не ходи туда!
Пьяные и до безумия агрессивные глаза смотрели на меня сквозь темноту. Я наблюдал, как подрагивают его сухие губы, будто хотят мне что-то сказать. Остроконечная шляпа сваливалась пьяного матроса. Он, тем временем, протягивал мне руку.
– Кто такой? – вместо приветствия прошептал он.
Я коснулся его потной руки. Вздрогнул.
– Археолог из Краснодара. Здесь работали мои ребята…
Прохор неожиданно расхохотался. Махнул рукой подружке, она послушно засеменила к нему. Он обнял ее за плечи.
– Ты нас не пугай! – улыбка искривила тонкие линии губ. – Я уж подумал, в Морфлот возвращаться придется.
Компания приняла меня как родного. Со всеми почестями и теплом.
Прохор оказался моряком черноморского флота. Избалованный кавказец пребывал на службе в Новороссийске вместе с товарищем. Две милые девушки – их давние подруги. Первую, девушку Прохора, звали Вероникой. Она была гораздо симпатичней низкорослой Светы, которая по уши влюбилась в Антона, но в чем-то не могла с ней и сравниться. Света носила длинную косу и почти не распускала пышные каштановые волосы. Лицо, усыпанное веснушками, не удавалось разглядеть по всей красе. Внешне она напоминала дурковатую девицу, приехавшую издалека. Даже клетчатое платье не по размерам об этом говорило. Мало кто в городе, отправляясь на свидание, наденет такой наряд.
Вероника выглядела более современно. За ней чувствовался городской стиль или, по крайней мере, то, во что одевалась добрая половина краснодарских модниц. На бедрах небрежно сминалась короткая юбка, грудь облегала чистая футболка, на ногах – не поверите! – туфли на каблуках. Хороший выбор для похода в лес. Истинная девушка всегда обязана хорошо выглядеть.
Макияж не слишком вызывающий, но в отличие от Светы, он у нее хотя бы имелся. Вероника улыбалась, плавно покуривая сигарету, а между тем целовалась с дружком.
Прохор поставил передо мной выпивку.
– Что вы здесь умудряетесь искать? – спросил он, протягивая бутылку пива. – Банки консервные что ли?
Я кисло улыбнулся. Не хотелось рассказывать, зачем я здесь, но в ближайшее время закопать старика все равно не удастся.
– Что есть, то и копаем, – уклончиво отвечал я, выпивая пиво.
Антон потихоньку приходил в себя. Разлепив глаза, он заметил, что в компании появилось прибавление. Но внимания на меня не обратил. С большим трудом он поднялся на ноги, наконец, заметил могилу.
– Что это такое? – спросил Прохор, заметив, что я пристально туда смотрю. – Какое-то захоронение?
«Ну да, придурок. Почти угадал».
– Твоя работа? – он загадочно посмотрел на меня.
– Вроде того. Приехал забрать кое-что.
Прохор пропустил мои слова мимо ушей. Он выпрямился, подошел ближе к яме. Заметил кости, которые так долго Антон пытался разглядеть. Черные, как зола, они покоились на самом дне. Тонкая ткань, окутывавшая их, начинала рваться. Тело наполовину засыпало землей, теперь оттуда торчал один череп.
– Так-так… – весело протянул Прохор. И мне это не понравилось. – Посмотрим…
Достав фонарик, он посветил вниз. Бледная полоска осветила рыхлую землю и то, что покоилось под ней.
– Вот это да! – воскликнул он. – Труп!
В следующую секунду все четверо захохотали. Все, кроме меня.
– Эх, как нам сегодня не повезло! – матрос хлопнул меня по плечу. – Такая находка гроша ломаного не стоит! Понимаешь, о чем я?
Я покачал головой. Черт, как же мне не нравилась его довольная ухмылка!
– Ника, принеси пистолет!
Девушка широко распахнула глаза. У меня пересохло в горле.
– Проша, хватит, – взмолилась Вероника. – Давай без этого.
– Тихо! – рявкнул Прохор, одурманенный новой идеей. – Принеси пушку!
Девушка послушно опустила голову, зашагала к машине. На ее сторону встала лучшая подруга:
– Прохор, прекрати! – воскликнула Света. – Ты пьяный!
Прохор зло сверкнул глазами, стрельнув в нее глазами.
– Не твое это дело, поняла?! Отойди!
В это время вернулась Вероника, держа грязный сверток. Она отдала его Прохору, он не спеша развернул его. Черный пистолет плавно опустился к нему в ладонь. Рука медленно опустилась вниз. Дуло смотрело на череп.
– Хватит!
Никто и внимания не обратил на мой крик.
– Это всего лишь мусор, – проговорил Прохор, как бы в оправдание. – А от мусора нужно избавляться…
– Прекрати! – закричал я, когда страх перерастал в ярость. Я не мог смотреть, как он собирается стрелять в усопшего.
Лицо матроса неприятно перекосилось. Маска стала настолько отвратительной, что я даже испугался. Как морда голодного медведя.
– Ты хочешь мне помешать? – с усмешкой выдавил Прохор. – Попробуй.
Что-то – наверное, меньшая часть меня – подсказала действовать. Наброситься, сбить его с ног, выбить пистолет… но я стоял, как и прежде. Глядел, как пьяный матрос собирается стрелять.
Прохор довольно хмыкнул, направил пистолет в могилу.
– То-то же.
Несколько свежих выстрелов всполошили землю. Послышался сдавленный треск – кости захрустели. Девчонки вылупились, разинув рты. Прохор гадко посмеивался, опустив пистолет. Я изо всех сил пытался унять дрожь, но совладать со страхом не получалось. Многолетние кости разорвало на части. На их месте не осталось практически ничего.
Прохор пронзительно захохотал. Его ненормальный смех поддержал и Антон, поймав удовольствие от тупой стрельбы. Он еле-еле поднялся на ноги, подошел к нему.
– Ты чего пугаешь? – смеясь, проговорил Антон. – Давай сожжем эту рухлядь к чертовой матери!
Антон достал бутылку водки, которая, судя по всему, готовилась к банкету. Чиркнул зажигалкой. Темноту рассеял язычок пламени.
– Антон прекрати! – закричала Светлана. Девушка бросилась в панику. – Не смей даже думать об этом!
– Заткнись! – бросил в ответ парень, открыв бутылку. Содержимое хлынуло вниз, к остаткам разбитого черепа. – Зажжем эту тварь!
– ХВАТИТ!
Забыв обо всем, я кинулся на Антона. Закинув кулак, чтобы выбить бутылку, я получил удар в под дых. Боль скрутила пополам, я рухнул на землю. Рядом топтался Прохор.
– Неудачная попытка, – сказал он. Антон снова заржал.
Понимая, что меня вывели из строя, я с трудом встал. Ко мне подбежала Света, оттащила подальше. О том, что случилось после, страшно говорить.
Антон вылил содержимое бутылки в яму. Каплями спиртного выложил рядом маленькую дорожку, затем поднес к ней огонек. Водка вспыхнула ослепительным пламенем, огненная арка заполонила могилу.
Зрелище моряков действительно развеселило. Прохор радостно подкинул руки, Антон заликовал.
– Гори оно синим пламенем! Поганое…
Но договорить не успел. В глубоком лежбище, в горах будто что-то взбеленилось. В небе вспыхнули раскаты грома, лес словно начал оживать. Колючая хвоя грозно шептала в унисон с сорвавшимся ветром. Завывая, он проносился сквозь ветки, бросая их в разные стороны, касался моей кожи.
Что-то страшное здесь пробудилось. Лес стал какой-то беспокойный, он как будто тревожился. Леденящий ветер сорвался с неба, прошуршал по волосам и не угомонился.
По спине пробежал холодок.
Огонь, разгоревшийся в яме, бойко вырвался наружу. Языки хлестали в разные стороны, не желая утихать. Очень скоро он начал разрастаться по поверхности земли вплоть до сгоревшей могилы.
Прохор в ужасе отпрянул назад, натолкнувшись на друга.
– Что происходит?! – закричал Антон, упав на землю. – Я… я не этого хотел!
Страх лишил меня возможности действовать. Руки словно приклеились к бокам, ноги отказались двигаться. Напуганные девчонки спрятались у меня за спиной.
Огонь полз дальше, как какое-то живое существо. Разгоревшись, он выровнялся в форме огромного креста с загнутыми концами, направленными против часовой стрелки. Дьявольская символика Гитлера разгорелась посреди дороги, сжигая все на пути.
Прохор вскочил на ноги, схватив приятеля за шкирку.
– Игорь, что происходит?! Скажи, как это остановить!!
Но я понятия не имел. Ничто меня так не пугало, как эта свастика, появившаяся из ниоткуда.
Вслед за ней дрогнула земля. Меня сбило с ног от внезапного толчка, ребята упали рядом. Девушки закричали.
Эпицентром всего этого кошмара стала горящая свастика, наводившая ужас. Она разгоралась и разгоралась, а вокруг пылала обгоревшая земля.
К моему удивлению, дело на этом не закончилось.
Стволы ружей и автоматов выросли из обгоревшей почвы. За ними последовало множество рук. Вскоре, когда на площадке выросли крупные норы, оттуда высунулись черные силуэты. На них висела потрепанная форма, запачканная в грязь. Кто-то был в защитных шлемах, кто-то вообще без ничего. В одном я был уверен: это не советская армия.
К концу пробуждения я насчитал человек сорок озлобленных немцев с оружием. Не будь я археологом, я бы попросту их не узнал. На поляне маршировала гитлеровская армия времен Великой Отечественной войны. Вооруженная до зубов.
У Прохора отвисла челюсть.
– Что это такое? – на глазах его застыли слезы.
Антон побледнел.
– Я… я… я… я не хотел, чтобы так получилось! НЕ ХОТЕЛ!
Немцы подняли автоматы. Все случилось как по команде.
– SIEG HEIL!
Я упал на землю, прижав руки к затылку.
В ответ застрекотала автоматная очередь – подразделение открыло огонь.
Залпы продолжались не больше нескольких секунд, пока не землю не упали четыре мертвых тела. Прохора зацепили первым, девчонки пали вместе с ним. Антону прострелили ногу и плечо. Матрос ползал вокруг горящих кругов и оглушительно кричал.
Страх меня парализовал. Я лежал ничком, ни живой, ни мертвый, пытаясь спрятаться от пуль. За ноги цеплялся умирающий Антон.
– Помоги мне…
Зажмурившись, я протянул ему руку. Искалеченное тело еле-еле двигалось.
Последний выстрел заставил его стихнуть навсегда.
И тогда я понял, что нужно бежать. Бежать как можно скорее. Я вскочил, не соображая, что делаю, помчался прочь через крутые спуски. Немцы снова открыли стрельбу.
Они издавали боевой кличь, паля без остановки. Когда волна горячих пуль рассекала воздух, я ловко, как пловец, нырнул и покатился вниз. Кровь бешено хлестала в жилах, сердце сбивчиво стучало.
Я думал, что задохнусь, когда на пути открылась ровная дорога. Горы я преодолел, но позади еще гремела стрельба. Я слышал погоню, а патроны будто не заканчивались
Отряд мертвых немцев преследовал меня.
Без сил, я кинулся к воде, которой заканчивалось подножие Цемесской бухты. И спрыгнул.

.8.

Вода, на редкость холодная, обожгла мне кожу. Падая вниз, больше боишься не утонуть среди острых камней и густых водорослей, а разбиться о железную, как сталь, воду. Я спрыгнул, надеясь остаться в живых, но, коснувшись ледяной пучины, тело ворвалось от боли.
Я потерял сознание.
Очнулся уже, когда перестал чувствовать тяжелое давление моря. Открыл глаза.
Ни темного дна, ни водорослей я не заметил. Радовало то, что удалось вздохнуть полной грудью.
Я лежал посреди сырой пещеры, укутанный в грязное полотно. В воздухе застыл запах гари. Я осмотрелся. Неподалеку догорал костер, над ним нависала массивная тень. И отчего я не испугался?
– Очнулся? – расслышал я суховатый голос. – Скорей бы!
Я взглянул сквозь тусклый свет. Рядом с костром сидел великоватый мужчина в шляпе, закутанный в плащ. Я не видел ни лица, ни даже рук незнакомца. Спрятавшись под черным капюшоном, он потихоньку курил, выпуская кольца дыма.
– Дышать можешь? – спросил человек, приподнимая шляпу.
На меня упал тяжелый взгляд. Встревоженные полумертвые глаза встретились с моими. Человек прикоснулся к крючковатому носу, будто по привычке поправлял очки. Губы задрожали.
Наконец до меня дошло, что нужно ответить.
– Могу, – кивнул я, не отводя глаз.
– Жить будешь, – нахмурился тот. – Есть хочешь?
Есть хотелось просто ужасно. Мало того, что чуть не убили, так еще желудок стонал, как умалишенный.
Человек отлучился от костра. Пара банок консервы, несколько ломтиков хлеба – это все, что у него оказалось.
– Как звать тебя? – спросил он, выставляя пищу передо мной.
– Игорь, – попутно отвечал я. Вкусная еда слегка поднимала настроение. – Спасибо за теплый прием.
Незнакомец усмехнулся. В пещере веяло холодом. Света здесь тоже не было, кроме потухшего костра. Незнакомец периодически подкидывал дровишек, чтобы не стало совсем темно.
– Меня зовут Ираклий, – представился человек. Огонь заполыхал еще сильнее. – Хорошенько тебя фрицы через бухту погнали.
По телу пробежала дрожь.
– Вы тоже их видели? – вопрос прозвучал скорей себе, чем ему.
Ираклий захихикал. Таким омерзительно смешком, что у меня мурашки пошли по телу. Он закурил вторую папиросу.
– Тебя преследовал отряд мертвых эсесовцев. Повезло еще, что в воду догадался сигануть. Иначе бы пришили.
Я вытаращил глаза. Старик, оказывается, знал гораздо больше. И воспринимал это как должное.
– Издеваетесь? Вы хоть понимаете, что говорите?
На лице Ираклия не дрогнуло и мускула.
– Прекрасно понимаю, – отвечал он. – Но какого черта тебя туда понесло?
– Я археолог, – выпалил я с какой-то непонятой гордостью. – Работал там после выходных.
Ираклий с сомнением покосился на меня. То ли он не верил, то ли недоумевал, каким образом я разбудил мертвых.
– Шутишь? Сколько помню, в бухту постоянно совался всякий сброд. И военные, и ученые, даже черные копатели, – старик презрительно сморщил нос. – Я знал, что под землей спит что-то ужасное, но не думал, что их когда-нибудь разбудят.
– Я был там не один. Со мной еще четверо.
– Да знаю я, – отмахнулся Ираклий. – Поубивали всех. И машину твою взорвали, твари проклятые! Аукнулась тебе твоя работа.
Я убрал в сторону пустые банки от консервы. Промокшая одежда заставляла дрожать, я подвинулся к костру. Попросил у бедного бродяги сигарету.
– Почему так происходит? – спросил я. – Теоретически это невозможно. Фашисты погибли больше шестидесяти лет назад.
Ираклий покачал головой.
– Считаешь себя самым умным? Я тоже раньше в это не верил.
– Все равно не понимаю… этому ведь должно быть какое-то объяснение?
Бродяга покраснел. Его глаза сверкнули яростным огоньком.
– Я могу объяснить только, что спас твою шкуру! – рыкнул Ираклий. – Я не знаю больше, чем тебе известно. Просто знаю, что там что-то есть. Но чем ты их так разозлил – понятия не имею.
Я поймал на себе его встревоженный взгляд, занервничал. Будь он другим человеком, внушающим доверие, я бы согласился. Поставьте себя на мое место. Поверили бы вы бродяге, живущему в пещере, который, скорей всего, уже съехал с катушек? Думаю, вряд ли.
Но с каждой минутой я убеждался, что знает он гораздо больше меня.
– Интересно получается, – сказал я. – Значит, сегодня за мной гнался отряд мертвых эсесовцев? Погибших в сорок третьем?
– Рад, что ты это понял, – сказал Ираклий. – Если они еще рядом, твоя жизнь под большим вопросом.
Бродяга оглядел пещеру. Отсюда ничего не слышно, но подозрение, что снаружи поджидают мертвые, не дало мне покоя. Стоит только высунуть голову… и все! Пуля в лоб или нож поперек горла.
– Но почему они просыпаются?
Ираклий развел руками.
– Место здесь такое, Игорь. Долго объяснять. Обычно, когда тело придают земле, оно уходит на упокой. Но, как видишь, в мире еще остались земли, не дающие полного успокоения. Я мало слышал о таких, но хочу сказать, что они есть. Мой приятель из Мурманска рассказывал, что бывал в таких местах в Канаде и Польше, да и сболтнул лишнего.
– Он тоже видел, как просыпаются покойники? – вопрос оказался на редкость глупым.
– Не думаю, – улыбнулся Ираклий. – Это скорее байка про усопшую землю. Он говорил, что жил на такой около года. Занимался домашним хозяйством, обожал жену, растил сына. В общем, счастливчик редкостный, коих сейчас немного, – старик угрюмо повесил голову.
Я испытал огромный прилив жалости к бродяге.
– А дальше что? – допытывался я.
– Если мне не изменяет память, он серьезно повздорил с женой. Напился, как собака, накричал на сына и ушел из дома. Всю ночь провел в соседском сарае. Наутро рассказывал соседям, как шевелилась земля под ногами, и как кто-то звал его вниз, – Ираклий усмехнулся. – Говорит, был так напуган, что даже вспомнить становится страшно. Потом вернулся домой, помирился с семьей и на неделю вроде успокоился. А после у него опять крыша поехала… стал трепать, что в окно стучатся голодные солдаты и просят кусок хлеба. И якобы так продолжалось два месяца.
– Бред какой-то, – сказал я, но, несмотря на это, сердце подпрыгнуло в груди. – Не может быть!
– Вот и я говорю, что не может. Сбрендил дружок совсем. Что еще сказать?.. жаль его мне.
Я поджал губы. Откуда старик столько знает и почему мне это рассказывает, раз сам не верит? Зачем предостерегает?
– Это стало происходить ни с того ни с сего? – спросил я, внимательно посмотрев на него. – Просто из-за того, что он поссорился с семьей?
Ираклий пожал плечами. Его глаза метнулись в сторону, он расстроено обнаружил, что костер погас. За разговором он совсем о нем позабыл.
– Не знаю, насколько это важно, – уклончиво сказал Ираклий. – Он упомянул, что, пока был пьян, сломал одиннадцать памятников. Совсем мужик с головой не дружил. Это ж надо – угробить такую память! Совсем совести нет!
У меня засосало под ложечкой.
– Одиннадцать памятников? Почему он о них упомянул?
– Не знаю, – отвечал Ираклий. – Возможно, хотел найти какую-то связь. Не знаю. Лично я считаю, что он все выдумал.
Я перекрестился. Разрушенные памятники, украденная медаль, сгоревшие кости – все это говорило о том, что мы совершили ужасную ошибку. Приятель Ираклия был не глуп. Он сразу сообразил, по какой причине к нему потянулись мертвые солдаты. Раскинув маленькую цепочку, он проследил, с чего все началось. И пришел к выводу, что за памятники, которые он разрушил, придется дорого заплатить. Даже ценой собственной жизни.
Если рассуждать так, то со мной приключилась та же история. Я продал медаль, да еще ту, которая не мне принадлежала. И рано или поздно за мной явятся фашисты, чтобы расстрелять.
Но почему они?
Какое отношение имеет Гитлер к советскому партизану? Медаль-то не его. Хотя сейчас я был уверен, что Николай Иванович обязательно меня навестит.
– Ираклий, – я обратился к нему. Тот сосредоточено за мной наблюдал. Не верится, что он пропустил слова приятеля мимо ушей. Он должен верить в это. – А что стало потом с вашим другом?
Бродяга напрягся.
– Точно сказать не могу. Его супруга говорила, что в последнее время ему становилось хуже. Таскала она его по больницам, клиникам. Врачи даже поставили диагноз – шизофрения. Свихнулся товарищ окончательно.
– И все?
Я посмотрел на Ираклия. Мне показалось, что ему не очень хотелось рассказывать об этом.
– Нет, не все. Поговаривали, что он повесился в больничной палате. А перед смертью кричал на всю больницу, что не успел исправить ошибку.
– Какую ошибку?
Глаза Ираклия наполнились мертвенным блеском.
– Если бы я знал. Знаю только, что кричал он об этом почти всю ночь. «Их нужно было закопать…»
Его слова меня убили. В голове всплыли события последних дней. Я пересчитал по пальцам: обокрал ветерана – раз, продал медаль богатому скупердяю – два, не остановил пьяных парней, которые пытались сжечь кости – три. Все совпадает. Прохор и его компания убиты – значит, наказаны. В живых остался один я. В ту ночь они должны были убить и меня тоже. Я не понес наказания, я попросту от него убежал. Умереть должен был я.
Ираклий оказался прав. Он с самого начала пытался сказать, что лишь из-за меня фашисты ступили на землю. Из-за моего преступления.
– Все было иначе, если бы он исправился, – предположил я. – Ни смерти, ни сумасшествия…
– Кто знает, – Ираклий вопросительно прищурился. – Не верю я в эту белиберду.
Как же гадко мне стало от его лжи.
– Спасибо вам за помощь, – пришла пора, наконец, его отблагодарить. – И за рассказ тоже спасибо. Поможете выход найти?
Я был уверен, что Ираклий не откажет. Кто же еще сможет вывести меня из пещеры?
Ираклий коротко кивнул, раздавив ногой остывшие угли от костра. Сунул руку в карма, достал крошечный фонарик.
Тонкая полоска света рассеяла темноту.
– Холодно здесь, – сказал Ираклий для поддержания разговора. – С тех пор, как в сорок третьем взорвалась бомба, тут теперь слишком тихо. Зато неплохое место для уединения.
Я пригляделся. Под тусклым светом фонаря передо мной открылись новые картины. Вдоль вздувшихся каменных стен свисали приклады от автоматов, старые ружья и множество алюминиевой посуды. Ниже лежали почерневшие от времени сапоги и остатки военных кителей. Глаза мои поползли на лоб.
– Бомбоубежище?
– Было когда-то, – нахмурился Ираклий. – Скоро я выведу тебя наружу. Надеюсь, нынешняя археология сюда не доберется.
Довольная ухмылка исказила его физиономию. Он подмигнул.
Шутку я не оценил.
– Не беспокойтесь. Я сюда больше не полезу.
Довольный своим чувством юмора, Ираклий повел меня к выходу.

.9.

С бродягой пришлось распрощаться. Когда он был рядом, я чувствовал себя защищенным. Ираклий вселял уверенность, что гитлеровцы уйдут, стоит только выбраться из пещеры. Но увидев вновь сияющие звезды, мною овладел страх. Начали мерещиться загадочные звуки, которых на самом деле не существовало. В Цемесской бухте повисла божья благодать. Я с опасением косился на горы, пытаясь особо себя не накручивать. Немцы, должно быть, уже спят. Как и все покойники на земле. Мне почему-то захотелось взглянуть на «семерку», но, вспомнив слова Ираклия, я отказался от этой затеи.
На дороге я поймал автобус, чтобы доехать до ближайшей остановки. А уже там наткнулся на круглосуточную закусочную. В кармане осталось несколько сотен долларов. Многовато для чая с лимоном, но ничего больше в рот не лезло. Консервы плотно застряли в желудке. Я мог рассчитывать на отравление.
Внутри играла тихая музыка, мелькали кислые маски обслуживающего персонала. Посетителей совсем не видно, за исключением толстого зеваки с выпивкой. Я сел за столик. Второго на редкость посетителя встретили с улыбкой. Хоть и наигранной, но улыбкой. Я остановился на чашке чая и пачке сигарет.
Устало свалился за столик. Глаза сомкнулись сами по себе. Не знаю, что беспокоило больше – моя жизнь, томящаяся на волоске, или сгоревшие останки старика. Ни первое, ни второе не внушало полной уверенности. Я отвлекся, когда огромный мужик с банкой пива окликнул меня. Это был единственный посетитель за всю ночь. Возможно, дальнобойщик или какой-то гуляка, которому понадобилась компания.
Толстяк подошел ко мне:
– Добрый вечер, – от него пахло рыбой и пивом. – Присесть можно?
Я кивнул. По правде говоря, он меня мало интересовал. Не раздражал – и ладно.
– Давно здесь? – как бы между прочим поинтересовался мужик.
– Только зашел.
Громила хмыкнул:
– А я здесь с самого вечера. Повздорил с женой, а дочь теперь вообще смотреть на меня не хочет, – он скривился. – Вот и решил горе залить.
– Понимаю, – говорил я, хотя мне сейчас откровенно по барабану.
Мужик стал рассказывать мне о своей жизни. Я, чтобы отвлечься, принялся разглядывать витрину. Смотрел на ряд бутылок с шампанским, высчитывал цену, просто так, от нечего делать. Взгляд перескочил на официантку. Ничего так, хорошенькая. Но в глазах ее поселилась тоска, которая меня и отпугнула.
– Ты что, не узнал меня?
Грубый голос вернул меня в реальность.
Я повернулся: вместо лохматого здоровяка за столиком появился сутулый старик. Изорванная партизанская форма, как мешок, свисала с костей. Губы разошлись в широкой улыбке, обнажив сгнившие десна. Поперек формы блестел ряд почерневших медалей. Всех, кроме одной.
В животе нехорошо защекотало.
– Привет, Игорь, – ко мне ползла дрожащая кость. Пожелтевшие ногти сыпались с кончиков пальцев вперемешку с землей. – Рад снова тебя видеть.
Я в ужасе сорвался со стула.
– Да успокойся ты! не вздумай закричать! – мертвец стукнул меня по лбу. – Меня все равно никто, кроме тебя, не видит.
Старик усмехнулся. Его лицо запачкалось землей, среди седых волос выпадали кусочки грязи. Глаза потемнели, живой огонек, присущий каждому человеку, погас.
Я медленно вернулся за стол.
– Выпить хочешь? – улыбнулся Николай Иванович. – Мне лично хочется.
Он достал бутылочку водки и медный стаканчик. Осушив две стопочки, он вмиг повеселел.
– Как самочувствие?
Я не отвечал. Колени убийственно дрожали.
– Язык проглотил? Или совесть грызет?
У меня защипало в носу.
– Тебя нет… – прошептал я. – Тебя нет! ТЕБЯ НЕТ!
– Ошибаешься, – изорванная физиономия наклонилась ко мне. Меня чуть не стошнило. Зловонный гной его кожи, ударил в ноздри. – Я как раз таки существую.
Костлявые пальцы вцепились мне в плечо. Стальные кости, торчащие из плоти, расцарапали всю кожу.
– Зачем ты пришел?! – воскликнул я, толкнув его назад. Колени подогнулись. – Что тебе нужно?! Отпусти!
Николай Иванович прижал меня к себе. Безжизненные глаза уставились на меня. Зловонное дыхание чуть не лишило чувств, ободранные руки оказались гораздо сильнее меня. Как будто кости превратились в мускулы.
– В глаза тебе посмотреть хочу! – прорычал партизан. В то же время его лицо оставалось дружелюбным и спокойным. – Надеюсь, ты не испугался?
Его руки вцепились мне в воротник. Старик с легкостью поднял меня вверх, швырнул через помещение. Картины, встретившие меня с распростертыми объятиями, посыпались вниз вместе со мной. Работники закусочной продолжали заниматься своими делами. Я для них теперь как пустое место – в буквальном смысле слова. Мертвый солдат тем временем метался между столиками.
Я схватился за ушибленную голову. Николай Иванович с усмешкой за мной наблюдал.
– Больно, да? – он схватил первый попавшийся стул.
Я юркнул в сторону, когда табурет полетел в меня и раскололся о стену. Солдат пронзительно загоготал.
– Держи карман шире, сынок! – оборванные пальцы вцепились мне в глотку. – Боишься умереть?
Дыхание перехватило. Я начал задыхаться, пытаясь что оставалось сил стряхнуть его руку.
– Что тебе нужно? – прохрипел я.
Николай Иванович оскалился.
– Я говорил, что мы еще встретимся, – костлявый кулак полетел мне в челюсть. – Мне нужно то, что ты украл. Моя медаль, черт тебя дери!
Я схватился за подбородок. Изо рта потекла кровь.
– Это невозможно! Ее больше нет у меня!
Глаза солдата зверски вспыхнули.
– Это уже твои проблемы, герой. Ты должен был думать, прежде чем красть ее. Скажи спасибо, что я тебя сразу не прикончил!
И тут меня осенило. Во всем, что случилось этой ночью, виноват только я. Не соблазнись я стащить эту треклятую медаль, ничего бы не случилось. Мертвые эсесовцы преследовали не пьяных моряков. Они лишь по случайности оказались рядом. Гитлеровцы охотились за мной. Это старик заставил их убить меня. Но не сделал это, потому что время не пришло. Уверен, он просто хотел поиграть, заставить меня визжать от страха. Убить он мог меня в любой момент.
– Я не могу вернуть тебе ее! – простонал я. – Ее больше у меня нет! Я продал… продал ее!
– Меня это не волнует! – старик в ярости прижал меня к стене. Гнилые десны клацнули у меня перед носом. – Тебе придется исправить ошибку, сынок! Иначе я заставлю тебе страдать!
Я стал судорожно кашлять. Дышать становилось все тяжелее, Николай Иванович ослабил хватку.
– Ты убьешь меня?
Старик только фыркнул.
– Не сейчас. Если ты мне ее не вернешь, очень сильно пострадаешь. Я клянусь тебе! Не могу оставить тебя в покое… Таковы правила, сынок!
Николай Иванович осклабился. Мерзким безобразным смехом, от которого сворачивалось все внутри. Секундой позже я почувствовал, что хватка ослабела. А когда открыл глаза, старика и след простыл. На шее запеклись следы костлявых пальцев, в воздухе держался запах мертвой плоти. Но его самого уже не было.
Я выбежал из закусочной, сердце мое без устали колотилось. Чтобы успокоиться, я стал медленно дышать, но в памяти все еще вертелось его обгоревшее лицо.
Медленно, но уверенно мои руки потянулись к мобильному. Теперь я знал, что нужно делать
Мне ответил тяжелый суховатый голос, не похожий на Михаила Геннадьевича:
– Молодец, быстро соображаешь, – Николай Иванович ехидно захохотал. Сейчас меня это даже не удивило. – Я уж думал, не сам догадаешься.
– Зачем ты меня преследуешь?! – выкрикнул я. – Я сделаю все, что ты просишь! Оставь меня!
– Ну уж нет, дружок. Ты сам затеял эту игру. Вот и выкручивайся. Слышал когда-нибудь, как ломается шея?
– Чего? – опешил я.
– Она у тебя такая красавица, Игорь. Не видал таких со времен моей молодости, – в трубке раздалось неприятное цоканье языком. – Интересно, умеет ли она громко кричать?
Марина!
У меня закружилась голова.
– Не трогай ее! – воскликнул я. На глаза навернулись слезы. – НЕ СМЕЙ К НЕЙ ПРИКАСАТЬСЯ!
И снова этот идиотский смех.
– У тебя пару часов, чтобы приехать, – старик клацнул зубами. – Потом мне захочется с ней поиграть, и я не смогу удержаться.
– Не вздумай! Не вздумай! Понял меня?!
– Два часа, Игорь! Потом ты уже вряд ли ее найдешь.
Я услышал на линии сдавленный женский крик и узнал в нем свою любимую. Огонь ярости вспыхнул во мне.
– НЕ ТРОГАЙ ЕЕ!
А в ответ лишь короткие гудки. Мобильник вывалился из рук. Я закричал. Упав на колени, швырнул его подальше. Голова треснула от сокрушительной боли.

.10.

Автобус мчался по выпуклым камням. Тот самый, который попался мне на обочине – и какое везение – прямо в Краснодар. Машины мне уже не видать, так зачем же отказывать себе в удовольствии общественного транспорта?
Я сидел на последнем ряду, замотавшись в наушники. К счастью, меня не тревожили. Полная дама, сидевшая рядом, пару раз с подозрением покосилась в мою сторону, покачав головой. Неясно, кого она во мне увидела, но всю дорогу мне приходилось тесниться, чтобы не дать ее огромным локтям меня придавить.
О чем бы я ни пытался думать, мысли упрямо возвращались к Марине. Каждый час, каждую минуту. И, кроме того, меня сжирало чувство вины. Даже после того, как она выкинула меня из жизни. Передо мной то и дело маячила картина: бледные губы мертвой Марины что-то нашептывали мне, а рядом плясал Николай Иванович, заливаясь идиотским смехом. А потом и я к ним присоединюсь.
Меня передернуло. Оставалось целых полтора часа. Я искренне надеялся, что старикан не лжет, и Марина встретит меня целой и невредимой. А потом… потом спрячу ее и верну медаль законному владельцу.
В Краснодаре меня схватила нервотрепка. Внутри меня будто заработал невидимый маяк, предвещавший приближение беды. Обратив внимание на автовокзал, знакомые улочки, излюбленный пост ГАИ, я с тревогой осознал, что вот он, родной город. Фонари слабо освещали тротуары, издалека лилась тихая музыка, ночные клубы заканчивали свой рассвет. Близилось утро.
Я выпрыгнул из автобуса. На голову посыпался мелкий дождь. Миновав троицу грозных ментов, я провалился в толпу. А людей здесь было о-го-го, несмотря на раннее утро. Город заполонило шумом. Машины преследовали меня уже на вокзале, перекресток донельзя был забит людьми, зато в трамвае мне посчастливилось остаться одному. Он лениво полз по исхудалым рельсам, а я ловил застенчивый взгляд молодой кондукторши. Мне было все равно, о чем она думает – ясно, что о невинном свидании. Впрочем, я даже отвернулся.
Не было сил с ней заигрывать
Трамвай скрипуче подвинулся к остановке, я пулей выскочил наружу. Расстроенная моим безразличием, девушка угрюмо посмотрела мне вслед.
Маринин дом находился на Павловской. Среди небольшого ряда многоэтажек он был четвертым. Я отправился туда. По пути не встретил ни души. Какая-то дворняжка принялась скулить, когда я вошел в подъезд, но я только плюнул в ее сторону и отстранился.
Уткнувшись носом в железную дверь, я поднес палец к звонку. На мгновение остановился. В голове верещал один единственный вопрос: что же я делаю? Неужели я так глуп, что поверил старику на слово? Почему так уверен, что это не ловушка и что он не хочет заманить меня в логово и убить. Да к черту все!
Ослепленный неуверенностью, я вдавил звонок. Мелодичная трель пронеслась по подъезду, в ответ явилась тишина. По ту стороны двери не слышалось ни звука. Я позвонил еще раз.
Тишина.
Марины нет дома. Поначалу я даже начал успокаиваться. А вдруг он действительно обманул?
На всякий случай я толкнул дверь. И не просчитался.
Она со скрипом отворилась, но не до конца. Мне пришлось толкнуть ее ногой, чтобы увидеть часть квартиры. Свет здесь не горел, не было слышно ни звука.
– Марина!
Нет ответа.
Я вынул зажигалку. Крошечный огонек рассеял темноту. Коридор оказался таким же, как и раньше. Пара тумбочек, большое зеркало, гора обуви у самого входа. Мало что изменилось.
– Марина!
Опять молчание. Я насторожился.
Вокруг было так подозрительно тихо, что я ненароком задрожал.
Мариночка! Моя Мариночка!
– Марина!
В ответ ни звука. Я вошел в гостиную.
Резкий запах дорогих духов ударил в ноздри. Похоже, у Маришки появился новый ухажер.
Тем не менее, меня еще сковывал страх.
Со стуком в сердце я коснулся выключателя.
В гостиной творился полный разгром. Перевернутый телевизор валяется в углу, шкаф разломан пополам, обои на стенах в некоторых местах полностью сорваны, а от дорогого ковра не осталось практически ничего.
Мебельная стенка вовсе отсутствовала. Приглядевшись, я бросил взгляд на разобранный диван. На нем лежало сгорбленное тело. Связанная по рукам и ногам, Марина билась в истерике, пытаясь освободиться. Ее рот плотно заклеен, она тщетно пыталась кричать. Я бережно коснулся ее щеки. Марина, не узнав меня, принялась в панике стряхивать мою ладонь. Я осторожно сорвал скотч.
На этот раз она громко закричала.
– Тише, тише! Это я.
Девушка подняла глаза.
– Игорь? – она перестала дрожать, но слезы все равно текли. – Ты?
– Да, да, малышка. Это я, – я разорвал веревки, стягивающие ей руки и ноги. Марина вмиг кинулась мне на шею. Горячие от слез щеки обожгли меня.
– Господи, Игорь, кто это со мной делает?! – сквозь вопли выдохнула она. – Мне страшно!
– Что здесь произошло? – спросил ее я. – Ты что-нибудь видела?
Марина громко всхлипнула.
– Он… он позвонил в дверь, когда я спала… – она закрыла глаза. – Звонили так настойчиво… пока не подошла к двери. Я заглянула в глазок – никого. Потом позвонили снова… и я открыла… – Марина снова разрыдалась, утираясь носом мне в футболку. – В квартиру вломились какие-то солдаты, угрожали оружием, говорили не по-нашему… а потом… потом связали… Но один из них говорил по-русски!
– Как он выглядел? – этот вопрос заинтересовал меня сразу.
– Не помню я! – воскликнула она. – Старый, грязный такой. Обещал убить меня. Сказал, что нужно подождать…
Я обнял ее за плечи, прижал к себе. Сердце наполнилось небывалой теплотой. Давненько я такого не испытывал. Я чувствовал, что должен защитить ее, сберечь. Безумно этого хотелось.
Отвернувшись на секунду взгляд от Марины, я осмотрел гостиную.
Не знаю, почему, но взгляд наткнулся на голую стену справа от нас. Поперек белой поверхности раскидались кривые ярко-оранжевые буквы. Они складывались в слова, горели, словно маленькие огоньки.
Я присмотрелся.

Молодец, сынок. А мог и не успеть.
Верни мою вещицу, иначе будет хуже.

Маленькие предложения исчезли со стены. На их месте вырос почерневший след, от него повалил дурно пахнущий дымок.
Я закрыл Марине глаза.
Значит, Николай Иванович не слукавил. Он действительно приходил за Мариной, но сделал так, как обещал. Потому что я успел.
– Я заберу тебя отсюда, – повернувшись, я посмотрел ей в глаза. – Увезу тебя к себе. Больше никто не посмеет подойти к тебе, слышишь?
В ответ я она выпучила глаза. Ну да, конечно! Она же многого не знала.
– Я никого больше к тебе не подпущу! – рявкнул я, чтобы вернуть ее в чувство. – Ты останешься со мной. А я пока разберусь с теми, кто пытался тебе навредить!
Марина вцепилась мне в плечо.
– А если они тебя убьют?
Ее забота показалась фальшивой. Но все же… пришлась мне по душе.
– Не посмеют. Я уверен. Мне нужно, чтобы ты собрала вещи, и уехала со мной.
Еще полчаса назад, такая просьба ее бы не убедила. Просить переехать ко мне, когда она уже отказалась от этого – на такое я бы не пошел. Но сейчас плевать я хотел на всякие принципы.
Пока Марина кинулась переодеваться, я стал искать в квартире телефон. Хорошо, что на уцелевшей тумбочке нашелся мобильник. Номер Бабаева я помнил наизусть. Пальцы нервно забегали по клавишам.
После долгого шуршания в трубке раздался рассерженный голос:
– Какого лешего приспичило звонить в такую рань?!
Я и не удивился такому приему.
– Михаил Геннадьевич, это Капранов, – с дрожью в голосе напомнил я.
– Какой еще Капранов? – бизнесмен никак не мог проснуться.
– Я продал вам медаль! – выпилил я в который раз, чтобы к нему вернулась память.
– Помню-помню, – проворчал Бабаев. – А зачем звонишь так рано?
Напрягшись, я начал объяснять:
– Мне нужно забрать медаль обратно. Вопрос жизни и смерти, если вы, конечно, понимаете.
– Не понимаю! – рыкнул тот. – С какой стати я должен тебе ее отдать? У нас был уговор!
– Я знаю! Знаю! Нам придется его отменить, Михаил Геннадьевич. Я верну вам деньги, которые вы заплатили, а вы отдадите мой раритет.
Бабаев запыхтел:
– Ага, щаз! Я сделок не отменяю. Что сделано, то сделано. И точка!
Так я и знал, что он будет упрямиться.
– Послушайте меня, пожалуйста, – взмолился я. – Это очень важно. Касается моей судьбы и судьбы моих близких. Мне нужна эта медаль.
– Твои проблемы – не мои, – отрезал Бабаев. – Не надо меня уговаривать, я все равно не соглашусь.
И все-таки я вскипел:
– Меня могут убить, черт возьми! Вы можете это понять?!
На линии повисло молчание. Бизнесмен словно обдумывал что-то. Я отчетливо слышал его мерзкое сопение.
– Раньше надо было думать, – холодно сказал он. – Нам больше не о чем говорить, Капранов.
Меня передернуло. Такого я не ожидал.
– Я не ослышался? Вы готовы это так оставить?
– Я не собираюсь больше этим заниматься, – стоял на своем тот. – Мы заключили сделку, она не может быть обжалована. Прости, дружок.
– Это мы еще посмотрим, что может, а что нет! – от злости у меня застучало в висках. Мне захотелось дать ему в морду. – Я все равно приеду и заберу ее!
Бабаев усмехнулся.
– Пожалуйста. Только не обещаю, что мои ребята тебе позволят.
На этом он повесил трубку.
Лютая ненависть вспыхнула во мне. Я обреченно рухнул на диван, дожидаясь Марины. Чувствую, это утро станет самым страшным в моей жизни.

.11.

Я благополучно отвез Марину к себе домой. Игнорируя ее уговоры остаться, мне пришлось запереть ее на ключ, чтобы она не рванула за мной. Распрощавшись, она заодно пообещала, что в случае чего никому не станет открывать дверь. Это меня немного успокоило. Надеюсь, времени хватит.
Я вынес из дома чемодан с деньгами (пару тысяч оттуда я потратил, пришлось выложить все сбережения, чтобы сумма дотянула до сотни тысяч), в прихожей начал вспоминать адрес Михаила Геннадьевича. Забавно получится, когда я приеду. Ворвусь в такой большой дом, охраняемый со всех сторон, потребую вернуть медаль, еще и денег за это заплачу. Смехота. Его церберы меня тут же пристрелят. Но разве у меня был выбор?
На шоссе я поймал такси, за двадцать минут примчался к Ставропольской.
Наконец стало рассветать.
Я без труда нашел его апартаменты. Подошел поближе к воротам. Оказалось, в такую рань здесь никто не дежурил. Даже собаки поленились очнуться. Я с радостью прикоснулся к звонку.
К моему удивлению парадная дверь медленно отворилась, оттуда вырос темный силуэт. Бодрый охранник смерил меня стеклянным взглядом, слегка пожимая плечами.
– Проходите, пожалуйста.
Удивленный столь вежливым приемом, я неуверенно шагнул во двор. Радость моя быстро улетучилась, когда к затылку приставили что-то твердое.
– Стоять на месте! – прогремел металлический голос позади.
По спине пробежал холодок, я окоченел. Дуло пистолета уперлось мне в голову.
– Колька! – услышал я знакомый баритон. – Зачем так сильно? Он и в штаны наделать может!
Толстый Бабаев выпрыгнул на лестничную площадку. Прикрыв халатом отвисшее брюшко, он насмешливо посмотрел в мою сторону. На этот раз без дурацких очков.
– Друг мой, опусти пистолет, – он подмигнул охраннику. – Не нервничай.
Тяжелое дуло опустилось вниз. Я медленно повернулся.
Злая, пропитая рожа оскалилась, обнажив почерневшие зубы. Он был таким же ужасным, как и предыдущий, только лица у них были не похожи. Первый лысый, в темных очках, а этот больше походил на растрепанную шпану.
– Я тебя, кажется, предупреждал, – ледяным тоном сказал Бабаев. Его глаза злобно сверкнули. – Зачем ты сунулся сюда? Я не отдам тебе ее.
Я с опаской покосился на охрану. Никто из них не шевельнулся. Видимо, и стрелять они тоже не собирались.
– Мне нужна эта медаль, – взмолился я. Будет глупо, если я не попытаюсь его уговорить. – Я привез вам деньги!
Я бросил чемодан к его ногам. Охрана жадно пригляделась.
Щелкнул маленький замочек, на землю посыпались темно-зеленые купюры. Бабаев даже не взглянул на них.
– Нет! – отвечал он. – Никогда. Я искал ее больше двух лет. Неужели ты думаешь, что я тебе ее отдам?
Я пнул чемодан, деньги рассыпались по двору.
– Тебе мало? Я могу достать еще!
Бабаев засмеялся. Вышибалы весело его поддержали.
– Ты не понял, дурья башка. Она не продается ни за какие деньги.
Такого я не ожидал.
По его наглой физиономии стало понятно, что возвращать он ничего не собирается. Я только зря теряю время.
– Вы уверены?
Бабаев кивнул. В своей настойчивости он не сомневался.
– Тогда я звоню в милицию, – я с ловкостью сунул руку в карман, делая вид, что кому-то звоню. Мобильного-то у меня больше не было.
Лица присутствующих заметно напряглись.
Бабаев нахмурился, на лбу вытянулась жилка. Михаил Геннадьевич переглянулся с охранником, кивнул одному из них.
И только потом до меня дошло, что нужно убегать.
Здоровенная лапа поднялась вверх. Черный пистолет вновь уткнулся в затылок. Я скукожился.
– Отведи его в подвал и пристрели, – приказал Михаил Геннадьевич. – Только без шума, прошу тебя.
Я уже бросился было наутек, как меня схватили сильные, как клешни руки.
– Даже не думай! – одернул меня громила. Толстая ладонь легла мне на шею.
– Отпусти! – закричал я, гневно взглянув на Бабаева. – Прикажи им отпустить меня!
– Я так не думаю, парень, – хозяин дома повернулся ко мне спиной. – Ты слишком долго лез в мои дела. Мне очень жаль.
– Не смей! Ты не убийца!
Подойдя к входной двери, он снова повернулся ко мне:
– Ты не первый случай в моей практике. Бывали и хуже. Прощай, Игорь.
Дверь захлопнулась почти перед моим носом.
Тяжелая рука толкнула меня вперед.
– Пошел!
Пригнувшись, я кинулся на здоровяка, чтобы выбить пистолет у него из рук. Черный ствол взмыл в воздух. Раздался оглушительный выстрел.
В следующий момент меня ударили по почкам. Первый головорез подобрался сзади, с легкостью сбил меня с ног.
– Осторожней, придурок! – рявкнул он. – Шеф велел отвести его в подвал!
– Сам, что ли, не видишь, что он тут устраивает! – огрызнулся тот, поднимая оружие. – Лучше помоги мне!
Справиться с болью оказалось непросто. Меня словно треснули раскаленной булавой, а потом провели ей по телу несколько раз. Один из них подхватил меня за руки, но на ноги я встать так и не смог. Тогда они поволокли меня по земле.
Пока охрана тащила меня к подвалу, я отсчитывал секунды, которые мне оставалось жить. Получал при этом легкие пенки, когда совсем не оставалось сил двигаться.
Меня волокли по лестнице, пока я не уткнулся в стену. В подвале пахло соленой рыбой и чем-то, напоминавшим соляру.
Стоя на четвереньках, я повернулся к ним. До чего же ужасно болело тело!
Один из них, который лысый, уже отвернулся, прикрывая глаза ладошкой. А другой, именуемый Колькой, прицеливался.
У меня перехватило дыхание. Умирать не хочется никому.
– Коля, черт лысый! Давай скорее!
– Подожди, сопли распустил тут! Можешь вообще уйти, раз кишка тонка!
Я невзначай шевельнул рукой. Пальцы нащупали твердый шершавый предмет. Подвинувшись дальше, я обнаружил рядом толстый кирпич, разломанный пополам. Долго не раздумывая, схватил его, со всего размаху запустил в головореза. Громила выстрелил незамедлительно, получив камнем по лбу. Пуля оцарапала стену, пролетев в метре над моей головой.
Охранник рухнул навзничь.
– Идиот! – послышался рев напарника. – Как ты мог промазать?!
Вскочив, я накинулся и на него тоже. Неожиданная драка развязалась между нами, я вцепился ему в глотку. Как оказалось, лысый не очень хорошо умел драться. Я расквасил ему нос после двух ударов, потом с легкостью повалил на землю. То ли силы у меня прибавилось от страха, то ли я был слишком зол.
Негодяй, стрелявший в меня, лежал на полу, хватаясь за разбитую голову. Его приятель корчился от боли в пару метрах от него.
Времени оставалось мало.
Первым делом я схватил пистолет, кинулся прочь из подвала. На бегу я проверил оружие – заряжено. Несколько патронов мне все-таки оставили.
На улице я занял дистанцию у главного входа. Нужно выманить Бабаева, только так, чтобы он меня не заметил. Я позвонил в дверь, притаившись за палисадником. Пистолет держал на вытянутой руке.
Послышалась спешная ходьба.
– Так быстро? – пропищал Михаил Геннадьевич из прихожей. – А почему трезвонишь в дверь, а не по рации докладываешь?
Снаружи показалась гладко выбритая лысина. Бабаев внимательно огляделся.
С огромным наслаждением я прижал пистолет к его виску.
– Твое время закончилось, приятель, – я щелкнул предохранителем. – В моей практике ты будешь первым.
Бабаев испуганно выпучил глазки, подняв руки вверх. Под прицелом он выглядел уже не таким устрашающим, каким был раньше. Я с довольной ухмылкой опустил его на колени.
– Не стреляй… пожалуйста!
Искра жалости дрогнула в моих глазах, но я не подал виду.
– Как видишь, я оказался умнее. Страшно умирать?
Хозяин дома жалобно заскулил. Эта картина вызывала у меня не только смех, но и отвращение.
– Дай мне то, что я хочу, и я уйду, – спокойно сказал я, покрутив пистолет в ладони. От одного резкого движения Бабаев вздрагивал, как суслик.
– Я отдам тебе! Даже не сомневайся!
Михаил Геннадьевич завел меня в дом. По правде говоря, я ожидал, что он готовит западню, поэтому ни на секунду не сводил с него оружия. Но он двигался так медленно, так осторожно, что мне казалось, он вот-вот упадет от волнения.
Медаль он хранил, как выяснилось, в сейфе. Не глуп, мужик. Но и это не самое укромное местечко. Руки его тряслись, когда он вводил код. В итоге золотая медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне» заблестела у него в руках, он отдал ее мне.
Довольно улыбнувшись, я хлопнул его по плечу.
– Надеюсь, вы понимаете, что идти в милицию – не в ваших интересах, – злорадно заметил я. – Во всяком случае, не советую.
– Надеюсь, мы еще встретимся, – огрызнулся Бабаев. Наконец к нему вернулась смелость.
– Как вам угодно.
Я опустил пистолет.
Глаза влиятельного бизнесмена заблестели от слез. Мне не хотелось смотреть на него и секунды.
– Я всего лишь хотел приблизиться к истории, – сквозь плач я не мог расслышать его слова.
– Поздравляю, – сухо ответил я, отвернувшись в сторону. – Вам это удалось.
И с хмурым видом выбежал из комнаты.

.12.

После того как маленькая причина моих тысячных несчастий оказалась у меня в руках, я помчался обратно в Новороссийск.
Впопыхах я пытался успокоиться, удавалось мне это с трудом.
Позже позвонил Марине с городского. Убедившись, что с ней все нормально, сел в такси. Николай Иванович потихоньку успокаивался. Он больше не являлся ко мне, как бы сейчас не хотелось его увидеть
Я приехал на могилу, с опасением взглянул на горы.
Сказать по правде, было страшно. Боязно даже взглянуть на них. Я опасался, что оттуда снова посыплются немцы, снова захотят меня пристрелить.
Но, тем не менее, ничего такого не случилось.
Воздух свеж, хмурые тучи постепенно расходятся, уступая нежным лучам солнца. Цемесская бухта на редкость спокойна.
Я вскарабкался на гору. Спустившись на лесистую площадку, увидел обширные полосы обгоревшей травы. Новая еще не проросла. Все осталось так же, как и в ту ночь. Черные линии свастики рассекали землю. Я ждал, что рядом останутся трупы – моряки и их подружки, но заметил лишь слабо очерченный линии – остатки от огня.
Могила партизана находилась рядом. Спустившись ниже, я заметил еще кое-что. На ее фоне застыл загадочный силуэт. И тут мне показалось, что человек кажется очень знакомым. Я узнал черную шляпу, грязный старый плащ – ту самую неизвестность, за которой прятался бродяга по имени Ираклий.
Увидев меня, он слегка приподнял конец шляпы.
Я впервые увидел его лицо. Дряхлое, искорененное морщинами, за которым прятались маленькие, как у черта, глаза. Из-под головного убора выпадала волнистая седина, поперек щеки извивался тоненький шрам. В ухе блестела крупная серьга.
Такой пугающей внешности я не видел никогда.
Несмотря на это, Ираклий приветливо улыбнулся мне.
– Вы? – только и произнес я. – Откуда?
– Пришел помочь тебе закончить одно дело, – отвечал Ираклий, опустив голову.
– Какое дело?
Напрасно я старался солгать ему. Измученный жизнью старик видел меня насквозь. Он уж наверняка знал, зачем я приехал.
Бродяга осторожно и даже бережно прикоснулся к рыхлой земле. Взял маленькую горстку, бросил вниз. В яме еще виднелись обгоревшие кости, слегка присыпанные землей.
– Они все еще приходят ко мне, – тихо сказал Ираклий. – Как только закрою глаза.
– О ком это вы?
Но бродяга не слышал меня. Он продолжал говорить, печально поглядывая в сторону.
– Мне нужно было восстановить эти памятники рано или поздно, но я не сделал этого. Поэтому они не оставляют меня в покое. Каждую ночь, когда усну, они приходят ко мне, просят о помощи… Просят накормить, дать кусочек хлеба…
Ираклий закрыл глаза. Казалось, сейчас хлынут слезы, но этого не случилось. Как бы ему не хотелось, он изо всех сил сохранял спокойствие.
– Ваша история… – меня осенило. Я был так глуп, что не догадался сразу! – Вы рассказали историю из вашей жизни! – я уже не спрашивал, я утверждал. – Это были вы!
Ираклий кивнул.
– Да, ты прав. Это действительно я.
Где-то глубоко, в самом сердце больно укололо.
– Я рад, что ты решил все исправить, – обезображенное лицо просветлело от улыбки. – Ты поступил правильно.
– А почему же вы так не сделали? Зачем вам такие страдания?
Ираклий молча развел руками. Печаль не сходила с глаз.
– Думаешь, я не пытался? Меня все принимают за сумасшедшего. И сейчас тоже. Что мне еще делать? Через неделю они убили мою жену, моего сыночка! По сей день я готов проклинать весь мир.
Внутри меня что-то оборвалось. Я напряженно выдохнул. Жалость, которую я испытывал к этому человеку, не могла сравниться ни с чем. Так хотелось заплакать, что я стиснул зубы. Ираклий коснулся моего плеча.
– Не думай об этом, дружок, – едва заметная улыбка проскользнула на губах. – Я поплатился сполна. Давай-ка лучше исправим твою судьбу, Игорь.
– Вы верите, что ее можно исправить?
Ираклий нахмурился. Вопрос его явно задел.
– Если ты сейчас все не изменишь, станешь таким, как я. Твои близкие умрут, а ты будешь бессмысленно скитаться по миру. Будешь вечно жить в страхе. А когда заснешь, смерть покажется тебе наслаждением.
Я вынул медаль из кармана. Рука крепко вцепилась в награду. Глазам уже не под силу смотреть на нее. На вещь, которая принесла столько зла и горя.
Нависнув над могилой, я посмотрел вниз. Сгоревшие кости утопали под горкой земли, но череп все еще смотрел на меня. Он словно разговаривал со мной, пытался в чем-то убедить. Это был настоящий Николай Иванович Игнатов. Тот, кто выручил меня, угостил чаем. Безжизненная темная маска солдата осталась позади. Как в кошмарном сне.
Я разжал ладонь. Юбилейная медаль полетела вниз, пропадая под толстым слоем земли.
Ираклий посмотрел на меня, приятно улыбнулся. Он не сказал ни слова, но теперь я понял, что должен сделать именно это.
Бродяга вынул из-под плаща две маленькие лопаты, протянул одну из них мне.
– Пора закопать его, Игорь. Я помогу.
Я кивнул и опустил острие в землю.

Конец