Моего деда – Георгия Ефимовича, почему-то считали экстрасенсом. Правда, в советские времена слова такого не употребляли, а говорили просто: “Он что-то знает”. Рассказывали, что дед что-то прошепчет, и его ни пчела, ни оса не укусит, а любая змея делается ровно как домашняя кошка – чуть ли не голову подставляет погладить. Родственники уверяли, что он мог где угодно ночами ходить, и ни один злой человек ему не повстречается. Когда мне было не более трех-четырех месяцев, к нам в дом вошла пожилая бурятка с черными глазами. Посмотрела на меня, о чем-то спросила родителей и ушла. Я начал плакать и не унимался несколько часов, пока не появился дедушка. Он выгнал всех из избы, а через минут пять – позвал. Я, по словам мамы, спокойно спал в колыбели, будто ничего и не было. Ну как тут не экстрасенсорные способности?
Дед всю жизнь проработал продавцом в сельском магазине. И никогда у него не было даже маленькой недостатачи – любые ревизоры уходили ни с чем – удивительное дело! Помню, иногда в праздник выпьет водочки, обведет всех тяжелым взглядом и скажет, что во время войны его ни одна пуля не тронула, что он “слово” такое знал – и оно, слово, защищало его будто бы от ранения и смерти. А удивляться было чему: с 1941 по 1945 год – тяжелые сражения, окружения, Ленинградский фронт, блокада Ленинграда, а потом “по-пластунски пол-Европы”. И ни одной царапины!
В его жизни были два случая, связанные таинственными необъяснимыми нитями.
Когда маленькому Егору исполнилось лет семь, отдали его в батраки – сразу после революции дело было. В зажиточной семье тащил на себе всю черную работу. Как-то на пыльной дороге, по которой гнал домой хозяйских коров, увидел светлый прямоугольник. Нагнулся – а это не что иное, как иконка Николая Угодника. Поднял, сунул за пазуху. И не расставался с ней никогда.
В начале войны их взвод вошел в деревню, которую жители оставили. Видимо, от немцев бежали. Солдаты бросились искать съестное – голодно было, а дед заметил в углу книжку. Поднял – Евангелие.
И такова уж сила веры, но только эти две вещи дедушку моего хранили – он ни капли не сомневался. Верил в их оберегающую и исцеляющую силу.
На фронте коммунистом стал. Не принуждали – сам принял решение. Подарили ему тогда “Историю ВКП (б). Краткий курс”. И лежала партийная книжка с Евангелием и иконкой в солдатском вещевом мешке, а потом в деревенском сундуке с тяжелой крышкой.
И вот думаю: не утратили ли мы веру в могущество слова, которое внутри нас? Не хватаемся ли мы за проплывающие мимо нас соломинки в житейском море мелочей? Дед, как и все мы, ошибался. И не раз. Спотыкался, падал даже, но не винил в этом других – сослуживцев, родню, государство. Брал на себя ответственность – до конца. Потому что в этом, наверное, сила экстрасенсорная и заключается.