Моя дочь Катя с мужем сразу после женитьбы комнату снимали в старом дощатом бараке на первом этаже. Зимой на полу вода замерзала в ведре, кран с холодной водой в единственном туалете на этаже – комнат на двадцать – вот и все удобства. Маленькая комнатка: диван, крошечный столик, два стула и шкафчик под вещи, в углу табуретка с плиткой, на полочке кастрюльки и тарелки – обстановка. Прожили они там два года. И туда же привезли из роддома Женечку. Я приехал посмотреть внучку. Захожу в открытую дверь – Кати нет – вышла к соседям. На диване маленькая черноволосенькая девочка – лежит, смотрит на меня – изучает. Так вот и встретились.
Молодая семья поскиталась еще несколько лет по чужим углам, пока не обрела собственный. Именно угол, но свой! Живут легко. К вещам душой не привязываются: старое легко выбрасывают, чтобы подкопить и купить новое. Трудности не ругают, другим не завидуют. Последнее особенно важно. Многие вокруг по сегодняшним меркам более успешны – обросли стенами, садами, огородами, гаражами и заборами. А эти живут себе, радуются друг другу, не пускают чужих в свой уголок, но и не замыкаются в нем – другим готовы помочь, чем могут. Боже упаси подумать, что я рисую идеальную картину. Всё у них бывает, как и в других семьях. И житейскую скромность я не пропагандирую – отнюдь! Речь о другом, вернее, о другой – о Женечке.
Тогда в бараке мы друг на друга посмотрели – и сразу же подружились. И началась новая жизнь. Женечка позже других детей стала ходить. Родня, помню, сильно печалилась. Но я знал – время не пришло. То же самое с речью. Женечка заговорила как-то сразу – правильно, ровно и уверенно.
Она “нетороплива, не холодна, не говорлива, без взора наглого для всех” – это про нее. И еще она хорошо чувствует, что с другими происходит. Плохо мне, на душе гадко – наглотался где-нибудь несправедливости – она подойдет и молча руку погладит. Или идем гулять, а у меня негатив на душе – выгнать его не могу. А Женечка молча рядом со мной идет. И ни слова. Чувствует, что помолчать надо – меня жалеет. А если надо пошалить – бросит на меня взгляд – а в нем искры – и я загораюсь. И шалость мгновенно родится – не унять ее.
Она рано стала задумываться о чем-то. Редко когда скажет, что ее волнует. И отвечает на вопросы односложно. Без подробностей. Летом спросил, от какого недостатка в себе она освободилась бы. Ответила – от стеснительности. Тогда я задал еще один вопрос – о главном ее достинстве. Помолчала в меру и сказала: “Не жадная я”. Мне кажется, в мои одиннадцать лет я был все-таки попроще.
Жизнь в чем-то ущемит – квартиры, зарплаты, быстрые доходы – могут быть редкими гостями в нашей судьбе, как Солнце на Урале. Но “силы небесные” открывают нам двери во что-то другое, что трудно словами описать. Но оно, это что-то, есть: чувствуешь его и душой, и сердцем. И иногда все богатства на свете, если вдруг они свалятся на голову, отдашь за это что-то, о чем словами не скажешь. Но в нем тепла много-премного – не замерзнешь.
