***

… А дни все в книгу жизни

Летят, как журавли.

 

Рубеж все ближе, ближе…

Между землей и небом

Осталось мало дней.

Я к Свету был приближен,

Но лишь «насущным хлебом»

Был привлечен в те годы —

Теплом земных огней.

 

Летели дни за днями…

Тяжелый камень в гору

Катил я, как Сизиф.

Что чудилось огнями,

То обернулось пнями,

И жизнь открылась взору —

Что над добычей гриф.

 

Но память Свет хранила.

В душе моей теплился

Лампады фитилек.

И Жизнь меня простила,

И гриф куда-то скрылся,

И, оказалось, рядом

Всегда был Свет-награда,

Огнем был огонек.

 

***

Любимая, прости,

Через снега-сугробы

Я к терему дошел,

Любимой не нашел.

Всю ночь мела метель,

Срывала дверь с петель,

Грести, не разгрести,

И следа не найти, 

Любимая, прости!

 

Прости меня, Предназначенье,

Что не тебя любовью звал.

Жизнь пролетела, как мгновенье,

И недалек уже причал.

 

А в дни весеннего цветенья,

Так обещавшего плоды,

Прости, мое Предназначенье,

Что принял свет не той звезды.

 

И жил энергией влюблений,

Цветы носил, но не для муз.

Подпал, не ведая сомнений,

Под обывательский искус.

 

Прости, что только в осень жизни

Я сеять, как весною, стал.

Есть срок для сева, срок для тризны,

Есть в море путь, и есть причал…

 

Но вновь не дам свершить злосчастье:

В ночи тоскливую метель

И в дни осеннего ненастья

Дверь терема сорвать с петель!

 

 

***

Он помнит вечер, керосинка,

Круг света только в двух шагах…

У мамы на плечах косынка

И книжка старая в руках.

 

Про Изумрудный город, Элли,

Страшилу, Дровосека, Льва,

Простудой свален с ног, в постели,

Он ловит мамины слова.

 

Про мудрость та ему читала,

Сердечность, смелость и обман

И поправляла одеяло,

Чтоб не унес его буран.

 

«Лечись, сынок, расти здоровый,

Бастинд не бойся и Гингем,

Добром и мужеством ведомый

Не будешь побежден никем!

 

От зла спасешь ты край чудесный,

Поможешь жителям его,

И воцарится мир небесный

По воле Бога самого!»

 

Мороз крепчал, окно в узоре.

Читала мать сыночку сказ.

А среди книг в немом дозоре

Уж Урфин Джюс свой щурил глаз…

 

Прошли года, есть дети, внуки.

В борьбе седым он стал давно.

Но маленьких, беря на руки,

Тот сказ читает все равно…

 

***

Он жить спешил, спешил отчаянно,

За все хватался, все любил.

А ныне старость опечалена:

«На что он молодость убил?

 

Жалел нелюбящих любимых,

Корпел над тем, что не дал Бог,

А от способностей глубинных

Бежал скорей, не чуя ног!»

 

Он жить спешил, но жизни не к чему

Спешить понравиться толпе.

Она дарила его встречами,

Пока не встал он на тропе,

 

Пока не стал своей стезею

Идти, доколе хватит сил,

Пока любим своей землею,

Пока сторонке будет мил.

 

***

Все, что было, отныне сухая листва,—

Хоть цвело-зеленело в свой срок.

Все, что было, то давней поэмы строфа,

Словно важный, но старый урок.

 

И зачем вспоминать, что так мало ценил

И, что было в руках, не берег?

То по всем тупикам меня Бог проводил

И привел к основной из дорог.