Я сел на поезд в начале июня и отправился в столицу нашего края. Эта безумная идея пришла ко мне неожиданно еще в мае, когда я устал от рутины, и понял, что нужно от нее куда-нибудь сбежать. Работа веб-дизайнером уже не приносила мне бывшего удовольствия, хоть я и работал сам на себя. Я собрал вещи, полный рюкзак всякого тряпья, захватил отцовский спальный мешок, которым он не пользовался уже лет двадцать и взял билет на поезд.
Уехав из города, я ничего не терял, ибо родители работали, моя работа оставалась замороженной, я ведь сам себе начальник, фрилансер, как-никак, а других цепей, связывающих меня с городом не было. Живу я в захолустном городишке, чуть ли не у самой границы с Китаем, так что особых мечт у меня не было. Я ничего терял.
Билеты были куплены, и я коротал время за недавно купленной книжкой. Там рассказывалось о традициях буддизма. Эту книжонку мне подарил один мой знакомый. “Я знаю, тебе нравятся такие штуки!” – сказал он, вручая мне ее. Да, я давно увлекаюсь восточными верованиями, но больше всего из них меня привлекает учение Будды. Этот паренек родился в почти-Индии две с половиной тысячи лет назад. Он не претендовал на обладание супер-истиной и не требовал верить ему на слово. Этим он мне и понравился. “Проведите личное исследование и выясните”, – говорил Будда. – “Что вам нужно, а что нет” Роль исследователя мне нравилась.
И вот в последний день я сижу в маминой квартире и почитываю эту книжицу. Я, конечно, не буду вам сейчас рассказывать полную биографию этого индийского мудреца, но кое-что о нем я все же поведаю. Например, то, как он сострадал всем живым существам. Сидел и смотрел, как мучается ящерица. Она еле-еле ползет в поисках пищи и не может ее найти. Мучается. Тут мимо проползающая змея ее ка-ак схватит. А змею, в свою очередь, унес в когтях гриф. Будда понял, что в этом мире страдают все. Почему же люди тянутся к удовольствиям и знаниям, думал он. Неужели люди не осознают этот страшный исход? Будда заглянул в суть вещей и понял, что жизнь пронизана страданиями. Мы все время чего-то хотим, а получая, хотим чего-то нового, и так без конца. К этому выводу приходят все буддисты, очищая свой ум от мирских забот и начиная свой путь. Но не надо просто принимать факт страданий. Мы ведь не пассивные овощи! Нужно реализовывать наши таланты для борьбы со страданиям. Их можно не замечать, только отказавшись от материальной жизни. В противном случае, страдания будут преследовать вас везде. Вот я и решил отправиться в путешествие, на некоторое время отказавшись от мирской жизни.
Подходило время отъезда, я собрал рюкзак и вышел, не забыв попрощаться с теми, кто был дома. Взяв такси, я приехал на вокзал слишком рано и продолжил чтение. Там, в книжке, Будда ушел из дома, от всей этой роскоши, прямо как я, и начал жить с отшельниками в лесу. Отшельники, по правде говоря, оказались редкостными железяками. Они ничего не ели и в медитации укрощали ум. Их волосы росли, а животы впадали. Стереотипизированный образ йогов древности. Будда, конечно, понял, что это ни к чему не приведет, забил на этот дурацкий аскетизм и покинул этих седовласых дедов. Будда принял Срединный Путь, путь между самоистязанием и излишними радостями. Главным было удерживать между ними грань. Изобретя этот Путь и поев, Будда сделал себе подушку из травы.
Гудок. Гудок поезда. Машины на парковке вокзала все прибывают. Пора идти. Удостоверившись, что я – это я (хотя никакого “я” нет), меня пустили в вагон. Старый и обшарпанный видавший виды Вагон дружелюбно принимал всех входящих и выходящих. И меня. Я неудобно устроился на сидении-будущей-кровати, попытался расслабиться и вспомнить свое положение в мире. Итак, я совершаю побег от рутины, еду в незнакомый город не понятно, для чего и не понятно, зачем прямо сейчас. В вагон заходят новые люди, и вот уже у меня появляется собеседник на ближайшие 10 часов. Я пытаюсь поддержать разговор, не стараясь сильно блистать умом, ибо это все равно ни к чему не приведет. Я думаю, что никогда больше не увижу этого человека, моего Собеседника, поэтому не хочу ничего узнавать о его жизни. Пара общих тем, и хватит, я снова принимаюсь за книгу и сбегаю от реальности. Вот этот Будда сделал себе Космически-Нирванный Трон Чистой Пустоты из обычной травы, размял косточки и сел медитировать, как его научили те дедули-аскеты. Сел он, значит вечером, а вместе с рассветом, как только первый лучик солнца коснулся ветвей дерева, под которым сидел Будда, он получил просветление. Ночь психологической борьбы, – и вот, перед нами духовный революционер. Как он потом сказал, он “выполнил свою работу в этом мире, и больше ему ничего не оставалось”. Круто, говорю я. Парень напротив лениво поддакивает. Мой Собеседник оказался чуточку апатичным, но мне плевать.
За окном проплывали бесконечные пейзажи, с каждым километром становясь все темнее. Наступала темная часть суток. Я снова уперся в книгу.
Все, что получил Будда, заключалось в четырех словах: есть Страдание, у него есть Причина, можно заняться Преодолением страдания, и для этого есть Путь. Не буду загружать вас всякими Путями, просто преодолейте страсть и эгоизм и валите из этого мира. Вот и все. Остается лишь применить это на практике, что всегда оказывается сложнее, а, значит интереснее. Я горел от нетерпения начать практику в новом окружении, в новой обстановке, в чужом городе, среди чужих людей, чьи умы целиком и полностью поглощены работой-потреблением, и лишь я, одинокий странник, так я себя представляю, никого не ненавижу в мире, где все друг друга ненавидят.
Я немного перекусил, расстелил постель и упал спать. Один мужчина в нашем вагоне постоянно что-то кому-то доказывал, в мире, где ничего нельзя доказать. Я зарылся в подушку, закрыл глаза и приказал организму засыпать.
Через секунду я открыл глаза, уже было утро. До пункта моего назначения оставалось около часа. Мы еще немного поболтали с моим вчерашним соседом по купе, он сказал, что я интересно рассказываю о том, что творится в мире. Он хочет взять мой номер телефона. Я тянусь за своим телефоном, ибо номер свой я не помню, тянусь, тянусь, и меня пронзает догадка – я забыл телефон дома. Что ж, теперь я оторван от мира. Никого не предупредив ни в одной из социальных сетей, я заглянул в их суть и понял, что связан по рукам и ногам своим смартфоном. Это прозрение произошло за долю секунды, но я прочувствовал его всем телом. Я был связан, а теперь на одну цепь стало меньше. Нет, говорю я, телефона у меня нет. Удивленное лицо, обезображенные людьми овраги бывшей девственной природы, заборы, заборы, заборы, исхоженные туристами на миллион раз леса, пни, мертвые деревья и среди всего этого я, бесцельный кусок мяса.
Поезд начал свое торможение. Я проверил деньги. Их у меня было достаточно, так что я мог ни о чем не беспокоиться. Ни о чем не беспокоиться, сидеть в вагоне, смотреть на приближающийся город и наслаждаться взаимодействием всего-как-оно-есть.
Повторяю про себя: “Плыву по течению мимо всей современной грязи, как цветок лотоса, ни о чем не заботясь…”
Я еще раз поел, проверил, закрыт ли рюкзак и готовился к выходу в мир. Опоздав на одну минуту, сам проверял по часам, поезд остановился на людном вокзале. Выходили люди, каждого кто-то встречал. Меня не встречал никто. Незнакомый город.
Какой-то мужчина надрывался: он истошно кричал, не нужно ли кому такси. Но к нему никто не подходил, и подойти пришлось мне. Условившись в цене, я сказал, что мне нужно в какой-нибудь отель, хотя нутром чувствовал, что не мог я зря взять спальный мешок. В тонированном окне проплывал буддистский храм. Я попросил водителя затормозить, вывалил рюкзак на тротуар и побежал к воротам храма. Я хотел увидеть статую Будды, посмотреть на его довольное лицо, попросить его избавить меня от зла, зная, что это трюк с подсознанием, хотел поговорить с каждым буддистом этого храма, и, если получится, попросить ночлег, хотя только начинался день.
Я подбежал к воротам, постучался. Дверь открыл какой-то мужчина азиатской внешности в заляпанной краской футболкой. Он что-то красил. От него за километр пахло краской, сам он тоже был весь в ней, да и при всем этом видок у него был не дружелюбный. Я спросил, можно ли мне войти, мужик что-то пробурчал на своем языке, и дверь захлопнулась перед моим носом.
Хорошо, думал я, и так сойдет. Я отошел от двери и стал думать, что делать дальше. А делать было нечего. Я спустился вниз по какой-то широкой улице, наблюдая за прохожими. Все это была сплошь серая масса с некоторыми пестрыми индивидуумами, как они себя видели, сплошь пустая серая масса с высокими уровнями притязаний на успех в жизни. Меня окружала латентная похоть. Что это за город, где все чего-то хотят, где все замешаны в едином потоке Потогонной Машины Потребления, где девушки ходят голышом, а мужчины делают одинаковые прически и одеваютя одинаково, где все в грязи, все в грязи, в грязи, что это за город такой?
Я вспомнил, что настоящий крутой буддист общается с торговцами и пьяницами, не боясь впасть в высокомерие, алчность или похоть, а, значит и я смогу так же. Любой дурак может уйти медитировать в горы, а ты попробуй заниматься реализацией Пути здесь, в этом Городе.
Рассуждая так, я спустился до самого конца улицы и попал в некий культурный центр города. Здесь были кинотеатры и простые театры, кофейни и парки, места встречи богемных маргиналов, которых сегодня пруд пруди в каждом городе, каждый строит из себя личность, да что говорить, и я ведь тоже пытаюсь как-то барахтаться в лужице современной демократии.
Музыка. Я услышал чудесную музыку, какой-то парень лет двадцати стоял посреди улицы, играя импровизированный джаз. Рядом стояла девочка, милая девочка, она держала шляпу, в которую прохожие механически, не слушая той прекрасной мелодии, которая развивается в трубе этого музыканта-скорее-всего-самоучки, не слушая, прохожие кидали монеты в шляпу девочке. Я нагнулся, запустил руку в карман, чтобы извлечь пару монеток, нашел-таки их в кармане, выудил, распрямился и увидел, что музыка кончилась: музыкантик и его девочка курили. Тьфу! Сколько ей лет?
Я перешел дорогу и попал на площадь. На площади бабушка торговала семечками. Я взял пакетик семечек и начал кормить голубей. Бросил семечки один раз, другой, и вот уже со всей площади ко мне слетелись голуби. Я снял рюкзак, прислонил его к дереву, присел и стал сидя кормить голубей, которые становились все наглее, вот уже один из них лезет ко мне в пакет за внеочередной порцией семечек. Я хватаю наглеца за лапки. Никому нельзя доверять, ни голубю, ни мне. Птицы разносят болезни, а я знания, и кто знает, что вреднее. Голубь вырывался, как мог, он хотел жить, и я его отпустил. Прощай, Голубь!
Солнце находилось в зените, когда я вышел через аллею площади, где целующиеся пары и нецелующиеся буддисты, я вышел через аллею на улицу, и стал думать, что делать дальше. А дальше мне предстояло искать ночлег. Я не хотел снимать комнату в квартире незнакомой старушки, не хотел искать отель с персоналом, у которого все улыбки поддельные, не хотел ночевать на улице, как бродяга с миллионом заболеваний, я вспомнил, что у меня есть рюкзак, в котором полно орехов, изюма, чая, одежды, я понял, что квартира, которую не нужно искать, на моем горбу, все, что я хотел, это найти место, где расстелить спальный мешок, расстелить спальник где-нибудь в лесу, где мне не будут мешать ни машины, ни суета людишек, ни даже бродячие псы. Я собрался ночевать в лесу. Палатки у меня не было, я хотел сделать навес. По дороге я купил пшеничную крупу, хлеб, других фруктов и овощей, ибо не знал, что нужно брать с собой в лес, особого опыта у меня не было, потратил на все это больше тысячи.
Я шел и думал, что уже достаточно сделал, буду отдыхать. Какая у меня будет в лесу медитация под звездами посреди этого великого молчания-нигде. Незаметно я вышел из города и попал в поле, а уже невдалеке виднелся лес. Овраги, овраги, преодолевая их, я подумал, почему земля такая неровная, я подумал, что землю не надо ровнять, следует выровнять свой ум, и тогда земля сама станет ровной.
Я шел и шел вперед, постепенно погружаясь в тихую чащу леса. Мои одинокие мантры в лесу, ведь одна мантра-молитвочка бесконечно полезней, чем вся эта взрослая суета.
Я шел и шел вперед. Когда я уже совсем перестал видеть город за деревьями, меня внезапно пронзило чувство бесконечной тоски и одиночества, тоски по привычной обстановке и одиночества без моей зоны комфорта. Весь мир пуст. Он кажется нам полным лишь потому, что мы наполняем его своими зонами комфорта, которые крутятся вокруг “я”, я, я, везде я, хотя никакого “я” не существует, есть лишь единый поток, и все мы в нем замешаны, а пока вы это не поймете, вы так и будете гоняться за на самом деле ненужными вам вещами.
Маленький овраг мне приглянулся. Весь день стояла неимоверная жара, поэтому я надеялся, что ночью будет не меньше пятнадцати градусов тепла. Я расстелил спальник, уложил рюкзак и сел. Солнце еще не село, но с этой стороны долины было темно. Я лег и прислушался. Где-то рядом шумел ручей, жужжали комары, сверчки сверчкали свою Мелодию о Настоящей Жизни, и лишь я один молчал. Я снова сел и попытался помедитировать. Сидя в медитации первые минуты, я зевал, катились слезы, которые я всегда определял, как Слезы Сострадания Миру.
В буддистских текстах полно информации о нравственности и поведении, но о медитации там почти ничего нет. Мне нужно все изобретать самому. У меня есть пара фокусов. Например, сидя по-турецки, я пытался смотреть на себя сзади, все удаляясь, пока моя одинокая медитирующая фигурка не становилась точкой в пространстве, или я наблюдал за причудливыми фигурками в уме, или я представлял, что заполняю весь мир, или я воображал в уме фигуру Будды и любовался ею. Но в большинстве случаев я просто наблюдал за дыханием. Вот и сейчас я сидел и считал вдохи и выдохи. Есть не хотелось, не хотелось пить, я уже не считал вдохи, не считал выдохи, а просто дышал, всякое мышление прекратилось, и вдруг я кого-то увидел. Немного размытое изображение будды прошлого или что-то-наподобие повернулось ко мне и сказало: “Да расслабься ты!” Я тут же отпустил всякое напряжение и опустился на самое дно всякой медитации, и после этого, разумеется, мне надоело. Будда говорил: “Хотите, медитируйте, не хотите – ну и черт с ним!” Ведь от медитации вы ничего не получите, все пустота, вы согласны сидеть и получать пустоту? Энергия Просветления уже проявлена в вас, в вашем теле, в вашем поведении, несмотря на страсти, несмотря на всю эту грязь, Просветление уже в вас, больше ничего не надо, отдыхайте и будьте добрыми! Я отдыхал и был добрым, а еще я хотел, чтобы все мои медитации принесли пользу всем, кто меня окружает, всему миру.
Открыв глаза, я увидел первые звезды, залез в спальник, хорошенько улегся и сразу же уснул.
На следующий день я нашел по звуку вчерашний ручей, отпил водицы, собрал рюкзак и отправился в город. Мне не очень нравилось носить на себе свой дом, но я не мог ничего поделать.
Я хотел в театр, но, так как он оказался закрытым, пришлось довольствоваться кино. Купил билет и сел ждать начала, перекусывая яблоками из рюкзака, которые не особо меня насытили. Невыносимая жара контрастировала с из-под-кондиционерным холодком кинотеатра.
В холле я встретил бывшего одноклассника. Он так увлечен своим смартфоном с социальными сетями, что постоянно переспрашивает. Я прощаюсь, ибо не могу так общаться, он одной ногой в реальности, другой ногой в интернете, другой в могиле, а ведь материальный мир создается невежеством живых существ, Бог этой грязи не создавал. Люблю Бога. Вы спросите, как можно любить того, кто посылает в наш мир столько бед. Это карма, дорогие друзья, и вы творите ее прямо сейчас, да-да, прямо сейчас.
Фильм так себе. Стандартная голливудская мешанина. Когда стих последний аккорд финальной песни, я насладился ревущей тишиной зала. Люди торопились отсюда сбежать, а я сидел до последнего.
Бесконечные улицы кажутся миражами из-за того, что воздух очень горяч. Пот стекает по всем частям тела, да-да, по всем, окружающие меня люди куда-то спешат и тоже потеют, все имеют цель своей спешки, да и цель жизни, лишь я, какой-то бесцельный ком, брожу туда-сюда.
Зайдя в книжный, я купил книгу. Эрнест Хемингуэй и его “Зеленые холмы Африки”. Бесподобно. Я чувствовал себя монахом, который запирается в горах и делает вылазки в город за едой и книгами. Я ведь теперь на дороге в небеса.
Выйдя из книжного магазина, я почувствовал внезапное облегчение. Это было так здорово, что я сел на скамейку, дабы насладиться этим ощущением. Я почувствовал, что больше ничего никому не должен, что живу здесь-и-сейчас, дошел до точки, реализовался. Но, увы, такие прозрения приходят редко и длятся недолго.
Я зашел в православную церковь. Помолился перед старинными иконами, прося сделать меня настоящим буддистом. Отплясывая перед Иконой Дэвы Марии, сочиняю строчки в разбит-битническом стиле. Например: “Нирвана ни рвана, ни порвана, ей вообще плевать на нас, ее вообще нет!” или “Одинокий монах-котейка застыл по стойке “смирно”, отдавай честь Природе, бедный, бедный голодный странник!”
На улице группа людей предлагает мне пиво. Фу. Нет, спасибо, улыбаюсь я, духовность лучше. Или нет? Я уже и не знаю. А вообще, как долго я продержусь в буддизме? Никто не знает.
Плохая карма сама за собой тянет хорошую, и вот невыносимая жара, которой я старался по-буддистски радоваться, сменилась тучами. Горизонта уже не видно из-за сплошной стены дождя. Первые дома скрылись в дожде, вот уже не видно дома через дорогу, дождь с силой сидящего где-то сверху Бога бьет по голове и агрессивно захлестывает всю улицу. Влага, остужающая мегаполис.
Я немного постоял под дождем, наслаждаясь им, а потом пошел под крышу, где уже стояли пара человек. “Плохая карма тянет хорошую, да?” – крикнул я сквозь ливень, улыбаясь. Моя работа – успокаивать всех, а самому оставаться в Пустой Печали.
Я посмотрел на землю, на тротуаре лежала монетка. “Привет, монетка!” Я взял ее в руки. “Чего поделывала монетка?” Я повертел ее из стороны в сторону, положил в карман, сел на автобус, доехал до продуктового, купил дешевую еду, которую намеревался приготовить на моей лесной стоянке, дождался, когда кончится дождь, и пошел во вчерашний лес. Он ласково принимал меня обратно.
На старом месте я соорудил навес из мокрых от дождя веток ели, развел костер из дровишек, что лежали на дне оврага, заваленные листьями и сучьями, дрова эти не сильно намокли, так что, взяв сухую кору, я развел огонь спичками, выуженными из полиэтиленового пакета, поставил на огонь воду, взятую из Шумного Ручья, и сел ждать. Нагруби продавщице, чтобы зло укоренилось в тебе, и ты весь оставшийся день чувствовал себя циником. В чайник я бросил корешок имбиря и нарезанный лимон, оставив кипеть на пару минут, а в ведерке я собрался варить пшено.
На трассе проносились машины, отдельные машины я хотел представить как выражение стремления к свободе, но я понимал, что к свободе никто не стремился. Истинный буддист – тот, кто желает всем добра. В этом деградирующем мирке я не дошел до этой желай-всем-добра-наплевав-на-их-образ-жизни кондиции.
У меня болели ноги, очень болели ноги, имбирь заварился, я снял чайник с огня, снял и ведерко, слил воду, выложил кашу в тарелку, посолил, достал ложку, налил заваренный с лимонои имбирь в кружку, отхлебнул, напиток был прекрасен, поел кашу, помыл посуду. Я искал во всех этих телодвижениях смысл.
На следующий день я отправился на реку, так как снова наступала жара. Всю дорогу я рассуждал над новокупленной книгой, а внутренний голос говорил, что я должен читать, то, что модно, читать классику, на что я отвечал, не сочтите меня шизофреником, что все, что я должен читать, это свое сердце.
Я взял попутку, уговорив остановившегося водителя меня взять. Он спрашивал меня, посмотрев на мой рюкзак, не путешественник ли я, на что я ответил, немного соврав, что я – странствующий монах, несущий Слово Господне, Святую и Вечную Дхарму, на что водитель ответил, что все это не важно, важно то – что Бог уже в нас. Я посмотрел ему в глаза, спросил, не святой ли он, но он не слышал этого из-за шума проезжающих машин, я кричал ему, что он, да и все вокруг уже пробуждено, но и этого он не слышал. Я улыбался, заглядывал ему в глаза, пока мне это не надоело. Я смотрел в окно и думал, что это большая удача, повстречать на дороге Святого.
Он высадил меня у самой реки. Я спустился к берегу, стоял на берегу, писал эти строки на последних листиках блокнота, который и так уже был исписан всем тем, что вы уже прочитали, стоял на берегу и видел, как Река нирванно принимает Толпы Своих Детей, стоял и слышал, как где-то вдалеке играет современная музыка, которую я всеми силами старался полюбить, стоял и улыбался, стоял и щурился от яркого солнца, стоял и чувствовал, что проникся дзеном всего мира, проникся буддизмом каждого, каждым неповторимым стилем жить и мыслить, стоял и смотрел на людей на другом берегу, которые щелкали семечки и лениво потягивали пивко, смотря вдаль и размышляя над смыслом жизни, ни о чем на свете не беспокоясь, я стоял и снова понимал, что ничего никому не должен, что все хорошо навсегда, навсегда и навсегда.
