– Пу – уть!

Рёв разносился эхом, превращался в неясный гул.

Бесчисленные потоки воинов на чёрных крылатых конях двигались по серебристой дороге, уходящей в чёрно-звёздное небо. Отряд за отрядом. И каждый, проходя мимо холма, приветственно вскидывая лес копий:

– Пу – уть!

Серебристая пыль клубилась в воздухе, уносилась серебряным ветром ввысь.

– Вечный путь, вечный бой, – сорванным хриплым голосом проговорил Вэрд и обернулся к Горуну. В глубоком шраме на правой стороне его лица, от кончика губ до виска, набились светящиеся песчинки. Что-то неряшливое, нелепое появилось от этого в суровом облике великого полководца.

– Раз на этой планете твой друг, ты можешь повидаться с ним. Но завтра утром ты должен быть с войском.

Горун поклонился:

– Завтра утром я буду с войском, Величайший.

Заспешил вниз. Несколько пар глаз из группы командующих, собравшихся на холме, завистливо глядели ему вслед. Несмотря на молодость и сравнительно небольшой, по отношению к другим военачальникам, боевой опыт, Горун считался любимчиком старого полководца. Далеко не каждый в большом походе мог получить подобное послабление: повидать друга, провести в комфорте, с женщинами и вином целую ночь, – то есть то, что фактически получил сейчас Горун. Более того, ходили уже слухи, что Вэрд, великий иерарх и воин, намеревается вскоре сделать этого дерзкого мальчишку, отличившемуся пока только лишь одной безрассудной храбростью (для военачальника одной храбрости – мало), своим первым заместителем вместо погибшего в последней войне Лерега. Куда глупее! Но перечить великому иерарху никто не решался.

Крылатый конь Горуна с бешеными налитыми кровью глазами, яростно фыркая, брыкался у подножия с другими жеребцами, завидев хозяина, рванулся ему навстречу. Горун с разбега прыгнул в седло. Погарцевал несколько секунд на месте, окинул презрительным взглядом полководцев на вершине холма, и ураганом понёсся к красному горизонту, где в дымной пелене виднелись изломчатые контуры горных вершин.

Странная планета: ровная пустыня, и вдруг – гигантские скальные нагромождения. Вот они вскинулись на него чёрными драконами. Едко пахнуло гарью. Они перевалили через каменную гряду и сразу очутились в густом дымовом облаке. Горун повёл коня вниз, в багровые сполохи. Они вырвались – ворвались – в ад, в жар: раскалённые озёра открытых плавильных печей пузырились, клокотали под ними. Конь резанул вправо, между дымящимися кирпичными трубами, над закопченными капищами заводских сооружений, скакнул через сизые навалы каменного угля, и тут же попал в воздушную паутину вентиляционных засосов, выдрался из неё и стал на прямоугольной металлической площадке перед огромным чёрным квадратом, размером с пяти-шестиэтажный дом без окон и дверей, прилепленный прямо к чёрно-багровой скале.                                       Горун соскочил с коня. Конь фырчал недовольно, мотал головой. И тут же в квадрате отодвинулась невидимая дверь и в проёме, залитым ярким электрическим светом, возник небольшого роста лысый толстяк в сером комбинезоне.

– Коня, коня убери – он меня убьёт.

– Не убьёт, – усмехнулся Горун.

Толстяк распростёр руки, оба пошли навстречу друг другу, обнялись.

– Я знал: раз Вэрд ведёт войско мимо моей планеты, ты забежишь к старому товарищу.

Толстяк глянул на злобно фыркающего коня, ткнул в его сторону пальцем, отшагнул за Горуна:  – Он меня не любит за мои научные изыскания. Как у нас дома? – голос его чуть дрогнул – На Урктаторе?

–  Хорошо.

– Хорошо… – процедил сквозь зубы толстяк. – А великий инженер Салон, – он указал на себя пальцем, – уже целый век торчит в этой дыре.

– Не будь инженером, будь войном.

– Я занимаюсь своим делом, а ты своим, – раздражённо поморщился Салон. – Что вы, воины, умеете? Только воевать… – Помолчал. – Да и воевать не умеете.

– Вэрд не умеет?

– Ну, допустим, твой Вэрд умеет. А ещё?

– Я.

– Ты. А ещё?

– Остальные – ничтожества.

– Вот, – Салон дотронулся указательным пальцем до груди собеседника, – остальные – ничтожества, которые ни на что не способны. Поэтому вы отправляетесь воевать куда угодно, только не туда, куда нужно. И поэтому гениальный инженер Салон прозябает здесь, – он повёл в стороны руками.

– Не понимаю.

– Ты же военный, – Салона затрясло от смеха, он побагровел, схватился за локоть Горуна, – зачем тебе понимать?

Горун почти оттолкнул его. Салон вытер со лба выступившие капельки пота. Зло вкрутил маленькие глаза-буравчики в собеседника.

– Ты про Содружество Солнца слышал? Его ещё иногда называют Аттикой.

– Нет.

– Это звёздная система на краю последней галактики света. Горсточка соринок. Разумеется, про планету Земля тоже не слышал?

– Нет.

– Песчинка в горсточке. Чуть ли не самая маленькая. Пылинка. Но именно там они хотят замкнуть Кольцо силы. О нём-то, думаю, ты знаешь? – даже с некоторым вызовом воззрился на Горуна, помедлил. – Там сейчас патовая ситуация. В нескольких войнах мы и они положили там массу сил – всё бесполезно. Туда, туда надо двигать Вэрду свои армии, ибо если силы света выполнят Божественный план, от которого они когда-то отошли и замкнут Кольцо силы, они станут едины, а мы все полетим в тар-тарары! – Салон горячечно взмахнул руками. – Но нет! Вэрд идти туда воевать не желает.

Он двинулся было раздражённо, заложив руки за спину, вкруг по площадке, но налетел на оскаленную морду коня, отшатнулся от него за Горуна.

– Знаешь, почему я здесь? Нет? Так слушай. Я готовлю здесь специалистов – инженеров, техников… Учёных. Все они отправятся на Землю.

Салон прищурился, задумавшись о чём-то.

– Идея остроумная. Не вступать в большие войны, а подорвать систему света изнутри, как бы переиграть их интеллектуально что ли… Создать на Земле цивилизацию, которая будет пользоваться не обычными источниками энергии в условиях многомерного мира, а решит проблему упрощённо, не трёхмерном уровне – получение суррогатной энергии только за счёт, так называемых, природных ресурсов планеты. Например, разработки её недр. О-о, как тут всё можно будет закрутить… Цивилизация-монстр. Внешне – розовые бантики и голубые шляпки, а под ними рога и когти, чтоб разорвать слабого соседа и взять себе его уголь, древесину, нефть, газ… А как ещё при этом можно будет загадить планету, целенаправленно её отравить, каким убийственным оружием напичкать… И всё, в конечном счёте, только для того, чтобы жрать и спать, лучше – если спать с кем-то. Жопа в тепле! – вот гимн будущей земной цивилизации… И вот когда планета окончательно превратится в помойку, населённую одними физическими и нравственными уродами и вырожденцами, силы света больше не смогут поддерживать её на чаше кармических весов Вселенной, Земля сорвётся в мрак и Кольцо силы никогда не будет замкнуто.

Салон помолчал.

– Кажется, ты выдаёшь мне некоторые секреты, – сказал Горун. – Раньше ты мне не говорил ничего подобного.

– Раньше – это было давно, – тихо проговорил Салон. – А теперь мне всё равно.

Горун с удивлением посмотрел на товарища и вдруг обнаружил, что обычно румяный Салон очень бледен. Салон поднял на него помрачневший взгляд:

– Я понял недавно, что план этот не удастся. Не удастся пятый, десятый… Знаешь почему? Потому что все они содержат один общий изъян. Изъян, который заложен изначально во всём нашем мироздании и который рано или поздно будет исправлен. Мы – погибнем.

Горун врезался тяжело глазами в Салона:

– Ты что говоришь?

– Бог тьмы вчера подошёл ко мне! – вдруг с силой выговорил Салон, приблизив лицо к Горуну, зрачки его расширились и глаза сделались чёрными, на лбу выступили капельки пота. – Тьма надвинулась, заняла всё пространство – и я понял, что совершаю ошибку, что я не оправдываю той миссии, которая возложена на меня.

– Но не из-за меня это происходит! – выкрикнул он. – А из-за того, что во всём плане, в тебе, во мне, в Вэрде заложен изъян… Заложен изъян – в самом Боге тьмы! – перешёл на шёпот. – И я понял, что скоро погибну, что я ничтожество. Бог тьмы вберёт меня – и вместо меня станет ничто. Вместо тебя, Горун, станет ничто. И вместо Вэрда, и вместо всех… И когда Бог тьмы втянет в себя всё… В ничто превратится он сам.

– Бог тьмы… – странное чувство ненависти и презрения к Салону и, одновременно, страха перед чем-то неизвестным, неясным, что было для него в словах его друга, охватило Горуна. – Ты плохо работаешь… Ты, действительно, не выполняешь миссии. – Горун с трудом находил слова. – Ты разнежился, поэтому Бог тьмы пришёл к тебе… Ты слишком увлёкся девочками, мальчиками, жратвой, выпивкой! Ты стал ничтожеством, ты …

– Молчи! – взвизгнул Салон. – Что мне вино; девочки и мальчики – да, их десятки в моём доме. Но ты же знаешь, что это не играет никакой роли. Каждый выбирает сам – кто-то хочет иметь это всё, кто-то – нет… Это всё пыль, прах! Ты же знаешь, так же, как и для тебя, все эти оргии и безумства не значат для меня ничего. Это то же самое, как – плюнуть, а можно и не плевать. Я имею это всё, но могу и не иметь – стать отшельником, аскетом… главное ведь в другом: в великом присутствии в тебе Бога тьмы – чувстве великом! – которое бросает нас к вершинам и благодаря и ради которого мы попираем миры целые ногами, и они рассыпаются в прах у наших ног! Это, это – главное, – суть, цель, смысл всего нашего существования! Это – Бог тьмы… И вдруг это – что есть всё – начинает сламываться изнутри, – но ведь оно не может сломиться! – начинает рушиться, – но ведь разрушить его нельзя!…

Салон застонал и прижал ладони к груди.

– Ты не поймёшь, нет, пока сам не испытаешь всё это…

Буря бушевала в Горуне.

«Выхватить меч – и изрубить. И выкупаться в его крови».

И вдруг Салон затрясся от беззвучного смеха. Лицо его вновь побагровело. Он цеплялся, едва не падая, за Горуна.

– А я тебя напугал… Я угорел. Понимаешь – угорел здесь от дыма за столько лет… Как – твой – конь!

Салон прямо-таки подавился смехом, упал на товарища, обрызгивая его слюной.

Горун, еле сдерживаясь, оттолкнул толстяка так, что тот едва не полетел с ног, и взялся за рукоять меча. Но Салон опять навалился, ухватил его за руку.

– Меч… Подожди…

Он успокаивался.

– Подожди.

Отлепился, вытер слёзы и пот.

– Пойдём, прибыла новая партия рабов, – мы по-прежнему используем их кое-где на чёрной работе. Среди них есть один светлый воин – настоящий воин. Не то, что те трое неумех в твой прошлый визит. Убей лучше его. А потом можешь и меня.

– Ты смеяться вздумал надо мной! – взорвался Горун, вновь схватываясь за меч. Но тут произошло непостижимое: Салон вдруг хлопнулся перед ним на колени.

– Ради старой дружбы, ради дома, ради всего – не уходи!

– Ты – что?!

– Это не простой, это не простой воин, – горячечно, скороговоркой, – он только внешне не отличается от остальных, но именно после него, после моего разговора с ним пришёл ко мне Бог тьмы, не уходи!

Салон вскочил и с неожиданной силой рванул на себя Горуна, втащил в дверной проём, в чёрный квадрат. Конь сунулся было за ними, но дверь захлопнулась перед самым его носом, оставив крылатого скакуна снаружи.

– Ты думаешь, мне легко? Мне легко жить с тем и оттого, что я тебе наговорил? – всё в том же нервном возбуждении тараторил Салон. – Я сам ненавижу, сам презираю себя за слабость, но не могу сопротивляться! Этот проклятый раб подчинил мою волю. Он убивает меня!

Горун, ошеломлённый всем, больше не сопротивлялся. Они шли по узким коридорам, окрашенным в яркий ядовито-зелёный цвет. Воины в чёрных латах открывали им решётчатые железные двери. Они входили в них – и словно перескакивали назад, – снова двигались ядовитыми лабиринтами, опускаясь однако всё ниже и ниже…

– Этого воина зовут Уголь, – шептал Салон, – но, видимо, это ненастоящее его имя. У меня он недавно, но вообще в плену давно. Его взяли, кажется, где-то в системе белой звезды Туэры. За время плена он побывал во многих местах нашей галактики, где должен был бы погибнуть. Но он жив… Я отправил его на добычу угля, в шахте взорвался метан – все погибли. А он цел и невредим. Я хотел избавиться от него – не могу. Не могу отдать даже приказ убить его. Я ждал тебя, Горун: ты храбрый и сильный – ты наверняка убьёшь его и избавишь меня, слабого человека, от этого кошмара. И мы пойдём с тобой: у меня есть новые наложницы – о-о, ты не видал ещё таких огненных женщин, да-да! Мы пойдём отдыхать… Да и поиграть с хорошим бойцом – это разве не отдых для тебя, не забава? Не забава это разве для искусника меча, равных которому нет и не будет? Это ведь забава для тебя, да? Да?

Салон заглядывал заискивающе ему в лицо.

– Да, – ответил Горун.

Они вдруг оказались в довольно просторном зале, не пронзительно-зелёном, а сероватом, бесцветном. Электрические лампы в стеклянных колпаках собрались в круг в самом центре потолка.

Двое воинов у железной двери низко поклонились. Правую часть лица одного пересекал глубокий шрам.

«Как у Вэрда», – подумал Горун.

– Уголь опасный пленник, – доверительно сообщил ему Салон, – поэтому камера у него отдельная и в охрану я ставлю лучших воинов. – И уже повелевающим тоном: – Выводите раба, наш гость желает позабавиться, как в прошлый раз.

Воины вновь поклонились. Со шрамом отодвинул мощный засов, потянул на себя тяжёлую дверь, – темно внутри. Обнажил меч и шагнул в камеру. Второй, тоже с мечом наготове, остался стоять у входа.

Странное чувство испытывал Горун. Он и вправду, при каждом удобном случае, любил поиграть, устраивая потешные, как он их сам называл, поединки с пленными воинами. Но сейчас, впервые за всю свою жизнь, Горун, скорее, не хотел играть. Нет, он не боялся раба-воина, так напугавшего Салона. Своего давнишнего приятеля он всегда несколько презирал за малосильный характер. Горун был уверен, что убьёт пленника, он действительно владел оружием, как не владеет никто другой. Было что-то иное здесь, ощущение чего-то гнетуще-неотвратимого, не поединка, нет!… Может, просто, впечатление это от всего наговоренного Салоном? С другой стороны, он никогда не был впечатлительным. Он боец. Он солдат.

«Зачем я прилетел к этому ничтожеству?» – пронеслось в его голове.

И тут из камеры, щурясь от света, звякая кандалами, вышел пленник. Худой, оборванный, грязный, со спутавшимися длинными волосами, когда-то светлыми, теперь чёрно-серыми от угольной пыли. Заурядное зрелище. Горун видел тысячи таких рабов. И всё же в облике оборванца, в его движениях неуловимо чувствовалась большая внутренняя сила, может быть, скрытая до поры. И когда раб попривык к свету и встретился взглядом с Горуном, тёмный витязь убедился в правильности своей первой оценки: пленник не боялся его, и никого не боялся. Он спокойно выдержал пронизывающий взгляд воина тьмы, от которого иных бросало в дрожь.

– Снимите с него цепи.

Воин со шрамом расстегнул ключом браслеты на руках и ногах пленника, между тем как второй приставил острие меча к самому его горлу. Затем оба отступили, всё так же держа оружие наготове. Раб потёр запястья.

– Меч, – коротко бросил Горун, протягивая руку к Салону, тот взял его у предыдущих стражников, и тут же почувствовал в ладони холодную рукоятку.

– Говорят, ты хороший воин, на! – и он швырнул меч под ноги пленнику. И тут же выхватил из ножен свой.

Пленник неторопливо поднял, окинул оценивающим взглядом клинок. И Горун вдруг окончательно понял, что перед ним и впрямь храбрый и, вероятно, умелый воин. Что ж, он встречал и сильных бойцов. Нервная дрожь пробежала по всему телу Горуна. Человек-меч. Человек-бой. Луч. Миг. Смерть!

– Как твоё настоящее имя?

– Уголь, – ответил пленник.

Горун молниеносно прыгнул вперёд, но воин уже ждал его! Их клинки сшиблись, зазвенели и сплелись в сверкающий клубок.

Где мой дом? Ты не знаешь где мой дом, тёмный воин. Он далеко. Где ручьи звенят на разноцветных камнях, где шумят водопады. Где заповедные деревья берегут поцелуи влюблённых под своими могучими кронами. Где дышит свободно голубое небо и звёзды сияют в вершинах древних гор. Ты хочешь отнять это у меня? Зачем? Ты не вместишь этот мир в своей груди и не обхватишь его руками, чтоб положить в свою телегу с добром. А значит, победить меня нельзя. Ибо я неотделим от него. И если даже твой клинок вспорет мне грудь, я поднимусь к звёздам, я вдохну небо, и вновь встану перед тобой, исцелённый и неуязвимый.

Клинки рвали и терзали друг друга. Никто не мог взять верх. Давно Горун не встречал такого искусного противника. Несколько раз мощными ударами загонял он его в угол и, кажется, оставалось сделать лишь последний точный выпад, но светлый воин непостижимым образом отбивал его меч и выскальзывал из его тисков, и уже Горун отступал перед стремительными атаками соперника. И снова начинался равный бой, где малейшая ошибка стоила бы жизни тому или другому. Нет, он никогда не встречал такого воина. Как зовут тебя? Уголь, он сказал, что его зовут Уголь.

Имя? Зачем тебе моё имя, тёмный воин? Я один из тех, кого вы называете сыновьями богов. И я люблю своих братьев, так же как и они любят меня. И что бы ни произошло со мной в этой жизни, они всегда придут мне на помощь. Они вольют новые силы в мои руки, мой меч – станет нашим мечом…

Горуну показалось, что воин начал уставать – годы плена всё-таки сделали своё дело. Он ещё быстрее взвинтил темп, мечи перемещались с неуловимой быстротой, сталкивались, искры летели от ударов. Да, Уголь явно слабеет, он меньше бьёт и колет, он сам, сам пятится к стене. Сейчас… Ещё… Всё. Теперь ему не уйти. Горун внезапно пригнулся, увернувшись от меча противника и, распрямившись пружиной, нанёс страшный рубящий удар: уклониться, отразить – невозможно! Бац! Из гранита его рука?! Горун не сразу понял, что произошло: клинок его, обрушившись на клинок противника, вдруг разлетелся пополам, обломок зазвенел в стороне… Горун изумлённо посмотрел на остов меча в своей руке, перевёл взгляд на сверкающий меч – луч соперника, – луч упёрся ему в грудь… И Горун ощутил холод в груди: он понял, что проиграл, проиграл впервые! – и расплатой за проигрыш будет его жизнь. Он не испугался, он не мог поверить в случившееся. Последний удар его отразить было невозможно! Горун поднял глаза на лицо соперника. Уголь смотрел всё так же спокойно, – ни радости, ни торжества, ни злобы в его взгляде… И только невыразимую тоску почувствовал вдруг Горун в его душе, он вдруг увидел, сколько унижений и мук вынес этот человек за годы плена – от него, Горуна, хотевшего убить его ради забавы, или от таких, как он… Каких?… «Мы все с изъяном, – сказал Салон, – ты, я»… Сейчас он убьёт его. Это конец.

Уголь неожиданно опустил руку. Горун, не веря, смотрел, как медленно удаляется от груди его, тускнеет меч – луч, который должен был проколоть его насквозь, вот он уткнулся в пол, погас.               – Почему – ты – не убиваешь меня?

– Я не убиваю безоружных, – ответил Уголь и швырнул меч под ноги Горуну, так же как тот бросил ему меч перед началом поединка. Клинок неестественно громко брякнулся, прозвенел по каменным плитам.

– Тогда, – Горун делал страшные усилия, чтобы взять себя в руки, – тебя – убью – я.

– Убивай. Ты ведь победил.

И тут двое стражников, оцепеневших поначалу от всего произошедшего, метнулись к Углю.

– Стоять!

Горун свинцовым взглядом врезался в пленника. И только теперь заметил, что воин тяжело дышит, и что он очень устал, и что бой дался ему нелегко, и, наверное, поэтому скрытая в душе тоска вышла наружу – поэтому так осунулось, потемнело в одно мгновение его лицо. Что ему до смерти, которая сейчас возьмёт его? Он встретит её смело, как настоящий воин, как готов был встретить её сам Горун…

А если придёт не смерть? Как сказал ему однажды Вэрд: «Сама смерть не страшна. Страшна расплата – это хуже смерти, – это Бог тьмы».

И вдруг ужас – чувство неведомое! – охватил Горуна. Он опустил голову, чтоб скрыть лицо. Воля! Воля моя! И уже невозмутимо-холодно, к охранникам:

– Раба снова заковать в цепи. Я недооценил его. Завтра мы продолжим поединок.

А что было потом? Время опрокинулось и сделало бешеный скачок. Было вино и ласки женщин. Сизые полосы дыма от благовоний протянулись в роскошной спальне Салона перистыми облаками… Салон, пьяный, плакал и целовал слюнявым ртом ему руки: «Вот и ты не смог убить его»…

И вновь было безумие – угар, вино и бешеные ласки… И уже под утро, брезгливо сбросив с себя тела уснувших мёртвым сном, истерзанных и истерзавших его наложниц, он оделся, подошёл к кровати Салона и достал из бронзового ларца в изголовье связку ключей. Салон твердил весь вечер, что в ларце ключи от всех дверей и от камеры Угля… На дне лежала записка, нацарапанная неуверенной пьяной рукой: «Когда пойдёшь освобождать Угля, убей меня. Я не хочу умирать под пытками Вэрда, который придёт, когда ты не вернёшься в войско. Прощай. Всю охрану я снял».

Горун некоторое время стоял над спящим Салоном, потом пошёл прочь…

Он двигался по ядовитым зелёным коридорам, открывал железные решётчатые двери… Стражников не было… Вот и зал, где он дрался с Углём. Он почему-то думал, что воин со шрамом будет на месте. Но его тоже не было. Это хорошо. Он напомнил ему Вэрда. Ему не хотелось бы его убивать. Горун вставил ключ в замочную скважину, затем отодвинул засов…

Уголь не спал. Щурясь от света, он оглянулся на Горуна. С минуту оба молча смотрели друг на друга…

Горун бросил пленнику связку ключей, они глухо клацнули, разметались серебристыми змеями на бетонном полу.

– Снимай цепи. Снаружи нас ждёт крылатый конь. Он вынесет нас отсюда.