Июльская жара. Макушка лета.
Ночь коротка, а яркий день длинней.
Деревья зеленью ещё одеты,
Созревшим хлебом пахнет из полей.
Прозрачен воздух, и на сердце нега,
Созрели яблоки, манят сады.
Природа, словно чудо, манну с неба
Ждёт ласковой, живительной воды.
Татьяна Лаврова.
Второй летний месяц июль по праву считается самым жарким и сухим временем года. Обычно погода в июльские дни становится очень жаркой и безветренной, ночи уже достаточно тёплые и даже душные, а днём солнце прожигает воздух до + 25+ 30 градусов Цельсия. Именно в этот период природа наполняется яркими разноцветными красками. Расцветают самые красивые летние цветы— розы, лилии, ромашки и васильки.
Вечером, после концерта Молдавского академического ансамбля из ворот служебного выхода Филармонии вышел артист балета Борис К. Он устал, и был очень голоден. В тот вечер все артисты работали в полную ногу, так как предстояло большое концертное турне по странам Латинской Америки. Покупатель, или импресарио сидел в зале и внимательно и с явным удовольствием смотрел концерт. Все работали с полной отдачей: и музыканты, и артисты балета. Списки счастливчиков, которые поедут в трёхмесячное турне, обычно зачитывали за несколько дней до отъезда. Борис был уверен, что его фамилия уже напечатана в списке, который зачитают на днях. Борис был не просто солистом балета, но и исполнял сложные трюки во время постановочных танцев. Борис был модно одет. Артисты академического ансамбля всегда были законодателями мод в Кишинёве, в то далёкое советское время. Они покупали одежду не в сельских, магазинах, а одевались за границей, где у них всегда была возможность выбора на любой вкус. На Борисе были одеты модные джинсы фирмы «Levais», кроссовки и красивая синяя майка с рисунком английского флага. На плече у него висела сумка, в которой он носил свои балетные принадлежности: полотенце, шампунь, и дорогое мыло с изысканным запахом миндаля. На его руке блеснули дорогие часы. Из последней поездки в Австралию Борис привёз американские часы «Ingersoll». Он точно знал, что таких ручных часов в городе больше ни у кого нет, даже у членов правительства. Он решил поужинать в ресторане «Молдова», который находился на расстоянии одного квартала от Филармонии. Он быстрым шагом танцовщика поднялся по улице вверх, и, перейдя центральную улицу, приблизился к ресторану. Вечер был жарким, и от быстрой ходьбы Борис почувствовал лёгкую одышку. В воздухе ещё чувствовался аромат отцветающей липы, и жаркий воздух июльского вечера был пропитан этим сладким запахом. Он быстро вбежал по ступенькам наверх и вошёл в вестибюль гостиницы «Молдова». «Если в ресторане не будет мест, то я поднимусь на второй этаж и поужинаю в буфете, где можно выпить холодного пива и съесть порцию жареной печени»— подумал он. В дверях ресторана стоял знакомый швейцар, и Борис прошёл внутрь, сунув незаметно ему в руку пятирублёвую купюру. Зал ресторана был переполнен. Борис оставил сумку в гардеробе, и вошёл в зал, наполненный сигаретным дымом и громкой музыкой. Он прошёл вглубь ресторана и увидел у стены столик, за которым сидело трое посетителей. Борис узнал знакомую ему жену одного известного музыканта, из эстрадного оркестра. Это была блондинка, не высокого роста. Она была скромно и со вкусом одета. Блондинка приветливо помахала Борису рукой, и он подошёл к столику. Блондинка представила Бориса своим друзьям. Это была семейная пара, и они отмечали день рождения подруги блондинки. Борис знал, что муж блондинки в данный момент находится в России в долгом концертном турне, но, тем не менее, подойдя, он спросил:
— Ирина, а почему ты одна. Я рад тебя видеть.
— Муж уехал на два месяца на гастроли, оставив меня под надёжной защитой моих друзей,— сказала Ирина, и указала рукой на семейную пару. — Борис ты наверно голоден после спектакля?
— Да!— ответил Борис,— как ездовая собака.
— Мы отмечаем день рождения Ларисы, — сказала блондинка.— Борис поужинай в нашей компании, я надеюсь, что Ларечка будет рада.
Муж именинницы, крупный лысоватый мужчина широко улыбнулся и спросил:
— Борис, что вы предпочитаете выпить, коньяк или сухое вино.
— Коньяк,— ответил Борис.
Борис сел на стул рядом с блондинкой Ириной и тоже широко улыбнулся Ларисе.
— Так за что мы сегодня пьём?— спросил он,— за здоровье Ларисы. За её день рождения.
Крупный мужчина поспешно схватил стоящую бутылку дорогого коньяка «Солнечный» и разлил всем по рюмкам.
— Я закажу ужин,— сказал Борис, и махнул рукой официантке,— пить без закуски я не умею.
Ирина придвинула к Борису стоящие на столе закуски:
— Закуси пока не сделаешь заказ бутербродом с красной икрой.
Борис сдержанно поблагодарил Ирину, и все, чокнувшись, выпили. Борис почувствовал, как коньяк жаркой струёй согрел у него всё внутри, и он с аппетитом съел предложенный ему бутерброд с маслом и красной икрой. У него сразу улучшилось настроение, которое было неплохим весь этот жаркий июльский день. Он знал, что сегодня он хорошо отработал все сложные трюки, а удовлетворение от хорошо проделанной работы всегда доставляло ему удовольствие. К ним подошла официантка, и Борис сделал заказ. Они выпили ещё по одной рюмке, и настроение Бориса улучшилось ещё на пятьдесят граммов коньяка. Семейная пара ушла на танцевальную площадку.
— Ты проводишь меня?— спросила Ирина.
Борис, молча, кивнул головой в ответ. Он вдруг подумал о муже маленькой блондинки. Один раз ранним утром, когда Борис мчался на репетицию, он увидел, как муж Ирины рассматривал своё отражение в зеркальной витрине. Тогда Борису стало не по себе. У Бориса был хороший вкус к еде и напиткам, и ему, повидавшему полмира, было странно видеть, как многие из артистов Филармонии подчёркивали свой имидж шарфиками, платочками, и тем самым показывали свою принадлежность к Кишинёвской богеме. Многие из артистов Филармонии пользовались одеколонами, которые можно приравнять к бактериологическому оружию, или как средству от педикулёза. Муж Ирины всегда улыбался, когда с кем, то здоровался за руку. Он всегда задерживал руку того с кем он здоровался в холодной своей руке, и при этом смотрел в глаза. У него была блуждающая улыбка, как у олигофрена, и он всегда улыбался встречным людям, как заправская шлюха. Он носил пиджак цвета банана, и когда говорил, то всегда пощипывал мочку своего уха, модели мечта Тайсона. Зимой, когда на улицах лежал снег, он носил белые туфли, и это было так же неуместно, как смех на похоронах. На конкурсе подонков, муж Ирины, не остался бы без приза. Он всегда был сладкий, как моча у диабетика, и это раздражало не только Бориса, но и всех работников Филармонии. Борис знал, что муж Ирины не прочёл в своей жизни ни одной книги, кроме инструкции к гелю по выведению прыщей. У него лицо было цвета, как яйцо у утки, и это лицо обрамляли чёрные конские волосы. Теперь, когда Борис сидел рядом с его женой, и пил с удовольствием коньяк, он вдруг почувствовал тепло, которое исходило от этой женщины не высокого роста.
« Она вполне мила, — подумал Борис,— её портит только узкий рот, как у копилки».
— Тебе пишет письма с гастролей твой муж, — спросил Борис у Ирины.
— Ты лучше спроси у меня, умеет ли он писать,— ответила Ирина.— У меня давно отношения с мужем превратились почти, что в родственные. А секс напоминает школьное «домашнее задание». Спермотоксикозом мой муж давно не страдает. Он же джазовый музыкант.
Когда вернулись с танцевальной площадки крупный лысоватый мужчина с женой именинницей, то они у Бориса спросили:
— Как ваши дела?
— Не хочу вас расстраивать, но у меня всё хорошо.
— Я предлагаю выпить,— сказал крупный и лысоватый мужчина.— Я хотел бы у вас Борис спросить, то, что вы делаете, вам нравится?
— Всегда найдётся кто-то, кому не нравится то, что ты делаешь. Это нормально. Всем подряд нравятся только котята.
Они выпили, и Борис с аппетитом десантника ел принесённый официанткой шницель, зажаренный в корочке из панировочных сухарей.
— Мужчину должны украшать три вещи: порядочность, характер и поступки, а не дешёвые понты и завышенная самооценка и длинный язык,— сказал Борис.
Он повернулся к Ирине и снова сказал:
— К потомку Зигфрида и Брунгильды это не относится.
Ирина громко рассмеялась:
— Мне надо будет это запомнить.
Крупный лысоватый мужчина предложил заказать ещё одну бутылку коньяка, но Борис категорически отказался.
— У меня завтра очень насыщенный день,— мягко сказал он,— я хочу завтра хорошо выглядеть.
— Мой муж никогда не отказался бы от предложения ещё выпить,— сказала Ирина.
— Вы и так хорошо выглядите,— сказала именинница,— вы в хорошей спортивной форме.
« Она хвалит меня, как нищий котлету»— подумал Борис.
— Я предлагаю выпить кофе,— сказал Борис.
Когда они выходили из Ресторана Борис пропустил Ирину вперёд: «Если джентльмен пропускает даму вперёд, значит, он хочет оценить её сзади»— подумал он. Крупный лысоватый мужчина не допил до своей нормы, и вид у него был кислый, как бодяжное пиво.
— Меня проводит Борис,— сказала Ирина.
Она прикоснулась своей щекой к щеке именинницы, и они попрощались.
— Я живу недалеко, в двух кварталах отсюда,— сказала Ирина.
— Я знаю, — ответил Борис.
Ирина взяла его под руку, и они медленно пошли в сторону квартиры Ирины, которая находилась на улице Искры, на втором этаже. Маленькая однокомнатная квартира, где в маленьком коридоре была размещена крохотная кухня. Комната была не большая, с двумя узкими высокими окнами, выходившими на улицу, с тяжёлыми шторами, загораживающими свет от фонарей, горевших всю ночь. Вечер, душный и жаркий, ударил им обоим в голову. На улице было тихо, и когда они обогнули здание театра, Ирина прижалась к нему.
— Я надеюсь, мне ничего говорить не надо,— сказала Ирина.
— Не надо,— ответил Борис.
Они пришли к двухэтажному дому, где находилась квартира Ирины и джазового музыканта. Они поднялись наверх, на второй этаж, и, войдя в крохотную кухню, Борис поставил на стул свою сумку. Он вошёл в комнату и увидел на стене портрет джазового музыканта.
— Он смотрит на меня, как член на бритву,— сказал Борис,— сними его. Я не смогу. Ему это видеть не надо.
Ранним утром Борис вышел на улицу. Ирина крепко спала, и Борис не стал её будить. Он вышел из квартиры и плотно прикрыл за собой дверь. Ночную жару съела утренняя прохлада. Идти по утреннему городу было приятно. Что бы сократить дорогу домой, Борис пошёл через городской парк «Пушкина». Фонтан на ночь отключали, и он не работал. Борис прошёл рядом, потом он потрогал рукой прохладные спины у двух мраморных львов, на которых он любил сидеть в детстве.
— Вот как быстро протекает наша жизнь,— сказал он мраморным львам.— Я не успел, и заметить, как стал взрослым. Но это и не так плохо. По крайней мере, в то, во что, я верил в детстве, я давно не верю.
— А во что ты веришь,— спросил его мраморный лев, которого он потрогал рукой, и у которого была прохладная отполированная спина.
— Я верю в то, что меня спасёт сегодня только крепкий сон. Укатали сивку крутые горки, — ответил он.— Я устал.
Он вежливо попрощался с мраморными львами и пошёл домой, а на прощание он им сказал:
— Не тот счастлив у кого много добра, а тот, у кого жена верна.
Он жил в старом Кишинёвском дворе на улице Сергея Лазо. Он жил в одном доме с родителями, но у него был отдельный вход. Фактически у него была отдельная двухкомнатная квартира; после первой зарубежной поездки он пристроил туалетную комнату. Возле входной двери рос высокий тополь. Он поднял голову и увидел, что верхушка дерева усыпана золотой пылью от восходящего солнца. Он хотел лечь спать, но Борис себя пересилил, и принял холодный душ. Он никогда не любил делать того, о чём бы потом ему пришлось сожалеть. Он лёг и сразу уснул. Светало.