Муж истерил так долго, что она потеряла нить ссоры и счёт обвинениям в свой адрес. Всё в ней было плохо, всё было не так, не то, не того цвета, размера, вкуса и запаха. Она неправильно разговаривала, была родом из неправильной семьи, не то делала, не о том думала, неправильно слушала и неправильно реагировала. За несколько лет семейной жизни это был не первый скандал, и даже не десятый. Обычно Вера реагировала на похожие выпады очень болезненным чувством, этакой гремучей смесью вины и стыда, которая сдавливала сердце и мешала дышать, но сейчас весь этот поток грязи и ругательств слегка «вышел из берегов», и она чувствовала себя зрителем театра абсурда. Ругань почти не задевала, скорее удивляла. Подобно реакции на фразу: «Ну надо же, как необычно сложились атомы!», при помощи которой неумелые мужчины пытаются сделать женщине комплимент, у Веры поднимались брови от ощущения: «Надо же, как необычно звуки складываются».

Мужа звали Дарий. Его родители были простыми школьными учителями. Мать преподавала химию, отец – историю, но оба хотели, чтобы их ребёнок был не таким простым, как они сами. Они долго выбирали имя, которое бы отличало отпрыска от тысяч сверстников и сошлись на звучном, по их мнению, варианте, призванном вызывать ассоциации с древними царями и могучими воинами. Когда мальчик подрос, прозвища «Даша» ему удалось избежать только благодаря крупной комплекции, так как никто из его дворовых друзей и слыхом не слыхивал ни про каких персидских царей и воинов. Они называли его «Дар», и отчасти это сформировало его отношение к самому себе, как к подарку, да и слепая любовь родителей к единственному сыну не прошла бесследно.

Назвать его «плохим мужем» было нельзя. Обычно он и Вера неплохо ладили, по вечерам вместе готовили ужин, смотрели сериалы и гуляли с обожаемой обоими собакой. Собака, вернее сказать, пёс, так как это была особь мужского пола породы «китайская хохлатая», со звучным именем Цезарь, прекрасно знал о том, что его обожают и вовсю этим пользовался. Проблема была в том, что у Дария имелась привычка, искренне удивлявшая прямолинейную Веру. Если ему что-то не нравилось, он никогда не говорил об этом сразу, копил раздражение несколько недель, а то и месяцев, а когда поводов для недовольства накапливалось больше, чем он мог вместить, он «взрывался». Его реакция была подобна извержению вулкана, только вместо лавы шёл поток крика, ругательств и самых невероятных обвинений, которые могла произвести человеческая фантазия. Всё то, что вчера было хорошо, становилось плохо, вчерашний фильм, над которым он от души смеялся, сейчас именовался «тупым смотриловом для блондинок», хорошая зарплата, которую получала Вера на работе, превращалась в «нищенскую подачку», сама Вера, с её приятной глазу фигуркой, становилась «тощей курицей», а родители Веры, с которыми Дарий с удовольствием проводил время, именовались «зловредными старикашками». Оказывалось, что вся их с Верой семейная жизнь держится только на нем, на Дарии, он один заботится о семье, а жена просто «проводит время рядом», никакого толку и радости от неё нет и не было никогда. Непонятно, как он вообще на ней женился и лучше бы он этого не делал. Никогда. Она его околдовала, обманула, заманила, на себе женила и не выполняет своих обещаний. Каких – неизвестно, но не выполняет и точка. А должна.

Самое неприятное для Веры было то, что во время подобных скандалов все его слова казались правдой, а сама она, словно стоя в эпицентре цунами, сморщивалась от жалости к себе и съёживалась от страха. Цезарю было легче: он убегал в спальню и прятался под пледом, но к нему претензий никогда не возникало. Он-то никаких обещаний никому не давал и свидетельство о заключении брака не подписывал. Умная собака, что тут скажешь.

После того, как запас бранных слов истощался, Дарий демонстративно удалялся, чаще всего присоединяясь к Цезарю под пледом, а Вера оставалась сидеть, поникшая, расстроенная и виноватая. Потом шла извиняться и «замаливать грехи», даже если никаких грехов за собой не чувствовала. Она была человеком чувствительным, ей было тяжело быть в ссоре, да и размер квартиры не позволял устраниться от негативной ауры раздражённого Дария. В детстве ей часто говорили, что «худой мир лучше доброй ссоры», и ей казалось, что для всех будет лучше, если она согласится с любыми обвинениями в свой адрес, даже самыми нелепыми, но зато семейное равновесие будет сохранено. Обычно её извинения срабатывали, Дарий к утру успокаивался, и всё было нормально, но оставался осадок, и в течение какого-то времени Вере было непросто мило улыбаться и щебетать. Хотя ей вообще было несвойственно улыбаться и щебетать.

В этот раз мужа всё никак не «отпускало», он переходил то на шипение, то на визг, и Вера уже даже не слушала. Просто ждала, когда тот замолчит, прикидывая про себя, на сколько этажей вверх и вниз распространяется звук и сколько соседей уже в курсе их семейных «разборок». В момент передышки и затишья из спальни показался нос Цезаря, намекающего, что пора бы и погулять пойти, и только это прервало ссору, хотя и не закончило. Пока Вера собирала Цезаря для прогулки, Дарий демонстративно хлопнул дверью в ванную, якобы решив срочно принять душ, хотя обычно они гуляли вместе, а когда девушка вернулась, то притворился спящим и остаток вечера прошёл в неприятной звенящей тишине, и следующее утро – тоже, что было необычным.

Вера ожидала, что хотя бы к вечеру настроение у мужа изменится, и они вернутся к привычной жизни, но по непонятной причине этого не происходило. Прошло уже несколько дней, а Дарий так и застыл в состоянии ссоры, и разговаривал с женой строго по острой необходимости, да и то сквозь зубы и с полупрезрительной интонацией. Это выматывало, но в этот раз она не спешила с извинениями, так как толком не понимала, что именно так сильно его разозлило. Она максимально избегала общения, что было непросто в небольшой квартирке, хотя, если честно, была обижена на мужа за его грубые слова в её адрес и уверена, что ничего подобного не заслуживает.

Дом, в котором жили Вера, Дарий и Цезарь, был построен необычно, буквой «Т», и внутри прямых углов, которые образовывали стены, располагались балконы. Получалось, что если бы два человека из соседних квартир на одном этаже вышли на балкон одновременно, то вполне могли вести приятную беседу, прекрасно друг друга слышать и видеть. Так как соседи, по большому счету, подобного общения старательно избегали, то каждый балкон имел плотные шторы, и никто ни с кем не разговаривал, хотя все друг друга знали.

Соседом Веры и Дария был дедушка Василий Петрович. Никто точно не знал, сколько именно ему лет – может, шестьдесят, а может восемьдесят; внешностью он напоминал пожилого японца, и жильцы дома так его и называли, «дедушка Василий Петрович». Он был всегда опрятно одет, улыбчив и немногословен, знал по именам всех соседей, их детей и собак, и, в отличие от большинства мужчин, выходящих покурить на балкон, не бросал вниз окурки. Более того, курил он не сигареты, а трубку с вишнёвым табаком, и частенько в послеобеденное время сидел на лавочке перед домом, созерцая чахлые кустарники и трансформаторную будку, вежливо улыбаясь соседям, спешащим мимо по своим очень важным делам. Как ни странно, этой спокойной молчаливостью он притягивал к себе маленьких детей, обычно доводящих матерей до белого каления своей непоседливостью. При виде спокойно сидящего Василия Петровича они забирались на скамейку и сидели рядом молча, наверное, тоже созерцая что-то, может, сломанную песочницу или качели, а может что-то внутри себя. Никто не понимал, как ребёнок, который только что закатывал три истерики сразу, требуя лопатку, в туалет и мультики, вдруг замолкал и мог сидеть рядом с молчащим пожилым человеком час или больше, но матери пользовались временем передышки для того, чтобы сбегать в соседний магазин за молоком и хлебом, и буквально молились на тихого соседа. Собаки тоже любили его. Даже Цезарь, обычно не очень дружелюбный к посторонним, подходил к Василию Петровичу и стоял рядом, ожидая поглаживания.

В какой-то из дней после эпической ссоры Вера рано вернулась домой с работы. Она преподавала математику и информатику в частной школе недалеко от дома, а в свободное от уроков время писала обучающие программы для детей. Она привыкла к такому образу жизни, когда расписание дня могло измениться в любой момент: иногда нужно было работать от зари до зари, а иногда – пару часов в день. Дарий работал, как все обычные офисные сотрудники, с 9 до 18-ти, и его отношение к Вериному графику менялось в зависимости от настроения. Если настроение было хорошим, то и график был хорошим – очень удобно, можно в течение дня домашние дела сделать, за покупками съездить, а если настроение было плохое, то плохим, потому что только бездельники днём ходят по магазинам, нормальные люди днём работают! Существом, которое Верин график одобряло совершенно, был Цезарь, потому что ему частенько перепадали дополнительные прогулки, а прогулки он любил, как за возможность побегать, так и за собачьи сухарики, которые собаке полагались после. Как только в двери начинал поворачиваться ключ, Цезарь спрыгивал с дивана и стоял возле дверей в полной готовности к исполнению ритуала «Покажи хозяйке, как сильно ты скучал», а после пятиминутного облизывания вошедшей недвусмысленно подбегал к висящей на крючочке шлейке.

Стоял приятный солнечный денёк, что-то среднее между тёплой весной и прохладным летом, было тихо и чем-то приятно пахло, то ли сиренью, то ли булочками с корицей из окна соседки с первого этажа. Как только они вышли из подъезда, Вера увидела Василия Петровича, безмятежно сидевшего на лавочке. Казалось, что он поглощал солнечные лучи, словно небольшое деревце-бонсай. Цезарь подошёл к соседу «поздороваться», и Вера тоже подошла, хотя могла просто вежливо кивнуть и улыбнуться. Василий Петрович погладил пса, но тот не убежал по своим делам, а так и продолжал стоять рядом, и Вере почему-то захотелось присесть на скамейку. Внимательный дедушка это заметил и почти незаметно кивнул головой, словно приглашая соседку присоединиться к процессу фотосинтеза. Она присела, не зная, о чем говорить и надо ли говорить вообще.

– Прости за бестактный вопрос, но ты выглядишь расстроенной, – сказал Василий Петрович через какое-то время, все также созерцая что-то перед собой, – может, я могу помочь?

– Да нет, все хорошо, – Вера растерялась. Неужели было настолько очевидно, что она не могла прийти в себя, что это даже сосед заметил?

-– Я и не говорю, что плохо, – спокойно продолжил её собеседник, – я предлагаю помочь. – Мы все бываем расстроенными, это нормально. И я бываю расстроенным.

– Вы?  – Вера рассмеялась. Она жила в этом доме уже несколько лет, и всегда видела Василия Петровича спокойным и улыбчивым.  – Вот уж по вам точно не скажешь!

– Если невнимательно смотреть, то и по тебе не скажешь, – Василий Петрович разговаривал неторопливо, певуче и успокаивающе, – и по мне не скажешь, но это не значит, что в нас нет неприятных ощущений.

Возразить было трудно, и Вера не возразила.

– Скажи, бывает такое, что твоя собака выглядит грустной, хотя особой причины нет? – продолжил Василий Петрович.

– Да, – моментально кивнула Вера. – Причём я это сразу замечаю, а Дарий – нет.

–  И что ты делаешь, когда видишь, что собака грустит?

– Обнимаю или на руки беру, – немного смущённо ответила Вера, – я же не могу у него спросить, что случилось… Вернее, могу, но он не ответит, – она ещё больше смутилась, подумав, что сосед сочтёт её немного «того».

– И что собака? Как реагирует?  – интонация Василия Петрович никак не изменилась.

– Мне кажется, он успокаивается, потому что чувствует, что я рядом, я с ним. Что он не один. Но я не знаю точно, может, мне это вообще только кажется.

– А когда тебе грустно, ты бы как хотела, чтобы муж себя вёл с тобой?

– Хороший вопрос, – Вера улыбнулась. – Примерно, как я с Цезарем, вы знаете… Просто чтобы обнял и рядом побыл, говорить даже ничего не надо.

– И что это тебе даст?

– Ощущение, что я не одна. Что есть кто-то, кто заботится обо мне, и тогда всё хорошо.

– То есть, если тебе грустно, тебе кажется, что ты одна?

Вера задумалась. Выходит, что так! Ей это и в голову никогда не приходило.

– А тот, кто с тобой рядом, кто даёт тебе ощущение защищённости, это именно муж? Или, может быть, кто-то другой?  – спокойно продолжал Василий Петрович.

На долю секунды Вере захотелось возмутиться. Кто это ещё такой «кто-то другой?!». Она же замужем, значит, защищать её должен муж!

– Я не имею в виду другого мужчину, – Василий Петрович, судя по всему, понял её замешательство, – я имею в виду, это может быть кто-то другой из друзей или родственников, брат, или отец, например? А может быть, даже мама или подруга?

Вера задумалась. Брат был старше её, их жизни практически не пересекались. Они никогда не были дружны, максимум писали друг другу поздравления с праздниками. Друзей-мужчин у неё не было, с отцом отношения сложились неплохие, но какой-то «защиты» она от него никогда не чувствовала. Он был учёным и занимался наукой, а от дочери требовалось хорошо учиться и по вечерам вовремя возвращаться домой, чтобы папа не тратил время и силы на переживания за дочь, а мог сосредоточиться на своих исследованиях. Мама была женщиной «тонкой душевной организации», любила плакать, закатывать истерики и пить валерьянку напоказ, обвиняя всех в равнодушии и невнимательности, на что папа реагировал усталым вздохом и старался подольше не выходить из рабочего кабинета, а Вера – глубоким чувством вины. Подруги у Веры имелись, но были либо незамужними и завидовали тому, что широкоплечий Дарий обратил внимание на Веру и женился, либо ненавидели мужчин в принципе, вне зависимости от семейного статуса, и у неё не возникало желания поискать защиты у них. Женскую солидарность, построенную на принципе «Мужики-козлы», Вера никогда не разделяла, так как ей казалось нелогичным считать их козлами и при этом с ними жить, а женщины, окружающие её, этой нелогичности не замечали.

– Получается, кроме мужа, некому, – она улыбнулась, но улыбка не была радостной.

– Получается, что так, – в тон Вере ответил Василий Петрович.  – Но тебя эта мысль почему-то не радует. И ты выглядишь расстроенной.

– Потому что мы поругались, и он со мной уже неделю разговаривает сквозь зубы, словно одолжение делает! – Вера и сама не поняла, как слова вырвались из неё. Она совершенно не собиралась никому ничего рассказывать!

– И что тебя больше всего расстраивает?  – Василий Петрович был невозмутим, – то, что поругались или то, что не разговаривает?

– Что даже не пытается помириться!

– А должен пытаться?

– Пусть хоть покажет, что я ему важна, а то ведёт себя, словно я преступница, а он – невинно убиенное дитя. Или божество, которому я поклоняться должна.

Василий Петрович рассмеялся.

– А ты поклоняться не хочешь?

– А что, его божественность уже доказана?  – Верин голос прозвучал саркастично.

– В некоторых учениях женщинам предписывается относиться к мужу, как к богу, – голос дедушки звучал тихо и немного вкрадчиво.

– Может, в тех учениях мужья ведут себя, как боги, а не как обиженные дети, – парировала Вера.

– А это неважно, – совершенно серьёзно ответил Василий Петрович. – Важно, что делаешь ты, а не что делает он.

– Ну да, ну да, – Вера звучала ещё более саркастично, – то есть, он пусть ходит с надутыми губами и всем своим видом показывает, что нам огромное одолжение делает только тем, что вообще тут присутствует, а я должна ему поклоняться?

– Хорошо, давай я иначе спрошу. Если бы ты представила Бога не как карательную силу, которая тебя за всё наказывает, а как любящее и всемогущее существо, которое выполняет все твои желания, то как бы ты к такому Богу относилась?

– Радовалась бы, что такой есть, – Вера улыбнулась, – жаль, что такого нет!

– Есть или нет – это другой вопрос, мы сейчас на него не отвечаем. Просто представь, что такой есть.

– Вот просто так берет и мои желания выполняет? Или в обмен на что-то?

– Если тебе кто-то что-то приятное сделал, ты как реагируешь?

– Говорю «спасибо», или улыбаюсь, или деньги плачу, если надо.

– То есть, как-то выражаешь благодарность?

– Хорошо, пусть так.

– Для Бога благодарности достаточно. Только не такой, когда ты еле-еле из себя слово «спасибо» выдавливаешь, а настоящей. Как у ребёнка, которому купили ту игрушку, которую он хотел, а не ту, которую «надо», потому что родители считают, что ему такая полезнее или нужнее.

Вера отчётливо вспомнила, как несколько дней назад в супермаркете она проходила мимо отдела игрушек и случайно услышала разговор других покупателей.

– Мама, смотри какой бронетранспортёр! Смотри, какие колёсики! Я такой хочу, на день Рождения!

Если бы просящий был мальчиком, Вера бы и глазом не моргнула, но купить игрушку просила девочка, в платье и с бантиками. Наша героиня была уверена, что мудрая мать мягко заберёт у девочки неподобающий предмет и переключит её внимание на кукол или коляски или набор для шитья, как на что-то более подходящее, но та только рассмеялась и погладила девочку по голове.

– Вот и отлично, решили вопрос с подарком.

Когда удивлённая Вера прошла дальше, до конца длинного стеллажа, она встретила ещё одну маму, на сей раз с мальчиком. Мальчик прижимал к груди игрушечную лохматую собаку с ценником на ухе, а мама тащила его за руку к полке с радиоуправляемыми машинками.

– Смотри какая, с мигалками, с сиреной, и стоит дорого, давай вот эту купим!

– Не хочу, – негромко сказал мальчик, глядя в пол перед собой.

– Тогда вот эту, синюю, эта даже больше!

– И эту не хочу, – мальчик говорил ещё тише.

– Тогда я не знаю, что тебе купить! Вертолёты слишком дорогие, у меня нет столько денег!

– Я хочу собаку, – мальчик почти шептал.

– Какие глупости! Ты уже большой мальчик, зачем тебе игрушечная собака? Тебе надо играть с машинками, как все мальчики! Ладно, купим тогда вертолёт. В кого только ты такой упрямый?

Стоя в очереди к кассе, Вера увидела этих детей ещё раз. Девочка с бронетранспортёром рассматривала картинки на коробке и почти пританцовывала от предвкушения того, что будет играть с новой игрушкой, а мальчик угрюмо молчал, казалось, совсем не замечая огромный вертолёт в тележке с покупками и то и дело поглядывая назад, на стеллаж с игрушками, куда ему пришлось отнести лохматую собаку.

– Скажи маме «спасибо», я столько денег на твои игрушки потратила! – одёрнула его мать.

– Спасибо, – еле слышно пошевелил губами мальчик.

Картинка в памяти была такой яркой, что Вера совершенно точно поняла, о чём говорил дедушка Василий Петрович.

– Но Дарий вовсе не такой, – возражения приходили легко.

– Он такой, каким ты его видишь. Вернее, каким видишь, такой он и есть.

Вера молчала. Видишь, не видишь, какая разница! Мы же замуж выходим не для того, чтобы самообманом заниматься. Я – такая, муж – такой, смогли ужиться – молодцы, нет – извините.

– Ну хорошо, мужа пока трудно воспринять в образе Бога, а сама к себе ты бы смогла относиться, как к Богине? – продолжил дедушка.

– Да какая из меня Богиня, скажете тоже, – Вера покачала головой и закатила глаза к небу, – обычная женщина, работаю, готовлю, убираюсь, бывает, что маникюр сделать некогда.

«И на кружевное нижнее белье денег жалко, а говорят, все успешные женщины только в таком ходят», продолжила она мысленно.

– У Богинь тоже всякие занятия есть, они же не целыми днями на облачке лежат, – Василий Петрович улыбался так, что его глаза казались узкими щёлочками. – Например Парвати, жена бога Шивы, еду всегда сама готовит, причём в глиняных горшках, а у Шивы даже дома нет. Он отшельник, сидит себе на шкуре тигра и за миром наблюдает.

– И что это доказывает? – фыркнула Вера.

– А то, что она к нему как к Богу относится.

– Ну так он и есть Бог, почему бы к нему так не относиться?

– Каждая семья – своя вселенная, и в ней есть свой Бог и своя Богиня. Но это можно видеть, а можно нет, это уже от самой семьи зависит.

– И что вы мне предлагаете?

– Увидеть в себе Богиню, я думаю.

– Это ещё как?

– Как это получится у тебя конкретно, я не знаю, но, если ты начнёшь об этом думать, я думаю, идеи придут.

– Думать о том, что я Богиня?

– Именно так. И о том, что если ты – Богиня, то кто тогда твой муж?

– Упрямый баран, – обида последних дней выплеснулась, не желая уходить.

– Если ты – Богиня, то твой муж – Бог, – Василий Петрович словно и не заметил Верину обиду. – То есть, ты замужем за Богом.

Он потрепал по холке Цезаря, который все это время спокойно лежал у его ног, и встал с лавочки.

– Табак кончился, пойду, в магазин схожу. Хорошего дня вам!

Цезарь повилял хвостом в знак уважения к пожилому человеку и посмотрел на Веру, мол, чего сидишь, пошли домой, скоро ужин готовить надо будет!

Ужин Вера готовила молча и без настроения. Когда Дарий вернулся с работы, ел он тоже молча и без настроения. Доел, положил вилку на стол рядом с тарелкой, встал и ушёл в спальню, на тусовку с пледом, Цезарем и телефоном. Эта компания всегда легко находила между собой общий язык, особенно Цезарь и плед, они вообще были друзьями «не разлей вода».

Вера привела кухню в порядок, ощущая себя очень одинокой. У Дария был телефон, у Цезаря – плед, а у неё что? Грязные кастрюли? Вилки и тарелки?

«Замужем за Богом», вспомнились ей слова Василия Петровича.

– Какой-то Бог мне попался дефективный, – себе под нос сказала Вера, швырнула вымытые и высушенные столовые приборы в ящик и пошла в душ.

Секрет хорошего душа прост: вода должна быть горячей в нужной степени, иметь напор нужной силы, и два этих фактора должны быть неизменными на протяжении всего времени, пока вы принимаете душ. В квартире Веры душ был именно таким, и через несколько минут напряжение дня начало отступать, несмотря на то, что между ней и Дарием стояла холодная стена отчуждения и было непонятно, как сделать так, чтобы она исчезла. После душа Вера осталась в гостиной и читала, пока в спальне не погас свет, а потом просто молча легла спать на свою сторону кровати.

На следующий день уроки у Веры начинались только после обеда, и с утра было достаточно времени к ним подготовиться и спокойно погулять с Цезарем. Дедушка Василий Петрович, по своему обыкновению, сидел на лавочке, наблюдая за миром и его обитателями.

– Помирились? – вместо приветствия спросил он, как только Вера села рядом.

Девушка отрицательно покачала головой.

– И знаете, что самое неприятное? Я не знаю, что у Дария на уме. Может, он уже на развод подал, а мне не говорит? Или квартиру другую ищет и съехать хочет? И тогда непонятно, что мне делать, и вообще неопределённость меня выматывает!

– А как ты хочешь? – тихо спросил сосед.

– Вы имеете в виду, с Дарием? Чтобы его уже «отпустило», мы поговорили спокойно и помирились. Пусть хоть скажет, чего он так завёлся, я честно не понимаю. То ли я что-то не так сказала, то ли сделала, но зачем было так орать?  Даже вспоминать неприятно. И как вести себя с ним, неясно. И я, получается, всё время из-за этого всего нервничаю и переживаю, а мне работать надо, делами заниматься! А как ими заниматься, если в голове полный бардак?

– А ты дыши, – спокойно сказал Василий Петрович.

– Как это? – Вера подумала, что ослышалась.

– Дыши, на четыре счета вдох, на восемь выдох, – Василий Петрович еле заметно улыбался, – говорят, помогает.

Вера попробовала. Дышать таким способом было неудобно, потому что хотелось сделать наоборот: вдох подольше, выдох покороче. С непривычки даже голова закружилась.

– А почему так странно дышать надо? Может, наоборот? – она чуть сморщила лоб от напряжения.

– Наоборот ты и так умеешь, а вот научись так, как я говорю. Хочешь, посчитаю за тебя? – Василий Петрович улыбался чуть заметнее.

Вера кивнула. Дедушка вызывал доверие, хоть и непонятно, почему.

– Тогда поехали, – Василий Петрович положил кисти на колени ладонями вверх, – вдох – раз, два, три, четыыыыре, выдох – раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, воооосемь….

Вера выдохнула уже примерно на счёте «три», и ей было неловко.

– Давай ещё раз, – Василий Петрович, казалось, был не против считать столько раз, сколько надо. – Раз, два, три, четыыыре…

После пятой или шестой попытки у Веры получилось. Дыхание становилось легче, от длинного выдоха внутренний хаос упорядочивался, и мысли переставали скакать, как чёртики.

– Молодец, – одобрительно кивнул Василий Петрович, – теперь усложним задачу. Вдох через нос, выдох через рот, счёт тот же, поехали.

Вера хотела возмутиться, мол, можно было и сразу сказать, но промолчала и продолжила дышать, как велено. Так было даже проще, хотя в животе почему-то забурчало.

– А зачем надо так дышать? Как это работает? – не удержалась она от вопроса.

– А я теории не знаю, если честно, – просто ответил Василий Петрович, – меня один дедушка научил, который йогой занимался. Я тогда через тяжёлый период жизни проходил, есть не мог, спать не мог, и ничего не помогало, даже водка. Вообще не знал, как жить дальше, и надо ли. Не в себе был, как говорят. Чуть успокаивался, когда по парку ходил, там-то его и встретил. Он на лавочке сидел и улыбался, хотя холодно было и пасмурно. Я тогда подумал, что так странно, погода плохая, а человек выглядит довольным, словно его всё устраивает.

– И что он?

– А он тоже меня увидел и слегка кивнул, чтобы я рядом присел. Что, говорит, плохо тебе? И я сказал, что да, плохо, очень плохо… А он мне: «А ты дыши». И рассказал, как. Дыши, мол, пока не поможет.

– И как, помогло? – Вера была заинтригована.

– Помогло. Не сразу, конечно, сначала я все время на свои мысли невесёлые отвлекался, или на чувства, но потом потихоньку стало отпускать, через несколько часов дыхания. А потом просто приучал себя, чуть что – дыши, дыши, потом будешь себя жалеть.

Вера подумала, что да, пожалуй, она и правда очень сильно себя жалела, потому что ситуация скандала с Дарием выглядела совершенно несправедливо по отношению лично к ней.

– Ты, кстати, подумала над тем, что ты – Богиня?

– Нет, – Вера покачала головой, – вообще не до этого. И муж со мной так и не разговаривает.

– А если я тебе предложу представить мужа в образе Бога, как он будет выглядеть? – спросил Василий Петрович, улыбаясь свой фирменной ускользающей улыбкой.

– Откуда я знаю, как выглядит Бог? И вообще, какого именно вы имеете в виду – православного, католического, греческого?

– А какой из них тебе больше нравится, – Василий Петрович, казалось, говорил совершенно серьёзно. – Выбери самого красивого. Я в мужской красоте не специалист, но как по мне, так Шива очень хорош, настоящий мужик, хоть и агрессивен бывает без меры.

– Шива, это который со змеёй и с полумесяцем на голове, в шкуре тигра? – Вера вспомнила, что где-то видела такую картинку.

– Он самый, Махадэв, бог богов, – кивнул Василий Петрович.

– Нет, зачем мне такой, который в шкуре, – Вера задумалась. – Я как-то икону в церкви видела, там такой архангел был красивый, блондин голубоглазый. По-моему, Михаил.

– Пусть будет Михаил, – кивнул дедушка Василий Петрович, – лишь бы он тебе приятен был.

– Но он же не Бог? Вы говорили, надо именно Бога представить?

– Архангел вполне божественное существо, так что подходит.

– Хорошо, и что мне с ним делать?

– Если бы этот архангел был твоим мужем, как бы ты к нему относилась?

– Это зависит от того, как он ко мне относится! Вдруг он злой и кричит на меня всё время?

– Вот ты упрямая, – Василий Петрович рассмеялся, – хорошо, ещё раз тебе скажу, что если он твой Бог, то он тебя любит безусловно, принимает и во всём помогает. И во всём поддерживает. И от него божественный свет исходит, конечно.

– Мне такое описание Бога в голову раньше не приходило, вы знаете, – Вера задумалась, – но если он такой, и при этом мой муж, думаю, я бы его очень любила и ценила.

– И была бы ему благодарна?

– Конечно, раз он такой классный!

– Хорошо, когда в следующий раз твоему мужу что-то не понравится, и он начнёт тебе претензии предъявлять, представь, что за его спиной стоит твой Бог. Смотри на Бога сквозь мужа и Бога благодари.

– За что, за мужа, который орёт?

– Нет, за то, что твой Бог тебя любит.

– Если он меня любит, то зачем он мне дал мужа, который орёт?

– Это к тебе вопрос, зачем тебе муж, который орёт и что ты сама в себе чувствуешь такое для того, чтобы он орал. Тебя эта ситуация, скорей всего, учит чему-то, но ты пока не поняла, чему. И вообще, пока речь не о муже, а о Боге. Ты же сама сказала, что вполне можешь быть ему благодарна, вот на этом и остановимся пока.

– То есть, вы мне серьёзно предлагаете стоять, слушать, как муж орёт, и в это время благодарить Бога?

– А есть иные варианты?

– Конечно, можно развернуться и уйти, а можно в ответ орать.

– Можно и так, – кивнул Василий Петрович, – вопрос в том, чего ты хочешь, в итоге.

– Чтоб муж перестал орать, конечно!

– Именно в этот раз или вообще?

– Вообще.

–Тогда и работать надо с причиной, а не со следствием. Не с тем, что он орёт именно сейчас, а почему вообще.

– А вы знаете, почему? – в голосе Веры чуть улавливался сарказм.

– Думаю, да. Его твоё отношение к нему не устраивает, скажем так, но так как обсуждать это он не научен, то у него нет инструмента, кроме как орать. Как у ребёнка. Если ребёнка что-то не устраивает, как он может это дать понять родителям?

– Он может орать, – задумчиво кивнула Вера, – но, с другой стороны, я же не ору! Я могу спокойно разговаривать! И вообще, мы взрослые люди, можем обсуждать проблемы, решать их, а не дуться неделями.

– Если можете, так обсуждайте, – пожал плечами Василий Петрович, – но пока не начали, если я правильно понимаю.

– Так он орёт вместо того, чтобы разговаривать, понимаете?

– Значит, не видит другого способа до тебя достучаться. Опять же, ты всё время ставишь его «в центр картинки», а я тебе предлагаю поставить себя. Неважно, что делает он, важно, что делаешь ты. Что делаешь, что чувствуешь, что транслируешь. Представь, что всё, что делает он, является всего лишь реакцией на что-то, что происходит внутри тебя.

– Я не виновата в том, что он неуравновешенный!

– А я сказал что-то про твою вину? – усмехнулся Василий Петрович. – Я сказал, что «ты виновата?»

– Нет, но это же подразумевается!

– Если я тебе сейчас скажу, что у меня дома нечего есть, ты пойдёшь мне обед готовить?

– Наверное, нет, – Вера смутилась, – но, возможно, я почувствую себя виноватой за то, что я сижу и с вами разговариваю, занимаю ваше время, а вы ещё себе обед не приготовили.

– То есть, я сам, получается, не в состоянии распределить своё время и силы? Не могу сориентироваться во времени и пространстве?

– Почему, я этого не говорила! – запротестовала Вера. – Но, может, вы из вежливости со мной разговариваете, а на самом деле вам надо идти и готовить обед!

– А зачем мне с тобой из вежливости разговаривать? Что мне это даёт?

– Хорошо, может, не из вежливости, может, вам меня жалко стало?

– Я тебе сказал, что мне тебя жалко? – ещё хитрее улыбался Василий Петрович.

– Нет, не сказали… Не говорили, – Вера отрицательно покачала головой.

– Тогда, выходит, ты за меня решила, что я думаю и что я чувствую? И зачем делаю то, что делаю? А сам я, получается, не в курсе, а ты лучше меня знаешь?

Такого поворота Вера не ожидала.

– Я не это хотела сказать!

– А зачем ты говоришь не то, что хочешь? Ради чего?

Растерянная Вера замолчала.

– Я не знаю почему многие женщины это делают, ты знаешь, – вздохнул Василий Петрович. – Вместо того, чтобы думать о себе и о своих словах и мыслях, они думают «за того парня», как будто он сам за себя думать не может. Если бы я так вёл себя по отношению к тебе, тебе бы понравилось? Решал за тебя, что ты думаешь, что чувствуешь и что тебе следует делать?

Вера опять отрицательно покачала головой, хотя и не очень понимала, каким образом разговор повернулся таким образом.

– Иногда мне кажется, что у женщин так мозг устроен, что они всё время какие-то скрытые смыслы и подтексты ищут – и находят! – а мужчины существа прямолинейные, говорят то, что думают, и имеют в виду именно то, о чём говорят. Хотя бывают исключения, конечно же.

– Вы это к чему говорите? – Вера решила переспросить.

– К тому, что если твой муж спрашивает: «Что у нас на ужин?», в то время, пока ты готовишь, он именно это и имеет в виду. Хочет знать, что на ужин, а не «имеет в виду», что ты плохая жена и плохая хозяйка, если ужин ещё не готов.

– И что мне ответить, если ужин ещё не готов?

– Не готов, так не готов. Так и скажи.

– Но тогда он подумает, что…

– Стоп. Вот именно об этом я тебе и хочу сказать. По факту ужин либо готов, либо нет. Если ты его готовишь сама, то твоя ответственность лежит в плоскости готового ужина, а не в плоскости: «Что подумает мой муж?». То, о чем думает твой муж – его ответственность, не твоя. Займи свой пытливый ум чем-то своим, вместо того чтобы пытаться читать мысли мужа. Не решай за него и не приписывай ему того, что существует только в твоём воображении.

Вера помолчала, обдумывая следующий вопрос.

– Мы говорили про то, что делать, когда он орёт.

– А что ты хочешь делать?

– Закрыть уши и уйти.

– Закрой уши и уйди.

– Но тогда он подумает, что…. – Вера осеклась, увидев насмешливый взгляд соседа.

– То, что подумает он, не твоя забота. Не решай за него, это правда раздражает. Вы же взрослые люди, вы понимаете, зачем вы вместе, зачем вам ваш брак, зачем вы поженились, ведь так?

Вера кивнула.

– Но ответственность ты можешь нести только за себя, за свои мысли и поступки, и за свою часть брака. А за него, за мужа, и за его мысли и поступки ты нести ответственность не можешь. Он взрослый человек, к тому же мужчина, вот и относись к нему, как к мужчине, а не как к младенцу.

– А как же быть с ссорами?

– А что с ними? Вы оба в них участвуете, и оба несёте ответственность, но каждый за себя. Я тебе больше скажу, если в женщине появляется чувство вины, и она с ним справиться не может, а особенно если вина иллюзорна, то мужчина на это реагирует агрессией. По-хорошему, конечно, надо бы поговорить и выяснить, но с коммуникацией в семьях плохо, ты знаешь… Не учат нас друг с другом разговаривать и обсуждать, вот и сидим по углам и дуемся, вместо того чтобы понять, а чём реальная причина ссоры.

– А как это «иллюзорная вина»? – уточнила Вера.

– Это когда ты её сама себе придумала.

– А зачем мне её себе придумывать? – у Веры от удивления поднялись брови. – Вина вроде не относится к чему-то хорошему!

– К примеру, кто у вас дома стиркой занимается? Ты или муж?

– Я.

– А как ты узнаешь, какие вещи нужно постирать?

– Те, которые в корзинке лежат возле стиральной машины.

– А если они там не лежат?

– Значит, их не надо стирать, или положить забыли. Хотя я всегда складываю, чтобы не забыть.

–  Предположим, подходит к тебе муж и говорит, что его любимая рубашка была не постирана, а за стирку отвечаешь ты. Что ты ответишь?

– А он эту рубашку положил в корзинку?

– Нет, забыл. Оставил где-то, до корзинки не донёс.

– Тогда я тут не при чём. Я же не могу ходить за ним и контролировать, ему не пять лет!

– Но ведь ты могла спросить у него, не надо ли ему постирать что-то, потому что он говорил тебе, что у него была назначена важная встреча, и ты знаешь, что он всегда надевает эту рубашку на важные встречи, это его «счастливая» рубашка. Так как рубашка была не постирана, встреча прошла плохо и ему не дали новый проект, и теперь ему не увеличат зарплату. А всё почему? Потому что ты ему не постирала рубашку. Скорей всего, ты сделала это намеренно, потому что не хочешь, чтобы он зарабатывал больше, чем сейчас.

Вера почувствовала, как её охватывает чувство вины и стыда несмотря на то, что все доводы, придуманные Василием Петровичем, звучали совершенно неправдоподобно.

– Я чувствую себя виноватой, – вынужденно призналась девушка. – Хотя, наверное, это глупо, и с чего бы мне не хотеть, чтобы он больше зарабатывал!?

– Ни с чего, конечно. Просто привёл тебе пример «иллюзорной вины».

Вера помолчала.

– Вы знаете, а ведь я часто себя на похожих мыслях ловлю… Что может, надо было вот так сделать, или вот так, и почему я не сделала, и такое чувство появляется неприятное, словно я сама себя изнутри грызу. Это оно и есть?

– Я в твою голову влезть не могу, поэтому не могу сказать точно, но звучит похоже. И если тебя эта «внутренняя грызня» часто сопровождает, то человек, который с тобой рядом находится, будет это подсознательно ощущать. Ему это ощущение некомфортно, но он не знает, что это и что с этим делать. Мужчина тоже может впасть в иллюзию того, что тебе грустно из-за него, или что он что-то делает не так, а это ощущение неприятное, согласись?

– И что делать?

– В идеале, поговорить и рассказать, что ты чувствуешь, только без истерик и скандалов, а спокойно, как взрослый человек. Если ты заходишь в разговор спокойно, то и твой собеседник воспринимает спокойно, но ты должна сначала со своими переживаниями сама разобраться, понять, откуда они и зачем. То есть, когда ты начнёшь разговор с мужем, у тебя уже будет определенное понимание самой себя, а не так, что ты на него вешаешь свои непринятые эмоции и ожидаешь, что он за тебя с ними как-то справится.

– Это почти как рубашки в корзинке, да?

– Точно. Если ты хочешь, чтобы рубашка была постирана, положи её в корзинку.

– А что делать с виной, которую я испытываю?

– Разберись, откуда она, что её вызывает, и реши, хочешь ли ты её испытывать или нет.

– Наши эмоции от нас не зависят, они просто есть!

– И так можно сказать, но выбор того, что чувствовать, у тебя никто не отнимет. Давай ту же рубашку возьмём. Условно, если ты её в корзинку для стирки не положишь, она не будет постирана, и если ты её туда не положила, претензии не принимаются. Но это твой выбор – положить или нет.

– А если я просто забыла?

– Бывает, но если тебе нужна чистая, то ты вспомнишь, верно? Или на холодильник бумажку приклеишь с напоминанием. Я думаю, ты чувство вины столько тысяч раз испытывала, что оно тебе кажется привычным и нормальным, а если ты начнёшь задумываться о том, нужно ли оно тебе, то можешь эту привычку изменить.

– Не знаю, – покачала головой Вера, – есть же вещи, в которых я правда виновата. Например, ужин поздно приготовила или продуктов не купила или ещё что-то, тут как быть?

– А тут замени слово «вина» на слово «ответственность». У тебя же была какая-то причина для того, чтобы приготовить ужин поздно?

– Да, была. Много работы.

– Вот видишь!

– А как быть с тем, что муж по этому поводу орёт?

– А он орёт? – Василий Петрович улыбнулся.

– Хотела сказать, что да, но на самом деле он обычно просто кивает и говорит, что ничего страшного и он подождёт. Но мне так неудобно, что я чувствую себя виноватой… И в какой-то момент он начинает орать. Как будто у него внутри столько эмоций, что он их уже не может сдерживать.

– Вина требует наказания. Вот твоему мужу и приходится играть роль прокурора, кто-то же должен твоё «наказание» озвучить!

Вера недоверчиво покачала головой, думая, что Василий Петрович всё переворачивает с ног на голову, но спорить не стала, да и пора было идти домой, заниматься ежедневными делами.

Выражение «ходить по тонкому льду» хорошо подходит для описания внутренних ощущений людей, которые живут вместе и находятся в затяжной ссоре. Вроде открытого конфликта нет, то есть сразу ты в воду не упадёшь, но и ступить лишний раз опасаешься, потому что кто его знает, встал лёд или нет. Даже не так: лёд, может, и встал, а вот выдержит ли он твой вес – неясно. В качестве чего-то, что может сломать лёд или заставить его треснуть, могут выступить неудачно подобранные фразы, неудачно подобранное выражение лица или даже то, что вы по какой-то причине не расслышали, что сказал собеседник и попросили повторить. Как-то утром, через пару дней после разговора Веры с Василием Петровичем, когда Дарий собирался на работу, он что-то буркнул себе под нос, словно бы ни к кому не обращаясь. Так как полной фразы Вера не услышала, то никак не отреагировала, что взбесило мужа, всё ещё пребывающего в режиме «я здесь главный прокурор и обвинитель», и он завёлся, что называется, с пол-оборота, как мощный мотор.

– Я к тебе обращаюсь! Ты что, меня игнорируешь?

– Ты что-то сказал? Извини, я не услышала, – Вера пыталась избежать очередного конфликта и криков, но муж был настроен вполне воинственно.

– Потому что надо внимание обращать на то, что вокруг происходит! Вечно ты в себе, до тебя не достучаться! Научись слушать, когда с тобой разговаривают!

Если бы Дарий был поездом, то он, наверное, в один прекрасный день сошёл бы с рельсов или врезался во что-то, потому что когда его захлёстывали эмоции, не было никаких вариантов его остановить. Всё стоп-краны были сорваны и он никак не реагировал на попытки его утихомирить. Бетонная стена бы помогла, конечно, или средневековый замок – их из камней строили, выдержит.

Когда муж опять вышел из себя, Вера растерялась и запаниковала. Орать в ответ ей не хотелось, плакать тоже, но надо было как-то отреагировать.

«Дыши», раздался внутри негромкий голос, похожий на голос дедушки Василия Петровича, «дыши, как я тебя учил».

Вдох на четыре счёта – выдох на восемь, вдох на четыре – выдох на восемь. Дарий продолжал что-то говорить, но Вера была сосредоточена на счёте, и это заглушало звук его голоса, а кроме того, отвлекало от того, чтобы обижаться на его слова и интонацию. Было что-то ещё, что ей надо было сделать – то, что говорил Василий Петрович, но беспочвенные претензии мужа выбили Веру из привычной мыслительной колеи, и она никак не могла вспомнить.

– Теперь я из-за тебя на работу опаздываю!!! – Дарий почти перешёл на визг, не получая привычной виноватой реакции от жены, а она так и продолжала свою считалочку, вдох на четыре, выдох на восемь.

Когда Дарий, наконец, ушёл, изо всех сил хлопнув дверью, которая ему ничего плохого не сделала, Вера развернулась и вышла на балкон. Дедушка Василий Петрович приветственно кивнул и выпустил из трубки колечко дыма, приятно пахнущее синтетической вишней. Вера кивнула в ответ, понимая, что спокойный сосед, скорей всего слышал каждое слово их с Дарием скандала, и ей было неловко. Василий Петрович глазами показал Вере на лавочку перед домом, на которой они беседовали в прошлый раз, и Вера кивнула.

– Через пять минут буду, всё равно Цезаря надо вывести.

Особого места для прогулок вокруг дома не было, каждый свободный клочок земли был занят припаркованной машиной или мусором, и «собачники» чаще всего поднимались на небольшую горку прямо возле дома. Подъём был неудобный, под ноги то и дело попадали острые камни или песок, но если потерпеть и дойти до вершины, можно было увидеть неплохую панораму половины города и кусочек моря вдалеке, а собаки не возражали против грязи и чахлых кустарников, с упоением обнюхивая послания своих собратьев, гулявших на горке ранее. Когда Василий Петрович увидел, что Вера вышла из подъезда вместе с Цезарем, он предложил прогуляться до вершины холма, на удивление легко поднимаясь по камушкам и остаткам травы. Пока два человека и собака штурмовали подъём, все молчали, и только насладившись видом на обшарпанные многоэтажки соседнего района, Василий Петрович заговорил.

– Очередной взрыв сегодня был, да?

Вера кивнула, испытывая что-то, похожее на стыд, причём не за себя, а за мужа.

– А ты что? – голос Василий Петрович звучал ровно и дружелюбно.

– Дышала, как вы учили. А про всё остальное забыла совершенно. Как только Дарий голос повысил, все мысли испарились, вообще растерялась.

– Понимаю, тут тоже тренировка нужна, мысли и эмоции контролировать. Не у всех с первого раза получается.

– И что делать?

– А что ты делаешь, если чего-то не умеешь?

– Учусь, или ничего не делаю. Может, мне это не надо, раз я не умею.

– А сейчас тебе надо?

Вера вздохнула.

– Наверное, надо, а то как-то конфликт затянулся, уже не знаю, как из него выйти.

Василий Петрович задумчиво покивал головой.

– Чтобы выйти, нужно освободиться от тех эмоций, которые тебя туда завели, а это с первого раза не у всех получается. Но у меня есть идея. Попробуй вот такую штуку: переворачивай слова. Что тебе муж обычно орёт, когда злой?

– А всё подряд. То работа у меня дурацкая, то сама я неумеха, то ещё что-то… Что в голову взбредёт, судя по всему, лишь бы меня задеть.

– А ты бери и мысленно переворачивай на то, что тебе приятно слышать. Он тебе, что работа дурацкая, а ты себе в уме говоришь: «Какая ты молодец, такую работу нашла классную». Или как здорово, что ты сама столько всего умеешь. Или что-то другое, лишь бы тебе было приятно это слышать.

– А с ним что делать? – немного нервно спросила Вера.

–  С кем? – не понял Василий Петрович.

–  С мужем!

– А зачем с ним вообще что-то делать? Он сам пусть с собой что-то делает. Это его энергия, он пусть её и тратит впустую, а тебе это зачем? У тебя есть Бог, он тебя любит, на него смотри и на нем концентрируйся.

– Вы хотите сказать, что на слова мужа не надо реагировать? – Вера выглядела озадаченной.

– Если они тебе приятны – то радуйся, а если нет – то не обращай внимания, или заменяй.

– Так он тогда ещё громче орать будет!

– Ну и пусть, я же говорю, это не твоя проблема. Вот скажи, он после ссоры как себя ведёт?

– Ходит потом смурной и бурчит, по нескольку дней.

– Потому что энергию слил непонятно куда, теперь ему не хватает, а ты свою не отдаёшь. Ему восстанавливаться приходится самому, а он, скорей всего, не умеет.

– То есть, обычно он что, у меня энергию берёт?  – Вера немного наморщила лоб от этой мысли.

– Да, обычно у тебя, ты же проводник и генератор, а он – потребитель. Может, ещё у собаки или у других людей, я не знаю. Это сейчас неважно, важно, чтобы ты свою энергию не тратила туда, куда не надо. Она тебе для себя самой нужна.

Они спустились обратно к дому. Василий Петрович на прощание почесал Цезаря за ухом и пожелал Вере хорошего дня.

Работы на день было немного, буквально на пару часов, и Вера решила навести порядок в квартире, приготовить ужин и напечь пирожков. Затея с уборкой Цезарю не понравилась, потому что он боялся пылесоса и прятался от него, а вот к процессу приготовления начинки для пирожков отнёсся со всей серьёзностью, понимая свою роль поварёнка как главного гурмана, пробуя начинку на соль, на сахар, на перец и на все прочие ингредиенты.

Когда Вера и Дарий не были в ссоре, он всегда звонил, когда выезжал с работы и Вера знала, к какому времени готовить ужин. Последние несколько дней Дарий этого не делал, что было неприятно и неудобно, потому что Вера не хотела садиться ужинать без него, хотя и была голодна. Пару раз она звонила ему сама, но он отвечал настолько невежливо, что особого желания нарываться на его грубость у неё не было.

Когда муж, наконец, появился на пороге, Вера сделала неудачную попытку его обнять – неудачную, потому что он демонстративно отстранился, но потрепал по холке Цезаря, который выплясывал от радости, что хозяин вернулся.

– Ужин остывает. Я не знала, что ты задержишься, – Вера старалась говорить как можно мягче.

– Я что, перед тобой отчитываться должен? – Дарий упорно не желал общаться спокойно.  – Я работаю, а не сижу дома и ерундой занимаюсь!

– Я просто хотела приготовить к твоему приходу, но не знала, во сколько ты будешь, – Вера изо всех сил старалась оставаться спокойной, хотя это было нелегко.

– Ну и мало ли, что ты хотела! – Дарий заводился всё больше, – меня это вообще не интересует! Мне надо было на работе задержаться, ты мне не начальник!

Не желая продолжать ссору, Вера ушла на кухню, подогрела ужин и поставила на стол тарелки. Было очевидно, что даже Цезарь с его искренней радостью не смог рассеять тучу, в которой пребывал Дарий, хотя очень старался. Туча требовала пролиться дождём, а ещё лучше – градом.

– Это невозможно есть, жёстко и пересолено! – Дарий со злостью отпихнул от себя тарелку. – Не умеешь готовить – не берись, только продукты переводишь!

Так как Вера ела то же самое, она легко могла возразить, что блюдо было весьма приятным на вкус, но дело было не в еде, а в туче. На языке вертелись злые варианты ответа в стиле: «Не нравится – ходи голодный», или «Готовь сам», или «Тебе что, доплачивают за то, чтобы ты на меня кричал?». Даже появилось побуждение взять тарелку Дария и отдать еду Цезарю или вообще выбросить в помойку, но Вера вдруг вспомнила слова Василий Петровича. «Переворачивай».

Она посмотрела прямо в глаза мужу, несмотря на то что её прилично потряхивало от эмоций, и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.

– Извини, что ты сказал?

Фраза была равносильна щелчку спускового крючка. В голове Дария что-то замкнуло и заискрило, предохранители перегорели, и он разразился тирадой, достойной оперной арии. Туча пролилась мусорным ветром слов, грязью, оскорблениями, ругательствами, угрозами развода. Дарий упивался ролью обвиняющего прокурора, переходил на визг и захлёбывался собственной злостью и яростью.

Вера и сама не понимала, как ей, в конце концов, удалось сохранить спокойствие. Вдох – выдох, вдох – выдох. А если бы за спиной мужа стоял тот красивый белокурый архангел? Что бы он говорил?

– Ты моя красавица ненаглядная, – говорил архангел, – я так счастлив, что ты у меня есть! Ты прекрасно готовишь, и дома всегда очень уютно. Я так рад, что ты не горбатишься на какой-нибудь дурацкой работе, как многие, а занимаешься тем, что тебе нравится, да ещё и деньги зарабатываешь! Я горжусь тобой, у меня самая лучшая жена на свете! Ты у меня умница, я радуюсь каждому дню, который провожу с тобой. Я не мог и мечтать о такой жене, как ты, ты подарок Богов… Я тебя очень люблю и очень ценю.

Чем больше Дарий распалялся, тем приятнее были слова ангела. Вера и сама не заметила, как начала улыбаться и даже немного смущаться от таких ласковых речей. Дария трясло – Вера успокаивалась, Дарий орал о немедленном разводе – Вера соглашалась быть замужем за архангелом всю жизнь, Дарий вопил – слова архангела ласкали слух.

Когда запас бранных слов иссяк, Дарий сник и стал похож на надувную игрушку, из которой выпустили воздух. Он даже не мог больше злиться, не осталось сил. Встал из-за стола и пошёл в душ. Когда муж ушёл, Вера спокойно доела, отдала порцию Дария Цезарю, что порадовало собаку без меры, навела порядок на кухне и села в кресло с книгой. Последнее, на что хватило Дария, когда он вышел из ванной, это зашипеть в сторону Веры, чтобы та постелила себе на диване в зале и не приближалась к нему. Вера кивнула, не отрываясь от книги, дочитала главу, с удовольствием приняла душ и укуталась в тёплое одеяло, которое Дарий не любил, потому что ему под ним было жарко спать. Цезарь, который обычно спал между подушками хозяев, был немного растерян, и ночью ходил погреться под бочок то к Вере, то к Дарию, не желая никого обделить вниманием.

Утром Вере показалось, что мужу было стыдно за своё вчерашнее поведение, и он поспешил поскорее убраться из дома, что дало ей возможность спокойно позавтракать и собраться на работу. Неприятное ощущение от вчерашней ссоры болезненно царапало, но выбора не было. Факт скандала оставался фактом, и единственное, что Вера могла делать, это держать в голове образ архангела и на нём концентрироваться.

Ближе к обеду они с Цезарем пошли гулять. Как вы думаете, кого они встретили на лавочке перед домом? Конечно, Василия Петровича.

Вера присела на лавочку рядом с соседом, а Цезарь бегал вокруг, радуясь возможности попрыгать за всякими букашками и понюхать всё, что можно было понюхать.

– Получилось? – негромко спросил Василий Петрович и Вера сразу поняла, о чем речь.

– Если честно, не знаю. Мы вчера спали раздельно, что в наших отношениях впервые, – покачала головой Вера, – уж простите за подробности. Дарий уж очень злой был.

– Некуда энергию скинуть было ему… В плюс перевернуть не смог, это тоже не так просто. Я о том, получилось ли у тебя не сорваться в крик самой?

– Да, – Вера кивнула, – как вы и говорили, «увидь Бога за спиной мужа». Хотя, мне кажется, это его ещё больше взбесило. Мужа, конечно, не Бога…

Василий Петрович усмехнулся.

– Я не знаю, можно ли вообще взбесить Бога. Наверное, можно, если серьёзная причина. Шиву точно можно, он вообще горячий парень, собственному сыну голову отрубил.

– Да вы что, – ахнула Вера, – правда? Какой ужас! И что потом?

– А потом он ему голову слона приставил, – Василий Петрович улыбался, видя реакцию девушки, – и все знают бога Ганешу.

– А, да, такой толстячок с головой слона! Я не знала, что он сын Шивы.

– Сын, да… Хотя по одной из версий, Парвати его сама создала, из глины, и вдохнула в него жизнь, а Шива и знать не знал, что у него теперь есть сын! А Ганеша ему дерзил, вот и остался без головы.

Вера выглядела озадаченной и почти напуганной этой историей.

– Ладно, мы с тобой тут не для того сидим, чтобы индийскую мифологию обсуждать, – улыбнулся Василий Петрович, – а для того, чтобы тебе помочь продержаться четырнадцать дней.

– Четырнадцать дней?

– Иногда бывает меньше, но на всякий случай будь готова именно к четырнадцати. Говорят, ни один муж не мог истерить дольше, сил не хватало.

– Вы хотите сказать, мне надо ещё четырнадцать дней все эти вопли терпеть!!! Или я не выдержу, или он меня из дома выгонит!

– Не выгонит. Он не настолько дурак и понимает, что без тебя вообще не восстановится. Но надо время, чтобы из него вся эта грязь вышла, поэтому и говорю про четырнадцать дней. Хотя если ты вчера в перепалку не вступила, то можно один день уже засчитать, так что осталось тринадцать.

– А потом что? Спокойная семейная жизнь?

– Если выдержишь и сама хочешь спокойной семейной жизни, то да. От тебя зависит.

– А от мужа – нет?

– Если твоя энергия сильнее, то ты её направишь, куда надо, а он подстроится. Или появится кто-то другой, кто будет больше соответствовать. Тебе решать.

– Не знаю, чего тут решать. Я просто хочу, чтобы он перестал психовать и мне нервы трепать.

– Я понимаю, но он же не на пустом месте взял и начал истерить. Что-то его не устраивает, вот он и пытается до тебя докричаться.

– А что, просто разговор уже не работает?

– Не знаю, красавица, я не твой муж, я ни к тебе, ни к нему в голову влезть не могу. Но думаю, что есть что-то, что он от тебя недополучает, и ему от этого плохо, а попросить спокойно не умеет или не знает, как. Подумай, чего ему не хватает. И ещё момент. Если он опять начнёт кричать, слушай, что он говорит. Он обязательно скажет, что именно его не устраивает, не может не сказать. При этом эмоционально не реагируй, а смотри сквозь него на Бога. Если бы ещё получилось в эти моменты выразить твою любовь к Богу и благодарность, то тогда муж твой как раз посерединке будет, и ему немного перепадёт.

– Любовь и благодарность? – Вера задумалась. – Мне кажется, я догадываюсь, чего ему может не хватать. Когда мы ссорились, он несколько раз говорил, что я «неблагодарная», но я это всегда мимо ушей пропускала, потому что это не так. Я ему всегда говорю «спасибо», если он что-то сделал, а иногда меня даже раздражает, что он требует похвалы за каждую мелочь.

– А что для тебя «мелочь»? – Василий Петрович казался нейтральным, но его интонация чуть изменилась, – опиши, за что, например, он хочет похвалы?

– Да иногда реально за всякую ерунду, – отмахнулась Вера. – Я понимаю, к примеру, мебель собрать или полочку прибить, это важно, я ему сразу говорю «спасибо». А иногда он, к примеру, ужин приготовит, пасту или ещё что-то, и потом три дня нудит мне: «Правда, у меня вкусная паста получилась?». Уже и пасту съели, я и забыла о ней, а он всё не унимается. Паста и паста, я же каждый день готовлю, и не требую от него каких-то похвал! Или какую-нибудь игрушку из дерева вырежет и носится с ней, как дурак с писаной торбой, смотри, какую я свистульку смастерил! А по мне та свистулька ломаного гроша не стоит, ну можно Цезарю дать, чтоб погрыз, он любит деревяшки… Или вон лампу перевесил на другую стену. На неделю разговоров, какой он молодец!

– А ты не считаешь, что он молодец? – Василий Петрович почти мурлыкал, как кот на солнышке.

– Послушайте, ну он же мужчина, разве это не само собой разумеется, что он работу по дому делает? Если я завтра помою холодильник, мне тоже требовать похвалы и благодарности? К примеру, стиркой только я занимаюсь, Дарий даже машинку включать не умеет, мне что за это, медаль надо дать? Или тот же Цезарь – ну да, он собаку любит, но гулять с ним чаще всего я хожу. Купать, кормить, про прививки помнить, к ветеринару ездить – это только я, Дарий, по-моему, даже не знает, как корм собачий называется и где его взять!

– Скажи, а тебя в детстве хвалили за то, что ты работу по дому делаешь? Например, что посуду помыла или полы?

– Хвалили? – Вера как-то невесело усмехнулась, – а за что тут хвалить? Кто-то же должен мыть посуду и полы. Старший брат занят учёбой, родители – работой, а моя обязанность была порядок наводить, мусор выносить, за кошками ухаживать, за цветами…

– А тебе нравилось мыть посуду?

– Нет, конечно, кому это может нравится! Самое бессмысленное занятие на свете! Только помыла – её опять запачкали, ощущение, что всё время кто-то что-то ест! Да и с полами такая же история – только помыла, кто-нибудь или в ботинках прошёл от прихожей до кухни, или кошки что-нибудь разбили или разлили, или просто завтра опять все грязно, надо мыть заново!

– Но ты просто мыла и всё?

– А что я могу сделать? Больше некому, не жить же в грязи.

– А тебе было бы приятно, если бы тебя хвалили за то, что ты делаешь? Причём именно за то, чего ты не любишь делать?

– Конечно. Может, тогда и мыть полы было бы не так противно!

– Но ты смирилась с тем, что никто не хвалит, и просто делала, потому что «надо»?

– Получается, да.

– А вот у Дария нет этой программы «надо». Он делает не потому, что надо, а чтобы тебя порадовать.

– Чем, перевешенной лампой? Ему тоже удобнее, что она теперь на другой стене.

– Да ему, может, совершенно всё равно, где лампа висит. Он мог бы ей не пользоваться вообще, но ты сказала, что надо перевесить. Он перевесил, потратил время, а мог бы на диване сидеть и в телефон смотреть.

– И что это доказывает?

– Что он это сделал для тебя, а ты в ответ что?

– Я же сказала «спасибо», что ещё нужно?!

– Предположим, я тебя завтра попрошу ко мне прийти, сделать в квартире генеральную уборку и приготовить мне еды на неделю вперёд, а когда ты всё сделаешь, я кивну и скажу «спасибо». И пойду дальше своими делами заниматься. Как тебе такая картинка?

– Конечно, я вас уважаю, и вы мне как человек нравитесь, но если честно, я подумаю, что вы неблагодарная свинья, – выпалила Вера и осеклась, подумав, что пожилой человек обидится.

Василий Петрович, напротив, от души рассмеялся.

– Так вот, моя хорошая, вероятно именно так думает твой муж, когда он полчаса или час корячился с перевешиванием лампы, а ты ему «спасибо» и ушла.

– И что, вы хотите сказать, что он не обязан ничего делать по дому? – Вере не нравилось, куда шёл разговор.

– Нет, я такого не сказал, в конце концов, вы взрослые люди и, наверное, как-то договаривались между собой о том, что чем будет заниматься в хозяйстве. Но доброе слово и кошке приятно, знаешь, а тут целый мужчина, да ещё и Дарий! Персидский царь!

– Да-да-да, царь, ага… Цари, небось, на своих жён так не орали, как этот на меня вчера!

– Так жёны царей, небось, от мужей работы по дому не требовали, – в тон Вере ответил Василий Петрович, тут же поймав на себе испепеляющий взгляд собеседницы.

Цезарь, который обнюхал каждый кустик в округе по второму кругу, подошёл к хозяйке и положил мордочку ей на колени, прозрачно намекая, что пора домой, на диванчик и под одеяльце.

– Нам пора, мне ещё поработать надо, – со вздохом сказала Вера. Беседы с Василием Петровичем успокаивали её, хотя было не до конца понятно, о чём он говорит.

– Ещё вот что можно сделать, – Василий Петрович смотрел куда-то вглубь себя, – наверняка есть что-то, за что ты мужу благодарна, по-честному, искренне. Не за полочку прибитую и не за лампу перевешенную, а что-то лично твоё. Вспоминаешь это – и благодарность внутри появляется, такое тёплое ощущение, приятное. Постарайся вспомнить как можно больше таких моментов, лучше штук сто или двести, и о них думай, на них концентрируйся, а всё остальное не обращай внимания, «переключай», помнишь, как?

Вера кивнула.

– Я помню, но не уверена, что смогу вспомнить сто «чего-то», за что благодарна, может, можно на 2-3 вещах остановиться?

– А в чём проблема найти поводы для благодарности? Неужто за несколько лет семейной жизни ты только пару-тройку раз была мужу искренне благодарна, не больше?

Девушке стало неудобно, и она молчала.

– Хотя я не настаиваю, твоя семейная жизнь, тебе и решать, что с ней делать, – дедушка Василий Петрович, по своему обыкновению, чуть заметно улыбался, – но скажу тебе одну вещь, хотя ты, может, о ней слышала. То, о чём ты чаще всего думаешь, будет чаще всего с тобой происходить. Есть различные объяснения, как научные, так и не очень, но я это на себе давно проверил, да и за людьми часто наблюдаю, и вижу, как эта теория подтверждается. Как ты на мужа смотришь, как его воспринимаешь, какой образ его у тебя в голове чаще всего прокручивается – такой он и будет, по крайне мере, для тебя. Словно он под твои мысли подстраивается, чтобы твоим ожиданиям соответствовать. Если бы ты всё время думала о нём, как о самом лучшем и любящем тебя человеке, он бы такой и был, а сейчас ты чаще думаешь о том, что он орёт и истерит, вот он так и делает.

– А ему это зачем? – вопросов было куда больше, но почему-то этот пришёл первым.

– Он тебя любит. Можно сказать, «все твои желания исполняет».

– Что-то мне не нравится то, что он «исполняет»! – фыркнула Вера.

– Поменяй желания, получишь другой результат, – Василий Петрович улыбнулся чуть шире, – попробуй, хуже не будет, в любом случае.

Оставшееся время дня, до прихода мужа с работы, Вера словно разделилась на две части – Вера, которая занималась работой и Вера, которая думала о благодарности. Первой было всё понятно и привычно, действия выполнялись на автомате и особого мыслительного процесса не требовалось, а вот у второй всё получалось не так гладко. Обида на Дария и общее ощущение несправедливости выходило на первый план, устраивало шествия и потрясало плакатиками с надписями: «Так нельзя! Он неправ! Он – плохой! Пусть он извинится! Я несправедливо обижена и требую правосудия!» и на фоне всех этих демонстраций любая мысль о том, чтобы выразить мужу благодарность упиралась в стену, разворачивалась и уходила в другую сторону. Варианта был два: оставить затею с благодарностью и ждать пока муж сам по себе успокоится, или попытаться посмотреть на проблему иначе, поискать иные пути решения. Как бы там ни было, Вера обладала сильным аналитическим умом, и часто находила необычные решения для программирования, а вот в том, что касалось семейной жизни, ум затуманивался эмоциями и она оказывалась в тупике.

– Хорошо, – сказала она самой себе, – давай посмотрим на это, как на задачку на логику. Что нужно? Нужно как-то выйти на то, чтобы я смогла выразить мужу благодарность, чего я сейчас делать не могу, потому что я на него обижена. Как это обойти? Выйти из состояния обиды. Почему-то не могу, уже несколько дней, и нужен другой вариант. Какой?

Так как мыслей не было, она оглянулась вокруг, в поисках вдохновения. Всё то же самое, привычные стены, окна и пол, всё стоит на своих местах… Ан нет, на полу, то там, то сям валялись кусочки сухого собачьего корма, словно Цезарь таскал их из одного места в другое, и по дороге растерял половину. И вообще, собачья миска стояла не на кухне, а в коридоре, и Вера вспомнила, что вчера переставила её, потому что мыла пол на кухне и не хотела, чтобы собака поскользнулась на влажном ламинате. Она машинально взяла миску, чтобы переставить, и тут её осенило. «Сделай, как было». Был только один способ почувствовать благодарность мужу – вспомнить то время, когда она и правда была ему благодарна.

Они познакомились на вечеринке у общих знакомых, и Вере сразу понравился вежливый широкоплечий парень с хорошими манерами. Он часто говорил «спасибо» и «пожалуйста», умел пользоваться столовыми приборами, практически не пил крепкий алкоголь и помог хозяйке квартиры не только накрыть на стол, но и убрать посуду после того, как торт был съеден и вечеринка закончилась. Пока остальные гости одевались и прощались с хозяевами, Дарий взял на себя инициативу привести гостиную в порядок. Вера не могла не помочь, при себя отметив хозяйственность и хорошо сидящие джинсы нового знакомого. Он ловко собрал со стола грязную посуду, загрузил всё в посудомоечную машину, вымыл и вытер хрустальные бокалы и аккуратно развесил сушиться все мокрые тряпочки и полотенца. Увидев это, хозяйка дома и Вера одобрительно переглянулись, почти не веря, что такие мужчины в принципе существуют. Хозяин дома сложил и убрал в кладовку большой стол и предложил выпить по рюмочке тесной компанией и, может быть, перекинуться в картишки. Все четверо уселись на полу, на мягком ковре, и резались в подкидного дурака с азартом подростков, причём Дарий стабильно выигрывал, словно просчитывая ходы противников наперёд.

Он проводил Веру домой и предложил встретиться через неделю, погулять или пойти в кино, и так они начали проводить время друг с другом. Оба имели экономическое образование, Вера работала в бухгалтерии, а Дарий – в отделе маркетинга, и им было легко найти общий язык и общие темы. Они встречались уже несколько месяцев, когда Вера поняла, что хочет сменить род занятий, и именно Дарий предложил её подумать о том, чтобы преподавать в частной школе. С детьми Вера хорошо ладила, хоть и не имела педагогического образования, а самое главное, что такая работа отнимала меньше времени, но приносила больше денег. Такие варианты, сами понимаете, встречаются нечасто. Тем не менее, не все могут решиться на довольно радикальную смену деятельности, и если бы не поддержка бойфренда, Вера, скорей всего, осталась бы в бухгалтерии. Благодарность Дарию? 100 процентов. Ещё через несколько месяцев те же самые знакомые, в гостях у которых молодые люди познакомились, случайно упомянули о том, что их другие знакомые купили какую-то дорогую экзотическую собаку, а через пару недель отдали её в приют для животных, потому что ребёнок, который эту собаку требовал с истериками, не захотел с ней гулять и за ней ухаживать, а родителям это было тем более не нужно. Дарий попросил узнать, в каком конкретно приюте был щенок, и так у них появился Цезарь. Когда Вера и Дарий забирали его из приюта, от него очень плохо пахло, он был напуган, поцарапан, а его забавный белый хохолок испачкался и свалялся. Вера всегда хотела собаку, и Цезарь сразу стал любимцем за свой весёлый нрав и «обнимательность». Благодарность Дарию? Конечно. Дарий был приятным собеседником и хорошим другом, не считал зазорным помогать Вере по дому, умел готовить то, что она любила, и чаще всего был в хорошем и ровном настроении. Пока Вера вспоминала это – приятные моменты их совместной жизни, прогулки, вкусные ужины, походы по магазинам и кинотеатрам, ей становилось непонятно, куда всё это делось, откуда появились ссоры и скандалы, почему Дарий стал меньше улыбаться и куда больше ласки и внимания уделять Цезарю, а не Вере. И куда делась та влюблённость и восхищение, которые были у Веры по отношению к Дарию почти с первых дней знакомства?

Девушка была настолько погружена в свои мысли и ощущения, что не заметила, как наступил вечер. К её удивлению, ближе к шести зазвонил телефон. «Дарий», высветилось на экране. Его телефон был записан так с самого начала, никаких «Любимый», или «Солнышко», или «Единственный» и прочей романтической ерунды, и точно также её контакт был записан у мужа, просто «Вера».

– Алё, – Вера ответила на звонок, не зная, что ожидать, и на всякий случай приготовившись к чему-то плохому.

– Привет, – голос мужа звучал немного скованно, словно он тоже не знал, как себя вести, – я выезжаю с работы скоро, скажи, может, что-то нужно купить.

– Нет, нет, всё есть, я начну ужин тогда сейчас, что-то задумалась, – Вера была очень рада слышать его голос в более или менее спокойном регистре, без криков и обвинений.

– Хорошо, тогда буду дома минут через сорок.

Когда Дарий приехал, курица в духовке источала прекрасный аромат трав и специй, стол был накрыт красивой скатертью, и на всякий случай Вера поставила в холодильник бутылочку вина, хотя особого повода праздновать не было.

– Привет, – сказал Дарий дружелюбнее, чем в последние дни, но всё ещё держа дистанцию, хотя с Цезарем они обнимались все положенные пять минут. – У нас какой-то праздник, о котором я не знаю?

– Нет, – Вера тоже не знала, насколько он «оттаял» и поэтому держалась напряжённо, – просто ужин.

– Ясно, – сказал Дарий и достал что-то из кармана куртки. – Это тебе.

В целлофановом пакете был большой яркий пряник в форме зверюшки, отдалённо напоминающей медвежонка в косоворотке и с большим чубом.

– Коллеги из соседнего отдела угостили, – Дарий незаметно наблюдал за реакцией Веры. – Мне показалось, он на Цезаря похож, такая же чёлка взъерошенная.

– Точно! – Вера рассмеялась. – На Цезаря похож, только в рубашечке!

Может, дело было в прянике, а может ещё в чём-то, но ужин прошёл поприятнее, чем в предыдущие дни и даже вино пригодилось.

– Тебе помочь с посудой? – спросил Дарий, когда всё было съедено.

– Нет, спасибо, я справлюсь. Если хочешь, можем вместе погулять с Цезарем, минут через десять?

Дарий кивнул. К моменту, когда Вера навела порядок на кухне, Цезарь был готов к прогулке – шлейка, поводок, мерцающий сигнальный огонёк, причёсанная чёлка.

Они погуляли, посмотрели вместе какой-то невразумительный фильм и легли спать в одной кровати, что уже было лучше, чем на протяжении последних дней.

Когда Дарий ушёл на работу, Вера точно знала, с кем ей надо поговорить. Может быть, дедушка Василий Петрович умел читать мысли, потому что когда Вера вышла на балкон посмотреть, сидит ли он на лавочке перед домом, он стоял на своём балконе и дым табака в его трубке вкусно пах виноградом.

– Доброе утро, красавица, – кивнул Вере сосед, – через пять минут внизу?

– Я вот что хочу спросить, – начала разговор Вера, когда они поднялись на вершину холма, – я вчера думала о том, за что могу быть мужу благодарна, и нашла много чего, хотя и не сразу. Но есть одна вещь, которую я не понимаю. Когда мы познакомились, когда встречались и когда вместе жить начали, я им восхищалась и он всегда вёл себя вежливо и спокойно, а потом это словно куда-то делось. У меня, я имею в виду. Я не могу сказать, что нас «быт заел», потому что он мне по дому всегда помогал, да и не так много бытовухи у нас. Детей нет, Цезарь – очень аккуратная собака, никогда ничего не грыз, не портил, дом вверх дном не переворачивал, то есть, я не могу сказать, что я как-то «упахиваюсь» или «выматываюсь», работа у меня спокойная, мне нравится. Дарий почти не пьёт, футбол не смотрит и вообще всеми этими «мальчуковыми» закидонами не страдает. А куда моё восхищение делось – не понятно.

– Смотри-ка, а вон тот дом покрасили, сразу вид другой, – совершенно невпопад ответил Василий Петрович и улыбнулся, видя, как у Веры поднялась бровь. – Вот скажи, когда мужчина хочет быть с женщиной, или хочет, чтобы она захотела с ним быть, он что делает?

– Ухаживает, подарки дарит, по ресторанам водит, – ответила Вера, не понимая, куда клонит сосед. – А при чём тут это?

– А потом, когда женщина, предположим, согласилась за него замуж выйти, он продолжает ухаживать или нет?

– Чаще всего нет, на это все замужние жалуются. Что до свадьбы на руках носил, а после свадьбы жена чем-то вроде предмета мебели стала, как шкаф или кресло…

– А почему так? Как ты думаешь?

– Я не мужчина, как я могу знать! Но может быть дело в том, что эту женщину было интересно «завоевать», как трофей, а когда трофей завоёван, он просто на полочке стоит, никто же не будет ту же самую награду вторично завоёвывать!

– Получается, в самой женщине нет ценности, а ценность именно в том, что она была трофеем? То есть на её завоевание хочется тратить время и силы, а потом всё, можно идти за новым?

– Звучит цинично, но похоже на то, – кивнула Вера, начиная понимать, к чему Василий Петрович начал этот разговор.

– А для тебя Дарий – трофей или что-то другое? К примеру, пока он не был мужем, ты его иначе воспринимала, чем сейчас?

– Хотите сказать, что я его тоже «завоёвывала», а теперь он мой и можно расслабиться?

– Я ничего не хочу сказать, я задал вопрос, а как ты на него ответишь – от тебя зависит. Можно ещё более цинично рассуждать – если ты покупаешь машину, то недостаточно собрать нужную сумму денег и купить. Нужно машине внимание уделять, заправлять, мыть, резину менять, жидкости всякие тоже, за приборами следить, чтобы всё работало… Машина – это не актив, это пассив. Конечно, она тебе служит, но для того, чтобы она служила хорошо, нужно о ней заботиться, время и деньги вкладывать.

– То есть, муж – не трофей, а машина? – Веру немного позабавило такое сравнение.

– Выходит так, и жена – тоже. Тебе же вряд ли бы понравилось, если бы твой муж после свадьбы сказал, что всё, он достаточно усилий потратил на то, чтобы тебя в себя влюбить, и чтобы ты согласилась за него замуж выйти, а теперь он никаких ресурсов в тебя вкладывать не будет больше, так как незачем.

Вера насупилась.

– Конечно, зачем мне такой муж!

– Вот и ему не очень нужна жена, которая в него ресурсы вкладывала только до свадьбы.

– Ресурсы? – недопоняла Вера.

– Время, внимание, заботу, восхищение, поддержку… Это для мужчины очень важно, уж не знаю, почему. Готовить мы сами для себя можем, и в доме порядок наводить, а вот восхищаться самим собой мужчине не так просто. Кому повезло в детстве и мать достаточно восхищения мальчику выражала, у тех с самооценкой получше, а если нет, то они хотя бы в жене это стараются найти.

– Дария мать очень хвалит всегда и вообще он у неё «самый лучший». Я бы даже сказала, он перехвален и перелюблен, вот и считает себя «пупом Земли»!

– А к свекровке-то претензии у тебя, моя хорошая, как я погляжу, – рассмеялся Василий Петрович. – Не совсем так. Это девочку надо хвалить просто за то, что она есть, а не за достижения, тогда у неё будет всё хорошо с ощущением себя, а мальчика так хвалить не стоит, потому что мужчина, всё же, ценен достижениями, преодолением себя, движением к цели. Вот тебя в детстве за что хвалили?

– Не уверена, что вообще хвалили! Наверное, за хорошие оценки, или за какие-нибудь победы на олимпиадах…

– А его – за то, что он есть. Видишь разницу?

– То есть, ему кажется, что достигать ничего не надо, он сам по себе классный?

– Может быть. При этом он всё равно что-то делает и чего-то добивается, потому что мужская натура даёт о себе знать, а раз его за достижения «недохвалили», то он этого от тебя ждёт. Прибил полочку – герой, мусор вынес – богатырь, а уж если лампу перевесил, то медаль, не меньше. Можно посмотреть с другой стороны: тебе будет более приятно, если тебя похвалят за успехи в работе или за то, что ужин вкусный, или просто скажут: «Как здорово, что ты есть! Я люблю тебя такую, какая ты есть, ты классная!».

Вера и сама не поняла, почему эта фраза так сильно резанула по ушам. А ей вообще говорили что-то подобное? Когда-нибудь? Родители точно не говорили, брат тоже, кто-то из бойфрендов? Вроде нет. Хотя…

– Дарий мне именно так сказал, когда предложение делал. И знаете, что? Я не очень-то поверила. Подумала, что просто слова красивые, да и понятно уже было, что мы поженимся, к этому шло. Но я сама себя классной не считаю, поэтому не приняла всерьёз.

– А для него, я думаю, это было самым главным критерием выбора жены. Он тебя любит, ему с тобой хорошо, и это важно. А какой борщ ты варишь или сколько денег зарабатываешь – вторично. Не говорю, что это неважно, но твоё хорошее настроение важнее всего. Рядом со счастливым человеком и трава быстрее зеленеет, а женщины об этом забыли или не знают, и думают, что мужья их за «достижения» будут ценить.

– То есть, он стал истерить, потому что я перестала себя счастливой чувствовать?

– Можно и так сказать. Помнишь, я как-то сказал тебе, что мужчина сам энергию не генерирует, он берёт у женщины.

– А женщина откуда берёт?

– У Бога, причём без ограничений. Она – проводник, ей дают столько энергии, сколько надо, а потом уже от женщины зависит, что она с этой энергий сделает. Можно в скандалы слить, или идти с мужчинами в бизнесе соревноваться, а можно в радость направить или в мужа.

– А, это как те женские тренинги, где женщинам говорят, что если они будут мужчину вдохновлять, то он им будет дома и шубы покупать?

– И яхты, – улыбнулся Василий Петрович. – Не могу сказать точно, я на такие тренинги не ходил, но мужчину не надо как-то искусственно вдохновлять, он не телёнок, сам за себя решит. Если женщина вдохновлённая и радостная, этого достаточно. Если она себя счастливой ощущает, это сразу чувствуется, и к таким женщинам мужчины тянутся, потому что могут энергией «подзарядиться», а если женщина сама энергетически безжизненная, то куда мужчине деваться?

– К другой или к бутылке, – усмехнулась Вера.

– Невесёлая перспектива, верно?

Девушка помолчала.

– И что делать?

– О, классический вопрос! Судя по всему, кто виноват, мы уже выяснили, – Василий Петрович закурил свою неизменную трубку. – Подумай, чем ты так сильно в своей жизни недовольна, и это измени, а там и с мужем понятно станет. Счастливая женщина счастлива независимо от обстоятельств.

После разговоров с соседом Вера всегда была погружена в себя, потому что то, о чём они говорили, наталкивало девушку на разные мысли, причём чаще всего на те, которых она избегала. Из слов Василия Петрович вытекало, что Вера вовсе не так счастлива и довольна жизнью, как ей хотелось бы о себе думать. Ещё хуже было то, что обвинить в этом мужа у неё не поворачивался язык. С одной стороны, ей можно было бы позавидовать – жильё есть, муж есть, еда и одежда есть, работа несложная, времени свободного, в принципе, достаточно, но на самом ли деле это то, чего она правда хочет? Подобные мысли приходили к ней уже несколько месяцев, особенно сразу после пробуждения, но она не хотела их обдумывать и просто отмахивалась, переключая внимание на что-то другое. Ссора с мужем отодвинула размышления о собственной жизни на второй план, а тут получалось так, что может, и ссора произошла из-за её личной невнимательности к собственным желаниям? А чего она сама хочет? Что бы сделало её счастливой? Если об этом спрашивает посторонний человек, то можно уклониться от ответа, сказать «не знаю», или «надо подумать», или перевести разговор на другую тему, а если ты спрашиваешь сама себя, то как уклониться?

– Я вчера думала о том, за что Дарию благодарна, и мне кажется, он это как-то почувствовал. Вечером куда спокойнее себя вёл, – разговоры с Василием Петровичем во время прогулки с собакой становились привычными для Веры.

– Конечно, ты успокоилась, и он успокоится. Happy wife, happy life, знаешь такое выражение?

– Не знала, что вы английский знаете, – рассмеялась Вера.

– Моя жена была учительницей английского, в школе работала много лет, вот я и нахватался всяких присказок, – Василий Петрович всё ещё улыбался, но не так радостно.

– А почему я её никогда не встречала? – немного игриво спросила Вера.

– Потому что её больше нет. Я вдовец.

Вера не знала, как реагировать на такие новости.

– Мне очень жаль, – только и пришло в голову. – А дети?

– У нас был сын, уже взрослый. Жениться собирался, на хорошей девушке, – Василий Петрович говорил медленно, подбирая слова. – Погиб в автокатастрофе, в него пьяный водитель врезался. Думаю, жена моя не пережила этого, у нее начались проблемы с сердцем. А я вместо того, чтобы с ней быть, поддержать, помочь, в запой ушёл, не справился с эмоциями. Очень плохо было мне, а уж ей, я думаю, и того хуже. Через пару месяцев и она ушла, сердечный приступ. И с тех пор я один. Думал, собаку заведу, а как представлю, что и с собакой что-то случится, не знаю, переживу ли…

– Вы уж простите меня, что я никогда не спрашивала о вашей жизни, – смущённо сказала Вера после неловкой паузы. – Знаете, свои проблемы всегда такими важными кажутся.

– Они и есть важные, это же твоя жизнь! Но у тебя есть много возможностей изменить то, что тебе не нравится, а если человека нет – что ты изменишь? Индусы говорят, любовь сильнее смерти. Может, я своими разговорами тебе помогу, раз жене не смог.

Вера почему-то подумала о том, что бы она чувствовала, если бы Дарий умер, и её передёрнуло от холодного ощущения одиночества. Ей стало настолько не по себе, что она инстинктивно потянулась погладить Цезаря, хотя никакой логики в этом не было.

Василий Петрович, казалось, совершенно точно знал, о чём подумала его собеседница.

– Ещё одну вещь тебе скажу, может, пригодится. Если муж опять начнёт «плеваться ядовитой слюной», попробуй представить, что ты ему направляешь луч энергии своей, из области сердца. Сконцентрируйся на дыхании, и представь, словно свет в виде стрелы идёт от тебя к нему, можно золотой, можно зелёный, можно розовый, какой тебе будет легче представить. Энергию любви своей. Чаще всего помогает, проверено!

Вера кивнула.

– Хорошо. Спасибо вам за всё. Заставили задуматься, если честно.

– На здоровье, моя хорошая. И помни про четырнадцать дней. Ни один мужчина не сможет истерить дольше, по крайней мере, в книжках так пишут.

– А потом что? После этих четырнадцати дней?

– Не знаю, от тебя зависит. Если сможешь себя ощущать Богиней, то и муж твой рядом с тобой будет ощущать себя Богом. Причём неважно, этот муж или другой.

– А что, у нас нет шансов, мы разведёмся? – Вера занервничала.

– Я этого не говорил. Но жизнь длинная, я не знаю, для какой цели вы вместе, может, навсегда, а может нет. Я к тому, что твоё счастье от мужчины не зависит, только от тебя самой.

Остаток дня Вера провела в глубокой задумчивости. Думала о словах Василия Петровича, о своей жизни, о счастье, о браке – своём и вообще, о мужчинах, о Дарии, о том, что изменилось в их отношениях с момента знакомства, о своих родителях, о том, как они относились друг к другу. То и дело мысль дотрагивалась до главного вопроса – почему Вера недовольна своей жизнью? Что именно её не устраивает? Почему она так часто чувствует себя виноватой, хотя, казалось бы, особых причин на то у неё нет? Что мешает ей чувствовать себя счастливой?

Так как никакого другого привычного способа улучшить отношения с мужем у Веры не было, она решила попробовать делать то, о чём говорил пожилой сосед. Как только внутри поднималась тревога или какое-то иное неприятное ощущение, она дышала «четыре на восемь», причём с каждым разом это становилось всё проще, старалась думать о Дарии хорошо и находить поводы мысленно поблагодарить его, и во время каждого разговора держала наготове технику «переворачивания» обидных и неприятных слов. Так прошло ещё несколько дней. Нельзя было сказать, что Вера и Дарий помирились или что-то подобное, но вспышек ярости у последнего стало поменьше, он звонил, когда выезжал с работы, помогал Вере с посудой, сам предлагал вместе погулять с собакой и даже обмолвился, что спать одному было холодно и некомфортно, даже если Цезарь спит под боком.

– Вы знаете, – рассказывала Вера Василию Петровичу, – мне кажется, ему и самому уже хочется выйти из этой ссоры, но он настолько далеко зашёл в своих криках и обвинениях, что не знает, как их отменить, а извиниться ему что-то мешает.

– А как ты думаешь, – сосед всегда слушал очень внимательно, хотя казался совершенно отстранённым и редко смотрел прямо на собеседника, – какие чувства он испытывает, когда кричит? Если бы ты на него в этот момент смотрела не как жена или человек, на которого он кричит, а как бы со стороны, издалека?

Вера представила себе Дария, высокого и широкоплечего, которого сотрясает гнев и ярость, и ей инстинктивно захотелось сжаться и спрятаться. Он казался страшным и опасным, не имеющим ничего общего с тем человеком, за которого она вышла замуж. А если бы он был просто человеком, посторонним?

– Ты сейчас его представляешь перед собой, верно? – Василий Петрович наблюдал за тем, как менялось выражение лица девушки и, казалось, совершенно точно знал, что та чувствует.

– Да, – она скорее кивнула, чем ответила.

– И себя тоже представляешь?

Ещё один кивок.

– А теперь отойди подальше от него. На пару шагов. Мысленно, я имею в виду, конечно.

Вера представила. Теперь Дарий был не таким большим и громким.

– Ещё на пару шагов.

Фигурка стала ещё меньше и тише и Верин страх отступал.

– Ещё.

Теперь слов почти не было слышно, и фигурка просто как-то смешно двигалась и было непонятно, почему Вере было так страшно буквально пять минут назад. Просто какой-то человек стоит и кричит. Мало ли, может, ему на ногу что-то тяжёлое упало?

– Посмотри повнимательнее. Ничего не напоминает тебе? Поза, манера кричать, движения?

И Вера увидела. Это не был тот взрослый мужчина, выше её ростом, с портфелем и должностью. Это был ребёнок. Злой обиженный ребёнок, он кричал от бессилия, потому что не знал, что ещё можно сделать.

– И что ты чувствуешь сейчас? – тихо спросил Василий Петрович, – к нему?

– Мне его жаль, – первое, что пришло в голову.

– Мужчину жалость унижает. Он всё-таки мужчина, хоть и ведёт себя, как трёхлетка. Подумай, чего ему не хватает?

Ответ был таким простым, что Вере даже задумываться не пришлось.

– Любви и внимания. И уважения. Он не чувствует, что я у нему отношусь с уважением. И его это злит.

– А если бы он был Богом, ты бы его уважала?

– Да, – Вера помолчала, – и себя – тоже. Ведь если он – Бог, то я – Богиня?

Василий Петрович кивнул.

– Супруги, в какой-то мере, являются «сообщающимися сосудами», они подобны друг другу. Если я скажу женщине, что её муж – Бог, она меня не поймёт, потому что для неё это означает, что он должен вести себя, как Бог, а он этого не делает. Тогда я её подвожу к мысли, что первично то, ощущает ли она себя Богиней. Если да, то она к мужу будет относиться с уважением, ведь она его не на помойке нашла, да и себя тоже. А мужчина на это реагирует, подсознательно считывает это.

– То есть, – Вера была немного сбита с толку, когда вы мне говорите, что я «замужем за Богом», это больше про меня, чем про него? Моё уважение к себе важно?

– Однозначно. Если ты – божественное существо, то ты к окружающим людям относишься с уважением и любовью, потому что знаешь, что они такие же, как ты. И к себе тоже относишься с уважением и любовью, потому что ты и есть Любовь.

– Мудрёно у вас всё, но мне кажется, я понимаю, о чём вы. Как будто картинку вижу.

– Что ты будешь делать с плачущим ребёнком? С тем, кому грустно и холодно?

– Обниму, буду рядом, – Вера вспомнила один из самых первых разговоров, – это как Цезарь, когда ему грустно и холодно, да?

– Помнишь, я тебя спрашивал, как бы ты хотела, чтобы твой муж себя вёл, когда тебе грустно?

– Так же, как я с Цезарем.

– А теперь подумай, чего он бы хотел, когда ему самому грустно и холодно?

Чего хочет злой обиженный ребёнок? Любви.

– Мне никогда не приходило в голову, что Дарий тоже хочет, чтобы его обнимали и были рядом. Он же мужчина, защитник!

– Он тоже человек. То, что твоя собака мужского пола, не делает его бойцом.

– Ах ты ж вон оно как, – Вера не знала, что сказать, – и как быть?

– Представь, что ты этого ребёнка обнимаешь и успокаиваешь. Побудь с ним. Дай ему то, что ему нужно. А когда он успокоится, то и себе тоже. Нам всем не хватает любви, и мужчинам, и женщинам, и детям, и собакам.

Когда Вера вернулась домой, то разрыдалась, что было ей совершенно несвойственно. Просто села на пол и плакала, хотя если бы её спросили, почему, объяснение было бы длинным, запутанным и неточным. То ей было жаль себя, и такую, какая она сейчас, и ту, какой она была в детстве, то она видела плачущего Дария в виде ребёнка, а потом в виде взрослого, и все эти картинки перемешивались, и она толком не понимала, по какому конкретно поводу она плачет. Цезарь очень обеспокоился состоянием хозяйки, подошёл и попытался лизнуть ту в нос.

«Я с тобой, я рядом».

Вера так и сидела на полу, обнимая собаку, пока запас слёз не иссяк, но вместе со слезами приходили вопросы. Самый частый из них звучал как: «А почему конкретно ты плачешь?». Пока слёзы лились, на вопросы не было ответов, были только неприятные ощущения, от которых все и всегда хотят убежать, потому что убежать легче, чем ответить. Но слёзы кончились, и к Вере пришло чёткое осознание того, что если она сама себе не ответит на этот вопрос, то не только скандалы с Дарием, но и внутренние разногласия с самой собой никуда не уйдут.

«Мне не нравится то, чем я занимаюсь. Мне скучно, и я не вижу перспектив развития».

Вера ловила себя на этой мысли уже давно. Несмотря на очевидные плюсы того, чем она занималась с точки зрения свободного графика и неплохих заработков, она думала о том, что застряла на том уровне знаний, которые передавала своим ученикам, потому что сама совершенно не развивалась дальше. Она была не против преподавать и неплохо ладила с детьми, но, если бы ее спросили, чему новому она научилась за последние несколько месяцев, она бы ответила: «Ничему», и этот ответ ей не нравился. Вера не считала себя домохозяйкой, и идея «раствориться» в муже и будущих детях ей никогда не приходила в голову. Её хотелось двигаться вперёд в том, что она любит делать, но что это?

От сидения на полу затекла спина и ноги, да и работу никто не отменял. Умывшись и успокоившись, Вера включила компьютер.

«Обучение программированию онлайн», сказала выскочившая на экране реклама.

Несмотря на то, что отношения с Дарием стали мягче, Вера не решилась начать разговор о смене своей деятельности с ним, но точно знала, с кем она может об этом поговорить.

– Я хочу заниматься программированием, а работа в школе для меня скучна, и причём уже давно.

– А почему ты не начинаешь заниматься тем, чем хочешь? – Василий Петрович внимательно осматривал окрестности с вершины холма.

– Мне кажется, это не женская профессия, во-первых, а во-вторых, мне надо учиться, а как я буду учиться, если я работаю?

–  А что мешает совместить?

– И работать, и учиться? Но на это нужно время и деньги, не буду же я из семейного бюджета брать!

– А что муж по этому поводу говорит?

– Я с ним никогда это не обсуждала. Я и себе-то не хотела признаться, что моя работа мне больше не нравится!

– Почему?

– Потому что тогда надо работу менять, а я не знаю, на что и как!

– А что тебя больше всего беспокоит в вопросе смены работы?

Вера задумалась.

– Что если я уйду с той работы, которая есть сейчас, то потеряю стабильный заработок и какое-то время буду вынуждена зависеть от мужа.

– А в чём проблема от него зависеть? Он против?

– Нет, он мне всегда говорил, что если я не хочу работать, то могу не работать, просто придётся жить поскромнее.

– А ты не хочешь жить скромнее?

– Честно? Не в этом дело. Когда мы стали жить вместе, у меня была небольшая зарплата, но на всё хватало. Я вообще к шоппингу и к вещам равнодушна, скорее Дарию что-то куплю или собаке, чем себе. Но если у меня не будет своих денег, то получается, что я не смогу делать то, что я хочу или покупать то, что хочу, нужно будет разрешения спрашивать у мужа, а это унизительно!

– А он категорически против покупать тебе то, что ты хочешь?

– Не думаю, но…

– В чём же тут «но»?

– Получается, я не знаю, как просить. Мне стыдно просить. Я же большая девочка, сама всё умею.

– Не хочешь просить у мужа – проси у Бога. А уж как тебе Бог это даст – я не знаю, может быть, через мужа, может, как-то иначе. Деньги тоже энергия, ей можно научиться управлять, а если ты её блокируешь, то неудивительно, что они к тебе приходят только через работу, а не через радость.

– А так бывает? Деньги через радость?

– Да, но для этого нужно понять, что именно тебе приносит радость.

– А я, получается, не знаю…

– Знаешь, я думаю. Не можешь эту мысль принять, или не можешь себе позволить хотеть чего-то, что не вписывается в рамки привычного. Вспомни, как ты сказала, что хочешь программировать, и тут же сама себе всё обрубила: то дело это неженское, то денег нет, то времени. Конфликт желаний у тебя внутри, а снаружи он проявляется скандалом с мужем. Разберись с собой, разберёшься с мужем.

– Я не знаю, как!

– Начни с того, что разреши себе хотеть то, что хочешь. Не блокируй свои желания, лучше подумай, какие есть варианты иметь то, что тебе нравится. Тебе же не пять лет, ты уже можешь действовать без одобрения мамы с папой!

У Веры было ощущение, что она никогда в жизни не думала так много, как на протяжении последних дней. Если вы спросите у младшего школьника, кем он хочет быть, скорей всего он вам ответит очень уверенно и сразу. А если вы спросите об этом же замужнюю женщину «за тридцать», заранее исключив варианты: «Хочу 15 детей и не работать»? Чем дольше Вера варилась в своих размышлениях, тем больше понимала, что дедушка Василий Петрович был прав. Её мысли делились на два лагеря – одни были приятными и звучали, как: «У тебя всё получится», «Всё будет отлично», «У тебя есть всё, что нужно для успеха», а вторые звучали визгливо и насмешливо: «Ты неудачница», «У тебя ничего не выйдет», «Не лезь, куда не просят», «Живи, как все». Как Вера ни старалась, вторые явно перекрикивали первых, потому что первые вообще разговаривали тихо и ни на чём не настаивали.

– Я не знаю, как разрешить себе хотеть, я не умею! – жаловалась Вера соседу.

– Так я не заставляю, – улыбался тот, – знаешь, как говорят индейцы, какого волка ты кормишь больше, тот растёт быстрее.

– Какого ешё волка? – не поняла Вера.

– Я где-то читал об этом, что индейцы говорят о двух волках, которые всегда рядом. Один добрый, второй злой. Кого ты чаще кормишь, тот и больше.

– А я кого кормлю?

– Пока что ты кормишь страх, но можешь попробовать покормить что-то другое, интерес или вдохновение. Ты же не просто так захотела начать программировать, тебе это чем-то важно?

– Да, важно… Это как создание чего-то нового. То, чего раньше не существовало.

– Вот и подумай, что для тебя важнее – бояться или создавать новое.

С тех пор, как Вера стала задумываться о том, чего хочет она сама, она куда меньше думала о ссоре с Дарием, но и про то, чему учил её сосед, не забывала – дышать, видеть Бога за спиной мужа, благодарить и думать о хорошем. Она даже перестала считать дни, но муж был заметно спокойнее. Настолько, что она, наконец, решилась с ним поговорить, на одной из вечерних прогулок.

– Ты знаешь, я много думала в последнее время и поняла, что хочу уйти с этой работы, – почти выпалила Вера, – и учиться на программиста. Я даже курсы нашла.

– Ого! – рассмеялся Дарий, – вон оно что, а то я всё думаю, что за процессы с тобой происходят в последние дни.

– Ты против? – Вера испугалась, что муж не позволит ей ничего менять в текущем положении дел.

– Почему я должен быть против? Я думал, тебе нравится возиться с детьми, хотя у тебя потенциала в десятки раз больше, чем быть учителем.

– То есть, ты не против?

– Делай то, что приносит тебе радость, – неожиданно муж сказал ей то же самое, что и пожилой сосед. – И ещё, я думаю, мне стоит извиниться за то, что я был очень несдержан с тобой. Не справился с обидой и гневом.

– Обидой? – не поняла Вера.

– Да… Словно я постоянно что-то делаю, по дому, например, а ты не замечаешь, просто проходишь мимо. Мне это было неприятно. Даже на собаку злился, потому что ты его всё время хвалишь, за любую мелочь, хоть бы он за печенькой подпрыгнул, и сразу молодец, а я как будто не заслуживаю похвалы ни за что. Это ребячество, я знаю, но ощущение было неприятное.

Теперь на прогулках и Вера подолгу рассматривала обшарпанные дома у подножия холма, как будто никогда не видела их раньше.

– Вы были правы, Василий Петрович, – она знала, что сосед слушает, хотя его лицо и выражало полную отрешённость. – Дарий вчера сказал, что психовал, потому что от меня благодарности не чувствовал.

Её собеседник кивнул, судя по всему, в знак согласия.

– И что ты будешь делать теперь?

– Подам заявление на увольнение, пойду учиться на курсы программистов и найду какую-нибудь подработку на то время, пока учусь.

– А муж что сказал?

– С ним обсудила, он «за»… Но я столько думала об этом вашем «замужем за Богом», что, кажется, начинаю понимать, что дело не в муже. Если я сама себя какой-то замарашкой ощущаю, то и муж у меня будет замарашка, а если я к себе отношусь с любовью, то и от него это получу. Когда вы мне говорили про то, что муж у меня – Бог, меня это злило, потому что тогда я вроде как не ровня ему, он выше меня, а мне только и остаётся, что подчиняться. А если на это смотреть так, что муж такой, какой и я, то тогда это иначе воспринимается. Если я – Богиня, то вполне очевидно, что я замужем за Богом!

– У хорошей жены – хороший муж, вы же одно целое, сами себе зеркала… Очень удобно, сразу видишь, какие недостатки у тебя есть, и с чем поработать, – усмехнулся сосед. – Но это сложный путь, им мало кто идёт. Начинать надо с себя, а не с «другого», а это ещё сложнее. С того, что ты вообще по поводу самой себя думаешь и чувствуешь, это очень важно. Если ты сама себя чувствуешь Богиней, то любой мужчина рядом с тобой будет Богом, потому что ты его будешь таковым воспринимать.

Прошло несколько месяцев. Вера и Дарий хорошо ладили, и что-то в их жизни изменилось, почти неуловимо и одновременно заметно, словно бы керамический горшок с большим фикусом всегда был коричневым, а сейчас стал зелёным. С одной стороны, фикус тот же, стоит на том же месте, да и горшок того же размера, но ты нет-нет да и зацепишь его взглядом и подумаешь: «Ну надо же, как хорошо смотрится зелёный горшок на фоне оранжевой стены!». Иногда Вере казалось, что чем чаще она представляла Бога за спиной Дария, тем больше у мужа расправлялись плечи, словно он становился свободнее и увереннее в себе.

– У меня есть новость, которую мне нужно обсудить с тобой, – сказал Дарий как-то вечером, вернувшись с работы. – Но мне почему-то кажется, что она тебе понравится.

Ему предложили другую работу, хорошую должность в соседнем городе.

– Причём в офисе быть целый день необязательно, свободный график. На совещаниях нужно присутствовать, и если встречи важные с клиентами, но не так, что ты с девяти до шести к креслу привязан, – рассказывал Дарий, с заметным аппетитом поглощая ужин, – денег сразу больше, и бонусы разные, медицинская страховка, абонемент в спортзал, причём можно и для тебя тоже, если ты захочешь, и директора компании я лично знаю, у меня с ним хорошие отношения.

Вера кивала, улыбалась, внимательно слушала и радовалась. Ей нравилась идея переезда. Она была совершенно уверена, что легко найдёт себе другую работу в большом городе, кроме того, она уже начала учиться на курсах по программированию и могла вообще работать из дома и никуда не ходить.

– Мне даже кажется, что я тебе завидовал в какой-то момент, – немного смущённо продолжал Дарий, когда с ужином было покончено. – Ты захотела не работать полный день – и у тебя всё сложилось, чтобы так и было. Ведь и правда удобно, можно и по магазинам пройтись не в выходные, когда там все, и с Цезарем погулять… А я сидел в офисе, как сыч. Чтобы выйти куда-нибудь днём, нужен особый повод, опаздывать нельзя, уходить раньше времени нельзя. Раньше я на это не обращал внимания, а потом стал задумываться, а правда ли так важно все время там присутствовать, и понял, что нет, просто нас так приучили. Думал, что я на тебя злился, а на самом деле – на себя, что ты свободнее меня, у тебя меньше ненужных ограничений. А в последнее время я просто хочу с тобой больше времени проводить, если честно. Мне с тобой уютно.

– И мне с тобой, – кивнула Вера, ощущая тепло и благодарность за то, что её отношения с мужем так потеплели.

Через пару недель всё было готово к переезду. Вещей у них было немного, несколько коробок, причём две из них – игрушки и спальное место Цезаря. Новую квартиру они нашли очень быстро, и у Веры оставалось только одно незавершённое дело.

Несмотря на то, что она совершенно точно знала, какой балкон принадлежал квартире Василия Петровича, она не была до конца уверена, какая именно это квартира, и на всякий случай уточнила у консьержа. Позвонила в дверь, испытывая странное чувство волнения, что соседа нет дома. Хотя где бы ему ещё быть, если не дома и не на лавочке возле подъезда?

– Так и думал, что это ты, – сказал Василий Петрович, открыв дверь, словно продолжая начатый какое-то время назад разговор, – заходи, я как раз блинчиков нажарил.

– Я ненадолго, мне ещё пару коробок собрать надо, а после обеда за ними машина придёт. Мы уезжаем, но я думаю, вы знаете.

– Знаю, – кивнул сосед, – весь дом знает, стены же тонкие.

– У меня для вас кое-что есть, – всё это время девушка старательно прятала за спиной что-то вроде корзинки с мягкими бортами и одеяльцем сверху, – подарок от меня. Я вам очень, очень благодарна за наши беседы. Если бы не вы, я не думаю, что мы с Дарием бы вообще вместе остались, уж не говоря о том, чтобы в большой город переехать.

– Благодарность приму с удовольствием, – Василий Петрович взял корзинку и у Веры промелькнуло ощущение, что он точно знал, что в ней. Бережно поставил на пол и откинул одеяльце.

Чёрно-белый щенок с розовым носом очаровательно моргал сонными глазками, когда Василий Петрович взял его на руки.

– Вот ты какой, крепыш – малыш, – Вере показалось, что в глазах пожилого человека мелькнули слезы и одновременно нежность к маленькому существу, – давай-ка на тебя посмотрим!

Василий Петрович смотрел на щенка и кивал головой, как будто соглашался с какими-то мыслями внутри себя.

– А ты смелая девчушка, – сказал он через пару минут молчания, – что бы ты с ним делала, если бы я отказался взять? Собака – это же ответственность, а я старый человек уже!

– Любовь сильнее смерти, – ответила Вера.

– Верно, верно…. Я рад, что помог тебе. И ему – Василий Петрович кивнул на щенка, – могу помочь. Ты же его из приюта взяла, я думаю. Его кто-то бросил, а как собака без человека проживёт?

На прощание они обнялись, и Василий Петрович угостил девушку блинчиками.

– В дороге пригодятся, я думаю.

После обеда все вещи были погружены в грузовик, а Вера, Дарий и Цезарь налегке поехали следом. Цезарь очень любил ездить в машине, обычно сидел на коленях у Веры и вертел головой, пытаясь уследить за мелькающими зданиями и сооружениями. Через несколько часов Дарий остановился на заправке, и все решили выйти, немного размяться.

– Я пока с Цезарем погуляю, хорошо?

– Давай, а я кофе куплю. Вон там, на лавочке, встретимся.

Пока Вера и Цезарь обходили заправку вокруг, она увидела парочку, сидящую на одной из лавочек. Женщина что-то очень злобно выговаривала мужчине, а тот сидел молча, смотря под ноги, а потом резко встал и пошёл в сторону заправки. Судя по всему, запал у женщины ещё не закончился, ей нужно было выговориться, а тут как раз Вера совершенно случайно встретилась с ней взглядом.

– Ну вот как с таким жить! Представляете, он мою сумку дома забыл! И что нам теперь, обратно ехать? Мы два часа ехали, и он только сейчас вспомнил! Ничего поручить нельзя, такая растяпа, вечно всё путает и забывает, как дитё малое! За ключами от машины два раза ходил, как он документы дома не оставил – ума не приложу!

Вере хотелось спросить, почему дама сама не позаботилась о том, чтобы погрузить свою сумку в машину, но ей совершенно не хотелось вступать в разговор с незнакомой рассерженной женщиной. Дарий уже шёл к лавочке со стаканчиками кофе в руках, и Вера просто улыбнулась незнакомке. Та проследила взглядом туда, куда смотрела Вера.

– Это ваш муж?

Вера кивнула.

– Красавчик какой! Вот вам повезло с мужем, сразу видно, хозяйственный, не то, что мой, недотёпа. Когда поженились, он совсем не такой был, а сейчас от него никакого толку.

Вере вспомнились слова Василий Петрович. «Если ты – Богиня, то кто твой муж?». Ей стало неловко за того мужчину, чья жена так легко критиковала его в присутствии совершенно незнакомого человека вместо того, чтобы любить, хвалить и поддерживать.

– Да, вы знаете, мне повезло, – тихо ответила она незнакомке, – ведь я замужем за Богом.

 

A.F.,

Декабрь 2020,

Хамуляково, Словакия