ПОВЕСТВОВАНИЕ О МАЛЬЧИКЕ, КОТОРЫЙ ПОНИМАЛ ЯЗЫК ЖИВОТНЫХ

рисунки Сергея Пшизова

СОЧИНЮ – КА Я СКАЗКУ!

 

Особенно нелепой Мальчику казалась поговорка – «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Дел Мальчик мог запросто натворить за день штук сто, а вот сочинить сказку, да такую, чтоб в неё поверили… Он пробовал сочинить хотя бы одну, но у него ничегошеньки не получалось. И тогда он решил так: пойду за Дашину балку в поля да перелески, к ручью Лелейке да водопаду Бухалке. Глядишь, там что-нибудь да сочинится, сложится. Пойти решил на следующее утро, после того, как отгонит к стадам корову Дочку.

Спал он после принятого решения неважно. Участливая, сердобольная Бабуля (бабушка) раз десять поправляла под ним гусиную перину и подушку, а долговязый гулко кашляющий Дедя (дед) несколько раз клал Мальчику на лоб свою огромную прохладную ладонь и потаённо шептал ему на ухо какие-то умиротворяющие заговоры.

 

ПЧЕЛИНАЯ  УГРОЗА

 

Мальчик проснулся так быстро, как будто заснул лишь минуту назад, а, между прочим, проспал он не менее восьми часов. Сначала он почесал у себя за ухом, а потом по привычке побежал чистить зубы. Он потрогал крышу мазанки, в которой спал летом: она уже стала нагреваться. Июльское светило свирепствовало вовсю! Мальчик пошёл на двор к корове Дочке, где Бабуля налила ему пузатую кружку парного молока и отломила большущий ломоть домашнего хлеба, чем он наелся досыта.

– Бабуля, – проговорил он с ощутимо наигранным безразличием, – я в Дашину балку схожу за щавелем. Помнится, ты просила для кислых щей.

Бабушка хитро посмотрела на внука и, обтерев фартуком его мокрые губы, произнесла назидательно:

– Бухалку сегодня с самого утра слышно. Видно, ночью дождик прошёл. Иди, милый, Дочку вон Дедя отгонит, ему в аккурат возле пригона надо лыки проверить в Анде (местной речке): не умыкнули ли их воришки с лесных хуторов. Беги – беги, да ноги не промочи.

– Постараюсь, – неопределённо пообещал Мальчик и кинулся за курточкой и пакетом.

До Дашиной балки Мальчик пробирался сначала по лугу – дедову сенокосу. Шёл осторожно, а иногда даже полз, потому что над лугом пролегали пчелиные трассы к лесу, за цветочной пыльцой, и уже не раз зазевавшихся на этом лугу сельчан, а особенно заезжих, городских, жалили раздражённые человеческими запахами «жужжалки» – и ладно, если в голову, но гораздо хуже, если в уши, а не приведи Бог – в нос или под глаз. Люди после этого становились сами на себя не похожи. Если укус приходился в ухо, то оно тут же набухало и начинало буквально отваливаться от головы, а если под глаз или в переносицу, то русский человек быстро начинал походить на китайца, и над ним все подшучивали. В классе с Мальчиком учился один не то китаец, не то бурят, они даже немножко дружили, но походить на него Мальчик почему-то не хотел – наверное, боялся, что такими узкими глазами он ничего не разглядит на берегах Лелейки.

 

ДАШИНА   БАЛКА

 

Миновав луг, Мальчик почти с головой погрузился в высокую рожь, в которой вилась узенькая тропка, в аккурат к оврагу. Мимоходом он растёр на ладонях несколько колосков и полакомился сладкими молочными зёрнышками. Ел их осторожно, боясь уколоться ржаной осью, оберегавшей зёрнышки от разного пернатого жулья типа воробьёв и синиц. Иное дело жаворонки, которые сладко пели над полем, словно подвешенные к небу на резиночках: вверх – вниз, вверх – вниз, а всё на одном месте. Миновав ржаные заросли, Мальчик оказался на самом краю Дашиной балки, где, по обыкновению, сел полакомиться земляникой. Она была здесь совсем не крупной, но очень сладкой, слегка поджаренной солнышком и просушенной всеми ветрами.

В овраг он спускался осторожно из-за крутизны его склонов. Пару раз он опасно оступался и едва-едва удерживался на ногах. На дне Дашиной балки было сыро и прохладно, и если наверху, на самом её краю хозяйничали кузнечики и мотыльки, то здесь то и дело из-под ног сигали то жёлтые, то зелёные лягушки, видимо, промышлявшие в густой траве комарами и мошками. Балкой Мальчик прошёл к руслу ручья Лелейки, делавшего поворот под сенью трёх огромных вётел, нутро одной из которых было расщеплено и сожжено случайной молнией. На самом основании ствола крайней ветлы густо росли крупные жёлтые грибы, которые Бабуля почему-то называла «собачьи», хотя Мальчиков Тузик всего один раз обнюхал их и, недовольно фыркнув, выказал полное к ним пренебрежение.

 

МЫСЛИ О КОЛДОВСКИХ ГРИБАХ

 

«А почему это я не взял с собой Тузика? – Крайне удивился сам себе Мальчик. – А, – вдруг дошло до него – это, верно, потому, что он может спугнуть мою сказку. Ведь он тако забияка!» Тем не менее, Мальчик по примеру Тузика тоже понюхал грибы. Впрочем, пахли они обыкновенно: то ли как лисички, то ли как опята, то ли…как сказочные грибы, из которых злые колдуньи обычно варят свои приворотные зелья. Мальчик попробовал сорвать один гриб, но тот не поддался, поскольку был упруг, как из резины, и крепко прирос к своим собратьям.

– Ну и оставайся тут, раз так. Скучай и сохни на ветле до той поры, пока какая-нибудь корова тебя ни ухватит ради интереса. Кстати, Мальчик давно заметил, что коровы очень любопытны и едят не только траву и сено, но и многое другое. Например, Дочка недавно сжевала бабушкин халат и матерчатые дедовы перчатки, которые тот надевал, когда разводил дымарь, собираясь к пчёлам. А козы, эти вообще… ради какого-нибудь необычного завтрака могут залезть хоть к чёрту на рога. Так, коза Алка, живущая на дворе у соседки Тюкановой, увидев в открытом окне другой соседки – Душки пышную герань, каким-то непостижимым образом поднялась к ней по прислонённому к стене бревну и славно позавтракала. Затем она опрокинула горшок из-под герани внутрь избы, засыпав всё великолепие Душкиных половиков сырой землёй и глиняными горшочными осколками. С тех пор соседки постоянно ссорились, а Мальчикова Бабуля почти каждый день находилась в полном смятении, не зная – чью сторону принять. Козу, в конце концов, решили гонять к стадам, чтобы она хотя бы днём не безобразничала в округе, но в общем стаде она стала себя вести столь возмутительно, что пастухи взмолились перед Тюкановой – дескать, и денег никаких не надо, только заберите, ради Христа, это бодливое и мстительное животное. И Алка победно воцарилась под стенами Душкиного дома, в окнах которого даже колких кактусов теперь не стояло. Более того, бедной Душке теперь казалось, что соседкина коза заберется каким-либо немыслимым образом к ней в окно и начнёт безобразничать в избе под образами, и Душка вовсе закрыла окна, и не только закрыла, но и завесила их тёмными занавесками, чтобы вовсе не видеть нахальных ядовито-зелёных Алкиных глаз.

 

ИДЯ ПО ЛЕЛЕЙКЕ

 

Всё это Мальчик весело вспоминал, неторопливо спускаясь к Лелейке. На мокром песчаном берегу ручья сидели Дедины пчёлы, а кое-где и плотоядные осы запивали прохладной влагой недавно съеденных мух. Мальчик не раз видел, как ловко они это делали. Вцепятся в сонную муху, – и только клочки от неё летят во все стороны. Впрочем, мухами лакомились не только осы, но и наездники, длинные яркие насекомые, вооружённые игловидными клювами и ухватистыми лапами с липучками на концах. Мальчик снял с ног сандалии и ступил в тёплую Лелейкину воду. Тут он вдруг понял, почему Дедя назвал ручей именно Лелейкой: во-первых, потому, что струи ручья и в самом деле издавали какие-то лелейкающие звуки, а во-вторых, ручеёк именно лился, как из лейки, – десятками, а может, и сотнями струек.

Выше по течению ручеёк становился глубже, а потому течение его замедлялось, а вода темнела. Здесь под прядями осоки Мальчик увидел зависших над водой изумрудных стрекоз, которые, по рассказам Деди, любили воду потому, что в младенчестве вышли из неё на сушу. Может, каждым своим рождением, – подумал мудрый Мальчик, – они всякий раз подтверждают природу происхождения всего живого на Земле. «И я вышел из воды!» – с восхищением прошептал всё глубже погружающийся в Лелейку Мальчик.

 

 

ГОВОРЯЩИЕ   СТРЕКОЗЫ

 

И вдруг одна из стрекоз тонко протенькала нечто вполне различимое человеческим ухом. Мальчик, весь дрожа от волнения, замер, как гранитный валун под ближней ольхой, и превратился в один только слух. Стрекоза явно что-то сообщала парящей рядом с ней соседке.

– Тинь – тинь – тинь! – Говорила она. – Вчера я … тинь… летала в лес к старому аэродрому…

– Боже…тинь! – Встревожилась соседка. – Это так далеко и опасно. Там же … тинь… полным – полно летучих мышей! Как же они тебя не съели?

– Они…тинь – тинь… спали днём, как обычно.

– А позволь…тинь – тинь… спросить тебя – зачем? Зачем… тинь… ты летала в такую даль?

– Я … тинь – тинь… осматривала старый вертолёт. Ведь он так похож на нас. Говорят…тинь – тинь…, что хитрые люди скопировали его с нас. Сначала…тинь – тинь… художник срисовал нескольких наших с тобой прабабушек, а потом конструкторы стали делать по этим рисункам чертежи. Но это…тинь – тинь… было очень давно. Вертолёт состарился и теперь ржавеет в кустах жимолости.

В это время из осоки раздалось низкое басистое жужжание, и огромный оранжевый шершень, медленно пролетев между стрекозами, сел на краешек прибрежного лужка:

– Жжж, ух! – отпыхивался шершень. – Ты, изумрудная, не летай больше к вертолёту…жжж… именно в нём и живут летучие мыши. И хоть…жжж… про них говорят, что они днём слепы…жжж…, это не совсем так. Всю свою…жжж… жизнь они прожили в металле, и родители их, и прародители…жжж… И вот они стали прозревать и при неярком свете. В дождливый день могут и ухватить, если подлететь совсем близко. И тут Мальчик вспомнил, что когда у его Бабули стало плохо с глазами, врачи и в самом деле прописали ей железо. Вот ведь, подумал Мальчик, какие мыши хитрые: кругом полно разных землянок, нор и пещер, а они угнездились в вертолёте, чтобы со временем и днём кого-нибудь сожрать!

– Тинь – тинь… Ах, какой ужас! – воскликнули сразу обе стрекозки и стали слёзно благодарить внимательного осторожного шершня. Он на это церемонно раскланялся и, оттолкнувшись лапками от стебельков травы, медленно пошёл над лугом в поисках подходящих цветов. А стрекозы всё переживали услышанное, потому что летучие мыши обитали неподалёку, в дуплах тех же старых вётел висели себе вниз головой. Впрочем, Мальчик слышал, что и у летучих мышей не было здесь полного покоя, поскольку за ближним пригорком в молодом сосняке жила хитрая сова, которая очень часто закусывала мышами – и теми, которые с крыльями, и теми, которым крылья без надобности.

 

РАЗГОВОР С «ФРАНЦУЗСКИМ» УЖОМ

 

Вскоре Мальчику надоела пустая болтовня стрекоз, и он, выбравшись на берег, стал пробираться к Бухалке. Пробирался он осторожно, потому что, во-первых, то и дело неприятно чиркала по голым щиколоткам жёсткая шершавая осока, ранки от которой очень долго не заживали, а во-вторых, в осоке могли быть и змеи. В прошлом году маленького Бореньку с Бутырок, ближайшей к Лелейке деревенской улицы, гадюка ухитрилась типнуть под самую коленку. Мальчик сам отсасывал ему яд из ранки, а самый старший из ребят Юрка Чирок стянул Боренькину ногу куском толстого провода, как его учили в школе на уроке гражданской обороны. И, тем не менее, вскоре у Бореньки распух и вывалился изо рта язык, и он стал бредить. Испугавшиеся мальчишки мигом донесли Бореньку до сельского фельдшера дяди Гриши, который сначала сделал Бореньке несколько уколов, а потом отправил его на попутном грузовике в больницу. Боренька вернулся из райцентра недели через две, весь какой-то тихий и печальный. К Бухалке он больше не ходил, а всё сидел у себя на крыльце с кубиком Рубика или какой-нибудь раскраской.

Когда Мальчик и в самом деле увидел змею, он нисколько не испугался, потому что эта змея имела три ярких жёлтых пятна на затылке.

– Послушай, Ужик, – спросил Мальчик, – вот ты целыми днями трёшься об эту острую противную осоку…Она не царапает твою красивую шкурку?

И странное дело, Уж, как и Стрекозы с Шершнем, оказался вполне говорящим:

– Это она с виду такая красивая и, быть может, даже нежная… Мне уже говорили об этом луговые осы, но когда попробовали её прокусить, то вывихнули свои челюсти и с руганью улетели к себе в гнездо лечиться.

– А почему ты не шипишь, как положено змеям?

– Видишь ли, я не совсем змея. Я – Уж, я очень добрый и не кусаю людей. Даже ежи не трогают меня за это, а предпочитают гадюк и медянок.

– А что ты любишь на обед? Например, зачем пробираешься к Бухалке?

– Ну… там есть улитки. А вообще мне бы не хотелось беседовать на эту приземлённую тему. Могу лишь заметить, что более всего на свете я люблю молоко.

– ?

– Да, самое обычное коровье молоко. Поэтому я очень часто бываю на коровьем пляже возле пруда. Там есть одна доярка – Нюра, она мне иногда наливает в баночку. Но ползать туда опасно: могут принять за гадюку и попытаться убить, как моего брата Жана.

– Очень жаль, – потупился Мальчик и, помолчав несколько секунд, сопереживая, спросил у Ужа:

– А тебя как зовут?

– Меня зовут Жак. И я живу за мостом, – он кивнул своей маленькой головкой назад, в сторону шоссе, за которым высокий березняк нависал над небольшим озерком, обыкновенно покрытым ряской.

– Понятно, – сказал Мальчик, – наверное, на берегу озерка?

– А как ты угадал? – удивился Жак.

– Просто, я нередко бываю там, наблюдаю за бекасами и куликами, ловлю кузнечиков и мотыльков. Там очень уютное и удобное место. Вода рядом, лягушки, за которыми охотятся гадюки… А ты, интересно, не ешь лягушек? – подозрительно посмотрел на Жака Мальчик.

– Не, я не охочусь, – нерешительно ответил Жак, и Мальчику показалось, что Уж кривит душой, но допытываться он посчитал для себя нескромным. Да и мало ли, кто что предпочитает на обед?! Люди, например, ради пропитания готовы лишить жизни кого угодно. Одних котлет Мальчик ел три – четыре вида: из коров, из свиней, из барашков и даже из индеек. А чем безобидный Уж хуже?

– Слушай, Жак, – предложилУжу добрый Мальчик, – а давай возле Бухалки, прямо здесь, в осоке, выкопаем небольшую ямку, и я буду приносить тебе по вечерам молочка в баночке. Оно будет ещё тёплым, сразу после вечерней дойки.

– Правда?! – обрадовался Уж. – Слушай, прости, пожалуйста, я забыл спросить твоё имя.

– Зови меня просто Мальчик. Меня Дедя с Бабулей так зовут. А нашу корову, которую я пригоняю от стад, зовут Дочка. Я ей про тебя расскажу. Думаю, она этому будет очень рада, потому что очень добрая и молоко у неё самое вкусное в деревне. Уж при этих словах блаженно прикрыл свои глаза-бусинки.

– А почему у вас с братом такие странные для наших мест имена? – заинтересовался много читавший Мальчик.

– Это потому, что очень-очень давно ваша деревня была большим селом, которым управляла барыня, очень любившая нашего брата. Её отец жил в Петербурге, и у него там был целый серпентарий с кобрами, гюрзами, эфами и даже удавами. Вот он и привил своей единственной дочери любовь к змеям. А поскольку мы не кусаем людей, она и завела себе серпентарий из одних ужей. Ну, а дальше, понятное дело, стала давать им имена. Тогда был в ходу французский язык, вот она и ужам, согласно моде, давала французские имена и прозвища: разные там Зи – Зи, Ми – Ми и всё такое прочее. Так эта традиция между нами и укоренилась.

– Здорово! – воскликнул Мальчик. – Значит твоих предков звали Атосами, Портосами и Арамисами?

– Вполне возможно, но устные предания не сохранили всех имён и прозвищ, которыми награждала представителей нашего племени барыня.

– Спасибо, Жак, за беседу. Честное слово, мне было ужасно интересно. А молочка я принесу завтра, потому что сегодня я немного устану, да и отпрашиваться два раза на дню у старших мне не хочется. Они могут рассердиться.

– Это не страшно, – ответил Жак и, неторопливо уползая, пожелал Мальчику счастливого пути. А Мальчик, легко выкопав в мокром песке обещанную ямку, стал пробираться к Бухалке, где Жак уже, вероятно, выслеживал улиток.

 

 

В   БУХАЛКЕ

 

Впрочем, Мальчик любил подходить к Бухалке не по прямой, а через пригорок, который торчал на другом берегу Лелейки. Он вновь снял свои сандалии и стал переходить ручей, в струях которого вскоре заметил двух блестящих рыбок. Они по природе своей были немы, а потому затевать с ними разговор, как полагал Мальчик, не стоило. Но он на всякий случай всё-таки негромко окрикнул рыбок:

– Куда плывёте, серебряные?

И к его удивлению последовал едва уловимый, но вполне внятный ответ:

 

– К пруду плывём – резвимся…

И там объединимся

В косяк мальков. Пусти! –

Мы будем в нём расти.

 

– Да я вас и не держу, – досадуя на говорящих рыбок, ответил Мальчик. – А вы всегда так стихами шпарите?

– Почему всегда? Это для того, чтоб тебе было веселее добираться до Бухалки. Заодно убережёшь нас от рака, который сидит в засаде под берегом…

– Ладно, – разрешил Мальчик, – плывите. А я только с пригорка на радугу посмотрю и сразу к вам на выручку. Вы, главное, держитесь серёдки, рак туда не сунется.

– Спасибо, Мальчик! – пискнули всезнающие рыбки и скрылись за крупным пучком какой-то речной травы. А Мальчик уже обувал сандалии на другом берегу Лелейки. На бугор он взобрался опять-таки мастерски, то есть, внаклонку и активно помогая себе руками. Оказавшись на самой макушке пригорка, он повернулся ровно на 180 градусов и увидел… радугу. Она играла на облаке водной пыли, которая поднималась над Бухалкой метра на два – три. Эта радуга отличалась от небесной тем, что шевелилась от порывов ветра, а порой и исчезала вовсе, но пока светило яркое солнце, она повисала над Бухалкой вновь и вновь.

– Эй, Радуга – дуга, я бегу к тебе, слышишь?!

И Мальчику вдруг показалось, что и радуга ему ответила:

– Жду – у – у!

И Мальчик, легко сбежав с пригорка, в несколько прыжков достиг самого крутого края водопада. Водопад был не слишком высок, – не Виктория, и даже не Кивач, но метров с полутора вода свободно падала в выбитую ей же жерловину, неистово бурля там и свиваясь в многочисленные воронки.

Чуть ниже по течению вода успокаивалась и легко струилась по выпуклой песчаной отмели. Рыбки уже резвились здесь: стоя против течения, они проворно хватали какой-то невидимый растительный сор.

– Эй, рыбки, а как вам удалось миновать водопад? Это, наверное, страшно… падать с такой высоты, а потом крутиться в воронках?

– Кому как! Мы падали с замиранием сердца! Неплохо бы ещё, но как туда заберёшься?

– А давайте я отнесу вас, – и вы упадёте с водопадом ещё раз? – предложил отзывчивый Мальчик.

– Мы бы рады, – ответили рыбки, – но боимся, что твои руки обожгут наши очень ранимые на воздухе тельца…

– А я сорву листок лилии, вы заплывёте на него, и я быстро отнесу вас выше водопада, ну… метров на десять. Потерпите?

– Ещё бы, – благодарно ответили рыбки и приготовились терпеть. А Мальчик легко сорвал листок сочной лилии на краю Лелейки и опустил его на песчаное дно, на отмели. Рыбки быстро зависли над крупным листом, а Мальчик, загнув его края, поднял листок к животу и осторожно понёс его вверх вдоль русла. В листке удерживалось немного воды – так что рыбкам даже не пришлось глотать неприятный для них воздух. Мальчик бережно опустил их в быстрину и крикнул вдогонку:

– Давайте бегом к пруду, а за раком я присмотрю! Рыбки в ответ лишь засмеялись, но тоже как-то необычно, словно стихи читали. «Это они, наверное, в музыкальной форме, по нотам смеются, – подумал Мальчик и поспешил на отмель – караулить рака, который, по рыбкиным опасениям, мог на них напасть из-под берега.

… Выскочившего на отмель рака Мальчик ловко ухватил сразу за обе клешни и приподнял над водой, после чего зелёное чудище, дёрнувшись пару раз, выжидательно затихло.

– Ладно, – сказал миролюбиво Мальчик, – положу тебя на отмель. Куда ты денешься? Рак, и в самом деле, бежать никуда не пытался, а лишь перебирал клешнями песок.

– Слушай, рак, во-первых, как тебя зовут? А во-вторых, скажи на милость, как выражается моя Бабуля, зачем ты заришься на рыбок, ведь   они ещё совсем дети? Пусть вырастут, а уж там… У вас свои правила, свои законы жизни, и уж если иначе не прожить, ловите и поедайте друг друга!

– Зовут меня Пак, а рыбок я, конечно, могу и не ловить, но они, противные, дразнятся: «Рака Пака съест собака…», и прочая дребедень.

– Какая ещё собака? Здесь рядом один мой Тузик живёт, а он раков не ест. И лягушек не трогает, а в воду бросается из любви к чистоте, а не на промысел. Так что, Пак, ты на них не обижайся, а скажи им, что они глупые пустомели и ничего в природе не понимают. Кстати, Пак, ты стихи умеешь писать?

– А это ещё зачем? – удивился рак.

– Понимаешь, они в стихах любят общаться. Если ты им в стихах ответишь, то они и дразниться перестанут.

– Ладно, – почесав клешнёй затылок, сказал Пак, – сочиню что-нибудь по случаю:

 

Зря вы радуетесь, рыбки:

Не могу сдержать улыбки,

Мне грозите по-пустому –

Тузик завтракает дома.

 

– Здорово! – обрадовался Мальчик. – Пак, да у тебя талант. Вот что, давай, сочиняй стихи и пускай их по течению. Пусть их по всей речке, до самого пруда все читают и восхищаются, какой ты молодец!

– А что? Это идея! – Повеселев, согласился рак. – А тут под этим замшелым берегом и сам весь мхом зарастёшь. Спасибо, Мальчик! И скажи своей бабушке, чтобы она в Бухалке почаще котлы свои мыла: уж больно много из них разных вкусностей вымывается – и прямо мне в клешни.

– До свиданья, Пак. И будь осторожней, потому как не все люди такие, как я. Попадёшься на глаза пастухам – они разом тебя сварят себе на закуску.

– Спасибо за совет. Прощай покуда… И с этими словами Пак полез к себе под берег, а Мальчик, приблизившись к Бухалке, стал вглядываться в её тенистую, завешанную ольхой глубину. Тут Мальчик сразу понял, отчего люди назвали это место Бухалкой. Вода, действительно, падая с высоты на самою себя, гулко бухала, даже эхо неслось вдоль русла ручья, достигая окраин деревни. Вода после падения хоть и бурлила, но была совершенно прозрачной, так как песок мути не давал совершенно.

 

 

ДРУЖБА С ВЬЮНОМ, У КОТОРОГО СКЛЕВАЛИ   БРАТЬЕВ

 

И вскоре Мальчик разглядел на каменисто – песчаном дне крупного вьюна с небольшим шипом на носу, а поодаль, ближе к ольшанику – двух одинаковых жёлтых лягушек, которые внимательно и даже с некоторым подозрением смотрели на него во все свои лупоглазые окуляры. Сначала Мальчик обратился к Вьюну, – давно ли он тут живёт, какая обстановка в Бухалке и есть ли у него имя?

Вьюн ответил в том духе, что живёт тут почти с рождения, то есть приплыл мальком из лесного озерка, что за мостом. Обстановка в Бухалке располагающая, поскольку обитателей не так много, а потому не тесно и пропитания хватает на всех. Так, он поедает дафний и разного рода водяных блох, а лягушки вылезают из воды и охотятся на многочисленных комаров и мошек. Хуже бывает зимой, когда Бухалка замерзает и часто приходится держаться у самого водопада, иначе можно навсегда уснуть от недостатка кислорода. Корма тоже становится гораздо меньше, но зимой и есть особо не хочется, потому что наступает состояние полусна и всё в организме замедляется, в том числе и переваривание пищи. А зовут его Вилюй, и он, благодаря своей изворотливости, иногда выползает на влажную сушу, где сейчас промышляют его братья Лелей и Струй. Раньше братьев у него было целых двенадцать, но их склевали на берегу прожорливые вороны. И как бы подтверждая это, над Бухалкой вдруг повисли две тяжёлые     чёрные птицы, но Мальчик достал рогатку, и птицы, судорожно задёргав крыльями, упали куда-то в Дашину балку.

 

БЛАГОВОСПИТАННЫЕ ЛЯГУШИ

 

– Ну, и разберусь же я с вами! – Пригрозил воронам Мальчик, а сам уже напряжённо думал, о чём бы таком спросить лягушек. Наконец, он приободрился и, пустив указательным пальцем лёгкие барашки по воде, поинтересовался у лягушек:

– А вы к людям как относитесь, лягуши?

– Если честно, то не очень, – призналась одна из них – та, что была несколько крупнее. Особенно нам достаётся от мальчишек, которые вооружены точно таким же оружием, какое ты показал воронам.

– Это я специально им показал, – попытался оправдаться Мальчик, – чтобы они вас не трогали и вообще остерегались сюда летать. А я из рогатки всё больше по банкам стреляю да сорок из сада гоняю, а то они нашу вишню портят: уже половина ягод расклёвана! Ну, не стрелять же моему Деде из ружья в собственном саду. В деревне могут подумать, что он, как говорят умные люди по телевизору, стал неадекватен.

– Тогда это другое дело! – Облегчённо сказала вторая лягушка – та, что была немного поменьше. – А то мы с супругом не так давно вывели потомство и очень бы, знаешь, не хотелось увидеть наших малюток растерзанными этими жестокими мальчишками из деревни.

– Я попробую их уговорить больше не делать этого. Сошлюсь на то, что вы уничтожаете комаров, которые нам сейчас продыху не дают: ни в лесу, когда собираешь ягоды, ни дома, когда ложишься спать. Так они в темноте противно пищат! – Мальчик продемонстрировал супругам из Бухалки, как именно пищат противные комары, и похвалил лягушек за их истребление.

– А как вас зовут, лягуши? – заинтересованно спросил Мальчик и почувствовал, что обращение «лягуши» им очень нравится.

– Меня зовут Юка, – ответила та лягушка, что поменьше, – а супруга – и она кивнула на лягушку, что была несколько крупнее – Яга. Мы живём вместе уже второй год, хотя познакомились выше по течению, в лесном озерке. Но потом поняли, что уединиться в нём не удастся, потому что там полно обитателей, в том числе и отвратительных гадюк. Особенно одна нам досаждала, некая коварная Куса. Она съела почти весь наш первый выводок, маленьких беззащитных лягушат. Преднамеренно и терпеливо дождалась, когда они выросли из головастиков, и съела. Вот тогда мы и поплыли вниз по течению искать себе укромное место, где нет этой прожорливой хищницы. Впрочем, говорят, что её видели отсюда неподалёку, за вторым поворотом Лелейки. Видимо, она уже всех лягуш в озерке сожрала и теперь рыщет по Лелейке, подбираясь к нам всё ближе и ближе.

– Вы не бойтесь, – уверенно и ободряюще сказал Мальчик. – Я теперь буду здесь часто бывать, поскольку пообещал Жаку носить молочка, а я свои обещания исполняю всегда, что бы мне это не стоило.

– Ты, Мальчик, сам-то будь осторожней, – посоветовал ему Яга. – Куса запросто может ужалить и тебя. Она даже на крупных быков, говорят, бросалась.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил Мальчик, – но, по-моему, про быков – это неправда. А если и бросалась, то зря свой яд тратила, потому что у быков на гадюк иммунитет, то есть им от гадючьих укусов почти ничего не будет. Так, температура денёк подержится, как от прививки… И ещё. Я сейчас вырежу себе несколько гибких ивовых прутьев, и если Куса выйдет со мной на тропу войны, то я срублю ей голову, хотя я читал, что гадюк тоже убивать не стоит… Они там это… как его … равновесие в вашем диком мире поддерживают, и яд у них годится для растираний и иных очень сильных лекарств. Ну, я пошёл, – стал прощаться Мальчик. – Побольше вам насекомых изловить, потому что даже наш Пушкин жаловался на них: «Ах, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной да пыль, да комары, да мухи!»

– А вот мы как раз проголодались и собираемся в Дашин овраг, чтобы там хорошенько пообедать. До свидания, Мальчик. Будь осторожней, берегись Кусы.

 

 

ПОЕДИНОК   С   КОВАРНОЙ   КУСОЙ

 

Выслушав это доброе напутствие, Мальчик неторопливо побрёл по осоке вверх по течению в сторону шоссейного моста через Лелейку. Впрочем, до него ещё было далеко, а между тем, окрестности становились всё живописней. Правый берег ручья представлял из себя цепь холмов, густо поросших щавелем, который Мальчик безумно любил, и бесконечными хороводами полевых ромашек, а левый был часто рассекаем неглубокими оврагами с приземистыми сосенками наверху и частелью малинника внизу. Впрочем, малина только начинала краснеть, и Мальчик решил прийти сюда через неделю – другую с бидоном, чтобы набрать на любимое в семье варенье. Вдруг в осоке что-то подозрительно зашуршало, а затем послышались странные свистящие звуки, очень похожие на шипение, которое издаёт вырывающийся из старого узконосого чайника пар. Осторожный Мальчик тут же застыл и стал пристально всматриваться в то место, откуда, как ему показалось, вылетело это неприятное «ш – ш – ш». Вглядывался он столь напряжённо, что вскоре у него заломило глаза. Тогда он решил поступить ровно так, как обычно поступал, когда хотел поймать притаившегося в траве кузнечика или саранчу. Он медленно наклонился и стал искать на мокром песке камень – для того, чтобы бросить его в то место, откуда недавно исходил этот, как понял теперь Мальчик, предупредительный звук. Но камня, как назло, не попадалось, и Мальчик стал неторопливо бродить по округе, надеясь про себя, что камень или палка вот – вот должны ему попасться. Но камня всё не было и не было… пока он вдруг ни почувствовал, что добрёл в аккурат до того места, откуда несколько минут назад исходило шипение.

– А вот и камушек! – наконец воскликнул он вслух и вдруг оцепенел от внезапно объявшего его ужаса. Камень плотно обвивала большая чёрная змея, внимательно и, как показалось Мальчику, зло взиравшая на него из – за камня. При этом высоко поднятая голова её слегка раскачивалась, словно змея решала для себя какую-то острую проблему. Разумеется, никаких жёлтых пятен у неё на затылке не было, а имелись лишь едва заметные поперечные кольца на тёмной блестящей коже. Забыв про гибкие прутья в правой руке, Мальчик тоже стал покачиваться… Всякие мысли из головы куда-то утекли, мышцы ослабли, и лишь интуиция настойчиво толкала его в лоб, словно предлагая совершить резкий неожиданный прыжок назад, как его учили в секции по пар – куру. И в следующий момент он, верно, так бы и сделал, если бы не раздался низкий свистящий голос, пронизывающий до самой печёнки и обладающий над округой какой-то неоспоримой властью:

– С-с-стой, где с-с-стоишь, а попробуеш-ш-шь двинутьс-с-ся, пеняй на с-с-себя! Я Кус-с-са, я жалю мгновенно и на с-с-смерть…

Тем временем, Мальчик наконец-то пришёл в себя и перво-наперво оценил то расстояние, которое отделяло его от ядовитой гадины. Выходило, что до лица и тела, если своевременно и правильно среагировать, змея его не достанет. А вот если бросится в ноги, то, скорее всего, может дотянуться в прыжке почти до колена. «Так, – размышлял про себя Мальчик, – если укусит в ногу, то успею убежать, поскольку яд моментально не действует. А дальше – пропарываю ножом укус и начинаю отсасывать и выплёвывать попавший в ранку яд. Нет, сначала туго перетягиваю ногу выше укуса. На жгут подойдёт кусок рубахи…» Подумав так, Мальчик успокоился и стал молча ждать. Змея тоже отчего-то медлила, но раскачиваться перестала и осторожно положила голову на камень.

– А ты, я с-с- смотрю, с-с-смелый мальч-ч-чиш-ш-шка! – В речи Змеи послышались похвальные интонации, но Мальчик понимал: это она специально так говорит… чтобы он расслабился и потерял осторожность.

– Послушай, Куса, я не сделал тебе ничего дурного. Ползла бы ты своей дорогой, а я пойду своей. Я никогда не вру. Можешь поверить на слово, мне нет до тебя никакого дела…

– З-з-зато мне, глупый мальч-ч-чик, давно хотелось попробовать тёплой ч-ч-человеч-ч-чьей кровуш-ш-шки. А то всё эти холодные земноводные, даже мыши в последнее время куда-то делис-с-сь. Ты с-с-случайно не знаеш-ш-шь – куда?

– Полагаю, тебе надо спросить об этом у совы или у ястреба-мышатника…

– А ты умнее, чем я думала, – хитро заключила змея и сделала незаметное, как ей показалось, движение в сторону Мальчика. Тогда он тут же отступил на полшага и, не дав змее высказать в его адрес каких-либо новых угроз, совершенно спокойно и даже, как ему показалось, холодным голосом предупредил:

– Слушай, Куса, я очень много слышал о твоём коварстве, о твоём редком умении незаметно продвигаться к своей жертве, только запомни с самого начала, с самой первой нашей встречи: я не отношусь к разряду твоих жертв и не собираюсь покорно ждать твоих змеиных решений: кусать – не кусать? И с этими словами Мальчик достал из-за спины рогатку с вложенными в неё кругляками дедовой картечи. – Берегись, Куса! Ещё одно маленькое движение в мою сторону и я расплющу твою маленькую злую головку свинцовым дождём. И ещё, Куса, ты не смотри, что я ещё совсем мальчик. Мой добрый Дедя уже доверяет мне ружьё, из которого я пока что практикуюсь по банкам и бутылкам. Но, скажи на милость, кто помешает мне потренироваться из него здесь, в русле Лелейки?!

Куса непроизвольно дрогнула и дёрнулась назад, прочь от наставленной на неё рогатки. Напряжённая на оттяге бинтовой резины правая рука Мальчика не выдержала, – и рой «нулёвки» со злобным свистом устремился в сторону змеи. Лишь благодаря своей абсолютной реакции, змея успела отпрыгнуть в сторону, но одна или две картечины, с визгом отрикошетившие от камня, болезненно задели ей самый конец хвоста. С минуту змея молчала где-то в осоке. Потом послышался её низкий злобный шип:

– Ты ещё пож-ж-жалеешь об этом, дерз-з-зкий мальчиш-ш-шка, И Туз-з-зик твой пож-ж-жалеет, я тебе обещ-щ-щаю…щ-щ-щ.

– Ты бы, Куса, раньше времени так не злобствовала. Смотри, яду на всех не хватит. Да и яд твой может пригодиться совсем для других, вполне добрых дел. Вот изловлю я тебя в специальный мешок, – и будешь ты жить в серпентарии, как колхозная корова – на ферме. Только у неё молоко забирают, а у тебя будут забирать твой яд… для лечения ног моих Деди и Бабули.

Змея лишь злобно зашипела в ответ и, судя по удаляющемуся шелесту, поспешила к себе в лесное болото.

ВСТРЕЧА   У   ЛЕСНОГО   ОЗЕРКА

 

После встречи с Кусой Мальчика охватило странное состояние печали, даже досады какой-то на окружающий его Божий мир – за то, что он не так совершенен, как думалось всего лишь минут десять ранее, до конфликта с этой злющей на всех обитателей Земли рептилией. Почему она такая? Ведь внешне так похожа на ужа, а характер, натура совсем другие. До неё ему встречались исключительно добрые и порядочные существа, с которыми он почти сразу же подружился, а эта… сидела в засаде и ждала – кого бы ей отравить своим гадючьим ядом. Мальчик вспомнил прочитанную зимой книгу про змееловов и ему стало в чём-то завидно этим смелым и ловким людям. Среди них, помнится, выделялась одна невысокая худенькая девушка, которая ловила не каких-нибудь небольших лёгких гадюк, а огромных и сильных кобр и гюрз, укусы которых убивали в считанные минуты. А ещё в Средней Азии, где работала группа змееловов, водились ядовитые пауки каракуты и не менее опасные, прыгающие как кузнечики фаланги. А от укуса ракообразного скорпиона погибла даже единственная в группе лошадь. Впрочем, Дедя всегда ему говорил, что змеи первыми на людей не нападают, а лишь защищаются от посягнувших на их гнездо и детёнышей. Но я не посягал на гнездо Кусы, – думал Мальчик, – я не желал зла её детям. Тогда зачем она решила меня убить?

В этих горьких размышлениях Мальчик дошагал до шоссейного моста через Лелейку. За мостом начиналось затенённое ольхами лесное озерцо, покрытое густой болотной ряской и кое-где белеющее кругляками лилий. Течение Лелейки здесь было несильным, и Мальчик легко миновал его прямо под мостом. На поверхности озерца он легко разглядел пару мелких уток-чирков и дружную семейку бекасов. До наступления вечера оставалось ещё много времени, а потому лягушки пока что глухо молчали, разве что невольно оставляли на ряске маршруты своих бесшабашных передвижений. Для того, чтобы достичь края воды, Мальчику пришлось подняться на крутой косогор, поросший мелким березняком и высокой приозёрной травой. Спускался к воде он очень осторожно, боком и на согнутых ногах, что придавало ему большую устойчивость. Так он и шёл до тех пор, пока под подошвами ни зачавкала болотистая полоска прибережья. Мальчик выпрямился и замер, зорко обозревая озёрную гладь. И тут всего в нескольких саженях от себя он увидел небольшого бурого зверька в мокрой слипшейся шкурке. Казалось, зверёк внимательно наблюдал за ним… Чтобы не спугнуть его неосторожным движением, Мальчик стал улыбаться, давая понять озёрному жителю, что у него самые что ни на есть мирные намерения. Потом он тихо заговорил:

– Здравствуй, зверёк. Раньше я был знаком с одной выдрой и двоими бобрами, но ты не похож ни на тех, ни на других. Но я думаю, что ты вряд ли представляешь опасность для обитателей этого лесного озерка, как и мои прежние знакомцы. Кто ты и как тебя зовут?

– Я – Ондатра. Люди почему-то называют меня речной крысой, хотя я не питаюсь отбросами и не нападаю на домашних кошек. Вы ещё любите шить из меня шапки, – с этими словами ондатра посмотрела на Мальчика с некоторым подозрением.

– Я хожу в вязаной шапочке и никогда не стану носить меховых. У нас есть овечки, которых мы стрижём, но не убиваем. Кстати, стрижка в жаркую летнюю пору приносит им облегчение… А из их шерсти мы вяжем шапки, свитера, полуверы, изготовляем тонкую шерстяную ткань. И, ты знаешь, им неплохо у нас живётся. У них уютный вольер, я кормлю их прямо из рук тёплым душистым хлебом. Один ягнёнок так привязался ко мне, что каждый вечер Дедя пропускает его к моей кровати – ночевать. А раньше я поил его из бутылочки молоком… Впрочем, ладно, что-то я расхвастался не в меру.

– Да это я так, – сказала Ондатра, – привыкла всех проверять на плотоядность…

– Плотоядность? – удивился Мальчик.

– Вот именно. Плотоядность – это желание есть себе подобных, то есть тоже живых, состоящих из костей и мяса существ. А ещё есть каннибализм, это и того хуже…

– Я что-то читал про каннибалов. Вроде бы какие-то племена Океании едят людей. Англичанина Кука, говорят, съели…

– Зачем ходить далеко, в какую-то там Океанию. Вон наши щуки запросто жрут своих же детёнышей. И хоть бы хны. Вся озёрная общественность молчит. Одна только Цапа радуется.

– А кто такая Цапа?

– Да ты, сдаётся мне, её немножко знаешь… Это сестра Кусы. Местная гадюка, которая цапает зазевавшихся лягушек.

– Цапу я пока не встречал…- признался Мальчик.

– И лучше бы тебе не встречать её вовсе. Поскольку нас завезли из Канады, то зовут меня Молли. Я замужем за Баком, который сейчас спит под берегом. И поскольку ты мне понравился, Мальчик, то я хочу познакомить тебя со шмелём Жорой. Он будет тебе в здешних местах очень полезен. Ну, например, предупредит, если Цапа поблизости…

– Я не боюсь вашей Цапы! – расхрабрился Мальчик. – Я прикончу её из рогатки. Молли тихо рассмеялась:

– Ну, вот опять эти «прикончу»… Да пусть её живёт себе на здоровье. Не питаться же ей травой и листьями! Такой уж она создана. А лягушкам надо просто не терять бдительности. Вот и всё. Ваш Чарльз Дарвин, кажется, создал теорию естественного отбора? В ней всё обосновано. В том числе и существование этой неразлучной пары: хищник – жертва. Так что…

– Знаешь, Молли, самыми величайшими хищниками в этом мире, увы, являемся мы, люди. Мы потребляем всех: и плотоядных, и травоядных, и каннибалов, и тех, кто ползает, и тех, кто летает, и тех, кто плавает… Иногда мне бывает из-за этого очень стыдно.

– Мне слышать это немного больно, но приятно. Ты, наверное, самый добрый из людей, которых мне доводилось встречать. И можешь быть уверенным, что когда скоро у меня родится сын, я назову его Мальчиком.

В это время за спиной у Мальчика послышалось низкое приятное жужжание, и красивый мохнатый шмель легко сел на лист кувшинки.

– А вот и Жора! – Радостно воскликнула Молли. – Сейчас он нам расскажет о том, что видел окрест.

– Ж-ж -ж-з… Знаешь, Молли, я очень, з-з-з, рад, что у нас появился новый знакомый. Но можно ли ему доверять?

– Это не знакомый, Георгий, а самый настоящий друг. А другу, как ты знаешь, не доверять нельзя! Я даже хочу назвать в честь него своего будущего сына. Мальчиком…

– Очень хорошее имя. Маль – чик! Мальчик, а можно я буду звать тебя просто Чик? Мне это проще и, знаешь ли, как-то по-нашему. Тебя это не оскорбит? – Шмель заинтересованно зажужжал.

– Ни сколько, Жора, – весело ответил Мальчик. – Напротив, мне это даже нравится. Это здорово, когда кто-то зовёт тебя Мальчиком, кто-то Мишей, а кто-то просто Чиком.

– Так вот, – начал серьёзно шмель, – метрах в ста отсюда обосновались осы. Очень большая семья и свирепая, должен вам заметить. Нескольких навозных мух они растерзали за доли секунды, только клочки от них летели во все стороны. Бр-р-р… Ты, Мальчик, можешь сходить посмотреть их гнездо, з-з-з… только близко не подходи и не задень, тем паче. За косогором, на лугу, появилось много бабочек, я видел даже очень крупных махаононов. Они явно прилётные. Но откуда – сказать не берусь. Я, конечно, пытался расспросить, пардон, пользуясь своей очень выгодной расцветкой, но им как будто кто-то запретил что-либо рассказывать о себе. И ещё я летал на ваш пчельник, у меня там есть две пчёлки-подруги, которые информируют меня о ваших людских делах. Насколько я понял, пчельник покупает какой-то ваш пчеловод-предприниматель, по поводу чего в ульях воцарилось полное смятение.

– Георгий, я прошу тебя, не делай, пожалуйста, голословных обобщений. Не порти Мальчику представление о нас, как о самостоятельном, независимом от людей мире. Ведь он видит его именно таким. И это правда! – Молли сильно волновалась и даже временами переходила на английский, на котором общались ее далёкие канадские предки.

Тогда начитанный Мальчик сказал Молли по-английски «Спасибо» и, с чувством поклонившись, стал медленно отступать по прибрежной кромке к небольшому надводному возвышению с тремя крупными ольхами на нём.

 

ПЕЧАЛЬНЫЙ   ЛОСЬ   САША

 

Когда он приблизился к деревьям почти вплотную, над его головой что-то как будто лопнуло – так что даже мелкие ветки по плечам сверху брызнули. Успев поднять голову, Мальчик увидел в проёме между купами ольхи двух лесных голубей – вяхерей, которые, сверкнув на солнце воронёными подкрылками, кинулись прямо в нависшую впереди над лесом тяжёлую иссиня-чёрную тучищу.

– Возвращайтесь, сизокрылые! – Зычно крикнул в сложенные рупором ладони Мальчик.

– Вернёмся – ся -ся -а! – Растаял над лесом, двукратно повторившись, далёкий голубиный ответ. «Ах, как бы мне вот так, – мечтательно подумал Мальчик, – выкупаться в этом высоком небе, в упругих потоках предгрозового ветра…» И Мальчик вдруг вспомнил недавний сон, в котором он впервые в жизни ощутил головокружительное чувство полёта, потому что парил над округой, словно ширококрылый коршун-тетеревятник. И крыльев-то у него вроде не было, а полёт был. Настоящий, всамделишний! Даже после пробуждения он долго не мог отделаться от ощущения, что это был не сон. Впрочем… из-за леса и в самом деле явственно пахнуло дождём, и где-то даже грозно рокотнуло. И вдруг за спиной Мальчика кто-то устало вздохнул.

Мальчик осторожно обернулся и увидел огромные кустистые рога, а под ними два немигающих жёлтых глаза. Выражение их, как сразу же отметил про себя Мальчик, было печально. Впрочем, он даже испугаться не успел, как лось, а это был именно он, тихо заговорил:

– Не бойся меня, юноша. Я всего лишь пришёл на водопой и не сделаю тебе ничего дурного.

– А я тебя и не боюсь, поскольку знаю, что ты травоядный. А почему ты называешь меня юношей? Я ещё не достиг юношеского возраста. – Сделал Мальчик Лосю справедливое замечание.

– Ну вот, – сказал печальный Лось, – опять я обмишурился. Вчера местную ондатру назвал вместо Молли Колли, а нынче … Ну, я исправлюсь. А как тебя следует называть?

– Ну, во-первых, колли – это порода собаки, и ондатра вполне обоснованно могла на тебя обидеться. А во-вторых, юношеский возраст у людей наступает никак ни ранее четырнадцати лет, а мне ещё только одиннадцать. Поэтому зови меня просто Мальчик. А как зовут тебя?

– Меня все зовут по-разному: одни – Сохатым, другие – Сашей, а третьи – просто Лосём… или Лосем. Я сам всегда путаюсь в ударениях даже при произношении собственного имени. И так во всём. С годами это становится каким-то проклятием! Даже секач надо мною смеётся.

– А это кто такой – секач?

– Да кабан из соседней дубовой рощи: натрескается желудей и давай надо мной потешаться… чтоб его зимой волки съели. Впрочем, это я так, от обиды. Сам Секач тоже, как ты неправильно выражаешься, – травоядный, а потому у нас с ним мирные отношения. Но уж больно он с юмором перегибает: высмеивает всех и когда надо, и когда не надо.

– Чувство юмора – это вообще-то скорее достоинство, чем недостаток. Только знаешь, Саша, по-моему, ты имеешь в виду не юмор, а как говорят у нас, «злой язык».

– Во-во! Очень точно. Секач – злой на язык. Ну, я же говорил, что вечно всё путаю.

– Саша, а почему ты считаешь, что я ошибаюсь, когда называю тебя травоядным?

– Да потому, что я травы почти не ем. Я больше листья уважаю и ещё кору с осин люблю, если зима… А Секач вообще её не ест. Он в прошлом году даже ворону сожрал по зиме.

– Это он правильно сделал, – нимало не сомневаясь заключил Мальчик. – Вороны сами кого хочешь сожрут. Даже птенцов весной прямо из гнёзд таскают. Икру рыбью клюют. Были случаи, на людей нападали. Они, если хочешь, те же волки, только в небе. Собираются в стаи и устраивают птичьи погромы.

– Надо же! – удивился Лось. – Впрочем, я всегда к ним неважно относился. На меня они, конечно, не нападают, но безобразничают по всему лесу. Это точно.

– Слушай, Саша, а как ты вообще к людям относишься, ведь они на тебя иногда охотятся? И мне от этого перед тобой страшно неудобно! На вот покушай. – И с этими словами Мальчик достал из целлофанового пакетика большую краюху душистого ржаного хлеба

Лосиные ноздри жадно втянули хлебный дух и даже затрепетали от его аромата. Лось бережно ухватил своими несколько выпяченными крупными губами круглую краюху и осторожно положил её на оказавшуюся поблизости моховую кочку. Потом он стал неторопливо есть, явно растягивая удовольствие. Мальчик, искоса наблюдавший за ним, не удержался и предложил печальному страннику леса:

– Слушай, Саша, а давай дружить? Я буду иногда наведываться вон на ту поляну, – Мальчик показал вверх, на косогор, где светилась давняя вырубка. – Там в мелком осиннике, который ты любишь, чудом остался крупный дуб с вывернутым корневищем. Вот я буду по средам и пятницам приходить туда и приносить тебе хлебушка. Именно по этим дням моя Бабуля всегда его печёт.

– А это удобно? Тебя не заругают? – Встревожено спросил Лось.

– Ни за что. Мои Дедя и Бабуля – самые добрые в мире старики! Да и не старики они ещё, а всего лишь пожилые люди. Вот почему я тебя поправил, когда ты назвал меня юношей. Ну, я пойду, Саша. До встречи! Уходя, наблюдательный Мальчик невольно заметил, как в просветлённых глазах Лося блеснули капельки слёз.

 

ЛЕСНАЯ   ГРОЗА

 

Между тем, не успел Мальчик отойти от места встречи с лосем и десятка метров, как сильный поток воздуха напористо согнул макушки ближайших ольх и вспенил до этого абсолютно неподвижную озёрную воду. Что-то пронзительно блеснуло у Мальчика прямо над головой, и раздался оглушительный небесный залп. Косая белая молния вонзилась аккурат в макушку старого развесистого тополя на противоположном берегу лесного озерца, и он вспыхнул, как стог сена на Бутырках, случайно запалённый тайно курившими под ним мальчишками. Мальчик то ли от испуга, то ли от какого-то неожиданного восхищения, даже повалился на землю, по которой уже начинали щёлкать крупные капли грозового ливня. «Под деревья нельзя, – размышлял про себя осторожный Мальчик, – по ним молния бьёт в первую очередь. Придётся пережидать под кустом орешника». И он, словно его новый знакомый Вилюй, извиваясь всем телом, протиснулся сквозь стену жёстких ореховых веток в самый центр куста, где проворно соорудил над своей головой нечто напоминавшее худую в некоторых местах крышу. А дождь в это время всё усиливался, и в самом деле стремительно превращаясь в тот ливень, какие падают на наши бесконечные лес – степные дали исключительно в середине лета. В полях они легко валят рожь и пшеницу, а в перегретых солнцем лесах от них поднимается пряный пар. «Ну и ладно, ну и ничего, – успокаивал себя проливаемый дождевыми потоками Мальчик. – Вода – это жизнь. Вот только бы молния миновала, ведь я такой беззащитный в этом лесу…». В это время вновь грянуло совсем рядом, и Мальчику показалось, что удар пришёлся в высоковольтную линию, протянутую неподалёку. «Это ничего, – подумал Мальчик, – там на каждой мачте – по громоотводу. Дедя зря говорить не станет». Мальчик тут же вспомнил, как ему, ещё совсем маленькому, Бабуля во время одной из таких гроз рассказывала, что молнии – это огненные стрелы, которые выпускает Илья Пророк, скачущий по облакам на колеснице. Мальчик пристальней глянул в небо, но ничего такого там не увидел, только серый наволок туч да слепящие струи дождя. Его уже промочило всего до последней нитки, от воротника рубашки до подошв обеих сандалий. Только голова осталась сухой, потому что он успел надеть на неё освободившийся из-под хлеба пакет. Наконец, ливень стал ослабевать и постепенно перешёл в обыкновенный дождь, который уже не шумел так, как ливень. И Мальчик явственно услышал, как неподалёку, с косогора сбегают в озеро бурные потоки воды, как озоруют они на береговой кромке. «По ней сейчас не пройдешь, – размышлял вслух рассудительный Мальчик. – Придётся возвращаться к дому другой дорогой, прямо через пшеничное поле». В это время последний раз ударило, и гроза унеслась куда-то за Анду, в сторону Волги, где Мальчик ещё никогда не был.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Когда Мальчик вышел на опушку березняка, что теснился   вверху над озером, умывшееся ливнем солнце глянуло на него во все глаза. От неожиданности он на миг зажмурился, а когда разомкнул ещё мокрые от дождя веки, то увидел в низине облитое предвечерним скользящим светом родное село. Кое-где уже затопили печки, и Мальчик, как ему показалось, ощутил запах бабулиного хлеба. «Это она, наверное, формы в печку ставит, – подумал Мальчик. – Вот и тянет взошедшим тестом и немного дрожжами». И тут Мальчик увидел Дедю, который быстро шёл в его сторону. Не дойдя до него ещё и десятка сажен, Дедя взмахнул израненной на войне рукой и до Мальчика долетело:

– Ну как ты, сынок? Такая гроза! Ты уж извиняй, но Бабуля послала меня тебе на встречу. Говорит, мало ли что… Я сопротивлялся, говорил, что ты у нас самый смышлёный мальчик в селе, только она заплакала, и я пошёл. Да и сам Дедя был не на шутку встревожен, он горячо обнял Мальчика, словно после долгой мучительной разлуки, и Мальчику стало так стыдно, что у него покраснели уши. Он вдруг понял, что не имеет права так волновать своих самых любимых, своих самых близких людей. И чтобы как-то оправдаться, он вдруг признался своему дедушке:

– Дедя, простите меня, но тут такое вышло… Понимаешь, они вдруг заговорили: и лягуши в Бухалке, и рыбки в Лелейке, и даже лось Саша возле озерца. И я просто потерял счёт времени, забылся, понимаешь?!

Дед положил Мальчику на лоб свою огромную ладонь здоровой левой руки и с чувством присвистнул:

– Эй, Мальчик, да у тебя никак жар начинается. Надо же, как быстро! Верно, это даже не от грозы, а от твоих переживаний. Вон ты весь дрожишь, озноб у тебя однако. И дед укрыл Мальчиковы плечи своим стареньким свитером, который ему дала с собой в качестве пледа осторожная, заботливая Бабуля. Неподалёку от дома Мальчику стало совсем худо, и дед подхватил его на руки. А потом пришло беспамятство, в котором все им только что совершённые похождения повторились вновь. И Мальчик вновь увидел и серебристых рыбок-стихотворцев, которые теперь резвились в огромном сельском пруду, и ракообразного Пака, который, по совету Мальчика, стал гораздо осторожнее, опасаясь пастухов, и супружескую пару лягуш, которые очень полагались на Мальчикову защиту от Кусы, и братьев вьюнов, на которых больше не охотились местные вороны, и ондатру Молли, и её друга шмеля, и лося Сашу, и даже Секача, с которым Мальчик встретиться не успел из-за грозы. Все они, оказывается, думали о нём, а главное – обо всех людях вообще. Впервые им пришла в голову мысль, что и среди людей есть такие, которые лучше и добрее самых безобидных и застенчивых животных. От этих мыслей, как от стыда, больной раскрасневшийся Мальчик покраснел ещё больше, и Бубуле пришлось накапать ему в кружку специального травяного настоя, который она всегда держала в чулане – на всякий случай. На какое-то время Мальчику стало лучше, но потом он вновь впал в беспамятство и начал бредить. Дед топтался возле его постели мрачнее тучи, а Бабуля от отчаяния стала упрашивать Дедю – вызвать «скорую», которая в их село могла ехать и сутки, и двое…

– Нет, – сказал дед, – это очень долго. А Мальчику очень плохо. Надо бы … Тут он замешкался, но потом, набравшись решимости, огорошил Бабулю невероятным признанием:

– Бабуля, ты только не пугайся, а главное, – поверь мне на слово. У нашего славного Мальчика появились за Дашиной балкой друзья. Это не люди. Это населяющие наш мир существа… Я поначалу хотел позвать жабу из-под бани, но Мальчик с ней не знаком. А между тем, они очень быстро снимают жар и бред.

– Дедя, ты сам-то хоть не бредишь? – спросила его Бабуля.

– Ну, о чём ты говоришь? Я же предупреждал тебя. В какие-то вещи надо просто верить. Тогда всё образуется. Словом, я к чему рассказывал тебе об этом? Надо отослать весточку за Дашину балку. Они его спасут. Так, налей мне баночку молока. Я отнесу его Мальчикову ужу и оставлю там записку с … SOS! Словом, – «спасите наши души!» Они, я уверен, придут. После этого бабушка уже не спорила, а только спешно наливала молоко да писала записку, обернув её на всякий случай в лоскут непромокаемой ткани. Когда всё было готово, дед накинул плащ-накидку (вернулся пронизывающий дождь) и прямо через хлебное поле, презирая уже проложенные тропы, направился в сторону Дашиной балки.

 

ВЕЛИКОЕ ЧУВСТВО ПОЛЁТА!

 

… И наступило утро, когда вороны ещё спят, а сороки предостерегают лесную дичь от нашествия не совсем хороших людей, в том числе – браконьеров. Часам к пяти утра в недалёком от Мальчиковой избе лесу прокуковала кукушка, а потом нервно залаял Тузик… Куры в это время засуетились, а их петух Гомес (так назвал его Мальчик из-за неуёмной петушиной спеси) забрался на насест и «протрубил тревогу».

После этого дед взял полевой бинокль, привезённый с войны, и навёл окуляры в сторону Дашиной балки. Тут ему представилась странная картина, и если б он не знал Мальчика, то, наверное бы, спятил. Но дед знал и Мальчика, и его нечаянных друзей.

– Эх, ты! Вот это лось! – Отреагировал на увиденное дед. А между тем, и в правду было чему дивиться. Лось шёл уверенно, чётко на Мальчикову избу. На рогах у него вились ужи, а на спине сидела ондатра. Более того, дед разглядел и двух лягушек, угнездившихся на Сашиной шее, и большого зелёного рака, который ловко держался клешнями за гриву лосиного затылка.

– Бабуля, кажись, к нам делегация из лесу, – сказал дед.   – Лось с вырубки, а с ним разная мелкая шушера.

– Чо за шушера? – С интересом переспросила бабушка.

– Ну, там это… лягухи, ужи и эти, как бишь их… крысы из воды.

– Ты дед, что? Выпивал что ли нонче? Я тебе сейчас дам «крыс из воды»!

– Да ей Богу… на вон бинокль, дивись сама.

И бабушка удивилась. Она такого не видела с рождения. И не то, чтобы увиденное её сильно смутило, просто, прожив на свете почти семьдесят лет, она никогда не видела вместе лося и лягушек с раком в придачу. Лоси ей изредка попадались на вырубках, когда она в молодости собирала малину, а лягушки пели вечерние зори в деревенском пруду.

– Это я их прислал, – признался дед, – они идут Мальчика лечить. Бабуля, отвори ворота, я сейчас лосю давешнего молока дам, да и ужи не откажутся. И бабушка сделала всё, как говорил дед. Потом озёрные жители подошли к Мальчику. Лось коснулся его лба своим влажным холодным языком, и Мальчик сразу ожил. Он открыл свои большие зелёные, как и у Саши, глаза и сонно, доверчиво прошептал:

– Саша… Я знал, что ты придёшь, когда мне будет не совсем хорошо. Но я не из-за этого с тобой, тебя…

– Молчи, Мальчик, – прервал его лось. – Я всё знаю. Не надо слов. И я не один…

При этих словах с рогов лося соскользнули братья ужи – Жан и Жак и свились в кольца вокруг ушей Мальчика, подарив прохладу его вискам. Лягуши – супруги из Бухалки – улеглись у него на груди, и Мальчику стало легче и чище дышать. В избе запахло озёрной влагой и речной травой. После этого на руку Мальчика сел шмель и предупредил, что он готовится сделать ему инъекцию, которая будет несколько болезненна, но полностью восстановит его иммунную систему. Потом к изголовью Мальчика подошёл лось Саша и позвал Мальчикова Деда. Дед появился незамедлительно и вопросительно глянул на Сашу. Тот, как-то нерешительно затопав копытами, сказал деду о том, что у него за рогами лежит свёрток из листов Мать – и – Мачехи, в которых находится гадючий яд, который послала ему Куса. Оказывается, она, узнав о Мальчиковой болезни, повела себя очень странно. Сначала долго молчала, а потом попросила передать яд для растирания – дескать, дед должен размешать его в спирте и воде, а затем растирать им Мальчикову грудь и спину. «Сначала будет очень жарко, – сказала Куса, – но затем температура спадёт и наступит облегчение. Яд гадюки выгоняет простудную хворь за несколько часов. Так было всегда». Дед ровно всё так и сделал. Приготовив лекарство, он растёр им Мальчика – всего, от пяток до головы, и стал ждать. Ждать, к счастью, долго не пришлось. Погорев после растирания не более получаса, Мальчик резко пошёл на поправку. Сначала упала температура, а затем восстановились пульс и давление. Он уже не хватал жадно воздух, не сжимал лихорадочно свои мокрые виски… Он спокойно дремал на подушке, и было видно, что ему снится приятный сон. А Мальчику, и в самом деле, вновь снилось, как он летает над округой, как его уносит высоко-высоко, к утреннему солнцу. И он улыбался этому приятному чувству, как улыбаются встрече с любимыми людьми и событиями, которые оставили самую яркую метку в твоём беззаботном детстве.

А ещё ему приснилась сказка, которую он непременно напишет, когда немного подрастёт.