-Из коридора послышался шум и звуки шагов, затем дверь толкнули и в кабинет, на ходу застёгивая халат, вошла врач с чемоданчиком.
-Ну заждались, приготовь тонометр Анфиса,- сказала она в коридор, у меня же приём, люди сидят. Ну что тут у нас, давайте измерим давление, у вас испарина..Сколько вы в пути? меньше суток, да пульс учащенный, на сердце, раньше не беспокоило, вы правильно сошли, могло быть плохо, Не могу понять, .дышите глубже, у вас аритмия. Надо сделать ЭКГ, это в стационаре, валидол не принимали? Анфиса, ты сделала укол, ну правильно, давайте заведём карточку. Так, по-порядку, фамилия, возраст, 43 полных, в эти годы от 38 до 45 трудно определить визуально, к 50ти появляются жировики и подглазники. По месту жительства на учете не стоите, какая боль режущая или тянущая, стреляет? сейчас прошло, ну значит на поправку. Здоровье дело наживное, шучу. Живот влажный, на лбу., надо вас перевезти, пешком нельзя. Я 22 года здесь, многое повидала, бывает с поезда привозят с ножевыми, дерутся, бьют по голове бутылками, падают с полок. Это самое страшное, травмируют позвоночник. Вчера живот не болел, внизу, откуда едете, это под Волгоградом, сколько были в командировке, а где там обедали, майонезом не злоупотребляете, а спиртным, внешне признаков нет. Сердце на всё реагирует, замыкает на себя, но недаром, говорят, оно не железное. Как вчера спали, в гостинице, один? Один день много значит, сколько событий бывает разных. Вон один день Ивана Денисыча, сто страниц, говорите бывает и больше, семьсот, а кто написал, нет Джойса не читала. Ну, всё,, рубашку можете опустить, не вставайте, не шутите, какой поезд, у меня недавно пациент умер, городской, пришел сам, пока в очереди сидел, вроде полегчало, люди злые, пришли с пустяками, но его не пропустили, он не дождался, пошел домой, а по дороге.., я сейчас вернусь, позвоню насчет неотложки, может, где на выезде.
“Нельзя мне задерживаться, не время, не знаешь, где спотыкнешься. Врачиха опытная, они всегда перестраховываются, вдруг правда серьезное, отец-то от инфаркта, может наследственность, не зря про пациента упомянула, ещё полсуток добираться, кто в вагоне, хорошо станция как раз, а не было бы, что делать, может ночь лучше в стационаре, а утром на поезд, за сутки поставят на ноги.
Вера Матвеевна вернулась с медсестрой.
-Мне пора, машина поехала на заправку, скоро будет, Анфиса пока за вами присмотрит.
-Доктор, мне на работу нужно, меня там ждут с результатами, 17 защита проекта, съедутся смежники, я специально разногласия изучал, их возражения при мне.
-Ну, я не по этой части, вы взрослый, серьёзный мужчина. Ребёнок, не реагирует, лезет на дорогу, где полно машин. Ваше сердце зашалило, ему нужна передышка, его нужно подкрепить, всё вокруг ремонтируется, дорога, машина, плита, нравится месяц пробыть в реанимации, проект у него.,.
-Ну, сколько вы меня продержите, до утра или неделю, мне тогда домой нужно позвонить. Не приеду завтра, дома переполошатся.
-О часах речь не идёт, будьте серьёзнее. Всё прояснит кардиограмма, коронарное шунтирование мы не делаем, да и вам рано. Как только станете транспортабельным, отпустим. По вам видно, вы не хронический, бледность не выражена. Нельзя полагаться на авось, как в песне, одна ошибка может всю жизнь искалечить. Вот молодёжь, думают, попробую, что, пару раз затянусь, кончается зависимостью.
-Да, сейчас дети другие, мы восхищались Павкой Корчагиным,а у них герои – Цой и Маленькая Вера! Дочь три раза пересматривала. Говорят “Как закалялась сталь” изъяли из школьной программы. Нас учили им подражать, а для нынешних, комсомол- предает насмешек. А далеко до поликлиники, может пешком быстрее, заодно и город посмотрю..
-Напрямик- 700метрон. Вы вроде серьёзный, да и уже не мальчик. Сколько мне убеждать. Не согласны, напишите расписку, что от лечения отказываетесь. Зачем эта бравада, ссылка на работу. Вы сейчас не в той кондиции, машина повезёт по городу, посмотрите. Больница у нас старая, одиннадцатого года, город наш- уездный, была хирургия, это первый корпус, потом достроили ещё два, плюс роддом. В хирургическом- лестницы литые, палаты четыре метра, свод на окнах.
-Лежать даже в такой красоте не хочется. Даже в памятнике архитектуры. Был документальный фильм про квартиру в доме на Фонтанке, квартира всегда считалась элитной, центр, много комнат. При царе её занимал важный сановник, потом модный врач, документальная плёнка показали сбор гостей, дамы в декольте, играет тапёр, модные поэты, чуть ли не Блок. После революции врача уплотнили, в коридоре появились тазы, столяр что-то мастерит, затем заехал крупный военный, навезли мебель, ещё сановника, которую раньше растащили, домработница что-то гладит. Фильм конечно смонтированный, съёмки разных годов. Ещё пара жильцов директор завода, из обкома, как только квартиросъёмщик на пенсию или под арест- тут же переезжает, будто жильё ведомственное. Сейчас поселился новый русский, малиновый пиджак, внутри всё переделал, сломал перегородки, зал- метров сорок, жаль потолки не поднимешь и гости уже не те, вся публика после сауны, смотрят порно или Петросяна.
-Всё это очень интересно, вы москвичи- люди сведущие, мне действительно пора, приём до двух и у двери, наверняка очередь, идут со всем, у многих не так болит, как хочется пожаловаться.
-Странно, что вы так заботитесь, устраивая меня в стационар, у нас в регистратуре без страховки слова не скажут и только по месту жительства, если не свой, тогда всё платное.
-Мы здесь ещё по-старинке, скорая по закону везде бесплатно. Недавно девушку сняли с поезда, выкидыш; кровотечение. Через день поехала дальше, по месту жительства.
-Повезло ей, выходили, должна быть благодарна, могла остаться бездетной.
-Да, юность беспечна и сама себя наказывает, когда уже ничего не вернуть. Даже в нашей профессии такое случается. Сколько лет прошло, а помню, в общежитии, через пролёт, жила старшекурсница, имени не помню, приехала из Кандалакши, это где-то под Мурманском.
Долов хотел уточнить, но промолчал, боясь, что замечанием покажет заинтересованность и доктор может сменить тему.
-Вышла замуж где-то курсе на третьем, муж был постарше и по окончании, он был каким-то инженером, по распределению послали в другой город,
она с ним не поехала. Ей говорят, зачем тогда выходила замуж..,
решила доучиваться в КМИ, ей говорили, переводись, упустишь мужа, мединституты есть в каждой области. Ну, соседки по комнате, от них не скроешь, говорят, она лечится настойками. Местные травы ещё со времён татарского ига известны. Подружкам рассказывала, до учёбы с кем-то встречалась, вот и последствия. Слышала, они позже развелись, я её след потеряла. Всегда повторяю, беречь себя надо, главное выздороветь, подождёт работа.
-Вы врач, я вынужден подчиниться. В командировке я не по собственной воле. Институт брал кредиты под залог здания. Если проекту откроют финансирование, кредитную линию, мы выкупим векселя. Мне, хотя бы, документы передать.
-Я всё вам объяснила,- уходя, с ноткой раздражения, повторила докторша, за документами могут сотрудника прислать, вы же не один. Дождитесь неотложки, сделаем ЭКГ, вас осмотрит Виктор Митрофанович, наш кардиолог, насильно держать не будем. Не имея анализов, карточки, как лечить? Машина скоро будет.
Несколько минут Долов отрешенно сидел, шаркая подошвой, осознавая, что его ждёт. За окном женский голос манил “гуля, гуля”. Пассажирку с дочкой сменила пожилая с сумкой, кидавшая хлебные мякиши голубям. Птицы гонялись, урча на соперников, выхватывая упавшие крошки. Крупный сизарь не гонялся за кусками, а распушив зоб, выталкивал снующих поблизости, расчищая место для себя. Когда пернатая, клюнув ломоть горбушки, не удержала его в клюве, сизарь подобрал кусок, но не в силах проглотить корку так и носил её, при этом раздвигая границу своей территории,
С полчаса он просидел, примостившись в кресле в коридоре приёмного покоя местной больницы в ожидании зав. отделением, рядом на тележке, ожидая помещения в смотровую, скрючился мужчина-рабочий в робе. Две женщины, видимо, жена и дочь, гладили его по спине, умоляя медсестру поскорее везти на осмотр, звучал диагноз “прободная язва”.
Хотя окружающая обстановка не располагала к размышлению, рассказанная история студентки, по недомыслию ставшей бесплодной, не выходила из головы. Череда обычных, не поддающихся логике событий: незапланированная командировка, интрижка жены, мизерный шанс столкнуться с Ириной, живущей за тысячи километров, в поезде, поступающая, словно по заказу информация о незримом присутствии в её судьбе, эти звенья складывались в картину, которая ещё вчера показалась бы приснившейся. Он припомнил, что недавно в окно автобуса наблюдал на светофоре за молодой парой, стоявшей на зебре, совсем юной, до двадцати с малышом, егозой, тянувшим мать на проезжую часть. Сейчас ему пришло на ум, что такое могло произойти с ним четверть века назад. Услужливая фантазия погнала сценарий по представшей колее. Он вообще,’ впервые за четверть века задумался о том, какую участь могли подарить ему последствия той близости, конечно в осень и армейские годы он надеялся вернуть её любовь больше полагаясь на “по щучьему велений”, но о том, что незапланированный ребёнок осложнит возможность учебы и добавит бытовые трудности, такой ход событий в мечты не входил. Он больше гадал, в чём причина её внезапной неприязни и что послужило поводом. Вчера, в вечернем разговоре, Ирина посетовала, что специально поехала не прямым поездом, а выбрала путь в прицепном вагоне, через Камышин, в окружную, рассчитывая на узловой влиться в фирменный состав. Она договорилась с Кирой Людвиговной, бабушкой Маши, встретится на стоянке, сообщив ей время прибытия. Перед отъездом она звонила соседке, своего телефона у бабушки не было, но ответивший ребёнок сказал, что мамы нет, она ушла по делам, а тётя Кира заболела.
-Может бабушка ходит в церковь, а ребенку говорят, что она болеет. – Причём тут церковь,- раздраженно ответила Ирина, она вообще другой веры.
Тогда Долов, поглощенный ухаживанием, пропустил эту подробность, сейчас он неожиданно вспомнил промелькнувший в проёме двора непривычный крест и цвет гроба, как раз, когда поезд миновал окрестности. Конечно, это, наверняка было простое совпадение. Кроме того, подозрительно было отчество Машиной бабушки, не похоже, чтобы Павел имел отца, точнее дедушку, именовавшегося Людвигом. Более вероятно, что Ирина поддерживала связь с родной семьей Нади. Но почему девочка, при живой бабушке оказалась в детдоме. Большинство людей в подобной ситуации не стали бы домысливать зигзаги посторонней судьбы, но Долов, недавно занимавшийся сыском в собственной квартире, сейчас, когда ему непонятно зачем преподносили один за другим факты, касающиеся её прошлого, задумался, что именно он, способствовал созданию проблем, которые потащили её на путь, сразу требовавший душевных сил. Вечером Ирина упомянула, что в восьмидесятые годы они с бабушкой ездили с Машенькой в гости к тёте Нине. Сейчас Долов знал возраст дочери, и было странно, учитывая расстояние до места жительства, что столько времени не было возможности показать малышку родственнице, у которой столько жила. Вот если её только что удочерили, сам бог велел провести смотрины. Долов ещё удивился, как Ирина так хорошо помнит даты. Отвечая, она рассказала эпизод, о котором он даже не слышал. Оказывается в тот год в Куйбышеве были взрывы самодельных бомб, правда, без жертв, глубокой ночью, один в парке, затем у военкомата, третий- у памятника на площади. Вторая бомба взорвалась не полностью. По ней и вычислили взрывников. Шум был большой, третий взрыв произошел в ночь на 7ое ноября, хотя у памятника на шинели оторвало только подол. Началась повальная проверка. Следователем повезло, у военкомата в неразорвавшейся сумке, уцелела колба. Стали искать аналоги. В авиационном институте, в химической лаборатории, прямо на столе, была такая же. Их оказалось двое, сотрудник кафедры и бывший студент, отчисленный, которого призывали в армию и он решил отомстить военкомату. Конечно, их признали умалишенными и упрятали в психушку.
Из-за угла, ведущего в кабинет первичного осмотра, показалась медсестра с направлениями на анализы.
-Это вы с поезда, будем вас оформлять, пока Кузьма Иваныч на операции. Следуя за медсестрой по коридору, Долов, в отсеке кабинетов процедур, обратил внимание на сгорбленную старушку в байковом халате и шарфике, обвязывающим шею, сидевшую в очереди. Халат с золотыми птичками, тёмный платок с цветочками на фоне клеток, тапочки мыском вниз, это осталось в памяти, когда он, за месяц до смерти бабули, приехал после сессии на зимние каникулы. Прошло уже двадцать лет, она так сидела, слушая его и расспрашивая подробности о преддипломной практике на испытательной станции, о местах распределения выпускников, о предос тавлении жилья. Она вышла, провожая её и он весело крикнул, убегая, “ещё увидимся, до скорого”. Он давно не вспоминал те дни и вот вчера, когда Ирина рассказала об их поездке с Машей и бабушкой и как они в вагоне поочередно заботились о малышке, он почувствовал к ней благодарность, навеянную воспоминаниями молодости, время, когда бабуля, водившая его в детский сад через овраг, по длинным деревянным мосткам, где в проёмы ступенек были видны обручи, куски толя и пробитая шина, рассказывала, чтобы отвлечь его от назиданий строгой воспитательницы, как на черной важной машине с этой шиной к большому начальнику спешил его помощник и как колесо наехало на гвоздь, за что ему сильно попало.
Долова определили в палату на четверых, поменяли простыни, принесли пижамные шаровары, тапочек не давали, их больные приносили с собой. У него в портфеле лежало трико и шлепанцы, пижамные он отложил, надеясь, что к обеду, когда будут готовы взятые на анализ кровь и моча, его могут выписать. Двое соседей пошли на обед в буфет, здесь же на этаже в пристройке и хотя Долов с вечера ничего не ел, кроме стакана вода в медпункте вокзала, он покорно, без аппетита съел постные щи и колбасу с гречкой. Обстановка буфета напоминала обеды в хосписе, где си-дящие по-четверо пациенты в пижамах кромсают ложками колбасный диск, попутно сетуя на участковых врачей, управдома, тянущего с заменой бойлера, отсутствие микстур в аптеке, все эти темы, ещё вчера казавшиеся ему такими мелкими и удалявшими его от привычной среды, сейчас окружили со всех сторон, как туриста-горожанина, отставшего от группы в зарослях прелой, поросшей кустарником низине и пытаясь нагнать спутников, решившего спрямить тропинку, ориентируясь на визг лесопилки, не обратив внимание на крассовки, всё глубже увязающую во мху.
Не успел Долов прилечь, как зашедшая из смотровой медсестра пригласила его к кардиологу.
-Так, это значит вы с поезда, сочувствую, будем вас слушать. Меня звать Виктор Митрофанович, вот и лист первичного осмотра, что здесь заметила Вера Матвеевна. На вскидку, кажется, ничего серьёзного, но недуг есть, подозреваю мерцающий ритм, сейчас сделаем кардиограмму, возможно был микроинфаркт.
Долов послушно пересел на кушетку.
-Доктор, я серьёзно на сердце не жаловался, ну покалывало, у кого не случается. Не курю, не злоупотребляю, играю пару в теннис, с залом сложно, там за час так нагрузишься.
-Вот, вы вовремя заговорили про нагрузку. Сейчас потихоньку покрутите педали, пройдите за ширму, наш велотренажер, Костя, механик, соорудил. Вот присоски на грудь, не увлекайтесь, постепенно меняйте ритм. Рассказывайте что-нибудь, как в жизни, если вы догоняете автобус, вы же нервничаете.
-Доктор, спасибо, вы действительно хотите помочь, не все ещё врачи зачерствели, здесь не “палата N-6”, просто в жизни со многим незнаком, чего не касался. У кардиолога не смотрелся, разве на профосмотре, раз в год, по графику.
-Я буду писать, постепенно увеличивайте вращение, сильнее не давите и не рывками, словно спешите в гору, постепенно замедляйте ходьбу и говорите, ведь рядом собеседник.
-Существует такая схема, известная, что люди, по мере взросления, как бы перемещаются внутри зала через амфитеатр к первым рядам партера, словно на транспортёре. Впереди – старшее поколение, младенцы в конце зала, им и события на сцене малопонятны. С годами через общение, книги и кино поступки и реплики со сцены перестают быть загадкой. Сидящие на первых рядах, пока их не унёс транспортёр, стремятся подсказать, предостеречь от заблуждений. Увы, механизм безжалостен, оставляя опыт невостребованным.
-Вы правы, рассказываешь внуку, а ему это неинтересно, возвращаясь к нашим, как говорится, баранам, вам не надо хорохориться, вот зубец, синусоида с изъяном, значит появился рубец, может и сосуды не в порядке, артериосклероз, сейчас научились лечить, делают коронарное шунтирование, у вас, в клинике Чумакова, а уж в Германии и Израиле точно, делают дублёр, взятый из бедра.
-Доктор, неужели у меня так серьёзно..
-Смотрите, немного покрутили педали, у вас одышка, испарина на лбу. Судьба послала вам знак -предупредила. Сердце -это всегда внезапно, рак, даже инсульт, длятся годами. В прошлом годе наш рентгенолог, Нефедьев, умер 31 декабря, за несколько часов до боя курантов, нелепо. Накануне, перед уходом домой, он перелистнул численник и увидел пробел на подставке, листик 31 отсутствовал, видимо вырвали раньше, записать телефон или свою ерунду, есть такие торопыги, пациенты, но зачем же с непочатой стопки. Утром он ещё пошутил с коллегами, у меня, мол, праздник украли. По традиции проводили Старый год, в отделении, в своём кругу, а надо бы от спирта то воздержаться. А вечером дома, при гостях приступ, скорая час не приезжала, суматоха, все Новый год встречают, всего 56 было.
-Что среди гостей врача не оказалось, без скорой не смогли справиться? – Вызывали реамобиль, неотложка не справиться.
-Я вроде акклимался, довезли бы до поезда, помогли бы с билетом, а в Москве на вокзале встретит жена, главный пришлёт водителя, мне на работу нужно позвонить.
-Ну, это несерьезно, не хотите оставаться, пишите расписку, я вас предупредил.
Из приёмной Долов позвонил Осипову:” Федор Петрович, звоню с дороги, не ожидали, пришлось сойти, городок во Владимирской области, в местной больнице оставляют на пару дней, сначала вроде отравился в вокзальном кафе, вдруг перекинулось на сердце, сейчас прохожу анализы, взяли кровь, кардиограмму”.
-Сергей, объясни толком, если это серьёзно, отправим за тобой неотложку, назови координаты.
-Да нет, Федор Петрович, доеду на поезде, главврач оказался земляк, из Умбы, ему не нравятся анализы, говорит повышенные лейкоциты, около тридцати, если дойдет до операции, ну это теоретически, могут быть трудности с группой крови. У нас, коренных северян, живущих на материке, стволовые клетки другой консистенции. Рассказал версию о причине смерти Рема Хохлова, ректора МГУ в 80тых. Он тоже уроженец Севера был заядлым альпинистом и в каникулы с группой восходил на пик на Тянь-Шане. На высоте, от перенапряжения, случилось кровотечение, и его опустили на руках в нижний лагерь, потом в местную больницу. Там сделали переливание, но во время восхождения кровь перенасытилась озоном и чужую группу не приняла.
-Извини, Сергей Николаевич, тут отвлёкся, читаю отчет Крылова по Калуге,половину прослушал, ну ничего, приедешь, расскажешь подробности. Сейчас давай о другом, ты поправляйся, со здоровьем не шути, неделя у тебя есть. Кстати, для тебя есть новость, не хотел озвучивать заранее, но, думаю, поможет быстрее поправиться. Главк согласовал новую должность, помощник по конверсии, вводят тем, кто связан с оборонкой.. Нужно переориентировать на гражданские рельсы, вместо бронетехники организовать выпуск тепловозов, самосвалов, автобусов взамен чешских и венгров, которые за свои, нами же построенные вагоны просят платить валютой. Эту задачу ставят как приоритетную. Так вот, я Олег Петровичу рекомендовал тебя. Вспомнили с ним, как ты об авиазаводе в Новосибирске привёл пример на выборном собрании, единственная просьба, срочно отправь отчёт, попроси местных передать через проводницу, а мы тут, на вокзале, встретим. Пару дней нам нужно, чтобы прижать Лукина, твои факты пригодятся, хватит водить нас за нос. Олег Петрович уже заморозил их часть транша, кредитная линия идёт через головника, то есть через нас, а уж потом от нас им. Хорошо, что теперь мы знаем их планы, разве мы против освоения выпуска теплообменников, но сначала нужно добиться сертификации. А запускать, надеясь на авось.. Как сказал Бондарев:”Они подняли в воздух самолёт не зная места его приземления.” Ты пока отлежись денька три.
Вернувшиеся с обеда соседи успели сыграть партийку, доска с несколькими фигурами стояла на тумбочке Семёныча. Судя по расстановке фигур, он проиграл и то ли дремал, то ли просто притворялся спящим, возможно переживая поражение. Игорь, говоривший, что попал сюда случайно, приехал в семью двоюродной сестры помочь надстроить мансарду, но тут дала о себе знать почка, сидел, разложив газету на одеяле. В окно были видны утопавшие в листве больничные корпуса, пристройка, служившая гаражом, цветочная клумба, окруженная скамейками для посетителей, дощатая веранда с несколькими столиками. В отдалении, на безлюдье, примостилась изба-сарай без окон, куда вела обросшая травой бетонка, заворачивающая за угол.
Он давно не лечился в больнице, практически с детских лет. По облику она походила на тот детский санаторий под Мурманском, где он, второклассник, пролежал год, повредив, катаясь на санках, кость бедра. Тот санаторий, для больных туберкулёзом, был построен в начале тридцатых, когда в семьях сосланных на поселение и завербованных на рудники, живших в бараках, ветхих и промозглых, дети болели костным туберкулёзом. Сустав для восстановления требовал неподвижности, ногу заточили в гипс и на кроватях возили в учебный класс на уроки, в столовую и комнату игр. Корпуса из бруса утыкались в хвойный лес, окна, по-деревенски, обрамляли наличники, для неходячих и носилок с торца был вход с лифтом. Всё это, давно не вспоминаемое, хотя изредка, при неловких движениях, бедро напоминало о себе, сейчас всплыло, навеянное схожестью. И тогда и сейчас один вопрос, который он и напрямую и окольными путями старался выведать у врачей: “сколько ещё?” больше остальных волновал его, а все события тех давних лет затратили бы в пересказе не больше получаса. Память сохраняет лишь образы и ощущения, а не мелкие детали прошедшего.
-Я в первый день тоже рвался домой,- сочувственно приободрил его Игорь, видя его расстроенное лицо, камни давно не беспокоили, видимо стронул, таская раствор, золовка настояла, когда я пожаловался.
Мне здесь предлагали операцию, но я настоял, чтобы разбивали пучком. Последний раз было обострение, уж два года прошло, когда расставался с Ленок,
-Я весной был на профосмотре, получал страховку, здесь вдруг показало аритмию, её годами лечат.
Из-за спины, с соседней койки, мерное дыхание сменилось всхрапыванием, голова пенсионера скатилась с подушки, а рука свесилась к полу. Помятый фланелевый ворот, катышки на трико, дырка на пятке выдавали старожила. На подоконнике, по-хозяйски, располагались пожитки: свитер, пузырёк с микстурой, футляр для очков, кружка с кипятильником.
-Добрый дед,- поделился Игорь, перехватив взгляд, кажется ерунда грыжа, а лежит две недели, возраст, неудобно, по ночам храпит, да ещё воздух портит во сне, не нарочно, но нам от этого не легче. Просит форточку не открывать, боится простыть, приходится ночью проветривать.
-Ну, тут ещё сносно, нас трое, а палата… В тюрьме в такое помещение запихнули бы человек двадцать, да и с проветриванием были бы проблемы, здесь приговор выносят врачи, решают за тебя, словно ты крепостной. Пока здоров, о том, что попадёшь сюда, не думаешь. Смерть -это то, что бывает с другими. И всё же здесь помогают, а не наказывают.
В палату заглянула Маргарита: “Долов, как вы чувствуете, вас приглашает Федор Кузьмич, наш нейрофизиолог” .
-Так здесь есть врачи любого профиля, не райбольница, а медицинский центр. Это надолго?
-Да нет, энцефалограмму делают недолго.
-Я вроде пока на голову не жаловался.
Он проследовал за ней по лестнице в другое крыло к двери с табличкой “Нейрокабинет”.
-Да, заходите, здравствуйте, обратился к нему врач в колпаке и очках, сидевший спиной к тележке с приборами, осциллографом и индикаторами, на которых высвечивался ряд цифр.
-Я сидел в закутке приёмной, когда вы звонили начальству, у вас речь меняет темп, Николай Иванович предложил проверить биотоки, активность мозга, вот здесь вычертится кривая импульсов. Как самочувствие, нет шума в голове? Садитесь в кресло, вот шлем с датчиками.
Мы обычно включаем радио, потому что мозг реагирует на события, нужна речь, разговор о каких-то событиях. Но я при вас приглушил звук, идёт концерт по заявкам. Сможете угадать возраст дикторши? Голос с годами меняется, пропадают звонкие звуки. Вы же, услышав разговор и не видя говорящих, определите кто это, девчонка или пенсионерка. Вы помоложе, но, может застали, лет тридцать все были очарованы итальянским подростком Робертино Лоретти, он исполнял арии барокко. Но превратившись в юношу, утратил тембр, получился заурядный тенор, сейчас о нём вообще не слышно. Но подростком он даже исполнял арии, сочинённые специально для кастратов, это Неаполь, восемнадцатый век, Порпонелли, Вивальди. Тогда бедные, особенно крестьянские семьи, в надежде вырваться из нищеты, кастрировали мальчиков. Из сотен были единицы, которые достигали успеха, пели в домах дожей, жили в роскоши. Сотням других лишь искалечили судьбу, им оставались лишь места в церковном хоре. Их внешность, не подпитываемая гормонами, была, особенно после сорока, безобразна. А вот знаменитых обожали слушать сеньориты дома Медичей и другие, никто не мог так передать любовную тоску, истому, мечту о несбыточном.
-Доктор, честно говоря, я с этой темой незнаком.
-Вот вы слушали с интересом, что и нужно было, для вашего мозга это незнакомо, и он соответственно реагирует. Вот запись, но её ещё нужно обработать. Завтра Николай Иванович сообщит вам.
Вернувшись в палату Долов застал прежнюю обстановку, Олег, пенсионер, подсел к окну и пришивал пуговицу у ворота, вместе с соседом слушая поставленный на подоконник транзистор. Долов молча опустился на покрывало. Прошло несколько минут.
-Ну что, не залечили,- поинтересовался Игорь и подойдя к соседу уменьшил звук, не уважаю этих бегунов, пошла какая-то мода косить от призыва, вот передавали- пацаны, а сколько гонора, прячутся, не в Афгане же им служить..
-Их, наверное, тоже можно понять, спешат выучиться, получить специальность, два года тоже срок, да и дедовщина.
-Не встречал взрослого, отслужившего, кто бы считал эти годы потерянными зря, армия- это школа жизни, вырабатывает характер, учит дисциплине, сам то служил?
-Да, в войсках химзащиты, у меня дочь студентка, если бы был сын, советовал бы ему поступить в институт, где есть военная кафедра, уж если служить, то не солдатом, Да что сейчас гадать. Вот прошел энцефалограмму, результат, правда, не сказали, но вроде положительный, сужу по мимике врача. Продолжаю надеяться, что не всё так серьёзно. Так сразу не бывает, судьба всегда посылает какой-нибудь знак. Не то, что синица влетит в форточку. С недавних пор у меня на работе появились проблемы, на выборах директора проголосовал не так, да еще сдуру выступил, агитировал за главного инженера, поддался эмоциям. А контрольный пакет конечно у директора, ведь я знал, он нас нанимает, а какие права у наемного работника. Тебя здесь кто-нибудь навещает? – Да, приходит родня, муж сестры, я же давно не местный, после школы уехал в училище в Тамбов. Сюда заехал помочь сестре, я же рассказывал, весной вышел в запас, сейчас жду место в службе безопасности “Империала”, в областном филиале.
-А что не служилось? Возраст то позволяет. Наши бывают в ГАБТУ, у вас какой, Сибирский округ, один из основных.
-Название громкое, а жить на что, довольствие задерживают, выдают припасами и обмундированием. Я досрочно демобилизовался подполковником, отдал армии 21 год. Написал рапорт, надоело выживать, вечерами подрабатывать извозом, дело это опасное, да ещё оброк платишь всё охвачено, рынок, вокзал, аэропорт. Потом повезло, удалось пристроиться в приёмку военпредом на ТЗПП, когда вывели за штат, была вакансия во вторую смену на полставки.
-А разве, действующему офицеру это разрешено?
-Неофициально командир знал, но если округ в часть не переводит, в чём его вина, меня оформили уже как гражданского, выписали трудовую книжку, по вечерам я в цеху контролировал на стенде параметры микросхем, испытывали на климате, мороз, жара, влага, работа не сахарная, по 20 минут сидеть в камере. Хотел, чтобы Ленка пошла в декрет, копил. Конечно, нужно было до Горбачева, да кто ж знал.
-Это точно, роддома вообще пустые,пенсию то хоть платят?
-Да, мизер, три тысячи, всё равно нужно было уходить, подошёл бы возраст 45, всё равно в запас, на гражданке нужна работа.
-Раньше, я всё же постарше, уволиться было невозможно, могли комиссовать только по болезни.
-Раньше деньги были у государства, а сейчас у банков, да у МММ, а их армия, что заботит, они считают нас нахлебниками, мол НАТО, Америка- друзья, воевать с нами не будут. Курс был взят на сокращение, нас слили с ПВО и РВСН, сейчас один главком. Все средства съел вывод войск, дислоцированных в Германии, Прибалтике, Грузии. Мы оставили там военные городки с жильём, коммуникациями. В России мест их разместить не подготовили, палатки ставили прямо в поле, как при Суворове. Разве можно было соглашаться на такое бегство, прямо эвакуация. Хотят прибалты, грузины вывода войск, пожалуйста, заплатите за территорию, которою.., за землю. Эти прибалты всегда жили на дотации союзного бюджета, а мы, в Тамбове, ютились в коммуналках.
В коридоре, у двери, послышалось шуршанье и в палату, подталкиваемая Маргаритой, вкатилась стойка с раствором.
-Гришин, обратилась она к пожилому, гостья к вам, посгибайте кулачок, вену не видно.
В палате запахло эфиром.
-Кудинов,- обратилась она к Игорю, нажмёте, когда уровень дойдёт до риски, не прячьте таблетки, опять обманываете, что просто забыли.
Знакомая фамилия резанула слух и Долов, в сомнении, покачал головой. Реагируя на промелькнувшую усмешку, Игорь просветил его: ’’Маргарита нам доверяет, что ей, у изголовья сидеть, она одна, вертится как пчелка”.
За окном сейчас было тихо, но порой кроны разбросанных вдоль стены клёнов просыпались, меняя очертания и заслоняя угол изгороди и штакетник палисадника. Помеченная пылью и паутиной вялая зелень оживала и вытягивалась, словно совершала зарядку. Ветви распрямляли затекшие звенья, обнажая прорехи среди прутьев и отростков. Застывшие в раздумье перистые облака обретали подвижность, собирая к краям густоту и теряя отставшие клочья. Казалось, ветер очищает небосклон, приглашая вечернюю гостью.
Олег Иванович опустил ноги на пол, перевернулся на живот и отталкиваясь руками от кровати выпрямился. Захватив полотенце, он прошел в тамбур. Прошедшая на глазах демонстрация тягот старости в то время когда он сам оказался в стеснённых условиях, вызвала в памяти Долова похожую немощь отца, незадолго до смерти. После семидесяти отец сильно сдал, возможно, сказались три года лагеря и последующий срок на поселении. Он так и не смог вырваться из Кандалакши, тем более повстречав по случаю, в Архангельске, будущую жену, когда уже в зрелом возрасте восстановился на вечернем отделении в Горном. Отец не касался в разговорах доучебного отрезка жизни, всячески скрывал его, ибо упоминание о лагерном сроке в среде сослуживцев считалось постыдным, а годы научили всегда держаться в тени.
Возможно, второй раз Долов ощутил вину перед отцом, вниманием которого пренебрегал, когда тот вышел на пенсию, а сам он находился на подъёме, переехав в Подмосковье, понемногу подбиpaл материал для диссертации, общался с друзьями, обсуждая модные романы Бёлля, Кафки, скандальную выставку Глазунова, и, как он считал, находился в теме. Несколько раз отец приезжал к ним, играл с внучкой-школьницей, пытался разговорить сына, задерживаясь на кухне, но Долов под всякими предлогами уклонялся от обсуждения исповедальных тем и побыв несколько дней, отец собирался и уезжал, хотя по приезде планировал погостить . В последний свой приезд месяца за три до смерти, он, узнав, что Ольга с Наташкой уехали проведать бабушку, неожиданно явился, объяснив, что поищет в Центральном архиве адрес лагерного соседа. Он терпеливо дожидался вечера, когда сын возвращался с работы, готовил ужин, покупая на привезенные с собой деньги всякие вкусности, но Долов, поужинав, уходил в комнату, включал телевизор или приемник, вещавший на английском. Его раздражало, что отец отмалчивается, когда речь заходит о приобретении благ, смены модели Жигулей, попадание в дачный кооператив, всё время лезет с советами сосредоточиться на кандидатской, настаивая, что ”остальное за нами не понесут”. Как-то отец разоткровенничался, что хорошо бы проехаться по Ленинграду, по Васильевскому, взглянуть на здание Горного, на Биржевую, но помчаться на Жигулях за 800км в планы Долова не входило, он посчитал поездку не первостепенной и ничего определённого не высказал. Так прошло несколько дней, истратив привезенную с собой сумму, отец, на остатки, не предупредив, купил обратный билет, сказав, что звонила мать, она захворала и ему нужно возвращаться. Долов сильно его не отговаривал.
Позже, случайно посмотрев фильм “Послесловие”, где дуэт Плятта и Андрея Мягкова удивительно тонко показал невостребованность пожилого тестя, постоянно натыкающегося на жесткую стенку, выстраиваемую зятем, вооруженного снисходительностью. В последних кадрах, когда Плятт, уезжая, оглядывается в дверях, Долов отвёл взгляд, заметив, что актёр смотрит на него.
Поравнявшаяся со столбом, пациентка, заметив на парапете кошку, разложила на газоне бумажный кулёк, принесённый с собой. По заботливой сортировке рассыпанных припасов было понятно, что она что-то объясняет, возможно себе, жалуется на свой недуг. Съев угощение, кошки обнюхали землю поблизости, одна лизала лапку, другая пересекла тротуар и шмыгнула в кусты.
-Армию всегда делали виновной, если результат был нулевой. Зачем было посылать десантников в Вильнюс, в Тбилиси, а затем сваливать на них последствия, мол, обидели мирных грузин, прибалтов. Что у них нет своей милиции, госбезопасности, этих дармоедов, зачем вообще они нужны, как пресекать беспорядки, это их работа. Так нет, их хозяева просили Москву, пришлите на помощь ваших ребят, а сами подзуживали своё население, мол, дадим отпор оккупантам.
-Афганистан, не направляли?
-Нет, бог миловал, там рулили другие Главкомы, сухопутные, бронетехника, ВВС. У духов не было регулярных войск, орудовали банды, выстрела можно было ожидать из каждого куста, из каждой сакли. В части были добровольцы, написали рапорта. Несколько офицеров погибло, Корнеев Вадим, капитан. Я тогда только женился, жили в общежитии. И, конечно, не имел опыта. Потом понял, не позавидуешь и тем, кто вернулся. Если год или больше живёшь на лезвии ножа, становишься осмотрительным, как зверь. Жены вернувшихся жаловались, что он может закричать во сне, его нельзя резко будить, он вскакивает спросонья, на лице испуг, им трудно влиться в обыденную службу, он требует и справедливо, привилегий. А тут те, кто пересидел в части, еще обошли его в звании, он вернулся капитаном, а те уже майоры. Там, с автоматом, он чувствовал себя героем, как в фильме. А чем мужчина может похвастаться, ну кроме числа женщин, как там, в горах, поквитался с духами.
По дорожке, мимо сидящих, к свободной скамейке направлялась женщина с детьми, подростком и дочкой лет шести. Мальчик шагал сосредоточенно, а девочка тянула мать к парапету, попеременно скача то на одной ножке, то вприпрыжку. Долов отметил, что только дети могут так безотчетно предаваться забаве там, где взрослые ведут себя сообразно обстановке. И всё же, если бы сейчас в палату вошла дежурная сестра и сообщила, что его выписывают, он миновал бы входные ворота не оглядываясь, распинывая по асфальту попадавшиеся на пути камешки и гравий.
-Знаешь, Сергей, сейчас понятно, зря мы ввязались в этот Афган, не учли опыт США во Вьетнаме. У них всё же была цивилизация, они полвека были французской колонией, были города, пансионы, электричество. Но не смогли покорить джунгли, где под землёй, словно кроты, прятались вьетконговцы. В Афганистане- другое дело, заповедник, чалма, халат, ишаки на улице, дикая религия, как при Чингиз-хане. Ленка тем летом ездила по путёвке на море, мы общаемся, хоть и в разводе. Была на экскурсии под Евпаторией, там раскопали скифское поселение Кара-Тобе, хижина из глины, очаг- масло дымит, рядом скот. В Афгане, те же глинобитные постройки, воняют, как папуасы, мы для них неверные. А Америка их подзуживает, в Пакистане организовали лагеря для духов, пугали, советские безбожники закроют мечети, тогда аллах покарает. У скифа в углу тоже стоял каменный истукан, так хоть социализм не предлагали строить. Нашли себе попутчика, Наджибуллу. Пословица есть – “можно завести коня в реку силой, но нельзя заставить его напиться”.
-Да, Игорь, верно мыслишь, американцы на словах, одна справедливость, пока не касается их интересов., где деньги, там и коварство и подстроить могут несчастный случай. При Рейгане разместили в Европе Першинги, развёртывали СОИ, нам пришлось искать противодействие. В институте ИКАН разработали лазер на СО, для ослепления в случае запущенных на нас боеголовок. Разработки возглавлял член-корр Васильев , помогал физик Архангельский. Откуда нам известно- Васильев читал лекции в одной группе в Энергетическом, набирал для распределения в свой институт, Мы вели совместные проекты. Васильев был альпинистом-любителем, ходил на восхождение. Комитетчики на Тянь-Шань не пустили, Иран рядом, он упросил на Алтай. На Тянь-Шане погиб Рэм Хохлов, выдающийся физик, ректор МГУ, при схожих обстоятельствах. Егеря загодя проверили настил, но не уберегли, днём сошла лавина, что здесь крайняя редкость. Васильев повис на верёвке, но пока из лагеря добрались спасатели, люди замёрзли. Спасатели видели на смежном склоне двоих, думали из другой экспедиции, позже выяснилось, никто другой не регистрировался, чьи? А работы по фокусировке пучка замедлились, выбыли основные головы.
-Нас тогда назвали ”империей зла”.
У жерла дымовой трубы кучка ворон затеяла смотрины иерархии, поочередно взлетая и кружась над котельной, дожидаясь, пока чета сидящих на горловине соперниц не сорвётся вниз. Посидев на стойке, одна соскальзывала к крыше, но не садилась, а по инерции начинала взлёт к свободной скобе. Проделав такой пируэт ещё раз она планировала на покатую поверхность крыши и подскочив пару раз, как приземлившийся лайнер, расхаживала, сложив крылья по толю, выклёвывая сгустки смолы.
-Уже ничему не удивляюсь,- размышлял Долов, в смятении покачивая головой и вспоминая экскурсию в Кара-Тобе, пристанище царя Митридата при набегах на Римские земли, куда он увязался за Ленкой, посетившей все доступные маршруты в Крыму, если это её Игорь, конечно, их мало что связывает. Он хороший, добрый муж, но ей этого недостаточно. Она начитана, другой язык, умеет сыграть чужой, не свой характер, нужно уметь показать движениями, походкой, что этот персонаж из другого времени. Он же человек системы: побыстрей жильё, должность, побыть с сослуживцами. Он, как принято в их кругу, полагал, что она будет его обслуживать, а она вечерами в студии. Конечно, не всякий первый брак бывает удачным, там слишком много секса и нет опыта осмотреться и совместного быта тройки лет. Вот и расходятся дорожки, когда отличны интересы.
-Что там случилось?- поинтересовался Игорь, кого-нибудь привезли?
-Да нет, думаю, сколько меня здесь продержат. Мне на работе нужно быть, а я здесь как назло. Директор послал за материалом, от этого зависит моя дальнейшая работа, добиваемся выделения кредитной линии для проекта по перевооружению, мы первые предоставим, другие не успеют подать, нам и выделят по результатам конкурса. В стране всё привязано к датам, Берлин взять к 1му Мая, спутник- к открытию партсъезда, вот и конкурс назначен на 27ое. Не успеем подать, его просто отменят, а средства заморозят.
-Нужно сходить за Маргаритой, ему время.
-Она к тебе неравнодушна, видел по взгляду.
-А что, я неплохой жених, знает, что разведён.
-Говоришь, здесь всего три дня, а уже всем известно.
-Так общаемся в курилке, но мне сейчас не до этого, собеседование назначено на 22ое, а я здесь застрял, да мне ещё ехать.
-Может лучше позвонить, попросить отложить, сказать приболел, с каждым бывает. -Это себе могилу рыть, им здоровые нужны, больного подменять нужно. Наступила пауза, по стеклу, пересекая его наискосок, ползла божья коровка, уткнувшись в боковину фрамуги, она расчехлила крылышки, но не перелетела, а повернула к планке форточки.
-В Тобольске она смогла устроиться только на полставки, бухгалтеров развелось и чтобы не слоняться, она записалась в студию дома офицеров. Они участвовали в праздничных концертах, разыгрывали юмористические сценки,например, когда в общежитии отключили воду, выступали для проверяющих из округа, подпевали на юбилеях начальства, Она стала пользоваться популярностью, её приглашали на дни рождения, просили спеть. В 89ом меня перевели в Томск и она уже не могла остановиться. Телевизора ей стало мало. Как раз в городской театр приехал на стажировку режиссёр из студии Спесивцева, сделать себе имя скандальным спектаклем и конечно выпендриться.
-Спесивцев- модный режиссёр, говорят сильно интересуется своими молодыми актрисами.
-Вот и Эдуардов, достойный ученик, ни одной не пропустит. В офицерском клубе организовал студию, назвал “Зеркало”, девиз-“смотри и увидишь себя”. Никто не против студии, на одну зарплату, со столичными замашками. Как раз в моду вошло то, что было под запретом. Нет чтобы поставить водевиль, или про любовь. Он предложил “Котлован”, скука, я так и не смог дочитать, Ленок всё настаивала.
-Я тоже не поклонник Платонова, “Ювенальное море”, нет, “Ювенильное” всё путаю с юстицией, пробовал читать, скука честно, до конца не смог, больше для престижа у подруг жены, так в гостях, съешь, хоть и не вкусно, чтобы не обидеть хозяйку.
-Постановка, скажу откровенно, не всякий досмотрит, какой-то рабочий-станочник, его непонятно за что, уволили и он стал землекопом, неправда, никакой токарь не унизится, у них своя шкала, его в другом месте с руками возьмут, это середина двадцатых, мы все росли на фильме про Павлика Морозова, “Как закалялась сталь”, сейчас пишут, что всё было по-другому, но там веришь, показывают реальных людей, пусть одержимых, тут одни болваны. Лошади ходят строем, как пионеры, коня соединили из двух парней, если кобыла, мужик и баба с попой. В артели кузнецом служит дрессированный медведь, он перевоспитался и если приходит с заказом кулак или нэпман- он рычит, бедняков пропускает без очереди, тычет в плакат, агитирующий вступать в колхоз. По сцене бегают босые люди, таскают гробы, заранее сбитые для себя. Я говорил- это карикатура, Ленок обижалась, доходило до слёз. Думал -пусть, мечта всех женщин- стать актрисой, потом узнал, дело не только в этом, она спуталась с режиссером, я из части прямо на завод, порой до полуночи, а они тем временем уединились после репетиции. То, что он вскружил ей голову, я должен был догадаться раньше. Факты были. Как-то приезжала комиссия с проверкой, мы им сделали экскурсию по городу, после ужина покатали на сторожевике по Томи. На следующий день концерт, пел хор, фуршет, на закуску- нашумевшая постановка.
-Неужели нельзя поставить нормальный спектакль, например Горького или Гельмана?
-Исполком поддерживал Эдуардова, представляли как память жертв политических репрессий. В Томске существовал лагерь политзаключенных, свозили со всей Сибири. За городом есть пустошь, там приводили приговоры в исполнение, тысячи безымянных могил. Многие известные люди, поэт Николай Клюев, писатель Пильняк.
-А как узнал, позвонили доброжелатели из студии?
-Да нет, явных улик не было, сам догадался. Тогда я сопровождал полковников из Новосибирска, Ленк на фуршете щелкала “Зенитом”, как она говорила ”для истории”. На всех снимках только он на переднем плане, с трудом удалось отобрать гостям на память, где они попали в кадр. Я, хотя там крутился, только раз спиной, вот он жестикулирует, вот в раздумье. Потом всю подборку вклеила в альбом. Не станет равнодушная женщина хранить в семейном альбоме что попало, на-верняка строила планы. Просто у Эдуардова она была не одна.
За окном пыль замолотила по окнам, кружа мелкий мусор и сорванные листья. Порыв был так силен, что крупную птицу, Долов даже не сдержался, заметив белый ошейник:”Да это та же казарка”, вспомнив, что когда его везла неотложка, шофер, поёрзав, притормозил к обочине и спустился в придорожный кустарник, из кроны выпорхнула птица с грудкой и плоским клювом и развернувшись, поднялась над верхушками; сейчас её вымело из листвы, где она, видимо, какое то время таилась и снесло вбок, пока она резко взмахнув крыльями, не нырнула в густоту листвы. Сейчас прибитая каплями и пылью померкшая зелень лишь очертаниями походила на майские, пружинистые лодочки-непоседы, колышущиеся от дуновений, так на фото в домашнем альбоме, хозяйка предлагает распознать гостям в долговязом испуганном подростке своего вальяжного родственника, на минуту отлучившегося на кухню.
-Как-то вечером я освободился раньше и, не дозвонившись, решил подхватить её после репетиции, когда они теряли кураж- “ к десяти мы слезаем с темы”. Время прошло, а они всё не выходили. Я отвлёкся, отошел в сторонку, взглянуть на остановку, есть ли там народ. Тут они вышли группой, что-то обсуждают, кто-то захохотал. Мне неудобно подходить, скажут “рояль в кустах”, Ленк любила так выражаться. Попрощались, пошли в разные стороны, мне пришлось ждать, пока они удалятся, я за ней, ускорил шаг, она остановилась, меня не видит, вдруг подпрыгнет и ножкой себя по щиколотке, прямо балерина., видимо от радости. Я не стал её догонять, развернулся и поехал домой, она же вернулась на час позже, соврала, что только закончилась репетиция. Я не рассказал, что видел, а где она шлялась? Никому этого не рассказывал..
-Да какой тут секрет, для режиссёра роман с начинающей актрисой привычное дело. Сколько жен поменял Чаплин, кажется семь, а что, на всех женился? Нашли смазливую девицу подходящую под роль, утвердили, она мечтает прославиться. Но всё зависит от режиссёра, он ещё может передумать, поменять на другую. На съёмочной площадке он царь, все ловят его слово. К тому же он опытный, знает, когда нужно заплакать, а когда сверкнуть глазами. Актриса второго плана за один спектакль может проснуться знаменитой. В театре на Малой Бронной играли знаменитые актёры: Олег Даль, Окуневская, Броневой, Соколовский, до прихода режиссёра Анатолия Эфроса известная сегодня Ольга Яковлева не имела главных ролей, её муж, Игорь Нетто, капитан сборной по футболу, был народным любимцем. На улице им не давали прохода, приглашали в посольства, в Кремль. Квартира, дача, поездки за рубеж. Но хочется аплодисментов от публики, а не тыканья вслед и шепота прохожих “жена, жена “, а это зависит во многом от Эфроса.
-Было кино о конфликте на Таганке, ещё Филатов играл..
-Это позже, когда его перевели туда вместо Юрия Любимого, которого выслали из страны. На Малую Бронную ломились, вот и решили не ронять престиж Таганки, приведя режиссёра-новатора. Яковлева, при Эфросе, получила роли Джульетты, ещё Лизы по Тургеневу. Он заставил её прочитать десятки книг про ту жизнь, о привычках, обычаях, манере поведения. А сколько он, знаток человеческого сердца, рассказал глазами мужчины, о причудах женской души. Она почувствовала, что ею восхищаются не как женой футболиста. В репертуар должен был входить и человек труда, роль партии. В “Человеке со стороны”, на производственную тему, ей дали роль экономиста на заводе, досредних лет, не встретившей достойного мужчину и отдавшейся работе. Директор завода- Герой Соцтруда, назначают нового главного инженера из глубинки, бывшего конструктора. План выполняется, но станки, в сравнении с японскими, уже устарели. Их силком навязывают заводам, средств закупать экспорт нет. Осваивать выпуск новых приборов хлопотно, год будешь без прогрессивки. Против главного все, даже жена уезжает, ей надоело быть одной по вечерам и в выходные. Директор не разрешает экономисту оплачивать наряды за работы, пока министерство не перечислит фонды. Экономист видит, как главный в одиночку бьётся за общее дело, пытаясь прорвать круговую поруку, так играют дети, становятся цепью, а один с разбега старается прорваться сквозь них. Как-то поздним вечером, задержавшись на заводе, они возвращаются пешком, какое-то время им по пути. Он вскользь упоминает, что нет помощи ниоткуда, даже из дома. Задержавшись у балюстрады в конце декорации, они смотрят вниз, видимо на реку, она вдруг переходит к следующей тумбе, оборачивается, молча смотрит на него. Это какой-то порыв, элемент любовной игры, что-то инстинктивное, что не объяснишь логикой. Нет слов, но нам показали силу возникшего чувства. На директорате она первой поддерживает линию на техперевооружение, встают и другие, тут заступается и секретарь парткома, боясь отстать. Директор и его сторонники уходят с обсуждения, оставшиеся сдвигают стулья, как бойцы, кидающиеся врукопашную. Раздаётся звонок министра, директора вызывают на коллегию… А когда она играла донну Анну, зрители, говорят, не могли сдержать слёз. Едва ли Нетто, при всём уважении, мог ей соответствовать.
На стекле, тем временем, возникло несколько капель, которые, словно шрапнель метнуло серое небо, наползшее на окно. Порыв ветра погнал след вбок, но растратив себя по пути капли застыли в ожидании поддержки. Однако туча задела территорию лишь краем, и следы вскоре исчезли, сохранив контуры.
-Ленк принудила посмотреть зрелище на стихи Маяковского, про его любовниц, не помню, немецкая фамилия, но зачем же якшаться с этим козлом Эдуардовичем, у нас же семья, я квартиру выбил, да ещё халтурил по вечерам по совместительству. Но то, что я пашу на неё, она не ценила, считала, что так должно и быть. Правда, я подал рапорт не только из-за этого. Вокруг перестали уважать офицера. Мы стали виновны и за Вильнюс и за Тбилиси. Армию клеймили, обзывали. Мол, избивали, стреляли в мирную толпу. А то, что там были заранее внедренные провокаторы, они кидали камни, бутылки, специально напирали, чтобы кто-то упал, а затем затаптывали насмерть, сваливая, что это якобы солдаты, да никакой русский парень не наступит на упавшую. Сколько там оказалось затоптанных, а с пулевыми ранениями? У солдат автоматы, а убиты пулей. Кто это делал, конечно, сами грузины и литва. Им были нужны мертвые, чтобы кричать на весь мир. Их любимый метод, исподтишка, из-за спин.
-Горбачев надеялся, что ещё можно решить силой, как в Праге в 68ом. У них с головой не в порядке, а мы на демонстрациях носили портреты. Народ глупый, их по телевизору и убедили, что во всём виноваты военные и вообще, зачем они нужны, НАТО, ФРГ теперь друзья, а зачем в мирное время нахлебники, денег и так не хватает. Но это полбеды, главное и соратники изменились, армия всегда стояла отдельным косяком, как те, в спектакле, которые сдвинули стулья. У нас “сам погибай, а товарища выручай”, на гражданке такого нет. А тут каждый вдруг стал сам за себя, ищет, как выжить. Когда тебя принудительно отправляют в запас, а если выслуги не хватает? Пенсия вдвое меньше. Ему ещё три года, а ему говорят, что должность сократили, есть лейтенантская, а он майор. Он, почему сократили мою, вон у Плужникова было неполное соответствие, стали вспоминать старые грехи, подсиживать, кто под хмельком, что сказал про командира. Я сам рапорт написал, уговаривали, у меня документация по пультам слежения, её толком остальные не знают, никто не вникал. Да ладно, что вспоминать.
Наступило молчание. Дед, очевидно, спал, потом перевернулся на бок, кряхтя поднялся и пересел на стул.
-Вы всё время вдвоём, а эта койка пустует?
-Не хотел говорить, на ней неделю назад, ещё до меня, больной умер. Ждал операции, но ночью стало плохо, нужно было сразу звать дежурного врача, он хрипел, но соседи, они уже выписались, им видимо было лень, когда, наконец, пришла дежурная медсестра, он пальцами простыню скребёт, она сразу сказала, он уже, не жилец. Повезли его в реанимацию, делали разряд, не помогло. Пролежал до утра на носилках в смотровой, утром вон туда, в домик.
-Наслушаешься здесь историй, одна страшнее другой.
-Я ведь когда узнал, Ленок пальцем не тронул, думал случайно, оказалась в ситуации, когда трудно отказать. Может он с ней отдельно репетировал, подсказывал, как играть. Но она к подруге переехала, назвала меня чванливым. Но Эдуардов к ней быстро охладел, у него в студии выбор. Наверное, сначала обещал, что заберёт её с собой в Москву, он всего два сезона задержался в Томске, с бородкой, берет как у десантника, шарф поверх свитера, игра на публику. Знаменитость она сразу видна, с молодости. Я мальчишкой видел Святослава Федорова, глазника, он на выборах в президенты выдвигался. Тогда, тридцать, даже тридцать пять лет, в Чебоксарах, там сестра матери жила, медсестра в трахоматозном институте. Советская власть излечила трахому, до революции в деревнях болели поголовно, полно было слепых. Там Волга, мы с Витьком летом купались, это река мощная, зимой, в ледоход, льдины трещат, запрыгивают на затор, треск ночью будит, я спросонья тётку спрашивал, думал, соседи что-то ломают. “Да,- вспомнил Елену Долов, нестыковка, она говорила переехала к матери, на самом деле к подруг, чтобы встречаться с режиссёром без помех?”.
-Разве Федоров там работал, он ведь в Ленинграде попал под трамвай, потерял ногу?
-Я ещё не учился или был в первом. Он хромал, но тогда было много инвалидов, ещё с войны. И мы думали, он раненный. К нему была очередь. Мы с Волги забегали к Таисии, видели, он в коридоре, его обступили деревенские, некоторые в лаптях. Зрачок тусклый, вот Федоров и придумал его заменить на искусственный, стеклянный.
-Почему же немцы не додумались, или Израиль?
-Ну, я не спец, за границей трахому не встретишь, это только при царизме в избах держали кур и свиней.
-Куриная слепота?
-Не совсем, куры плохо видят в сумерки, не днём. Он вначале тренировался на собаках, во дворе института не было ни одной, разбежались, когда он ковылял по двору, они на него лаяли, из-под воротни, заливались. Как обслуга в вашем спектакле Эфроса. Директор, доцент Шишкин, не любил его, понимал, что Федоров грамотнее, а какой начальник это любит. Из Ленинграда, отец репрессирован. Что мы мальчишки понимали, мы жили в доме, а он в институте, как вахтер, в бывшем кабинете. Женой была тётя Валя, медсестра, кажется не городская, раз нет жилья. Сейчас у него другая жена не чета той, жаль, когда тётя была жива, не спросил что дальше с Валей. Тётя рассказывала, что у него в комнате была пудовая гиря и он несколько раз в день выжимал её и это с протезом, а какие тогда делали, из кругляка. Вот сила воли.
-Да, какое бы ней было желание, пробиться из простого врача до директора мирового глазного центра, без связей…
-В Чебоксарах ему не давали хода. Ходили слухи, что этот Шишкин даже подговорил местную шпану проучить его, опасался конкуренции. Откуда знаю, на нашей улице, Канашской, напротив, в доме, жил Женька Терентьев, я дружил с его братом, Вовкой, а Женя учился в техникуме.
Он общался со шпаной, промышлявшей у кинотеатра “Родина”, в парке. Они поджидали выходивших с вечерних сеансов, набрасывались гурьбой, отбирали деньги, часы. Телевизоров не было, все ждали нового фильма в понедельник и четверг. Федоров, как все, смотрел, его с женой, на выходе окружили, не посмотрели, что хромает, тогда инвалидов редко трогали. Он не зря тягал гирю, но Женька рассказывал, на него прыгнули сзади, повалили. Он тогда был обычный гражданин, всё равно милиция кого-то задержала, Женьку исключили из техникума.
-Это у нас любят, наказать, чтобы не высовывался…
-Он там где-то на заводе нашел умельца, местного Левшу. Выточить хрусталик в форме линзы, это ювелирная работа, его нужно сделать без зазубрин, чтобы не царапало, после операции не больно было моргать. Это конечно неудобство, зато не живёшь на ощупь. К нему потянулись больные из других областей, тётя уже тогда говорила “далеко пойдёт”. Он, наверное, тогда и сам не верил, что через двадцать лет построит всемирный центр “Микрохирургия глаза”.
-Всё равно нужна удача. – Не без этого. О нём услышал один известный журналист, написал статью в центральной газете с огромным тиражом, в это время у кого-то из членов политбюро слепла жена, Федорова вызвали в Кремлёвскую клинику, сделали хрусталик из мягкого стекла. Это в Чебоксарах приходилось расплачиваться из своего кармана и дармовым спиртом. Операция помогла и Федорову в районной московской поликлинике выделили этаж под глазное отделение.
-Я читал, он потом стал делать надрезы, но с годами возникают проблемы, ведь повреждены глазные мышцы и зрение резко падает.
-Конечно, каждая операция со временем даёт последствия, даже простой перелом, кость срослась, но уже не однородна и к старости, перед дождём, нога ноет, но десять лет с приемлемым зрением, вернуться к работе..
Пенсионер, переложив транзистор на подушку, вскоре стал подпевать слова звучавшей песни “Летят перелётные птицы”.., видимые в профиль сморщенные щеки и подбородок придавали лицу выражение умиления, вызванное, видимо, воспоминаниями о давнем. Когда Долов привстал поправить сползшее одеяло, в зеркале, над столом, оказался облик мурлыкающего соседа, ранее невидный из-за разворота тела. Из-за наклона плоскости, шевеление губ и мимика в отраженном свете не совпадали с доносящимся из приёмника словами куплета.”Так и в жизни, один и тот же человек непохож, в зависимости от того, под каким углом смотреть, просто она вела себя по-разному”
-Что-то здесь душно, подышать бы на воздухе
-Да можно выйти на лоджию, в холле дверь за шторой.
Тут в палату заглянула Маргарита, отдышавшись, она велела Долову идти за ней в секретариат, ему звонят из дома.
-Да я уже созванивался,- оправдывался он, спускаясь вслед по лестнице.
-Вот телефон,- кивнула секретарша на трубку, почему сами не позвонили, я всегда разрешаю, ведь дома беспокоятся.
-Серж, что с тобой, это серьёзно, я хочу приехать, это далеко?
-Ну что ты, не надо, меня завтра могут выписать, обещали.
-Осипов сказал, что ты отравился, а секретарь говорит, что ты в кардиологии, проверяют сердце. Мы те6я с утра ждали, нужно переговорить. Tы же позавчера звонил, сказал, что утром приедешь, назвал время. Звеню в обед, дома тебя нет, на работе не появлялся, думала, сразу заехал туда, ты же у нас патриот. После обеда не объявился, вот я и забеспокоилась.
-Ну, зачем же панику поднимать, звонить на работу, люди будут подтрунивать, мол, какая бдительная жена. Я ведь мог просто заскочить по делам к смежникам.
-Ты, правда, отравился? Секретарша послала за тобой в кардиологию, я слышала. Она звонила по- внутреннему. Неужели сердце, ты вроде не жаловался, на учете не стоишь, помню, ты рассказывал про электричку, про испарину, тогда стреляло в локоть.
-Я в обычней палате, не в реанимации, просто они снимают анализы, сразу не выписывают.
-Ну, слава богу, возвращайся быстрее, не хотела заранее говорить, чтобы тебя не расстраивать, Наташка объявила, что выходит замуж.
-Ты не шутишь, когда?
-Вчера сказала, я говорю, тебе доучиться надо, ещё полтора года, она, мы с Петром заявление подали. Как-то он заходил в субботу, ты был в гараже. На год старше, живёт в общежитии, родители в Курске. Но не этого боюсь, где будут жить? Спрашиваю, куда спешишь, заподозрила, уж не беременна ли, она несколько раз ночевала в общежития, мол, делаем курсовой с подругами, я останусь, поздно возвращаться, я разрешала.
-Ты про это спрашивала?
-Спросила, она молчит, внешних примет вроде незаметно, но, смотрю, пропадает в ванной и прокладки меняет, только этого не хватало. Ты должен у неё выведать.
-Хорошо, может завтра, в крайнем случае, через пару дней вернусь, выясним, ты пока, если что, не ругай её, я не позволю ей калечить себя, до встречи, здесь не переговорный пункт.
На перила лоджии опёрся пациент, чуть отодвинулся к углу, держа сигарету, помахал ей кому-то внизу. Примыкавшие к стене ветви, приносящие тень, обкорнали, получился сводчатый проём для обзора с верхних этажей. Ветер, то налетал порывами, то стихал, уложив к подножью забранную у крон дань. Вынырнувшая из гущи казанка или её сородич, взлетев, пыталась достичь верхушек, но сбитая порывом опять слетела , цепляясь за выгнутую листву. Снизу доносился стук плотника, возившегося у забора. Время свиданий истекло, и к воротам гуськом потянулись навещавшие, с пустыми баулами и одеждой в стирку.
