В луже на переходном переходе отражались фары автомобилей. Небо хмурилось, опять собирался дождь. Мы с Викой вышли из кафе и гадали, успеем ли мы добраться до гостиницы пешком. Вокруг нас шумел и искрился одновременно знакомый и незнакомый город моего детства. Он звал в ночь, обещал приключения, дразнил нас жасмином и сиренью. Возвращаться в душный маленький номер совершенно не хотелось.
– Прогуляемся? – спросил я и заметил, что Вика поежилась. Я накинул ей на плечи свою куртку и неожиданно понял, что моя любимая девушка дрожит.
– Что с тобой?
– Не знаю, – ответила Вика, – знобит как будто. Не обращай внимания.
– Маленькая моя… – Я обернулся кругом, не зная, чем помочь.
Хорошая моя, родная! Померить бы температуру, да только где найти градусник?
– Да все нормально, Дим, не переживай, – сказала Вика, но я уже вспомнил и знал, что делать.
– Тут недалеко живет моя сестра, – сказал я. – Она училась на медика. Мы возьмем у нее градусник и узнаем, как быть дальше.
И мы пошли через дворы, знакомой мне с детства дорогой. Я держал девушку за руку, и сердце замирало оттого, что мы шли по ней вместе, словно проживая заново те годы, что не знали друг друга. Стемнело. Мы огибали клумбы, находили в высокой траве неприметные тропинки и пролезали под низко натянутыми бельевыми веревками. Дворовые коты с опаской наблюдали за нами со ступенек подъездов, пытаясь заранее оценить возможную угрозу.
Рука у Вики была очень горячей.
Когда идти оставалось совсем немного, путь преградил забор из потемневших от старости досок. Было ясно, что он стоит здесь давно, что его не раз латали, и что все окрестные жители игнорируют его и ходят напрямик, пользуясь наиболее крупными дырами.

Я заглянул в одну из них: бетонные плиты, фрагменты стен, мусор, бурьян. Заброшенная стройка.
Тропинки внутри были посыпаны чем-то вроде битого кирпича, и тянулись через котлован коричневыми нитками. Идти было недалеко.
– Подожди меня во дворе на скамейке, – сказал я своей девушке. – Дом сестры сразу за этой стройкой. Я возьму градусник и принесу его сюда.
Вика послушно села на скамейку и закуталась в мою куртку. Улыбнулась котам у подъезда и чуть слышно прошептала им что-то.
Я поднырнул под гнилую доску и пошёл по тропинке из битого кирпича.

Тут-то всё и случилось.
Сначала я заметил, что над уцелевшими стенами из сломанных палок и строительного мусора построен ветхий навес, а под ним брошены на бетонную плиту рваные тряпки, старые матрасы и спинка от дивана. Вокруг россыпью валялись стеклянные банки с плесенью на дне, пустые упаковки из-под продуктов, пластиковые вилки с обломанными зубцами и бутылки с поблекшими этикетками. В картину вносили некоторую дисгармонию разбросанные рядом с матрасами детские пластмассовые кубики, покрытые царапинами, и игрушечная деревянная лошадка на колесиках.
Затем из темного зева лестничного пролета вылез странный человек и побежал ко мне, громко и недобро сопя. Его внешность сразу наводила на мысль об уродстве или генетической болезни: широко распахнутые, навыкате, глаза, оттопыренные уши по сторонам бугристого лысого черепа, странный, смуглый цвет лица и перекошенный на одну сторону рот, словно бы при рождении некий врач-садист взял и ушил ему с одной стороны кожу на щеке так, что губы навсегда скривились в ухмылке. Этим своим перекошенным ртом он и сопел.
Я остановился, не зная, как себя вести, а странный человек вдруг побежал вокруг меня, широко ставя свои огромные разлапистые ступни в разных кроссовках. Он вообще был огромный, плечистый, с большим животом, но при этом с какими-то неправильными, недоразвитыми пропорциями тела. Если бы не это утробное сопение и волосы на лице, он походил бы на огромного, чудовищно одетого ребенка.
Странный человек побегал вокруг меня еще немного и вдруг заговорил:
– Не трогал я ваших детей, не трогал, нет! Сами же их послали, так сами теперь ищите! И оставьте меня в покое!
Он бегал вокруг меня, нервно подёргиваясь, как бездомная собака, которая хочет подойти, но боится. Просто смешно, учитывая его размеры.
– Мужик, ты о чем?
Он посмотрел на меня через плечо, поднес руки к ушам и заголосил пуще прежнего:
– Сколько можно, сколько, сколько, сколько, сколько? Отстань от меня, не трогай, я здесь ни при чем, это все деревянная корова. Сколько-сколько-сколько можно? Не надо, не трогай меня!
Я понял, что это, скорее всего, сумасшедший, и разговаривать с ним бесполезно. Да и не следует. Мне всего-то нужно найти градусник.
Но как только я сделал несколько шагов вперед по тропинке, странный человек преобразился.
– Опять? – заорал он. – Нельзя! Иди, откуда пришёл!
Он замахал руками, двинулся на меня, оттесняя назад. Путь через котлован к сестре оказался перекрытым.
– Иди отсюда! – снова крикнул странный человек.
Всё-таки он был невероятно огромный. Я пошел по тропинке назад, опасливо озираясь, перелез через доску и вернулся к скамейке во дворе, на которой сидела Вика. На коленях у девушки уже устроился серый кот, который недоверчиво покосился на меня.
– Принес? – спросила любимая. Она уже не выглядела озябшей.
– Нет еще, – сказал я. – Там в развалинах бомж какой-то. Странный. Похоже, у него не все дома, причем давно и надолго.
Вика опустила руку в сумочку и протянула мне перцовый баллончик.
– На, возьми. Если вдруг кидаться начнет. А то заразит тебя еще чем-нибудь.

Я спрятал баллончик в карман, снова перелез через доску и пошел по тропинке. Искарябанные похабщиной стены белели вокруг меня в темноте, как руины античного храма – только колонн не хватало. Пахло сиренью, в кустах стрекотали цикады.
Странный человек кинулся на меня из-за груды мусора и сильно толкнул обеими руками в грудь. Я отлетел назад, ударился спиной и локтями. Баллончик с газом выпал из кармана. Я отполз к стене и прижался к кирпичам.
– Я же сказал – нельзя! – Крикнул он, наклонившись надо мной. – Вас тут теряется, а я виноват потом, сейчас, всегда!
Я тоже заорал в ответ:
– Иди ты к черту, мужик! Кто ты вообще такой? Я иду к сестре, она живет с той стороны забора!
– А, так это ты, – неожиданно устало сказал он. И сел рядом со мной в траву.

От неожиданности я замолчал. Это было так нелепо – быть перепутанным с кем-то сумасшедшим бомжом, а потом снова быть перепутанным, но уже с кем-то другим, с кем-то правильным – что я совершенно растерялся. Кроме того, чувствовалось, что встретив меня (или кого он там себе вообразил), странный человек решил для себя какой-то важный, не дающий покоя вопрос и сам молчит оттого, что впервые за долгое время может не думать об этом.
Я посмотрел на него внимательно и увидел, что он старше, чем показался на первый взгляд. Царапины и следы грязи на смуглом лице вблизи оказались глубокими морщинами. Голова у него и вправду была изуродованная, со шрамами и выступами, словно когда-то на ней росли рога, а потом их обломили и забили обрубки поглубже в череп. Видимо, тогда и появились проблемы с психикой. И рот ему никто не ушил – губы перекошены оттого, что подбородок и щеку пересекает длинный шрам, словно от удара саблей. Воевал он, что ли?
Странный человек поднял на меня глаза и сказал задумчиво:
– Ты, наверное, забыл. Я же отдал тебе свою сестру. Зачем ты ищешь ее здесь?
Я собирался обяснить, что сестра не его, а моя, и даже, проникнувшись к больному калеке какой-то жалостью, рассказать об истории с градусником, но он вдруг вспомнил что-то.
– Ты же бросил её! – и кинулся на меня.
Первый удар я не заметил, да и не смог бы – он был чудовищно быстр. Меня просто приложило затылком о кирпичи так, что перед глазами вспыхнули искры. Повезло еще, что лапа его прошла по касательной, и большая часть досталась стене. Я откатился в сторону, пополз по битым кирпичам к лестнице в подвал, но он снова оказался рядом, схватил меня поперек туловища и поднял в воздух, проревел в самое ухо:
– Из-за тебя она спуталась с этим пьяницей!
Размахнулся, собираясь бросить меня повыше и подальше, но я успел зацепиться за рваный ворот. Перед глазами мелькнул темный провал затопленного подвала, я чуть было не свалился в него. Урод схватил меня за ногу и снова попытался поднять в воздух. Я лягнул его раз, другой, увернулся от летящего кулака, кинул в безобразное лицо горсть строительного мусора. Он заревел. Я рванулся изо всех сил и побежал прочь по красно-коричневой тропинке.
Остановился рядом с дырой в заборе, перевел дух. Слышно было, как странный человек в бессильной злобе пинает стены и бетонные блоки, что-то невнятно кричит, срываясь на рев.

Нужно было уходить отсюда. Проклятый псих дрался как хищный зверь, а попытайся я прокрасться мимо него, с большой вероятностью мог бы свалиться в темноте в подвал и проткнуть себе ногу, спину или голову торчащей отовсюду арматурой. Я схватился руками за доску, приготовившись перелезать через неё, и тут с другой стороны выглянула моя Вика.
– Дим, ну что там? – спросила она, и увидев на моем лице полосы грязи, испуганно охнула. – Слушай, да ну его совсем! Если он дурак, то пусть остается там в темноте! Мне уже лучше, правда. Пойдем обратно в гостиницу, уже поздно.
– Погоди,- сказал я неожиданно упрямо и твердо. – Я сейчас попробую еще раз. Иди на скамейку.
Вика послушалась. Я увидел через дыру, как серый кот подошел к ней и потерся лбом о коленку.
Я ухватился руками на доску, уперся ногами, потянул – и она, скрипнув гвоздями, оторвалась от забора. Я перехватил ее поудобнее, махнул несколько раз для пробы, и пошел обратно в развалины.

То ли он не услышал моих шагов, то ли приступ агрессии у него закончился. Я широко размахнулся и ударил странного человека доской по затылку.
Доска треснула и сломалась пополам. Он медленно и как-то нехотя сполз на бетонное крошево, встал на четвереньки. Глаза у него закрывались, тело била крупная дрожь.
– Больно, – виновато пожаловался он.
Я перехватил обломок доски и ткнул странного человека в висок. Он дернулся всем телом, потом мягко завалился набок и упал в чёрный провал на месте бетонной плиты. Раздался всплеск.

Я еще немного посидел на бетонном блоке так же, как сидел он. В зарослях бурьяна стрекотали цикады, над котлованом взошел и повис молодой месяц. Размалеванные похабщиной стены стояли полукругом, как руины античного храма – только колонн не хватало.

Градусник мы в итоге купили в круглосуточной аптеке по дороге в гостиницу. Температура у Вики была тридцать шесть и восемь.