Никто не помнит, когда это началось, но все точно знали, когда и как это кончится.

Шляпка рыжего гриба раскололась надвое, дав трещину до основания. С двух его оконечностей начали сочиться вовне разные сущности. Но это все предания… Бытие обнулилось. К небу вновь потянулись башни и мокрые крыши. Карикатурные организмы сотворили знания и общественные договоры. А великая мать сбросила со лба капли пота, выпрямилась и улыбнулась изящно выполненной генеральной уборке. Капли эти разлились морями и океанами, а улыбка взрастила культуру. Мать так увлеклась перестановкой, что вовсе позабыла заглянуть в углы. Но ведь именно туда обычно подло закатывается нечто чрезвычайно важное. То, что ищешь потом, как оголтелый и находишь неожиданно.  По неубедительному преданию, в самом далеком и темном углу завелся серый паук. Как он там завелся, сам по себе ли, прислан ли был – в предании не говорится.

Глава 1.

Прыщавое зеркало вернуло изображение худого, плюгавого Юноши. Лицу этому на вид лет восемнадцать, не больше. Тельце Юноши целиком влезает в узенькое и низкое полотно магического стекла. В форточку затек тлетворный дух городских улиц, Юноша выбросил очки в урну и поспешил выйти. Снаружи иглами падает снег, на ветру раскачиваются спагетти проводов, во дворах рыдают дети. Наш Юноша, как он думает, расталкивает локтями месиво коричневых, черных и пурпурных курток на узкой пешеходной дорожке, но на самом деле толкают его. Он пружинит воланчиком от одной ракетки к другой, щурится, пытается заплакать. Наконец, волна выбрасывает его к расколотому бордюру родной панельки. Дрожащий, как желе, лифт выплевывает путника к порогу однокомнатной квартиры, которую он делит с матерью.

– Долго шляешься. Девка появилась? – встречает мать.

Юноша крепко прижимается к ней.

– Люблю. – говорит он ей в грудь.

– Люблю… Деньги пора любить! На работе что сказали?

Из картонных стен доносятся вопли, пьяный смех, женские стоны, плач ребенка.

– Он не звонил? – вопрошает сын.

– Забудь. Можешь даже не ждать.

Красную пластинку в небе сменили на серебряную. Мрак запылился. Истеричный смех машин и заводов за окном увенчался гробовым молчанием. Табурет-Атлант, напрягая каждый мускул своего существа, стойко держал попу матери. Та, роняя слезы, пыталась дозвониться до второго, старшего сына. Тщетно. Юноша набирал мутную воду из крана в граненный стакан.

– Брата давно видел?

– Вчера. По телевизору. А что?

Мать утерла слезы.

– И как он?

– Постарел.

Она разрыдалась с новой силой.

 

За мерцающей крепостью из серого кирпича стелилось поле кладбища домов частного сектора. Но там была жизнь! Правда, собачья и старческая, но жизнь! И вот на окраине сектора был участок. Почти пустой, заросший бурьяном. Участок этот был местной достопримечательностью, потому что из огромного камня там бил чистый ключ. Струя раздваивалась у самого отверстия, отчего камень становился похожим на пасть змеи, что плюется ядом. Люд подставил под струи две бочки. В одной набирал воду, читал над ней молитвы, и лечила она всякий недуг. А во второй топил котят. Так и чрево матери произвело на свет два потока. Один – смиренный и тихий, другой – мощный и разрушающий.

На следующий день Юношу похитили. Рано утром, когда он полез в подвал за спрятанными там сигаретами, двое в масках козла и свиньи огрели паренька по голове и уволокли в неизвестном направлении. Юноша очнулся в светлом кабинете с высоким потолком и флагами в углах. На другом конце километрового стола сидел Брат. Он и правда выглядел очень старым, хоть и разница была небольшой. Это был низкий, лысый мужчина с огромным задом, тоненькой талией, почти таким же огромным брюхом, длинными худыми руками и ногами. Глазки бегали. Голова была совсем крохотной.

– Все бегаете от меня? – спросил Брат.

– Ты – чудовище.

– Тогда и вы чудовище тоже! – ехидно захихикал он. – Слушайте, я понимаю – возраст, но мир стремительно меняется, нужно соответствовать ему. Я мало вам с матерью дал что ли? Квартира, индексированная пенсия, охрана…

– Охрана? – удивился Юноша.

– А как вы думали? По божьей милости в этом болоте похоти и насилия от чахотки не померли? Конечно, мои люди присматривают.

– Ты сам это болото и сотворил!

– Ну вот, старая песня… Вам знакомо понятие «система»? Благо системы в том, что невозможно доказать какая ее часть дала сбой и почему. Разве демократия позволит в случае чего судить всех и за все? Не-е-т! Демократия судит конкретного человека за его конкретный проступок!

Юноша попытался встать, но тело не слушалось.

– Чем ты меня накачал?

– Яд в умеренных дозировках может быть лекарством.

Брат встал и отправился преодолевать расстояние стола.

– Вы, верно, хотите спросить меня: «дорогой братец, чем я обязан твоему вниманию, за что ты спас меня и пригласил?», – он сел рядом с Юношей. – А я отвечу. Я не по годам постарел. Мне нужен преемник. Нужен достойный гражданин, способный присмотреть за делами, когда меня не станет.

На это Юноша только с чувством плюнул ему в лицо. К Брату подбежал какой-то бугай и вытер слюну белоснежным платочком.

– Решите его, – сказал Брат невозмутимо и отправился обратно на свое место.

«Как неудивительно и глупо» – думал Юноша. «И ведь третий раз уже такое происходит. В прошлом и позапрошлом году, в один и тот же день меня похищают, приводят к нему, он же почти слово в слово несет ту же ахинею и в конце концов меня выбрасывают у дома» – ловил себя на мысли он. Но в этом году произошло нечто странное. У дома стояла машина скорой помощи. Из подъезда вынесли накрытое тело. Юноша подбежал, поднял простыню – мать.

– Умерла от чахотки, – плюнул санитар и оттолкнул паренька в сторону.

Юноша просидел на земле до заката, глотая воздух ртом и тупо хлопая глазами. Он повторял ежечасно: «как от чахотки?». На закате пришли люди в штатском и объявили, что квартира государственная и изымается за долги. С окна ему скинули портфель с грязными трусами и носками. Следом кто-то вытряхнул банку с пеплом. Ночь Юноша провел в подъезде, бегая по этажам от подростков, изменивших свое сознание нечестными методами. Гробовая тишина за окном с этой ночи начала сотрясаться от газовых «хлопков» в домах, «жестких приземлений» самолетов, от недовольств «отрицательным ростом».  Утро же всегда было обычным. Сонным и ничего не предвещающим. Юноша миновал отдел полиции и зашел в соседнее здание, в Центр социальной защиты. Холодный свет внутри зомбировал грязную плитку. А той этого и хотелось.

– Паспорт, СНИЛС, – прогнусавили очки в амбразуре стены, увешанной приказами и постановлениями.

Юноша порылся в портфеле, провонял руки, но так ничего и не нашел. Не сказав ни слова, он пошел к кабинетам.

– Без документов не пущу, – лениво кинула ему в след дама в очках.

В коридоре люди дышали испарениями ближнего. Беременная женщина махала конституцией себе на лицо. Очередь напоминала одну большую металлическую скульптуру. Что оставалось делать Юноше, как не плюнуть на эту фантасмагорию и пойти просить милостыню?

На картонке он написал: «хочу учиться», но за пол дня шапка не озолотилась ни на грош. Тогда он исправил надпись на: «хочу напиться», и ночь ему посчастливилось провести с нищим в каком-то подвале. Романтику создавал бутыль спирта, украденный из кареты скорой помощи; блохастый пес, напоминавший сплошной шмоток грязной шерсти; недоеденный фаст-фуд из мусорного бака и церковная свечка.

– Такой молодой и уже на улице… что творится?.. – говорил нищий и разливал топливо по одноразовым стаканчикам.

Юноша продолжительно закашлял.

– Ну-ну, – похлопал он своей грязной рукой по спине, – сейчас вылечим.

Они выпили.

Пес заскулил и сходил «по-большому».

– Опять сожрал че-то… Ты мне скажи: что есть у них, чего нет у нас?

– Вы мне? – спросил Юноша.

Нищий громко рассмеялся, затем закашлял, выпил еще и сказал:

– Ну да.

Юноша задумался.

– Ну, деньги, например, – наконец ответил он.

Нищий нахмурил брови. Покряхтел и сказал:

– Понятно. Давай вставай, уходи.

– Погодите! Хм… Власть! У них есть власть! – радостно выкрикнул Юноша.

– Все давай-давай, забирай портфель.

Нищий поднялся, взял свечку и начал искать портфель.

– Информация! Они знают больше всех!

– Ты совсем больной? Держи. – Нищий сунул ему портфель. – Выход вон.

Юноша в задумчивости поплелся к выходу. За порогом он остановился и обратился к нищему.

– А что тогда?

– Брат. У них есть Брат. – он сказал это и захлопнул дверь.

Юноша не понял. Он забарабанил в дверь.

– Какой еще брат!? А? – он бил ногами и руками, выкрикивая это раз за разом, пока дверь не открылась.

– Дурень ты или кто? Телевизор что ли совсем не смотришь?

 

Глава 2.

Шли месяцы. А может, годы. В голове Юноши все слиплось в твердые комки грязи. На последние слова нищего о Брате налипло много чепухи и конспирологии, что в общем-то одно и то же. По будням Юноша сидел с табличкой про учебу, а по выходным – про водку. Гусеницы рассудка окончательно увязли в наступлении на земли надежды. Бродячие собаки неподалеку уже захлебывались слюнями. Лето закончилось. Подступали холода. Девушки перестали носить юбки, отчего Юноше стало грустно, и он решил, не дожидаясь выходных, поменять табличку. Только ему стоило перевернуть картонку, как перед ним остановился высокий господин в пальто и шляпе.

– Прекрасно! – захлопал он в ладоши. – Вставайте, пойдемте со мной.

Господин взял его за руку и энергично потащил за собой. Они шли недолго, но молча. Господин изредка подергивал Юношу, будто тот пакет с продуктами. Собаки загрустили пуще прежнего. Вскоре наш безликий герой нашел себя в русской бане, обустроенной под кабинет. Господин усадил его в кресло, а сам сел напротив за грубо сколоченным столом.

– Забыл представиться, я – Учитель. А вас я знаю… Вы брат Брата!

Впервые за все время бродяжничества Юноша поднял глаза и произнес слово.

– Кого?

– Шутить изволите! Браво!

Юноша выхватил из кармана заточку, перепрыгнул стол и повалил Учителя. Кончик лезвия едва касался бледной кожи.

– Если ты про лысого из телевизора, клянусь, я вспорю тебе глотку!

Учитель тяжело проглотил слюну.

– Про него самого. Вспори – и гнев сожрет тебя.

Юноша отступил и занял свое место.

– Так вот, – начал Учитель, поправляя воротник, – ты, видимо, удивлен почему все называют его Братом? Ведь он только твой брат, так?

Юноша молча сверлил Учителя взглядом.

– Ты не хочешь считать его своим братом. Справедливо. Честно сказать, никто не хочет его так называть, это он заставил всех считать его таковым.

– Я не понимаю, – сказал Юноша.

– Я лучше покажу. Пойдем.

Юноша вспоминал последующие события, как прозрение, показанное чередой отвратительных до рвоты стоп кадров. Сперва, в мгновение ока они оказались у главного городского храма. Величественная ряса неуклюже забиралась в черный внедорожник. Учитель обратил внимание Юноши на то, что происходило в салоне. А в салоне батюшка слюнявил пальцы и пересчитывал купюры, затем он закурил, глотнул из фляжки и уже собрался выходить, как вдруг с заднего сиденья ему передали коробочку. Он начал было отказываться, но вскоре согласился, пожал несколько рук на прощанье и вернулся в храм. Там он подошел к мужчине, что-то шепнул тому на ухо, и они вместе пошли к черному выходу. Внедорожник был наготове, и когда батюшка пропустил мужчину вперед, того живо скрутили и упаковали в багажник.  Все это дело священник с чувством перекрестил.

– Рыба гниет с головы, – начал Учитель. – Я решил начать отсюда. Здесь когда-то начиналась жизнь всякого человека. Здесь было убежище от всех бед, только на эти черные одеяния могла рассчитывать каждая душа вне зависимости от ее грехов и страстей. Был Бог. Потом пришли рабочие и крестьяне и уволили Бога. Поставили на его место своего, партийного. Но и тому конец пришел. А все зачем? Затем, чтобы не лезли в логово. А строили свое в голове. И мучились потом от самих себя. Главное, чтоб в логово не лезли!

– Логово? – спросил Юноша.

Далее они переместились к месту, откуда, как горячие пирожки скверного содержания, вылетают постулаты о жизни. Тут висел громадный циферблат со стрелками и отсчитывал оставшееся время. Тут был рой живых существ, бесцельно передвигавшихся по шершавой плите; были башни и дома причудливой формы. Рядом же было почти всё.

– Разве что цирка с клоунами не хватает, – смотрел куда-то вверх Учитель. – Хотя… Ну да ладно, не будем тут задерживаться. Гнетет, будто на кладбище.

За день Юноша увидел слишком много. Была реконструкция Верденской мясорубки в средней школе. Трупы играли отлично, их даже для пущей реалистичности накрыли тканями и увезли. А как играли их матери! Были больницы без лекарств и врачей. Точнее, врачи были, но заболели. Даже удалось запечатлеть новейших роботов в черных экзоскелетах без чувств и эмоций, способных колотить женщин так, что у тех начинался менструальный цикл из неприспособленных для этого мест. Учитель даже открыл юноше нечто прекрасное – искусство. Более, кончено, впечатляли авторы, показывающие сверхъестественные способности своих вен, ноздрей и желудков. Юноша пек хлеб на заводе, куда идут все отцы и никак не могут допечь; отдавал последнее цыганкам; жал руки ветеранам в доме с дырявой крышей; целовал отличницу пьяную в первый раз; писал стихи, от которых становилось только хуже; косо смотрел на неполноценных; зажимал тампоном пробитый в случайной потасовке череп; впервые заплакал; ждал зарплату, чтобы отдать долги; прибирался на могиле матери, ненавидел отца. Он прикоснулся ко многому, но не ко всему, что натворил его Брат.

– А где умы и сердца этих людей? – снова и снова спрашивал Юноша.

– В лакеях у несуществующих идей, – ответил наконец Учитель.

Почти прозрачные они вернулись в баню. Долго сидели молча. Затем рыдали. Бились головой о стены, рвали на себе волосы, расчесывали кожу до крови. Хотели повеситься, но все веревки рвались из раза в раз.

– Это всё из-за него? – спросил Юноша.

– Целиком и полностью. – Учитель сел за свой стол. – Он обезличил человека, довел до крайней точки. Играл на самых низменных, животных чувствах. Все слишком далеко зашло…

Учитель говорил медленно, с трудом связывая слоги в слова. В какой-то момент он рухнул со стула. Юноша подбежал, но ничего под столом не увидел. Голова закружилась. В глазах потемнело.

Глава 3.

Он пришел в себя на том же месте. Стола не было. Не было его кресла. Ничего не было – это была обыкновенная заброшенная баня со сгоревшей крышей. Кто-то методично тыкал Юношу в бок. Он поднялся. Перед ним стояла маленькая девочка дошкольного возраста в изорванной куртке и желтой беретке набекрень.

– Что тут произошло? – спросил Юноша.

– Ничего, – ответила девочка и убрала палку за спину. – Баня в прошлом году сгорела.

Юноша пошатнулся. И если бы не девочка, то свалился бы он в очередное забытье. Может, и навсегда.

– Где твои родители? – удивился Юноша.

– Не знаю.

Они вышли из бани, взялись за руки и зашагали в сторону высокого моста.

На площади перед мостом почивал бизнес центр. Юноша постучал в окно одного очень дорогого авто. Черное, как ночное озеро, стекло приспустилось. Всплыли маленькие зеленые глазки-лягушки и белые брови.

– Прошу прощения за беспокойство. Я заметил вашу машину, вы, должно быть, ни в чем не нуждаетесь, но…

– Ароматизаторов не надо.

Стекло стало ползти вверх, но грязные пальцы Юноши помешали.

– Я не об этом. Видите ли, тут маленькая девочка потерялась. Вы не могли бы взять ее к себе на первое время, пока родители не объявятся? Она скромная, много не ест. Что вам стоит?

Водитель начал что-то говорить, но остановился.

– У меня кошка дома, она к новым людям не привыкла. Извините. – произнес он, и машина начала двигаться с места.

Юноша не отпускал стекло и шел вместе с авто.

– Что вы делаете? Уберите руки! Говорю же – нет. Я живу за городом, а если с ней случиться что? Скорая долго будет ехать. Я только хуже сделаю! – последние слова он уже выкрикивал. Водитель проехал на красный, ему сигналили, но железный вороной конь уже пускал пыль в глаза злым пешеходам и опечаленному Юноше.

Вернувшись к девочке, он развел руками, и они продолжили путь к мосту. Приближаясь к середине, девочка крикнула:

– Гляди, им нужна помощь!

У перилл суетились двое: первый – инвалид-колясочник, второй – старик с моноклем – пытался вытащить первого из кресла. Юноша подбежал и предложил помощь, на что старик ответил:

– Да, нужно скинуть его с моста.

Юноша схватил старика за руку и спросил:

– Зачем?

Тут заговорил первый:

– Зачем!? Посмотри на меня! Я – вещь. Барахло, хлам, который причиняет неудобства всем вокруг. Жена ушла, потому что удовлетворять ее больше нечем. И ладно бы я родился таким! Но ведь я просто ехал в такси на тренировку! Мне тридцать лет, а мать за мной зад подтирает! Зачем? Затем, что хватит!

– Правильно, правильно, хватит, – тихо сказал второй.

– А этот и рад, – бросил ему инвалид, – конечно, кто согласиться за бесплатно человека с моста скинуть? Знал, что надо пенсионные откладывать…

– Погоди, это какой-то бред… – пытался понять Юноша.

– Бред? Бред – это пандусы с ямами. Бред – это гроши, что в меня бросают раз в месяц. Бред – наигранное сочувствие бывших друзей, которые для галочки жалеют тебя, а через минуту договариваются сыграть в футбол. Зачем… Хороший вопрос ты задал. Зачем мне жить? Чтобы что? Вот ты ходил, смотрел на всех уродов свысока, а теперь опустился на уровень ниже и сам урод. Если ты тут героя пришел играть, лучше катись. Потому что я полз к этому дню десять лет.

– Но ведь у него только ноги не работают… – шепнула девочка на ухо Юноше.

– У вас ведь только ноги… не работают… – неуверенно продублировал он.

– Он издевается! – завопил инвалид. – И что мне теперь, в параолимпийский баскетбол идти? Ты стоишь на ногах, поэтому думаешь по-другому. Тут внизу все совсем иначе.

– Да, молодой человек, вы идите куда шли, мы тут сами… – сказал старик и заслонил инвалида своим телом.

– Господи, – Юноша закрыл лицо ладонями, девочка взяла его за руку и повела дальше.

Навстречу им шли влюбленные парочки, проносились дети на велосипедах. В конце моста молодежь громко слушала музыку и танцевала. За мостом, в сквере туристы слушали гида, фотографировали скульптуры, ели мороженное на лавочках. Пели птицы, солнце сушило лужи. На перекрестке инспектор клянчил взятку у неопытного водителя, который только что переехал старушку. Девочка расспрашивала юношу почему люди решают убить себя. Можно ли считать их смелыми или наоборот трусами.

– Вспомнила! – вдруг остановилась девочка, – один мой друг просил помочь ему в чем-то. Тут недалеко, пойдем.

Она привела юношу за гаражи. Там толпа хулиганов прижала хилого мальчонку к стене и что-то с него требовала.

– По животу не бейте, лучше вот сюда, в солнышко. Тут следов не будет, – говорил мальчонка.

– Деньги принес? – спросил хулиган.

Тот достал целлофановый пакет с мелочью и передал. Те почесали головы, посчитали и главарь сказал:

– Не хватает.

Мальчонку начали колотить. Юноша дернулся заступиться, но девочка остановила его.

– Не сейчас, – сказала она.

Когда избиение подошло к концу, мальчонку усадили, и хулиган сказал:

– Пацаны, а помните он сказал, что он тоже мужик, типа у него даже девушка есть? Мы пообещали, что не будем его трогать если это правда.

– Да, да! Есть! – подобострастно запищал мальчонка и подбежал, прихрамывая, к девочке. – Вот!

Он отвел ее к толпе, те покружились вокруг нее, оценили, пошептались между собой. Главарь поставил их рядом и сказал:

– Тогда докажите, что вы встречаетесь. Займитесь сексом.

– Мы не умеем… – едва слышно сказал мальчонка.

– Тогда какой ты мужик после этого! – крикнул главарь и спустил своих псов.

Девочка убежала прочь вся в слезах. Юноша замер, не понимая кому помочь. Плюнул и пошел за девочкой.

Он нашел ее недалеко во дворе на лавочке. Кто-то увидел ее рыдающую и подарил мороженное. Юноша сел рядом и приобнял дитя.

– Он сам виноват, – молвила она, – он сам постоянно ходит с ними, напрашивается на дружбу, иногда даже просит, чтобы его били. Я думала, смогу помочь ему. Но ему не нужна моя помощь. Ему ничья помощь не нужна.

Он просидели там какое-то время, болтая о всяком. На детской площадке играли дети. Юноша отвел девочку к ним, а сам сел на скамейку за песочницей. Через минуту к нему подсели родители какого-то мальчика. Услышанный диалог стал тогда последней каплей.

– Милая, – обратился мужчина к жене, – а с кем это он там играет?

Милая забегала глазами, во рту у нее пересохло, она начала что-то мямлить.

Муж повторил еще раз.

– Кто эта девочка, что догоняет нашего нового сына?

– Это наша старая дочь, – дрожащим голосом ответила жена.

Глаза юноши покатились, но он почему-то решил дослушать.

– Та дочь, которую ты заперла в подвале и которая не должна была оттуда выбраться?

– Это была твоя идея! – вскрикнула жена.

– А тебе всего лишь требовалось запереть замок! – он смотрел на нее и щурился, – я понял… ты не смогла. Материнский инстинкт? Или просто слабость и безответственность?

– Слабость? Ты мне говоришь про слабость? Иди шалашовке своей рассказывай, к которой чуть что бежишь, хвостом виляешь.

Муж влепил ей оплеуху.

– Значит так, щас идешь, берешь ее и ведешь обратно в подвал.

Тут девочка подбежала к Юноше и сказала:

– Пойдем с нами в догонялки!

Родители сидели, пытаясь подобрать отвисшие челюсти.

– Так ты, тварь, умеешь разговаривать, – проскрежетал отец.

– А мы думали немая… – добавила мать.

Подбежал новый сын. Юноша смотрел на родителей, родители на Юношу, девочка на мальчика, а мальчик на девочку. Молчание длилось вечность.

– Мама, кто это? – нарушил тишину сын.

– Помолчи, – ответила мама. – А ты кто такой? – спросила она Юношу.

– Вам не стыдно? – ответно спросил он.

– А ты нас жизни не учи, щенок! – гавкнул отец, – наша дочь, что хотим, то и делаем.

– Это мера воспитания такая? – продолжал Юноша.

– А если бы у тебя немая родилась? А потом пялилась в окно часами. Не жрет, не пьет, сидит рот разинула и пялит в это окно. То ржет, то плачет. Свои будут – поймешь, может быть, – разразилась мамаша.

– Пойдем, – Юноша взял девочку за руку.

– Дочь мою на месте оставь, –грозно промолвил отец.

– Она вам вещь какая что ли!? – крикнул Юноша. – Изверги!

– Не пищи! – сказал отец, – щас полицеймейстера вызовем, у нас документы на нее с собой, а про тебя скажем: маньяк.

Тут сын схватил девочку за руку, и они понеслись так быстро, будто спасались от ядерного взрыва. Мать вскочила бежать за ними, но отец ее остановил и сказал:

– Черт с ними. Пошли, я знаю, где можно взять еще.

Юноша наблюдал как развевается на ветру коса девочки. Она успела обернуться и помахать ему рукой. На лице ее была улыбка.

Глава 4.

Тотальный наркоз. Он качал в тысячелетней колыбели каждого или почти каждого. Юноша был среди них. Этот кислый раствор сна, яви и галлюцинаций выбросил его из сетей господствующего дурмана. И ведь только теперь он понимал – то был дурман. Все вокруг так и живут в этом хаосе, и он для них – стабильность. Парадокс? Логичное следствие. Следствие преступного и дьявольского процесса, который запустил Брат. Юноша вспоминал потом, что всю свою жизнь он помнит только в двух эпизодах: первый – вырванные события после смерти матери, и второй – все, о чем речь пойдет ниже. Чувствовал ли он какую-то избранность? Вряд ли. Он делал то, что не мог не делать. Было ли это предначертано? Снова нет. Так сделал бы каждый на его месте. Рассматривать эту историю правильней от лица самого Брата. Тот знал, что неизбежно фигура Юноши вторгнется в его жизнь. Все, что он хотел – это самому определить характер вторжения.

О Брате не получится рассказать многого. Его все любили. За что и почему – неясно. Малышам читали сказки о том, как всю жизнь Брат героически отражал атаки злодеев, что ни на секунду не оставляют попыток сожрать заживо каждого младенца на земле Брата. В школах учат, что Брат из холодной пустыни создал рай и цветущий сад. Для достоверности он даже оставил кое-где такие пустыни нетронутыми, чтобы был наглядный пример. Все уверены, что безнравственные соседи до трясущихся коленей боятся Брата. А значит и их самих.

Юноша торчал кривой палкой из необъятной кучи людей. У Брата был день рождения, он твердым шагом вздымался по мраморным ступеням на залитую светом сцену. Дети визжали от радости, бабушки не успевали вытирать слезы счастья. Стены ближайших домов тряслись от аплодисментов. Орала музыка, все махали флагами, прожектора стреляли в лица обезумевших людей. Это был один ненормально-восторженный организм, который ждал нового слова или хотя бы вздоха именинника. И дождался.

– Сегодня непростое время. Непростое и для меня. Я много лет честно исполнял священный долг охраны нашей с вами целостности и безопасности. Но рано или поздно это должно было случиться. Я принял решение о добровольной отставке.

Дальше начали происходить совсем фантастические вещи. Стоило Брату это сказать, как весь этот организм впал в звенящую истерию. Синхронно зарыдали младенцы, дети постарше попытались убежать, но тут же попадали. Их начали топтать взрослые мужчины, впавшие в состояние архаической ярости, женщины валились в обмороки. Кто-то начал просто качаться туловищем с пустым взглядом и бредить.

– Но! – понаблюдав какое-то время, с улыбкой сказал Брат.

Все замерли.

– Есть достойный кандидат продолжить мое дело. Мой родной брат! Он сейчас тут. Выходи сюда!

Торчащая палка выделилась. Юношу с взрывным восторгом взяли на руки и понесли по верхам к сцене. От раскачиваний подступил приступ тошноты. Его вырвало на какую-то девушку. Та запрыгала в экстазе и послала воздушный поцелуй. В какую-то секунду Юноша увидел перед собой мать. Она погладила его волосы и сказала:

– Ты знаешь, что делать.

Юноша выпрямился на сцене. Взревела музыка, загрохотали салюты. С десяток минут толпа билась в припадке блаженства. Наступила тишина.

Он знал, что говорить, но не мог и предположить, что случится с людьми и миром после его слов. С миром, который даровал ему жизнь. С миром, в котором он впервые влюбился. С миром, в котором была мать. Он выдержал паузу и начал.

– Я принимаю пост. – Толпа ликовала несколько минут, потом их успокоил Брат. – И на новом посту я хочу, чтобы вы слушали и внимали моим словам. Очнитесь, люди! Мой брат подложил вам беременную нищетой и пьянством свинью!

Люди начали перешептываться. Охрана Брата забеспокоилась, но тот велел им не встревать.

– Вы отравлены ядом, – продолжал Юноша, – ваш всевидящий и всемогущий Брат – маска. Вы не догадываетесь что под ней? Я расскажу. Вы все – отказавшая часть одного тела. Другая половина пыталась волочь вас за собой, но вы выбрали смерть. Приятную и комфортную смерть. Брат торгует вами с болезнями, войнами да и просто ради личной наживы. Это неправильно! Так не должно быть. Вы претерпели многое, но я говорю: вы всё еще люди! Вы достойны и заслуживаете нормальной жизни, с правильными ценностями. С настоящей поддержкой инициатив и творческих решений, а не смешными пенсиями и пособиями.  И другая половина тела обязана помочь! Ее тут, может, и нет. Но тут – не значит нигде!

Юноша сделал паузу. Царило безмолвие. Он подошел к Брату, приобнял его и вместе с ним вышел к краю сцены.

– Вы не обязаны терпеть страдания и унижения. Каждый из вас не сделал для этого ничего плохого. Вы должны понять, что вас загнали в этот мусорный мешок, лишь для того, чтобы вами было проще управлять. Власть – это не ум, а порядок. Какой ценой вы платите за этот порядок? Вот мой брат. Я помню фрагменты из нашего детства. Никто никогда не замечал его. Все компании отплевывались, ведь он был слишком скучный для них. Слишком серый и неприглядный. Он стал напрашиваться на битье, чтобы хоть какое-то внимание падало ему с барского стола. Под маской скрывается заурядный комплекс и внутренняя обида на весь мир. Он отыгрывался на вас, чтобы тешить свои травмы, которые и случились лишь потому что он глуп и бездарен. Он наконец кажется кем-то великим, но суть осталась та же. Суть его в слабости и паталогической услужливости своим и чужим бесам.

Толпа начала свистеть, выкрикивать ругательства. Началось движение.

– Я знаю, вы не это ожидали услышать! Но теперь же я главный! Вы сами поддержали это решение. Мой брат осознал все это. Осознал свою ничтожность и, что самое главное, – смертность. Перед концом он предстанет никем. Его богатства, статусы и выступления не уйдут с ним в могилу. Он понял, что сдохнет такой же челядью, какой считает каждого тут присутствующего.  И что он решил? Сбагрить свой загаженный притон другому. Пусть расчищает, – он повернулся к Брату и посмотрел на него в упор, – нет, братец, это все твое. И знаешь, был бы у тебя шанс воскреснуть после смерти, ты бы попробовал еще раз. И еще раз наделал бы в себе штаны.

Стакан переполнился. Люди пришли в крайнюю степень волнения. На сцену полетела еда, обувь, домашние животные.

– Парень прав! Никакой он нам не Брат, – вдруг закричала женщина в первых рядах.

Ее спутник впечатал свою даму лицом в забор.

– Самый сильный, я смотрю? – вступился толстяк, стоящий рядом.

– А ты ей кто, любовник? – огрызнулся спутник.

Толстяк ударил первый. Мужчина ответил. Началась потасовка, которая будто спичка, зажгла весь коробок. Начался, вероятно, самый массовый мордобой за всю историю.

– Я столько лет не мог вывести хаос из под контроля… – улыбался этому ужасающему виду Брат, – а ты сделал это за несколько минут. Родная, свежая кровь, – тут он обнял Юношу, – ты достоин быть их королем.

Юноша крепко прижал Брата к себе.

– Я достоин того же чего и ты.

Он с силой оттолкнулся, и они, сцепившись вместе, полетели почти в самый центр ожесточенной схватки. Дальше ничего уже нельзя было разобрать.

Глава 5.

Так началась война «двух половин одного тела». Началась она тогда, когда брат пошел на брата. Но потом учитель шел на ученика, врач на больного, полицейский на судью, книга на писателя и так далее. Конечно, это был конец. Конец, положивший начало чему-то новому. Земля умылась кровью. Взяла полотенце, вытерла лицо и пошла проверять следующий угол.