Эфемерное время

Пусть пройдут беспокойные годы.
Время лечит? Серьезно? Посмотрим.
Не вчера ты ушел… И восходы
Уж давно одинокая нота.

Но сегодня особо тоскливо…
Даже музы сбежали бесследно.
Взад-вперед я хожу суетливо.
Чистый лист. Все стремления тщетны.

Думы разные круговоротом,
Что прогнать не могу от порога.
Где ты? С кем ты? Как апперкотом
Ты отправил меня до срока

В ту пучину, что давит душу…
Заживут ли рубцы? Я не знаю.
Но поверить хочу, что я сдюжу,
И врачует что память. Трамвая

Звон врывается в окна с рассветом.
Гаснут звезды. Смывает дождь сумрак
Ночи с улиц. Дождь апологетом,
Одиночеств стал, нудный, бесшумный…

Время лечит? Возможно. Наверно.
Я поверю. Попробую снова.
Только время – оно эфемерно…
Утро. Девственный лист. Нет ни слова.

Пустота

Я постепенно привыкаю к пустоте.
Едва звенит она, чуть слышно, жалкой нотой.
И на пустом холсте, на жизненном холсте,
Лишь след, что сохнет. Даже сохнет неохотно.

Но память – слишком полноводная река.
Чуть тронь, утонешь в нерастраченном ты прошлом.
Уютном. Прошлое – оно ведь (так всегда)
С годами выглядит волнующе роскошно.

Обиды враз забылись вдруг. И лишь цвета
Полутона, полуэмоции и чувства.
Так трудно в мире жить мне. В том, где нет тебя.
И я не зря не помню о твоем распутстве.

Всегда проигрывает нынче прошлым дням.
Ведь в прошлом было все, улыбки, грезы, планы.
А нынче что ж? Сегодня я одна, не там.
Никто со мной. Лишь пустота. Боль прошлой раны.

Жестокий мир

Коль думаешь, что ты сей мир обманешь,
Оставь надежду всяк сюда входящий.
Не переварит показных рыданий
Толпа, под силой лозунгов кричащих.
Не примет лицемерной страсти сердца.
Сфальшивь и не поверит даже в слезы…
Толпа вообще цинична и отвергла
Не одного певца презреньем злостным.
Но если вдруг на миг и возвеличит,
Не возгордись признанием народным.
Изменчива любовью фанатичной,
Толпа низвергнет вмиг, другим в угоду.
Катком пройдется по твоим надеждам.
Еще вчера боготворила страстно,
Танцуют на костях нынче невежды.
Свершилось сколько в исступленье казней.

Отец Михаил

Отец Михаил, что расстрелян был дважды.
Сначала за веру… А впрочем, неважно…
Чего ворошить? Все прошло и забыто.
Так что же хранить в сердце долго обиды?
Землей не накрылся и то, слава Богу,
Не сгинул он в яме, спасибо убогим,
Из ямы тащили, за жизнь не цепляясь,
Лечили с молитвой, все вера святая.
Второй по доносу, пред самой войною,
Он зла не держал. Бог не спорил с судьбою…
И вновь повезло, заменили на штольню…
На фронт попросился он сам, добровольно.
С молитвой он шел на врага, в числе первых,
Других согревая недрогнувшей верой.
И с ней же шел в бой. Помогало, наверно,
Живым коль вернулся из самого пекла.
Под Богом все ходим, он дважды был ранен.
Но все затянулось, не сгинул в тумане.
И смерть миновала, дошел до Победы.
Потом и в работе, всегда самый первый…
Любви он учил ребятишек, смиренью,
Читать и писать, и к другим уваженью.
Учил, как по жизни пройти, не сломаться…
Тем навыкам, что пусть несложны, но важны.
К детишкам любовь перенес через годы.
Своих не сподобил Бог, но дал в угоду,
Сирот, их война породила без счета…
Отцом стал для многих в своем он приходе.
Приют создавал, что имел отдавая,
Теплом своим души людские спасая.
Свет Бога отец Михаил нес сквозь годы.
Он веру в людей не утратил… И в Бога.