Она появилась внезапно, как первые листки на деревьях, как первая зелёная трава, как лёгкое дуновение ветра. Хрупкая, нежная, неуместная в своё лёгком белом пальто среди зелёных блиндажей и старых палаток.

-Ты как здесь оказалась?

-Женой твоей буду, как же ты один без жены.

И улыбнувшись, протянула первые подснежники, такие же хрупкие и белые, как и она.

Командир выделил нам день отпуска на свадьбу, чего мне это стоило, лучше не вспоминать. И вот мы идём по улочкам ближайшей деревни, надо найти сельсовет или управ. начальство, чтобы нас зарегистрировали. Она смеётся, щебечет, как ранняя птица. Я же невольно улыбаюсь, робко держу её за руку.

В комнате стол, стул, портреты вождей, всё строго, чинно и официально. Идём отдохнуть в лес: кругом тишина, запах первой травы, яркие лучи мартовского солнца. Впереди целый день отпуска, а ещё дальше целая жизнь.

Откуда они взялись я не разобрал сразу, вроде не было никого, а тут раз и из-под земли выросли, как грибы, только с автоматами.

И очередь пустили сразу, не дав спохватиться. Очень чётко помню, как она упала: нелепо, неумело, некрасиво. И алое пятно крови стало медленно растекаться по белому пальто, такому неуместному, но такому родному. Меня ранило в плечо, я упал и ползком за ближайший пенёк. Отдышался и, собрав силы, бросился в бойню не за Родину, как бы не была она мне дорога, не за вождей и советский народ, а за хрупкую девушку в белом пальто с алой отметиной на груди. Я бился как зверь, как загнанный, но не сдающийся зверь, просто бил их голыми руками и в конце они просто в ужасе бежали, крича что-то на своём лающем языке.

Я, шатаясь, шёл назад. Надо было найти её, нельзя оставлять лежать на сырой земле. Но там никого не было. Лишь в голубом небе парила белая голубка, легко и свободно, как будто не было выстрелов, драк, войн. Я побрёл в часть. Пришёл усталый, измученный, но полный мести. Командованием было принято решение срочно отправляться зачищать лес. Меня хотели оставить из-за ранения, но я только глянул на командира, и он поставил меня в первом ряду.

Ещё никогда я не кричал так громко и яростно: «В атаку!». Ещё ни разу я не бился так ожесточённо и доблестно, не щадя ни себя, ни других. Вечером нам бинтовали раны, считали погибших. Я был как в полудреме от усталости. Я чего-то ждал и сам не знал чего. Поздно ночью проснулся от лёгкого стука в окно. Душой почувствовал, что это моя голубка. Так и было. Тихо, чтобы не потревожить спящих бойцов, я пошёл за ней. Белая птица парила в темноте, указывая путь. Вскоре мы замерли у свежей могилы посреди поляны белых подснежников. Голубка уселась на крест, немного погуркала, как будто говорила со мной и медленно взлетела ввысь. Я смотрел вверх и не сразу понял, что глаза щиплет от слёз. Медленно подкрадывался рассвет. Подснежники томно запахли. Природе было всё равно, что на дворе стоял март 1942 года, главным было то, что это всё же была весна.